2
Джеки откинулась в старом отцовском кресле и прислонилась головой к его мягкой спинке. Отец трудился у себя в кабинете над каким-то письмом, но обещал ей скоро освободиться. Губы Джеки тронула улыбка. Вообще-то отец понятия не имеет о времени и никогда не чувствует, сколько его прошло. Вполне возможно, что он не выйдет из своего кабинета до тех пор, пока Джеки просто не надоест ждать и она не попытается вернуть его к действительности, врубив погромче музыку.
Она приготовила себе джин с тоником и, поудобнее усевшись в кресле, погрузилась в мысли о мюзикле. О своем мюзикле. Похожий на сон спектакль о Мэрилин Монро содержал в себе все: пафос, блеск, успех, неудачи. В нем была даже политика. Даже история. Если удастся найти ту единственно верную тональность, которую так упорно она искала, то в мюзикл войдет и сцена того знаменитого праздничного салюта в честь дня рождения президента Кеннеди в «Мэдисон-сквер Гарден».
В самом деле, постановка просто гарантирована от провала. Какие в этом могут быть сомнения? В спектакле много действия и запоминающихся моментов. И в финале — измученная, угасающая кинозвезда, которой осталось жить всего три месяца… Ах, если бы удалось все сделать так, как задумано!
Мэрилин — искусно воскрешенная Мэрилин — будет снова жить. В блеске своей славы она будет двигаться, говорить, петь — сначала на сцене Уэст-энда, а потом и на Бродвее. Мир создал о Мэрилин Монро удивительные легенды, но еще никому не удалось воплотить в мюзикле ее жизнь, полную страстей и разочарования. Все предыдущие постановки оканчивались провалом. Пять лет Джеки лелеяла свой замысел. Она вложила в него уйму времени и любви, но наконец отыскала такого изумительного человека, как Альдо Моррис, который участвовал в постановке в качестве композитора и музыкального режиссера. Кроме того, Джеки пригласила к сотрудничеству двух молодых поэтов — Гордона Макки и Джоя Ньюби, которых она «открыла», посмотрев однажды мюзикл о жизни Дженис Джоплин.
По иронии судьбы именно Анжела, ее мать, сама того не ведая, заронила в душу дочери эти мечты, когда давным-давно исполняла эпизодическую роль в одной небольшой постановке. Эта самая постановка и зажгла в душе девочки любовь к сцене. Пожалуй, это была единственно стоящая вещь, которую Анжела за всю жизнь сделала для дочери. С той поры Джеки буквально заболела театром и мюзиклом в особенности. Эта страсть не отпускала ее до сих пор… Но увлечение «Мэрилин» — его ни с чем нельзя было сравнить. Это было нечто совершенно особенное.
Даже Дрю об этом говорил… Она закрыла глаза, чувствуя, как сжалось у нее горло. Даже теперь…
Джеки познакомилась с ним на одной из шикарных вечеринок, которые мать устраивала на своей яхте «Анжела». Ночное небо было необыкновенно низким, тяжелым и рыхлым, а поверхность моря походила на черный бархат. Джеки глубоко вздохнула, стараясь отогнать воспоминание, но оно нахлынуло еще настойчивее, обволакивая ее своим мягким и властным очарованием. Эта ночь была похожа на сон. Пьяная, импульсивная. Она вовсе не собиралась отдаваться ему. По крайней мере не здесь и не так скоро. Это произошло внезапно. Но в том-то и дело, что она сама хотела этого. Хотела больше всего на свете.
Джеки содрогнулась при воспоминании, как легко она позволила ему это сделать, с какой готовностью приняла его приглашение искупаться. Просто искупаться, поплавать в теплой, легкой и словно шелковистой воде. Яхта пришвартовалась неподалеку от порта Антонио, в сотне метров от скалы, напоминавшей в ночи cогнутый палец.
— Мы только окунемся, — сказал тогда он.
Джеки помнила, как, помедлив, она, не говоря ни слова, сняла платье, которое бесшумно упало на палубу. Вода возбуждающе заструилась у нее между бедер, словно по ее коже пробегали нежные пальцы. Ощущение было таким сильным, что у нее перехватило дыхание. Потом она засмеялась и поплыла к берегу. Дрю вышел из воды вслед за ней, неторопливо подошел и сел рядом. Он придвигался к ней все ближе и ближе, а она, вцепившись в камень, на котором сидела, вдруг почувствовала ужасное смущение.
Дрю начал ласкать ее мокрые ноги, а потом, крепко сжав в объятиях, вошел в нее так резко, что она вскрикнула. Он закрыл ее рот поцелуем. Джеки чувствовала его в себе, чувствовала его тело и если пыталась сопротивляться, то словно споря с самой собой, ведь она хотела этой близости. Запрокинув голову, она извивалась под ним, чтобы еще немного продлить это невероятное, сжигающее наслаждение, которым никогда нельзя насытиться. Разве не об этом она мечтала?.. Если бы не это ее предательское ответное вожделение, то происшедшее больше походило на изнасилование… Впрочем, позднее Дрю был с ней очень обходителен, почти нежен. Иногда ей казалось, что он читает ее мысли.
Их роман длился целое лето, пока они были на мысе Код. И все это время она работала над будущей постановкой. Пожалуй, она была влюблена в Дрю, а тот искусно поддерживал их любовные отношения, отличаясь безукоризненным вниманием к ней: подарки, прогулки по морю, клятвы — все это непременно предшествовало тому моменту, когда он затаскивал ее в постель, уверяя, что «не может без нее обойтись».
— Привет! — услышала Джеки.
Застигнутая врасплох, она смущенно оглянулась.
— Ты, должно быть, Джеки? — спросил вошедший молодой человек.
Об этом не так уж и трудно было догадаться, поскольку она была очень похожа на Дэвида.
— А ты… — пробормотала она. — Ты…
— Я Джемми.
— Конечно. Извини. Я немного задумалась…
Джемми улыбнулся и пожал протянутую ею руку. В его глазах светился нескрываемый интерес.
— Кажется, ты приехала рановато? — сказал он, имея в виду занятого в кабинете отца.
— Да, пожалуй.
— В тебя можно влюбиться, — продолжал он, не отпуская ее руку. — Впрочем, ты и сама знаешь, насколько хороша.
Джеки покраснела.
— А ты всегда такой… — Она запнулась, подбирая подходящее слово.
— Прямолинейный? — подсказал он.
— Вообще-то я назвала бы это иначе, — пробормотала Джеки, высвобождая свою руку.
— Прямолинейный или как там еще — такой я, наверное, и есть, — кротко согласился Джемми. — Мой отец никогда не учил меня обходительности.
Она подумала, как в нем еще много мальчишеской нетерпеливости и непосредственности. Интересно, сколько ему лет? Ее отец как-то упоминал о его возрасте. Наконец Джеки вспомнила: ему двадцать четыре года. У нее было странное ощущение: он казался ей одновременно и младше, и старше своих лет.
— Я должен идти, — сказал Джемми. — Меня ждет Клэр. — Он приподнял руку, через которую была переброшена красная шаль. — Она попросила принести ей это.
— Вы собираетесь на прогулку?
Он кивнул.
— Ладно, еще увидимся.
— Очень на это надеюсь, — с теплой улыбкой сказал Джемми.
— Передай от меня привет Клэр, — попросила Джеки.
— Обязательно, — уже стоя у двери, пообещал он.
Джеки посмотрела в окно. Джемми стремительным легким шагом пронесся по дорожке перед домом. У него была грация атлета, и смотреть на его движения было одно удовольствие. Догадывался ли он сам об этом?
Итак, ему двадцать четыре. Он на шесть лет младше ее. Однако разница в возрасте кажется еще значительнее. Должно быть, все дело в том, что с некоторых пор в ней проснулись материнские чувства.
Джеки допила джин с тоником, и ее мысли неохотно вернулись к Дрю и его «другой женщине». Эти воспоминания мучили ее.
Удивительно, как это она могла быть такой дурой, что не поняла сразу, не почувствовала кожей, что Дрю спал с другой. В конце концов он серьезно прокололся, и та, другая женщина ухитрилась раздобыть у него телефон Джеки. Трудно поверить, но она позвонила Джеки и рассказала все — со всеми гадкими подробностями. В конце своего рассказа она даже всплакнула. Не то жаловалась, не то пыталась шантажировать. Джеки с отвращением бросила трубку и принялась собирать вещи.
Несколько мгновений она сидела и вслушивалась в тишину. По крайней мере Дрю оказался не слишком удачливым «охотником». По-видимому, он имел какое-то отношение к Кароччи, влиятельному и богатому итало-американскому семейству, и регулярно получал деньги. Он даже заговаривал о том, чтобы отвезти ее познакомиться со своими родителями, которые якобы жили на острове неподалеку от Капри, и обещал ей там классный отдых. Она поверила ему. Да ведь, собственно говоря, у нее не было никаких оснований не верить. И к тому же на вечеринку ее матери просто не мог попасть случайный человек — кто-то, кого бы предварительно не проверили и не перепроверили. Тем не менее Анжела предостерегала ее относительно Дрю. Впрочем, Джеки давным-давно перестала прислушиваться к советам матери — может быть, лет пятнадцать тому назад.
Тони Кассини, третий муж матери, переполнил чашу терпения Джеки. Когда она праздновала свое пятнадцатилетие, он полез к ней с поздравлениями и при этом обнимал ее чересчур уж крепко, а целовал слишком долго. Так долго, что его губы успели переместиться с ее щеки к дрожащим полураскрытым губам, а затем и на ее шею. Потом вдруг появилась мать. Она словно подгадала этот момент. Появилась и застыла на пороге со свирепым выражением на улице. Вообще-то Джеки была весьма обрадована ее появлением, но мать густо покраснела, а потом, шагнув к дочери, вдруг залепила ей увесистую пощечину, которая едва не сбила ее с ног и надолго оставила след на лице. Звук был похож на удар бича. После пощечины в комнате воцарилась мертвая тишина, а мать и дочь молча смотрели друг на друга. После этого случая Джеки отправили в Англию, к отцу.
Воспоминания были до того отвратительны и мучительны, что Джеки с радостью выбросила бы их из головы навсегда.
Она встала и подошла к небольшому роялю отца. На его сверкающей полированной крышке в беспорядке валялись старые театральные программки. Большинство с фотографиями Дэвида. Это были этапы его актерской карьеры. Здесь ничего не изменилось и, казалось, не изменится никогда. Последнее обстоятельство заключало в себе, может быть, главную прелесть этого дома.
— А как насчет независимых продюсеров, таких, как Ллойд Вебер и Камерон Макинтош? — поинтересовался Дэвид. — Полагаю, ты обращалась к ним?
Джеки кивнула и устало улыбнулась, глядя на своего высокого седовласого отца.
— И не забудь, есть еще Роберт Фокс, а также Тельма Хольт. Они тоже могли бы помочь.
— Все они были со мной очень милы и вежливы, однако никто из них не проявил особенного интереса. Они уверены, что «Мэрилин» не будет иметь успеха, — печально ответила она. — Кроме того, все они связаны другими проектами.
— Думаю, они просто осторожничают, но ты не должна осуждать их за это. Ты же знаешь, что в прошлом году провалилось сразу десять мюзиклов, и люди, вложившие в них деньги, потеряли несколько миллионов фунтов.
— Да, я знаю, — ответила она. — Но такие мюзиклы, как «Мисс Сайгон» и «Фантом», продолжают приносить доход.
— Что они из себя представляют, эти мюзиклы! — сдержанно улыбаясь, проговорил Дэвид. — Одна позолоченная чепуха, и больше ничего.
— Конечно, ты прав. Это больше похоже на игру в рулетку или лотерею, чем на искусство… — со вздохом согласилась Джеки, но тут же добавила: — Однако в основе моей постановки биография яркой личности, и каждый человек найдет в ней что-то для себя. Она содержит в себе все слагаемые успеха. По-моему, «Мэрилин», с коммерческой точки зрения, стопроцентное предприятие.
Дэвид лукаво улыбнулся.
— Все так говорят о своих постановках… — мягко заметил он, внимательно посмотрев на дочь.
— Папа, я работала над этим целых пять лет! — горячо воскликнула она.
— Знаю, Джеки.
Ее лицо разрумянилось от возбуждения. Таким же и он был когда-то. Только много-много лет назад.
— А ты обращалась в Комитет по культуре? — поинтересовался Дэвид.
— Ты, наверное, шутишь! — ответила Джеки с едва сдерживаемым раздражением. — Если бы у них и были деньги, то едва ли они дали бы их продюсеру, о котором еще никто не слышал… Вдобавок не забывай, сейчас никто не желает связываться с мюзиклами. — Она покраснела еще сильнее. — И наконец, в моем спектакле не будут играть звезды, а это значит, что мне нечего предложить публике в качестве наживки.
— Когда ты была бы готова к премьере?
— В феврале или в марте следующего года.
Он недоуменно приподнял брови.
— И все, что тебе нужно для этого, два с половиной миллиона фунтов?
Джеки кивнула.
— Может быть, даже меньше. Если нам, конечно, повезет, — сказала она.
Дэвид не смог сдержать вздоха.
— Однако две трети этой суммы тебе уже удалось собрать, не так ли? — спросил он немного погодя. — Включая твои собственные деньги.
— Альдо Моррис, композитор и музыкальный режиссер, внес сто тысяч, а его брат — пятьдесят. Десять и пятнадцать тысяч вложили Гордон Макки и Джой Ньюби — наши поэты. Еще семьдесят пять тысяч дал наш режиссер Макс Локхарт. Два австралийских антрепренера обещали дать еще триста пятьдесят тысяч. Один японец, большой фанат Мэрилин Монро, даст тоже триста пятьдесят. Я также убедила баронессу Грейшотт, которая спонсировала мой «Святой Грааль», вложить пятьдесят тысяч… — Джеки сделала паузу, чтобы перевести дыхание. — Есть еще и другие, более мелкие спонсоры. В общей сложности нам осталось собрать приблизительно семьсот пятьдесят тысяч фунтов. Я уже положила на депозит семьдесят тысяч фунтов, которые тоже пойдут на постановку спектакля. И вот теперь я задействовала весь мой капитал. Больше у меня ничего нет…
— Пожалуй, я смогу тебе дать около ста тысяч, — сказал Дэвид. — Ну а твоя мачеха, вероятно, значительно больше. — Он умолк, внимательно глядя дочери в глаза. — Так ты не хочешь считаться с мнением опытных людей относительно перспектив постановки «Мэрилин»?
Она отрицательно покачала головой.
— Мне кажется, все дело в том, что меня до сих пор считают слишком молодой, чтобы я могла взяться за такой большой проект, а не в том, что до меня постановки мюзикла на подобную тему терпели неудачу. — Джеки вздохнула и продолжала: — Впрочем, последнее меня не удивляет. Мне кажется, никто не относился к постановке достаточно серьезно. Они рассчитывали, что само имя Монро должно обеспечить успех. Например, постановка 1983 года просто поразительна по своей поверхностности. Шеридан Морли даже высказался в том духе, что режиссер просто взял и свалил в одну кучу вырезки из старых журналов…
Дэвид смутился под умоляющим взглядом Джеки. Она молила, чтобы он не отказал ей, как это сделала ее мать, поставившая ее в неприятное положение просительницы. Джеки мысленно кляла Анжелу, которая вообще-то никогда раньше не отличалась особой бережливостью и уж тем более не вдавалась в то, как живет ее дочь и на что тратит свои деньги. Если бы она только знала, что именно движет матерью, то давным-давно плюнула бы на эти проклятые деньги.
— Но что гораздо важнее, — торопливо продолжала она, — так это то, что, как мне кажется, еще никому не удалось отыскать достойную исполнительницу роли Монро. Может быть, на первый взгляд это и представляется простым: нужно лишь пригласить cексуальную красавицу-блондинку, умеющую петь. На самом деле и ты, и я понимаем, что этого слишком мало. — Джеки медленно покачала головой. — Я во всяком случае, размышляя над тем, каким должен быть этот образ, начала с того, что вернулась к самому рождению Мэрилин, к ее трудному детству, к той хрупкой девушке, которую звали Нормой Джин . Спектакль открывается сценой, в которой мать Нормы решает отказаться от своего ребенка, обрекая дочь на жизнь с приемными родителями…
Дэвид слушал со всевозрастающим интересом. Он всегда зажигался от ее энтузиазма.
— Наш художник Брайн Уэллс предложил использовать вращающуюся сцену, символизирующую ход времени. Это производит необыкновенное впечатление. — Джеки бросила на отца испытующий взгляд, а потом продолжала: — Мы пытаемся переложить на музыку всю ее жизнь, мы покажем всю ее подноготную, а не только то, из чего лепят ее образ символа Америки и что обычно выставляется напоказ публике… — Джеки помолчала. — У нас замечательная музыка. Альдо сочинил несколько потрясающих мелодий. Либретто тоже превосходно. — Джеки торопливо потянулась к своей сумке. — Я привезла тебе пленки с записями некоторых песен, а также подробный режиссерский сценарий, где изложена вся драматургическая концепция. Кроме того, я хочу дать спектаклю дополнительное измерение. Я еще не могу это внятно объяснить и обосновать, но чем больше я об этом думаю, тем больше мне это нравится.
— Что ты имеешь в виду?
— Я хочу ввести в спектакль фигуру рассказчика.
— А ты уверена, что это сработает? — осторожно поинтересовался Дэвид.
— Не вполне, — честно призналась Джеки. — Однако в жизни Мэрилин есть такие эпизоды, которые требуют дополнительного объяснения и акцента, и, если вложить в уста рассказчика несколько острых, прочувствованных реплик, это придаст всему спектаклю новую интересную грань. В частности, если удастся выдержать определенную тональность в образе рассказчика, которая бы контрастировала с ослепительным образом Монро…
— О каком контрасте ты говоришь?
— У меня действительно есть совершенно необычная идея, но до поры мне не хотелось бы об этом говорить. Сначала я должна посоветоваться с Максом и Альдо.
— Но кто будет играть Мэрилин? Ты уже нашла актрису? — спросил Дэвид.
— Кажется, да. Однако вчера вечером Макс позвонил и сказал, что у него тоже есть кандидатура. Он говорит, она одна может сыграть Монро.
— Кто же она?
— Одна певица и танцовщица из кабаре «Мадам Йо-Йо», — со вздохом ответила Джеки.
— Ты ее еще не видела?
— Нет.
— А тебе не кажется, что найти сразу двух девушек в городе Лондоне, способных играть Мэрилин Монро восемь раз в неделю, — это такая удача, в которую трудно поверить? — недоверчиво спросил он.
— Нет, папа.
— Джеки, — серьезно сказал Дэвид, — несмотря на то, что ты затратила на свой проект время, деньги и силы и тебе необходима финансовая помощь — моя и Клэр, мне кажется, ты все еще не решила главный вопрос, не нашла ту, которая действительно сможет блеснуть в роли Мэрилин.
Он подошел к окну, вид из которого на Хампстид был так хорошо знаком Джеки, что ее мысли невольно обращались к детству.
В этой самой комнате и у этого самого окна состоялся первый в ее жизни серьезный разговор с отцом. Она стояла здесь, полная смущения и благоговения к отцу, не в силах вымолвить ни слова, пока он не нагнулся к ней, девятилетней девочке, и не заглянул прямо ей в глаза. Посмотрев в его доброе лицо, в голубые, точь-в-точь как у Пола Ньюмена, глаза, она почувствовала, что любит его. Они виделись тогда впервые. Отец и дочь — два совершенно незнакомых друг с другом человека.
— А ведь это совершенно особенная роль, — осторожно продолжал Дэвид. — Мэрилин для многих из нас не миф и не символ, а живой человек, та, кого мы знали и любили во всей ее противоречивости… Надеюсь, ты отдаешь себе отчет, что найти актрису на эту роль — это совсем не то, что подобрать исполнительницу в «Мисс Сайгон». Скажу больше: я думаю, Камерон Макинтош и его группа объехали весь мир в поисках той, которая могла бы сыграть Монро… И вот теперь ты заявляешь мне, что не где-нибудь, а именно в Лондоне есть не одна, а целых две девушки на эту роль…
— Люси Уальд была на прослушиваниях в Нью-Йорке, а теперь мы работали с ней здесь…
— И вдруг объявилась еще одна Мэрилин Монро. И где?! У «Мадам Йо-Йо»!
— Папа, — с жаром воскликнула Джеки, — но ведь мы устраивали прослушивания во многих англоязычных странах! Мы тоже обшарили весь мир…
— Прошу прощения, Джеки, но я могу задать тебе один вопрос? — мягко прервал ее Дэвид.
— Конечно, папа.
— Ты уверена, что не спешишь с этим выбором? Я имею в виду выбор актрисы. Ты действительно уверена, что Люси Уальд потянет роль Мэрилин Монро?
— Да, — коротко и решительно ответила Джеки.
Так оно и было на самом деле. После того первого обнадеживающего прослушивания в Нью-Йорке Люси Уальд весьма преуспела в мастерстве. Она даже смогла передать уязвимость и беззащитность, присущие Мэрилин. И Макс, и Альдо согласились: со временем и при известной подготовке она будет превосходна в этой роли. И только неожиданный звонок Макса вчера вечером и его уверенный тон удержали Джеки от того, чтобы немедленно позвонить Люси и сообщить, что она окончательно утверждена на роль Мэрилин Монро. Макс настоял, чтобы Джеки еще немного подождала.
— Тогда все в порядке, — сказал Дэвид.
— Значит, ты на моей стороне?
Он лукаво улыбнулся.
— Неужели ты думаешь, что я забыл о трех твоих прошлых авантюрах? Две из них оказались весьма удачными. Конечно, ты не завоевала своими постановками Уэст-энд, однако «Святой Грааль» получил превосходные отзывы, и приходится признать, что ты очень выросла и преуспела в профессиональном отношении. Я не забыл другие твои довольно странные постановки, над которыми ты работала год за годом. — Он усмехнулся. — И мне пришелся по душе тот спектакль в Эдинбурге. Герои были весьма темпераментны. Ты даже ухитрилась вставить туда постельную сцену.
— Мы ведь не связаны моралью викторианской эпохи, как Эмили Бронте, — пожала плечами Джеки. — Между тем это история о сильных страстях, и просто нельзя было обойтись без той любовной сцены.
— Конечно-конечно. Ты права… — согласился он и пошутил: — Уверен, что Эмили аплодировала тебе с того света.
Джеки застенчиво улыбнулась.
— Итак, вернемся к нашим делам, — сказал Дэвид и сделал паузу. — Мюзикл о Мэрилин Монро, безусловно, обещает быть превосходным и притягательным для самой широкой публики. Возможно, я даже сорву большой куш, вложив в него деньги, как те счастливцы, которые спонсировали «Кошек»… Во всяком случае все, что ты рассказала, звучит очень убедительно, моя дорогая. Я вижу, ты совершенно поглощена своим проектом. В тебе столько же чувства и страсти, как в тех твоих героях из спектакля в Эдинбурге… — Он чуть улыбнулся. — Ты совсем не похожа на свою мать… — добавил он. — Ты смотришь на мир моими глазами. Впрочем, иногда в тебе проступает и Анжела… По крайней мере, — добавил он с неожиданной резкостью, — благодари Бога, что ты не унаследовала ее отвратительный эгоизм и тщеславие, которого хватило бы на весь Техас…
Джеки удивленно приподняла брови. Обычно отец воздерживался от подобных критических отзывов, предпочитая отмалчиваться, когда разговор заходил об Анжеле.
— Я понимаю тебя, — кивнула Джеки, — но сейчас мне не до матери. Она чрезвычайно осложнила мне жизнь, и у меня нет ни малейшего представления, почему она приняла такое решение. Ведь ей всегда было наплевать, на что я трачу деньги. Иногда я поражаюсь ее безжалостности.
— Твоя мать, моя дорогая, редкая женщина. Теперь ты это понимаешь. — Дэвид чуть заметно улыбнулся. — Кстати, а ведь ее однажды жизнь свела с Мэрилин…
— Неужели?
— Не знаю, как, но это произошло в одном из косметических салонов Лос-Анджелеса, если мне не изменяет память, — сказал Дэвид, наморщив лоб. — Салон закрыли на «спецобслуживание» среди дня по случаю внезапного прибытия Монро. Анжела лишилась запланированных косметических процедур и потом не выдержала кинопробы. Обвиняла она в этом, естественно, Мэрилин, хотя, если честно, она совершенно не подходила на ту роль, в которой ей отказали. Однако она сделала из этого эпизода целую историю, якобы повлиявшую на всю ее жизнь, и никогда этого не забывала.
— Это очень даже похоже на правду, — медленно проговорила Джеки. — Вот, значит, почему она заставила меня просить деньги у тебя…
— Для этого отцы и существуют.
— Но мне совсем не хотелось этого делать. Я знаю, что у тебя не так много денег.
— Я никогда не умел наживать деньги, моя милая Джеки… — проворчал Дэвид с шутливой досадой. — Но для тебя я их как-нибудь раздобуду.
Она пересекла комнату и, подойдя к отцу, нежно поцеловала его в щеку.
— Просто не знаю, что бы я без тебя делала.
— Нет, — возразил он, замотав головой, — это я не знаю, что я бы делал без тебя! — Он чмокнул ее в кончик носа. — Когда я расстался с твоей матерью и вернулся в Англию, для меня наступило мрачное время. Только мысль о том, что у меня есть ты, не позволила мне пойти ко дну и помогла выкарабкаться из этого дерьма.
Сейчас ему казалось невероятным, что он столько лет даже не подозревал о существовании Жаклин. Он покинул Америку с воспоминаниями о голливудских акулах и призрачных надеждах на удачный контракт. С Анжелой у него и подавно не было связано никаких добрых воспоминаний. Дэвид содрогался, когда представлял, как бывшая жена вертит задом в стриптиз-клубах, а где-то рядом с ней его дочь… Более ужасного и непристойного и вообразить было нельзя.
Дэвид закрыл глаза. Он слишком хорошо знал Анжелу. Нагота никогда не смущала ее, она привыкла расхаживать по их убогой квартире совершенно голой, и в конце концов ee обнаженное тело стало раздражать его. Кончилось тем, что они возненавидели друг друга. Они ссорились и кричали, запертые в тесных серых стенах квартиры, а соседи стучали им в стену.
Этот брак был их общей ужасной ошибкой. Увы, здравый смысл улетучился под напором страсти и в слепом увлечении друг другом. Оба перегорели очень быстро. Прелести совместной жизни день за днем делали их врагами. Анжела ненавидела и презирала Дэвида за его нежелание оставаться в Голливуде. Ее бесило, что он не хотел принимать мишурный блеск Голливуда за сияние настоящего золота. Потом он начал выпивать. Анжела же предпочитала глотать дексамил. Такие красивенькие маленькие таблеточки, которые давали ощущение счастья.
В один прекрасный день Дэвид просто ушел. Она так часто вырубалась от своих таблеток, что ему это наконец надоело. В дальнейшем они поддерживали друг с другом связь лишь через адвокатов.
— А потом ты повстречал Клэр…
— Да, потом я встретил Клэр, — мягко улыбнулся Дэвид. — Совсем немного времени прошло с момента нашего знакомства, а мне уже удалось, впервые за четыре года, получить приличную роль. Я словно заново родился на свет… — Он слегка покраснел, как будто сказал лишнее. — Хочешь еще джина с тоником?
Джеки кивнула, наблюдая, как он отошел в угол комнаты и занялся разнокалиберными бутылками, которые стояли на серебряном подносе. Он был значительно выше дочери, хотя Джеки была рослой женщиной. Как у отца, у нее были светлые волосы, голубые глаза и продолговатое лицо. Дэвид сохранил привлекательную внешность, хотя прежнее злоупотребление алкоголем оставило след на его лице. Ему уже было под шестьдесят, но выглядел он моложаво, несмотря на болезненную худобу. Впрочем, Дэвиду было наплевать на свое здоровье, и Джеки знала, что тут уж ничего не поделаешь.
— Как поживает Клэр?
Очаровательная, возвышенная Клэр. Она увлекалась керамикой. Изготовленные ею чувственные, с бронзовым отливом статуэтки можно было встретить в галереях разных стран. Даже Анжела приобрела образцы творчества Клэр. Исключительно ради того, чтобы показать, что она нисколько не завидует ни своему бывшему мужу, ставшему знаменитостью, ни его известной супруге. И люди, естественно, верили в это.
— С ней все в порядке, — ответил Дэвид. — Она, наверное, сейчас со своим крестником.
— Я уже успела повидаться с ним, когда он заходил, чтобы взять шаль для Клэр.
— И как он тебе?
— Нет слов.
— Да уж, — улыбнулся Дэвид. — Он, кажется, производит на людей впечатление.
— Он, наверное, довольно необычно чувствует себя здесь после того, как так долго жил в Кении.
— Не долго, а всю жизнь.
На лице Джеки отразилось удивление.
— Он сильно переживает потерю отца? — спросила она.
— Не думаю, что он очень уж его любил, — ответил Дэвид. — Но об этом трудно судить…
— У него больше нет родных?
— Нет. Близких во всяком случае. На похоронах по крайней мере Клэр никого из них не видела. Там вообще не было никого из белых. Все соседи считали отца Джемми чудаком. Представляешь, они жили там почти в изоляции. На похороны пришли только несколько местных жителей.
— А что делал в Кении отец Джемми?
— Он уехал из Англии вместе с женой много лет назад. Не смог вынести алчности и эгоизма так называемого цивилизованного мира. Cловом, обосновался в дикой Кении среди миссионеров… — Дэвид саркастически усмехнулся. — Звучит довольно глупо, не правда ли? — Он пересек комнату и снова наполнил свой бокал. — Его жена скончалась сразу после рождения Джемми от какой-то инфекции. Они жили в такой глуши, что когда послали за доктором, тот успел приехать как раз к похоронам. — Дэвид глотнул виски. — В тех местах тело разлагается мгновенно…
Джеки поморщилась.
— Наверное, он чувствовал ужасное одиночество все эти годы.
— Возможно, — нетерпеливо кивнул Дэвид. — Однако он сам выбрал такую жизнь. Он мог бы вернуться домой или переехать жить поближе к какому-нибудь городу. Хотя бы ради сына. И все-таки он остался… Когда Джемми исполнилось тринадцать лет, он решил отдать его в школу иезуитов, а после ее окончания отправить в семинарию.
— Кажется, ты не одобряешь такого решения? — с улыбкой спросила Джеки.
— А ты одобряешь? — пробормотал Дэвид. — Это просто бесчеловечно. Господи Боже, ведь Джемми был еще совсем ребенком! — Он вернулся к окну. — Впрочем, Джемми то и дело сбегал оттуда… И правильно делал.
— А что же его отец?
— Лупил его.
— Бедный Джемми!
— Он говорил, что было совсем не больно.
— То есть как не больно?
— Очень просто, — пожал плечами Дэвид. — У отца был сильный артрит, и он едва двигал руками.
— Джемми повезло.
— Ну а потом он стал слишком взрослым, чтобы отец его лупил. Как бы там ни было, только когда Джемми исполнилось двадцать лет, отец отказался от своих планов и разрешил Джемми вернуться домой. В общем, нашла коса на камень.
— А потом?
— Потом на время наступило затишье. Старик выделил ему кусок земли для обработки, но Джемми мало интересовала первобытная жизнь, и он неохотно подчинялся причудам отца. В общем, земледельца из него не вышло, как ты понимаешь.
— А потом его отец умер?
Дэвид кивнул головой.
— Что же он собирается делать теперь?
— Не знаю. Кажется, Клэр хочет, чтобы он поступил в университет, но он не выказывает особого желания.
— Нелегко ему будет начинать жизнь здесь. Несостоявшийся священник. Никакой настоящей профессии. Да он, наверное, вообще не приспособлен к жизни в городе.
Дэвид внимательно посмотрел на дочь. Видимо, ему в голову пришла какая-то мысль.
— Может быть, ты ему поможешь?
— Я?
— Уверен, Клэр чрезвычайно щедро отплатит тебе, если ты найдешь ее крестному сыну работу в постановке своего мюзикла…
Он заметил, что Джеки насупилась.
— Да ведь он понятия не имеет ни о театре, ни о мюзиклах, — пробормотала она.
— Что правда, то правда, — согласился Дэвид. — Однако Джемми начитан и, кажется, не прочь заняться каким-нибудь серьезным делом.
— Но захочет ли он?
— Уверен, он не откажется. Попытка не пытка. И потом, у него нет никаких других планов…
— Не знаю, пойду ли я на это.
— Соглашайся, Джеки. Клэр будет очень тронута и, я уверен, желая отблагодарить тебя, станет главным спонсором твоей постановки. Не забывай, что она очень богата. Не говоря уж о том, что она тоже человек искусства.
— Все это я понимаю, папа.
Клэр была племянницей одного из крупнейших английских землевладельцев и единственной его наследницей.
— Я только хочу сказать, что, согласившись, ты оказала бы не только ей, но и мне неоценимую услугу, — спокойно объяснил Дэвид, глотнув из своего бокала.
— Придется… Думаю, у меня просто нет выбора, — вздохнула Джеки.
— Пожалуйста, не говори так.
Джеки на секунду прикрыла глаза.
— Ладно, — наконец сказала она. — Но только я думаю, что это не слишком большая услуга в сравнении с тем, что ты для меня сделал в жизни.
— Лучше подумай о Джемми и о том, чем его занять, — смущенно пробормотал Дэвид.
Она вздохнула. Вообще-то ей совсем не улыбалось вмешиваться в жизнь этого молодого человека, у которого наверняка были свои проблемы.
— Все, что я могу ему предложить, это быть ассистентом режиссера, — сказала Джеки. — Ну и конечно, постараюсь научить его всему…
— У него будет должность мальчика на побегушках, подающего чай? — осторожно спросил Дэвид.
— Вовсе нет, папа, — возразила она. — Ему придется здорово вкалывать за свои двенадцать тысяч в год. Это все, что я ему могу пока что платить…
— Конечно-конечно, — закивал Дэвид, скрывая улыбку.
— А кроме того, чай — не самое последнее дело в нашей работе, — засмеялась Джеки.
— Ради Бога, только ни слова про чай, когда они будут здесь. Они уже идут.
Джеки подошла и встала рядом с отцом у окна.
— Он, несомненно, один из самых подходящих кандидатов в священники, которых я когда-нибудь видел, — усмехнулся Дэвид. — Он напоминает мне парня из фильма «Тарзан в Нью-Йорке». Такой же забавный.
Джеки проследила за взглядом отца и рассмотрела вдали знакомую фигуру своей мачехи. Клэр направлялась прямо к ним, а рядом с ней шагал светловолосый стройный Джемми.
Когда они подошли к каменным ступеням, ведущим в дом, он, словно почувствовав на себе ее взгляд, поднял глаза, и его лицо озарилось радостной и теплой улыбкой. Джеки могла лишь удивляться тому, что этот молодой человек едва не стал священником. Его жизнь была бы загублена, если бы сбылась мечта его покойного отца.
Затянутая в черную кожу, с темными блестящими волосами, собранными в тугой узел, она изображала Трэйси Ульман. Вдруг она исчезла за ширмой, перегораживающей небольшую временную сцену, и через несколько секунд явилась преображенной в Джоан Риверс. Потом она перевоплотилась в Шер. Потом в Мадонну. И наконец явилась в образе Мэрилин Монро.
— Я же говорил тебе! — зашептал Макс.
Джеки молчала. Она слушала, как девушка поет «Люблю я бриллианты». Прошла минута, потом еще одна. И Джеки поняла, что Макс действительно прав. Абсолютно прав. И Люси Уальд выглядела бледно в сравнении с ней. Даже в этом столпотворении, сигаретном дыму и шуме было ясно, что она вне конкуренции… Роуз закончила номер, приняв знаменитую позу Мэрилин Монро — ноги слегка расставлены, белая юбка задорно трепещет между колен, подхваченная струей воздуха, поднимающейся снизу, сквозь вентиляционную решетку. Ну и, конечно, блестящий финал — восхитительный поцелуй, посланный сразу всем присутствующим мужчинам, и зал взорвался аплодисментами.
Джеки ухватилась пальцами за тоненькую ножку бокала с шампанским, к которому так и не притронулась, и посмотрела в узкое, бледное, победно сияющее лицо Макса.
— А она согласится?.. — только и смогла пробормотать потрясенная Джеки.
— О да! — рассмеялся он. — Ведь все это… — Макс сделал жест в сторону сцены, — было специально для тебя. Я сказал ей, что ты придешь посмотреть.
— Я бы хотела с ней поговорить. Узнай, сможет ли она прийти завтра в десять. Я буду с Альдо. Спасибо, Макс.
Он коснулся ее руки.
— И ты, и я знаем, что у Люси прекрасные потенциальные данные, но эта девушка… она просто сияет… — Он сделал паузу, не находя нужного слова. — Она… Словом, она особенная. Понимаешь, что я имею в виду?
— Понимаю.
Однако она и сама еще толком не понимала, в чем тут дело. Хотя и собралась возразить ему насчет Люси.
— Мы можем взять Уальд дублершей…
Он улыбнулся и пожал плечами, словно говорил: жизнь есть жизнь. Тот, кто отважился жить жизнью актера, должен быть готов ко всему.
Джеки тихо вздохнула. Внезапно она почувствовала, что смертельно устала. Конечно, он прав. В этом почти не было сомнений. Что же тогда беспокоило ее? Может быть, она привязалась к Люси и чувствовала, как много значит для нее эта роль. Это было вполне естественно… Ведь на втором прослушивании Люси показала себя превосходно.
Джеки пробралась между столиками через забитое людьми помещение к выходу и ступила на узкие освещенные неоновым светом улицы Сохо. Было уже довольно поздно, и единственным ее желанием было поскорее добраться до дома и завалиться спать. С Люси она поговорит завтра. После беседы с Роуз. На душе было прескверно.
Мягкий янтарный свет лампы под желтым абажуром освещал комнату. Облегченно вздохнув, Джеки скинула туфли и подошла к окну. Денек сегодня выдался нелегкий. Пришлось начинать со звонка Максу, чтобы договориться о продолжительности одной из сцен спектакля, которую он считал слишком длинной. Макс прямолинейно заявил о своем мнении, и получалось, что Гордону и Джою не остается ничего другого, как вносить изменения в текст. Он даже позволил себе раскричаться, однако Джеки быстро его утихомирила. Поскольку до начала репетиций осталось всего ничего, Джой и Гордон в спешном порядке должны были доработать текст, стараясь, чтобы это не отразилось на качестве и общей идее мюзикла.
За Максом Локхартом закрепилась репутация очень хорошего режиссера, однако в то же время он был подчас резким и бескомпромиссным. Поговаривали, что он волочился — и с большим успехом — за примадоннами, что весьма удивило Джеки, потому что Макс не мог похвастаться привлекательной внешностью. Впрочем, на это она не обращала внимания: такая у него, в конце концов, работа. Главное, что их сотрудничество разворачивалось удачно, несмотря на то, что временами она была готова сорваться. Все-таки их взгляды на подбор актеров совпадали, и завтра Роуз Лил явится на официальное прослушивание. Будет присутствовать и Альдо, музыкальный режиссер, и они примут окончательное решение. Если во время собеседования девушка покажет себя так же, как этим вечером, Джеки не сомневалась, что все они единодушно отдадут ей роль Мэрилин.
Джеки откинула с лица прядь волос и удобно устроилась в мягком кресле. Она по-прежнему ощущала легкое волнение. Разговор с отцом решил одну проблему и породил другую.
Возможно, ей удастся убедить Джемми Тарли попробовать себя в ремесле актера и основательно пройти театральную науку. Он определенно человек со стержнем и способен приложить к этому силы… А может быть, ему стоит попробоваться в качестве фотомодели?.. Перед мысленным взором Джеки возник симпатичный белокурый Джемми. Она, однако, никак не могла представить его позирующим перед фотообъективами с пустой, застывшей улыбкой на лице. Это ему совершенно не шло. Потом она вообразила его в рясе священника и не удержалась от улыбки. Ряса подходила ему еще меньше…
Вдруг зазвонил телефон, и она даже вздрогнула, недоумевая, кто же мог ей звонить так поздно.
— Мисс Джонс, — услышала она, — вас тут дожидается Дрю Кароччи.
Джеки обомлела.
— Вы слышите, мисс Джонс?
— Дайте ему трубку, — наконец проговорила она и посмотрела на часы.
— Джеки?
— Что ты здесь делаешь?
— Мне нужно с тобой увидеться.
— Я думаю, нам обоим достаточно прошлых встреч. Разве нет? — спросила она.
— Ты даже не дала мне возможности объясниться, — не сдавался Дрю.
— Послушай, Дрю, сейчас полвторого ночи, и я очень устала. Почему бы тебе не изложить все в письме?
— Я облетел земной шар не для того, чтобы писать тебе идиотские письма. Я никуда не уйду, пока не увижусь с тобой, — решительно заявил он.
Джеки беспомощно оглянулась вокруг. Что бы она ни говорила, чувства ее были совершенно иными.
— Ладно, — сдалась она. — Только без глупостей, пожалуйста.
— Послушай, мне нужно где-то остановиться.
Она удивленно приподняла брови.
— Разве я не ясно выразилась?
— Вполне ясно, Джеки.
Она намеренно помолчала, заставляя его ждать.
— Я сказала тебе, что очень устала.
— Долго я тебя не задержу.
— Ладно, — сказала она, — приходи.
Положив трубку, Джеки поспешила в ванную. Она не хотела, чтобы Дрю видел ее усталой, хотя и ненавидела себя за эту поспешность.
Выйдя из ванной, она услышала легкий стук в дверь и глубоко вздохнула, прежде чем открыть. На пороге стоял Дрю, все такой же неотразимый.
— Ты ведь не хочешь, чтобы я мерз на улице? — мягко сказал он и усмехнулся, знакомо скривив губы.
Джеки медленно кивнула, чувствуя себя абсолютной дурой, и пропустила его в комнату.
Войдя, он несколько мгновений стоял неподвижно, а потом осторожно взглянул на нее.
— Ты потрясающе выглядишь…
— Разве? — сухо спросила она.
— Именно так, — вздохнул Дрю.
— Я не нуждаюсь в твоей лести, оставь это.
— А я и не думаю тебе льстить.
Она отвела взгляд, мысленно проклиная саму себя.
— Джеки…
— Хочешь выпить?
— Виски.
— Ну естественно.
Слова эхом отдавались в ее голове.
— Ты даже не хочешь меня выслушать, ведь так? — невесело усмехнулся Дрю.
— Ты же здесь, — удивилась Джеки. — Я впустила тебя, разве нет?
Она направилась к бару, а он медленно обвел взглядом ее роскошную комнату.
— Значит, ты готова меня выслушать?
Джеки резко обернулась.
— Ты хочешь рассказать о том, как поживает твоя подруга? — вырвалось у нее.
— Что я должен сделать, чтобы ты поверила, что там все кончено? Может, мне встать на колени?
— Не терплю вранья, Дрю, — спокойно сказала она.
— Это было совсем не то, что ты подумала.
— То самое. Итак, что тебе надо?
— Еще один шанс.
Джеки села.
— Разве есть какие-нибудь гарантии, что все снова не повторится? — вздохнула она.
— Если бы я тебе их и предоставил, ты бы все равно не поверила.
— Сначала я тебе верила.
— Мне уйти? — Дрю поставил стакан на столик и пристально посмотрел на Джеки.
— Сначала узнай, не освободилась ли для тебя комната, — пробормотала она.
Дрю с едва сдерживаемой яростью подошел к телефону и начал набирать номер. Администратор сообщил, что свободных комнат по-прежнему нет. Только очень дорогие номера, которые были Дрю не по карману.
— Нет? — спросила Джеки.
Дрю покачал головой.
— Ничего, где-нибудь найду…
Она пристально посмотрела ему в лицо, когда он снова снял трубку, а потом сказала:
— У меня найдется для тебя свободный диван.
— Ты серьезно?
— Чисто по-дружески, как ты понимаешь.
— Ты прекратишь или нет?
Она усмехнулась, но пропустила его интонацию мимо ушей.
— Друзья говорят, это очень удобный диван.
Дрю обжег ее взглядом.
— Не играй со мной, Джеки!
— Почему бы мне не делать того, что ты делаешь с большим успехом? Они не отрываясь смотрели друг другу в глаза.
— Ты ведь хочешь наказать меня, да?
В этот момент ему показалось, что перед ним Анжела, — так Джеки была похожа на мать. Раньше он этого не замечал… Ах, если бы она была такой, как Анжела!
Интересно, как отреагировала бы Джеки, если бы узнала, что другая «подруга», как она выразилась, — не кто иная, как ее собственная мать?.. Он все так же страстно желал Анжелу и ничего не мог с этим поделать.
— Ты лгал мне, — тихо повторила Джеки, качая головой. — А я ненавижу ложь.
— Я уже сказал, что мне очень жаль.
Но совсем другие воспоминания оживали в ее душе. Она старалась не вспоминать о том, как мучилась из-за него, как он заставил ее страдать.
Бросив на Дрю быстрый взгляд, Джеки взялась за телефон — распорядиться, чтобы ему приготовили постель.
Было уже полтретьего ночи, когда все наконец было готово и был доставлен багаж Дрю. Она стояла на пороге комнаты и смотрела, как он снимает пиджак и очень аккуратно вешает его на спинку стула. Как достает из чемодана черный несессер и кладет его на тот же стул. Дрю казался ей таким красивым, таким желанным, но она отогнала эти мысли и отправилась под горячий душ.
Когда она вернулась, комната была погружена в полумрак, освещенная лишь одним светильником, а Дрю молча сидел на краю кровати.
— Ванная свободна.
Он поднял на нее взгляд.
— Спасибо. — Спокойной ночи.
В его глазах светилась надежда, но Джеки была непреклонна, и в его ушах еще долго звучало сухое «спокойной ночи», а в душе осталось горькое разочарование.
Джеки молча дождалась, пока он не скроется в ванной и не закроет за собой дверь, а потом, выключив свет и выскользнув из халата, забралась в приготовленную для него прохладную постель. Она услышала шум льющейся воды, представила, как он подставляет тело хлестким струям. Однако уже через несколько минут он выключил душ.
Дрю механически погасил в ванной свет и медленно двинулся в темноте по незнакомой комнате. Он ругнулся, ударившись о ножку дивана, и Джеки едва сдержалась, чтобы не рассмеяться, но в следующий момент он уже скользнул под одеяло, и его нога коснулась ее ноги.
— Господи! — вырвалось у него. — Джеки!
— Ты удивлен?
— Да, пожалуй, — медленно проговорил Дрю, — можно сказать и так…
Но прежде чем она успела еще что-нибудь добавить, его рука скользнула по ее груди.
— Пока ты еще не поддался страсти, — задыхаясь, пробормотала она, — я хочу, чтобы ты знал, что это твой последний шанс, Дрю! Твой самый последний шанс!
— Конечно…
— Я серьезно!
— Понимаю…
Джеки зажмурила глаза от наслаждения и радостно покорилась его ласковой руке.
— Я еще хочу сказать кое-что. Тебе это не очень понравится… — начала она, но не договорила, ослабев от его ласк.
— Ну скажи, — хрипло проговорил он.
Она глубоко вздохнула.
— Я хочу, чтобы ты надел презерватив.
Дрю замер.
— Что-что?
— Презерватив. Кондом… Или как вы его там называете?
— Джеки! — простонал он.
— Я оставила его для тебя на столике около постели.
— Значит, ты все рассчитала с самого начала? Скажешь, нет? — воскликнул Дрю.
— Конечно, нет… — В ее голосе засквозили холодные нотки. — Но при определенных обстоятельствах, я полагаю, это мудрое решение. Ты не согласен?
Он с досадой отодвинулся в сторону.
— Если тебе так трудно меня понять, может, мне лучше вернуться в свою постель? — тихо спросила Джеки и почувствовала, как его рука обняла ее.
— Конечно, нет, — сказал он, перекатываясь на другой край постели. — Ты права. Конечно, ты права. Просто я не люблю эти штуки…
— Эти штуки, как ты их называешь, не понадобились бы нам, если бы ты…
— Хорошо, — прервал он ее, — хорошо!
Ее глаза уже привыкли к темноте, и она ясно видела, какое угрюмое у него лицо. Это между тем не погасило ее желания. Напротив, она чувствовала особое возбуждение, потому что на этот раз она подчинила Дрю своей воле.
Его рука лежала у нее на животе, а потом начала медленно и нежно двигаться, описывая все расширяющиеся круги по ее груди, бедрам и замерла наконец, горячая и тяжелая, у нее между ног. Не выдержав сладкой муки, Джеки вскрикнула, но он прервал ее крик поцелуем, словно отодвигая в прошлое их прежний разговор и освобождая от напряжения, которое так досаждало ей. Лаская ее тело, Дрю закрыл глаза, а когда она начинала стонать, он снова припадал горячим ртом к ее губам.
Время словно замедлилось. Голос Джеки постепенно гас в его ушах, а образ Анжелы становился все ярче. В памяти возник тот сеанс стриптиза, который Анжела подарила ему на прощание в своих апартаментах на крыше небоскреба. Она была тогда пьяна, разгорячена и любвеобильна. Он с болью прорывался к этому воспоминанию, как будто оно вот-вот должно было стать явью: ее теплые мягкие груди, объятия, ласки и потрясающий экстаз. Одного воспоминания было достаточно, чтобы снести его с ума.
Ему уже казалось, что он обнимает Анжелу, а не Джеки. И страстные стоны, нарушающие тишину в комнате, принадлежат именно ей, Анжеле. Не Джеки…
Дрю испустил последний отчаянный стон, похожий на рыдание, и cтал осыпать поцелуями ее лицо, ее глаза, ее губы — в бурном восторге страсти и обладания.
