Натали устремилась в Нью-Йорк, стараясь сосредоточиться на дорожном движении, но одна мысль, вспыхнувшая в мозгу как молния, заставила ее резко притормозить и остановить машину. Лео Моргулис часто ездил с Уоллесом в Россию! Она тут же по радиотелефону «кадиллака» набрала его номер.

Лео терпеть не мог отвечать на телефонные звонки. Он считал, что каждая секунда стоит денег и незачем тратить драгоценное время на телефонную болтовню.

— Что тебе надо, Натали?

— Как дела?

Лео тяжело вздохнул.

— Меньше трепа, больше дела. Одни уходят, другие приходят. Нам есть из чего шить, тебе есть что продавать.

— Значит, врач сказал: пациент будет жить, если не умер?..

— Не старайся пересказывать еврейские анекдоты… Ты же их все равно перевираешь…

— Что тебе отдал Уоллес?

— Когда?

— Когда вернулся из России.

— Ты что, девочка, свихнулась?

— Я в своем уме.

— Мы встретились с ним на яхте. Ты не отходила от него. В чем ты меня подозреваешь?

— Я просто спросила.

— Будь осторожна, девочка. Выбирай слова. Старый Лео может обидеться. Я дал два миллиона долларов на Ленинградский пушной аукцион. Могу их вытащить из дела в любой момент, и ты останешься без трусиков…

— Ты дал ему деньги в долг?

— Ты медленно соображаешь, девочка. Я не принимаю подарков и никогда никому ничего не дарю. Поэтому я сплю спокойно. Два миллиона моих кровных денег связывают нас с тобой, девочка…

— Ты знаешь его русских друзей?

— Мне на них наплевать. Уоллес заводил там знакомства, а я платил ему за это. У каждого своя профессия. Он получал доллары за свою благородную седину и хорошо подвешенный язык… и за связи.

— Но все-таки… О ком-то ты слышал? Из «Союзпушнины»?

— Мои изделия покупают все, кто блюет миллионами долларов: и техасцы, и саудовские арабы. Всех не упомнишь!

— Ну пожалуйста, вспомни!

— Там есть один генерал, который забавляется…

— Чем?

— Разводит пушных зверушек. Ему все позволено… Он нахапал себе земли больше, чем когда-то король Франции… Под физкультуру… тренировку олимпийских команд и заодно шлюх… Уоллес там здорово наклюкался ихним пойлом — водкой… Они все шутили: еврей, а пьет, как русский казак.

Отец встретил Натали неприветливо.

— Выглядишь, как привидение, — бросил он и повернулся к ней спиной.

— Я не могу спать! — Ее объяснение было обращено в пустоту.

Каждый вечер Ричард Стюарт появлялся в своем клубе облаченный в безукоризненный костюм и напивался там до чертиков, глотая одну порцию мартини за другой и добавляя туда джин из фляжки, спрятанной в кармане клубного пиджака. В семейном кругу он слыл вынужденным трезвенником, подорвавшим свое здоровье на дипломатической службе.

Натали давно угадала его «обратную сторону луны». Он разваливался на ее глазах, хотя был ровесником Уоллеса.

Она решила потратить время на клубный обед с отцом, надеясь выведать у него хоть какие-нибудь малоизвестные детали о деятельности Уоллеса в России. Отец окинул ее взглядом. Он был не очень трезв, но зато очень проницателен.

— Ты потеряла в весе шесть фунтов. Ты не спала уже пару ночей, несмотря на снотворное. Ты губишь себя. Я не прав? Ты не задумываешься, что ждет тебя в будущем?

— Я только и думаю о своем будущем.

— Тогда подумай о сегодняшнем дне…

— Сегодня уже прошло… Завтра наступит утром…

— Вот и подумай, что ты предпримешь утром.

— Папа! Я никогда не просила тебя помочь мне в бизнесе…

— Правильно. Я не разбираюсь в бизнесе.

— Но сейчас я тону… Брось мне спасательный круг!

— У меня его нет.

— Есть. Акционеры из семьи Стюартов уважают твое мнение. Скажи им, что ты веришь в меня.

— А разве я в тебя верю? — лукаво улыбнулся отец.

— Притворись!

— Я не смогу.

— Ты дипломат.

— Я уже давно не дипломат! — рассмеялся он с горечью.

Когда-то он написал книгу о деятельности советских шпионов под прикрытием дипломатических служб с указанием конкретных фамилий. На него ополчились и Советы, и госдепартамент. Его назвали поджигателем войны, клеветником и маньяком, одержимым шпиономанией. С тех пор его карьера пошла под откос. Он сполз, как потерпевший крушение поезд, в глубокий сырой овраг, а сверху на него навалили пласты грязи.

— Если наши родственники начнут продавать акции, акулы тотчас проглотят контрольный пакет, и я останусь не у дел.

— Я тоже не у дел и… прекрасно себя чувствую.

— Я тебе не верю, папа!

— Я говорю, что думаю…

Натали была готова выплеснуть отцу все, что открылось в последние дни. Наверное, он мог бы разобраться в этом запутанном клубке — тайный телефон, порнографическая книжка под названием «Жемчужины» и «жемчуг перед свиньями» в газетном объявлении… И сбежавшая вдруг из ресторана истеричная русская женщина!

Ведь он умница и к тому же бывший дипломат. Он может разобраться в ситуации. Она посмотрела в лицо отца, самого близкого ей человека после Уоллеса, и поняла, что он ничем не захочет ей помочь. Он был слишком скептически и иронично настроен.

— Перекуси со мной, дочь! Скрась мое одиночество. И отпразднуй освобождение от цепей, которые ты сама на себя надела.

— Я не собираюсь их сбрасывать.

— Страшнее всего в жизни сидеть на троне, который шатается под тобой… Короли и цари, не пожелавшие вовремя смыться, поплатились головой.

— И ты предлагаешь…

— Бежать без оглядки. Переписать жизнь заново, с чистого листа.

— Уоллес Невски был для меня всем. Ты советуешь стереть память о нем?

— Советую. Настоятельно советую.

«Он что-то знает», — подумала Натали.

— У тебя есть что-то конкретное предложить мне взамен? — притворяясь наивной, спросила Натали.

— Государственную службу. Стюарты из поколения в поколение служили Соединенным Штатам. С твоим знанием русского языка ты найдешь себе место в госдепартаменте.

— В этом змеином гнезде, как ты его называл?

— Не все змеи ядовиты.

— Я избрала другую профессию.

— Профессию скорняка? Какой вам воротничок угоден, мадам? Из белочки? Из лисички? — Торговля пушниной — это миллиардные обороты… Это международная сеть…

— Рыбка попалась в сеть… Рыбку съели рыбаки или бросили кошкам!

— Твой сын и мой брат Майк поддерживает меня. Он хочет возглавить дело.

— На Майка я давно махнул рукой, — грустно сказал Стюарт-старший. — Ему не найдется места в самой дрянной команде. Любой шкипер спишет его на берег в первом же порту. Но ты для меня… — Ричард Стюарт замолк, подбирая слово. — Ты для меня… все мое достояние… След, который я оставлю после себя на земле.

Он был не трезв, но и не пьян. Он был серьезен как никогда. У Натали слезы подступили к глазам. Но тут же Стюарт все испортил.

— А ты вляпалась в этот еврейский бизнес!

— Бизнес интернационален!

— Но он тоже пахнет. Я чувствую, как пахнут греческие судовладельцы и япошки-электронщики. И скорняки-евреи.

— Ты прав, я согласна. Тебе нравится, чем пахнут твои друзья по клубу. Они, как герои Джона Уэйна, пахнут порохом, потом и лошадиным навозом. Они мечтают напялить на себя старые рыцарские латы, как ублюдочные европейские аристократы — Анжу, Валуа, Бурбоны… Кишка тонка, господа! Кровь жидкая! Граф Дракула оголодал бы в вашем клубе!

Отец расхохотался, и это было признаком того, что он оценил темпераментный монолог дочери. Без всякого заказа ему поставили на стол новую порцию «бурбона» со льдом, и он тут же осушил бокал до дна. Натали поняла, что отец сознательно убивает себя. Обсуждать с ним прошлое было бесполезно, надо было торопиться, чтобы успеть извлечь из его памяти хоть какую-либо информацию.

— Уоллес рассказывал тебе о России? — Я и так знаю Россию, будь она проклята!

— Ты там давно не был…

— Что может знать о России еврей-меховщик? Пушной аукцион в Ленинграде, пьянки, банкеты, балерины-проститутки?

— У него был «блат» даже в Политбюро.

— Ха-ха-ха! — Раскаты саркастического хохота нарушили благопристойную тишину обеденного зала клуба. Ричард Стюарт от души веселился.

Натали решила не пропустить собрание своего клуба. Клуб «юмористок» был ее детищем. Она придумала название и вложила деньги и энергию в его создание и процветание. Выпускницы школ менеджеров, выброшенные, как воздушный десант, в джунгли нью-йоркского финансового бизнеса, поклялись регулярно собираться, обмениваться информацией, поддерживать друг друга и плести паутину, которая со временем опутает Уолл-стрит. Старость отдает власть в руки молодости, то есть молодых женщин — членов клуба «юмористок». За столом поглощалось неимоверное количество пирожных и напитков. Все, что здесь говорилось, подвергалось насмешкам, не откладываясь в памяти. Идея Натали — выпускать меховые изделия для удачливых и деловых женщин — родилась именно здесь после веселой беседы и большого глотка ирландского виски. Взрослые мальчики с солидными чековыми книжками приглашались чуть позже. Это тоже были подающие надежды ребята. Их роль заключалась в том, чтобы немного потанцевать с девушками, проводить их домой и предложить свою руку и сердце, если того пожелает их избранница. Почти каждая из подруг Натали по клубу обрела свое место под солнцем, а Линн Браун стала ее адвокатом. Натали надеялась, что эта женская «мафия» в скором времени станет влиятельнее, чем гангстерская или правительственная. Однажды новость, шепотом переданная Натали ее подругой, позволила ей нагло войти в личный кабинет главы банка, где она служила, и заставить его пойти на риск. Риск оправдался, король наградил «гадалку», рейтинг Натали круто пошел вверх…

По поводу брака Натали с Уоллесом Невски и образования фирмы «Котильон» был созван срочный военный юмористический совет.

— Зачем тебе этот старый пархатый еврей-скорняк?

— В торговле пушниной нет законов… Закон тайги — медведь-хозяин… — Это говорила Линн Браун, специально выучившая русскую поговорку.

— Втроем вам будет тесно в одной постели с Дианой Дарби!

Но тогда Натали была непреклонна и убедила подруг в своей правоте. В этой дружеской компании тебя могли раздеть донага, обмазать дегтем, обвалять в пухе и перьях, сжечь на кресте и протянуть руку, если ты тонешь, приласкать, успокоить, дать миллионный кредит без залога.

Когда Натали появилась в неприметном кафе «У Нелл», где они собирались, все встретили ее ритуальным молчанием как вдову. После глотка спиртного перешли к насущным делам. Натали была в центре внимания.

— Давайте подумаем, что делать с Натали? — начала свою речь Линн Браун, раскрасневшаяся от выпивки.

— Почему вы начали с меня? — протестовала Натали.

— Потому что ты в заднице! — закричали хором респектабельные молодые женщины с Уолл-стрит.

— Натали держит в руках «Котильон», — продолжала Линн Браун. — И ни за что не выпустит вожжи, хотя колесо уже сломалось и повозка вот-вот разлетится в щепки. А почему она в заднице? А потому, что уже давно конкуренты ее фирмы продают изделия дешевле, чем «Котильон». Узкоглазые азиаты работают за центы, а евреи за доллары. На чем держался «Котильон»? Ответ: на качестве сырья, купленного в России Уоллесом. Что, другие купцы — дураки или дилетанты? Им что, трудно слетать в Ленинград на пушной аукцион? Нет! Они не дураки и не дилетанты! Они знают, что им бесполезно тягаться с Уоллесом. Там было все куплено им! Там был блат.

Линн продолжала говорить, но какое-то помутнение охватило Натали. Голова ее закружилась. Проклятое слово «блат», впервые услышанное ею из уст Любы, повергло ее в нокаут. Как будто она лежала, распростершись на ковре ринга, а безжалостный рефери отсчитывал: «Один… два… три…» И как боксер, поверженный ударом, но имеющий еще силы продолжить схватку, она резко прервала речь Линн Браун:

— Если вы надеетесь купить акции «Котильона», девочки, то вот вам… — Натали сделала пальцами непристойный жест. — Они не продаются! Вот вы их получите!

Ни речь Линн, ни поведение Натали не шокировали компанию. Это был их обычный стиль общения. Все смешно в этом мире и все относительно: и приобретения, и потери. Дела «Котильона» стали предметом легкой словесной игры, словно партия в теннис в уик-энд в перерыве между купанием в бассейне и коктейлями.

В дверях появился Кенни Уилсон, смущенный присутствием такого количества подвыпивших возбужденных красоток. Натали инстинктивно почувствовала, что чей-то взгляд выискивает ее в толпе. Она обернулась. Кенни поманил ее пальцем. Слегка покачиваясь, она подошла к нему. Они вышли в прохладный вестибюль. Он протянул ей отпечатанный на ксероксе список.

— Извини, Натали, но ты просила сделать это срочно.

«Разве я просила?» — чуть не вырвалось у Натали восклицание. Она с трудом сдержала себя. «Разве я давала Кенни какое-то задание? Значит, я не в себе!» Она заставила себя сосредоточиться на документе. Денежные переводы за телефонные разговоры с отделением Манхэттен-банка в Ист-Сайде, с Гринвичем, Принстоном, Вашингтоном. Счета оплачивались через контору какого-то юриста, а потом пересылались Уоллесу.

— Ты знаком с этим юристом?

— Нет, мэм… Но я знаю, на кого он работает. На Джеффа Джервиса.

Уоллес никогда не упоминал такую фамилию ни в одном разговоре.

— Номер телефона, который вы мне назвали, оплачивается этим юристом.

«Спасибо, Кенни! У тебя выучка ищейки из ФБР. Но разве я приказывала тебе копать? Или я была в бреду? Я лунатик, расхаживающий по крышам? Когда я назвала тебе номер телефона, или ты на всякий случай засек, откуда я звонила?» — думала Натали.

В начале восьмидесятых годов имя Джеффа Джервиса не сходило с первых полос газет. «Человек, сделавший себя сам». Миллиардер, сколотивший состояние из воздуха, коллекционер произведений искусства, удачливый любовник, предмет охоты известных и честолюбивых женщин. В него вкладывали деньги, он возвращал их с процентами, в него вновь вкладывали, и пирамида росла… Жесткие реформы эпохи Рейгана не поколебали его позиции. Он выскользнул из цепких рук налоговой полиции прямо в объятия президентских советников и стал своим человеком в Белом доме. Он щедро раздавал советы, куда поворачивать правительственный корабль, и ловко избегал скандальных разоблачений. Ирангейт и прочие аферы его не коснулись. Он остался незапятнанным, как невинный агнец. За что ему платил Уоллес? За услуги или за молчание? Суммы переводов были небольшие. Похоже, это действительно счета за телефонные переговоры. Но почему оплата за потайной телефон производилась через юриста Джервиса? Натали терялась в догадках. Кенни, по всей видимости, тоже был озадачен. Она поблагодарила его и вернулась в зал, где разгоряченные «юмористки» шумно состязались в остроумии.

— Друзья! — объявила Натали. — Как ни приятно ваше общество, но мне надо срочно сматываться отсюда.

Молодые женщины возмущенно запротестовали.

— В чем дело, Натали?

— Я оставила собаку в деревенском доме, — тут же с ходу она выдумала причину. — Я должна туда вернуться.

— Что за собака? Ты завела собаку?

Одна ложь тянула за собой другую.

— Это соседский пес. Рыжий сеттер. Он повадился забегать ко мне, и я одолжила его на время у хозяев.

— Зачем он тебе?

— Мне было с ним не так тоскливо… Но я как-то упустила из виду, что его нужно кормить и выпускать на прогулку.

— Позвони женщине, которая у тебя убирает, или парню, подстригающему твой газон…

— Пес не впустит их в дом.

— Он что, так свиреп?

— Глупости! — сказала Линн Браун, видевшая рыжего сеттера. — Они вполне справятся с этой собакой.

— Останься, Натали! — упрашивала ее Лаура Дрейк. — Тебе будет интересно. Мы тут обсуждаем поведение Дианы Дарби.

Имя Дианы почему-то сразу напомнило Натали о Любе. В памяти всплыли облако золотистых волос, расширенные в испуге глаза. Как красива и молода эта Люба! Натали почувствовала, что истерические рыдания уже подступают к горлу. Надо немедленно спасаться бегством. Она с трудом изобразила на лице жалкое подобие улыбки.

— Не сердитесь, девочки! У вдовы могут быть свои причуды. Отпустите меня! Мы скоро вновь увидимся!

По пути она заехала на Шестьдесят четвертую улицу, где жил Джефф Джервис. В окнах большого каменного особняка было темно. Высокая ограда с массивными железными воротами отделяла здание, чем-то напоминающее по архитектуре Белый дом, от улицы. Ветер шевелил осенние ветви деревьев в саду… Джефф Джервис, вспомнила Натали, имел большие связи в Советском Союзе. В эпоху введения эмбарго на поставки Советам газовых труб он вел какие-то переговоры, способствовал тому, что затея с эмбарго провалилась. За это коммунисты были ему очень благодарны. Он пошел по стопам Арманда Хаммера.

Джервис тоже был для русских неким подобием Хаммера. Как и Хаммер, и Уоллес, он свободно летал в Россию и обратно. Перелетная птица, которой «железный занавес» был нипочем. Истинные мотивы его вояжей были окутаны туманом. Над водой возвышалась только малая часть айсберга. Остальное скрывалось в таинственных глубинах.

Наверное, с минуту Натали рассматривала владения Джервиса. Неожиданно ворота бесшумно раздвинулись и оттуда выехала машина с гербом на дверце. Притормозив возле Натали, охранник в форме покинул водительское место и посветил ей фонариком в лицо.

— Нуждаетесь в помощи?

Натали рассерженно отвернулась от бьющего в глаза света.

— Нет, спасибо.

— Тогда проезжайте!

— Вы что, коп?

— Да.

— По-моему, я ничего не нарушила и остановилась на общественной земле.

В этот момент еще одна машина подкатила от дома к воротам. Электрический мотор вновь раздвинул стальные створки, мощный «мерседес-бенц» вырвался на дорогу и со скоростью ракеты исчез в ночи. Натали успела разглядеть знакомое по газетным и журнальным фотографиям лицо. Острый и загнутый, как ястребиный клюв, нос, впалые щеки, длинные тонкие брови, как две черты, проведенные углем на мертвенно-бледном лбу.

За рулем «мерседеса» был сам Джефф Джервис.

— Вам нечего здесь прохлаждаться, — грубо сказал полицейский. — Если вы еще раз попадетесь мне на глаза, пожалеете!

Натали молча проглотила обиду. Полицейский сел в машину, газанул, ворота раскрылись, и он скрылся из виду.

Натали вздумала было последовать за «мерседесом», но, пока она разворачивала «кадиллак» Уоллеса, всякая надежда догнать Джервиса улетучилась. Она вновь повернула на север, направляясь в коннектикутский дом и размышляя по дороге, с кем бы она могла поделиться своими открытиями.

Ночью Натали внезапно проснулась. В испуге она вся обратилась в слух. Она не понимала, что могло ее разбудить. Четверть мили размытого дождями проселка отделяли ее от шоссе. Натали была одна в пустом доме. В напряжении она ждала повторения встревожившего ее звука. Это мог быть щелчок переключателя морозильника на кухне, но холодильник молчал. Водопроводные трубы тоже вели себя тихо. Светящийся циферблат часов показывал три часа ночи.

Она уже не могла уснуть и снова начала перебирать в памяти последние события: потайной телефон, появление Любы и стремительное ее исчезновение, секретное послание через газету, скрытная продажа яхты… — сплошные секреты и тайны. И как это связано с убийством Уоллеса?

Она услышала шум внизу. Как будто кто-то уронил на пол раскрытый журнал. Страницы его прошелестели в тишине.

«Воображение слишком разыгралось, — подумала она. — Надо взять себя в руки, а то можно свихнуться окончательно». Но старый сеттер, спавший рядом с кроватью, тоже насторожился. Он издал легкое рычание. Натали опустила руку и сжала дрожащими пальцами пасть собаки, чтобы та не залаяла. В доме вновь воцарилась тишина. Может, это пустые страхи? Ведь никто не мог проникнуть в дом. Окна и двери надежно защищены охранной сигнализацией. И словно в ответ на ее размышления послышался шорох. В гостиной находился кто-то неизвестный.