Лето и наступило незаметно, и незаметно подошло к июльскому зениту.

Театральный сезон закончился, и Лера сразу же уехала с Аленкой на Майорку. Не то чтобы ее так уж тянуло отдохнуть, теперь ей вообще все равно было, где находиться. Но Лера знала, что Митя тоже уезжает сразу же, как только закончится сезон: у него начиналось европейское концертное турне. И она поехала на Майорку только ради того единственного мгновения, когда он будет уезжать – когда дверь за ним закроется…

Чтобы не было этого мгновения, чтобы без нее!.. Чтобы не прислушиваться к его шагам в кабинете, не зная, простится ли он с нею и каким будет прощание. Чтобы не стоять у окна, глядя, как он не оглядываясь идет через двор. Чтобы не вызывать в онемелой душе всех воспоминаний, которые были связаны с ним.

Поехала она не только с Аленкой, но и с Зоськой.

С тех пор как Лера ушла из «Московского гостя», она мало виделась со своей Жозефиночкой. Та звонила, конечно, – особенно вначале, пока не привыкла к своей новой роли, – но встречались они редко. Лера и сама не понимала почему. Конечно, времени было мало, конечно, работа утомляла обеих. Но ведь в одном дворе жили, в домашних тапочках можно было вечером забежать друг к другу! А вот – не встречались. И самым удивительным было то, что Леру это даже не тяготило.

Наверное, такие отношения могут установиться к тридцати годам только с человеком, с которым ты связан общим детством. Именно такие: когда можешь не видеть его неделями и месяцами, даже не вспоминать о нем, а он все равно будет присутствовать в твоей жизни, незаметно согревая ее изнутри.

Лера чувствовала, что и сама она точно так же присутствует в Зоськиной жизни – без объяснений и обид.

Когда-то – всегда! – точно так же присутствовал в ее жизни Митя. Они могли не видеться полгода, случайно встретиться во дворе, переброситься парой слов – и жизнь ее освещалась мимолетной встречей с ним, хотя Лера сама этого не замечала.

Но об этом теперь она старалась не думать.

Майорку предложила Зоська. Она зашла к Лере как-то июльским вечером, чтобы передать посылочку от Алексиадиса: кто-то из «Московского гостя» был у него в Греции и привез.

Лера надорвала пестрый пакетик и достала из него колечко, асимметрично сплетенное из черных кожаных нитей. Посередине плетения помещалась маленькая жемчужина.

– Ой, красиво как! – восхитилась Зоська. – С чего это он, Лер?

– Да просто так, – улыбнулась Лера, проглядывая крошечную, чуть больше колечка, открытку от Алика. – Такой человек: что-нибудь красивое спокойно видеть не может – восхищается.

– Ну-у… – протянула Жозефиночка. – Мало ли кто чем восхищается, разве все дарят?

Алик действительно не переставал восхищаться красивыми вещами и, чувствуя в Лере единомышленницу, часто дарил ей милые безделушки – по поводу и без повода.

– Недорогое, правда, колечко, хоть и хорошенькое, – заметила Зоська. – Но дареному коню… А ты мои новые сережки видела? – поинтересовалась она. – Из махорики? Конечно, это и не жемчуг вообще-то, а так, бижутерия. Но очень даже красиво! И модно в этом сезоне, – авторитетно добавила она.

– С Майорки привезла? – спросила Лера.

– Друзья подарили, – объяснила Зоська. – У меня же там очень хорошие друзья. С Франциской я на феминистском форуме познакомилась, в Мадриде. Ну, и муж ее…

– Замужняя феминистка? – улыбнулась было Лера, но тут же замахала руками: – Молчу, молчу!

– Нецивилизованная ты женщина! – привычно обиделась Зоська. – Дикая, можно сказать. Что же ты думаешь, феминистки по-другому, чем ты, устроены?

– Да ничего я не думаю. – Улыбка погасла на Лерином лице. – Я вообще об этом не думаю, Зось.

– Да, ты какая-то… – протянула Зоська. – Случилось что-нибудь?

– Ничего не случилось. Просто… Надо привыкать к обычной жизни, вот и все.

Лера ожидала, что Зоська начнет расспрашивать, и придется уходить от ответа, потому что объяснить невозможно. Но та неожиданно спросила совсем не о том:

– Слушай, а ты ведь говорила, что в отпуск собираешься. Куда вы едете?

– Кто – мы?

– Ну, вы с Митей, с Аленкой.

– Никуда… – медленно произнесла Лера. – То есть я с Аленкой только собираюсь. У Мити гастроли.

– Так поехали со мной на Майорку! – обрадовалась Зоська. – Ой, Лер, это ж здорово, раз так! Франциска давно приглашает.

– Да я как-то… – замялась было Лера. – Я, знаешь, Зось, – наконец нашлась она, – так от людей устала, от общения… Не хочется мне в гости.

– Так ведь они уезжают, – объяснила Зоська. – Сами они в Германию уедут, к Францискиной свекрови, а мы можем в их доме пожить. Лер, Лер, ну ты представь! – заныла Жозефиночка: наверное, неожиданная идея захватила ее. – Не в отеле, не в апартаментах, на настоящей вилле! К тому же, имей в виду, они в Кала-Ратьяда живут. Ты же знаешь, наши туда вообще не ездят, немцы только. Какое там общение, слова русского не услышишь, не волнуйся!

«А почему бы и нет? – вдруг подумала Лера. – Что меня удерживает здесь?»

– Я подумаю, – сказала она.

– Да чего там думать! – возмутилась Зоська. – Давно ты в туризме не работаешь, сразу видно, отвыкла ездить! Можно подумать, я тебя на Северный полюс приглашаю на лыжах. Туда все нормальные люди ездят, и ни один еще не жаловался! И кстати, – тут же сообразила она, – там же Барселона – всего ночь одну на теплоходе. А у нас детская программа классная с Барселоной. Можно будет на Майорке пару недель побыть, а потом Аленку в Барселону отправить, в семью. Чем плохо, Лер? – заныла она. – Ребенок по-испански будет шпарить, как по-русски. У Сусанки сын ездил – чистый испанец вернулся!

– Кстати, а французский проект как? – поинтересовалась Лера.

– Да как – нормально, – махнула рукой Зоська. – Пока я в отпуске буду, как раз первые детки приедут. Там все о'кей. Поехали на Майорку, Лер!

– Поехали, – сдалась Лера. – Действительно, все нормальные люди…

Да и где ей было отдыхать, если разобраться? Дачу они с Митей так и не собрались купить. А куда ехать без него, ей было все равно.

Жара в Пальма де Майорка была такая, что Лера едва не задохнулась уже на трапе самолета. Горячий, влажный воздух облепил ее, как облепляет мокрая одежда.

– Да-а, не вовремя мы немножко, – заметила Зоська, спускаясь вслед за Лерой на летное поле. – Через пару недель трамонтана подует, а мы так в самое пекло влипли.

– Да какая разница, – пожала плечами Лера.

– Странная ты стала! – удивилась Зоська. – Что значит «какая разница»? Тебе что, не жарко?

– Жарко, – не стала вдаваться в подробности Лера. – Но ведь на вилле твоей кондиционер есть, наверное?

До Кала-Ратьяда было восемьдесят километров, и они взяли такси. Лера смотрела, как мелькают вдалеке невысокие, похожие на Крымские, горы Трамонтана, и чувствовала, что липкая, влажная жара усиливает то состояние вялого безразличия, в которое погружена ее душа.

Аленка болтала с Зоськой, напевала какую-то прелестную, незнакомую песенку – Лера расслышала: «Лента на тебе небес голубей…» – и, кажется, совсем не страдала от жары.

«Ну и хорошо, – подумала Лера. – И достаточно».

Дом Зоськиной подруги выглядел настоящей виллой, и стоял он у самого моря, окнами на набережную. За ключом Зоська сбегала к соседке, которая знала об их приезде. Они обошли дом и, отперев дверь, оказались во внутреннем дворике.

– Никогда мне этого не понять, – сказала Зоська, оглядывая уютный, весь в цветущих розах, дворик. – Зачем бассейн дома, когда море в двух шагах? И наверняка с морской водой. Ну точно! – воскликнула она, опустив руку в воду небольшого бассейна и лизнув после этого палец.

– А если на море шторм? – рассудительно заметила Аленка. – Или вдруг приплывут акулы?

– Акул здесь не бывает. Да и насчет шторма я что-то сомневаюсь, – хмыкнула Зоська.

Действительно, море выглядело как огромная чаша, наполненная ультрамариновым маслом, – так оно было неподвижно.

– Майоранское море, – заявила Аленка, когда они, оставив чемоданы неразобранными, спустились на пляж. – Смотри, мам, какое голубое! Таких прямо и не бывает.

– Бывает все, – назидательно объяснила Зоська. – Ты просто еще юное существо, мало что видела. Вот в Барселону поедешь, там еще что-нибудь узнаешь. Хотя, конечно, – согласилась она, – Черное море другое какое-то. Цвет позеленее.

«Майоранское» Средиземное море было не только более голубым, но и более соленым. Плавать в нем поэтому было совсем легко: море мягко поддерживало тело, позволяя совершенно расслабиться. Даже Аленка сразу перестала бояться и принялась плескаться в прозрачной воде.

Лера отплыла подальше от людного берега и легла на спину. Почти не покачиваясь на неощутимых волнах, она смотрела в яркое небо, цветом не отличающееся от моря.

Она не могла сказать, нравится ли ей здесь. Нравится ли жара, слитная голубизна неба и моря… Она столько раз видела все это – море, отели, шезлонги, скутеры, – что почти не замечала сейчас. Окружающая жизнь позволяла себя не замечать, а большего Лера от нее и не ожидала.

В первый вечер они никуда не пошли. Разобрали вещи, обошли довольно большой Францискин дом и уселись в гостиной. Аленка сразу подошла к пианино, стоявшему в дальнем углу просторной комнаты, и, присев на круглый стул, стала наигрывать какие-то тихие мелодии.

Трудно было понять, давно построен этот дом или просто умело стилизован под старину. Мебель в нем была уж точно старинная, подобранная со вкусом и с заметным тщанием. На стенах висели картины в тяжелых золоченых рамах – в основном морские пейзажи.

– Чистый Айвазовский, – кивнула на картины Зоська. – Прямо как из Феодосии их вывезли, ей-богу!

– Смешная ты, – улыбнулась Лера. – Полмира объездила, а с Феодосией сравниваешь.

– Да, наверное, – согласилась Зоська, отхлебнув «Сангрию» из старинного, с золотым ободком, бокала. – Ну, понятно же, мы туда в юности ездили, тогда и сахар слаще был. Конечно, мне здесь очень нравится. Я вообще люблю, когда жизнь хорошо налажена и нервы не приходится трепать по мелочам. А все равно ведь не в этом главное. Где возможностей больше для души, там и лучше, разве нет?

– Наверное. Я не могу сейчас об этом думать, Жозефиночка, – тихо сказала Лера.

– Но все равно лучше, когда не рискуешь в пляжном кафе чем-нибудь отравиться, – подытожила Зоська.

Она помолчала минутку, потом неожиданно спросила:

– У тебя с Митей… что-то не так? Ты не спрашивай, откуда я знаю, – предупредила она Лерин вопрос. – Никто мне ничего не говорил, не думай. Но я и сама сразу почувствовала, потому и предложила тебе поехать. Дело же не в гастролях, я понимаю.

– Не в гастролях. – Лера смотрела, как струйка дыма тает под потолком, и прислушивалась к сменяющим друг друга Аленкиным мелодиям. – Я поняла, что его жизнь для меня закрыта. Может быть, сначала это было для него и неважно. Мне теперь кажется: когда мы только начали вместе жить, он как будто выключен был из своей жизни, что-то у него не ладилось там, вот он и погрузился в меня весь так самозабвенно… А потом все стало, как и должно было быть, как всегда у него и было. Я непонятно говорю, да? – взглянула она на Зоську.

– Не очень понятно, – пожала плечами та. – Но ведь у каждого своя жизнь. Разве у тебя – нет?

– У каждого своя обыкновенная жизнь. – Лера подчеркнула слово «обыкновенная». – А у него – совсем другая. Я ничего в ней не понимаю и никогда не пойму, хоть наизнанку вывернусь. Я чувствую, что теперь он живет отдельно от меня. Как будто за дальним лесом… И он там не один.

– Не знаю я, Лер, – пожала плечами Зоська. – Как-то это слишком сложно. А по-моему, вы просто не привыкли еще друг к другу, вот и все. Не притерлись! Чему удивляться, вы же не маленькие. В двадцать лет люди сходятся, и то – сплошной компромисс. Хотя знаешь, – глаза ее вдруг весело блеснули, – у меня один кадр был – убиться веником! Я на него прямо любовалась, ей-богу. Мужику под пятьдесят, с четвертой женой разошелся. С каждой не по месяцу прожил – лет по восемь: с восемнадцати жениться повадился. От каждой по мальчишке. И что ты думаешь? Ну никаких у него ни с одной новой женой затруднений не было! Привыкать там, себя ломать… Не понимает даже, что это такое. И ведь, рассказывал, все жены разные были: одна рестораны любила, другую наоборот – из квартиры не выманишь. Кандидатка наук была, парикмахерша… И со всеми прекрасно он себя чувствовал, прямо вдохновенно как-то. Да и мне с ним, надо сказать, неплохо было.

– Вот видишь, – невесело улыбнулась Лера. – А ты говоришь – дело в привычке.

– Да ведь он – подросток, – возразила Зоська. – Вечный подросток, мотылечек, ничего своего за душой. Легкий человек, конечно, но ведь и только.

– Ну, если проще надо: Митя любит другую, – резко завершила разговор Лера. – Я не застукала их в постели, не видела, чтобы они целовались, но я точно это знаю. Как у Толстого в «Крейцеровой сонате» – через музыку…

– Ох, Лерка! – покачала головой Зося. – Взрослый ты человек, столько всего пережила, ребенка родила. А о чем до сих пор думаешь – Толстой, музыка… Скажи еще – Пушкин! Твоя-то жизнь здесь при чем?

Лера не стала возражать. Тем более что ведь она и сама старательно уверяла себя: живи обыкновенной жизнью, не стремись к тому, что тебе недоступно…

– Ты права, Жозефиночка, – сказала Лера, захлопывая крышку маленькой серебряной пепельницы. – Будем жить как все нормальные люди. Завтра на пляж пойдем с утра, оздоровляться.