На рассвете Натали села в заказанное портье «Астории» такси и направилась в аэропорт. Шутливые истории, рассказываемые Уоллесом о всеобщей российской слежке друг за другом и прежде всего за иностранцами, запали ей в душу. Она подозревала водителя такси, пьяницу в рваной ушанке, просящего милостыню у заснеженных стеклянных дверей аэропорта, невыспавшегося контролера, проверяющего багаж, и даже раскрашенную, как проститутка, молодую разговорчивую девчонку, сидящую в соседнем кресле в холодном и убогом по убранству салоне самолета в причастности к КГБ или еще черт знает к какой секретной службе.

Ленинград спал, погруженный во тьму, когда она его покинула, а Москва еще не проснулась, когда ТУ-154, вздрогнув и подпрыгнув, коснулся колесами посадочной полосы в международном авиапорту Шереметьево. Едва самолет замер, пассажиры тут же поднялись со своих мест, мгновенно образовав пробку при выходе. Выработанная за долгие годы дефицита привычка выстраиваться в очередь в любой ситуации заставляла этих людей, вероятно, состоятельных и солидных, раз они могут себе позволить заплатить за авиарейс в Москву на выходные дни, толкаться, наступать друг другу на ноги, дышать в затылок.

Все-таки один из пассажиров чем-то отличался от других. Он проспал весь полет позади Натали, откинув спинку своего кресла до отказа и надвинув шапку на лоб. Он не пошевелился, пока она не встала и не направилась к выходу. Он следовал за ней через все здание аэропорта, затерялся в толпе возле стоянки такси и вновь объявился уже поблизости от входа в гостиницу «Националь». Впрочем, подобных неприметно одетых, полусонных и полупьяных мужчин было множество в Москве, и Натали вполне могла ошибиться, спутав своего попутчика в самолете с кем-то на него похожим.

Сквозь окна ее номера были видны кремлевские башни на фоне медленно светлеющего неба. Она быстро переоделась. На шерстяное нижнее белье она натянула темно-синие джинсы, заправив их в сапожки, теплый свитер, вязаную шапку с завязывающимися под подбородком ушами и кожаную куртку, подбитую мехом лисицы. Она взглянула на себя в зеркало. Все равно это была та же самая Натали Невски, американка. Никакая маскировка не могла скрыть ее непричастность к жизни и быту этого города. Что-то трудно объяснимое словами отличало ее от обыкновенных русских женщин, заполнявших московские улицы. Ей пришлось расстаться с иллюзией, что она может изменить свою внешность до неузнаваемости. На всякий случай она обмоталась шарфом, оставив на виду только кончик носа. Так ходили по улице многие женщины — она это заметила по пути из Шереметьева в Москву.

На ее этаже размещался небольшой бар, торгующий за иностранную валюту. Она заказала себе апельсиновый сок и стала следить за подходом к лифтам. Когда группа из четырех иностранцев, занятых оживленной беседой, вызвала лифт, она присоединилась к ним. Вместе они спустились вниз и прошли через вестибюль.

Ее преследователь или похожий на него человек маячил неподалеку от стеклянных дверей отеля. Прислонившись к припаркованному у тротуара такси, он старательно изучал развернутую газету. Морозный пар от его дыхания белыми клубочками вырывался изо рта. Чтение газеты на таком холоде выглядело нелепо и даже смешно, но, вероятно, он не мог придумать для себя ничего более правдоподобного. Группа иностранцев, вышедших из гостиницы, естественно, привлекла его внимание, но, по всей видимости, он выслеживал одинокую женщину и поэтому не покинул свой пост, чтобы последовать за ними.

Наивная уловка Натали, кажется, удалась. Она затесалась между туристами и оживленно жестикулировала, изображая, что ведет с ними беседу. Они удивленно переглянулись, не понимая, что нужно от них этой странной незнакомке. Так они прошли несколько десятков шагов вверх по улице Горького, миновали вход в драматический театр, и здесь Натали углядела раскрытые двери какого-то кафетерия.

Облако белого пара валило оттуда. Натали нырнула в это облако. Ее случайные попутчики проследовали дальше. Неизвестно, за кого они приняли ее и как расценили ее поведение. Может быть, для них это было первое столкновение с русской экзотикой.

Натали задержалась в тамбуре кафетерия и украдкой выглянула на улицу. «Стражник» по-прежнему находился на своем посту, наблюдая поверх развернутой газеты за главным входом в отель. Натали заняла очередь, выстроившуюся к огромному металлическому баку, откуда в мутные стаканы наливали жидкий, но горячий чай. Получив свою порцию согревающего напитка, она заняла свободное место поближе к выходу, ожидая, когда какая-нибудь большая компания станет покидать кафетерий и она сможет повторить свой трюк. Пока же в помещение входили и выходили только одиночки вроде нее. Три женщины, переговариваясь между собой, заканчивали свой завтрак. Натали приготовилась использовать этот шанс, но в последний момент, уже вскочив с места, вдруг в нерешительности опустилась на стул. Неожиданно мелькнувшая в голове мысль заставила ее оцепенеть. Что-то здесь не так. Кто-то ведет с нею игру. Как она не догадалась раньше? Страшно то, что она ведет себя именно так, как и рассчитывает этот неведомый ей противник. Он устанавливает за ней ничем не прикрытую очевидную слежку. Она тратит время и силы, чтобы обмануть подставное лицо, когда другая неизвестная ей личность на самом деле реально преследует ее. Это может быть любой посетитель, вошедший в кафетерий после нее.

Женщина за соседним столиком откровенно уставилась на Натали, но, когда их взгляды встретились, женщина тут же отвела глаза. Что заинтересовало ее? Куртка? Наверняка. Даже в Нью-Йорке женщины иногда останавливали ее на улице и интересовались, где она приобрела эту вещь. Это был «бестселлер» «Котильона» — сравнительно недорогая кожаная куртка с тонкой подкладкой из теплого шелковистого меха лисицы. По такой «примете» любой филер может распознать ее в самой густой толпе. Натали охватил приступ страха. Ей всюду мерещились наблюдающие за ней глаза.

Пожилая женщина за стойкой, круглолицая, краснощекая, с мощным торсом, лениво грызла печенье и поглядывала на ноги Натали. В этом не было ничего странного. Всем известно, какая проблема для москвичек — хорошая зимняя обувь. Натали помнила рассказ Уоллеса о грандиозной очереди возле ГУМа.

Безусый студент уселся по соседству, расставил тарелки с нехитрой снедью и тут же раскрыл книжку. Он не глядя глотал пищу, одновременно изучая то ли физику, то ли математику. Потертые джинсы и явно самодельная эмблема Принстонского университета на дешевом свитере, которую он демонстрировал, расстегнув куртку, выдавали в нем фаната западной моды, типичного для московской молодежи. Когда он на мгновение оторвался от книги, Натали слегка улыбнулась ему. Парень смутился и чуть не пронес вилку с вермишелью мимо рта. Может быть, Натали в своей шерстяной шапочке и с выбившейся из-под нее прядью темных волос напомнила ему кинозвезду Сибил Шеферд. Маловероятно, что ее анонимный преследователь мог замаскироваться под такого юнца. Рукав форменной шинели мелькнул в поле ее зрения. Сердце Натали дрогнуло. Двое солдат заняли места за ее столиком и тотчас начали игру «в гляделки» с симпатичной, по их мнению, соседкой. Их ухмылки явно говорили о том, за кого они принимают Натали. Одинокая женщина в кафетерии поблизости от интуристовского отеля. Конечно, она им не по карману, но, как говорится, за погляд денег не берут. В помещении было жарко, душно, отвратительно пахло какой-то плохо приготовленной едой. Выявить среди присутствующих того, кто следит за ней, было невозможно. Это мог быть человек, который уже покинул кафетерий и теперь прогуливается по тротуару снаружи. Куртка Натали была как «меченый атом». В ней она не могла никуда скрыться от наблюдательного глаза. Измотанная, опустошенная, она испытывала единственное желание — вернуться в свой номер, лечь в постель и попытаться уснуть.

Она была источником опасности для тех, кто ждал ее в Китай-городе. Если друзья Уоллеса проявят достаточно смекалки и поймут, что она «под колпаком», они не свяжутся с ней, и вся затея, слава богу, окончится ничем. А если они не догадаются? Какие будут последствия? Натали ругала себя за глупость. Она контрабандой провезла «Жемчужины» ради этого единственного шанса. И сама все испортила.

Мужчина в рабочей спецовке забрал со стойки поднос с полными тарелками и перенес его к кассе. Он расплатился и получил сдачу. Монеты он ссыпал в карман спецовки, рубли сложил в объемистый бумажник. Сначала он попытался засунуть его инстинктивно в несуществующий внутренний карман спецодежды, а потом, осознав ошибку, опустил его в задний карман брюк. Эта допущенная им оплошность вызвала у Натали торжествующую усмешку. Незнакомец привык носить обычный костюм с внутренним карманом, а спецовка была лишь второпях придуманным маскарадным нарядом. Пульс Натали учащенно забился. Она украдкой стала следить, как он разместился за пару столиков от нее. Сделав вид, что она вступила в игру в «гляделки» с солдатами, Натали сквозь окно окинула взглядом улицу Горького. По ней довольно часто проезжали троллейбусы. Остановка была на противоположной стороне улицы прямо напротив входа в кафетерий. Там скопилась толпа, ожидающая очередной троллейбус. Натали изобразила, что усиленно размешивает алюминиевой ложечкой сахар в уже остывшем чае. Вот и появился троллейбус. Люди, озябшие на остановке, устремились в его теплое нутро. Мужчина, переодетый в рабочего, склонился над тарелкой. Натали рванулась к выходу. Неожиданным препятствием на ее пути выросла необъятных размеров старуха. Кое-как протиснувшись мимо нее, она едва избежала столкновения с милицейским патрулем, как назло, прохаживающимся по тротуару. Щуплые насквозь промерзшие милиционеры растерянно расступились и позволили ей проскользнуть между ними.

Не обращая внимания на свистки и крики, она устремилась на проезжую часть улицы. Утреннее движение, к счастью, не было таким интенсивным, как обычно. Некоторые водители предостерегающе сигналили. Одна машина, резко затормозив, закрутилась на скользкой мостовой. Натали обежала троллейбус спереди, чтобы водитель мог увидеть ее. Ей повезло — водителем оказалась женщина, которая мгновенно прониклась сочувствием к отчаянно спешащей и машущей ей руками особе. Уже закрытая дверь вновь распахнулась, Натали с ходу вскочила в троллейбус. Вполне возможно, что водительницу заинтересовала куртка Натали и ею двигало не сочувствие, а желание получше рассмотреть красивую заграничную вещь. Во всяком случае, она задержала отправление троллейбуса. Проталкиваясь к прозрачному пластиковому ящику, чтобы опустить в него положенные пять копеек, Натали глянула в окно — нет ли за ней погони. Она не ошиблась в своей догадке насчет мнимого «рабочего». Он пытался перебежать улицу вслед за Натали и теперь отбивался от вцепившихся в него щуплых милиционеров. Пока они разберутся, троллейбус успеет доехать до следующей остановки и Натали, покинув его, отцепится от «хвоста». Но торжество Натали длилось не более пары секунд. Краснолицая женщина за стойкой, которая так заинтересовалась ее обувью, появилась на улице, помахала перед носом у незадачливых милиционеров какой-то алого цвета книжечкой, и стражи порядка тут же ретировались. Как дальше развивались события, Натали так и не узнала, но отметила про себя, что чутье на этот раз ее не подвело.

Предрассветный сумрак постепенно рассеялся, уступив место почти такому же пасмурному тусклому дню. Натали углубилась в узкий извилистый проулок, ведущий к оживленной площади перед станцией метро к знаменитому ГУМу, и отыскала взглядом здание, подлежащее реставрации. Грязная горчично-желтого цвета штукатурка во многих местах полностью обвалилась, обнажив кирпичную кладку и прогнившие деревянные балки четырехэтажного старинной постройки торгового склада. Висящая на «честном слове» и на одном гвозде табличка с некоторой долей иронии утверждала, что этот памятник архитектуры находится под охраной государства. Соседнее строение, отданное в аренду коммерческим структурам, представляло собой образец того, какой вид весь квартал приобретет когда-нибудь в будущем. Фасад, заново отреставрированный, сиял свежей краской и радовал глаз белоснежными узорчатыми наличниками вокруг чисто вымытых окошек.

Сквозь пустые оконные проемы Натали увидела, что внутри дома, где проводилась реставрация, копошатся люди. Они довольно энергично отбивали со стен старую штукатурку. Работа кипела на всех этажах. Куски щебня через дырявый пол сыпались в деревянные желоба и с грохотом летели вниз. На земле росли груды обломков, окутанные желтой пылью.

Натали высвободила свои темные волосы из-под шапочки в надежде, что кто-то неизвестный, назначивший ей встречу, таким образом легче узнает ее. Она присоединилась к группе, собравшейся вокруг человечка небольшого роста, который, с трудом перекрикивая слабым голосом грохот работы и уличные шумы, вдохновлял только что прибывших новичков-добровольцев:

— Меня зовут Андрей. Я архитектор. Мы занимаемся реставрацией складов Гладищева. Здание построено в восемнадцатом веке, в девятнадцатом было значительно расширено. Последний его владелец считался одним из богатейших людей Российской империи. В Санкт-Петербурге в его роскошном особняке располагался дискуссионный клуб либеральных политиков. Сам Гладищев был членом партии кадетов и заседал в Государственной думе. Царь считал его революционером, а революционеры — монархистом. Не везло бедняге!

Андрей усмехнулся собственной шутке. Кое-кто из собравшихся поддержал его.

— Почему мы решили восстановить этот памятник старины? Во-первых, это один из шедевров русской классической архитектуры. Он находится в центре нашей столицы и, бесспорно, еще больше украсит ее после реставрации. С ним связано много интересных историй. Поговаривали, что Владимир Ильич провел одну ночку в жилых апартаментах Гладищева, когда скрывался от убийц-черносотенцов. Спал он, между прочим, в кровати, предназначенной для любовных утех хозяина с его московской пассией графиней… Черт, имя вылетело из памяти! Не упомнишь всех этих графинь! Хотя официальная Лениниана об этом факте умалчивает.

Андрей, по-видимому, был большой юморист.

— Восстановленный с нашей помощью дом послужит с пользой москвичам и всему народу. Подвал и первый этаж займет валютный ресторан, во внутреннем дворе, куда когда-то заезжали фуры с товарами, разместится, к нашей общей радости, зимний сад под стеклянной крышей, где будут проходить показы мод, чтобы москвичи научились одеваться не хуже парижан. Итак, как говорится, наши цели ясны, задачи определены. За работу, товарищи!

Андрей повел вдохновленную его речью толпу внутрь здания. Натали вглядывалась в лица своих спутников. На нее тоже смотрели, причем с нескрываемым любопытством. Женщин интересовала ее одежда и обувь. Мужчин, вероятно, кое-что другое.

Андрей направил мужчин покрепче на четвертый этаж ломать старые перекрытия. Остальные, в их числе Натали, направились во внутренний двор. С трех сторон его окружали развалины, примыкающие к глухой кирпичной стене, подавляющей своим видом. Посреди двора торчало старое и, наверное, давно засохшее дерево. Земля под ногами была завалена грудами смерзшегося мусора. Андрей раздал всем лопаты и ломы, чтобы разбивать мусор на куски и грузить его на тачки. Десять минут прошли в молчаливой работе. Пришедшие на субботник энтузиасты заранее запаслись варежками и грубыми рукавицами. У Натали их не было. Ее пальцы заледенели в тонких перчатках. Несколько раз она выходила из внутреннего дворика в проулок, заглядывала на площадку перед метро и на улицу 25 Октября, надеясь, что кто-нибудь даст о себе знать. Ее пребывание во дворе, ее хождение туда и обратно через здание должно было обратить на себя чье-то внимание. Уже больше часа она провела на стройке, как вдруг застыла на месте. Сначала она не поверила своим глазам.

Сверкающий красный «ягуар» стремительно вывернулся из-за угла. Его появление в мрачном и грязном проулке было сродни приземлению «летающей тарелки» где-нибудь на аллее Центрального парка в Нью-Йорке. Это была модель U-12, которую Натали однажды опробовала, после чего пересела на более практичный «БМВ». Машина пожирала огромное количество горючего и стоила в рублях, не считая взяток за разрешение на импорт и таможенной пошлины, вероятно, столько, что никакое воображение не могло представить цифру с таким количеством нулей!

Изумление Натали достигло предела, когда из машины выскочила Люба.

Русская красавица была облачена, как и большинство рабочих-добровольцев, в серую телогрейку. Ее золотистые волосы прикрывал туго завязанный платок, шея и подбородок были замотаны шарфом, но Натали сразу узнала ее по энергичной и в то же время балетно-грациозной походке. На ней, как и на прочих молодых людях, мелькающих кое-где среди интеллигентов-энтузиастов пенсионного возраста, такая угрюмая, похожая на гулаговскую спецодежда выглядела весьма нелепо. Возможно, в этом был какой-то свой шик или своеобразный вызов обществу. Подобное сборище с кирками и лопатами напоминало скорее тусовку уставших от развлечений молодых бездельников.

Она убедилась, что Люба увидела ее, и тут же вернулась обратно во внутренний дворик. Там она снова взялась за работу. Люба последовала за ней, выждав пару минут. По дороге она где-то прихватила лопату и принялась грузить в тачку куски, отбиваемые Натали от промерзшей глыбы.

— Потрясающе эффектное появление! — Натали была рассержена. — Зачем было использовать шифр? Проще было послать мне факс в отель или позвонить.

— Я всегда вожу «ягуар», — ответила Люба по-русски. — Вся Москва знает об этом. Если б я приехала на метро или такси, это бы скорее вызвало подозрение. Давайте говорить по-русски, а то мы можем привлечь внимание…

Чувствовалось, что, несмотря на внешнюю браваду, Люба, как и в ту первую их встречу, испытывает непонятный страх. Нервная дрожь буквально сотрясала ее. Она вызывала жалость.

— Прости. Я просто опешила, когда увидела тебя…

— Я есть я! Для меня безопаснее такое поведение. Во всяком случае, я надеюсь, что это так. Осторожнее! Андрей на подходе. Он не из наших.

Когда архитектор приблизился, Люба повысила голос, якобы командуя подругой:

— Кончай! Ты уже докопалась до древних булыжников.

— А что делать с этим мерзлым навозом? — решила вмешаться в разговор Натали. — Он здесь, наверное, со времен конных упряжек.

— Сваливайте в кучу на улице. Потом грузовик отвезет его на свалку.

— Вы же собираетесь здесь сажать цветы, а это отличный компост.

Натали осмелилась поделиться своими знаниями по садоводству, приобретенными ею в штате Коннектикут.

— В городе и так достаточно грязи, — буркнул Андрей.

— Тут дерево росло много лет. Под ним должна быть хорошая почва, — настаивала Натали.

Казалось, что Люба вот-вот упадет в обморок.

— Я в этом ничего не понимаю… Я городской житель. — Тут Андрей впервые внимательно пригляделся к Натали. — Елки-палки! А ты у нас новенькая! Откуда ты явилась к нам, дорогуша?

Теперь Натали осознала свою оплошность. Лихорадочно она пыталась придумать какой-нибудь правдоподобный ответ.

Тут Люба проявила неожиданную смекалку. Она ляпнула:

— С Камчатки!

— Елки-палки! — удивился Андрей. — Там что, у местных жителей такой акцент?

— Там много чего интересного! Смотри, как она одета. Жаль, что ты не бывал на Камчатке!

— А на какие шиши я туда слетаю? Я за год столько не заработаю.

— Зато там бы ты прибарахлился. — Люба вошла в азарт. — Если тебя приодеть, я смогла бы тебя пристроить к какой-нибудь своей подружке… под бочок.

Андрей от смущения залился краской. Тут его позвали:

— Андрей! Потолок рушится!

Архитектор устремился в здание. Возбуждение Любы мгновенно спало. Она оперлась о лопату, прикрыла глаза и словно оцепенела. Только ноги ее мелко дрожали, как будто холод успел пронизать ее до костей. Натали отвезла тачку с мусором и вернулась к Любе.

— Зачем ты вызвала меня? — шепотом спросила она, начав загружать очередную тачку.

— Я прочла твое объявление в «Геральд трибюн». Зачем ты его дала?

— Я хотела узнать подробности о Уоллесе.

— Для этого же ты встречалась с женщиной из Лондона? О чем она тебе рассказала?

— О том, как мой муж завербовал тебя.

— Я его любила.

Натали словно получила пощечину. Она представила картину: их обнаженные тела, губы, слившиеся в поцелуе.

— Я его любила, — повторила Люба. — Сильнее, чем ты!

— Это неправда. — Одна женщина пыталась спорить с другой моложе ее на десяток лет.

— Я бы не отпускала его сюда одного.

— Ты права. В этом была моя ошибка.

Горячие слезы готовы были брызнуть у Натали из глаз. «Спала ли Люба с ним?» — напрашивался вопрос, но ей было стыдно задать его.

— Это было сперва так волнующе — шпионаж, — нервным, почти истерическим шепотом рассказывала Люба. — Это было замечательное время. А потом что-то пошло не так. Нас старались убрать… убить.

— Я тебе не верю. Мой муж бросил этим заниматься давным-давно.

Люба с горечью посмотрела на Натали. Злая усмешка скривила ее губы.

— Попробую угадать, кто тебе это наболтал. Тот человек, на которого Василий работал?

— Я не знаю, что это за мужчина…

— Неважно, мужчина это или женщина. Я не знаю, на кого конкретно он работал. Только Василий не бросил свое дело. Он действовал до последнего дня. В день своей смерти он передал сообщение. Понимаешь? В тот самый день, когда его убили.

— Как ты узнала?

— Он мне сказал. Он собирался связаться с тем человеком. Поэтому он поручил мне передать послание Миллионеру.

— Подожди, подожди. — Натали тотчас вспомнила свой разговор с полицейским детективом.

Полиция утверждала, что Уоллес остановил машину и говорил с кем-то из телефонной будки. Он не рискнул позвонить из автомобиля или из дома. Теперь этот его поступок стал понятен.

— Уоллес звонил тебе из Нью-Йорка?

— Нет-нет. Я была тогда в Нью-Йорке.

Натали стралась собрать воедино разрозненные сведения и догадки, установить хоть какой-то порядок. В здании громко объявили перерыв в работе. Добровольцы поспешили под навес согреваться чаем и пирожками. Люба и Натали остались во дворе одни. Небо над ними стало проясняться, появилась робкая голубизна. Прилетела, хлопая крыльми, черная ворона и безмолвно уселась на ветку мертвого дерева. Люба шмыгнула носом. Она стала нервно шарить озябшими пальцами в карманах телогрейки.

— Ты же не знала, что Уоллес убит!

— Я в тот же день улетела в Советский Союз.

— Что-то ты очень легко мотаешься туда-сюда через границы. Пять дней спустя ты уже была в Штатах.

— Мой папа — большая шишка. Я могу летать куда угодно и когда захочется. — В тоне Любы не было никакого бахвальства. Она просто объясняла ситуацию.

«Бог ты мой! — подумала Натали. — Это же богатое дитя, забавляющееся не куклой Барби, а игрой в шпионаж или в революцию. Благодаря высокому отцовскому положению ей все позволено — летать по всему миру, разъезжать по Москве на «ягуаре», одеваться по последней моде за валюту и, вполне вероятно, принимать или колоться наркотиками». Теперь объяснимо почти все, что касалось Любы. И ее роскошный наряд, поразивший Натали при их свидании в Коннектикуте, и круги под глазами, и неестественный блеск в зрачках, и взрывная возбудимость, и внезапная апатия. Она из той самой «золотой молодежи», которая всегда жила своей особой жизнью при внешне спартанском коммунистическом режиме.

Натали не могла не восхититься вновь умом и расчетливостью Уоллеса. Кто мог лучше послужить его целям, собирать и передавать самую секретную информацию, как не эта дочь номенклатурных родителей, юная представительница сословия, правящего страной?

— Чему вы улыбаетесь? — подозрительно спросила Люба.

— Я горжусь Уоллесом. Он был великим человеком. Скажи мне, Уоллес отправил тебя с посланием к Миллионеру? Ты передала его по назначению? В послании упоминался Валентинов день? Я права? Это было так? — настойчиво повторяла Натали.

— Он только посмеялся, — с обидой произнесла Люба.

— Кто он?

— Миллионер.

— Кто же он, этот Миллионер? Назови мне его имя.

— Я его не знаю.

— Ты же говорила с ним.

— По телефону. Уоллес дал мне только номер. Я позвонила. Трубку взял мужчина. Он рассмеялся, потому что знал, что Василий убит. Василия предали.

— Кто?

— Не знаю.

Люба наконец отыскала в кармане пачку «Мальборо», сунула сигарету в рот и выкурила ее жадными затяжками. Натали очень хотелось схватить Любу за плечи и вытрясти из нее все, что она знает об этом проклятом Миллионере. Она была уверена, что Люба утаивает от нее часть правды.

— А мы тебя ищем повсюду, Люба!

Хорошенькая девушка еще моложе, чем Люба, с бледным личиком, обрамленным пушистым облаком темных волос, и с пикантной родинкой на щеке, словно сама богиня любви коснулась ее пальцем и оставила свою метку, бежала к ним по двору — вся распахнутая, открытая, возбужденная. Сердце Натали защемило от запоздалой ревности. Сколько же было у Василия вот таких стройных, длинноногих и, главное, юных помощниц по «шпионской работе»? Сколько таких «мушек» он завлек в свою паутину?

— Елена, — тихо произнесла Люба, — познакомься. Вот та самая американка, на которой женился Василий!

Это был еще один удар по самолюбию Натали. Она почувствовала себя посторонней чужестранкой, неизвестно с какой целью вторгнувшейся в московский «гарем» Василия-Уоллеса.

Елена командовала Любой, как сержант новобранцем.

— Быстро беги к Никите! Он ждет у ГУМа. А я поговорю с твоей приятельницей.

— Эй! — воскликнула Натали вслед убегающей Любе. — Куда ты ее отослала? — обратилась она к Елене.

Эта юная москвичка Елена не вызывала у нее доверия.

— Уколоться. Без Никиты она совсем пропадет. А пока мы с тобой побеседуем. От Любы держись подальше. Она дура.

Несмотря на начальственный тон, Елена так же, как и ее подруга, явно чего-то боялась. Девушка только изображала уверенную в себе командиршу.

«Дети, дети! — подумала Натали. — Девочки, играющие в опасную, но увлекательную игру».

— Люба идиотка. Она зря с тобой связалась. Улепетывай отсюда как можно скорее.

— Я вдова Уоллеса. — Натали заговорила, как взрослая женщина, с твердостью и чувством собственного достоинства. — Мне надоели ваши девчоночьи тайны. Я хочу знать, за что мой муж был убит.

— Люба тебе ничего не скажет. Ей толкач Никита важнее, чем вся наша идея…

— Не пудри мне мозги идеями! — взорвалась Натали. Богатый русский язык пришел ей на помощь. Лингвистические уроки Уоллеса, преподаваемые ей в постели, не прошли зря. — Ты, московская шлюха, ответь мне, кого вы называете Миллионером. Или я, или КГБ это из тебя вытряхнем!

Елена внезапно обратилась в бегство. Натали догнала ее и подставила ножку. Елена споткнулась и шлепнулась лицом в грязный сугроб. Вот так!

Подбежал Андрей.

— Вы что, поссорились, девочки?

— Нет, играли в салочки! — сердито отрапортовала Натали.

— Мне еще не хватало несчастных случаев… — Андрей тяжело вздохнул и сказал Елене: — Идите домой. От вас все равно мало толку.

Елена встала, вытерла грязь с подбородка и взяла в руки брошенную кем-то лопату.

— Я остаюсь, — угрюмо ответила она.

Когда Андрей удалился, Натали ей отечески посоветовала:

— Так-то лучше. Расскажи мне все, что знаешь о Миллионере. А то мы опять подеремся. Я в лучшем положении, чем ты. У меня американский паспорт, а у тебя репутация шлюхи.

Елена равнодушно проглотила оскорбление. Она, казалось, успокоилась и даже рьяно взялась накладывать в тачку заледенелые куски мусора. С каждым поворотом головы в сторону Натали она выбрасывала отрывочные фразы:

— Они богатые… Им надоело быть богатыми втайне… Они хотят хапнуть все народное… себе в собственность. Это номенклатура… партийные чиновники… но без генералов они не справятся. Главное для них — привлечь командование армии на свою сторону…

— Что им надо? Они и так распоряжаются всем.

— …закрепить частную собственность… по наследству.

— Любе? Тебе? Хороший куш! Зачем ввязался в это дело Уоллес?

— Он не хотел новой гражданской войны. Ограбленные простые люди озлобятся, и начнется…

— Что? Армагеддон?

— Он был русский, хоть и жил в Нью-Йорке…

— Кто мешает им провести приватизацию в свою пользу?

— Горбачев.

— Он же реформатор.

— Миллионер сказал, что ему крышка. Пора переходить к капитализму, а он еще цепляется за «социализм с человеческим лицом».

— Что означает Валентинов день?

— Не знаю.

— Четырнадцатое февраля?

— А! — Елена облегченно вздохнула. — Будет большой та-ра-рам. Государственный переворот! Вам, американцам, на все наплевать. Вы признаете любую свинью, предложенную Россией, и поцелуете ее в задницу… в измазанное дерьмом и кровью рыло! — вдруг истерически воскликнула Елена.