Глава 12
Зоська не ошибалась: Лера действительно не улавливала сейчас не то что флюидов, идущих от мужчин, – о которых, конечно, знала, – но и вообще никаких флюидов. Но она не сожалела и даже не думала об этом. Воздух жизни, которым она дышала, был совершенно неподвижен.
Похоже, Игорь в отличие от Леры был не прочь пообщаться с соотечественницами. На следующий же день он подошел к Зоське и Лере на пляже. Аленка уже давно плавала с Севой вдоль берега.
– Ну как, дамы, привыкли к здешней жаре? – спросил Игорь, раскладывая свой шезлонг рядом с Лериным.
– С трудом, – призналась Зоська. – Влажно очень, прямо дышать тяжело. Конечно, надо было нам попозже приехать, когда ветерок задует. И народу сейчас слишком много.
– Это да, – согласился Игорь. – Народу на пляже – как в Ялте.
Услышав эти слова, Зоська расхохоталась, а Лера улыбнулась.
– Вы не обижайтесь, Игорь, – объяснила она, заметив удивленно-обиженное выражение на его лице. – Мы просто с Зосей уже заметили, что постоянно сравниваем европейские курорты с нашим Крымом. Даже мы, которые уже сколько лет в туристическом бизнесе проработали! Что тогда говорить об остальных…
– Но это же естественно, – пожал плечами Игорь. – По-моему, это легко объяснит любой психолог.
– Наверное, – согласилась Лера. – Только я не стала бы обращаться за таким объяснением к психологу.
– А я привык, – возразил Игорь. – Все-таки мы зря так скептически относимся к возможностям психологов, психоаналитиков. Все на интуицию свою рассчитываем… А я, например, не раз уже сталкивался с ситуациями, когда без психолога не обойтись. Работа такая!
– Только работа? – лукаво усмехнулась Зоська. – А в личной жизни, Игорь? Тоже к психоаналитику ходите?
– А что в этом зазорного? По-моему, лучше вовремя обратиться к специалисту, чем отравлять жизнь себе и окружающим.
– Ну что ты пристала к человеку? – укоризненно произнесла Лера, незаметно толкая Зоську босой ногой. – Обращаетесь – и правильно делаете, Игорь, не слушайте ее!
Самой Лере в голову никогда не приходило обращаться к психоаналитику «по личному вопросу». Да и в «общественной» жизни она всегда находила наилучший выход сама, полагаясь вот именно на собственные опыт и интуицию гораздо больше, чем на логику посторонних людей.
Но она прекрасно знала: нельзя доказывать человеку, что он неправильно ведет себя в своей привычной, повседневной жизни. И бесполезно это, и просто бестактно. Особенно если человек тебе, в общем-то, безразличен.
Поэтому Лера поспешила перевести разговор на другую тему.
– По-моему, мы здесь просто закисли, – сказала она. – Ходим на пляж, как на работу…
– А что здесь еще делать? – пожала плечами Зоська. – Ну, в монастырь съездим, договорились же. А так – по-моему, мы за тем и приехали, чтобы как на работу ходить на пляж, а не в офис. И вообще, – добавила она, обращаясь к Лере, – тебе что, еще не надоел плановый осмотр достопримечательностей? У меня так уже после первых десяти рекламных поездок просто аллергия на них образовалась!
– Так ведь можно просто сменить обстановку, – предложил Игорь. – Здесь есть пустынные бухточки, очень живописные. Скалы, мелкая галечка на пляже… Мы в прошлом году с Севой плавали. Можно катерок небольшой арендовать на целый день, даже яхту. Как насчет морской прогулки на яхте, а, девочки?
Это он произнес уже в сторону подошедшей Аленки, словно предоставляя решение ей.
– А куда мы поплывем на яхте? – тут же заинтересовалась девочка. – Сева, давай поплаваем на яхте!
– Давай, – кивнул Сева. – Если твоя мама и тетя Зося не против.
Еще раз восхитившись про себя воспитанным мальчиком, Лера сказала:
– Мы не против, правда, тетя Зося? Сегодня же и узнаем, как это сделать.
– Да я уже знаю, – возразил Игорь. – Можете довериться опыту старого морского волка и поручить мне это мероприятие.
Благодаря неожиданному знакомству, оставшиеся до отъезда дни приобретали более определенные очертания. Морская прогулка, поездка в горный монастырь…
Впрочем, Леру это ничуть не радовало. Ее-то как раз и устраивала бесформенность проходящего времени – эти тягучие дни на пляже, глотки «Сангрии», от которых опьянеть невозможно, но в голове постоянно стоит легкий, полусонный туман… И ей совершенно не хотелось разрушать непроницаемый купол безразличия, который она возвела над собою.
Поэтому, когда вечером Зоська предложила ей идти с детьми в коктейль-бар, Лера отказалась.
– Ну почему, Лер? – заныла было Зоська. – Ну пошли вместе, чего тебе одной сидеть? Или боишься, что Игорь тоже будет? – вдруг догадалась она.
– Не боюсь, – пожала плечами Лера. – Но не хочу.
– И зря, – заявила Зоська. – Сама ты виновата, что киснешь сейчас, как выжатый лимон! Разве можно так вариться в чужом соку? Да ты посмотри на себя! Конечно, Митя, я понимаю… Но ты и сама из себя женщина хоть куда! Лер, даже дело не в мужиках, черт бы с ними. Но и вообще… Как будто жизнь кончена! Я еще понимаю, дурочка какая-нибудь сидит и по своему банкиру убивается. У нее и жизни-то своей – к портнихе съездить да к массажистке. Но ты-то что? Что он у тебя – один свет в окошке?..
Лера слышала, как на протяжении этого монолога возмущение сменилось в Зоськином голосе сочувствием. А последнюю фразу она произнесла даже как-то растерянно.
– Пойди с ними одна, Жозефиночка, – улыбнулась Лера. – Я книжку лучше почитаю.
– Можно подумать, ты без этой книжки дня прожить не можешь, – проворчала Зоська уже в дверях. – Добро бы и правда читала, а то ведь картинки рассматриваешь!
Оставшись наконец в одиночестве, Лера отложила книгу. Конечно, Веласкес был ей вполне безразличен.
Она думала о том, что сказала Зоська. Случись этот разговор несколько лет назад, Лера попыталась бы согласиться с подругой детства. Тогда, несколько лет назад, она так мало знала себя, что готова была примерять на себя всякую чужую жизнь.
Да просто ничего она о себе тогда не знала! Сплошное крушение иллюзий: что слабый Костя, что сильный Стас Потемкин. И самая обманчивая иллюзия – жизнь без любви…
Теперь Лере уже не надо было еще раз пройти этой многими исхоженной дорогой, чтобы понять: жизнь начинается для нее с Митиного взгляда… Только с его взгляда начиналось все, что она с удовольствием делала ежедневно – работа, общение, чтение, – и только чувствуя на себе его взгляд, могла она делать все это.
А теперь, когда взгляд его больше не направлен на нее и она чувствует, что это окончательно и бесповоротно, – лучше всего рассматривать альбом Веласкеса или следить, как ярко-голубое море сливается с горизонтом.
Эти мысли появлялись в Лериной голове и мгновенно, и медленно. Как это могло происходить одновременно, она не понимала. Но сейчас ей не хотелось наблюдать ни за чувствами своими, ни за мыслями.
– Вы дома – в такой вечер? – вывел ее из оцепенения знакомый голос.
Подняв глаза, Лера увидела Игоря, стоящего на набережной в двух шагах от нее.
– Я увидел, что у вас окно светится, и решил подойти, – объяснил он. – Хотя и по-прежнему без гитары!
– При чем здесь гитара? – вздрогнула Лера.
– Да ведь Зося, помните, заметила, что без гитары незачем под окном стоять, – улыбнулся Игорь.
– А-а… – протянула Лера.
Их разговор только начался – да какой там разговор, по две фразы сказали друг другу! – а Лере уже казалось, что они говорят как-то вяло, тягуче. Ей даже неловко стало за эту вялость разговора, хотя, может быть, Игорь и со всеми говорил так – спокойно, неторопливо, вглядываясь в собеседника.
– Почему же вы не пошли со всеми? – спросил он.
– Но вы ведь тоже оторвались от компании, – вместо ответа заметила Лера.
– Почему же оторвался? – спокойно возразил Игорь. – Просто задержался, а сейчас в коктейль-бар как раз и направляюсь. Пойдемте вместе?
Лера собралась было возразить – и тут же поняла, что у нее просто нет сил что-то объяснять. Ведь хоть несколько фраз надо было бы произнести: не пойду, дескать, извините, устала, сгорела на солнце…
И оказывалось, что проще встать, кивнуть и, захватив купленную вчера огромную черно-золотую испанскую шаль, сказать:
– Что ж, Игорь, пойдемте. Погодите, сейчас я дом закрою.
Игорь был одет с тем непринужденным изяществом, с которым одеваются на курорте мужчины, привыкшие следить за собой. Конечно, никаких спортивных штанов с пузырями на коленях, «велосипедок» или мятых шорт, похожих на «семейные» трусы. Он был в светлой рубашке с коротким рукавом и в светлых же брюках из плотного, без пошлых проблесков, шелка.
Мельком взглянув на тончайшие синие полоски на его рубашке, Лера почему-то вспомнила, как ездила однажды по магазинам с Саней Первачевым. И как всегда, когда она вспоминала Саню – синеглазого, влюбленного, решительного и робкого одновременно, – улыбка мелькнула на ее лице.
– Кажется, ваше настроение улучшилось оттого, что вы вышли на улицу? – заметил Игорь.
– Да, наверное, – согласилась Лера, чтобы не вдаваться в лишние подробности.
– Тогда давайте посидим где-нибудь, – тут же предложил он. – Отличный вечер – впрочем, как и все здешние вечера. И вообще, Лера, с Зосей мы давно уже перешли на «ты»…
– А я кажусь вам слишком мрачной? – Она невольно улыбнулась его вопросительно-нерешительным интонациям.
– Не то чтобы… Да! – вдруг улыбнулся он – так располагающе, что Лера снова улыбнулась ему в ответ. – Не мрачной, но немного неприступной, это правда.
– Куда ты предлагаешь пойти? – не возражая и не соглашаясь, спросила она.
– Если ты не против, в андалузское кафе, – ответил Игорь. – Знаешь, где очаровательная пара всегда так потрясающе танцует испанские танцы? У нас в первый же день всю группу в отеле инструктировали – куда пойти, что попробовать. Но я это кафе еще с прошлых лет знаю. И кухня там замечательная.
– Пойдем, – кивнула Лера.
Игорь взял ее под руку, и они пошли по набережной – туда, где поднималась вверх узкая, извилистая улочка, ведущая к андалузскому кафе.
Пара действительно танцевала потрясающе, Лера просто глаз не могла от нее отвести. Она давно уже перестала интересоваться тем, что входит в обязательную программу всех туров: национальными блюдами, танцами, костюмами и праздниками. Наверное, слишком много перевидала их за несколько лет работы в «Московском госте».
И вдруг – как завороженная следила за стремительными, точеными движениями танцоров, вслушивалась в слова песни, которую пел солист небольшого ансамбля: «О, голубка моя…»
Даже не зная испанского, невозможно было не понять эти нежные, томительные слова: «Палома, палома…»
– Правда, хорошо? – спросил Игорь, заметив Лерино внимание.
– Да, – кивнула она. – Даже удивительно…
– Что же удивительного? – не понял он.
– Да вот это… Обычное курортное кафе, туристический лоск, сентиментальная песенка… И вдруг – сердце задевает.
– Да, никогда не знаешь, где удастся почувствовать плотность жизни, – вдруг сказал Игорь.
Пришел черед Леры взглянуть на него удивленно. Как-то не вязались эти слова со спокойным Игоревым образом. Было в них что-то слишком проникновенное для того, чтобы их мог произнести этот во всех отношениях умеренный и логичный человек.
– Ведь ты понимаешь, о чем я? – продолжал Игорь, поймав Лерин недоуменный взгляд. – Плотность жизни, напряжение жизни – не знаю, как лучше. Во всяком случае, этого не поймешь сразу. Я, например, в Мюнхен раз сто уже ездил, а понял только сейчас. Работал целый день, устал. Севка был у друзей за городом, я должен был вечером за ним заехать. И – время, что ли, не рассчитал? – пару часов оказалось свободных, ни туда, ни сюда. И идти никуда не хотелось… Так и просидел в уличном кафе. Прохожих рассматривал. И вдруг почувствовал! Эту самую плотность жизни – как она течет, замирает, убыстряется.
Конечно, Лера понимала, о чем он говорит. Она вспомнила, как сидела однажды на вокзале в Риме, ожидая поезда, и рассеянно следила, как ссорится молодая парочка за стеклянной стеной кафе. В каждом движении этих ребят, то сердито расходившихся, то снова устремлявшихся друг к другу, кипела жизнь, взрывался темперамент – а она, Лера, чувствовала себя пустой и бесчувственной, и токи жизни проходили мимо нее… А потом она поехала в Венецию, непонятно зачем, без всякой цели, и Митя нашел ее там февральской ночью, когда она стояла у пристани, смотрела в темную воду и не понимала, куда и зачем ей ехать дальше.
Лера вспомнила тот день, проведенный с Митей в Венеции, – день, когда она поняла, что любит его, что вот это и есть любовь, и краски мира вспыхнули в мозаиках Сан-Марко…
Теперь она заставила себя не вспоминать об этом.
Игорь оказался умным и тонким собеседником, это Лера почувствовала сразу. Правда, он больше не говорил ничего столь неожиданного, как эти его слова о плотности жизни, но зато рассказывал о своей работе с юмором и изящной непринужденностью, и при этом было видно, что работу свою он любит и знает. Рассказывал о Питере, без раздражения замечая:
– Город по-прежнему в полуруинах, разве что парки привели немного в порядок. Да на Башне Вячеслава Иванова доску мемориальную повесили – что, конечно, хорошо. Лера, – неожиданно спросил он, – а кто твой муж?
– А вдруг я не замужем? – вопросом на вопрос ответила она.
Два дня назад Леру укусила оса, и, хотя жало сразу удалось достать, рука припухла так, что пришлось снять все кольца, и обручальное тоже. Поэтому ей интересно стало: как Игорь определил, что у нее есть муж?
– То, что ты замужем, не вызывает сомнений, – усмехнулся Игорь. – Зря я, что ли, к психоаналитику хожу? У тебя во взгляде нет этой голодной готовности незамужней женщины… И даже не только поэтому. У тебя хороший муж, это видно.
– По чему видно? – почти заинтересовалась Лера.
– По тому, как ты воспринимаешь внимание, которое тебе оказывают мужчины – я, в данном конкретном случае. Ты не делаешь вид, что тебе оно безразлично – ты его совершенно искренне не замечаешь. Точнее, воспринимаешь как должное. Так ведут себя только те редкие женщины, к которым мужья постоянно бывают внимательны. Естественно внимательны, я понятно выражаюсь? – пояснил он. – То есть не напоминают женам: смотри, я тебе подал пальто, купил бриллиант… Просто они не могут вести себя иначе с любимой женщиной. Но ведь таких мужчин крайне мало, Лерочка, разве не так? И нынешней жизнью они, как правило, очень востребованы, так что их внимательность очень скоро съедается усталостью. А если почему-то оказываются не востребованы и целые дни проводят на диване, она съедается еще скорее… Разве я не прав?
– Прав, – кивнула Лера, с интересом выслушав этот монолог. – Очень точный психологический этюд, Игорь. А ты случайно сам не психоаналитик?
– Нет, – улыбнулся он. – Так, интересуюсь в виде хобби. Вот мне и стало интересно: чем занимается твой муж?
– Он музыкант, – сказала Лера. – Скрипач, дирижер.
– Потрясающе! – восхитился Игорь. – Так я и думал!
– Что – так и думал? – удивленно спросила она. – Что он музыкант?
– Ну, конечно, не так конкретно. Но что человек искусства, притом не мелкий человек – точно.
Лера собралась было спросить, как он об этом догадался, и тут же поняла, что не станет спрашивать. Странная, вязкая душевная апатия, которая немного развеялась было под песню о голубке, снова охватила ее…
Но Игорь объяснил, не дожидаясь вопроса:
– Все дело в масштабе личности, верно? Мелкого человека сразу видно, каких бы социальных высот он ни достиг. И жену мелкого человека – тоже. А также наоборот…
Лере не хотелось говорить об этом, и Игорь тут же это заметил.
– Да что мы все о тебе да о тебе! – махнул он рукой. – Теперь твоя очередь спросить о моем семейном положении!
– Разве? – улыбнулась Лера. – Но ведь я не интересуюсь психоаналитикой.
– А ты просто так спроси, – предложил Игорь. – Ну, будем считать, что уже спросила. А я тебе ответил: развелся я именно потому, что был очень востребован, а моей жене нужны были не деньги, а вот именно мое внимание и присутствие в ее жизни – чего я ей дать не мог. И, главное, не смогу и впредь, так что надежды восстановить семью или встретить такую женщину, какая мне нужна, – не питаю. Всем достойным женщинам нужно именно это – то, чего я в силу нынешних моих профессиональных условий обеспечить им не в состоянии.
Эти довольно сложные, но совершенно точные фразы Игорь произносил легко, без малейшего затруднения. Видно было, что он привык говорить с людьми, для которых не надо упрощать свою речь. Лера относилась как раз к таким людям, так что воспринимала Игоревы слова без напряжения.
И не понимала только, почему не хочет ни говорить, ни слушать… Она сидела в чудесном кафе с умным и обаятельным мужчиной, она слушала прелестную музыку, а желания ее были мертвы, как будто за окном стоял не яркий южный вечер, а беспросветная зимняя ночь.
– По-моему, я сегодня на солнце слегка перегрелась, – сказала наконец Лера. – Спасибо, Игорь, мы чудесно посидели. Проводишь меня? Сева уже скорее всего у нас.
Ей было неловко за себя, но она ничего не могла поделать с собою.
– Конечно, – кивнул Игорь, вставая и помогая Лере отодвинуть стул. – Кстати, я заказал яхту на послезавтра. Ты не передумала?
Лера покачала головой, не отвечая. В дверях кафе она остановилась и обернулась к танцующей паре. Мужчина держал свою пламенную партнершу в объятиях и смотрел ей в глаза таким взглядом, в котором чувство проступало даже сквозь картинную выразительность.
Они подошли к дому с набережной – к распахнутой стеклянной двери, из-за которой неслись звуки музыки. То, что играла Аленка, называлось «Сонатина», а чья – Лера не помнила. Но, стоя рядом с Игорем, в двух шагах от пианино, незаметно вглядываясь в лицо своей дочери, она не пыталась вспомнить композитора, не пыталась вслушаться в музыку…
Что-то другое происходило в ней, и этому не было названия.
– Сева, – негромко окликнул сына Игорь, когда Аленка закончила играть, – по-моему, пора домой. Не будем злоупотреблять гостеприимством. Тем более что завтра мы увидимся на пляже, а послезавтра поплывем на яхте в бухту.
– Ой, в бухту! – обрадованно воскликнула Аленка. – Мам, а у Севы есть спиннинг, он мне даст рыбу половить!
Лера зашла в дочкину спальню, когда та дочитывала последние страницы в книжке про Босоножку, которой была увлечена последние две недели. Книжка была из шкафа Елены Васильевны – старая, с чудесными картинками. Аленка считала, что сама похожа на главную героиню – куклу Босоножку.
– Аленочка, – помедлив, сказала Лера, – нам ведь здесь еще почти неделю осталось быть, потом ты в Барселону поедешь…
Аленка посмотрела на маму удивленно: она не понимала, что та хочет сказать.
– Знаешь, – продолжала Лера, – я хочу попросить Зосю, чтобы она тебя отвезла вместо меня. Ты не обидишься?
– Не-ет, – протянула Аленка. – А ты куда поедешь?
– Я хочу завтра улететь в Москву, – сказала Лера.
Она ожидала, что Аленка начнет расспрашивать, отчего она уезжает так внезапно, и даже придумала что-то о звонке из театра и о неожиданных проблемах с отправкой реквизита за границу. Но Аленка сказала совсем не то, чего Лера ожидала:
– Мам, а ведь Митя не в Москве, он в Финляндии. Зачем же ты едешь?
– Я… – растерялась Лера. – Я должна… А откуда ты знаешь, где он? – спросила она, чтобы не отвечать на этот единственно точный вопрос.
– А он мне звонил, – помедлив, сказала Аленка. – Еще в самом начале, когда мы только что сюда приехали. И потом еще раз…
– Откуда же он узнал телефон? – удивилась было Лера. – Ты ему говорила?
– Да нет, я же тоже не знала. – Кажется, Аленка только сейчас об этом подумала. – Правда, откуда? Да он же всегда все узнает, что хочет, мам, ты не знаешь разве?
– Что же он тебе сказал? – тихо спросила Лера.
– Спросил, нравится ли мне здесь. Сказал, что у него подряд идут концерты. Я спросила: Митя, ты устал? А он сказал: я устал, но это хорошо. – Словно заметив единственный вопрос, стоящий в Лериных глазах, Аленка добавила: – Он спросил: как мама? Я сказала, что не знаю… Я же правда не знаю, мам! Я что-то неправильно сказала?
– Нет, милая, все правильно, – покачала головой Лера. – Я и сама не знаю, как я…
– Ну вот, я ему сказала: Мить, приезжай к нам! А он говорит: нет, я поеду сразу в Эдинбург и буду там ждать остальных. И все! Мама, а Эдинбург – это что? – с любопытством спросила Аленка.
– Шотландия. Там Вальтеру Скотту памятник есть. Помнишь, я тебе рассказывала про Айвенго? Это Вальтер Скотт написал. Там будет театральный фестиваль, и наш театр тоже поедет.
– Ой, а меня ты возьмешь? – обрадовалась Аленка. – Или я еще в Барселоне буду?
– Я не поеду в Эдинбург, Аленочка, – сказала Лера. – Я останусь в Москве.
– Почему?
В Аленкином голосе удивление смешалось с сочувствием.
– Потому что у нас теперь очень хороший администратор, и он прекрасно справится без меня. А мне надо быть летом в Москве, чтобы заниматься парком. – Лере казалось, что ее голос звучит спокойно и убедительно. – Поэтому я и хочу уехать отсюда пораньше.
– А-а… – протянула Аленка, но по ее глазам было видно, что Лерины слова вовсе не показались ей убедительными. – Ну ладно, тогда пусть Зоська меня отвезет в Барселону.
– Что еще за «Зоська»? – слегка возмутилась Лера. – Она что, подружка тебе?
– Да какая разница! – махнула рукой Аленка, и Лера едва сдержала улыбку при виде этого жеста. – Мам, а я вспомнила, что мне Митя тогда сказал… Ну, помнишь, когда мороженое мне купил, я тебе рассказывала. Когда я его спросила, а про что же стоит думать.
Лера молчала.
– Он тогда засмеялся и сказал: чем сердце успокоится, вот про что! Это что значит, мама?
Аленка смотрела вопросительно, но Лера не могла ответить: ком стоял у нее в горле.
– А что это за песенку ты пела? – спросила она наконец вместо ответа. – Помнишь, когда мы из аэропорта ехали? Что-то про бубен, про ленту… Это тебя Анна Андреевна научила?
– А! – вспомнила Аленка. – Нет, Митя научил. Это Шостакович написал песенку, она испанская, вот я ее и пела. Мы же в Испанию прилетели!
– Шостакович? – удивилась Лера. – Такую простую?
И тут же она вспомнила про оперу «Леди Макбет Мценского уезда», про Тамару – и ниточка, натянувшаяся в сердце, ослабела, обвисла…
– Спи, – сказала она, протягивая руку к настольной лампе. – Спи, солнышко, я тоже лягу.
