Глава 9
1
Нине повезло. Ей попался двухэтажный автобус. Причем она заняла самое первое место на втором этаже. Теперь она чувствовала себя пилотом самолета, который несется навстречу новому прекрасному миру. Все ее сомнения, тревоги куда-то ушли. Нину поглотила дорога, ее необычная, кружащая голову красота.
Дорога вилась по горам, по прогретому ласковым южным солнцем сосновому лесу. Кое-где в ярко-зеленой траве мелькал снежно-белый известняк. Среди сосен иногда встречались незнакомые деревья с яркими цветами. Автобус по серпантину забирался все выше и выше. Внизу ослепительно блестело голубое море.
«Класс! — думала Нина. — Жизнь, хоть это и звучит банально, прекрасна».
Около трех часов дня автобус приехал в Иерусалим. Город сразу ошеломил Нину. Если Тель-Авив выглядел вполне по-европейски, то здесь все, даже воздух, было пропитано экзотикой Востока. Выставив вперед бороды, не глядя на соблазны мира, куда-то спешили одетые во все черное хасиды. Тут же разгуливали томные восточные красавицы, совершенно не стесняясь своих пышных форм. Кучками стояли арабы в белых накидках на голове. Город шумел, звенел голосами, благоухал ароматами цветов и пряными запахами экзотических растений.
У Нины закружилась голова, но она быстро взяла себя в руки. Оглядевшись, она увидела огромную надпись «INFORMATION» и стрелку куда-то вправо. В поисках справочной Нина прошла почти весь шумный автовокзал, где ее ждало немало соблазнов в виде многочисленных лотков с едой. Особенно привлекательно выглядели выставленные на всеобщее обозрение посудины с разными соленьями, салатами, маринованными оливками. Все это по желанию покупателя укладывалось в питу, двойную лепешку, раскрывающуюся наподобие конверта, где уже лежали тефтели из бобовой муки, фалафели, и сверху щедро поливалось соусами.
Нина, которая со вчерашнего вечера, не считая чашки кофе, ничего не ела, проглотила слюну. Она уже направилась было к прилавку. Ароматное великолепие стоило пять шекелей. Но денег было жалко. Они таяли буквально на глазах.
«Ну покормит же он меня хоть чем-нибудь. Не зверь же он, в самом деле», — думала Нина про Алика.
Девушка с кудрявой головой в окошке справочной очень подробно объяснила ей, как добраться до нужной улицы. Нине пришлось сесть на автобус. На это ушло еще два шекеля, не считая тех пятнадцати, что она потратила на билет сюда из Тель-Авива.
Городской автобус долго петлял по улицам. Люди входили, выходили, все они были очень шумные, с размашистыми жестами. Нина сидела на высоком сиденье как зритель в театре. Вдруг она услышала:
— Ты представляешь, Вера, вчера на базаре взяла детям бананы. И что ты думаешь? Сегодня они уже все черные!
— Да что ты говоришь! — изумилась невидимая Вера.
Нина не смогла сдержать улыбки. Она испытала что-то вроде легкой ностальгии, представив себе этих домохозяек с такими же сумками, как у ее матери.
Вот и ее остановка. Ей пришлось не раз побеспокоить вопросами пассажиров, чтобы выйти именно там, где нужно. Здесь так же любили объяснять дорогу, как в Москве или Ленинграде. Среди пассажиров даже разгорелся небольшой спор, сути которого Нина уловить не смогла. К счастью, в автобусе нашелся русский мужчина. Он быстро вычислил в Нине соотечественницу и толково объяснил ей дорогу.
Дом, где жил Алик, выглядел просто роскошным, по сравнению с той пятиэтажкой в Тель-Авиве, где она пробыла так недолго. Дом был из светлого камня, очень чистенький, с домофоном внизу. Нина позвонила, назвала себя, и дверь открылась.
Она не без волнения поднималась по чистой светлой лестнице.
«Что-то не очень похоже, чтобы этот Алик бедствовал. В таких домах живут состоятельные люди», — подумала Нина.
Дверь квартиры уже была распахнута. Нина шагнула внутрь. В прихожей ее ждал мужчина лет тридцати пяти, среднего роста, худой, с уже редкими темными волосами и очень красивыми карими глазами.
«Какие у него по-детски длинные ресницы. Я у взрослых таких никогда не видела», — пронеслось у Нины в голове.
Действительно, Алик, с чистыми яркими глазами и одновременно циничным выражением лица, производил довольно странное впечатление. Нина уже потом поняла, что в этом человеке невозможным образом сочетались милый доверчивый мальчик и разочарованный во всем мире взрослый мужчина.
— Здравствуйте, я — Нина.
— Я догадался, — сказал Алик печально. — Долго же вы добирались. Я уже целый час волнуюсь, даже поесть не смог нормально. Вы мне аппетит перебили.
«Ничего себе проблемы, — усмехнулась про себя Нина, — ел бы себе на здоровье, кто ему мешал. Видите ли, он волновался!»
Алик провел Нину в квартиру, светлую, просторную, почти без мебели. Нина сразу обратила внимание на стеллажи с книгами и замысловатые цветные фотографии на стенах. Квартира состояла из гостиной, совмещенной с кухней, как здесь принято, и спальни.
— Ну что ж, присаживайтесь. Надо вас покормить.
Несмотря на явную печаль в голосе, на угощение он не поскупился. На столе Нину уже ждало что-то вроде котлеты с овощами и разными закусками. Особенно она налегала на оливки. Алик внимательно смотрел на нее. Нина попыталась было рассказать ему о Мите, но Алик остановил ее:
— Ешьте, ешьте, говорить с набитым ртом не только вредно, но и некрасиво, особенно для такой милой девушки, как вы.
И только за чашкой кофе он наконец приступил к расспросам. Честно говоря, Нина толком не знала, что рассказывать.
— Митя пьет, в театре не работает.
Алик кивал, как будто знал, что так и должно быть.
— Ну ладно, — сказал он после обеда, — честно говоря, я не люблю принимать гостей из России, но вы мне даже понравились. Поэтому, так уж и быть, оставайтесь. — После некоторого молчания он посмотрел на Нину своими красивыми глазами и вздохнул. — Пойдемте осматривать достопримечательности.
2
Нина влюбилась в Иерусалим с первого взгляда. В центре, куда привел ее Алик, все дома были построены из одинаковых белых камней. Это придавало городу неповторимую индивидуальность. Они прошли по красивой улице Кинг Джордж с суперсовременным отелем, носящим это же имя. Потом вышли на длинную Яффскую улицу. Она привела их в старый город.
Окруженный мощной стеной из древних желтых глыб, он стоял как крепость из сказок «Тысяча и одной ночи». Это впечатление усилилось еще больше, когда, пройдя под темной аркой ворот, они вошли внутрь и оказались в арабской части старого города. Алик объяснил Нине, что за стеной находились три квартала: арабский, еврейский и христианский.
Здесь, в арабском квартале, было шумно, пахло пряностями. Степенные женщины, в одеждах до пят, только что без паранджи, увешанные сумками, следовали на почтительном расстоянии за своими вальяжными мужьями. Шумные, пестро одетые ребятишки бежали рядом.
И повсюду чем-то торговали. Одеждой, европейской и национальной, безумно красивой, расшитой цветными нитками и ярким бисером. Рядом на бесчисленных лотках лежали украшения, кожаная обувь, совсем не изменившаяся за последнее тысячелетие, а восточные сладости, орешки — сладкие, соленые, чищеные и в скорлупе, фрукты, овощи, доселе невиданные Ниной. Чего здесь только не было!
Нина останавливалась на каждом шагу, чтобы рассмотреть повнимательнее все эти соблазнительные вещи, а продавцы тут же обращались к ней с улыбкой на смуглых лицах по-английски:
— Please!
Нина что-то бормотала в ответ и шла дальше до следующего лотка, где вся эта сцена повторялась. Алик буквально тащил ее вперед. Они незаметно перешли на «ты».
— Да что ты заглядываешься на эту дешевку? — говорил он. — Вот я потом покажу тебе настоящие магазины. Хотя все равно у тебя денег нет, — прибавлял он задумчиво.
Эти его заявления Нину совершенно обескураживали. В этом человеке странным образом уживались вежливость, предупредительность и цинизм, способность к безжалостной насмешке. Нина пыталась понять, что он за человек? Но его сущность ускользала от нее. Нина знала, что есть люди, которых невозможно нарисовать, их внешность не ложилась на бумагу или холст. Так и Алик оставался для нее расплывчатым и непонятным.
Узкими темными улочками он провел ее к еврейскому кварталу. Попасть туда можно было лишь через военный пост. Добродушный молоденький солдат в круглых очках осмотрел сумку Алика и покрутил вокруг них металлоискателем. Не обнаружив ничего опасного, их пропустили за металлическую ограду.
Здесь все было по-другому. Тоже шумно, но все же как-то строже. Может быть, так казалось из-за множества одетых во все черное мужчин.
— А это знаменитая Стена плача, все, что осталось от Иерусалимского храма. Теперь это место паломничества евреев всего мира.
Действительно, около древней, сложенной из огромных каменных глыб стены толпилось очень много людей. Причем женщины стояли справа, а мужчины, отделенные от них заборчиком, — слева. Люди подходили, прикасались к стене ладонями, отходили. Некоторые оставались стоять, не то плакали, не то молились, раскачиваясь в такт непонятным словам.
Нина была русской, но и она испытала непонятное волнение.
«Сколько же всего перевидали эти камни, — думала она, — люди рождались и умирали, любили и старели, а стена все стояла и стояла. По сравнению с ней человеческая жизнь не более чем миг».
— А можно я подойду туда? — робко спросила она у Алика. — Подойди, — пожал он плечами, — я думаю, тебе есть о чем поплакать.
Несмело Нина приблизилась к Стене плача. На подходе к стене стоял бдительный страж, который проверял, подобающе ли одеты люди. Например, женщин в шортах или с голыми руками он бы ни за что не пропустил. Нина была одета подобающе. Она вплотную подошла к святыне. В трещины на камнях было вложено множество тщательно cложенных записок.
«Интересно, что там, — задумалась Нина, — молитвы, просьбы, имена родных? Может, и мне что-нибудь написать, например, чтобы Андрей появился вдруг на белом коне, увез меня отсюда, и мы зажили счастливо и умерли в один день».
Нина заметила, что некоторые женщины действительно плачут, уткнувшись лбом в стену.
«Может быть, и мне поплакать? Алик прав, мне есть о чем».
Только слезы к ней не шли. Нина пошла назад. Алик терпеливо дожидался ее. Уже темнело. Он еще немного поводил ее по городу, рассказывая по дороге интереснейшие вещи об этих местах. Оказывается, Алик был историком по образованию, и Нина узнала теперь, что в этом древнем городе побывали и Александр Македонский, и крестоносцы, и сарацины, и не только они. Например она, оказавшаяся здесь по воле случая, и что ей теперь делать — никому не известно.
Видно, Алика беспокоила эта же проблема. Он все пытался добиться от Нины, на что она рассчитывала, сначала ввязавшись в авантюру с поездкой, а потом сбежав от Григория. Они сидели в одном из модных кафе на улице Бен Иегуда. Эта улица чем-то напомнила Нине московский Арбат. С наступлением темноты сюда начали постепенно стекаться художники, ювелиры, продавцы сувениров. Все они несли с собой переносные лотки, что-то вроде больших мольбертов и портативные газовые лампы. Нина остановилась было посмотреть, как они будут раскладывать свой товар, но Алик потянул ее куда-то:
— Потом посмотрим, через час будет гораздо интереснее. А пока пойдем, так уж и быть, угощу тебя кофе.
Они поднялись на второй этаж в кафе. На стенах небольшого помещения висели абстрактные картины, выполненные яркими красками на ткани. Тут же под потолком вились какие-то шнуры, на них болтались стеклянные безделушки. Нина поняла, что тут встречается местная богема. Золотая молодежь уже начала собираться. Вообще-то, это место мало отличалось от подобных заведений где-нибудь в Москве, вот только публика чувствовала себя гораздо раскованнее и отличалась от московской внешним видом. Здесь были девицы с серьгой в носу, молодые люди с замысловато выбритыми головами или разноцветными прядями волос. А уж в одежде каждый выделывался кто во что горазд. Длинные платья с вышивкой и немыслимыми кистями по подолу соседствовали с супероткровенными коротенькими кофточками, едва прикрывавшими грудь снизу и сверху.
Нине, которая с завистью глядела, как самовыражается местная молодежь, даже стало стыдно за свой скромный наряд — на ней были джинсы и клетчатая рубашка.
— А все же скажи, что ты собираешься делать? — допытывался Алик. Он заказал французские круассаны, себе со шпинатом, а Нине с сыром, и кофе капучино. Все это было великолепным. Круассаны таяли во рту, а кофе с пышной шапкой взбитых сливок поражал тонким ароматом.
— Не знаю, у меня виза на полгода.
— Да что тебе толку с этой визы, когда она не дает права работать! Да, полгода у тебя не будет проблем с властями, если, конечно, ты будешь вести себя тихо. Но на что ты собираешься жить?
— Помоги мне найти работу. Я могу полы мыть, с детьми сидеть.
— Да тут на каждое рабочее место очередь из эмигрантов, а у них с документами все в порядке. Ладно, я попробую что-нибудь придумать. Пока живи у меня, но сразу предупреждаю, характер у меня сложный, мне все это может быстро надоесть. Тогда тебе придется искать другое жилье.
Нина вздохнула с облегчением.
Ну что ж, по крайней мере на ближайшую неделю она пристроена.
Алик постелил Нине в гостиной на маленьком диванчике, а сам спал у себя в спальне. Вставал Алик очень рано, варил себе кофе и быстро уходил по делам. Все он делал очень тихо, и Нину часто его сборы даже не будили. Занимался он каким-то таинственным бизнесом и, судя по всему, зарабатывал неплохо. В подробности своей деятельности он Нину не посвящал, да и она ни о чем особенно не спрашивала. Алик предоставил в ее распоряжение холодильник и свою библиотеку, чем Нина с удовольствием пользовалась. На чужую еду в отсутствие хозяина она старалась не налегать, зато книгами зачитывалась. Надо отдать Алику должное, библиотеку он собрал очень хорошую.
— Это все, что я вывез из России, — сказал он как-то Нине.
Жил он очень замкнуто. За несколько дней ему позвонили всего пару раз, да и то по делу. Гостей он не принимал и в гости, видимо, не ходил. Он производил впечатление человека, которому никто не нужен и который сам не стремится быть нужным кому-то. Было ли это его врожденным свойством, или таким он стал в результате какой-то жизненной драмы, Нина не знала, а в душу лезть к нему не хотела. Она была очень признательна Алику за приют и за возможность передохнуть.
Он даже после некоторых колебаний оставил ей ключ от своей квартиры. Нина обычно уходила на целый день и без устали бродила по узким улочкам старого города. Однажды она поднялась вверх по крутой, вымощенной камнем дороге и оказалась на смотровой площадке. У Нины захватило дыхание: Иерусалим во всем своем великолепии лежал перед ней. Огромной золотой драгоценностью сверкала крыша мусульманской святыни — мечети Аль-Аякса. Множество минаретов, куполов и шпилей церквей поднимались к ярко-голубому небу. Здесь, на высоте, солнце особенно слепило глаза, а неутихающий ветер пел и пел свою тихую песню.
Вокруг Нины стояли туристы в таком же в немом восторге. Постепенно они приходили в себя, начинали оглядываться по сторонам. Пользуясь моментом, к ним подскакивали вездесущие продавцы открыток и сувениров. Вдруг Нина заметила верблюда. Этого корабля пустыни, невозмутимо взирающего на людскую суету, держал за веревку араб в футболке и белых джинсах. Он настойчиво предлагал иностранным туристам сфотографироваться верхом на верблюде. Никто не решался, видимо, боялись. Нина с улыбкой глядела на экзотическое животное, словно только что сошедшее со страниц восточных сказок.
Хозяин верблюда, заметив ее восторг, подозвал ее жестом.
— Нет денег, — замотала она головой.
— Бесплатно! — заулыбался тот.
Видимо, в целях рекламы он решил прокатить Нину просто так. Она не могла отказать себе в таком удовольствии и подошла к животному. Вблизи верблюд казался просто огромным. Нина не представляла, как ей удастся взгромоздиться ему на спину. Тут молодой араб подхватил ее на руки, и Нина не успела опомниться, как оказалась на подушке между двух мохнатых горбов. К высокому седлу была приделана перекладина, в которую Нина в страхе вцепилась.
Погонщик весело подмигнул Нине и дернул за веревку. Верблюд пошел вперед. Нина замерла от страха. Во-первых, она сидела очень высоко, а во-вторых, верблюд шел такой странной походкой, что при каждом его шаге Нина куда-то проваливалась, а потом резко поднималась. Так, качаясь словно на волнах и боясь пошевелиться, Нина сделала круг по смотровой площадке. Ее тур вызвал оживление среди туристов. Некоторые выразили желание тоже прокатиться. Довольный араб снял не менее довольную Нину и осторожно поставил ее на землю.
— Ну как? — спросил ее какой-то американец в круглых очках, с красной, обожженной солнцем кожей.
— Класс! — ответила Нина и, все еще покачиваясь, пошла дальше.
Так гулять она могла целыми днями. Пару раз она даже заблудилась в пестрой людской толчее, среди резких перепадов света и тени. Солнце здесь охватывало Нину потоком горячих лучей так нежно и жарко одновременно, что ей хотелось раствориться в нем без остатка.
Примерно так же действовали на нее местные мужчины. Они смотрели ей вслед с испепеляющей нежностью. Иногда она останавливалась возле какого-нибудь лотка, чтобы подольше посмотреть на приглянувшийся ей экзотический наряд. Нина смотрела на платье, а продавец смотрел на нее, и оба не могли отвести глаза. Как-то мужчина, в белой рубашке, смуглый, с пышными черными усами и ослепительными зубами, легко обнял ее за плечи и подвел поближе к товару. Нина почувствовала, что тает от одного прикосновения его сильных рук. С усилием оторвалась она от арабского продавца и, улыбнувшись ему, ушла прочь. Ей показалось, что он прекрасно понял ее состояние, но ее это ничуть не смутило.
Здесь было такое изобилие света, солнца, пряных запахов, что, казалось, все звало к любви. Во время своих прогулок Нина заметила, как откровенно ведут себя влюбленные на улицах, а особенно в городских скверах. Никого вокруг не замечая, они самозабвенно целуются и смело ласкают друг друга. В Москве подобные парочки вызывали у нее лишь раздражение, а здесь Нина даже поймала себя на том, что в чем-то завидует им.
3
Однажды Нина бродила за пределами старого города. Здесь было тоже шумно, но менее интересно. Много машин, людей, пыли. Экономя на городском транспорте, Нина в кровь стерла себе ноги, пока Алик не разорился на очень удобные сандалии для нее. Его щедрость начинала ее пугать. Нина не понимала этого человека и потому не хотела быть слишком обязанной ему. Это беспокоило ее все больше. И тут как нельзя кстати ее взгляд остановился на грязно-белой вывеске, висящей прямо у нее над головой. Нина сразу обратила на нее внимание, потому что надпись была сделана по-русски и гласила:
ЦЕНТР ПОИСКА РАБОТЫ.
«Раз написано по-русски, значит, здесь помогают людям из России найти работу, — поняла Нина, — это то, что мне надо». И она вошла внутрь.
Там, в тесной комнатушке конторы, толпились какие-то люди. Сама комната была разделена низкой перегородкой, за которой сидела задерганная посетителями ярко одетая и ярко накрашенная женщина средних лет. Она пыталась одновременно отвечать на постоянные телефонные звонки и беседовать с толпящимися вокруг нее людьми. Каждый здесь рассчитывал получить работу. Пристроившись в конец очереди, Нина наслушалась саморекламы парикмахерш, маникюрщиц и прочей публики.
«Да, здесь мне явно делать нечего, разве что предложить себя в качестве танцовщицы, но это уже пройденный этап». — Нина грустно усмехнулась.
Но тут в контору вошла полная женщина в длинном платье с шелковым беретом на голове. Сразу было видно, что это местная религиозная дама. Она с высоко поднятой головой прошла сквозь толпу, приблизилась к стойке и что-то сказала сидящей за ней женщине. Та ее внимательно выслушала и крикнула в толпу.
— Нужна девушка для уборки квартиры, прямо сейчас! Есть желающие?
Какой-то белобрысый парень рванулся вперед и закричал:
— Я! Я, у меня уже есть опыт.
— Вам же русским языком было сказано, нужна девушка.
— Да какая им разница, не невесту же они ищут.
— Нет, так принято. Ну что, есть кто-нибудь? Нужна молодая, здоровая девушка.
И тут Нина закричала:
— Я хочу пойти!
Ее пропустили поближе к стойке. Там обе женщины критически оглядели ее. Та, что говорила по-русски, недоверчиво спросила:
— А вы разве состоите у нас на учете?
Тут Нина смекнула, что она должна выдавать себя за эмигрантку, иначе ее точно пошлют отсюда.
— Нет, я пришла в первый раз.
— Ну хорошо, сейчас я вас оформлю. — Она выдала Нине какие-то бумажки. — Напишите здесь свою фамилию на иврите.
Нина испугалась и начала беспомощно озираться по сторонам. Такого поворота событий она не ожидала. Женщина презрительно посмотрела на нее.
— Вы что, писать не умеете?
— Да я только приехала.
— Ну ладно, диктуйте.
— Морозова, — тихо произнесла Нина, стесняясь такой явно русской фамилии.
— Условия такие, — объяснила ей женщина, заполняя какие-то бумаги, — оплата по часам, десять шекелей в час, возможно, вас покормят. А если вы понравитесь, пригласят еще раз. Так что старайтесь.
Наконец формальности были закончены, и она поступила в распоряжение своей новой хозяйки, которую про себя окрестила Мадам.
Мадам повезла ее к себе домой на автобусе, причем она проявила щедрость и сама заплатила за Нину. Они ехали минут десять. К концу поездки Нина с ужасом поняла, что ее Мадам абсолютно не говорит по-английски. Как с ней объясняться, было совершенно не ясно. Нина очень испугалась, что ее завернут с дороги, улыбалась Мадам как ненормальная. Когда они подошли к дому, у Нины даже губы свело.
Они вошли в квартиру. Им навстречу высыпала целая куча ребятишек. Два маленьких мальчика бросились к матери, а несколько нарядных девочек-погодок в длинных платьях с кружевами уставились на Нину, как будто никогда не видели девушку в потертых джинсах.
«Может быть, они живут в совершенно другом мире, где женщины не носят брюки, не танцуют, зато хорошо готовят и рано рожают детей», — подумала Нина.
Ей вручили метелку на длинной ручке, швабру и кучу тряпок. Хозяйка знаками показывала Нине, что делать. Пока надо было мыть стены, дело шло неплохо. Но вот с подметанием и мытьем полов Нина потерпела полное фиаско. Привыкшая к русским веникам, она никак не могла справиться с этой дурацкой длинной метлой. Со шваброй было еще хуже.
Полы здесь мыли так: сначала выливали на пол целое ведро воды, как на палубе корабля, потом сгоняли эту воду специальной шваброй с резиновой полоской. Эту премудрость Нина освоила с величайшим трудом.
К концу рабочего дня Нина вся перемазалась, устала и ужасно проголодалась. Видно, ее работу не оценили, потому что кормить не стали, а лишь дали фанты с печеньем. Нине было понятно, что на повторное приглашение ей рассчитывать не стоит. Зато ее скудное состояние несколько увеличилось. Причем, когда с ней рассчитывались, им с Мадам надо было все же как-то объясниться друг с другом. И Нина, не долго думая, обратилась за помощью к отцу семейства, высокому тощему мужчине в шляпе и с длинной бородой. Она долго что-то говорила ему по-английски, не понимая, почему он смотрит мимо нее и все норовит уйти куда-то. Только потом Нина узнала, что религиозный еврейский мужчина не может не только разговаривать с посторонней женщиной, но и даже смотреть на нее.
Нина возвращалась домой с чувством страшной усталости и морального удовлетворения. Все же она обогатилась на пятьдесят шекелей.
«Это уже что-то, — думала она не без гордости, — можно отдать их Алику. Да нет, обойдется, он и так не бедствует».
4
— Ну и видок у тебя! — Алик удивленно присвистнул. — Где это ты бродила?
Нина гордо поведала ему о своих подвигах. Она в красках расписала ему патриархальное семейство, где муж, чтобы не оскверниться, смотрел на нее как на пустое место. Алик насмешливо ее слушал.
— Ладно, все с тобой ясно. Ты попробовала себя на самой грязной и низкооплачиваемой работе. И то, как я понял, еще раз приглашать тебя не собираются. В центре по найму очень скоро просекут, что ты просто турист, и на порог пускать перестанут.
— Зачем ты мне все это говоришь? — возмутилась Нина. — Я старалась найти хоть какую-то работу. И у меня даже что-то получилось. Может, дальше мне попадется что-нибудь получше. А если тебе просто надоело, что я тут живу и питаюсь за твой счет, то так и скажи, и я уйду!
— Куда? — Алик с печальной улыбкой выслушал ее возмущенную тираду. — Идти-то тебе некуда, кроме как назад в твой притон.
Нина нервно дернулась.
— Ну ладно, ладно. Я не хотел тебя обидеть. Просто надо реально смотреть на вещи. И поскольку твое положение действительно достаточно затруднительное, я хочу, чтобы ты внимательно выслушала меня.
— Ты можешь мне предложить работу?
— Что-то вроде того. Только ты должна отнестись к моему предложению разумно, а главное, дослушать меня до конца, не перебивая.
— Я слушаю, — ответила Нина. Она чувствовала какой-то подвох, но придраться ей было не к чему, поэтому она решила послушать, что ей скажет Алик.
Он откашлялся и начал:
— Я в этой стране живу четыре года и чего-то уже достиг. У меня есть работа, квартира, денег вполне хватает на скромную жизнь. Как ты могла заметить, я веду довольно замкнутый образ жизни. Друзей я принципиально не завожу и поддерживаю с людьми только деловые отношения. Конечно, у меня есть несколько приятелей, но мне вполне достаточно встретиться с ними раз в два месяца. Но я живой человек, и мне нужна женщина. Пользоваться услугами проституток ниже моего достоинства.
— Куда ты клонишь? — попыталась перебить его Нина.
— Мы же договорились, что ты сначала выслушаешь меня. Итак, я уже не в том возрасте, чтобы тратить время на ухаживания и прогулки с девушками под луной. Кстати, заметь, с тобой я гулял довольно много. Короче, я хочу предложить тебе стать моей любовницей.
— Но я тебе хоть нравлюсь? — опять не выдержала Нина.
— Да, в общем-то ты мне симпатична, иначе я не стал бы тебе это предлагать. Дело в том, что я уже решил, что буду жить один. Это и спокойнее, и безопаснее, но тут появилась ты. И я подумал, не знак ли это судьбы? Я наблюдал за тобой. Ты меня почти не раздражаешь, мало ешь, правда, ты отвратительно моешь посуду и, вероятно, не умеешь готовить, но это можно пережить. К тому же ты довольно привлекательна и нравишься мне как женщина. Поэтому я предлагаю тебе заключить со мной следующий договор. Я тебя кормлю, предоставляю жилье, иногда даже могу что-то необходимое купить. К морю можем съездить, в театр сходить, ну что еще? — Алик задумался. — Можем иногда в кафе сходить, я понял, ты это любишь.
Обалдевшая Нина молчала.
— А что я должна делать? — наконец спросила она.
— Спать со мной.
— И все?!
— Ну, в общем, да. Со всем остальным я могу справиться самостоятельно.
— А у тебя все в порядке с сексом? — Напуганная историей с Андреем, Нина грешным делом подумала, что Алик извращенец. Ведь он умен, не беден, достаточно привлекателен, он мог просто найти себе девушку, не заключая этого унизительного для обоих договора.
— Я абсолютно нормален, просто я считаю, что люди должны обо всем договариваться. Иначе их отношения становятся крайне ненадежными. К тому же в нашей ситуации меня устраивает, что ты будешь зависеть от меня. Я советую тебе быть благоразумной. У тебя же нет другого выхода, ты без денег, даже обратный билет купить не на что, жить тебе негде. Что ты будешь делать? Мое предложение выгодно для тебя. Возможно, ты думаешь, что я сексуальный маньяк? Нет, я в сексе достаточно умерен. К тому же я нежен, может быть, тебе самой понравится. — Алик грустно смотрел на Нину большими темными глазами.
Нина чувствовала себя совершенно обескураженной. Она не привыкла превращать свои отношения с мужчинами в сделку.
— Послушай, я так не могу. Если бы ты хоть как-то поухаживал за мной, проявил ко мне интерес как к женщине, а так, смотреть на меня как на товар?..
— Я ухаживал за тобой. Я даже купил тебе сандалии. Думаешь, я стал бы это делать просто так? А ухаживания напоминают мне какую-то дурацкую игру. Ты с виду такая умная девушка, а все еще находишься во власти условностей. Ты привыкла, что сначала надо вздыхать, томно смотреть друг другу в глаза, потом последуют робкие прикосновения, дальше больше… Мне это уже не интересно. Можешь мне поверить, самые прочные отношения основаны на договоре. Ты не думай, я и жениться могу, если мы этого оба захотим. А нет, ну тогда я даже готов тебе купить обратный билет, когда кончится твоя виза. Пусть это тоже входить в условия нашего договора. Видишь, как много я тебе предлагаю, только за одно — спать со мной.
— А тебе не жалко будет со мной расставаться?
— Ну, это уже мои проблемы.
— Но ведь твое предложение, по сути, ничем не отличается от контракта с содержателями притона, откуда я сбежала.
— По сути да. Ну и что? Денег ты, конечно, с меня много не поимеешь. Зато здесь тебе, в отличие от ресторана, гарантирована полная безопасность, и физическая и эмоциональная. К тому же не забывай, я умный человек и мог бы научить тебя многим интересным вещам. Я не советую бросаться такими людьми, как я. Ну ладно, я вижу, ты возмущена и обескуражена. Можешь мне ничего не говорить, подумай, а завтра вечером мы вернемся к этому разговору и ты дашь мне ответ.
— А если я не соглашусь?
— Ну что ж, тогда, как это ни печально, тебе придется поискать другое место для ночевки. Спокойной ночи. — И Алик удалился к себе в спальню.
Нина, как всегда, расположилась на маленьком диванчике. Ни о каком сне, естественно, речи не было. Нина мучительно размышляла о том, как ей быть. Конечно, в чем-то Алик прав. Возможно, отношения, основанные на договоре, честней и надежней слепой страсти, которая проходит так же неожиданно, как и началась.
«Нет, я так не могу! — Нина нервно ворочалась на постели, потом встала, чтобы попить воды. — Этот деловой подход, эта холодная рассудочность меня просто убивают. Может, я и нахожусь во власти стереотипов, как он говорит, но все-таки, если бы он хоть раз взглянул на меня с желанием, за руку бы взял или поцеловать попытался. Может быть, все бы само собой получилось. Ведь он же ничего, симпатичный, и глаза у него красивые, он мне даже нравится. Но нельзя же превращать друг друга в объект обмена. Вот Алка бы согласилась. Нет, она бы с ним торговалась, потребовала бы регулярной выплаты денег. Но, по крайней мере, это предложение ее бы не обескуражило. А я нет, не могу. Придется уйти».
Нина еще долго лежала без сна и ждала, что Алик придет к ней, скажет, что безумно влюблен в нее, что хочет, чтобы она осталась, что будет заботиться о ней. Нина представляла, как его руки обнимают ее, его губы приближаются к ее лицу…
Но нет, Алик так и не пришел. Может быть, он спал. А может, тоже лежал без сна, думая о ней, или даже ждал, что она придет к нему первая. Так или иначе, утром он, как обычно, встал, сварил себе кофе и, бросив печальный взгляд на Нину, которая подсматривала за ним из-под одеяла, ушел.
Нина сразу поднялась. Она уже знала, что не останется здесь. Она очень плотно позавтракала, ведь теперь неизвестно, когда и где она поест в следующий раз. Нина собрала вещи и после некоторых колебаний переложила часть продуктов из холодильника себе в сумку.
«Эх, обворовать бы его напоследок, чтобы знал, как обижать честных девушек, — возникла у нее парадоксальная мысль, которую Нина тут же отогнала прочь. — Да нет, он же ничего плохого мне не сделал и был по-своему честен со мной».
Подумав немного, Нина оставила Алику на обеденном столе записку: «Спасибо за все. Прости, но я не могу. Желаю, чтобы с другой тебе повезло больше! Н.» Нина заперла дверь, бросила ключ в почтовый ящик и вышла на улицу.
5
Она уже знала, куда пойдет. Во время своих прогулок по городу Нина отработала на всякий случай запасной вариант. Ее путь лежал в русский женский монастырь. Гуляя как-то, Нина обратила внимание на церковь за высокой каменной оградой, напоминающую русский православный храм. А однажды она встретила монахинь, вереницей шедших по улице. Несмотря на арабскую внешность, они говорили по-русски. Уже потом Нина узнала, что в монастыре, кроме православных арабок, жили монахини из Европы и Америки, и русский язык был у них международным. Тогда же Нина подошла познакомиться с ними, разговорилась и была приглашена на службу.
— А переночевать у вас можно? — поинтересовалась Нина, вспомнив гостеприимную гостиницу затерянного в снегах монастыря.
— Да, приходи! — с акцентом, но очень приветливо ответили ей.
Пришла пора воспользоваться этим приглашением.
Монастырь стоял окруженный высокой каменной стеной, с натыканными сверху осколками стекла. Видно, здесь не любили незваных гостей. Железные ворота были наглухо закрыты. Нина постучалась. Никакого ответа. Она вспомнила, как ломилась когда-то в монастырские ворота, и поискала глазами звонок.
Нина нажала кнопку, через несколько секунд заработало переговорное устройство.
— Кто там? — с акцентом спросили по-русски.
— Я, — растерявшись, ответила Нина.
— Почему все, когда я спрашиваю, кто там, отвечают «я»? — раздался ворчливый старческий голос.
— Меня зовут Нина, я приехала из Москвы, можно я войду?
После некоторой паузы дверь в воротах распахнулась, и Нина оказалась нос к носу с маленькой старушкой. Одетая по-монашески, с крючковатым носом на смуглом морщинистом лице, она свирепо смотрела на Нину.
— Ну проходи. Иди в церковь, там найдешь мать Магдалину, она отведет тебя в гостиницу. Ты голодная? — Только сейчас Нина заметила, что глаза у старушки добрые, все в лучиках веселых морщинок, а суровость напускная, для виду.
Нина пошла искать церковь. Монастырь стоял на склоне холма и состоял из маленьких террас, на которых рос ухоженный сад. По сравнению с залитым ослепительным солнцем городом, он казался настоящим оазисом. Сквозь густую зелень проглядывали маленькие каменные домики, видимо, монашеские кельи.
Мать Магдалина оказалась высокой пожилой монахиней с аристократическими чертами лица и седыми волосами. Она отвела Нину в гостиницу, небольшой отдельно стоящий домик из каменных блоков. Сейчас там никто не жил, и, честно говоря, она была этому рада. Нина обошла свои владения. В нескольких маленьких комнатках стояла только самая необходимая мебель — кровать, стулья, шкаф и почему-то пианино, уставленное фотографиями. На вешалке, прибитой к стене, Нина обнаружила кем-то забытый черный платок. Она примерила его перед обломком зеркала, стоящим тут же. Низко, до глаз, повязанная платком, она очень изменилась, в ее лице появилось даже что-то монашеское, выдавали лишь глаза.
Нина была приятно удивлена, обнаружив душ с полным набором мыла и шампуня и вполне цивилизованный туалет.
«Это радует, — подумала она, — не то что в монастыре, куда ушла Татьяна».
— Ей ты, Нина, — услышала она ворчливый голос и заулыбалась. — Иди поешь, я знаю, ты голодная, обед еще не скоро.
Сестра Елена, так звали добрую старенькую ворчунью, накормила Нину оливками и хлебом с сыром. Потом сварила ей вкуснейший кофе со специями и угостила арабской халвой. Она с умилением смотрела, как Нина все это уплетала за обе щеки.
— Ешь, тебе надо поправляться, ты очень худой.
— Вы похожи на мою бабушку, — рассмеялась Нина, — она тоже всегда так говорила.
— Да что это такое, все приезжают из Москвы и говорят, я похож на их бабушка.
Сестра Елена рассказала Нине, что в монастыре в основном живут православные арабки, которые учили русский с детства при монастырской школе. Большинство из них стали монахинями еще в ранней юности, лет в пятнадцать. Жили здесь две англичанки, одна американка, румынка и несколько русских женщин из Европы. Все они были потомками дворян, уехавших из России после революции. К их числу принадлежала и настоятельница, молодая женщина из Бельгии, музыкант по образованию.
— Ну все, иди отдыхай, я тоже хочу полежать! — отослала Нину сестра Елена.
Оказавшись одна в комнате, которую она выбрала для себя, Нина с наслаждением рухнула на мягкую кровать. Здесь она чувствовала себя в полной безопасности. Здесь никто не требует, чтобы она торговала собой. Здесь ее накормили и предоставили ночлег, ничего не требуя взамен. Нина зевнула. Нервная, бессонная ночь накануне и день вконец вымотали ее.
«Почему и вправду мне не поспать?» — подумала Нина.
Вскоре она уже сладко спала, завернувшись в одеяло, пахнущее козьей шерстью.
— Вставай, обедать пора! — трясла ее за плечо сестра Елена.
Сонно потягиваясь, Нина встала и последовала за ней на обед. Трапезная, большая светлая комната с длинным столом, легко вмещала всех монахинь. Их было совсем немного, около двадцати. На обед подали только постную пищу, зато такую, какую Нина никогда еще не пробовала, например вареные артишоки. Этот странный овощ напоминал большую зеленую шишку, покрытую мясистыми чешуйками. Из них-то и приходилось высасывать сочную мякоть. Артишоки, о которых Нина знала только из литературы, оказались не так уж вкусны, зато возни и отходов от них было слишком много. Ее усилия по поеданию артишоков были вознаграждены десертом, состоящим из бананов и свежевыжатого апельсинового сока.
Так началась ее монастырская жизнь. Нину особенно не беспокоили. Монахини не заставляли стоять ее на службах, и Нина бессовестно спала до завтрака, хотя все вставали в шесть утра и три часа проводили в церкви. От нее даже никто не требовал, чтобы она ходила в платке, без которого было так легко в такую жару. Нина уже знала, что в монастыре нельзя сидеть без дела, поэтому пристроилась помогать на кухне.
Это было сияющее чистотой помещение с кафельными стенами. В центре красовалась огромная газовая плита с вытяжной трубой прямо над конфорками. Кухня была оборудована по последнему слову техники. Нина с удивлением разглядывала хлеборезки, соковыжималки и прочие приспособления. Посудомоечной машины, правда, не было. Ее-то с успехом и заменяла Нина.
Ей выдали огромный клеенчатый фартук, резиновые перчатки. В этой экипировке Нина стояла у раковины после каждой трапезы. Работа ее не тяготила, прекрасные моющие средства позволяли быстро перемыть гору тарелок и чашек. Зато после работы ее обычно ждало нечто приятное. Нине был разрешен свободный вход в кладовку, небольшую комнату, где на полках и в картонных коробках на полу хранилась масса вкусных вещей. Фрукты, вот на что налегала Нина. Бананы, огромные зеленые яблоки, манго, она все перепробовала. Она даже нашла, что в авокадо есть своя прелесть. Возможно, здесь авокадо были просто более вкусными, чем те, которыми в Москве ее потчевал Андрей.
На кухне всем заправляла сестра Варвара, тоже арабка из местных. Несмотря на разницу в возрасте — ей было около пятидесяти, они с Ниной очень подружились. Сестра Варвара часами простаивала за плитой или разделочной доской, а когда готовить не надо было, всегда что-нибудь мыла или чистила. Из-за хозяйственного рвения она даже пропускала службы, но за вкусные обеды ей все прощалось.
Сестра Варвара говорила по-русски с очень смешным акцентом, путая окончания и падежи. Тем не менее они с Ниной часами разговаривали о том, о сем. Нина рассказывала монахине о Москве, о том, как там холодно бывает зимой. Та ахала и забавно всплескивала руками.
— А скажи, ты был замужем? — допытывалась она у Нины.
— Нет, не был, — улыбалась Нина.
— И не надо, все мужчины очень плохой. — Сестра Варвара нахмурила смуглый лоб и пояснила: — Все обманщик, говорят, женюсь, а потом бросал.
— А что, вас бросил муж?
— Ты что, я в пятнадцать лет уже в монастырь жила! — возмутилась сестра Варвара. — А вот сюда русский женщины приезжают, плачут — муж бросал. А у нас жена не бросают — отец убьет.
«Ничего себе заявление от монашки!» — изумилась Нина.
— Замуж не иди, — уговаривала Нину сестра Варвара, — иди в монастырь, потом в раю будешь.
— А меня возьмут?
— Возьмут, возьмут, я скажу: она мой подруга, на кухне мне помогал.
«А может, и вправду остаться здесь?» — думала Нина, стоя поздно вечером на самой высокой террасе монастыря.
Сюда она тайком уходила покурить, когда жизнь вокруг затихала и монахини спали, а может быть, молились в своих кельях. С террасы открывался великолепный вид на ночной город. Стоя под ярким звездным небом, Нина любовалась шпилями церквей и мечетей, подсвеченных прожекторами. С минаретов напевно неслась громкая молитва муэдзинов, многократно усиленная микрофонами.
«Вот возьму и уйду в монастырь, пусть они все знают! — думала Нина, не очень понимая, кто эти все. — Представляю лицо Андрея, когда он узнает, что я тоже стала монахиней. Может, у него судьба такая — всех своих женщин в монастыри рассылать.
Или позвонить ему, попросить денег на обратный билет, не откажет же он мне? Нет, я должна решать сама свои проблемы, а не звать его на помощь. К тому же здесь так красиво и тепло, что уезжать не хочется. Попробую еще остаться, поищу какую-нибудь работу. А нет, так уйду в монастырь. Буду здесь жить, молиться, благо кельи тут со всеми удобствами. Стану с Татьяной вести духовную переписку. Все равно в личной жизни мне уже ничего не светит. Один готов меня содержать, но не хочет спать со мной, другие готовы помогать, но только за секс. Надоело!»
