33

Жесткий, немигающий взгляд Платона был из тех, о которых говорят «метал молнии», а может, в глазах хозяина дома отражались языки пламени в камине, только все это не испугало Лебеду.

Он выдержал этот взгляд, сплюнул в камин и сказал:

— Чё ты смотришь, Платон? У меня на морде все написано, дураку понятно, охамели они! И твоя Агеева тоже. Я уже говорил, постоянно наезжают, ни хрена не дают развернуться! Что за дела такие? Мы ж договорились жить мирно!

— И я тебе уже говорил, Лебеда, — недобро усмехнулся Платон. Не нравилось ему, когда плюют в камин. — Хреново ты работаешь. Бугаев не просто так наехал на тебя, он же козла с ходу взял, а у того — пятьдесят грамм «пластилина». И не зыркай так на меня, а то зыркала устанут и закроются раньше времени.

— Если с ходу взяли, кого нужно, значит, наводка была. Ты бы за своими получше следил, дорогой, постукивает кто-то, — усмехнулся Фантомас.

— Ну вы даете! — возмутился Лебеда. — Деятелями стали, заводы у вас, торговые точки, бизнес, короче, вполне законный, да?! И у меня тоже! Не было у чувака «пластилина», не было, клянусь мамой, я ж его знаю, кореш мой. Бугаевские сунули в карман, когда шмонать стали, а потом прикалываться начали, падлы! Жору взяли, а на меня сам Бугай насел, сука. Я больше терпеть не буду, надоели такие ломки!

— Настоящую ломку ты, кореш, не знаешь, — покачал головой Фантомас. — Значит, разозлил ты Бугая. Пойди к нему, договорись по-хорошему и живи в свое удовольствие.

— Если хочешь жить, — мрачно добавил Платон. Сегодня Лебеда очень раздражал его.

— Так, да? А если кому-нибудь из ваших людей подкинут «травку» или «пластилинчик», а потом заметут, да еще и товар попортят, пару киосков разнесут, тогда что запоете?

— Не подкидывают, — сказал Платон.

— И не разносят, — кашлянул Фантомас.

Лебеда злобно прищурился. Старички хреновы! Тихой жизни захотели, козлы? Зарылись, как кроты, и посапывают, воры-пенсионеры! Понятное дело, помощи не дождешься.

— Ну, короче, вы и лапки кверху подняли, так? — презрительно усмехнулся Лебеда. — Торжественные проводы хотите Агеевой устроить? А если не получится?

— Получится, — сквозь зубы процедил Платон. — Рассказывай, какие мысли у тебя. Уговор дороже денег, сам знаешь, все дела обсуждаем втроем. Вижу, ты чего-то хитришь, Лебеда.

Самый молодой и неофициальный авторитет Прикубанска прикусил губу. Ох и устроит он им фейерверк перед тем, как сдернуть в Москву! Но пока лучше молчать, хитрые суки, сами какую хошь подлянку могут устроить.

— А чё там хитрить, Платон? Сам вчера все видел и слышал. Стригунов же тебе ясно сказал с трибуны: искоренит вас… нас всех. Будешь сидеть и ждать, когда он душить станет?

— Стригунов и мне не понравился, — задумчиво сказал Фантомас. — Он, падла, меня давно знает, да и тебя, Платон. Так разговаривать, как Агеева, не станет.

— Да она же все делает, как он скажет! — взвизгнул Лебеда. — Они на мне отрабатывают, как нас всех кончать нужно. Стригунов пасет ее все время! А потом она свалит в Москву, а он прищучит всех деловых тут.

— А Вашурин-то с трибуны упал вчера, — как будто ни с того ни с сего вспомнил Платон. — Похоже, крепко ударился, может, и не подымется больше.

— Поднимется! Он самый клевый кандидат в мэры, сделает все, как скажем, — взмахнул рукой Лебеда. — Если Стригунова напугаем и Агееву по полу размажем, Вашурин…

— Поедет опять в Москву, а мэром станет Лобанкин, — мрачно усмехнулся Платон. — И какая ж тут выгода тебе, Лебеда? А может, сам в Москву намылился, а?

Фантомас с откровенным любопытством посмотрел на Лебеду.

— Чего я там не видел? — насупился Лебеда. — Мне и здесь клево. А насчет Стригунова, скажи, если знаешь, что делать. — Он с вызовом посмотрел на Платона.

— Поживем — увидим. Знаю одно, пока все нормально, — медленно, как бы нехотя, сказал тот. — Тебе, Лебеда, отошло самое прибыльное дело, большие бабки гуляют. Надо смотреть лучше, как их уберечь. Подступы перекрыть, отход обеспечить. А у тебя ума еще нет, хочешь внаглую переть. Не получится так. А что Агееву Стригунов пасет, не лепи от фонаря. Она женщина правильная. Слово держит, обиды без толку не причиняет. Значитца так. Агеева нехай будет депутатом и едет в Москву. А про выборы мэра, потом потолкуем, когда до них дело дойдет.

— На том и порешили, — поддержал его Фантомас. — А с Бугаевым тебе, Лебеда, поговорить надо, узнать, чего хочет. Может, деньги понадобились, может, бабу хорошую дать.

— Не берет он денег, не знаешь, да? — разозлился Лебеда.

— Всякие изменения бывают, вчера не брал, а завтра возьмет. Да и давать надо с умом, — посоветовал Платон. — А ты жадничаешь, на Москву, что ль, копишь бабки?

— Что ты заладил, Москва да Москва! Чего мы вообще собрались, если все давно порешили?

— На тебя посмотреть, — ухмыльнулся Фантомас. — Какой ты красивый стал.

Когда Лебеда ушел, сердито хлопнув дверью, Платон устало прикрыл глаза:

— Ну и что, Фантомас?

— Не нравится мне он, дорогой. Может, и прав ты, вчера Агеева не просто так опоздала. Да и мужик ее странно себя вел… А у Лебеды с Вашуриным какие-то секреты. Видишь, как он за него держится — в Москву хочет. Прямо под высокую «крышу».

— Агееву, значит, побоку?

— Получается так, дорогой. Большой шухер может устроить, ему-то что, в Москву уедет.

— Что будем делать?

— Надо взять Сивуху, он много про Лебеду знает, поспрашивать. А потом видно будет.

— Сделаешь?

— Почему нет? Есть люди, есть деньги, для хорошего дела ничего не жалко. А ты, Платон, поговори с Геной. Пусть он придушит этого сучонка Лебеду покрепче, да за Агеевой надо приглядывать, как бы шухер в городе не получился.

— Чего ж не поговорить? С Геной разговаривать одно удовольствие, сказано — сделано.

— Козлы старые! Слюни распустили, сидят, боятся рыпнуться! Коленки у них трясутся! — Лебеда схватил рюмку, одним глотком осушил ее, налил еще водки, посмотрел на Вашурина. — А вы, Владимир Александрович?

— Да-да, я тоже, — Вашурин поднял свою рюмку, внимательно посмотрел на Лебеду. — Значит, говоришь, не верят они в меня? Думают, упал и больше не поднимусь?

— Да пошли они! Все, хватит! Лопнуло мое терпение. Пора показать им, кто в городе хозяин.

Вашурин мелкими глотками выпил водку, аккуратно поставил рюмку на стол, скрестил руки на груди. Он стоял рядом с креслом, в котором устроился Лебеда.

— Не верят, значит… — задумчиво повторил он. — Ну и хорошо. Я не собираюсь быть мэром в этом паршивом городишке.

— Паршивый, — согласился Лебеда, разрывая крепкими зубами бастурму.

— В итоге получается так, как мы и планировали. — Вашурин усмехнулся. — Не верят, не принимают всерьез, а в Москву уже, так сказать, снарядили Агееву. Замечательно! Велико же будет их разочарование, когда все их планы загремят, так сказать, под фанфары! Только вот… не станут ли они тебе мстить, если подозревают в намерении уехать в Москву? Есть у них силы серьезные, можем ли мы ответить?

— Силы, конечно, есть, — громко чавкая, сказал Лебеда. — У них заводы, магазины, конторы, склады, а там работают грузчики всякие, товароведы, охранники. Думаете, простые люди? Если надо будет, достанут «пушки» — и вперед! Но, во-первых, у них ничего против меня нет; во-вторых, серьезные люди и у меня есть; а в-третьих, тут такой там-тарарам будет, они носа не высунут!

— Да-а, мне этот план все больше нравится. — Вашурин вспомнил о видеокассете с Катей и Чупровым. Пожалуй, впервые за долгий сегодняшний день мысль о ней не раздражала его. Все правильно он сделал, и эта кассета будет его козырной картой в игре с Чупровым.

— Комар носа не подточит! — напыжился Лебеда. Стригунова убивают — нет одного кандидата. На месте преступления находят «пушку» с отпечатками пальцев мужа другой кандидатки. И следы на газоне — его. Такой тарарам поднимется! И эта сучка выключена из игры. Припрутся «важняки», закрутится дело, а тут уже на выборы пора идти. Кого выбирать? Конечно, Владимира Александровича Вашурина. Нету у него конкурентов, ни одного нету!

— Твои люди уже разобрались в ситуации? Маршрут Стригунова, время?

— И даже пути отхода. Все, как в аптеке.

— Туда ему и дорога, старому идиоту, — со злостью сказал Вашурин. — Вчера поглядывал свысока, мол, ничего тебе не светит, посмеивался! Уже видел себя мэром, в своем прежнем кабинете и с Мариной в предбаннике! Погулял, Илья Олегович, и хватит. Пора на покой.

— Это точно! — Лебеда вытер губы, поднялся. — Пора мне, Владимир Александрович. Баба ждет… — Он вдруг захохотал, схватившись руками за живот.

— Смешная? — полюбопытствовал Вашурин.

— А то нет! — хохотал Лебеда. — Она ж убиенная Агеевым! Он, козел, трясется на даче и не знает, что она еще дает! И классно дает! Вот хохма!

Дачный поселок располагался на дне заброшенного песчаного карьера, который с легкой руки Валерии Агеевой стал самым живописным местом в окрестностях Прикубанска. На песчаной почве было посажено множество сосен, и вскоре потянулся вечнозелеными ветвями к небу сосновый бор, окаймляя озера с чистейшей родниковой водой. Отличная дренажная система не давала дождевым и талым водам затопить территорию поселка, обрывистые края карьера были надежнее всякого забора, оставалось лишь установить шлагбаумы наверху у четырех спусков к поселку.

Поначалу было мало охотников строить там дачи: песок под ногами внушал опасения за постройки, да и что посадишь на песке? Сосны хорошо, а хочется ведь и овощи всякие выращивать на участке. Но со временем выяснилось, что слой песка неглубок; если сделать хороший фундамент, дом стоит прочно, а для огорода можно привезти несколько машин земли.

И вот уже пару лет с ранней весны до поздней осени кипит жизнь на дне старого карьера. А какой там воздух, какая красота! И рыбалка отличная, и пляжи — что твоя Юрмала!

Зимой, правда, особенно в такую отвратительную сырую погоду, в поселке почти никого не было.

Дача Агеевых ничем не выделялась среди других строений — обыкновенный кирпичный дом-пятистенок с большой застекленной верандой и тремя комнатами. Во дворе, обнесенном высоким голубым забором, асфальтовые дорожки, площадка с навесом для машины, сарай с углем и дровами для печки. И сосны. Огородничеством Агеевы не увлекались.

В комнате было жарко, конфорки печки раскалились докрасна, хоть форточку раскрывай, но не хотелось подниматься со старого, продавленного дивана.

Борис сидел на нем с высоким стаканом в руке, неспешно попивая коньяк.

Спешить было некуда, разве что в магазин за коньяком, но это когда еще будет! Из пяти бутылок, купленных по дороге сюда, три еще полные, четвертую он откупорил совсем недавно.

Неуютно было в просторной комнате. Мебель старая, которую жалко было выбрасывать, некрасивая печка — тогда как у других и мебель плетеная появилась, и камины роскошные… Да что там говорить, и самая современная мебель не сделает комнату уютной, если не чувствуется хозяйской женской руки. Лера нечасто приезжала сюда, она и в отпуске-то последние три года не была. А заниматься благоустройством в одиночку не хотелось.

И в городской квартире было то же самое, хоть и мебель новая, импортная, и техники самой современной много, а неуютно. По той же самой причине.

И сейчас в голове Бориса, помимо самых кошмарных видений будущего, пульсировала тревожная мысль: ошибка!

Он ошибся, когда женился на Лере. Ошибся, когда верил, что со временем она успокоится, будет меньше времени уделять работе, а больше ему, семье, дому. Ошибся, когда надеялся, что у них будут дети…

Она знала, что не может иметь детей, так сказали врачи. Но если б и могла, вряд ли захотела бы родить, в этом Борис не сомневался.

Тогда — зачем? Зачем ему умная, красивая жена, властная женщина, большая начальница, неутомимая труженица, если с нею холодно и неуютно? Женился бы на глупой куколке, вроде Анжелы, построил бы камин вместо печки и сейчас занимался бы с ней любовью при свете живого огня…

Вспомнив об Анжеле, Агеев вздрогнул. Нет больше Анжелы, убили. Расстреляли девчонку, а его сделали виновным в этом страшном злодеянии. Сейчас ее холодное тело лежит в городском морге, следователи ищут убийцу, а он сидит на даче и ждет, когда настоящие убийцы дадут ему задание… Симпатичную, веселую девчонку ни за что ни про что расстреляли, сволочи! Ввязалась, дура, в политические игры, знала бы, чем это кончится! Кому-то должности, власть, а кому — пуля…

Семь пуль.

А ему — делать то, что скажут эти мерзкие существа. Съездить в Москву? Наверное, передать наркотики. Думают, что мужа мэра не станут проверять. А если поймают?.. Он машинально потрогал царапины на щеках.

Позор!

Допил коньяк, снова наполнил стакан. Пойти в милицию, рассказать обо всем, что случилось? И оправдываться, оправдываться, когда все в городе будут считать его сексуальным маньяком? Доказательства — на щеках, эти поубедительнее всяких там отпечатков пальцев. Зачем она поцарапала его? A-а, неважно. Главное — оправдаться невозможно. Да и не умеет он этого делать, потому что не виновен! Нет, никуда он не пойдет. Нужно подождать, посмотреть, что они предложат, тогда и решить, как поступить. И жену подвел, черт бы ее побрал и всех политиканов вместе с нею!

Все из-за нее, из-за этих проклятых выборов! Но об этом Агеев уже устал думать. И волны злости на жену сменялись минутами раскаяния. Все же он подвел ее, подвел…

И компьютер на догадался привезти на дачу. Сейчас бы поиграть, отвлечься хоть немного… Нечем. Есть, правда, коньяк, да он плохо помогает.

Позвонить, что ли? Он придвинул телефон, набрал свой домашний номер. Лера сразу взяла трубку.

— А, это ты. Скажи на милость, дорогой, где ты пропадаешь? Кого еще связываешь?

— Я на даче, пью коньяк и никого не связываю. Меня самого связали, хуже не придумаешь. Лера…

— А почему на службе не был?

— Заболел.

— И лечишься коньяком?

В ее словах было столько сарказма, что Агеев снова почувствовал приступ неукротимой ярости.

— Перестань разговаривать со мной, как со своим главным сантехником, понятно?! — заорал он. — Со мной надо разговаривать вежливо. Хотя бы нормально.

— Сомневаюсь, что ты сейчас можешь понимать нормальную речь, — раздраженно сказала она.

— Да? Не могу? — Он взмахнул рукой, с нескрываемым презрением фыркнул в трубку. — А ты можешь? Заседания, совещания, канализация, да?.. Ни на что ты больше не способна и никому не нужна такая! Понятно? Я, конечно, виноват перед тобой, что так получилось…

— Получилось у тебя неплохо!

— Я не об этом…

— А я об этом! Виноват — не виноват, меня это совершенно не интересует, дорогой! Просто я не намерена больше терпеть твои выходки. Между нами все кончено!

— Вот как ты заговорила?!

— Именно так. Развод оформим после выборов. Надеюсь, ты понимаешь, почему. — Голос-был холоден и решителен.

— Я понимаю, все понимаю! Ну и отлично! Прекрасно! Наконец-то я избавлюсь от бревна, которое все время лежит со мной в постели! Кому нужно бревно в постели, а? Сплавить его! Эх, дубинушка, ухнем! Сама пошла!

— Не паясничай, я вполне серьезно.

— Я тоже! Ты себе представить не можешь, госпожа… монумент… монументша, сколько живых, горячих девушек хочет меня любить! И как любить! — брызгал слюной Агеев. И хохотал. Дико, — безумно.

— Я рада за тебя, — сухо произнесла она. — Желаю успеха. Пожалуйста, извини, но я уже легла. Спокойной ночи.

Агеев с пьяным удивлением посмотрел на телефонную трубку, из которой слышались короткие гудки. Удивлялся он сам себе: зачем звонил, разве трудно было понять, что разговор получится именно таким?