3
Джемми лежал на кровати в темной комнате, закрыв глаза.
Несколько месяцев назад он предпочитал короткую стрижку, а теперь медленно накручивал на палец длинную прядь отросших волос. Потом он провел пальцами по своей шее, коснулся кадыка. Сглотнув, почувствовал, как адамово яблоко сначала ушло вниз, а затем снова возвратилось на место. Потом он погладил ладонью грудь и коснулся напряженных сосков. Мрак и тишина делали окружающее пространство тяжелым и гнетущим. Так легко было представить себя снова в Кении в маленькой комнатке, которая была отведена ему в семинарии. Он ощущал абсолютное одиночество. Его рука совершала привычный ритуал поглаживания, и он бы предал самого себя, если бы позволил пальцам проникнуть в ту самую, запретную область внизу живота.
Кровь прилила к его лицу, когда он услышал снизу голос крестной матери, желавшей ему спокойной ночи. Он ответил ей, удивившись тому, как чуждо звучит его собственный голос в этой темноте. В следующий момент он заставил себя убрать руки и положил их вдоль тела. Нельзя — значит, нельзя.
Джемми стал думать о дочери Дэвида. О ее белой коже, которая под платьем, вероятно, еще белее. Джеки смеялась над ним, и что-то ядовитое было в этом смехе. Белокурые шелковистые волосы то и дело падали ей на лицо, и она одним привычным движением головы отбрасывала их назад и приглаживала рукой. В какой-то момент она наклонилась к нему так близко, что он успел рассмотреть у нее под блузкой нежную округлую грудь. Но и просто смотреть на нее было сладкой пыткой.
Джемми тихо вздохнул, когда вдруг, независимо от его желания, перед ним возник образ его отца.
По мнению отца, секс, несомненно, был грехом. Местные жители называли отца «белым человеком», «почтеннейшим» или «масса». Он, вероятно, казался им патриархом, который словно сошел со страниц Ветхого завета. Однако он был просто тираном, религиозным фанатиком, который имел неограниченную власть в своем маленьком «королевстве». Однажды к Джемми приблизилась совсем молоденькая, но хорошо развитая накрашенная девушка из местного племени шамбуру. Из одежды на ней была лишь набедренная повязка из шкуры антилопы. Она коснула рукой щеки Джемми и призывно улыбнулась. Джемми застыл в смущении. Когда ее твердые соски коснулись его груди, а рука легла ему на плечо, он почувствовал прилив желания. Однако отец гневно закричал на них из дома, и девушка в страхе убежала.
Джемми во всем повиновался отцу. Другой жизни он не знал. Это продолжалось до тех пор, пока ему не исполнилось тринадцать лет и отец не отослал его в школу иезуитов неподалеку от Найроби, в которой он должен был готовиться к поступлению в семинарию. Там, в этой школе, с глаз Джемми словно упала пелена. Через два года он в первый раз убежал оттуда. Ему не потребовалось много времени, чтобы понять, что ограниченная, неестественная жизнь священника не для него, пусть это даже разрушит планы его отца.
Джемми никогда не понимал и не чувствовал, что такое Бог, а за время, проведенное в школе, растерял все остатки религиозности. Он поделился этим с отцом, но тот пришел в ярость и побил его. Разве не забавно: умалишенный, упрямый старик лупит своего ненормального сына?
В унылом и пустом жилище у подножия горы Марсабит воцарилось тяжелое молчание. Родители построили этот дом для себя. Таскали камни из реки, которая летом совершенно пересыхала, а крышу соорудили из деревянных жердей. В этом доме Джемми прожил почти всю свою жизнь, любил и ненавидел его. Словом, был всей душой привязан к этим камням и бревнам. Точно так же, как и к своему чудаковатому отцу.
Теперь отца нет… Джемми даже зажмурился от осознания того, что отец был ему в тягость, что он тиранил и во всем ограничивал его. Отца не стало, а Джемми продолжает жить. Внезапно Джемми ощутил тошноту, в горле у него пересохло, и он едва не задохнулся от тоски и бесприютности. Как трудно было поверить в то, что отца больше никогда не будет рядом! Что его вообще нет!.. Нет этого старика с коричневой высохшей кожей, в неизменных шортах, широкополой шляпе и грубых сандалиях.
Джемми медленно повернулся лицом к стене, подтянув к животу колени. Глаза у него начало щипать от слез, за которые он сам себя презирал.
— Значит, во второй состав?
Люси смотрела на Ричарда и молчала.
— А мне показалось, ты сказала, что прослушивание прошло успешно. Разве нет?
Она по-прежнему не отвечала, но глаза заблестели от подступивших слез.
Ричард беспомощно смотрел, как у нее краснеет кончик носа и крупные слезы начинают катиться по щекам.
Люси отвернулась, стараясь взять себя в руки.
— На прослушивании действительно все было хорошо, — сказала она наконец. — Даже лучше, чем я надеялась.
Значит, все-таки недостаточно хорошо.
— Кому же дали роль?
Люси взглянула в окно.
— Я не знаю…
— Ты хочешь сказать, что они еще не нашли никого? — спросил Ричард.
— Совсем нет. Они как раз нашли кого-то. Но я точно не знаю, кого… В общем, все почти рухнуло, — ответила Люси с тяжелым вздохом.
— А может, они еще передумают?
Она молча покачала головой, а его начало охватывать беспокойство.
— Почему ты так уверена?
Люси круто повернулась и посмотрела ему прямо в глаза.
— Да потому что сам режиссер соизволил позвонить мне в казино и сообщить об этом, — резко сказала она. — И знаешь, Ричард, почему он это сделал?
Позвонив ей, Макс Локхарт наслаждался ее страданиями. Мол, если бы три года тому назад она была умной и сговорчивой девочкой, результат, возможно, был бы совсем другим. Люси пронзила смертельная тоска, что она упустила тогда свой шанс. Она ненавидела себя за утраченную возможность.
— Даже если так, всегда остается какой-то шанс, — начал Ричард, но умолк, когда поймал ее взгляд.
— Перестань, Ричард! Просто помолчи, — умоляюще прошептала она. — Мне не нужно твоих сожалений и поучений. Дело ясное. Они решили отдать эту роль той, которая показалась им более достойной. Вот и все.
Может быть, отдали той, которая была более сговорчива с режиссером.
— Будь по-твоему, — спокойно сказал Ричард.
Люси отвела взгляд и снова посмотрела в окно.
— А где ты была до сих пор? — спросил он.
— Я не застала тебя, когда вернулась, и отправилась к Роджеру, — ответила она.
— К Роджеру?! — воскликнул он с отвращением.
— Говорю тебе, что не застала тебя, когда вернулась, — раздраженно проговорила Люси.
— А я, между прочим, заходил в магазин, чтобы купить что-нибудь на ужин…
— Я не голодна.
— Очень мило с твоей стороны, — вспыхнул Ричард. — И не будешь ли ты так любезна не отворачиваться, когда я с тобой разговариваю! Она повернула к нему голову.
— Послушай, мне жаль, если я тебя обидела. Я этого не хотела. Просто я действительно не хочу есть. Вот и все.
— Твой цыпленок и мое мясо совершенно высохли и покрылись неаппетитной коркой за те три часа, пока стояли в духовке, — пробормотал он. — И я, как последняя задница, сидел и ждал тебя, хотя чуть не умер от голода!..
— Ричард, я же в этом не виновата. Я и понятия не имела, где ты можешь быть.
— Зачем же тебе понадобилось тащиться на другой конец Лондона, если ты могла позвонить своему приятелю по телефону? — удивился он.
— Просто мне нужно было поговорить с живым человеком, — пожала плечами Люси.
— Изумительно!
— Не смотри на меня так, — проворчала она. — У меня был ужасно пакостный день.
Его глаза угрожающе заблестели, и, не в силах сдержаться, Ричард закричал:
— У нее был пакостный день! А у меня какой был день, тебя это интересует? Да у меня был день в сто раз пакостнее твоего! Почему я должен был, как идиот, весь день рыскать в поисках дешевых продуктов, ходить в прачечную, на всем экономить, жрать эти проклятые сандвичи, писать письмо матери, а потом ждать, ждать, когда зазвонит телефон. Я ждал звонка от тебя. Потом позвонил какой-то болван, ошибся номером. И только мой проклятый рекламный агент не звонит. Не звонит старина Нэд, хоть ты тресни!.. — Он даже задыхался от волнения. — Все это чрезвычайно воодушевляет, как ты понимаешь, дорогая!
— Прекрати!
— Прекрати? — передразнил он, гримасничая. — Это очень мило. Господи, Люси! Да ты знаешь, что с тобой стало совершенно невозможно жить с тех пор, как ты вообразила себя Мэрилин Монро? Я только и делаю, что часами выслушиваю твои сетования. Я назубок выучил с тобой все песни из этого поганого мюзикла, я проштудировал от и до всю биографию этой чертовой куклы… А тебе никогда не приходило в голову, что моя собственная жизнь уходит коту под хвост, что я болтаюсь между небом и землей?
— Я совсем не имела в виду, что…
— Да плевать я хотел, что ты имела в виду! — с горечью воскликнул Ричард. — Не смей приходить и изливать на меня свое плохое настроение. Ты еще не Мэрилин Монро!.. И вообще, как ты не понимаешь, что получить роль, хотя бы и во втором составе, в мюзикле, которые обещает стать событием, — это огромная удача! Господи, ведь это какая-никакая, а работа!
— Ладно, Ричард…
— Нет, не ладно. Разве ты не рада, что сможешь оставить эту гнусную работенку в казино? Теперь ты можешь позволить себе показать большой кукиш всем этим льстивым бизнесменам и арабам, которые трутся около тебя со своими жирными яйцами в потных штанах. Думала ты об этом, нет?
Она не ответила, но все то, что он говорил, было чистой правдой. В то время, пока приходится сидеть без роли, казино выручает из положения, и в случае чего менеджер с удовольствием примет ее обратно, но, Боже мой, как она ненавидела эту работу! Нужно задерживаться допоздна, вечно торчать в прокуренном помещении, ноги гудят от усталости, ей суют деньги, глаза публики алчно вспыхивают, когда по столу катятся игральные кости, и прожженные проститутки спускают за раз столько денег, сколько ей и за месяц не заработать…
Однажды Люси позволила себе соблазниться и на этот грязный заработок. Но это случилось еще до того, как появился Ричард. Даже до Роджера. И теперь ей хотелось думать, что это падение похоронено под толстым слоем времени.
Она была тогда в массовке, которой киношные боссы пользовались как гаремом. У нее не было другого способа добыть себе желанное удостоверение профессиональной актрисы. Без такого удостоверения невозможно было получить настоящую роль, а удостоверение, к слову сказать, выдавали лишь тем, кто сыграл такую роль. Один из парадоксов театрального искусства… В общем, если вам дико повезет или у вас родители актеры, вы чего-то добьетесь, а если нет… Большинство тех, кто называет себя актерами, на самом деле просто массовка.
Короче говоря, отчаявшись, она согласилась «подписаться» к Джиму Николсону, известному кинокритику, который ввел ее в элитные актерские клубы, где она познакомилась с известными и богатенькими приятелями Джима. В обязанности Люси входило всячески ублажать этих влиятельных особ. Таким образом через месяц она получила желанное удостоверение.
Много позже вокруг этих театральных «гаремов» разгорелся шумный скандал, когда некоторые девушки не выдержали и пожаловались прессе. Всплыло много всякой грязи. Ей, к счастью, удалось ускользнуть, не запачкавшись, но даже теперь ей все еще вспоминается ухмылка одного из влиятельных людей, когда она согласилась с ним переспать. Помнила она и свою неловкую улыбку, когда смотрела в мутные глаза этого шестидесятилетнего мужчины.
— Я не сомневаюсь, — продолжал тем временем Ричард, — тебе дадут спеть что-нибудь из других партий, а кроме того, ты сможешь проявить себя и во втором составе. Разве я не прав?
Люси лишь слабо кивнула, погруженная в свои невеселые воспоминания.
— Все устроится, старушка, — нежно сказал Ричард, но она его едва слышала.
Снова воцарилось молчание, и внезапно Ричард почувствовал себя усталым и разбитым. Даже его злость куда-то улетучилась. Он шумно вздохнул и сказал:
— А ты думала, я начну скакать от радости, когда узнаю, что ты встречалась с Роджером?
— Ничего не было. Мы просто выпили, — неохотно пробормотала Люси.
Однако это была не вся правда, поскольку Роджер так умело повел себя с ней, что она едва ему не отдалась. Люси закрыла глаза, удивляясь своей слабости.
— Да-да! — пробормотал Ричард. — Просто выпили и поговорили. Так я тебе и поверил.
— Это нечестно, — спокойно сказала она. — Он интересовался, как твои дела.
— Заботливый старина Роджер, — хмыкнул Ричард. — Надо же, как трогательно!
— Не такой уж он плохой…
Однако старина Роджер чуть не поимел ее.
— Ну конечно.
— Мне просто нужно было с кем-то поговорить… — нетерпеливо проговорила Люси.
И ведь она не дала ему никакого повода, а он полез ее лапать. Никакого повода.
— Очень убедительно.
— Ричард, прошу тебя!
Люси едва сдерживала себя, чтобы не наговорить Ричарду колкостей. Она так устала, а он хотел заставить ее чувствовать себя виноватой, стыдил.
— Мне очень жаль.
Ричард долго всматривался в ее несчастное лицо, чувствуя, что досада начинает стихать. Ему вдруг стало все равно, из-за чего началась их ссора. Он только хотел, чтобы она поскорее закончилась. Злость окончательно угасла, и в душе остались лишь пустота и одиночество. Он хотел ее.
— Иди ко мне.
Люси сделала несколько медленных шагов, и Ричард протянул к ней руки. Она покорно села к нему на колени, уткнулась в его плечо и почувствовала облегчение оттого, что воспоминание о близости с Роджером улетучивается.
— Прости, — прошептала она. — Прости.
— Зачем повторять дважды? — сказал он, целуя ее лоб, ухо, шею. — Достаточно и одного раза.
— Я мечтала об этой роли ради нас обоих, — грустно прошептала она.
— Я знаю.
— Хуже всего понимать, что не дотягиваешь до планки…
Но еще неприятнее было видеть, что все сорвалось, когда до желанной цели оставалось всего ничего.
— Плюнь на это, Люси, — вздохнул Ричард. — Не стоит так мучиться и изводить себя.
— Я уже мечтала, как мы распорядимся этими огромными деньгами… — заплакала она. — А теперь у меня будет лишь двести фунтов в месяц. Плюс двадцать фунтов премии.
— Успокойся, не плачь! — просил он, нежно обнимая ее и гладя по голове.
Но Люси продолжала плакать.
— Если тебя взяли дублершей, ты должна быть абсолютно уверена в своих силах.
Она лишь всхлипнула в ответ.
— А кроме того, — упрямо продолжал он, — твоя конкурентка не гарантирована от того, что вдруг не сломает ногу, не схватит ангину и так далее и тому подобное. Ты сама говорила, что это очень трудная роль.
— Ты рассуждаешь совсем как Роджер, — удивленно сказала Люси.
— Боже упаси! — поспешно пробормотал Ричард, и она улыбнулась. — А что, он все еще играет того смазливого доктора в своем дешевом телесериале?
Но он и сам знал ответ на свой вопрос, потому что днем он обязательно включал телевизор, чтобы взглянуть на Роджера, и ничего не мог с собой поделать.
Люси кивнула.
— И ему предлагают продлить контракт?
Она снова кивнула.
— Он получает кучу писем от поклонниц.
Ричард в раздражении прикрыл глаза.
— Естественно, — проворчал он. — Гладкая бестия!
— Ричард, не надо…
— Ладно, — устало согласился он. — Если честно, просто я немного ревную.
— Он сказал, что им нужен человек на роль священника, — вдруг сказала Люси.
— И он предлагает ее мне? — недоуменно подняв брови, спросил Ричард.
— Вообще-то я не представляю тебя в роли священника, — задумчиво проговорила Люси. — Однако, мне кажется, тебе стоит попробоваться.
Роджер обещал ей, что сможет устроить Ричарду эту роль. Это очень мило с его стороны — проявить такое понимание. Она поцеловала Ричарда в лоб. Впрочем, за предложением Роджера, несомненно, стояло что-то еще. Люси тихо вздохнула. Теперь она даже думать об этом не хотела.
— Пробоваться стоит везде, — сказал Ричард с напускной бодростью. — Даже в этих чертовых дневных сериалах. Почему бы и нет?..
Все это было до того гнусно, что он зажмурил глаза. Ее пальцы нежно прикоснулись к его губам.
— Пойдем в постель, — тихо сказал Ричард.
— Ты, кажется, был голоден.
— У меня пропал аппетит…
Джеки проснулась и повернулась, чтобы взглянуть на спящего рядом Дрю. Потом ее взгляд остановился на его мускулистом плече, и сразу ее сердце учащенно забилось, а щеки вспыхнули от желания и воспоминания об испытанном наслаждении.
В любви Дрю был необычайно искусен, он так распалил ее, что, казалось, она сойдет с ума. Но, как только все кончилось, как только они достигли оргазма, между ними словно образовалась пустота. Дрю больше не обнимал, не ласкал ее, не шептал глупых, нежных слов. Впрочем, если честно, не так уж много Джеки встречала мужчин, которые умели быть ласковыми в такие моменты.
Джеки недовольно откинулась на подушке. И почему только она не могла принять все как есть и чувствовать себя счастливой? Чувствовать себя счастливой… Она криво улыбнулась и выбралась из-под одеяла. Мысли о Дрю следовало отложить до другого раза. Она уже и так опаздывала.
— Ты куда? — спросил Дрю.
— Мне показалось, что ты спишь.
— Уже не сплю. Возвращайся в постель, — сказал он тихо.
— Я опаздываю.
— Иди в постель.
— Нет, Дрю, — возразила она. — Я же тебе сказала. Сегодня я ужасно занята.
И завтра, и послезавтра, и всегда…
— Ладно… — Он внимательно вглядывался в ее лицо, пока Джеки надевала халат. — Значит, ты ни о чем не жалеешь?
— Что ты имеешь в виду?
— То, что было ночью.
— Пока нет.
— Ну спасибо.
— А что ты хотел от меня услышать?
— Ладно, забудь. — Мне нужно время, Дрю, — сказала она. — Все произошло так быстро.
Он внимательно взглянул на нее. Этой ночью он спал спокойно, как младенец, в полной уверенности, что все идет по задуманному плану.
— Ты хочешь, чтобы я ушел?
Джеки помедлила с ответом.
— Нет. Конечно, нет.
У Дрю отлегло от сердца.
— Просто я очень много передумала за эти шесть недель, — призналась она, неуверенно улыбаясь.
Ей даже начало казаться, что между ними все кончено.
— Что ж, тебе нужно время, это твое право. Конечно, тебе надо все взвесить. Я тебя не тороплю, — сказал он и подумал о том, не слишком ли его слова гладки и практичны. — Но если ты все-таки хочешь, чтобы я ушел, я уйду.
— Нет, — повторила она. — Я не хочу, чтобы ты уходил. Но об этом мы поговорим вечером.
— Как скажешь… — кивнул он. — А может, я тебе сегодня составлю компанию?
— Не стоит, Дрю, — ответила Джеки, заходя в ванную.
— Почему?
— Сегодня будет сумасшедший день.
— Может, тогда вместе позавтракаем?
— Сомневаюсь, что у меня сегодня найдется время даже для завтрака.
Он слегка покраснел от досады, когда она включила душ и разговаривать стало невозможно. Его удивило, как спокойно она себя держит. Возможно, и он вел бы себя точно так же в подобных обстоятельствах, однако сейчас ему это не понравилось…
Однажды, когда Анжела позволила себе обойтись с ним не слишком учтиво, он заставил ее испить всю чашу унижения. Буквально молить о прощении. В качестве наказания он велел ей встать перед ним на колени, а потом медленно, очень медленно открыл коробочку с рахат-лукумом и, доставая маленькие ароматные дольки, обсыпанные сахарной пудрой, одну за другой опускал ей в рот. Затем он опрокинул ее на спину, — нагую, естественно, — опустился перед ней на колени и заставил извиваться от страсти, как никогда… Глаза Дрю сузились. Тогда все было иначе.
Не вылезая из постели, он включил телевизор и несколькими злыми ударами взбил подушки. Шла программа новостей. Дикторы — мужчина и женщина — рассказывали о текущих событиях.
— Дерьмо…
Он перескакивал с канала на канал, пока не нашел по кабельному старый концерт «Битлз». Объектив телекамеры выхватывал из беснующейся публики лица заходящихся в истерике девчонок-школьниц, тянущих руки к сцене.
— Это жизнь, — пробормотал Дрю.
Потом на экране появились кадры, снятые на фестивале в Вудстоке. Голые «люди-цветы», балдеющие от музыки и наркотиков. Настоящее столпотворение.
— Это жизнь, — снова пробормотал Дрю.
Когда все это происходило, ему было около девяти лет.
Он жил тогда в городке Креншау, что в штате Северная Каролина. У черта на рогах. Не город, а дыра с тремя тысячами жителей, болтающимися где-то на границе национального парка и индейской резервации. В Креншау имелась улица длиной мили в две и несколько примыкающих к ней переулков. Были там и пара бензоколонок, мотель, аптека, киношка и магазин. В нескольких палатках торговали съестным и cливочным мороженым. Вдоль улицы тянулся длинный ряд домиков-фургонов с облупившимися боками, а за городом обосновались индейцы, которые торговали сувенирами и прочей белибердой. Место, где они устроили свое торжище, можно было учуять за версту по стойкой вони индейской одежды вперемешку с перегаром.
Как бы там ни было, но мать Дрю встретила его отца именно там — среди индейцев чероки. Когда годы спустя она призналась в этом Дрю, он заткнул уши, не желая даже слышать об этом. Однако она показала ему фотографию. Что же это получается: он должен был им гордиться, что ли? Бродягой, который несколько раз переспал с матерью и которого Дрю даже не помнил? Плосконосый индеец в перьях умудрился еще и содрать с матери два доллара за эту фотографию… Мать бережно погладила этот кусок картона, словно могла прикоснуться к отцу сквозь бумагу. Дрю хорошо помнил, как она напряглась, возбужденно задышала и, прижав на мгновение этот паскудный снимок к груди, протянула его ему, девятилетнему мальчику. Она любила Дрю. Однако не так, как матери следовало любить своего сына.
Дрю зажмурил глаза, словно воспоминание обожгло их, как ядовитый газ.
— Тебе нехорошо?
Он открыл глаза и покраснел. Ему показалось, что Джеки прочла его мысли. — Нет, все в порядке, — быстро сказал он, а немного погодя прибавил: — Но если честно, я тут действительно кое о чем подумал. Может быть, мне и вправду следует оставить тебя одну, пока ты что-то решишь…
Джеки присела на край кровати, и по выражению ее лица он понял, что попал в самую точку.
— Нет, не делай этого. В этом нет необходимости, — испуганно выдохнула она. — Мне очень жаль, если я вела себя не так, как тебе бы этого хотелось, но твое неожиданное вчерашнее появление меня ошеломило.
— Понимаю, — медленно произнес Дрю. — Наверное, я должен был сначала позвонить. — Он усмехнулся, начав проникаться уверенностью. — Но мне всегда казалось, что тебе нравятся такие сюрпризы.
Джеки была совершенно обезоружена его улыбкой, его чувственным ртом, обещавшим так много.
— Все-то ты знаешь, — тихо сказала она.
— Тогда позволь быть мне сегодня рядом с тобой. Хотя бы несколько часов… — Он взял ее за руку. — Обещаю, что не буду тебе мешать.
— Тебе будет скучно.
— Меня всегда интересовала твоя работа, — солгал Дрю. — Ты это знаешь.
— До сегодняшнего дня понятия об этом не имела… — Она внимательно всмотрелась в его лицо и неуверенно улыбнулась. — Ну хорошо… Только давай встретимся на студии, потому что сейчас мне надо идти.
— На студии?
— В репетиционном зале, — пояснила она. — В девять часов у меня встреча с Альдо и Максом. Потом в десять собеседование, прослушивание и так далее…
— Так куда мне прийти?
— Я скажу тебе адрес по телефону. — Джеки встала. — А теперь мне действительно пора.
Он смотрел на нее и думал об Анжеле. Ах, если бы она была Анжелой! Он помрачнел, едва лишь вспомнив о ней, но потом заставил себя переключиться на Джеки. Было бы очень неразумно, если бы он потерял бдительность.
— Иди ко мне на минутку! — позвал он.
— Мне некогда.
Дрю отбросил одеяло.
— Тогда я иду к тебе.
У нее перехватило дыхание от его прекрасной наготы, но она пересилила себя и рассмеялась, когда он подошел и обнял ее. Дрю целовал ее без остановки, скользя губами по ее лицу, шее, а она закрыла глаза, чтобы лучше чувствовать его, и медленно трогала ладонями его мускулистые плечи, спину, прижимала его к себе, наслаждаясь его изумительной смуглой кожей. — Это, наверное, в тебе кипит итальянская кровь, — пробормотала она, словно оправдываясь в том, что сама испытывала острое желание, не понимая, что он лишь симулирует страсть, чтобы заставить ее доверять ему.
Дрю не ответил. У него перед глазами настойчиво замаячил образ индейца-папаши. Интересно, как отреагировала бы на это Джеки, если бы он был настолько глуп, что поведал бы ей подробности своей родословной? А если бы Анжела узнала… Анжела, наверное, просто помешалась бы от такой новости. Конечно, она знала, что у него нет денег, что он не имеет никакого отношения к благородным кровям могущественного семейства Кароччи, но кое-как с этим мирилась. Однако ей и в голову, конечно, не могло прийти, что его единокровный папаша — плосконосый обрюзгший индеец, бродяга и пьяница, толкнувший случайной подружке за два доллара свою собственную фотографию… Такие вот дела.
Роуз Лил решила спеть песню из первого акта. На ней были простые вылинявшие джинсы и дешевая блузка. Не будут ли они возражать, если она сначала переоденется? Они, конечно, не возражали, и она исчезла в уборной, откуда появилась в белокуром парике, узком блестящем платье и в туфельках на шпильках. Она исполнила ту самую вещицу, которую Мэрилин пела в «Мэдисон-сквер Гарден»: «Спасибо, мистер президент». И исполнила, надо сказать, безукоризненно.
— Да, это она! Сама Мэрилин Монро! — воскликнул Макс и, восхищенно вздохнув, проводил взглядом Роуз, которая снова скрылась в уборной.
— А ты что скажешь, Альдо? — поинтересовалась Джеки, поворачиваясь к музыкальному режиссеру, неподвижно сидевшему за роялем.
— Основываясь на результатах собеседования, — осторожно ответил тот, — я бы все-таки предпочел Люси Уальд. Она приглянулась мне своей робостью и дисциплинированностью, а это далеко не последнее дело в постановочном процессе. Кроме того, внешне она совершенная копия Монро…
— А тебе не кажется, что она слишком глупа? — грубо вмешался Макс.
— Если ты настроен разговаривать в таком тоне… — пробормотал Альдо.
— Попробуй представить ее без косметики, — усмехаясь, сказал Макс. — Пару раз пройдись по ней губкой — от сходства не останется и следа…
— Пожалуйста, Альдо, продолжай. Что ты хотел сказать? — обратилась Джеки к музыкальному режиссеру.
— Я уже сказал. Во многих отношениях Люси идеально подходит для этой роли. — Он помолчал и со вздохом добавил: — Но, когда Роуз начала петь, я понял, что мы нашли нашу Мэрилин. Она превосходно изобразила ее ранимость и беззащитность.
— Я был уверен, что ты согласишься, — самодовольно усмехнулся Макс.
— А Люси Уальд мы дадим место дублерши?
— Почему бы и нет.
Альдо поднялся из-за рояля и, широко улыбаясь, пошел к ним через зал.
— Я чувствую себя так, словно выпил шампанского!
Макс кивнул.
— Между прочим, — сказал он, поворачиваясь к Джеки, — я сказал Люси, что мы, может быть, дадим ей какую-нибудь второстепенную роль.
— Ты сам говорил с ней? — покраснев, пробормотала Джеки. — Когда ты успел?
— Вчера. После того, как мы были у «Мадам Йо-Йо». Я только хотел успокоить бедняжку, когда мы с тобой решили, что Роуз нам больше подходит. Кроме того, Люси неплохо знает биографию Монро, и мы это сможем использовать…
— Но, Макс, я ведь хотела сначала посоветоваться с Альдо! — воскликнула Джеки.
— Я решил, что это простая формальность, — небрежно обронил Макс.
— Формальность или нет, но я сама хотела поговорить с Люси.
— Разве это имеет какое-то значение, Джеки?
— Имеет. И очень большое. — Ее глаза потемнели от гнева. — Ты только представь себе, если бы что-то сложилось иначе и я была бы вынуждена перезванивать ей и просить взять роль. Что она подумала бы о нас? Что мы компания некомпетентных дураков, да? — Джеки немного помолчала. — Ты был обязан сначала посоветоваться со мной!
— Ну ладно, ладно! — Макс в притворном страхе всплеснул руками. — Даже если и так, все равно это не имеет значения. Когда она немного успокоится после такого разочарования, еще сама прибежит умолять нас дать ей хоть какую-нибудь роль. И неважно, дураки мы или нет.
— Значит, ты звонил ей после того, как я ушла из кабаре? — подозрительно продолжала Джеки. — Несмотря на то, что был час ночи?
— Она почти каждую ночь до утра работает в казино, — пожал плечами Макс.
— Ты, оказывается, хорошо знаком с распорядком ее жизни, — заметила она.
Максу было известно что-то, чего не знала она, и это ее раздражало.
— Хорошо, — через силу сказал Макс, — на будущее учту.
— Я надеюсь.
Иногда Джеки казалось, что Макс дает ей понять, что кое в чем разбирается лучше, чем она. Притом не только в режиссуре. Может быть, он вел себя так, потому что никогда не работал с продюсером-женщиной. К тому же такой молодой.
— А вот и Роуз, — сказала Джеки, поспешно отворачиваясь от Макса.
Ничего, придет время, и она еще покажет ему, кто здесь главный и кто лучше разбирается в театре.
— Давайте продолжим разговор за кофе, — предложила Джеки Роуз, когда та подошла. — Но сначала позвольте вам сказать, что мы счастливы предложить вам эту роль. — Она улыбнулась. — И примите наши поздравления.
— О мой Бог!.. — воскликнула Роуз. — Благодарю, благодарю вас! — Она была явно смущена. — Это просто фантастика! Мне едва в это верится.
— Ничего, поверится, — сказал Макс. — Ведь уже в следующем месяце начинаются репетиции.
— И впереди у нас уйма работы. Нужно заняться паблисити, а кроме того, вы должны еще проработать все песни вместе с Альдо… Все это мы подробнее обсудим у меня в кабинете, — сказала Джеки, отодвигая стул.
Направившись к двери, она увидела Дрю.
— Не думала, что ты здесь.
— Хотел сделать сюрприз.
— И это тебе удалось.
Джеки вдруг почувствовала, что ее раздражает и смущает этот его пижонский вид — темные очки, белый пиджак, дорогие джинсы, но постаралась скрыть раздражение и улыбнулась.
— Ты уже встречался с Максом и Альдо на мысе Код. Но с Роуз Лил, я уверена, ты еще не знаком.
— Совершенно верно, — с усмешкой сказал он и взглянул на Роуз. — Я был на прослушивании, и мне показалось, что в вас переселилась душа Мэрилин Монро.
— Очень может быть, — ответила Роуз с притворной застенчивостью.
Дрю быстро перевел взгляд на Джеки.
— Значит, все в сборе?
— Мне для этого понадобилось пять лет, — уклончиво ответила она и повернулась к коллегам, кивком давая им понять, что догонит их. — Боюсь, нам не удастся вместе позавтракать, Дрю.
— У вас совещание?
— Что-то вроде этого.
— А я не могу посидеть с вами?
— Только не сейчас.
Джеки все еще не верила ему. Ей еще требовалось для этого время. Кажется, нет никакой пользы ходить за ней по пятам, решил Дрю.
— Хорошо, — согласился он.
Однако хорошего в этом было мало. Ему совсем не нравилось то, как стала переменчива к нему Джеки, как она умеет указать ему на его место, когда он мешает ей. Даже если у нее на это есть все основания…
— Может, поужинаем вместе? — предложила она. — Сам выбери, где.
— Прекрасно.
— Ты злишься?
— Нисколько.
— Это моя вина. Мне надо было подумать, прежде чем приглашать тебя сюда утром. — Джеки вздохнула. — У нас переговоры с Роуз, Дрю. Мы будем говорить о деньгах и о наших делах…
— Говорю же, что все в порядке.
Она внимательно посмотрела на него, чувствуя себя немного виноватой перед ним.
— Ты опоздаешь на ваше совещание.
— Без меня не начнут.
Дрю заставил себя улыбнуться и постарался изобразить на лице покорное выражение.
— Я не хотел, чтобы все так получилось.
— Все нормально, — поспешно сказала она. — Понимаешь, мне надо идти…
— Понимаю.
— Увидимся около семи.
Дрю кивнул и проводил ее взглядом, когда она уходила.
Он позавтракал в кафе через улицу от студии, потому что больше не знал, чем заняться. Проглотил жестковатый стейк с картофелем фри, яблочный пирог и мороженое. Запил все это тремя чашками черного кофе. И начал скучать. Он сидел и смотрел через витрину на улицу. Мимо спешили пешеходы, проезжали черные такси и громадные двухэтажные автобусы.
Нет, Лондон был ему не по душе. Не его это город. Как, впрочем, и другие европейские города. Он чувствовал себя дома только где-нибудь в Нью-Йорке или в Лос-Анджелесе. Ему было уютно и хорошо среди небоскребов, немыслимых неоновых огней реклам, которые зазывали, кричали, манили: покупайте, покупайте, покупайте! Он чувствовал себя как рыба в воде среди этого столпотворения, среди сумасшедших, крутых бизнесменов и… стриптизерш. Дрю с тоской подумал об Анжеле.
Он посмотрел в открытую дверь на улицу и увидел, что из студии вышла Роуз Лил и прищурилась от холодного октябрьского солнца. Он наблюдал, как она пережидала у края тротуара, пока прервется поток машин, как потом перешла улицу и остановилась как раз у витрины кафе. Если бы не стекло, он мог бы дотянуться до нее рукой.
Невидимый, он смотрел, как она проводит рукой по своим темным волосам и поправляет на плече ремешок сумочки. На его вкус, Роуз была слишком худа, не было у нее так любимых им округлостей. Однако у нее было красивое, почти детское лицо с очаровательным ртом.
В этот момент на губах Роуз появилась возбужденная улыбка, и вдруг он позавидовал ее счастью, от которого она так и светилась: впереди у нее было блестящее будущее, большие надежды — нечто такое, чего у него никогда не было. Да и никогда не будет.
Дрю постучал по стеклу. Роуз быстро обернулась и улыбнулась, узнав его. Он жестом пригласил ее присоединиться к нему, и, кивнув, она направилась к дверям кафе. Сделав знак официанту, он смотрел, как Роуз подходит к его столику, продолжая улыбаться.
— Вы потрясающе играли, — сказал Дрю.
В его голосе слышалось искреннее восхищение.
— Благодарю вас.
— Я даже сказал Джеки, что, на мой взгляд, никто, кроме вас, не смог бы сыграть эту роль.
— В самом деле? — пробормотала Роуз, покраснев.
— О да, — небрежно сказал Дрю. — Все остальные претендентки просто бледнеют по сравнению с вами. Я так и сказал.
— А вы присутствовали на всех прослушиваниях?
— Только на самых ответственных, — солгал он. — У меня американский подход к делам.
— Вы американец?
— Совершенно верно.
— Вы консультант этой постановки?
— Что-то в этом роде. — Дрю кивнул официанту, и на столе появились две чашки кофе. — Джеки и я старые друзья.
— Я просто восхищена ею. В этом бизнесе не так уж много женщин-продюсеров, и к тому же таких молодых. — Роуз улыбнулась. — Какая она смелая! Я бы, наверное, не отважилась потратить на эту постановку столько денег и труда… Но, прошу вас, не передавайте ей моих слов! Для меня это действительно огромное событие.
— Ах, мисс Лил, ведь у Жаклин Джонс есть влиятельные друзья, — усмехнулся Дрю. — Не забывайте, ее отец — Дэвид Джонс, лауреат «Оскара», а ее мать… — Он сделал паузу, чувствуя, как пересохло горло. — Ее мать — Анжела Кассини.
— Нет, правда? — воскликнула пораженная Роуз. — Я этого не знала.
— Согласитесь, — продолжал он со значением, — с такими связями она обречена на успех.
— Однако никакие связи не спасают постановщиков от ужасных провалов, — нервно возразила Роуз. — Возьмите хотя бы «Матадора» или «Короля». Последний продержался только пять недель и принес убытка на три миллиона!
Роуз показалось, что Дрю кивает в знак согласия, не зная, что он и слыхом не слыхивал об этих мюзиклах. Более того, он и к театру-то никогда не имел никакого отношения до тех пор, пока не познакомился с Джеки. Единственное, в чем он более или менее смыслил, так это в футболе.
— Как бы там ни было, — продолжала она, — нужно быть реалистами. В наше время, когда билеты в театр стоят таких денег, спектакли должны содержать в себе нечто из ряда вон выдающееся, чтобы публика шла на них и они приносили доход. — Роуз громко вздохнула. — Знаете, иногда я вообще удивляюсь, как я оказалась в этом сумасшедшем бизнесе. Здесь все так ненадежно. Год назад я работала официанткой, и, если это шоу прогорит, я снова окажусь ни с чем.
— Ну-ну! Если вы будете играть главную роль, оно никак не прогорит, — вкрадчиво сказал он. — Верьте мне. Кроме того, Джеки много лет трудилась над этой постановкой, это ее любимое детище. Она даже намерена выпустить к Рождеству пластинку с музыкой из «Мэрилин». Если кому-то и удастся постановка «Мэрилин», то это будет Джеки.
Дрю вспомнилось лето на мысе Код. Джеки как раз закончила работу над последним вариантом сценария, и он едва не свихнулся оттого, что должен был поминутно притворяться, что самозабвенно верит в нее и в ее работу. Целыми днями он только и слышал об этой чертовой постановке и был сыт ею по горло. Если бы не Анжела, он бы не мешкая рванул с восточного побережья в любимый Лос-Анджелес. Если бы он решился на это, то потерял бы все. У него не было бы ни одного шанса…
— Музыка прекрасная. И песни в спектакле просто чудесные, — говорила тем временем Роуз, возвращая его к действительности. — Замечательные…
— Потому что их исполняете вы, — мягко вставил Дрю.
Между тем он начал отчаянно скучать.
— В самом деле? — снова вспыхнула она.
— В самом деле.
Между ними воцарилось неловкое молчание. Роуз пристально посмотрела на Дрю и почувствовала в груди сладостную тяжесть. Сердце у нее так и заколотилось.
— А вы… надолго приехали в Лондон? — застенчиво пробормотала она.
— Я буду здесь сколько потребуется, — сказал он, пристально глядя на нее.
Она покраснела, и на губах Дрю заиграла улыбка, с помощью которой он мог одержать любую победу… Кроме одной.
— Почему ты так восстаешь против моей идеи, Макс? — озабоченно спросила Джеки. — Нельзя же так. Давай хотя бы попробуем.
— Вводить фигуру рассказчика было бы верхом безвкусицы, — ответил Макс и, помолчав, осторожно поинтересовался: — Я могу продолжать?
— Мне кажется, ты даже толком не выслушал моих доводов, — вздохнула Джеки.
— Спектакль должен катиться сам собой, и нет никакой необходимости, чтобы на сцене появлялась какая-то нелепая фигура и начинала объяснять публике, что должно произойти дальше, — заявил Макс.
— Это совсем не то, что я имела в виду, — сказала она с таким ледяным спокойствием, что Макс умолк и внимательно посмотрел на нее.
— Если вы оба не возражаете… — начал Альдо, вставая из-за стола, — у меня еще куча дел…
— Хорошо, Альдо, — кивнула Джеки, — я позвоню тебе попозже.
— Вот и прекрасно, — с облегчением сказал Альдо. — Мне еще нужно обмозговать изменения в тексте, о которых утром говорил Макс.
Она снова кивнула, и, улыбнувшись ей понимающей улыбкой, Альдо исчез за дверью. Как только дверь закрылась, Джеки снова переключилась на Макса.
— Мне просто хотелось, чтобы ты над этим поразмыслил.
— Тут не о чем думать, Джеки.
— Пойми, это не выпендреж. Я хочу, чтобы на сцене появилась женщина — полная противоположность Монро. Пародия на Монро, если хочешь…
— Ты говоришь — женщина? — задумчиво пробормотал он. — Я правильно понял?
— Да, именно женщина. Что ты имеешь против женщины?
— Да нет, ничего, — быстро ответил Макс. — Просто не нравится мне эта идея, вот и все.
— Ты только подумай, ведь были и есть тысячи и тысячи женщин, которые отдали бы все, чтобы быть похожей на Мэрилин Монро — богиню любви, величайший секс-символ современности, мечту каждого мужчины.
— Ну и что из того?
— Я хочу, чтобы на сцене появился кто-то, кто просто скажет публике о том, что Монро растратила все таланты, данные ей Богом. Что она превратилась в ту, у которой все есть, кроме одного, главного. У нее нет защиты от своей собственной славы и всеобщего обожания, к которым она так стремилась…
— Все и так это знают.
— Знают ли? — Она покачала головой. — Я так не думаю, Макс. Уверена, это нужно произнести вслух. Я думаю, что, как бы Монро ни старалась, конец был бы один и тот же. Он превратился для нее в неизбежность в тот момент, когда она подчинила себе противоположный пол…
— Мы же ставим мюзикл, а не снимаем документальный фильм, — перебил ее Макс. — А для мюзиклов, если ты забыла, наступили трудные времена.
— Прошу тебе, потерпи еще немного, — сказала Джеки. — Попробуй представить себе женщину рядовой внешности, совсем не сексапильную, но очень сильную личность. Кого-то наподобие Бет Мидлер. Ту, что будет подавать резкие реплики в самые напряженные моменты биографии Монро. Как бы между прочим она будет ронять что-нибудь вроде: «Может, этот парень и станет президентом, но она точно сошла с ума, если влюбится в него…»
Макс закрыл глаза.
— Зрители придут в ярость, если эта твоя сильная личность будет все время прерывать действие.
— Если сделать это искусно, то целостность спектакля нарушена не будет. Кроме того, я вовсе не хочу, чтобы это происходило слишком часто, — объясняла она. — У пьесы появится еще одна грань.
— И все-таки мне это не нравится.
— Я бы хотела попробовать, — сказала Джеки, твердо глядя на Макса.
— Тебе решать.
— Если ничего не выйдет, мы об этом забудем, — пообещала она. — Как бы там ни было, это не требует внесения в пьесу больших изменений. «Альтер эго» Мэрилин можно вписать буквально на полях, и репетиции пойдут, как и было запланировано.
— Вероятно, ты уже наметила кого-то на роль «альтер эго»? — поинтересовался Макс.
— Может быть, ты помнишь ту высокую брюнетку, которая пробовалась на роль матери Мэрилин?
— Нет, не помню.
— Ее зовут Пат Гудал. Я работала с ней на том спектакле в Эдинбурге. Уверена, она сможет.
— Тебе решать…
— Макс!
— Ну хорошо, Джеки, будь по-твоему, — проворчал он. — Теперь мы наконец можем заняться чем-то другим?
— Обещаю тебе, если ничего не будет получаться, мы просто откажемся от этой идеи.
— Я же сказал, что согласен.
Джеки внимательно посмотрела ему в глаза.
— О чем еще ты хотел поговорить? — улыбнулась она.
— Нам надо обсудить вопросы оформления. Как ты насчет того, если мы соберемся завтра в половине десятого?
— Прекрасно.
— Я уже опаздываю к Ивонн, чтобы переговорить с ней о костюмах, — сказал Макс, вставая. — А ей, естественно, нужно обсудить с нами все подробности — цвета, линии и так далее. Цвета не должны быть слишком кричащими, а с другой стороны — они не должны поблекнуть на фоне декораций.
— Я уже обговорила с ней кое-какие идеи. Но в общем мы решили, насколько это возможно, следовать подлинным туалетам Монро. Мне бы очень не хотелось вносить в это большие изменения.
— Мы можем обсудить это завтра, — нетерпеливо сказал Макс. — А теперь, как я уже сказал, мне пора бежать. Я еще хочу хлебнуть кофе, у меня совершенно пересохло в горле.
— Ладно, — небрежно сказала Джеки, хотя на душе у нее было неспокойно. — Если я понадоблюсь тебе после того, как ты повидаешься с Ивонн, я буду у себя в кабинете или в отеле.
— Хорошо, — сказал Макс, направляясь к выходу.
— Да, еще! — крикнула она вдогонку. — У меня двадцать экземпляров биографии Монро. Как мы договорились, книги нужно раздать всем членам нашей труппы, чтобы их прочли до начала репетиций…
— Все будут в восторге от такого домашнего задания, — саркастически заметил Макс, открывая дверь.
— Это совершенно необходимо, — сказала Джеки. — Ты сам об этом говорил.
— Я просто пошутил.
— То, что ты еще не совсем потерял чувство юмора, весьма обнадеживает.
— В нашем деле без юмора нельзя, — улыбнулся он.
Он закрыл за собой дверь, оставив Джеки задумчиво уставившейся в пространство.
Она медленно подошла к столу и начала листать режиссерский сценарий. Страницы были вдоль и поперек исчерканы и пестрели разнообразными пометками относительно возможных изменений. Эта постановка была для Джеки самой давней и заветной мечтой. Она и сама точно не помнила, когда эта идея впервые пришла ей в голову.
Много лет назад, после окончания театральной школы, она моталась по всем лондонским театрам, пока не нашла работу костюмерши в театре «Альдвич». Эта была самая что ни на есть рутинная работа. Она была девочкой на побегушках, обслуживающей трех актеров. Отец наотрез отказался помогать ей, сказав, что человек должен всего добиваться самостоятельно, что это «закаляет характер». В чем-то он был прав. По крайней мере она всей душой полюбила свою первую работу в театре, а это ведь был чертовски тяжелый труд.
С тех пор почти ничего не переменилось в ее характере. Конечно, она здорово пообтесалась и закалилась, несмотря на все синяки и шишки, на которые была так щедра театральная жизнь. Такие люди, как Макс, очень часто осложняли существование, однако Джеки была счастлива, что заполучила для «Мэрилин» режиссера с таким опытом и талантом. К тому же «Мэрилин» была первой постановкой, с которой она выходила на лондонский Уэст-энд.
Впервые судьба свела Джеки с Максом, когда тот работал на другой постановке, предназначавшейся также для Уэст-энда, но которую с самого начала преследовали всяческие неудачи: во-первых, пришлось менять актера, исполняющего главную роль, во-вторых, внезапно ушел один из основных спонсоров. Смета была перерасходована, постановка закрыта, а Макс остался на бобах. Из трех режиссеров, к которым она обращалась, Макс оказался единственным, кто проникся ее верой в «Мэрилин». А кроме того, она предложила ему такой оклад, от которого трудно было отказаться.
Джеки закрыла сценарий и, размышляя о Максе, задумчиво барабанила пальцами по обложке. Споры в театре были делом обычным. В следующие три месяца им предстояла чрезвычайно напряженная совместная работа, и, конечно, споров и даже ссор избежать было невозможно. Однако как-никак они были профессионалами в своем деле и, естественно, не допустят, чтобы это влияло на их служебные отношения…
Какое-то время Джеки еще ощущала неприятный осадок, оставшийся от недавнего разговора с Максом, но потом встряхнулась, собрала свои бумаги и засунула в сумку сценарий. Она вдруг вспомнила, что забыла отдать Максу листки, на которых подробно излагала свою идею относительно фигуры рассказчика в мюзикле. Хорошо, если бы Макс прочел ее заметки сегодня вечером. Тогда завтра, когда они снова встретятся, он, может быть, отнесется к ее идее более снисходительно.
Когда Джеки шла по длинному коридору в костюмерный цех, студия, казалось, уже совсем опустела. Было начало седьмого, и большинство людей, занятых в постановочном процессе, разошлись по домам. Джеки убрала с лица волосы и улыбнулась, подумав о том, что в начале февраля они уже, может быть, смогут перебраться в «Адельфи». Мечты начинали сбываться, и премьера была уже не за горами.
Дверь в костюмерный цех была приоткрыта. Джеки толкнула ее и вошла. Комната как будто была пуста, но одна из ламп продолжала гореть. В помещении был небольшой закуток, перегороженный ширмой в восточном стиле, за которой находились рабочий стол Ивонн, швейная машинка и широкое кресло. Джеки шагнула туда, слишком поздно сообразив, какого рода встреча была намечена у Макса с костюмершей.
Чернокожая Ивонн сидела верхом на Максе, и ее полные ягодицы лихо взлетали вверх в такт его энергичным движениям. Появление Джеки было, мягко сказать, не очень уместным. При других обстоятельствах ситуация могла бы выглядеть даже комично. Ивонн была полнотелой особой, и Макс почти исчез под ее огромными ляжками. Только его тонкие, белые и почти безволосые ноги неловко торчали из-под Ивонн.
Джеки осторожно начала пятиться назад в то время, как Макс уже стонал, задыхаясь в пароксизме страсти, достигнув оргазма. Наконец он испустил последний утробный стон, и Джеки поняла, что дело сделано.
Ей удалось выскользнуть из комнаты незамеченной, и она зажмурила глаза от отвращения, успев услышать, как Макс сказал Ивонн:
— Ради Бога, слезай! Ты меня чуть не раздавила…
