10
Кажется, бесконечно длилось тягучее время, в котором уместились нечеловеческая боль, чьи-то крики, резкие запахи химикатов, снова боль во всем теле… Наконец Аня явственно и четко услышала негромкий голос с незначительным акцентом:
— Вы меня поняли, Плотникова?
— Да, — ответила Аня.
— Тогда повторите, какой сегодня день?
— Вторник.
— Месяц?
— Май…
— Как зовут вашу подругу?
Аня улыбнулась, глядя на сидевшую около койки Сарму.
— Сарма.
— Вы помните, о чем мы вчера говорили?
Кроме Сармы и доктора в очках, в палате находились еще двое мужчин, оба с одинаковыми портфелями на коленях.
— Да. Я помню. Я отказываюсь от своего ребенка. Я не хочу его ни кормить, ни видеть.
Один из владельцев портфеля наклонился к ней и сказал, разделяя слова:
— Я напоминаю состав событий. После того как вы по неизвестным нам причинам прибыли в больницу в состоянии глубокого стресса, вы были переведены в родильный дом, где у вас родилась семимесячная дочь…
— Я все это уже знаю, — ответила Аня.
— Хорошо. Вы должны отдавать себе отчет, что своего ребенка никогда не увидите и даже не будете знать, в чьих руках он оказался.
— Мне что-то надо подписать? — спросила она. — Давайте.
Мужчины переглянулись, один из них вытащил из портфеля и подал Ане лист бумаги с отпечатанным текстом. Сарма помогла Ане сесть, кто-то подал ей ручку, и она расписалась, где ей указали.
Владельцы портфелей испарились.
— Как ты себя чувствуешь, Анна? — спросила Сарма.
— Хорошо. Но мне все надоело.
Сарма взглянула на врача и спросила неуверенно:
— А как… Как со вторым делом, доктор? Сейчас или подождем?
Доктор внимательно глянул в глаза Ане и ответил решительно:
— Что тянуть? Рано или поздно надо сказать. Лучше она переживет это у нас.
Он повернулся и приказал медсестре:
— Сделайте инъекцию.
Боли от вошедшей в тело иглы Аня не почувствовала.
— Аня, — начала Сарма. — Два месяца назад, когда ты была… Ты была в лихорадке…
— Подождите, — остановил ее доктор. — Анна… У тебя случилось большое несчастье… С твоими родителями. Ты меня понимаешь?
— Да. В Электростали?
— Да.
Мягкая и теплая волна розоватого цвета тихо застилала глаза Ани, было ни холодно, ни жарко, а невероятно легко и свободно.
— Аня… Твои родители погибли.
— Оба? — спросила она, качаясь в розовых волнах.
— Да, Аня. Оба.
Она помолчала и спросила удивленно:
— Значит… Отец не приедет на лето?
— Нет. Не приедет.
— А что… дальше?
— Дальше, — слегка повысил голос доктор, — ты побудешь у нас недельки две-три, мы тебя окончательно поставим на ноги, и, как свободная птица, ты полетишь куда хочешь.
— Я за тобой приду, — торопливо подхватила Сарма.
— Хорошо. Я спать хочу.
Когда она надела свое платье, то оно повисло на ней, словно мешок, а еще зимой она втискивалась в него с таким трудом, что впору было тело намыливать. Сапоги оказались впору, а шуба и вовсе не нужна, потому что за окном сияло июньское солнце.
— Все будет хорошо, девочка, — мягко сказал ей доктор, провожая до дверей. — Ты выкарабкалась из большой передряги. Постарайся годик пожить спокойно, поезжай в какую-нибудь деревню. Есть у тебя деревня с дедом, бабкой?
— Есть, — улыбнулась Аня.
— Вот к ним и поезжай.
Они простились, и Аня вышла на крыльцо, от стоявшего у тротуара такси навстречу ей шагнули Сарма и Виктор. Сарма смахнула слезу и кинулась обниматься, а Виктор топтался на месте, держа в руках цветы, будто веник.
— Ты взяла мне билет до Москвы? — спросила Аня.
— Да подожди ты! — возразила Сарма. — Хоть чуточку передохни! Теперь уж торопиться незачем!
— Мне тошно здесь, Сарма, тошно.
— Действительно, побудь немного, — осторожно сказал Виктор. — Ты знаешь, моя мать сказала, что ты можешь пожить у нас, пока оклемаешься. Она тебя ждет. Мы даже мебель переставили. А у тебя кое-какие деньги остались.
— Какие?
— На твоей сберкнижке. Половина суммы. Этот… Он только половину сумел получить со своей подставной девкой. Не потому, что добренький, а так было безопасней. Если б все снимал, то в кассе могли насторожиться.
— Хорошо, — сказала она. — Едем в кассу.
С некоторыми проволочками, но все оставшиеся деньги ей выдали. Как поняла Аня, больше всего служащие боялись, что она поднимет скандал по поводу того, что они выдали половину суммы подставному лицу. Но Аня твердо сказала, что виновата сама, раз потеряла сберкнижку.
Прямо из кассы они поехали на вокзал, и Аня взяла билет в спальный вагон фирменного поезда.
Потом заскочили домой. Аня переоделась, собрала вещички, но дома до вечера делать было нечего, и прямо с баулом они пошли в ресторан «Астория», где и просидели до отправления поезда.
Договорились, что через недельку-другую она вернется, ведь начинается курортный сезон и погоду обещают прекрасную.
У вагона Виктор сказал, не глядя на Аню:
— А этот подонок… Он всех обманул. Соскочил, видать, на первой станции, не успела его милиция задержать.
— Черт с ним! — безразлично ответила Аня.
Сарма вдруг заторопилась.
— Ты не волнуйся, Аня, твой ребенок в очень, очень хороших руках! Правда, я не знаю их имен-фамилий, но когда их рекомендовал представитель…
— Тем лучше, — рассеянно прервала Аня. — Ну, давайте прощаться. В июле вернусь.
Она и сама себе не поверила, когда произнесла это, а когда поезд уже набрал скорость, почему-то решила, что ее желанию вернуться назад не суждено осуществиться, что-то должно помешать. Новый поворот в судьбе казался ей неотвратимым.
