9
Джеки стояла в дальнем конце репетиционного зала и смотрела на Макса, который сначала сидел, покачивая головой и постукивая себя сжатыми кулаками по бедрам, а потом вскочил и вышел на сцену, где трое актеров изображали трех мужей Монро. После короткой и точной импровизации Макса стало ясно, какой игры он хочет добиться от исполнителей.
Она тихо подошла к Альдо, который сидел за фортепиано и лениво перебирал клавиши. Увидев ее, он широко улыбнулся.
— Как дела? — спросила она с усмешкой. — Или лучше вообще не спрашивать об этом?
— Вообще-то не так уж и плохо. Мы объясняем ребятам, что они должны делать в начале первой сцены, а потом с ними займется Белла, хореограф.
— А как Роуз?
— Макс дал ей день отдохнуть.
— Господи! — вырвалось у Джеки. — Неужели так плохо?
— Боюсь, что да. Сегодня утром она ударилась в слезы, хотя Макс даже не успел раскрыть рта… И вот еще что… — быстро добавил он. — Тебе звонили. Твой американский приятель Дрю. Он сказал, что попытается дозвониться тебе в отель, а я объяснил, что ты как раз переезжаешь.
— Спасибо.
Впрочем, Дрю и так должен был об этом знать. Вероятно, он был слишком занят с ее матерью и потому забыл.
— Он сказал, что позвонит тебе по новому номеру.
— Пусть попробует.
Альдо наморщил лоб.
— Что-то не так?
— Не обращай внимания, — сказала Джеки с натянутой улыбкой. — Как ты думаешь, мне стоит поговорить с Роуз?
— Почему бы не отложить это до завтра? Может быть, сегодня ей нужно отдохнуть…
— Нам всем не мешало бы отдохнуть, Альдо, — вздохнула она. — Ну, слава Богу, у нас есть прекрасная дублерша. К слову сказать, она заслуживает большего.
— Но не в этой постановке…
— Может быть, и нет. Но ведь до Рождества осталось только десять дней. А потом у нас будет лишь четыре или пять недель до переезда в «Адельфи». Не такой уж долгий срок, если подумать.
— И мы не можем себе позволить, чтобы Роуз была не в форме, — договорил он за нее. — Это я понимаю.
— Пока что все еще слишком неопределенно. Спектакль совсем сырой.
На сцене раздался смех, а потом аплодисменты. Приободрившись, Альдо улыбнулся.
— Не думаю, что труппа с тобой в этом согласится.
Джеки медленно покачала головой.
— Не обращай внимания. Что-то у меня развинтились нервы.
— Постарайся побольше спать. На этой стадии постановки все кажется хаотичным и трудноосуществимым. Так бывает всегда. Если бы такого ощущения не возникало, вот тогда, может быть, дела были бы совсем дрянь…
Ее глаза скользнули в сторону актеров, которые расположились на полу, а стоявший перед ними Макс увлеченно объяснял им, что именно от них требуется. Он была удивлена, увидев на лицах актеров не только интерес, но и настоящее воодушевление, и даже позавидовала им. Потом ее мысли переключились на Клэр и на ту огромную сумму, которую она собиралась вложить в эту постановку. В этот момент и Клэр, и другие спонсоры показались ей одним большим камнем, который потянет ее ко дну.
— Улыбнись! — тихо сказал ей Альдо. — Несмотря на отсутствие Роуз, репетиция сегодня прошла очень успешно.
— Не обращай на меня внимания, — в который раз повторила она. — Просто у меня голова раскалывается, вот я и в тоске.
— Позволь напоить тебя кофе. Мы поищем аспирин или еще что-нибудь болеутоляющее, — предложил он. — Кажется, я могу на минутку отлучиться. Скоро они не начнут.
— Спасибо, Альдо.
Джеки присела около рояля и стала ждать, пока освободится Макс. Он заметил ее и, закончив свою речь, направился к ней.
— Альдо рассказал мне о Роуз, — сказала она, когда он подошел.
— Ты знаешь, я бы совсем не возражал, — отозвался Макс, проводя театральным жестом по волосам, — если бы наша несравненная звезда хотя бы объяснила, что с ней такое творится. Единственное, что она твердит: это, мол, личные неприятности. Я вне себя.
— Если завтра все это не уладится, я поговорю с ней сама, — пообещала Джеки, а потом, осторожно взглянув на него, добавила: — Может быть, теперь нам стоит вернуться к тому нашему разговору? Я имею в виду, чтобы Люси и Роуз играли в спектакле попеременно.
— Пока что нет оснований для паники. Дай Роуз немного времени для того, чтобы войти в роль.
— Что же, подождем еще одну неделю, — со вздохом ответила Джеки.
Макс передернул плечами, а потом повернулся к Альдо, который нес две чашки кофе.
— А где же наш молодой Тарзан?
— Ты хочешь сказать — Джемми? — поправила она с едва скрываемым раздражением. — Он помогает мне переезжать.
Да уж, еще как помогает… Сначала она его поцеловала. Потом он ее. Все потому, что сторож куда-то запропастился. Эти их упражнения могли бы далеко зайти, если бы их не прервал звонок в дверь. Джеки мигом пришла в себя.
— Чего ждать от жизни, — сказал Макс, — если режиссер будет сам готовить себе кофе?
— Если ты из-за этого так переживаешь, то можешь взять мой кофе, — предложил Альдо Максу, а Джеки протянул две таблетки.
— Не говори ерунды.
— Да бери, ради Бога! Мне нужно выйти отлить, а на обратном пути я возьму и себе.
— Ну что же, — бодро сказал Макс, — если такое дело…
Он покосился на Джеки, которая, усмехаясь, прихлебывала из своей дымящейся чашки.
— Альдо тебе уже сказал, что мы решили все проблемы с песней? Очень удачно вставили ее в конец первого акта. Не думаю, что у Джоя и Гордона были большие претензии к тому, что получилось.
— Нельзя ли мне взглянуть, что мы имеем в окончательном варианте? — спросила Джеки.
— Само собой.
Она мысленно сделала отметку для памяти и снова отхлебнула горячего кофе.
— Помнишь, — спросила она, — мы договаривались попробовать ту мою идею с рассказчиком? Ты уделишь этому время на следующей неделе?
— Если ты так настаиваешь…
— Просто хочу посмотреть, что из этого выйдет.
— Во всяком случае мое мнение ты знаешь.
— Да, Макс, знаю, — терпеливо сказала Джеки. — Я понимаю, что ты сопротивляешься моему вмешательству, но еще в самом начале я говорила, что «Мэрилин» для меня имеет особое значение. К этому мюзиклу у меня не только продюсерский интерес.
— Джеки, дорогая, ты уже много раз говорила об этом… — вздохнул он.
— Может быть, но в отличие от одного известного продюсера, который заявил, что его дело «собрать команду для шоу, посетить которое публика, возможно, и соизволит», — в отличие от него я вижу свою роль гораздо шире!
Макс мысленно выругался. Она вполне прозрачно изложила свою позицию.
— Однако как режиссер я хочу надеяться, что ты не откажешь мне в праве не соглашаться с тобой, если это касается художественной концепции.
— Отнюдь нет, Макс. Даже если бы ты сам попросил меня об этом, — сказала Джеки, глядя прямо ему в глаза. — Впрочем, мне бы вряд ли это удалось, даже если бы я очень и захотела.
Он не смог сдержать улыбки.
— Просто прояви снисходительность к моей идее и дай мне шанс, — продолжала она. — Так или иначе, но до Рождества мне бы хотелось знать, может ли из этого что-нибудь получиться. Кстати, Пат очень старательно готовится к этой роли.
— Как, ты говоришь, ее имя?
Она раздраженно прикрыла глаза. Как она презирала это показное высокомерие!
— Ее зовут Пат Гудал, — спокойно ответила Джеки, стараясь не замечать высокомерных ноток в его голосе.
Макс неохотно кивнул.
— Думаю, в среду мы это устроим.
— Вот и отлично.
— Кстати, Ивонн не говорила, что ей необходимы дополнительные деньги на костюмы, да и зарплату ей хорошо бы немного повысить, а? — как бы между прочим поинтересовался Макс.
Само собой, Ивонн сказала об этом Максу в первую очередь, и тот заверил ее, что сделает для этого все, что в его силах. Он счел, что в данных обстоятельствах это самое меньшее, что ему придется для нее сделать, однако их отношениям все равно пришел конец.
— Да, пожалуй. Точные копии костюмов Монро обходятся нам несколько дороже, чем мы рассчитывали… — Смету можно было увеличить с шестидесяти пяти до семидесяти пяти тысяч фунтов. — Насколько я понимаю, ты также захочешь расширить труппу, чтобы укрепить хор? — Стало быть, потребуются еще костюмы, а значит, и деньги. — Но неужели хор выглядит сейчас так бледно?
— Ну, абсолютной уверенности у меня пока нет, — сказал Макс, — но ощущение именно такое. Однако до Нового года я повременю с окончательным решением. То есть до тех пор, пока репетиции не пойдут в полную силу.
— Если я пойду на повышение зарплаты Ивонн да еще мы увеличим труппу, то Ивонн должна будет оборачиваться с пошивом костюмов в пределах прежней сметы.
— Уверен, что она это и сама прекрасно понимает и соответственно укоротит свои наряды, — скаламбурил он и ухмыльнулся своей шутке.
— Другого выхода у нее просто нет, — сказала Джеки и едва сдержала улыбку, вспомнив тонкие ноги Макса, торчащие из-под грузной Ивонн. — Поскольку дело идет к Новому году, я хочу запустить дополнительные средства в рекламу. Кроме того, Брайн сообщил, что художникам-постановщикам также потребуются дополнительные суммы. Таким образом, январь обещает быть очень веселым, — закончила она с усмешкой.
Джеки чувствовала необычайную признательность к Клэр, которая так своевременно достала для нее денег.
— Да уж… — неопределенно кивнул Макс.
— Если понадобится, с тобой можно будет как-то связаться во время новогодних праздников?
— Я, вероятно, буду в Шотландии. У родителей моей подруги Полли.
Конечно, подумал Макс, мало радости отправляться на праздники в родовое поместье родителей Полли. Что за удовольствие бродить по окрестностям с отцом невесты, которого недавно посвятили в пэры, и палить из ружья по всему, что движется, а по вечерам изнывать от тоски в обществе будущей тещи, до того дремучей, словно она вчера свалилась с луны!
В прошлом году его подбили отправиться туда на охоту, и, надо сказать, отвратительнее времени он в своей жизни не проводил. Вряд ли он когда-нибудь сможет понять, какой кайф продираться через заболоченную шотландскую чащобу, чтобы выбить мозги какому-нибудь несчастному лосю, а потом повесить его рога у себя в прихожей. Сомнительное удовольствие, прямо скажем.
Словом, он и помыслить не мог ни о чем более ужасном, как об этих бесконечных утомительных часах в шотландском родовом гнезде. Ходи на цыпочках. Не смей дышать. Медленное издыхание — иначе это не назовешь… И все же… Весь этот кошмар с лихвой искупается девушкой Надей. Вообще-то младшей сестре Полли полагалось находиться в полной неприкосновенности, однако он не смог противостоять такому искушению. У Нади были весьма ненасытные розовые девичьи губки и гладкие школьные ляжечки. Она даже смеялась его шуткам.
Он и сам удивился, когда перед его мысленным взором стало навязчиво появляться ее ангельское личико с большими томными глазами. И он ловил себя на том, что постоянно думает, где она и что сейчас делает…
C самодовольной усмешкой Роджер извлек из кармана огромную связку ключей и подошел к неприметной двери дома, находящейся по соседству с заведением, где они с Люси только что отобедали.
— Вот мой маленький сюрприз! — сказал он.
Люси ничего не ответила, а Роджер начал отпирать дверь, при этом откуда-то сверху посыпалась штукатурка и шлепнулась прямо в лужу у входа.
— Ну что же ты, входи!
— А что здесь такое? — спросила она, сделав несколько неуверенных шагов, и остановилась.
— А это, дорогая моя, — сказал он, многозначительно похлопав по двери, — мое небольшое приобретение. Вот эта самая дверь — вход в настоящий театр! Можешь, себе такое представить? — Он шумно вздохнул. — Конечно, должен тебе признаться, для этого потребовались определенные усилия и вложения, однако… — продолжал он с гордостью, — однако это только начало! И совсем не за горами то время, когда Роджер Джон будет блистать в своих собственных спектаклях, поставленных на сцене своего собственного театра! Такие вот новости!
Люси взглянула на него со смущением. Роджер никогда не имел особого успеха как театральный актер, у него был довольно слабый голос, а кроме того, несмотря на свою привлекательную наружность, на сцене он смотрелся весьма бледно.
Он взял ее за руку.
— Ну же, проходи. Полюбуйся на мои владения!
Люси неловко взглянула на часы.
— Роджер… уже поздно!
— Чепуха! У нас впереди целая вечность!.. — воскликнул он. — Кто это сказал?
— Понятия не имею, — пробормотала она. — Но у меня действительно нет времени…
— Почему это, радость моя, твои возражения всегда такие беспомощные?
Она покраснела. Тут Роджер был совершенно прав.
— Ах, Люси, — льстиво воскликнул он, — неужели ты не бросишь хотя бы один взгляд на мое приобретение? Для меня это так важно!
— Мне нужно возвращаться, Роджер.
— Ну конечно, — сказал он, пристально глядя ей в глаза.
Его улыбка исчезла.
Она затрепетала от его взгляда, с ее губ слетел отчаянный вздох, а он увлек ее в открытую дверь и силой втащил внутрь.
Узкий коридор с бетонным полом вел в другой такой же узкий полутемный коридор. Люси поежилась: так здесь было мрачно и тихо.
— Теперь направо, — услышала она голос Роджера. — Здесь три ступеньки, осторожнее!
Внизу оказалась зеленая дверь со стеклянным окошком. Толкнув дверь, которая была не заперта, Люси вошла в какое-то темное помещение, однако сразу поняла, что находится на сцене. Здесь даже темнота имела особенную плотность и глубину. Люси даже почувствовала призрачное дыхание зала, напряженное ожидание, которое исходило от пустых рядов кресел.
Рядом с ней находились кулисы со специальными тросами, противовесами, трубами и занавесами. Казалось, они вот-вот придут в движение. Люси подняла глаза на стропила под потолком.
Стены и потолок потемнели от грязи и пыли и были испещрены трещинами. Пауки плели свою паутину. Должно быть, здесь также обитали и крысы. Они, вероятно, прятались cреди хлама и оттуда наблюдали за ними.
Было слышно, как где-то в дальних закоулках коридоров капает вода, и воздух там был влажным и душным. Люси поежилась и даже вздрогнула от испуга, когда Роджер вдруг коснулся ее плеча.
— Ты подумала, что это привидение?
— Для привидений здесь, пожалуй, слишком холодно, — сказала она, стараясь казаться спокойной.
— Но сама атмосфера, — возразил Роджер, — разве ты не чувствуешь?
— Да, здесь не слишком весело.
Внезапно ее ослепил яркий свет. Роджер стоял прямо перед ней, подсвечивая карманным фонариком свое лицо.
— А уж это совсем ни к чему! — сердито воскликнула она, чувствуя, как ослабели у нее колени.
Роджер отвернулся и, осветив фонариком пустой зал, поднял вверх руки, словно приветствуя невидимую публику.
— Весь мир — театр, а люди в нем — актеры, дорогая моя Люси, — продекламировал он. — Знаешь, откуда это?
— Конечно, — кивнула она.
В этом спектакле они однажды вместе играли. Где уж тут забыть! Люси посмотрела на его лицо, подсвеченное карманным фонариком.
— Теперь мы можем идти?
— Как, уже? — удивился он. — Мы же еще ничего не посмотрели.
— Прошу тебя.
— И почему это ты всегда норовишь меня обмануть? А, Люси?
Роджер выключил свет и положил фонарик на пол. Фонарик покатился по деревянному настилу.
Все потонуло во мраке, и Люси напряглась. Когда ее глаза немного привыкли к темноте, она увидела, что Роджер подошел уже совсем близко.
— Нам было так хорошо вместе…
Он обнял ее за шею и, лаская, властно привлек к себе.
— Не надо!
— Ну что ты, что ты…
Роджер припал ртом к ее губам, и его руки, медленно опустившись, сжали ее груди.
— Разве мы здесь не для этого? — усмехнулся он.
— Перестань!
Роджер начал расстегивать ее блузку.
— Я всегда обожал твои груди, Люси, — выдохнул он, и у нее закружилась голова, когда она почувствовала, как он провел языком по ее соску, а потом поцеловал.
— Перестань!..
Она оттолкнула его и стала застегивать пуговицы непослушными пальцами.
— Слишком поздно, дорогая Люси, — жестко сказал он. — К тому же тебе не кажется, что ты мне кое-чем обязана?
Она отрицательно покачала головой.
— Я пришла сюда, потому что ты просил меня взглянуть на это чертово помещение.
— А вот и нет, Люси, — холодно возразил Роджер. — Не будем обманывать друг друга. Ты пришла сюда ради старины Дика. — Он презрительно усмехнулся. — Ради бедного доброго Дика. Неудачник — вот более подходящее для него прозвище. Скажи, Люси, что ты, черт возьми, в нем нашла?
— Ты все равно не поймешь.
— Может, он хорош в постели? — На его губах продолжала играть презрительная улыбка. — Неужели он ласкает тебя там, где ты так любишь? Я ведь ласкал когда-то это местечко, и тебе очень даже нравилось!..
— Ничего мне не нравилось, — спокойно сказала она. — Ты был слишком занят собой.
— Ты хочешь сказать, что за все то время, пока мы были близки, ты ни разу не кончала? Ни одного-единственного оргазма, а? — Роджер наступал на нее, и в его тоне Люси почувствовала угрозу.
Он коснулся пальцами ее подбородка, и она отпрянула, вздрогнув, словно от отвращения.
— Ты не ответила, Люси!
— Пошел к черту!
— Не очень-то убедительно ты это произносишь! — заметил Роджер.
Он потянулся к ней и, схватив за волосы, намотал их на руку и притянул к себе ее лицо.
— Я немало сделал для старины Дика, и тебе это известно, — продолжал он, приблизив свои губы к самому ее уху. — И ты знаешь, почему я это сделал. Поэтому не надо валять дурака…
Люси хотела закричать, но крик застрял у нее в горле. Ведь она сама виновата. Сама пришла сюда. Разве она ждала чего-нибудь другого?
Приняв ее молчание за согласие, Роджер протянул руку к «молнии» на ее джинсах и, легко справившись с ней, засопел от удовольствия, когда его пальцы проникли в ее трусики.
Ее крик, все-таки вырвавшийся наружу, совершенно ошеломил его. Он отшатнулся назад, словно от удара.
А Люси побежала прочь. Блузка нараспашку, джинсы расстегнуты… С силой хлопнула зеленая дверь, и с притолоки посыпались новые куски штукатурки. Грохот гулко пронесся по всем закоулкам, так что попрятались в щели все пауки, которые плели паутину среди пыльных стропил…
Роуз Лил лежала в ванной и разглядывала свою ногу, которую приподняла над темно-зеленой водой. Она немного переусердствовала, когда сыпала в воду ароматическую соль. Крупинки нерастворившегося зеленого порошка на фоне белой пены напоминали огородных вредителей, и теперь ванна не доставляла Роуз никакого удовольствия, как, впрочем, и все остальное.
Она откинула голову назад и глубоко вздохнула. Глаза начало щипать от слез, лишь только в ее памяти возникло лицо Дрю. Она дошла до того, что из-за Дрю ее карьера рухнет, даже не начавшись. О том же ей говорила и Барби. Роуз понимала, что Барби совершенно права, но почему-то ничего не могла с собой поделать. Ее собственное тело словно восстало против нее самой. Ничего подобного с ней никогда не было.
Когда где-то в глубине квартиры раздался телефонный звонок, Роуз рывком села в ванной и замерла: одинокий звонок отзвучал, и опять наступила тишина. Роуз в тоске уставилась на ядовито-зеленую воду.
Около двери раздались шаги.
— Роуз!
Барби несколько раз постучала в дверь, но Роуз не отвечала.
— Ты ведь возьмешь трубку? Это он!
Но Роуз все так же неподвижно сидела в ванной и, нахмурившись, смотрела на выкрашенную белой краской дверь.
— Ну ладно, — терпеливо продолжала Барби, — тогда я скажу ему, что ты не хочешь с ним разговаривать. Он этого заслуживает… С тобой все в порядке? Ты там не утонула? А?.. Между нами, лучше сделать это, чем разговаривать с этой бесчувственной скотиной!
— Что?!.
— Зачем так кричать, Роуз? Ведь это звонок, которого ты так долго ждала. Звонит твой замечательный Дрю, понимаешь? Милый молодой человек, такой любящий и внимательный.
Барби замолкла на полуслове, потому что полуголая Роуз резко распахнула дверь ванной и, оставляя на линолеуме мокрые следы, стремглав пробежала мимо.
Когда она взяла трубку, ее начала бить дрожь.
— Алло? — недоверчиво пробормотала она в трубку.
— Привет! — усмехнулся он. — Как поживаешь?
— Ох, Дрю… — выдохнула Роуз. Звук его голоса вернул ее к жизни, заставил ее сердце бешено колотиться. — Все нормально, нормально…
Все это время она знала, в глубине души она была абсолютно уверена, что он обязательно позвонит. Ни на мгновение не сомневалась в этом, и теперь все будет хорошо… Теперь нет нужды даже спрашивать, почему он не звонил. Главное — он любит ее. Он позвонил, и она почувствовала, что ее переполняют благодарность и радость.
Дрю прекрасно знал, что у нее отнюдь не «все нормально». Cевший голос, срывы на репетициях, темные круги под глазами от бессонных ночей — вот результат его пренебрежения к ней. Все это он уже знал от Альдо. Дрю звонил, чтобы поговорить с Джеки, и музыкальный режиссер признался ему, что у них возникли кое-какие проблемы с Роуз. А во время своего отсутствия Дрю просто-напросто забыл о ней. Разве его вина, что в Роуз не было ничего такого, о чем стоило бы вспоминать?
— Ну как постановка?
— Превосходно! — поспешно сказала Роуз и умолкла, подбирая слова, чтобы не слишком покривить душой. — Хотя я немного простыла… Но теперь мне гораздо лучше.
Этого она могла бы и не говорить.
— Я был занят, — снизошел до объяснений Дрю.
— Я так и подумала… — В ее представлении он был кем-то наподобие влиятельного исполнительного продюсера, который проворачивает большие дела в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе. Словом, босс. От одной этой мысли у нее кружилась голова. — А откуда ты звонишь, Дрю?
Зевнув и потянувшись, Дрю окинул взглядом апартаменты Анжелы.
— Из Штатов, — неопределенно молвил он.
— Ох!.. — вырвалось у нее. Роуз била дрожь, и она крепко стискивала в кулаке края полотенца, которым были обернуты ее бедра. — Мне так тебя не хватает!
— Ага… Я знаю, радость моя.
Дрю взглянул на часы. Было четыре часа дня. Анжела появится не раньше чем через час.
— Ты вернешься к Рождеству?
— Может быть. Если закончу свои дела.
Он не мог уехать из Нью-Йорка, не заключив прежде с Анжелой своего рода соглашения, а Анжела упорствовала, однако Дрю предвидел, что в конце концов добьется своего. Нужно было видеть ее лицо, когда он продемонстрировал ей фотографии, добытые у Бергмана! Ни один цент из той тысячи долларов, которые он заплатил за них, не пропал зря.
— Может, проведем Рождество вместе?.. — с надеждой спросила Роуз. — Если, конечно, ты вернешься…
В мечтах она уже рисовала себе этот праздничный интимный ужин двух влюбленных. Подобный тем, какие описывают в романах. На столе жареная индейка, зажженные свечи, а под елкой подарки в блестящих обертках. Все так чудесно и романтично!..
— Это, увы, под большим вопросом, радость моя, — сказал он. — Так что лучше не рассчитывай на это.
Что касается его, то он надеялся провести Рождество с Анжелой. Правда, сама Анжела этого еще не знала.
— Просто я подумала, что… — пролепетала Роуз.
— Послушай, не нужно строить никаких планов, — раздраженно прервал ее Дрю. — Ведь я ничего тебе не обещал.
Его бесило то чувство вины, которое возникало у него, когда он разговаривал с ней. Если уж на то пошло, он ничего ей не должен. Дрю убеждал себя, что если она и согласилась переспать с ним пару раз, то только потому, что захотела этого, как захотел он сам… И с какой стати она, как, впрочем, вообще все женщины, так старается облечь эти отношения в какую-то особую форму, назвать их любовью?.. Это бесило его больше всего.
— Понимаю, понимаю, — поспешно пробормотала Роуз. — Просто я очень соскучилась. Вот и все.
Он протяжно вздохнул и закрыл глаза. Ему хотелось бросить трубку и покончить с этим дурацким разговором, но он не мог этого сделать из-за распрекрасного мюзикла Джеки.
Роуз могла доставить Дрю кучу неприятностей. Точнее, из-за нее он мог бы нахлебаться дерьма. Поэтому нужно было быть милым и терпеливым. Еще немного… Она принадлежала к тому типу женщин, у которых в ходу выражения вроде «я не могу без тебя жить». Чувствительные, слабые и нервные создания. Дрю и сам не понимал, на кой черт он с ней связался. Ну, во-первых, оба скучали, а он вдобавок был сердит на Джеки. Джеки была ему еще нужна, а потому он никак не мог позволить себе повторить летнюю ошибку: это разрушило бы все его планы.
Никогда еще в своей поганой жизни он не был так близок к тому, чтобы наконец зажить по-человечески. Он устал от роли жиголо, от всей этой бесплодной свистопляски, несмотря на то, что молодые сучки, которые с такой готовностью ложатся под него, имеют на него виды и мечтают неизвестно о чем, когда он их трахает… Дрю вздохнул в телефонную трубку. Такова жизнь. Он должен ублажать Роуз, пока та ему нужна.
— Я тоже соскучился, радость моя.
— О, Дрю! — мечтательно прошептала она.
Все сомнения, все беспокойство развеялись в один миг.
— Я вернусь в январе. — Он многозначительно помолчал. — Но ты можешь кое-что для меня сделать…
— Я сделаю все! — с жаром воскликнула она.
— Надеюсь, что ты произведешь фурор в «Мэрилин».
Дрю услышал, как она вздохнула.
— О да, конечно… Я работаю изо всех сил, — пробормотала она благодарно.
— Ты моя девочка.
Моя девочка! От этих его слов сердце Роуз готово было растаять.
— Ну, радость моя, — сухо сказал он, — у меня тут встреча, так что…
— Тебе надо идти, — докончила она за него.
— Точно.
— Береги себя, — нежно сказала она.
— Ты тоже.
Роуз счастливо улыбнулась.
— Я люблю тебя…
Но Дрю уже положил трубку.
Джемми заглянул через приоткрытую дверь в кабинет Джеки, но ее на месте не оказалось. Тогда он тихо открыл дверь и вошел.
В комнате никого не было. Он осторожно огляделся, пробежав глазами по корешкам книг, задержал взгляд на фотографиях ее отца и Клэр в красивых рамках и, смущенно взглянув на ее письменный стол, увидел на нем раскрытую папку с эскизом афиши к мюзиклу — два лика Мэрилин Монро.
— Привет!
Джемми вздрогнул и оглянулся.
— Тебе что-нибудь нужно?
Он в замешательстве смотрел на нее, словно потеряв дар речи. Он силился что-то сказать, но вместо слов пробормотал нечто нечленораздельное.
После того поцелуя, первого поцелуя в его жизни, ощущение которого до сих пор сохранялось у него на губах, между ними словно пробежала трещина, которая все расширялась. Что-то волшебное было в прикосновении ее губ, как будто сладкий яд разлился по всему его существу, и он все еще продолжал находиться под влиянием этого колдовства.
— Мне нужно поработать допоздна, Джемми.
— Я могу подождать, — сказал он, всматриваясь в нее со всевозрастающим беспокойством.
— Нет, ты иди домой.
— Я думал, мы поговорим, выпьем…
— Мне нужно работать.
— Может, я помогу тебе?
Джеки отрицательно покачала головой, и его испугало выражение, которое появилось у нее на лице.
— Ты хочешь, чтобы я ушел?
— Уже поздно, Джемми. Поговорим завтра, — уклончиво предложила она.
Впрочем, это скорее прозвучало как требование.
— Я тебе мешаю?
— Просто у меня очень много работы, — сказала она и, поскольку он молчал, потянулась к бумагам на своем столе.
— Я не понимаю… — пробормотал он. — Ведь в пятницу…
— Считай, что ничего не было, — быстро сказала она и взглянула мимо него в окно.
— Но почему?
У него заблестели глаза.
— Для этого много причин.
— Назови их.
— Ты же знаешь, Джемми, что у меня есть кое-какие обязательства.
Но его не интересовали никакие обязательства. Потому что они гроша ломаного не стоили. Для него все было очень просто: их потянуло друг к другу, и она хотела его. По крайней мере в тот день.
— Послушай, — беспомощно сказала Джеки, — пожалуйста, прости меня. Мне не следовало этого допускать. Это целиком и полностью моя ошибка.
— Но ведь ты этого хотела… Я знаю, что хотела!
Джемми говорил очень серьезно, и она смутилась.
— Это была ошибка, — повторила Джеки, на секунду закрыв глаза и отбрасывая с лица волосы.
Он отрицательно покачал головой.
— Да, ошибка, — еще раз повторила она, стараясь выдержать взгляд этих зеленых глаз, которые словно видели ее насквозь. — В общем, мне нужно заниматься спектаклем. Следующие несколько недель будут чрезвычайно напряженными. — С огромным трудом Джеки заставляла себя смотреть ему в глаза. — Кроме того, я старше тебя. И мы очень разные — ты и я. Мы принадлежим разным мирам. У нас разные взгляды…
— Но ты не упомянула Дрю.
— Все, что я сказала, — резко возразила она, — не имеет к нему никакого отношения.
— Тогда почему же нам не… — умоляюще начал он.
— Я не знаю, — спокойно прервала его Джеки.
Они замолчали, и он почувствовал, что Джеки бесконечно далека от него.
— Не нужно так смотреть на меня, Джемми.
— Я отрываю тебя от работы… — после долгой паузы сказал он.
— Если хочешь, мы можем продолжить этот разговор завтра.
Не говоря ни слова, он взялся за ручку двери.
— Джемми! — тронула она его за рукав.
Он внимательно посмотрел ей в глаза.
— Если мы можем поговорить об этом завтра, то почему не сделать это сегодня?
Джеки отрицательно замотала головой, встревоженная едва уловимой переменой, происшедшей в интонации его голоса, и отступила, чтобы выпустить его из комнаты.
Несколько мгновений они неотрывно смотрели друг на друга, вспоминая об одном и том же, но момент уже был упущен.
Ричард бодро шагал вдоль канала по направлению к Камден Лок и рынку. Холодное декабрьское солнце успело подсушить тротуар и мостовую. Под мышкой у Ричарда был большой коричневый конверт — весьма объемистый и пухлый. В конверте лежала рукопись — плод его уединенных трудов, его исповедь.
Он направлялся в одно заведение, которое предлагало услуги по ксерокопированию рукописей, а также по их отправке доброжелательному издателю.
Люси он, естественно, ничего не сказал. Если его предприятие закончится неудачей, он не вынесет ее расспросов и сожалений. А уж что такое неудачи и как их преодолевать — было ему хорошо известно.
Суровые уроки, которые подавала ему жизнь, когда он получал отказы после прослушиваний и собеседований, никогда не изгладятся из его памяти. Подумав об этом, Роджер мрачно покачал головой. Такой поганой атмосферы, как в деле шоу-бизнеса и вообще вокруг искусства, не найти нигде.
Он крепче прижал к груди конверт с рукописью, почти не сомневаясь в том, что рукопись вернут с отрицательным отзывом. Литературный мир был, пожалуй, еще более жестоким, чем театральный. Ричард передернул плечами. Как бы там ни было, он был совершенно уверен, что написал хорошую вещь. Повествование вышло весьма живым и к тому же, кажется, довольно забавным.
Как раз вчера во время съемки даже такой тип, как Роджер, высказался в том смысле, что главное в их деле — это везение. Теперь Ричард обдумывал этот мудрый вывод применительно к себе самому и в конце концов решил, что и ему должно на этот раз повезти. Хотя бы по теории вероятностей, учитывая его бесчисленные прошлые неудачи.
Набережная стала подниматься вверх, к рынку. Дальше начинались торговые ряды. В воздухе потянуло сладкими запахами специй и копченостей. На низком заборчике прохлаждалась компания хиппи. Чуть дальше был расставлен маленький шатер, в котором цыганка предсказывала всем желающим будущее. Рядом колотили в свои барабаны и трясли маракасами мексиканцы.
С любопытством покосившись на представление, Ричард стал пробираться через ряды блошиного рынка, где торговали подержанными вещами, удивляясь тому, что торговля там идет все бойче. Один тип особенно поражал его. Это был длинный и бледный, как привидение, человек, чахлый, словно больное растение, всегда одетый во все черное. Такого бледного человека Ричард не видел никогда в жизни.
Заведение, куда он направлялся, располагалось между вегетарианским кафе и магазинчиком, где продавали деревянную мебель ручной работы. Когда он подошел ближе, то обнаружил, что заведение с ксероксом закрыто, а к деревянному почтовому ящику приколота бумажка с надписью: «Ушел на похороны. Откроюсь завтра». Дурацкая бумажка была еще и украшена какой-то блестящей мишурой.
Ричард развернулся и побрел к ближайшей станции метро. Вообще-то в окрестностях Чаринг-кросс-роуд было сколько угодно мастерских, выполняющих копировальные работы. Если поторопиться, он мог бы сделать ксерокопию и встретиться с Люси около студии, когда у нее закончится репетиция. Потом они могли бы где-нибудь перекусить пиццей или спагетти.
Идея была весьма заманчивой, однако было одно препятствие. Под плащом у Ричарда был надет старый свитер, связанный еще мамочкой, который он надевал всегда, когда садился писать. Люси, пожалуй, еще в обморок упадет, если увидит его в таком виде.
Ричард машинально одернул свитер и пригладил ладонью растрепанные волосы. Потом он застегнул плащ на все пуговицы, поднял воротник и затянул потуже пояс. Таким образом он надеялся надежно спрятать свой драный свитер, а также придать своей внешности элемент романтической загадочности.
За исключением обычных пьянчужек, в метро было не особенно много народу. По крайней мере в его направлении. Однако, когда он вышел на платформу, из поезда, прибывшего с противоположной стороны, высыпало несколько десятков людей, и он понял, что час пик только начинается. По северной ветке метро он доехал до Лейстер-сквер и на Шафтсберри-авеню нашел срочную ксерокопию.
Он уселся в пластиковое кресло у окна и стал ждать, когда выполнят его заказ. Из окна был виден служебный вход в театр «Палац», в котором вот уже шесть лет не сходил со сцены мюзикл «Отверженные». Он был на этом спектакле один раз. Да и то благодаря тому, что его пригласила старая приятельница, работавшая в театре. Это была лучшая вещь из всех, какие ему посчастливилось посмотреть за последние годы. Он даже приобрел пластинку с музыкой из спектакля.
Ричард молча рассматривал смонтированные на стене здания рекламные щиты, на которых красовались фотографии сцен из спектакля, и думал о своей любимой-прелюбимой Люси и о ее божественном голосе… Ах, если бы и он умел петь!
Уже начинало темнеть, когда он вышел на многолюдную ярко освещенную улицу. По всей Шафтсберри-авеню театры зажгли свои огни, и Ричард замедлил шаг, растравляя себя мыслью, что и он мог бы быть там — в гримерных и артистических уборных, где в этот самый момент актеры готовились к выходу на сцену…
Он свернул в один из кварталов, где они бывали с Люси раз или два и который сейчас был украшен нарядными рождественскими елочками, сверкающими в витрине каждого бистро и ресторана вдоль всей узкой улицы. Ричард то и дело останавливался, чтобы изучить меню, выставленные в витринах заведений, размышляя о том, какое выбрать, чтобы Люси осталась довольна.
Он помнил, что в конце улицы располагался французский ресторан. Всякий раз, проходя мимо него, они лишь завистливо заглядывали в витрину. Это был не какой-нибудь рядовой французский ресторанчик. Это был «Гиди» — роскошное и ужасно дорогое заведение, где подавали только самые изысканные блюда и старые вина с необыкновенно затейливыми закусками.
Ричард сделал шаг назад. Он услышал шум и вспомнил, что под рестораном располагается винный погребок. Он остановился прямо перед небольшим окошком, выходившим из бара на улицу.
Его взгляд упал на множество мужских и женских ног. Прямо перед ним за стеклом стоял мужчина в дорогом костюме. Рядом стояла девушка. На ее длинных стройных ногах были высокие замшевые сапоги с бахромой по краям. Такие же, как у его Люси. На девушке были также коричневые джинсы. Опять-таки точно такие же, какие носила Люси…
Ричард потянулся, чтобы рассмотреть ее получше, и его сердце бешено заколотилось. Он увидел, что на ней и жакет, как у Люси. Она держала в руке бокал вина, у нее были чудные светлые волосы, до боли знакомый прекрасный профиль… И она смотрела на Роджера.
— Ты говорил, что вернешься к Рождеству, — сказала Джеки в телефонную трубку. — Что изменилось?
— Дела, — ответил Дрю. — Ты ведь знаешь, как это бывает…
Он был один в квартире Анжелы и стоял перед окном, из которого открывался изумительный вид.
— Нет, — холодно сказала она, — не знаю.
— Эй! — удивленно проговорил он. — Дай мне немного передохнуть.
— Как моя мать?
— Ты уже знаешь ее мнение насчет денег…
— Я не это имею в виду.
Дрю немного помолчал, а потом осторожно ответил:
— Последний раз, когда я ее видел, она была в порядке.
— Когда это было?
— Джеки, — удивился он, — что случилось?
— Запах ее французских духов еще не выветрился с твоей одежды.
— Черт возьми, о чем ты?
— О твоем летнем романе с моей матерью.
— Слушай, это просто чепуха.
— Твой пиджак насквозь пропах ее духами. У нее очень редкие духи. Я нигде еще таких не встречала.
— И что это доказывает? — возразил Дрю. — Подумай хорошенько!
— Уже подумала.
— Ты ошибаешься.
— Тогда попробуй объяснить.
— Это просто совпадение… Но не хочешь же ты, чтобы мы говорили об этом по телефону…
— Просто тебе нечего сказать.
— Почему бы тебе не посмотреть на кольцо у себя на пальце и не вспомнить то, о чем я тебе говорил перед своим отъездом? А потом подумать еще раз.
Джеки покраснела.
— Ты ведь и так знаешь, что, когда мы с тобой только познакомились, у меня был роман… Но, черт возьми, вовсе не с твоей матерью!
— А с кем? — поинтересовалась она, хотя никогда раньше не спрашивала об этом.
— Разве это имеет какое-то значение? Я знал ее еще до тебя… Задолго до тебя…
Последнее было правдой.
Джеки умолкла. Внезапно она почувствовала, что устала и подавлена.
— Джеки?
— Духи… Их запах… Здесь нет никакой ошибки.
— Может, это мой одеколон?
Она не ответила.
— Ну, Джеки, подумай!
— О чем?
— Ты слишком много работала и просто устала, — сказал Дрю.
— Пожалуй.
— С мюзиклом все в порядке? Альдо сказал мне, что у Роуз не идет роль…
— Да, были трудности, — спокойно сказала Джеки. — Но теперь с Роуз все в порядке. Прямо чудеса какие-то.
Дрю облегченно вздохнул.
— Если не принимать во внимание этот чертов запах старого одеколона, который напомнил тебе духи матери, все остальное в порядке? Что тебя беспокоит?.. Предварительная продажа билетов идет все еще туго?
— Да. Как и вначале.
— Вот в этом-то все и дело!
— Нет, Дрю, не в этом.
— Послушай, Джеки! Я не желаю слушать больше всю эту чушь обо мне и твоей матери. Договорились?
— Так это чушь?
— Джеки, Джеки, — устало сказал он, — я не увлекаюсь пожилыми дамочками. К тому же она совсем не в моем вкусе.
Так он еще никогда в жизни не врал.
— Есть еще кое-что…
— Я уже сказал, что больше не хочу об этом слышать… Может быть, это ты ведешь не совсем честную игру?
— То есть?
— Может быть, это только предлог, чтобы меня вежливо спровадить, а?..
— Нет, — протяжно вздохнула она. — Дело не в этом.
— Так какого дьявола ты морочишь мне голову?
— Не знаю, — проговорила она. — Может быть, я действительно устала…
— Хорошенько отдохни во время праздников. Я хочу сказать: по-настоящему отдохни…
— Да, пожалуй…
Приближались рождественские праздники, несущие радость и умиротворение. Вот только в этот раз Джеки совсем не чувствовала обычного детского восхищения перед старыми добрыми семейными традициями.
— Я надеялась, что ты приедешь, — вздохнула она.
— Ты меня прости, — тихо сказал он, постепенно успокаиваясь. — Я вернусь и все устрою. Обещаю.
— Когда же?
— Я позвоню. Да. Позвоню и предупрежу.
Она ничего не ответила.
— Эй! — поспешно добавил Дрю. — Ты там ни о чем плохом не думай, ладно?
— Хорошо.
— Ну, пока.
— Пока, Дрю.
Он положил трубку и несколько секунд неподвижно смотрел на телефон.
— Дерьмо! — тихо проговорил он и, налив себе виски, залпом выпил.
Гостиная выглядела необыкновенно красивой. Клэр превзошла саму себя, украшая ее. Под нарядной рождественской елкой стоял кувшин с пуншем. Несколько гостей, приглашенных в Сочельник, разъехались по домам, и Клэр пошла на кухню приготовить шоколад для Дэвида, который уже лег в постель.
Джеки подошла к елке и поправила на ней нити серебряного дождя. Потом подлила в свой стакан пунша.
— Ты еще не уходишь? — спросила с порога Клэр.
— Ухожу. Я очень устала… Только хочу выпить последний стакан пунша. Здесь так уютно. Спасибо за прекрасный вечер.
— Я очень довольна. Кажется, и твоему отцу тоже понравилось. Только в конце он немного перебрал.
— Он был очень бледен. Он хорошо себя чувствует?
— Да, все нормально. Просто он переутомился и слишком переживает за свою роль.
— Думаю, он очень ей рад.
— Еще бы!.. — сказала Клэр и задумалась. — Но только в этот раз он что-то чересчур беспокоится.
— Ну ты же понимаешь, как для него важна эта роль.
— Конечно, понимаю. Но не могу не думать о том, какой ценой она ему дается.
— Все дело в том, Клэр, что он влюблен в эту роль, — сказала Джеки. — Все в театре от нее без ума. Иначе, я думаю, они бы не взялись за съемки.
— Знаешь, иногда мне кажется, что все актеры немного того… — Клэр покачала головой. — Но спасибо тебе, Джеки, за твои слова. Мне это нужно было услышать.
— Ты просто устала. Сегодня был нелегкий день.
— Шоколад остывает! — с улыбкой спохватилась Клэр. — Ну, теперь я оставляю тебя. Отдыхай. Будить рано утром я тебя не собираюсь. Спокойной ночи!
— Спокойной ночи.
— Да, кстати, — добавила Клэр. — Джемми уже ушел к себе, так что перед сном погаси везде свет…
— Хорошо.
Дверь за Клэр закрылась, и комната погрузилась в тишину. Джеки придвинулась поближе к камину и протянула к теплу ладони. В какое-то мгновение у нее промелькнула мысль: где сейчас Дрю, что делает?.. Впрочем, она это знала. Дрю был сейчас с ее матерью. Теперь она в этом не сомневалась.
После их разговора по телефону Джеки снова достала его пиджак. Но запах духов уже рассеялся, и Джеки не была уверена в том, что это были именно те самые духи. Тогда она проверила карманы, но ничего не нашла. Потом она переключила свое внимание на маленький чемодан, который он оставил у нее. С замирающим сердцем она пересмотрела каждую вещь, презирая сама себя за то, что делает, однако не могла остановиться: она хотела знать.
В конце концов она сообразила позвонить в отель «Гайд-парк», чтобы выяснить, какой адрес внес Дрю в книгу регистраций. Он действительно оставил нью-йоркский адрес, и по сию минуту Джеки не могла понять, что именно — небрежность или глупость заставили Дрю сделать это — вписать адрес квартиры на Манхэттене… Квартиры, которая принадлежала ее матери.
— Джеки?
Услышав голос Джемми, она на секунду прикрыла глаза.
— А я вот решила выпить на сон грядущий… — небрежно сказала она.
— Я не хотел тебя тревожить. Просто пришел пожелать спокойной ночи.
— Почему бы тебе не выпить со мной стаканчик пунша?
Секунду он смотрел на нее, не зная, что ответить. Но она снова улыбнулась ему и сказала:
— Прошу тебя.
Джемми налил себе пунша и встал рядом.
— Я хочу извиниться.
— Кажется, ты уже извинилась.
— Нет, Джемми. Я все делала не так.
— А как было нужно?
— Не знаю, — сказала она. — Может быть, потом когда-нибудь пойму.
— У тебя было много неприятностей.
— Ты очень великодушен. И это только лишний раз подтверждает, как жестока я была по отношению к тебе…
— Это не имеет значения.
— Нет, имеет.
Джемми внимательно посмотрел на нее.
— А то, что я моложе тебя, тоже имеет значение?
— Пожалуйста, не надо!
— Однажды мой отец сказал, что в жизни самое главное — настойчивость. Думаю, это был единственный раз, когда он оказался прав.
Джеки села и взглянула на него.
— Я слишком устала, чтобы спорить, — улыбнулась она.
— Тогда не спорь.
Джеки немного помолчала, не спуская с него глаз.
— Я тебе не очень подхожу, — наконец сказала она.
— Позволь, я решу это сам.
— Ты всегда так упорно добиваешься своего? Да, Джемми?
Он слегка покраснел.
— Ладно, — обнадеживающе улыбнулась Джеки, — ничего страшного.
— То есть ты хочешь сказать…
— Я и сама толком ничего не понимаю, — ответила она, пожимая плечами. — Может быть, в этом и состоит твой шанс. В награду за твою настойчивость.
— А Дрю?
Она медленно покачала головой и встала.
— Я больше не хочу ни о чем говорить. И думать тоже не хочу. По крайней мере, о том, что касается Дрю…
Джеки поставила на столик стакан с пуншем.
— Лучше поцелуй меня, Джемми. Так, как в прошлый раз. И прочь все неприятные мысли!..
