32
Ветер утих, но дождь, снова ставший мелким и занудным, не прекращался. Андрей держал над головой зонтик, едва прикрывавший его и Леру от холодных капель, мельтешащих в белом свете фонарей.
Когда они завернули за угол мэрии, оставив на мраморных ступеньках мрачно-озабоченного Бугаева и явно заинтригованного водителя, Лера взяла Андрея под руку, прижалась плечом к его плечу.
И дождь как будто бы исчез, как, впрочем, дома и деревья — и все, что было вокруг.
— Бугаева насторожила твоя самостоятельность, — сказал Андрей. — Что, мэру запрещено ходить без охраны?
— Почему же? Просто сейчас время такое: когда стемнеет, лучше не ходить по улицам. Опасно.
— А я все время слышу, что ты навела порядок в городе, у нас жизнь намного спокойнее, чем в других городах.
— Навела. Но не везде. У нас нет крупных разборок с автоматной стрельбой, заказных убийств. В этом плане почти порядок. Но есть же еще молодежь, подростки, которым не терпится показать, какие они сильные, смелые…
— Ловкие, — с иронией добавил Андрей. — Одним словом, замечательные комсомольцы.
— Нет, не ловкие, а… «крутые», как теперь говорят. Не нравится мне это слово, да лучше не скажешь. Но я ведь с тобой. Хоть и раненный, а есть у меня телохранитель. — Она улыбнулась ему. — Так что Бугаев зря волнуется.
— Хулиганы тоже не дураки, в такую погоду не станут шататься по улицам. Лера, а ты не ощущаешь себя Ельциным, который ездит по Москве в троллейбусе?
— Перестань говорить глупости. Да, я не езжу в городском транспорте, редко хожу пешком по улицам. Но без машины я бы и с половиной дел не справилась. Просто не успела бы.
— Даже с машиной тебе приходится несладко. Ты выглядишь усталой. — Андрей наклонился, поцеловал ее в щеку.
— Некрасивой, да?
— Нет. Этот вопрос мы уже сняли с повестки, как говорят комсомольцы. — Андрей улыбнулся, еще раз поцеловал ее в щеку. — Что бы ни случилось, ты всегда будешь самой красивой женщиной в мире. Но сейчас ты усталая, и мне это не нравится.
— Почему?
— Хочется помочь, но не знаю, как. Ты же моя любимая, тебя на руках нужно носить.
Он обнял ее за плечи рукой, в которой держал зонтик, а другой подхватил под коленки, легко вскинул на руки, закружился, разбрызгивая черные лужи на асфальте.
Она инстинктивно обняла его за шею, испуганно прошептала:
— Ох, Андрей, пожалуйста, перестань дурачиться.
Он бережно поставил ее на ноги.
— Боишься, почтенные горожане не поймут своего мэра?
— Меня никто не узнает сейчас, не поверят, что это я разгуливаю в обнимку с каким-то странным типом в синяках… А знаешь, приятно, когда тебя носят на руках.
— Но этого мало, Лера, милая ты моя! Хочется сделать так, чтобы ты никогда не уставала!
— Спасибо, Андрей. Рядом с тобой я чувствую себя прекрасно. Если б еще не думать о Борисе! — вырвалось у нее.
— Ну и не думай о нем.
— Его не было на службе, не было дома и на даче, я не знаю, где он, чем занимается… Как бы не выкинул еще какую-нибудь идиотскую шутку.
— Ты не сказала вчера, но… это он связал тебя?
— Да… Кто-то позвонил ему на службу и сказал, что на его жену готовится покушение. Вот он и решил таким образом удержать меня дома.
— Скотина! — с отвращением сказал Андрей. Представил себе, как Агеев врывается в ванную, хватает ее, скручивает, связывает… — Скотина! Я ему морду набью!
— Давай не будем об этом? Так хорошо идти с тобой по ночному городу, и хулиганы не страшны, и дождь не мешает…
— А можно задать мэру еще один вопрос. Кстати, слово «мэр» как-то не идет женщине.
— Задавай, но последний. — Она остановилась, потянулась к нему губами.
Она целовалась с закрытыми глазами, а он смотрел, видел близко это красивое лицо и никак не мог поверить, что самые чудесные его сны стали вдруг явью. Это она, его Лера?
— Неужели это ты? — прошептал он, отстраняясь и напряженно вглядываясь в смеющиеся зеленые глаза.
— Я… Но это вопрос не к мэру. — Она откинула голову, лукаво поглядывая на него.
— Господи, как я люблю тебя!
— А вопрос к мэру? — Она засмеялась.
— Да просто хотел спросить, как твои подчиненные отмечают день рождения самого высокого начальства?
— Зачем тебе это?
— Ответь, а я потом объясню.
— Обычно. — Она пожала плечами, снова взяла его под руку, увлекая вперед. — Я даю деньги, Марина и другие женщины накрывают в кабинете стол а ля-фуршет, кто хочет меня поздравить — приходят и… поздравляют. Выпивают, закусывают кто сколько хочет, я никого не ограничиваю. Посиделок на службе не устраиваю, но вечером домой приходят друзья, другие городские начальники с женами, и тогда уже начинается застолье. Но почему ты спрашиваешь?
— На службе, когда люди поздравили тебя, выпили, закусили, они могут на полчаса раньше домой уйти?
— Разумеется. Толку от их работы все равно мало. Ну говори, говори, зачем тебе понадобились эти сведения?
— Чтобы рассказать тебе очень похожую историю. В одном магазине директора поздравили с днем рождения, он поставил бутылку и умчался домой, встречать гостей. Ну, работники выпили и решили на полчаса раньше разойтись по домам. А в это время в магазин заходит мэр, поднимает шум, и на следующее утро пожилую женщину выгоняют с работы за пьянство.
— Это была твоя мать? Ну что сказать… Некоторые папины комплексы перешли ко мне, ты понимаешь, почему. Если все было так, как ты сказал, я совершила ошибку. Завтра же непременно исправлю ее.
— Я так и думал и уже сказал об этом матери. Она, правда, не поверила, но я сказал: завтра сама увидишь.
— Ах, так? Значит, я просто обязана сделать это именно завтра? Терпеть не могу, когда вынуждают что-то делать. Тогда я решу этот вопрос послезавтра.
— Охота тебе выглядеть злодейкой?
— Истомин! Ты как разговариваешь с… — Она запнулась.
— Орешкиной? Не знаю такую. Эту девушку зовут Лера Истомина, просто какое-то время она скрывалась под псевдонимом.
Так они разговаривали шестнадцать лет назад.
Лера опустила голову, печально усмехнулась:
— Орешкина бы стала Истоминой, но я теперь Агеева. У меня есть муж, и вообще много что изменилось, Андрюша.
— Ты — это ты, ничего не изменилось, моя хорошая. Ты моя Лера, Лерочка, вот и все.
Они остановились неподалеку от подъезда ее дома, укрывшись в густых кустах сирени и жасмина.
— Нет, изменилось, — капризно сказала Лера. — Мне страшно, Андрюша. А вдруг это… это просто отзвук прошлого, неудовлетворенное желание, неисполнившиеся мечты, и как только мы будем вместе, все изменится?
— Что должно измениться, любимая?
— Да все… ну, охладеем друг к другу, и слова окажутся просто словами и ничем больше.
— Они и так просто слова, потому что ими нельзя объяснить, что я чувствую, когда вижу тебя, когда обнимаю тебя, когда твои губы целуют меня. Когда ты рядом! Нет таких слов, Лера, нет! Так было только во сне, когда я видел тебя. Шестнадцать лет ты мне снилась, и всегда, всегда это было чудо, понимаешь?
— Наяву часто все бывает по-другому.
— Оно и было по-другому! Глупо, неестественно, противно. И это была не жизнь, а мучение. Разве можно так жить, что не хочется просыпаться, и самое главное желание — уснуть навеки, но только чтобы ты была рядом?!
— Андрюша. — Она обняла его, прижалась к нему. — Только ты можешь со мной так разговаривать. Только ты — мой единственный настоящий мужчина. Только с тобой я хочу быть всегда-всегда. Я сильная женщина, даже покушений не боюсь, но сейчас мне страшно, что это когда-то может кончиться. Я… я не знаю… я не переживу такое…
— Глупышка. — Он поглаживал ее рыжие волосы, выбивающиеся из-под черной норковой шапки. — Ну представь себе, если б Ромео и Джульетта боялись, что когда-нибудь охладеют друг к другу? Мы ведь раньше не боялись.
— А мы такие же, как шестнадцать лет назад? — Она тоже улыбнулась.
— Конечно. Не было никаких шестнадцати лет. Ты разве не Лера? Ты любишь меня? Так же, как тогда?
— Я люблю тебя… — Крупная дрожь сотрясала ее тело. — Это похоже на сумасшествие, но я ничего не могу с собой поделать.
— И я тебя люблю. Более долгого испытания для нашей любви трудно представить. Хватит, хватит ждать, Лера! Лерочка…
— Андрюша, любимый мой, но ты же понимаешь, я не могу сейчас уйти к тебе. Нужно время, чтобы решить многие вопросы.
— Я не тороплю тебя, Лера. Ты моя, ты со мной, даже если мы не вместе. Знаешь, имя Лера для меня означает «любимая». Когда ты была чужой и далекой, я никогда не называл тебя Лерой. — Он опустился на сырую желтую траву, обхватил руками ее ноги, прижался щекой к ним. — Я хочу тебя навсегда, только тебя, всегда хотел… А ты возьми меня. Всего…
Она присела, обняла его, поднялась вместе с ним.
— Не надо, Андрюша, ты простудишься…
Зонтик валялся под ногами, Андрей и Лера не обращали внимания на моросящий дождь. Их лица были влажными и от дождя, и от слез. Она подняла раскрасневшееся лицо к темному небу, ловила губами дождевые капли и улыбалась, а он страстно целовал ее губы, щеки, мочки ушей, шею.
— Ты думаешь, это никогда не пройдет?
— Я знаю одно — для меня женщины красивее, умнее, роднее, чем Лера, нет и никогда не будет.
— Мы оба свихнулись. — тихо засмеялась она. — Никто в этом городе и представить не может меня такой. Я и сама не верю, что могу быть такой безрассудной. И когда? Накануне выборов!
— Ты всегда была такая безрассудная, Лера.
— Только тебя не было рядом. Один только человек и знал меня такой, какая я есть на самом деле, один и видит это. Андрюша! — Она с такой страстью бросилась ему на шею, судорожно обняла его, что оба чуть не свалились на траву.
— Здесь лучше, чем в твоем кабинете.
— Да, только дождь идет.
— Он не мешает нам, пусть идет.
— Нет, Андрюша, — капризно протянула Лера. — Я боюсь, что ты простудишься. А ну-ка немедленно скажи, что и ты боишься меня простудить.
Андрей поднял зонтик над ее головой.
— Я боюсь простудить тебя и поэтому принимаю меры защиты моей девушки от дождя.
— Балбес! — с улыбкой сказала она. — Я намекнула, что нам пора расставаться.
— Уже? Так быстро? Да мы и были-то вместе пять минут, не больше! Не вредничай, Лера.
— Не пять минут, а почти уже час. — Она глубоко вздохнула, чмокнула его в щеку. — Я тоже не хочу с тобой расставаться, но уже пора.
— А если…
— Я люблю тебя, Андрей, а ты?
— Я люблю тебя, Лера.
— Тогда не спрашивай, почему я тебя не приглашаю к себе, хотя мужа нет дома. Во-первых, он может заявиться в любую минуту; а во-вторых, и это главное, я не хочу чувствовать себя дрянью. Ты ведь тоже не хочешь этого, правда?
— Я еще и расставаться с тобой не хочу…
— Я тоже.
— А хочу я…
— Я тоже.
— Шестнадцать лет ждал!
— Я тоже… — Она смеялась, глядя на него.
— Придется еще немного подождать. — огорченно вздохнул он.
— Мне тоже, — сказала она и, немного помолчав, добавила: — Это ужасно трудно и совсем легко. Знаешь, почему легко? Мы уже вместе, вот и все. Господи, никогда не чувствовала себя так хорошо! Даже удивительно, что, помимо работы и отдыха, в жизни есть и другие удовольствия. Я и не знала об этом… Вернее, когда-то знала, но потом забыла. Спасибо, что ты появился и напомнил мне, Андрюша!
— Спасибо тебе, что ты есть и стоишь рядом со мной, Лера.
— Я пойду?
— Мы встретимся завтра?
— Не знаю… Боюсь, что я из-за тебя и о работе забуду.
— У тебя заместители есть, Лера. Я что-нибудь придумаю завтра. Обязательно. Придумаю и позвоню тебе.
— Я буду ждать, когда ты позвонишь. А еще, знаешь что? Позвони мне ночью, когда будешь спать ложиться. Если мужа не будет дома, я пожелаю тебе спокойной ночи и поцелую в трубку.
— Да, конечно. — Он жадно прильнул к ее губам и долго не мог оторваться от них.
