Глава 16

В тот сырой мартовский день Андрей возвращался из аэропорта в тяжелом состоянии.

Опустошенный разлукой и оглушенный бедой, он вел машину, почти не различая дороги.

«Я потерял ее, я потерял ее навсегда, — стучало в его измученном бессонницей мозгу. В исступлении бешенства он жал на педаль газа, не обращая внимания на то, что люди и машины в испуге шарахаются от его автомобиля. — Это уже вторая женщина, которую я оттолкнул от себя».

Он безжалостно корил себя за все — за то, что не объяснил Нине все сразу, за то, что в штыки воспринимал ее отчаянные попытки пробиться сквозь стену его отчужденности. И за свой уход от нее, и за молчание в новогоднюю ночь, и за то, что в конечном счете именно он подтолкнул ее к отъезду.

Дома его ждала пустая квартира. Вадим так увлекся Нининой подружкой, что почти все время проводил с ней, а домой являлся лишь ночевать. Он даже астрологию свою совсем забросил.

— Женщину предпочел звездному небу, — мрачно подшучивал над ним Андрей.

— Женщина сама подобна звезде, — отвечал ему Вадим.

В последнее время в отношениях друзей возникла некоторая напряженность. Вадим и не пытался скрыть, что ему не нравится, как Андрей ведет себя с Ниной. Все его попытки вмешаться ни к чему не привели, и он предоставил другу самому решать свои проблемы.

Таким образом, Андрей оказался в своеобразном вакууме. Теперь ему пришлось, как многим одиноким людям, всего себя отдавать работе. Он устроился еще на одни курсы. Взялся переводить еще несколько фильмов, шалея от бесконечного однообразия сюжетов.

В силу привычки он продолжал следить за собой, аккуратно и даже изысканно одеваться, каждое утро после бритья протирал лицо дорогим мужским одеколоном.

Вскоре он заметил нечто странное. Девушки на курсах секретарш, где он преподавал по четвергам, старались задержаться в комнате после занятий. А когда он выходил на лестницу покурить, около него теперь всегда вертелась какая-нибудь ярко накрашенная красотка в мини-юбке. На курсах английского языка было то же самое, а на истфаке Гуманитарного института творилось совсем невообразимое — девицы, помимо всего прочего, пытались вести с ним интеллектуальные разговоры.

А ведь раньше этого не было. После пережитой трагедии — смерти ребенка и ухода Татьяны в монастырь — он так заледенел изнутри, что вокруг него образовался невидимый барьер. Натолкнувшись на него, женщины обычно быстро теряли интерес к нему как к мужчине и поддерживали с ним лишь деловые отношения.

Полюбив Нину, он внутренне оттаял, а оттаяв и потеряв ее, стал беспомощным и беззащитным перед проявлением женских горячих эмоций. С грустной усмешкой он отмечал, что и сам, несмотря на непроходящую тоску по Нине, стал обращать внимание на молоденьких девушек.

Вот и вчера в перерыве между занятиями он вышел покурить. И тут же рядом с ним оказалось юное существо в ореоле светлых кудряшек и в облаке сладких духов. Самое странное, что он даже не замечал лиц всех этих порхающих вокруг него девиц.

— Андрей Николаевич! А что вы курите? «Кэмел», да? А можно я попробую? Ну пожалуйста! А то у меня на такие сигареты денег не хватает.

И он, который никогда раньше не поддался бы на такую явную провокацию, завел с ней совершенно идиотский разговор о том, что девушкам курить вредно, а потом все же услужливо поднес огонек зажигалки. За сценой его падения исподтишка наблюдали десятки любопытных девичьих глаз. Они поняли, что он не такой уж неприступный, как кажется.

На следующий день к его машине подскочила уже другая девушка, он даже имени ее не знал, а помнил про нее только то, что она говорила по-английски с ужасающим акцентом и вечно путалась в неправильных глаголах.

— Андрей Николаевич, Андрей Николаевич! Подождите, вы куда едете, не в центр? Подвезите меня, пожалуйста.

— Я еду на Полежаевскую.

— Ну все равно, ну, пожалуйста, я просто ненавижу метро, прокатите меня хоть немного! — тараторила девица, как будто она родом из глухой деревни, где легковые автомобили — большая редкость.

Сидя рядом с ней в машине и вдыхая удушливые пары сладких духов, он краем глаза рассматривал свою пассажирку. Невысокого роста, пухленькая, неестественно-яркая блондинка, крашеная. Волосы отросли и чернели возле неровного пробора, одета ярко и безвкусно.

Пока они ехали, она болтала без умолку. Звали ее Аней, и у нее были большие планы на будущее. Андрей мрачно слушал ее треп и только усмехался про себя.

Она не сказала ему о себе ничего нового. Как будто он сам все про нее знал. Ну да, она еще не стала валютной секретаршей, пока она только влезла в долги, чтобы заплатить за учебу. Она еще тешит себя мыслью, что ее возьмут в крутую фирму, и босс, высокий красавец с пейджером на боку, сразу обратит на нее внимание. А сейчас почему бы не завести легкий романчик с симпатичным и до сих пор неприступным преподавателем английского?

— Андрей Николаевич, а куда мы едем?

— А куда вам надо? — Андрей не рад был, что поддался минутной слабости и посадил эту балаболку к себе в машину.

— Ой, а давайте куда-нибудь сходим вместе. Я наглая, да? Но ведь вам не так уж много лет, и, если бы вы не были у нас преподавателем, мы могли быть просто знакомыми. Пойдемте туда, где нас никто не знает. Вы не волнуйтесь, я вас буду, как и раньше, Андреем Николаевичем называть.

Андрей молчал. Это придало Ане смелости.

— А может быть, поедем к вам, я слышала, у вас видак есть. Можно какой-нибудь фильм посмотреть. Я люблю комедии и боевики, а вы?

«О Господи! Только боевиков мне не хватало, — думал Андрей. — Но ведь ей, наверное, нужно совсем другое. Это такой шик — соблазнить преподавателя. Все подружки сразу завидовать начнут, а сколько разговоров будет!»

Андрей еще раз внимательно оглядел девушку. «А почему бы и нет?» — холодно спросил он себя.

— Хочешь ко мне? — прямо спросил он ее.

— Ага, — ее темные глаза загорелись.

В его квартиру Аня вошла робея, чуть ли не на цыпочках, но очень быстро освоилась. Андрей помог ей снять дешевое пальтишко и предложил тапочки. Машинально он отметил, что ее темные колготки порваны на одной пятке и зашиты на другой. Он вспомнил, что и у Нины были рваные колготки, и это его умиляло чуть ли не до слез, а сейчас он почувствовал глухое раздражение.

Эта девушка раздражала его все больше. Она бесцеремонно разгуливала по квартире, доставала книги с полок, бессмысленно листала их, а потом небрежно ставила не на место. Она перетрогала кучу безделушек, забралась в комнату Вадима, где застыла в изумлении перед огромной астрологической картой.

— Ой, что это?

Андрей объяснил как мог.

— Ой, как интересно! А ваш друг может мне погадать на гороскопе?

«Интересно, а можешь ли ты начать фразу не с «ой», а как-нибудь иначе?» — подумал Андрей, уже закипая от злости. Но странным образом эта злость была приятна ему. Если бы Аня вдруг исчезла из его квартиры, он остался бы разочарованным, словно она пробуждала в нем настоящие эмоции, те, которым давно пора было выплеснуться наружу.

— Ничего больше не трогай! — закричал он на девушку, когда она уже полезла в вещи и книги Вадима.

Аня замерла, испуганно уставившись на Андрея. Надо было как-то переходить к тому, зачем они оба здесь оказались. Видак был бы сейчас очень кстати, но Андрею он так надоел на работе, что вызывал только отвращение. Но видео ведь не единственный способ разрядить обстановку и сблизить двух незнакомых людей.

— Хочешь выпить? — спросил он ее. Она кивнула. — А что ты любишь?

— Что-нибудь сладенькое, — ответила Аня.

«А Нина любила кислые сухие вина», — машинально отметил про себя Андрей.

Из «сладенького» у него нашлась только бутылка сомнительного ликера, которую принес кто-то из друзей Вадима. Содержимое ее тогда никому не понравилось, она так и стояла почти полная, чтобы пригодиться сегодня. Андрей разлил густую ядовито-красную жидкость по рюмкам, выложил на стол печенье, подумал, чтобы еще достать, и… решил, что хватит. Не есть же она сюда пришла?

— Ну давай! За твои успехи в английском! — Андрей сделал глоток и поморщился — какая приторная гадость!

Аня болтала и все порывалась включить телевизор. Она быстро опьянела, раскраснелась и как-то незаметно пересела к Андрею на колени. Сквозь искусственный запах ее духов проступал аромат горячего девичьего тела, который сводил Андрея с ума. Эта девица ему совершенно не нравилась, она была глупа, неряшливо и безвкусно одета, да и вообще, его никогда не привлекали крашеные полные блондинки.

Тем не менее он смотрел на завитки ее высветленных волос возле своей щеки, на капельки пота, выступившие у нее над верхней губой и чувствовал, как темная кровь желания, смешанная с яростью, закипала в нем. Он безумно хотел ее, причем хотел как-то зло, словно его злость и тоска сосредоточились в этой глупенькой девочке, и, овладев ею, он победит их.

Она первая поцеловала его, ткнувшись накрашенными губами куда-то в шею. Он не стал отвечать на ее поцелуй, схватил в охапку и потащил к себе в комнату. Там, тяжело дыша, ничего вокруг не видя, он бросил ее на кровать. Аня хотела чего-то более романтического. Она надеялась, что они разденутся и, обнаженные, будут сначала целоваться и долго ласкать друг друга. Но ничего этого не случилось. Андрей лишь расстегнул брюки и, задрав высоко ее платье, почти на лицо, стащил с нее колготки и грубо и яростно вошел в нее. Кажется, он сделал ей больно, потому что она вся как-то сжалась, и стоны ее совсем не напоминали стоны наслаждения.

Но Андрею не было никакого дела до той, чье тело он терзал. Он испытывал наслаждение от того, что мог сжимать в руках ее тело, раздвигать ей ноги, мять грудь. Аня что-то говорила ему, но он не слышал. В его голове пульсировала кровь, все его изголодавшееся тело извивалось в сладких конвульсиях. Его движения становились все быстрее, он весь покрылся потом, задыхался, его лицо исказила судорога, так что оно сделалось неузнаваемым. И наконец он закричал и кончил. Его семя мощной горячей струей ворвалось ей в лоно.

Андрей обмяк и уронил лицо между ее больших мягких грудей. Только через несколько минут он начал приходить в себя и услышал, что Аня плачет. Она всхлипывала тоненько, как маленькая девочка, потерявшаяся на шумном вокзале. Ничто не шевельнулось в душе Андрея, он был полностью опустошен. Он откатился в сторону и холодно разглядывал ее. Теперь в измятом платье, порванных колготках, с косметикой, размазанной по лицу, она внушала ему одно лишь отвращение. Он прислушался к тому, что она лепетала между приступами плача.

— Я думала, вы будете нежным, будете ласкать меня, поговорите со мной, а вы… Только больно мне сделали и платье помяли. Моим первым мужчиной был парень с завода, без образования, некультурный, он и то таким грубым не был, а вы как маньяк какой-то. Если у вас сто лет женщины не было, то я не виновата. Надо было идти к проститутке, она за деньги все бы от вас стерпела. А я… А вы мне так нравились… — И она опять разразилась рыданиями.

Андрей слушал ее без всякого интереса. Теперь ему хотелось только одного — чтобы она поскорее ушла. Но она продолжала мучить его своими жалобами.

— А вдруг у меня будет ребенок, хоть бы вы предупредили, что у вас резинки нет.

Слова о ребенке были последней каплей. Андрей резко вскочил и заговорил, не глядя на нее.

— Ну хорошо, прости, я вел себя как скотина. Не плачь. Если боишься залететь — иди в ванную. Что ты на меня так смотришь, ты сама этого хотела.

Девушка тоже встала. Она смотрела на Андрея, как на чудовище. Слезы высохли на ее лице. Он сделал ей так больно, а сам теперь смотрит на нее, как на пустое место.

— Я на курсах все расскажу, у вас будут неприятности, вас уволят.

Андрею, в сущности, было все равно, узнает начальство об их свидании или нет. Без работы он все равно не останется.

— Ты запугать меня хочешь? Бесполезно, в следующий раз не садись в машину к незнакомым мужчинам. На, возьми, купи себе новое платье. — Он достал из кармана измятых брюк кошелек и извлек оттуда несколько бумажек по сто тысяч.

Аня в ужасе отшатнулась от него.

— За кого вы меня принимаете? Мне не нужны ваши подачки, подавитесь своими вонючими деньгами. А на платье я сама себе заработаю, и не так, как вы думаете.

Андрей слышал, как она с силой хлопнула входной дверью.

«Я вел себя как последняя сволочь, — думал он о себе, как о постороннем человеке. — Мне должно быть дико стыдно. Ведь я же приличный, интеллигентный человек, так почему же я ничего не чувствую?»

Это было верно лишь отчасти. Андрей не чувствовал стыда, но им овладело чувство необыкновенной легкости, как будто свалилась тяжесть, много лет давившая на него. Голова слегка кружилась, комната плыла перед глазами, он не заметил, как уснул.

Пока он спал, пришел Вадим. Он сразу понял, что тут произошло. Андрей даже не потрудился убрать со стола рюмки. Заглянув в комнату друга, Вадим увидел его самого, лежавшего в отключке на развороченной кровати. Он ничего не сказал. Разговор между ними произошел позже.

— До чего ты докатился, водишь домой каких-то сомнительных баб!

— Но не мужиков же! — огрызнулся Андрей.

Только на следующий день Андрею стало не по себе от случившегося, и он все рассказал Вадиму. Тот так разозлился на Андрея, что даже сломал нечаянно свой любимый кактус, который пересаживал в этот момент.

— Ничего себе! Да ты подумал хоть минуту об этой девушке? Подумал, какую травму ты ей нанес и как она дальше будет жить с этой раной в душе?

— Вадим, пожалуйста, давай без высокопарных выражений. Я скотина, согласен. Ну что мне теперь — утопиться?

— Ты думаешь, можно обозвать себя скотиной и успокоиться? Легко, не правда ли? Меня интересует одна вещь. Думаешь ли ты о ком-нибудь, кроме себя? Ты же только себя и видишь, свой богатый внутренний мир, свои проблемы, переживания, ты дорожишь ими, как миллионер счетом в банке. А другие люди для тебя лишь марионетки, которые должны подыгрывать тебе, и, если они нарушают правила игры, ты им этого уже не прощаешь. Так было и с твоей женой, и с Ниной, и даже с этой дурехой, имя которой ты уже забыл.

Андрею стало тошно. Он поднялся, оставив на столе недопитый чай, и ушел спать к себе в комнату. В этот вечер он впервые не вымыл посуду перед сном.

Аня никому ничего не сказала. Она лишь стала какой-то притихшей и старательно прятала глаза от Андрея. А он продолжал ловить на себе голодные взгляды девушек и даже чувствовал, как у него все внутри отзывается на них. Но пока ему удавалось держать себя в руках. Андрей уходил домой сразу после лекций, потом ехал на другую работу. Если ее не было, валялся дома на незастеленной кровати, курил до одури и смотрел невидящими глазами в раскрытую книгу.

Ира уже давно замечала, что с Андреем происходит что-то неладное. Они изредка ходили куда-нибудь втроем, и Ира видела, что у Андрея совершенно потерянный вид. Если раньше он был как натянутая струна, то, похоже, теперь струна лопнула. Она все пыталась выпытать у Вадима, чем занят его неприступный друг, появился ли у него кто-нибудь? Но Вадим лишь отшучивался и переводил разговор на возвышенные темы. Подсовывал Ире книги тибетских монахов, имена которых выговорить было невозможно, и поэтому она их тут же забывала.

Вообще, чем больше времени она проводила с Вадимом, тем сильнее удивлялась себе. Обычно все ее отношения с мужчинами сразу же перемещались в постель, а теперь она, как школьница, гуляла с этим странным парнем, выслушивала его рассуждения о звездах, ходила с ним покупать благовония, от которых у нее нестерпимо чесалось в носу.

Он не делал никаких попыток к сближению, и сначала ее это даже пугало.

«Может, я уже перестала нравиться мужчинам? — думала она, нервно крутя блестящий перламутровый браслет — подарок ее прежнего кавалера. — Да нет, я же вижу, как он на меня смотрит. Глаза загораются, а он их отводит и продолжает что-то говорить. Может, ему как-то помочь? А собственно, зачем торопить события. Мне с ним и так неплохо. Сам дойдет когда-нибудь до кондиции».

Иру злило, что Вадим всячески избегает приглашать ее к себе, вернее к Андрею. А она никак не могла избавиться от воспоминаний об Андрее, о своей несчастной любви к нему, которая оставила трещину в ее душе. Ей все хотелось подойти к Андрею поближе, заглянуть ему в глаза и спросить: «Ты помнишь?»

Конечно, пока он был с Ниной, Ира не хотела выдавать себя. Но Нина уехала, Андрей места себе от тоски не находит. Возможно, теперь настало время, когда она может напомнить ему о себе. И Ирка решила рискнуть. Она все очень хорошо рассчитала.

Как-то в апреле, вечером, Вадим отправился на очередной астрологический семинар. Ира с ним идти отказалась.

— Ну что мне там делать, — протянул она, — я же все равно в этом ничего не смыслю, буду сидеть как дура. Иди лучше один.

Вероломно устранив того, кто мог бы ей помешать, она без предупреждения отправилась к Андрею домой. Стоя у его двери, Ира неожиданно почувствовала, как сильно она волнуется. Ноги стали ватными, во рту появилась противная сухость. Неужели она струсит? Нет, она должна взять реванш. Сейчас или никогда. Ира решительно нажала на кнопку звонка.

Андрей открыл ей не сразу. Он задремал с книгой в руках. Резкий звук звонка вывел его из тяжелого оцепенения, в которое он погружался все чаще.

— Привет… — Он удивленно разглядывал Иру. Та оделась сегодня довольно необычно для себя. Она решила быть похожей на ту, прежнюю Иру, которую когда-то знал Андрей. На ней были простые темные брюки и синий свободный свитер. Она даже волосы попыталась причесать как раньше, но это ей не удалось. Слишком много она с ними экспериментировала в последнее время.

— А что, Вадима нет дома? — сделала она круглые глаза. — Вот обидно. Можно я зайду, раз уж пришла?

Андрей пропустил ее вперед. Пусть заходит, все лучше, чем сидеть одному. Он провел ее на кухню. Как автомат, не глядя на свою гостью, он налил ей чаю и достал из холодильника какую-то еду.

Ирка во все глаза смотрела на Андрея.

«Да, он сильно сдал, — думала она. — Одет небрежно, на рукаве пуговицы нет, брюки измяты. Спал он в них, что ли? Надо действовать, не давая ему опомниться!»

— Ну как, Нинка тебе не пишет?

Андрей молчал. Ира видела, как напряглась его спина.

— Вот и мне тоже, — продолжала Ирка. — Совсем нас забыла, обидно даже. А ты все скучаешь? Брось, выкинь из головы. Тебе нужно отвлечься, развеяться, а то ты скоро совсем зачахнешь. Уже вон какой бледный. Знаешь что, я завтра в гости собираюсь, а вино заранее купила, сегодня. Давай его выпьем, а? Чтобы все наши проблемы отошли на задний план. — Ира слукавила, она принесла с собой не вино, она понимала, что им тут не обойдешься, а здоровую бутылку джина. Она боялась, что Андрей напрочь откажется с ней пить, тогда все пропало.

Но нет, Андрей неожиданно легко согласился. Он сразу как-то оживился, принес из комнаты бокалы, достал откуда-то шоколадку.

— Лимонов нет, — сказал он озабоченно, — да и тоника тоже; может, сбегать?

— Брось, обойдемся. Давай наливай.

Андрей разлил джин по бокалам и вопросительно взглянул на Иру. Он безоговорочно передал инициативу в ее руки. Она этому была только рада.

— За что бы такое выпить? — Ее лукавое лицо приняло простодушное выражение. — Давай за всех одиноких и покинутых.

Андрей кивнул и поднес стакан к губам. Ирка напряженно смотрела, как он пьет. Он сразу влил в себя почти весть джин. Сама она лишь сделала маленький глоток. Ее голова должна была оставаться ясной.

Дальше все пошло само собой. Андрей включил музыку, закурил. Теперь он уже пил без ее приглашения. И, хотя он был по-прежнему молчалив, настроение его заметно улучшилось. Он сидел с глупой мечтательной улыбкой на губах, а иногда начинал смеяться неизвестно чему.

Ирка, несмотря на свои старания не пить, тоже слегка опьянела. Ей почему-то стало трудно сидеть на стуле, она долго боролась с собой, а потом махнула на все рукой и улеглась на полу. Андрей ничего ей не сказал и даже не удивился. Ирка лежала, уставившись в недавно побеленный потолок, синеватый дым поднимался вверх и вился вокруг красного пластикового абажура.

— А я ведь знаю, что это такое — расстаться с любимым человеком. Я тогда на стены лезла от отчаяния, думала, что не переживу. Правда, ты мне веришь?

— Конечно.

— И ничего, пережила, теперь как новенькая. И у тебя все будет о'кей. Вот увидишь. Это только поначалу кажется, что жизнь кончена. А потом привыкаешь, как у врача, расслабляешься, и уже не так больно.

«Она права, — думал Андрей, — права во всем, кроме того, что с каждой новой катастрофой человек навсегда теряет часть своей бесценной души и становится ущербным».

Уже стемнело, скоро придет Вадим, а они все еще ведут какие-то лирические разговоры. Пора было переходить к главному. Но не здесь же.

— А что это мы все в квартире сидим? — как бы невзначай спросила Ирка. — Давай на улицу выйдем, воздухом подышим. Стоп! У меня идея. Поедем на ипподром, здесь же недалеко. Давай вставай, я тебя на лошади покатаю!

И, не дав ему опомниться, Ирка стащила Андрея со стула и повела в коридор. Там она натянула на него кожаную куртку и ботинки, оделась сама, и они оказались на улице. Естественно, она не забыла прихватить с собой недопитый джин.

Андрей порывался сесть в машину. Он клялся, что ничуть не пьян, но Ирка его не пустила. Автокатастрофа не входила в ее планы. Полный людей и электрического света троллейбус довез их прямо до ипподрома. Здесь Ирка была как дома. Она взяла Андрея за руку и повела в конюшню к своему любимцу.

— Познакомься, это Мальчик. Мальчик — это Андрей.

Так Андрей был представлен серому в подпалинах жеребцу. Они с удивлением посмотрели друг на друга, и каждый не понял, что здесь делает другой. Андрей наотрез отказался кататься. Он и на ногах-то стоял неуверенно, а лезть на лошадь, нет уж, спасибо. Он лучше посидит где-нибудь на сене.

— Зачем на сене? — удивилась Ира. — У нас тут есть кое-что получше.

Она отвела его в небольшую, хорошо протопленную комнату, где отдыхали конюхи. Сейчас здесь было пусто. Настольная лампа под слегка оплавленным абажуром освещала продавленный малиновый диван, кресло, поцарапанный письменный стол, какие-то листки, кнопками пришпиленные к стене.

С трудом дойдя до дивана, Андрей свалился на него. Он с недоумением смотрел по сторонам.

«Где я? В какой-то конюшне. Как я умудрился здесь оказаться, и кто эта женщина, и почему она на меня так пристально смотрит? И почему ее лицо кажется мне таким знакомым? — Ответить на все эти вопросы Андрею было не под силу. — А, ладно, какая разница, лучше еще выпить». — И он опять потянулся за джином.

После очередного стакана Андрея прорвало. Он начал говорить. Что он наговорил тогда Ирке, он потом так и не мог вспомнить. В его памяти осталось лишь, что она сочувственно кивала, потом подсела к нему поближе, взяла его за руку, стала гладить по лицу.

Он возомнил себя галантным кавалером и начал целовать ей руки, а потом как-то незаметно его рыцарские поцелуи перестали быть рыцарскими. И вот уже Ирка запирает дверь, расстегивает на нем рубашку. Ее теплые губы касаются его щеки, скользят по шее, груди.

Андрей постанывал от наслаждения. Эта девушка делала с ним нечто очень приятное. И если Аня будила в нем звериное бешенство, неистовое желание терзать и вонзаться в нее, то с Ирой он совершенно расслабился и предоставил делать с собой все что угодно. Его голова совершенно не работала. Он чувствовал себя просто телом, которое ласкают нежные руки и губы, а оно тает и растворяется в теплых женских объятиях.

Ирка довольно быстро заметила, что он совершенно пассивен.

«Ничего себе, — возмущалась про себя Ира, — да он как будто пришел на сеанс в массажный кабинет! Раньше он таким не был».

Ей пришлось немало потрудиться, чтобы вывести его из состояния спячки. В конце концов, когда-то она его любила, да и сейчас он был совершенно потрясающим мужчиной. Ее губы, как две бабочки, запорхали по его телу. Она высунула остренький горячий язычок и прошлась им по его коже. Андрей слегка напрягся, перестал быть таким расслабленным. Ее ладони все быстрее гладили его руки, плечи, грудь.

Сама пугаясь своей смелости, Ирка осторожно положила ладонь ему на живот. Она опускала ее все ниже, почувствовала пальцами жесткие волоски, в которых должен был прятаться… То, что там пряталось, было совершенно вялым, беспомощно лежавшим в ее ладони. «Так дело не пойдет, — решила она, — может, он на самом деле импотент, и поэтому Нинка не могла затащить его в постель. Сейчас мы это узнаем!»

Она привстала с дивана, еще раз оглядела распростертое перед ней мужское тело. Потом поудобней устроилась у него в ногах и склонилась над его животом. Ее ласковые губы и быстрый язычок сделали свое дело. Андрей возбудился, да еще как… Он тяжело задышал, его грудь вздымалась, он кусал губы, чтобы не закричать.

Ира уже устала, ей не хватало воздуха. Андрей вцепился руками в ее волосы и не давал поднять голову.

«Он сейчас кончит, — испугалась она, — прямо мне в рот». Она преодолела его сопротивление и подняла голову.

— Я хочу тебя, — произнесла она пересохшим ртом, — ты слышишь меня?

Андрей резко перевернулся и вошел в нее сверху. Буквально через несколько мгновений он с громким стоном наслаждения изверг в нее горячую струю семени. А кончив, откинулся и почти сразу же заснул. Ира встала и, накинув на себя свитер, закурила. Ее любовь, кумир ее юности спал перед ней потный, в парах алкоголя. Он был развенчан и низвержен. Занимаясь любовью с ним, она ничего не почувствовала, а сейчас пыталась заглянуть в себя и понять, что же с ней происходит.

Она хотела, чтобы он вспомнил ее, хотела рассказать, как мучилась, как была близка к самоубийству, как потом в каждом мужчине искала ему замену и не могла найти. Но он заснул, а она так ему ничего и не успела сказать.

«А может быть, ничего и говорить не надо? Зачем? Все уже прошло. А ведь правда, теперь все прошло, — поняла она. — В постели он был таким же, как все, даже хуже. И мне больше ничего от него не надо, ни брать реванш, ни сводить счеты. Я овободилась от него! О Господи, теперь надо мной ничего не висит! Я закрыла эту страницу своей жизни».

Ирке хотелось выбежать из душного помещения на воздух, прыгать, кричать от радости. Она метнулась к Мальчику, вывела его из стойла, взнуздала и прямо без седла вскочила на него. Она неслась на коне по темному ипподрому. Люди шарахались и кричали ей вслед:

— Ирка, спятила совсем, ты пьяная, что ли?

— Берегитесь! — кричала она им.

Ее радость передалась коню, и он весело заржал. Ира зарылась лицом в его густой, остро пахнущей гриве и тихонько засмеялась. Когда она вернулась в конюшню, Андрей уже проснулся и кое-как оделся. Он виновато смотрел на нее тусклыми глазами.

Ира проводила его к умывальнику. Ледяная струя слегка освежила его. Но все равно Андрей чувствовал слабость, голова гудела, руки дрожали. И еще ему казалось, что он очень виноват перед Ирой. Так почему же она выглядит такой радостной? Этого он никак не мог понять.

— Ты как, в порядке? А что ты такой грустный, разве тебе было плохо?

— Нет, — смущенно улыбнувшись, ответил Андрей, — мне было хорошо.

— Ну и все. Не переживай. Считай, что мы помогли друг другу. А Вадиму ничего не говори. Зачем? Он только расстроится. Хорошо?

Андрей кивнул.

— Сам дойдешь до метро? Ну и отлично. Я еще останусь тут немного.

Ирка чмокнула Андрея в щеку и проводила его к выходу.

Эта история озадачила Андрея.

«Что же со мной происходит? — думал он. — Нина, которую я любил и продолжаю любить, билась со мной, билась и ничего не могла сделать с моим страхом перед сексом. А стоило ей уехать, как я пошел по рукам. Переспал даже с девушкой друга. Я не мужчина, а тряпка какая-то! Может, Нина была права, у меня что-то с головой? Да нет, я абсолютно нормален. Мне просто надо успокоиться и держать себя в руках».

Решить было легко. Но вот как добиться, чтобы руки не дрожали и исчезла бессонница? Как не дергаться, увидев со спины любую девушку, напоминающую Нину? Он никак не мог ее забыть. Ее большие зеленые глаза, непослушные волосы, то бронзовые, то золотистые, ее смех и выражение грусти на ее лице. Если бы она только вернулась, если бы дала ему еще один шанс! Он бы никогда больше не был причиной ее слез, гнева или обиды. Если бы она только захотела быть с ним ночью, каким бы нежным и любящим был он с ней! Он готов был покрыть поцелуями каждый укромный уголок ее тела. Он не отпускал бы ее от себя ни на минуту, а ночью баюкал бы в своих объятиях.

От этих мыслей у Андрея вырывался наружу стон, и он весь внутренне сжимался. Он отчаянно тосковал по ней. Но еще хуже было то, что ему нужна была женщина. Любая женщина, просто горячее, быстрое тело женщины. Он начинал себя за это ненавидеть.

В последнее время ему пришлось делать синхронный перевод сразу нескольких фильмов. У Андрея язык не поворачивался назвать эту штамповку фильмом. Так, дешевая голливудская продукция. Жесткое порно, и больше ничего. На фильмы такого рода всегда был большой спрос, и за их перевод хорошо платили. Андрей уже зарабатывал больше, чем мог потратить, но от работы не отказывался. Он стал настоящим трудоголиком. Когда он сидел без дела, то впадал в такую страшную депрессию, что брался за любую работу.

Поздним вечером он сидел в подвале студии и переводил один из этих фильмов, где главный герой, с накачанными анаболиками мускулами, натягивал на себя одну женщину за другой. У Андрея уже рябило в глазах от всех этих бесконечных блондинок, шатенок, брюнеток с китайским разрезом глаз. Странно, что этот фильм нуждался в переводе. Текста как такового в нем не было. Сплошные стоны и ругательства.

Единственный плюс этой работы заключался в том, что он делал ее в ночное время в пустой студии. Никто из ее владельцев, очень похожих на героя фильма, не мозолил ему глаза.

— Я хочу тебя, — говорил он, стараясь открывать рот, синхронно с героем-любовником. — Я хочу тебя вот уже второй день, черт возьми, я даже аппетит потерял… — Дальше следовало выражение, которое Андрей переводить не стал.

Его отвлекло какое-то движение за спиной. Он оглянулся. В студию ворвались двое парней с пистолетами в руках. Андрей подумал, что все это напоминает сцену из фильма, словно героям боевиков надоело пылиться на полках с кассетами и они вырвались на свободу. На одном из парней был классический темный костюм, белая рубашка и галстук, на другом пестрые спортивные брюки и кожаная куртка с широченными плечами.

«Для чистоты жанра им только масок не хватает», — подумал Андрей.

— Не двигаться! Это ограбление, — объяснил тот, что в костюме. Видно, они подкараулили момент, когда в студии никого не было, и каким-то образом нейтрализовали охранника. — Гони бабки, а не то мы тебя продырявим, быстро!

— Да не базарь ты с ним! — вмешались спортивные брюки. — Наручниками к батарее, забираем аппаратуру, а бабки и без него найдем.

Андрея не покидало ощущение нереальности происходящего. Как будто в него самого вселился супермен американского фильма, который соображал и двигался за него молниеносно и решительно. Андрей метнулся к столу и дернул на себя ящик. Он выиграл всего несколько секунд, но этого оказалось достаточно. В ящике стола, среди бумаг, скрепок, обрывков пленки лежала граната. Настоящая боевая граната, которую хозяин студии почему-то хранил у всех на виду.

Андрей вспомнил военные сборы, схватил гранату и рванул на себя чеку. Бандиты отшатнулись.

— Эй, ты, без нервов! — попросил его один.

Андрей стоял в позе статуи Свободы. Только вместо факела в его правой руке была готовая рвануть граната.

— А ну валите отсюда! — закричал он не своим голосом. — Мне жизнь не дорога, а эта паршивая студия тем более. Сейчас тут все вместе с вами взлетит на воздух!

Видно, в его лице и голосе было что-то такое, что заставило налетчиков поверить ему. Но уходить ни с чем было обидно. Они сделали попытку договориться.

— Старик, может, ты в долю хочешь? Так сговоримся…

— Вы что, не поняли? У меня уже рука устала. А ну вон отсюда, вон! — И Андрей все-таки перевел вслух то самое ругательство, на котором он вынужден был оторваться от фильма.

Оно окончательно убедило бандитов в серьезности его намерений.

— Все, сваливаем! — Тот, кто в костюме, потащил своего напарника к выходу. — Ты что, не видишь, что он законченный псих?

Но уйти им не дали. Охранник, которому они брызнули в лицо нервно-паралитическим газом из баллончика, каким-то образом уже очухался. Может, газ был не настоящим, а может, охранника ничего не брало. Очнувшись, он позвонил в милицию и по сотовой связи соединился с владельцами студии. И те и другие примчались одновременно.

Бандитов скрутили. Андрей протянул гранату и чеку от нее милиционеру. Пусть он разбирается, как сделать так, чтобы они все-таки не взлетели на воздух. Андрею жали руки, хлопали по плечу, предлагали выпить, пойти в ресторан, но он хотел лишь одного — скорее убраться отсюда.

«На сегодня с меня хватит, — решил он. — Что-то нервы у меня и правда сдали».

Андрею было настолько не по себе, что он с трудом вел машину, руки дрожали, голова кружилась. Дома он испугал Вадима своим видом. Бледный, он стоял в прихожей, прислонившись к стене, пытаясь унять дрожь в коленях.

— Что с тобой? — кинулся к нему Вадим.

— Я только что отразил вооруженное нападение. Будь добр, сделай мне чай.

— Тебе не чай нужен, а отвар пустырника, чтобы ты успокоился, — ответил Вадим, не поверив ни одному слову Андрея.

Отхлебывая из своей белой чашки горький отвар, Андрей убеждал друга в том, что все происшедшее ночью в студии — истинная правда.

— Есть и приятный момент во всей этой идиотской истории. Мне вручили тысячу долларов, так сказать, наградили за доблесть.

— Ну так отдохни, сколько можно работать? Ты скоро превратишься в робота и совсем человеческие черты утратишь.

— А чем я буду заниматься, если уйду с работы? Я тогда с ума сойду. Когда работаешь, по крайней мере забываешь обо всем.

— У тебя какая-то странная позиция. Человек в твои годы уже должен бы задуматься о себе, о том, кто он и зачем живет на свете. А люди обычно глушат подобные мысли водкой, сексом, суррогатом искусства или, как ты, работой до одурения. Остановись, посмотри на себя со стороны. Ты думаешь, суть твоей проблемы в отъезде Нины? Вовсе нет, не появилась бы она, было бы что-нибудь другое, что привело бы тебя в такое состояние. — Вадим взглянул на своего измученного друга. Тот сидел ссутулившись, у него был совершенно потерянный вид. — Ну ладно, если тебе обязательно надо что-то делать, напиши сценарий фильма.

— Я, сценарий?!

— А почему бы и нет? У тебя для этого есть два основных условия: хорошо развитое воображение и богатый жизненный опыт. К тому же ты пересмотрел столько иностранного видеодерьма, что законы жанра усвоил. Напиши что-нибудь этакое романтическое, о любви со счастливым концом.

— Я подумаю, но сейчас я пойду спать. Спать, спать и только спать.

«А в самом деле, почему бы мне не написать сценарий? — размышлял на следующее утро Андрей. Он принял душ, сварил крепкий кофе, поджарил бутерброды с беконом и сразу почувствовал себя лучше. — Роман или повесть мне не по плечу, там должны быть всякие рассуждения и описания, а в сценарии — одни действия. Вадим прав, воображение у меня хорошее, все, о чем я думаю, представить мне легко. Вот только какой придумать сюжет?»

Андрей задумчиво бродил по квартире с сигаретой в руках.

Этим же вечером Андрей, едва заслышав, как ключ поворачивается в замке, подскочил к входной двери. Сегодня он заждался Вадима. Ему не терпелось скорее поделиться с другом идеей, пришедшей ему в голову.

— Слушай, что я придумал! — начал он, не дождавшись даже, пока Вадим снимет куртку. — Мне такой классный сюжет пришел в голову!

— Ну ты даешь, дай я хоть поем! Первый раз вижу тебя в творческом экстазе. Зрелище не для слабонервных.

— Ты ешь, я буду тебе рассказывать. Только ничего не говори, дослушай до конца.

Вадим подогрел свою вегетарианскую кашку, сейчас он проводил курс очищения организма, и приготовился слушать.

— Я подумал так, — начал Андрей, волнуясь, — все жизненные истории в кино, да и в литературе, уже давным давно обмусолены. Зачем мне сочинять еще одну? Но людям нравятся истории про любовь, разлуку, путешествия. Значит, надо снять фильм про обычные чувства в необычной ситуации. И я придумал сказку или притчу, неважно, как ее назвать. Ты меня слушаешь? — Вадим кивнул. — Короче, главный герой, молодой человек, романтик в душе, житель приморского города, по образованию, например, историк. Копается в древностях, собирает бабочек, увлекается подводным миром… Как-то гуляет он по берегу моря и видит на берегу совершенно голую девушку неземной красоты. Она сидит на песке и расчесывает волосы, а они у нее зеленые. Сначала он стесняется к ней подойти, любуется издалека. Потом замечает, что она регулярно появляется в этом пустынном месте. Он уже специально приходит туда и вскоре не может прожить и дня, чтобы не увидеть ее. И вот однажды девушка забывает на песке золотой, украшенный жемчугами гребень. Молодой человек, назовем его Дэниел…

— Почему Дэниел? — вмешался Вадим. — Где у тебя действие происходит?

— У нас, а он пусть будет американским историком, изучающим греческие колонии на Черноморском побережье.

— Допустим.

— Дэниел, или попросту Дэн, находит этот гребень и оставляет у себя. От него пахнет морем и еще чем-то необъяснимо загадочным. Девушка приходит за своей потерей на пляж, не находит ее, горько плачет. Дэн не выдерживает. Так они знакомятся. Она оказывается дочерью моря, морской царевной, как бы русалкой, но хвоста у нее, естественно, нет, только зеленые волосы. Она боится людей, она знает, что они едят рыб, и думает, что Дэн хочет съесть ее. Ему удается завоевать ее доверие, а потом и любовь. Он уводит ее все дальше от моря, уговаривает остаться у него, стать ее женой. Он дает ей имя — Морин, что означает «морская». Они какое-то время живут вместе, у них рождается сын, мальчик со светлыми волосами. Они вроде бы счастливы. Но Дэн никак не может забыть, что она не человек, что она чужая и ему и этому миру. Да и сам он чужой в этой полудикой стране. Вирус отчуждения заражает их все сильнее. И вот однажды Морин, разбирая старые вещи, случайно находит свой жемчужный гребень. Воспоминания накатывают на нее с такой силой, что она бросает дом, ребенка и уходит в море. Дэн, узнав, что она ушла навсегда, пытается утопиться, но море выталкивает его на берег. Тогда он нанимается моряком на корабль и берет сына с собой. Он плавает по разным морям и зовет Морин, и заставляет ребенка делать то же самое, в надежде, что хоть к сыну она придет. Но Морин так и не откликается на зов. — Андрей помолчал, а потом неожиданно добавил: — Или откликается? Я еще сам не решил, как лучше, а?

— Лучше, если откликается, должен быть счастливый конец, а то зрителей потянет утопиться.

— Ну хорошо, где-нибудь в Греции она выходит из вод Эгейского моря, подобно Афродите, чтобы остаться с семьей навсегда. Дэн осваивает плавание с аквалангом, знакомится с чудесами подводного царства…

— И находит сокровища затонувшей Атлантиды.

— Нет, Атлантида — это уже перебор, просто какие-нибудь древности, оказавшиеся на дне. Дэн совершает, таким образом, научное открытие, становится знаменитым, покупает виллу на острове Корфу, Морин становится хозяйкой подводного музея, короче, хэппи энд. Ну и как тебе? По-моему, хорошо, главное, нет чернухи, супружеских измен и криминальных разборок, которые всем уже надоели.

— Ну что тебе сказать, Пятачок? — Вадим лукаво улыбнулся. — Я думаю, надо все это красиво и убедительно написать, а потом уже заняться раскруткой.