В мире огромном и прекрасном

Мистраль приехал в Модену, когда солнце стояло уже высоко в небе. Он вышел из здания вокзала и осмотрелся. Кругом было тихо. Он спросил дорогу у одного из таксистов.

— А вы что, собственно, ищете? — поинтересовался тот.

— Мастерскую Сильвано Ваккари, — ответил Мистраль.

— Что ж вы сразу не сказали? Вот, прямо по этой улице. Сильвано работает вон там, — пояснил таксист, — в сотне метров от вокзала.

Мистраль воображал себе необъятные цеха, много света, образцовый порядок, а оказался на пороге какой-то темной, грязной норы. Внутри было тихо. Где-то в глубине этой пещеры горел огонек, и ему вспомнился Мастер Джеппетто во чреве акулы, а сам он показался себе маленьким Пиноккио, идущим на свет, чтобы найти отца. Он понял, что почти незнакомый ему Сильвано Ваккари после первой же встречи стал для него чем-то вроде отца, своего-то он не помнил. Только вот в глубине пещеры, в узком конусе света вместо Сильвано он увидел женщину. Маленькая, хрупкая, она сидела за столом, заваленным бумагами и мелкими запчастями. Перед ней стоял мужчина, но это был не Сильвано. Они разговаривали. Голос у женщины был тонкий, пронзительный, сварливый. Оба лишь на мгновение обернулись к нему, а потом, не обращая на него ни малейшего внимания, вернулись к своей оживленной перебранке.

— Уж если мне выставляют такой километровый счет, могу я, по крайней мере, узнать, за что? Что сотворил Сильвано с моей машиной? — говорил незнакомец.

— Тут все написано, — отвечала женщина, тыча пальцем в листок бумаги. — А может, Сильвано сделал и еще кое-что. Ты же его знаешь, он не всегда говорит, что делает.

— Твой муженек тот еще фрукт, — согласился мужчина.

— Мне ли не знать! Когда он хочет развлечься — никаких денег не жалеет, а как надо взимать плату за работу, его и след простыл, за всем я должна смотреть! Но, как бы там ни было, ты проверил свою «Джульетту» ? Все в порядке? — спросила женщина.

— Конечно, все в порядке, — признал собеседник.

— Задний мост все еще вихляет?

— Нет, все отлично пригнано, — заверил ее мужчина.

— Тогда плати. У тебя денег — лопатой не перекидать, а ты споришь с бедной женщиной из-за какой-то жалкой десятки, — возмутилась она.

— Да ладно тебе, Роза. Ты же хитра, как черт. Сильвано повезло, что у него такая жена, — пробурчал клиент, выписывая чек.

Мистраль слушал, а сам тем временем рассматривал «Джульетту-1300», оставленную прямо у входа в мастерскую. У него слюнки текли при виде такой машины, и когда клиент, расплатившись, прошел мимо, юноша взглянул на него с завистью. Обладатель сокровища сел в свою машину, повернул ключ в замке зажигания, и мотор завелся. Мистраль подумал, что ни один человек на свете не смог бы выразить словами то, что хороший механик слышит в урчании такого двигателя: поэзию совершенства. Он нерешительно вошел в мастерскую и увидел Сильвано Ваккари, вылезающего из машины, покрытой брезентом.

— Здравствуйте, — сказал Мистраль. — Я думал, что вас нет.

Ваккари выглядел совсем не так, как в тот день, когда Мистраль увидел его в первый раз в Чезенатико, в компании красивой девушки. Он был в засаленной спецовке, лицо и руки выпачканы в масле. На Мистраля он сперва взглянул недоверчиво, но потом узнал его и улыбнулся.

— Значит, ты все-таки приехал, — воскликнул Сильвано, крепко хлопнув его по плечу. — А это моя Роза, — продолжал он, знакомя Мистраля с женой. Вблизи у нее оказалось остренькое лисье личико с хитрыми блестящими глазками. — Это тот самый мальчик, о котором я тебе рассказывал. Как, ты говоришь, тебя звать?

— Мистраль Вернати, — ответил юноша, протягивая руку Розе. Он был немного смущен неожиданным приемом. Сильвано его понял.

— От некоторых клиентов приходится прятаться, чтобы они платили. Я их поручаю жене, она у меня крутая, хотя на вид и не скажешь.

Мистраль улыбнулся, услышав эти слова.

— Ты впервые в Модене? — спросила Роза.

— В общем, да, — рассеянно ответил Мистраль. Брезентовый чехол, покрывавший машину, в которой прятался Сильвано, стал сползать, открывая сверкающую «Феррари».

— Тебе есть где остановиться? — спросил Сильвано.

Мистраль отрицательно покачал головой.

— В двух шагах отсюда сдается комната. Плата умеренная. Если хочешь устроиться прямо сейчас, моя Роза тебя проводит, — предложил механик.

— Я хотел бы начать работать. Комнату сниму вечером, — возразил Мистраль.

Его не интересовало, где он будет спать. Гораздо важнее было как следует узнать мастерскую. Он раскрыл свой саквояж, вынул спецовку, натянул ее на себя и шутливо вытянулся по стойке «смирно» перед весело следившими за ним супругами Ваккари.

— Гляди в оба, Нано, — сказала женщина, обращаясь к мужу, — мне кажется, ты нашел себе парня, который оставит тебя без работы.

Роза Ваккари правильно его оценила. Мистраль учился с поразительной быстротой, при этом отнюдь не рассчитывая на Сильвано, который вовсе не спешил раскрывать ему секреты своего мастерства. К некоторым машинам он близко не подпускал своего молодого помощника. Иногда Сильвано оставался работать ночью, а спать уходил утром, лишь бы не показывать Мистралю, какие усовершенствования он вносит в механизм гоночных автомобилей.

— Запомни, непосвященные должны держаться подальше от магического круга, когда в нем колдует главный жрец, — любил повторять Сильвано. — Придет время, и я сам тебе все объясню, сам все покажу, не беспокойся, за мной дело не станет.

— Я хочу учиться, — стоял на своем Мистраль.

— Ремеслу научить нельзя, его можно украсть. И потом, надо самому изобретать, как ты изобрел мембрану для насоса моей машины. Вот и продолжай в том же духе.

Иногда Мистраль вставал среди ночи и отправлялся в мастерскую. Железный ставень был опущен, но он знал, что Сильвано работает внутри. Как-то раз он распознал по звуку работу двигателя «Фульвии-1600», мощность которого Сильвано, должно быть, довел до ста шестидесяти лошадиных сил.

«На пределе прочности», — подумал тогда Мистраль.

Потом он возвращался к себе и ложился спать, чтобы на следующее утро вновь взяться за метлу и заняться уборкой. Ему приходилось подавать мастеру нужные инструменты, пока Сильвано священнодействовал над моторами, как хирург в операционной. По вечерам вынутый из машины и оставленный на рабочем столе двигатель надо было обязательно накрыть брезентом.

— Зачем? — спрашивал Мистраль.

— Затем, что, если придет владелец машины, он захочет узнать, что я делаю, а я не хочу ему рассказывать.

— Стоит ему поднять капот, он все равно увидит, что мотора нет, — возражал юноша.

— А я ему скажу, что послал мотор на завод для регулировки.

— А он поверит?

— Конечно, нет. Но это не важно. Он ведь знает, что, когда я верну ему машину ко дню гонок, она будет работать, как часы. И это все, что ему положено знать.

Мистраль спрашивал себя, все ли механики действуют так же, как Сильвано. Но даже в этих неблагоприятных условиях он каждый день узнавал много больше, чем мог бы вообразить.

Клиенты Сильвано, все без исключения, были людьми состоятельными, но мастер был к ним беспощаден, если они запарывали двигатели.

У Розы был неистощимый запас анекдотов о муже.

— Как-то раз приезжает один тип на «Феррари» и говорит: «Я — Бернард Голландский». Сильвано, не глядя на него, отвечает: «А я — император японский». А потом оказалось, что он и вправду муж голландской королевы.

Мистраля эти колоритные истории забавляли, а Сильвано, слыша их, выходил из себя. У него была мечта: сконструировать самый мощный в мире гоночный мотор, который был бы одновременно и самым легким.

— Он тратит все, что зарабатывает, на эту свою манию, — жаловалась Роза.

Мистраль знал, что на самом деле Сильвано тратит немалую часть заработков на своих шикарных милашек, помогавших ему чувствовать себя молодым. Но Роза делала вид, что ничего не замечает.

Облегчать вес машин, сочетая предел мощности двигателя с пределом выносливости, — это был конек Сильвано.

— Ты же знаешь, — объяснял он Мистралю, пока они работали, — правила соревнований допускают только некоторые виды разгрузки. Но я своим клиентам даю суперлегкие машины. Однажды мне удалось уменьшить вес «Фульвии-2500» на два центнера.

Он и сам знал, что привирает, но так приятно было мечтать.

— Это дозволяется?

— Да как тебе в голову взбрело? Это категорически запрещено. Но все это делают.

Пришла зима. В мастерской можно было окоченеть от холода, но Мистраль и Сильвано согревались у костра своей страсти. Увидев, с каким увлечением мальчик отдается делу, Сильвано оттаял и начал понемногу открывать ему свои секреты. Мистраль послушно следовал за ним, как танцор за звуками музыки.

Это были прекраснейшие дни, недели, месяцы его жизни. И так продолжалось до тех самых пор, пока мать не сообщила ему в телефонном разговоре о трагедии семьи Гвиди.

— Они все взлетели на воздух, — сказала Адель.

— Все? Никто не спасся? — Мысленно он видел Марию в голубом платье в цветочек на обочине дороги в Каннучето: хрупкую фигурку на фоне полей. Она послала его к черту задрожавшим от гнева и слез голосом. С тех пор Мистраль ее больше не видел. Он послал ей несколько открыток, все, на что был способен, учитывая скудость образования и отсутствие опыта в писании писем. Она не откликнулась. Но он продолжал ее любить.

— Только Марии удалось спастись, — ответила мать. — Она в больнице.

— Я приеду тебя навестить.

И он, не откладывая, сел в поезд, отправлявшийся в Чезенатико.

В больнице оказалось множество посетителей, желавших видеть Марию, но врачи никого к ней не пускали, потому что она была в шоке. Однако Мистраль отыскал приятеля, работавшего санитаром, и тот провел его в палату.

Он заговорил с ней, но она, казалось, ничего не слышала. А может, просто не захотела с ним разговаривать.

Мистраль понял, что Мария знать его не хочет, и решил больше о ней не думать. Ему даже пришло в голову, что он избежал большой опасности и что не стоит впредь подвергать себя такому риску: ведь эта девушка была не из тех, с кем можно весело провести вечерок, чтобы потом забыть, ему же не нужны были прочные привязанности или моральные обязательства. Мистраль предпочитал компанию женщин, не осложнявших ему жизнь.

Однажды вечером, когда он возвращался домой, его остановил швейцар:

— Ну что, получили посылку из дому? — спросил он.

Мистраль взглянул на него в недоумении.

— Сегодня утром тут была одна девушка. Сказала, что из вашей деревни и что у нее для вас посылка. Я направил ее в бар, где вы обедаете. Это было как раз около полудня, — принялся объяснять швейцар.

— Я никого не видел, — торопливо прервал его Мистраль. Его нередко разыскивали молодые женщины под самыми невероятными предлогами.

Он уже начал было подниматься по лестнице, но потом передумал и вернулся к дверям.

— А как она выглядела? — спросил он у швейцара. — Очень красивая, синьор Вернати. Просто красавица. Высокая, бледная, рыжие волосы и чудные зеленые глаза.

— Мария! — воскликнул Мистраль.

Потом он припомнил, что в тот день в баре был с Микелой, служащей «Гадзетты» , с которой они частенько обедали вместе. Зная Марию, можно было предположить, что она будет от этого не в восторге. В тот вечер он не переставая спрашивал себя, зачем она искала его в Модене.

Если она его еще любит, почему не откликнулась, когда он пришел навестить ее в больнице? Он решил на следующий день позвонить матери. Может, Адель сможет ему кое-что объяснить.

Наутро его разбудила Роза Ваккари. Лицо у нее было еще более вытянувшееся, чем обычно, а глаза покраснели от слез.

— Сегодня придется тебе открывать мастерскую, — сказала она. — У Сильвано случился инфаркт, его увезли в больницу.

— Подожди меня, Роза, я оденусь через минуту и пойду с тобой.

— Ты лучше займись работой, — зло рявкнула на него Роза. — А обо всем остальном я позабочусь. Этому ублюдку стало плохо не в моей постели! Вчера вечером он был в пансионе «Астория» с этой потаскухой Розильдой, женой доктора Спады. Ты ее знаешь? — Она говорила прерывисто, ее била неудержимая дрожь.

— Успокойся, Роза. Никакой Розильды я не знаю, — солгал Мистраль, хотя ему было отлично известно, что у Сильвано давние постельные отношения с хорошенькой женой доктора Спады, являвшегося, помимо всего прочего, постоянным клиентом мастерской Ваккари. — Ладно, о работе я позабочусь, ты не волнуйся, — пообещал он.

— Пусть только поправится, — зловеще пообещала Роза, пока они выходили на улицу. — Я синьору Сильвано голову отрежу.

Во всей этой суете мысли Мистраля устремились по другому руслу.