Через день вернулся Мишель. Он привез с собой солнечную погоду и отличную новость. В одном из дальних Сен-Леонаров ему удалось обнаружить маленький дом-музей Жозефа-Луи Тибо! Уже подъезжая к городку, Мишель понял, что попал туда, куда нужно, — все вокруг утопало в виноградниках. Вино здесь делали в каждом доме. Имелось и довольно крупное производство. Возможно, именно об этих винных заводах так беспокоилась по телефону непонятливая наследница королевского винодела. В музее Мишель разыскал, как водится, старенького директора и дотошно расспросил его о всех известных ему потомках Тибо, как по мужской, так и по женской линии. Самое удивительное, что старик знал о бриллиантовом гарнитуре! Оказывается, существуют даже бумаги, в которых отмечались владелицы всех предметов на протяжении двух веков. Но сейчас эти бумаги находятся не в музее. Несколько лет назад в Сен-Леонар приезжала некая Жаклин Кантарель, которая сказала, что является последней владелицей одной части гарнитура, и в качестве доказательства предъявила бриллиантовый перстень в форме бабочки, с подписью на обратной стороне «divise pour unifier». Она говорила, что с некоторых пор пытается разыскать других владелиц этого гарнитура, но пока безуспешно. Вот ей-то он и отдал бумаги, касающиеся истории трех бабочек. Разумеется, она оставила ему свой парижский адрес и телефон…

Когда они позвонили, самой Жаклин не оказалось дома.

— Вы можете позвонить ей вечером, часов в семь, — сказала какая-то старушка, — наверное, служанка или компаньонка.

До семи часов оставалась еще уйма времени. Они решили немного погулять по городу и зайти в кафе.

Мишель затащил Ольгу в какой-то дворик возле дворца Пале-Рояль. Дворик этот напоминал неровно спиленный лес — он весь был, словно пеньками, уставлен обрубками белых колонн разной высоты.

— Знаешь, почему они такие? — спросил Мишель.

— Даже не догадываюсь.

— Это чтобы удобнее было целоваться.

— Ты можешь хоть иногда говорить серьезно! — Ольга обиженно отвернулась.

— Но я вполне серьезен. Это колонны для влюбленных. Просто все влюбленные разного роста, вот и колонны тоже. Можно попробовать подобрать что-нибудь и для нас.

— А ты так уверен, что я в тебя влюблена?

— Конечно. И вообще, я думаю, что после всего, что между нами было, ты обязана выйти за меня замуж. Ты же обесчестила меня!

— Ах ты, болтун! — Ольга со смехом набросилась на него, но Мишель приподнял ее в воздухе и поставил на одну из колонн. Теперь Ольга была выше его на две головы. Мишель прижался лицом к ее груди и застыл так.

— А знаешь, мне и такая высота нравится… — мечтательно сказал он.

Потом он поставил ее на другую колонну, и на сей раз их лица оказались на одном уровне.

— Послушай, — сказал Мишель, глядя Ольге прямо в глаза, — я должен сообщить тебе… Дело в том, что у меня неприятности.

— Какие неприятности? — обеспокоенно спросила Ольга.

— Крупные. Понимаешь, я не знаю, как я смогу жить без тебя, когда ты уедешь. — Мишель крепко сжал ее руки в своих ладонях. — Не буду пытаться подобрать к этому названия. Представь, если в каком-нибудь механизме вынуть деталь, он не сможет работать. Извини, конечно, за такое странное сравнение. Но слово «люблю», по-моему, слишком абстрактное. А я говорю тебе то, что есть.

Ольга опустила глаза. Она почувствовала, как в груди ее что-то сжалось и что она сейчас заплачет. Только не это! Она изо всех сил ущипнула себя за ляжку.

— Послушай, — вдруг спросила она, — скажи мне честно, у тебя что-нибудь было с этой… Клер?

Мишель схватился руками за голову.

— Ну вот! Все-таки я должен был тебе рассказать! Понимаешь, я боялся, что ты будешь ревновать — поэтому промолчал. Но от женщин, наверное, ничего не скроешь. — Мишель снова взял Ольгу за руки и бесстрашно посмотрел прямо в ее серьезные черные глаза. — Да, да, я с ней спал, если ты хочешь это знать! — сказал он. — Она мне даже нравилась. Но все это было раньше, понимаешь? Все это было до тебя. Я же не ревную тебя к твоему… Мишелю, — на секунду в глазах его промелькнула злость. — И вообще… давай не будем больше о ней говорить. Как видишь, без нее я прекрасно провожу время. Меня волнует другое: что я буду делать без тебя…

— Нет-нет-нет, не будем больше вообще ни о чем говорить, — торопливо зашептала Ольга. — И вообще, ты зачем меня сюда поставил?

— Действительно… — так же шепотом отозвался Мишель, нашел ее губы и так поцеловал ее, что она забыла обо всем на свете.

Нет! Ольга не хотела думать о разлуке. Впереди у них была еще почти целая неделя…

Они дошли по улице Риволи в сторону Елисейских полей. День выдался не слишком жаркий, но ясный и слегка ветреный. Ольга была в джинсах, сине-белой клетчатой рубашке и небольшой жилетке из коричневой замши.

— А где живет Жаклин Кантарель? — спросила Ольга.

— В третьем переулке, неподалеку от авеню Монтень, дом десять. Там как раз куча всяких дешевых китайских ресторанчиков.

Ольга еще никогда не пробовала китайскую кухню.

— А они не едят ничего… такого? — с опаской спросила она, вспомнив о пищащих устрицах.

— Утка по-пекински тебя устроит? — спросил Мишель. — Не бойся, она без перьев и уже не крякает.

Ресторан назывался «Золотой дракон». Название было написано по-французски и рядом китайскими иероглифами. Внутри все было устроено скромно, но со вкусом. Стены обиты шелком в рамах, расписанным птицами, змеями, драконами и цветущими деревьями. Столики отделялись друг от друга шелковыми ширмами. Откуда-то из глубины доносилась тихая тягучая китайская музыка. Обслуживал их настоящий китаец с черным хвостом волос, торчащим из-под маленькой шапочки.

Китайские блюда показались Ольге чем-то средним между острым салатом и десертом. Даже соленые огурцы имели сладковатый вкус. Кроме того, она впервые отведала тушеный бамбук, жареные мидии, щупальца осьминогов и особые острые китайские пирожки.

Целая комедия получилась с деревянными палочками для еды. Увидев, как Мишель легко с ними управляется, Ольга решила последовать его примеру. Однако это оказалось не так-то просто. Палочки стали выпадать, соскальзывать, переворачиваться в ее неловких пальцах, пока одна из них не сломалась. К счастью, для европейцев здесь имелись в запасе обычные вилки.

— Где ты так наловчился есть палочками? — спросила она у Мишеля.

— В детстве я прожил с родителями два года в Японии, — сказал он. — Это было время всеобщего увлечения восточной философией. Джон Леннон женился на Йоко Оно, и вообще… А мои родители были из тех, кто подхватил идеи хиппи. Они оба из богатых буржуазных семей. Сбежали из дома, от родителей, тайно поженились и долго ездили по свету с хипповской компанией. Хорошо еще, что не стали законченными наркоманами. У мамы была аллергия на наркотики, а папа держался из солидарности с ней. Меня они по всему свету таскали с собой. Теперь они, конечно, остепенились. Папа занимается теоретической математикой. Мама уже десять лет, как открыла свой художественный салон. В принципе, они могли бы вообще не работать и вести жизнь рантье — оба получили от родителей приличное состояние. Но в нашей семье так уже повелось — нужны ли деньги или нет, но без работы сидеть нельзя…

— Интересная у тебя семья, — сказала Ольга. — А у меня вот с мамой нет особой близости. Папа умер, когда мне было тринадцать лет, — попал под машину — и мама почти сразу вышла замуж за другого. У них теперь двое детей — мои сводные брат и сестра. У меня не сложились отношения с ее новым мужем. Поэтому я была только рада, когда поступила в университет и стала жить у двоюродной бабушки. К маме приезжаю только летом, не больше, чем на две недели. Мне все время кажется, что я ей мешаю…

— А она знает, что ты сейчас в Париже? — спросил Мишель.

— Конечно, знает, — сказала Ольга, — я послала ей телеграмму. Наверное, рассказывает всем знакомым, какая у нее замечательная старшая дочка…

По дороге к Жаклин Кантарель они обсуждали, что скажут ей, как начнут разговор. И вдруг прямо перед ними вырос какой-то молодой китаец в поношенном джинсовом костюме. Он странно подмигивал и при этом отставлял мизинец правой руки.

— Что ему от нас нужно? — спросила Ольга Мишеля.

— Все понятно, — сказал Мишель, — он хочет предложить нам «травку»:

— Какую еще травку? — не поняла Ольга.

— Ты что — никогда не пробовала «травку»? Это индийская конопля. Ее еще называют марихуана. На Востоке курят ее просто, как табак. А в Европе она считается легким наркотиком.

— Ты пробовал наркотики? — вскинула на него глаза Ольга.

Мишель пожал плечами.

— Конечно. И ты должна попробовать.

Не успела Ольга ему возразить, как он протянул китайцу купюру, и тот вручил ему маленький пластиковый пакетик с каким-то зеленоватым порошком.

— Пошли! — тихо сказал Мишель и потащил ее за руку вперед.

Ольга молча повиновалась, решив, что выскажет ему все, когда они отойдут подальше от китайца. Мишель тут же нашел пустынный скверик и плюхнулся на лавочку.

— Сейчас ты увидишь небо в алмазах… — торжественно сказал он и принялся потрошить сигарету.

Он высыпал из нее весь табак себе на ладонь, затем добавил туда немного порошка из пакетика, перемешал и стал забивать смесь обратно в сигарету. Пакетик он засунул в какой-то потайной карман своей куртки так глубоко, что сразу и не достанешь.

Ольга сначала расширенными от ужаса глазами смотрела на его манипуляции, потом отвернулась и отсела от него подальше.

— Ты что, боишься? — ласково спросил ее Мишель.

— Почему ты сразу не сказал мне, что ты потомственный наркоман?! — возмущенно воскликнула она. — Я бы на пушечный выстрел к тебе не подошла!

Мишель засмеялся, и Ольга метнула на него злобный взгляд.

— Знаешь, почему я не стал говорить тебе? — зловеще спросил он, склонившись к самому ее лицу. — Знаешь? Потому что на самом деле я не наркоман! Понятно?

— А кто же ты, если покупаешь и куришь эту дрянь?

— Да вовсе это не дрянь, в некоторых странах эту травку и за наркотик-то не считают. У нас на курсе нет человека, который бы ее не попробовал. Не обязательно же постоянно ее курить. Это все равно, что выпить бокал вина. К тому же к «травке» нет привыкания, неужели ты об этом не слышала?

— Не слышала… — печально пробормотала Ольга, чувствуя, что почти исчерпала запас своего гнева. Разумеется, она слышала про марихуану. В Союзе ее называли «план» или «анаша». Но она никогда не соглашалась попробовать ее, сколько ей ни предлагали. Поставляли ее в университет киргизы, направленные на учебу по комсомольской линии.

— И вообще, — голос Мишеля окреп, — как ты могла подумать, что я способен предложить тебе какую-нибудь дрянь? Ты просто оскорбляешь меня своими подозрениями!

Ольга уже не сердилась на него. А может быть, он прав? Это она ретроградка и зануда. Если это не опасно, почему бы не попробовать?

— А что от нее чувствуешь? — спросила она.

— Трудно сказать, прищурился Мишель, — у всех по-разному. Похоже на действие алкоголя, но немного не то. Зачем говорить, лучше возьми и попробуй, — он протянул Ольге зажженную сигарету. — Не зажимай ее губами, а просто вдыхай, чтобы дым смешивался с воздухом…

Ольга взяла сигарету с таким видом, будто это змея, которая вот-вот ее ужалит. Затем она зажмурилась и попробовала втянуть в себя дым. Ничего особенного не произошло. Тогда она совсем успокоилась.

— Теперь дай ее мне. — Мишель взял у нее из пальцев «трубку мира» и тоже затянулся.

После четвертой затяжки Ольга вдруг почувствовала, что ей необыкновенно весело. Ее разобрал смех. Ей было смешно все — как Мишель сидит, как он тушит об землю сигарету, как мимо скамейки, переваливаясь, ходят голуби-сизари, такие же, как у них на набережной Волги. Мишель тоже хохотал вместе с ней. Со стороны они были похожи на двух человек, которым только что рассказали жутко смешной анекдот.

— Послушай, — сквозь смех проговорила она, — но мы же должны в семь часов звонить Жаклин Кантарель…

— Да что ты говоришь, — глумливо качал головой Мишель, — тогда поднимайся и пойдем искать телефон-автомат.

Они встали и, держась за руки, направились по аллее скверика к перекрестку.

— Вот черт! — проворчал Мишель, когда они подошли к телефону-автомату. — Кажется, я забыл пластиковую карточку!

Это тоже вызвало у Ольги только смех.

— И теперь мы не сможем позвонить? — спросила она, чуть ли не рыдая от хохота.

— Отсюда не сможем. Придется идти без звонка и извиняться за непрошеный визит. Или договариваться на завтра.

Старушка Жаклин жила в одном из маленьких переулков с маленькими, двух- или трехэтажными домишками. Почему-то это место сразу же напомнило Ольге о небольшой улочке, по которой они с Мишей Левиным ходили в свой керосиновый «дом свиданий». Те же приземистые дома с низкими окнами, те же исписанные детьми потрескавшиеся стены… Но сейчас воспоминания о бывшем возлюбленном нисколько не навевали на нее грусть. Напротив, ей показалось, что все, что связано с ним, ужасно смешно. Она снова принялась хохотать.

— Опять за свое? — укорил ее Мишель. — Если ты будешь продолжать в том же духе, то не советую тебе идти сейчас к Жаклин Кантарель. А то она может подумать, что ты сбежала из психиатрической больницы…

— Понимаешь, — покатывалась со смеху Ольга, — я вспомнила, я вспомнила…

— Что ты вспомнила?

— Мы с Мишелем… то есть с Левиным, ходили мимо таких форточек и гавкали в них…

— Как это, гавкали? — поразился Мишель.

— А вот так. — Ольга подбежала к низкому окошку, склонилась над форточкой и озорно выкрикнула туда: — Гав! — Затем она схватила Мишеля за руку и шепнула ему: — Бежим!

Они забежали за угол следующего дома и уже там дали волю своим чувствам. Мишель смеялся так, что из глаз у него текли слезы.

— Я тоже хочу попробовать, — сказал он Ольге, — только будь наготове.

Мишель осторожно подкрался к окошку, завешенному белой занавеской с вышивкой «ришелье», встал на цыпочки и что есть силы проорал в открытую форточку:

— Всем встать! И выключить газ!

После этого они с диким топотом помчались за угол. И вдруг нос к носу столкнулись с… полицейским. Было семь часов вечера.