20
— А КГБ? — спросила Натали.
— Василий срал на КГБ, — грубо отозвалась Елена. — Если б КГБ узнал о заговоре, начались бы расстрелы всех кого попало, без разбора. Этого Василий тоже боялся.
— Так что же, он оказался между двух огней?
— Ты когда-нибудь читала что-нибудь, кроме биржевых новостей? Ты сытая, богатая американская самка… Ты читала своего писателя Эдгара По? — У Елены оказалась в наличии не только пушистые волосы, но и ядовитая ухмылка. — Есть у По рассказ «Колодец и маятник». Василий оказался в таком же положении, как герой рассказа. Василия бросили в камеру, и все четыре стены надвигались на него, чтобы раздавить. А ты в это время что делала? Ты акциями спекулировала, а он спасал человеческие жизни. Кто его предал? Ты или твой любовник?
— У меня нет любовника! — Это был крик души Натали, произнесенный шепотом.
— Что тебе надо от меня? Я тебе все рассказала. Езжай обратно в «Союзпушнину» и ешь, пей и трахайся. Все за наши народные деньги! — Елена была в ярости.
— С кем говорила Люба по телефону? Прости, но Уоллес, кажется, больше доверял тебе, чем ей.
Неловкая лесть не оказала воздействия на Елену. Она была по-прежнему груба и откровенна.
— Хочешь влезть в мышеловку — так лезь! Тебе хочется потрахаться с нашими самцами — маршалами? Есть один такой — маршал Лапшин. Сегодня в Кремле они вешают друг на друга Золотые Звезды… потом киряют.
— Достань мне приглашение в Кремль!
— Много хочешь. Мой папочка еле добился его для себя. Потряси за шкирку своего посла… или попроси Любочку.
Не простившись, Елена решительно направилась к выходу. Люба вернулась. Взявшись за лопату, она весело провозгласила:
— Да здравствует свободный труд свободных людей на свежем воздухе!
Свидание с Никитой явно поправило ее самочувствие.
— Познакомь меня с Лапшиным, — попросила Натали.
— Это распространенная фамилия, — беспечно отозвалась Люба. — С каким именно?
— С маршалом.
— Иди в Кремль и поцелуй его в задницу.
— Я серьезно. Он будет в Кремле на приеме?
— Он там хозяйничает! — мрачно сказала Люба и подцепила лопатой заледеневший кусок хлама.
Старинный Китай-город постепенно очищался от грязи, но в воображении Натали находящийся неподалеку Кремль был заполнен дерьмом до краев, вплоть до зубцов его знаменитых стен. Никакие архитектурные красоты не могли скрыть преступного клейма, отпечатавшегося на нем.
Вернувшись в тепло и относительную безопасность своего номера в «Национале», Натали тотчас же соединилась по телефону с офисом Федора Шелпина в «Союзпушнине».
— Куда вы пропали?! — воскликнул с неподдельной радостью чиновник, вероятно, бессменно дежуривший у себя в конторе.
— Я жива, здорова и мечтаю попасть в Кремль.
— Нет проблем. Сегодня во Дворце съездов «Жизель».
— Меня не интересуют балерины. Могу ли я попасть на правительственный прием?
Шелпин замолк, как будто задохнулся.
— Зачем?
— Вам знаком такой термин — коммерческая тайна? Хоть я и женщина, но прежде всего я коммерсант.
Натали даже через междугородный телефон слышала, как в мозгу Шелпина крутятся плохо смазанные колесики. Она поставила перед ним трудно поддающуюся анализу и решению задачу. Раздался щелчок, колесики замерли.
— Это невозможно. — Таков был ответ Шелпина.
Что ж! О'кей! Натали без колебаний повесила трубку и позвонила в посольство. Процедура соединения с ответственным и необходимым для решения проблемы чиновником была настолько тягостной и унизительной, что Натали за это время трижды захотелось оплевать свой родной звездно-полосатый флаг.
«Да, мы знаем о вашем пребывании здесь, миссис Уоллес. Да, мы знаем о фирме «Котильон». Да, мы сожалеем, но сейчас уик-энд и посол находится в загородной резиденции». В конце концов она услышала голос, который ожидала услышать. Бесцветный, нейтральный, очищенный путем долгих тренировок от всякого акцента. Таким же голосом разговаривают все чиновники во всех посольствах всех стран мира. Как последний шанс, Натали решила использовать «блат».
— Мой папа рассказывал о вас, мистер Финни. Вы вместе работали в Праге.
— Конечно, я отлично помню вашего отца. Наше сотрудничество доставляло мне удовольствие, надеюсь, взаимное. Рад услышать голос дочери мистера Стюарта. По моим сведениям, вы находитесь в Ленинграде…
— Я в Москве, в «Национале».
— Чем я могу быть вам полезен?
— Моя фирма «Котильон» планирует поставки меховых изделий для генералитета Советской Армии…
— А!
Это «А!» было многозначительным. Но, пока собеседник терялся в догадках, нужно было, не останавливаясь, переходить в атаку.
— Мне нужно попасть на прием в Кремль. Я хочу лично увидеть этих русских воинов, желающих щеголять в новой форме.
— Прекрасная идея. Но вам придется удовлетвориться только моим описанием. Я не имею никакой возможности пригласить на прием третье лицо…
— Ни малейших шансов?
— Абсолютно никаких.
— Вы были со мной так любезны, — съязвила Натали.
Почти час пришлось Натали ждать связи с офисом Грега в Вашингтоне.
— Так уж это важно? — спросил Грег в ответ на ее просьбу.
Она представила себе, что подумал Грег, войдя в кабинет, сняв трубку и услышав ее крик о помощи из далекой Москвы. Вероятно, он ночью без особого энтузиазма занимался любовью со своей сексуально озабоченной женой, глотнул на завтрак охлажденного апельсинового сока, наскоро погладил по головкам еще не проснувшихся детей, завел мотор «кадиллака», пробился через автомобильные пробки, поручил негру из охраны отогнать машину на стоянку и теперь, раздраженный и не готовый к принятию каких-либо решений, выслушивает нелепую просьбу своей кузины. После свидания с Джервисом они не встречались ни разу и даже не звонили друг другу. Грег не выказал ни удивления, ни интереса к рассказу Натали. Он был сух и сдержан как никогда.
— Удачи тебе! — сказал он.
Связь прервалась.
Натали пошла в ванную. Едва она разделась, зазвонил телефон. Она узнала тусклый голос чиновника из посольства. Теперь он был более оживленным и ворковал, как голубок.
— Миссис Уоллес? У нас в семье случилась неприятность. Только вы можете выручить нас. Моя супруга неожиданно простудилась. Врач прописал бедной Каролин постельный режим. Она вся обложена грелками и глотает аспирин. А я обязательно должен присутствовать на кремлевском приеме. Каролин в отчаянии, что я буду скучать там один. Вы, по моим сведениям, свободны сегодня вечером…
— У вас абсолютно точные сведения. И я буду счастлива увидеть вас в материализованным образе, а не только общаться с вами по телефону…
В ответ Финни сделал не очень удачную попытку рассмеяться. Натали заранее решила подружиться с мистером Финни. Ей был необходим не только гид, но и союзник. Но Финни оказался на редкость неприветливым и непроницаемым типом. Внешне он походил на изрядно полысевшего президента Гарри Трумэна, отрастившего крохотные усики и облаченного в смокинг.
Он поддержал ее за локоток, когда она садилась в принадлежащий посольству лимузин с американским флажком на капоте, и шепнул на ухо, остерегаясь русского шофера, замершего, как каменное изваяние, на водительском месте:
— О сути дела потом. Сейчас вы моя внучка.
Натали чмокнула его в щеку.
— Спасибо, дедушка! Привет тебе от папы.
— Если он принялся вновь за старые дела, я могу это только приветствовать! — Финни на мгновение расплылся в довольной усмешке, как кот, лизнувший сливок.
Сотрудники ГАИ контролировали движение вдоль кремлевских стен, заворачивая посторонний транспорт и выстраивая правительственные ЗИЛы, «мерседесы» и «кадиллаки» иностранцев в одну линию, медленно втягивающуюся в Боровицкие ворота Кремля. Военные охранники в парадной форме и при всех регалиях внимательно изучали приглашения, заглядывали сквозь опущенные стекла в нутро роскошных автомобилей и по одному впускали их в узкий короткий туннель под Боровицкой башней. Дорога между кремлевских храмов, дворцов и служебных строений извивалась как змея. Натали попыталась завязать разговор с Финни, но «дедушка» был угрюм и молчалив. От него веяло металлическим холодом, как от бронзовой Царь-пушки или Царь-колокола с отколотым краем.
Снег сыпался с темного неба. В лучах прожекторов затеяли круговерть белые хлопья. Солдаты — вряд ли это были рядовые, но форма на них была солдатская — с медвежьим гостеприимством распахивали дверцы машин и раскрывали над выходящими на холод гостями черные казенные зонтики. Армейская прислуга — юноши, чьих подбородков еще не касалась бритва, — помогала прибывающим освободиться от верхней одежды, а женщинам указывала место, где они могли бы с удобством сменить уличные сапоги на выходные туфли. Мать рассказывала Натали об этом русском ритуале. Такое происходило везде — на приемах, в театрах, в ресторанах.
Финни провел Натали через последний кордон, и они оказались в огромном зале, залитом светом. Хрустальные люстры искрились под высоким потолком. В нарядной толпе мелькали лакеи с серебряными подносами, уставленными бокалами с шампанским. Глаза слепило от блеска бриллиантов на женских шеях, хрусталя и золотых армейских погон.
— Кажется, произошла реставрация монархии, — шепнула Натали.
— Армия всегда была в России на особом счету. И при царе, и при большевиках, — неохотно пояснил Финни.
— У меня дыхание перехватило от всего этого зрелища.
— Русские коммунисты — самые богатые коммунисты в мире.
— По тому, что я наблюдала на улицах, этого не скажешь.
— Они предпочитают не выставлять свое богатство на витрины магазинов, как мы, французы или итальянцы… Вожди не любят посторонних глаз и внешне ведут скромный образ жизни. Это повелось еще со времен Ленина. Пиршества и развлечения происходят за закрытыми дверьми. О том, что там происходит, знает только прислуга, но помалкивает. Ведь ей достаются очень жирные объедки.
Оказывается, Финни был не лишен сарказма.
Натали растерялась. Разыскать в этом блестящем хороводе маршала Лапшина и вызвать его на откровенную беседу было задачей совершенно невыполнимой, но Финни пришел ей на помощь.
— Гостей принимает кандидат в члены Политбюро Худенко. Он и его супруга здесь за хозяев. Рядом с ним два маршала — Аксенов и Капеев.
— Жена Худенко просто само очарование.
— Этим отличается новый режим от старого, перестройка от «застоя». Горбачев ввел моду на хорошеньких жен. При Брежневе было по-другому. Жен его друзей-соратников неудобно было показывать людям.
Супружеская пара Худенко справлялась с процедурой приветствия гостей с вполне светской непринужденностью. Они ничем не отличались от манхэттенских состоятельных биржевиков, устраивающих пышный прием «напоказ». Та же живость, легкость, ни к чему не обязывающая приветливость. Когда очередь дошла до Финни с его спутницей, раздались преувеличенно бурные сожаления по поводу отсутствия американского посла из-за его занятости, сочувственные расспросы о здоровье милой Каролин — супруги Финни и комплименты в адрес Натали. Помощник что-то шепнул на ухо жене партийного босса, и товарищ, вернее, госпожа Худенко расплылась в улыбке.
— Как же, как же! Я наслышана о «Котильоне». Я покупала ваши манто и жакеты в Нью-Йорке. Потрясающее качество меха. Григорий, послушай, госпожа Невски пошила мое американское манто.
— Не совсем так, — улыбнулась Натали. — Шьют скорняки. А я лишь эксплуатирую их труд и выколачиваю прибавочную стоимость.
— Не будем вспоминать Маркса. Мир праху его! — заявил Худенко с иронической усмешкой. — На вашей таможне у всех глаза полезли на лоб. «Зачем вам уголь везти в Ньюкастл?» Я ничего не понял. При чем тут каменный уголь? Но мне сказали, что это английская поговорка. Для чего везти в Россию меха, если их там навалом? Мне пришлось объяснить, что я восхищаюсь качеством работы американских меховщиков и везу образцы для обучения наших мастеров.
— Я польщена! — воскликнула Натали. — Буду рада повидать вас в Нью-Йорке.
Очередь желающих представиться товарищу Худенко дышала им в затылок. Натали и Финни отошли в сторону.
— Вы прекрасно говорите по-русски, — удивился «дедушка».
— Отец хотел сделать из меня дипломата.
— Почему же этого не случилось?
— Я захотела быть богатой, а не жить на жалованье.
— Да, мы небогатые люди, — вздохнул Финни, — но кто-то же должен выполнять черную работу.
Он здоровался со знакомыми, представлял им Натали, выслушивал соболезнования по поводу болезни своей супруги. Они осушили по бокалу шампанского. Все шло своим чередом.
— Кто здесь «за» и «против» Горбачева? — решилась напрямую спросить Натали.
Американский контрразведчик фыркнул.
— Непрофессионально задан вопрос. Сегодня он «за», завтра «против»!
— Вы шутите?
— Ни в малейшей степени. Конечно, армия всегда была и есть на стороне консерваторов, но Горби старается ее не обижать. Западные немцы подкидывают ему деньги, а он на них подкармливает генералов.
— Здесь много и гражданских лиц. — Натали окинула взглядом зал, где военная форма вовсе не доминировала, несмотря на официальное заявление, что прием организован Министерством обороны.
— А как к Горби относятся штатские?
— Молодые хищники обеими руками за него. Где развели костер и начали жарить мясо, есть возможность разжиться лакомым кусочком. А те, кто против, аморфны, они сыты и спят на ходу.
— У оппозиционеров есть цель?
— Нет у них цели… Только не упустить то, что успели приобрести. Все как везде. Как в Карфагене, как в Риме. Элита гниет на корню.
— А если она все-таки оскалит зубы?
— Переворот? Я в такое в коммунистической стране не верю. Может быть, это будет спектакль для народа, а на самом деле старые и новые политики договорятся между собой. Россия богатая страна. Есть что поделить. Конечно, не исключено, что какой-нибудь алкоголик вспрыгнет на танк и пообещает народу бесплатную водку.
— А маршал Лапшин? Мой муж рассказывал мне о нем. Он здесь?
Финни начал вертеть головой. Его глаза были как локаторы. Наконец он засек цель.
— Маршал в картинной галерее. Прохаживается в одиночестве.
— Почему он не со всеми?
— А он всегда такой. Он создает себе имидж волка-одиночки. Чтобы привлечь к себе внимание, я так думаю. Насколько он влиятелен в армейских и партийных кругах, мы пока не просчитали. На мой взгляд, он из тех ветеранов, чьи раны болят до сих пор. Молодые горбачевцы устали от их нытья.
— Я слишком надоела вам, — извинилась Натали. — У вас здесь много друзей… Может, мы расстанемся на время?
Финни понимал любой намек с полуслова.
— Я не держу вас на поводке. Желаю удачи…
Вероятно, он получил твердые указания из Вашингтона и поэтому беспрепятственно отпустил Натали в свободное плавание. Он тотчас же отправился на прогулку по залу, обмениваясь рукопожатиями и похлопыванием по плечу с какими-то своими знакомыми.
Натали поменяла свой пустой бокал на полный и вошла в картинную галерею. В тяжелых золоченых рамах здесь были развешаны полотна пейзажистов. Все времена года — вьюжная зима, летний зной, блеклые краски весны и чарующее золото осени — были представлены в узком коридоре, ведущем из ярко освещенного зала в таинственную глубину кремлевских лабиринтов.
Могучее дерево, противостоящее порывам ветра, было изображено на картине, перед которой стоял в неподвижности, созерцая ее, увешанный орденскими колодками и Золотыми Звездами маршал.
Каблуки Натали громко простучали по паркету. Эхо многократно умножало каждый звук, но маршал, казалось, ничего не слышал, пока она не приблизилась к нему вплотную. Он мельком глянул на нее из-под густых седых бровей и снова погрузился в созерцание живописи.
— Какая мощь! — Его губы едва шевельнулись, но Натали услышала произнесенные им слова. В них были и восхищение, и боль, и тоска, и зависть.
— У меня перед домом растет такое дерево, — сказала Натали.
— Где?
Маршал посмотрел на нее. Его бесцветные стариковские глаза, казалось, пронизывали ее насквозь.
— В Коннектикуте.
— А! В Америке! Ты, должно быть, богатая девочка!
— Я Натали Стюарт-Невски.
Маршал раскинул руки. Его толстые пальцы впились в плечи Натали. Он обнял ее, с силой прижав к себе. Лицо Натали царапали ордена на его мундире.
— Боже мой! Вдова Василия! И такая молодая!
