Глава 9
Стас вышел из дому, услышав звук ее машины у ворот, и быстро пошел ей навстречу, открыл дверцу.
– Приехала… – сказал он. – Я уже не верил, ни во что не верил…
– Приехала, – сказала Лера, останавливаясь рядом с машиной. – Но я не потому… Я в жуткой ситуации, Стас, мне нужна твоя помощь!
– Пойдем в дом, – предложил он. – Что мы будем на ветру разговаривать?
Лера присела на край дивана в гостиной, достала сигарету из сандаловой папиросницы, закурила – и тут же затушила сигарету. Ее била нервная дрожь, она не знала, с чего начать. И к тому же ей вдруг показалось, что он поможет ей просто так…
– У меня похитили дочь, – сказала она. – Я нашла сто тысяч, но они теперь требуют двести, завтра. Больше мне денег до завтра не найти, только у тебя. Ты можешь мне их дать – одолжить, Стас, под любые проценты?
– Проценты… – медленно произнес он. – Да я тебе все готов дать, что только пожелаешь, неужели ты не понимаешь?
– Не надо об этом сейчас, прошу тебя! – воскликнула Лера. – Не надо это связывать! Мне нужны деньги, я прошу их у тебя, зачем же ты…
– Просишь! – усмехнулся он. – Ты даже сейчас приказываешь! Но и это неважно – главное, что ты здесь…
Не отвечая на ее вопрос, он откинулся на мягкую спинку дивана, выпустил облако сизого дыма. Потом вдруг резко бросил сигарету в большую хрустальную пепельницу, пружинисто поднялся и подошел к Лере. Глаза его горели, губы дрожали. Не говоря ни слова, он взял Леру за плечи и, подняв с дивана, привлек к себе.
Она понимала, чем может обернуться сейчас каждое ее движение – она знала неуемный огонь его желания и его гнева. И все-таки ей хотелось убедиться окончательно…
– Мне нужны деньги, Стас, – медленно повторила она, упираясь руками в его грудь, ходуном ходящую под тонкой светло-зеленой рубашкой. – Неужели ты хочешь, чтобы это было… вот так?..
– Я тебя хочу, – то ли прошептал, то ли простонал он. – О чем ты говоришь, о каких деньгах? Я не могу больше ждать…
– А если я не соглашусь? – тихо спросила она, понимая, какого зверя дразнит в нем. – Ты дашь мне деньги, если… если ничего не будет?
– Будет! – он встряхнул ее за плечи. – Ты все получишь, ты со мной все что хочешь можешь делать! Но – будет, будет! Я не для того столько мучился, я не для того… Чтобы ты сейчас мне говорила – не будет!
– Ты меня, значит, хочешь? – сузив глаза, произнесла она. – И ты уверен, что не хочешь больше ничего?
Он молчал.
– Ты получишь то, что хочешь, – сказала Лера. – Но деньги положи на стол. Я хочу быть уверена, что тоже получу то, за чем приехала.
– Зачем ты так, Лера? Почему ты считаешь меня животным? – произнес было он, но тут же почему-то осекся.
С трудом оторвав от нее руки и не отрывая взгляда, Стас попятился назад, нащупал витой ключик в дверце секретера. Дверца открылась с мелодичным звоном, Стас достал нераспечатанные пачки долларов и положил на стол.
– Сто, – сказал он. – Можешь не пересчитывать.
Голос его звучал хрипло, руки дрожали. Но это было Лере уже безразлично. Ее последняя надежда на то, что удастся избежать неизбежного, оказалась напрасной. И ничто уже не могло заполнить зияющую пустоту в том месте, где была душа.
Так о чем же еще было беспокоиться?
– В спальню пойдем? – спросила она. – Там, я думаю, будет удобнее.
Лера быстро спустилась по лестнице со второго этажа, на ходу застегивая длинный пиджак. Ее бил озноб, и она торопилась.
Деньги лежали на столе рядом с пепельницей, она взяла их и положила в сумочку. Она уже ни о чем не думала, ей все было безразлично, кроме этих денег, которые надо было отвезти тому человеку с едва уловимым акцентом.
Стас сбежал вслед за нею по лестнице.
– Лера, подожди! – крикнул он. – Ну подожди, прошу тебя, Лера! Я же не хотел, я не хотел так…
– Не хотел? – усмехнулась она. – Ты же сам сказал, что именно хотел. Я плохо удовлетворила твое желание?
Лицо его исказилось, он заговорил быстро, как в бреду:
– Я сам не знаю, Лера, что это такое, я сам не понимаю… Я многого в своей жизни хотел, я умел хотеть и умел добиваться. Но ничего так, как тебя! Ни деньги, ни славу, ни одну женщину!.. Прости ты меня, забудь ты все! Я тебя на руках буду носить, пылинки буду с тебя сдувать, Лера! Только останься, прошу тебя…
– Ты же мне сказал, что не хочешь больше ничего? – медленно, едва ли не по слогам, спросила она. – Ты и не получишь больше ничего, ты все уже получил, что способен был взять. Или ты хочешь отнять у меня деньги – посчитал, что заплатил слишком дорого за свое удовольствие?
– При чем тут деньги! – воскликнул он. – Да пропади они пропадом, разве мне до них?
– А мне – до них, – сказала Лера. – Я пришла к тебе из-за денег, ты согласился, получил и расплатился. Чего тебе еще надо от меня?
Не глядя на него больше, она вышла во двор, открыла машину.
«Лучше бы не садиться за руль, – мелькнуло у нее в голове. – Или нет, все равно, я же сейчас спокойнее, чем сюда пришла».
Она знала, что не забудет этого никогда. Искаженное лицо Стаса, его голое огромное тело, подминающее ее под себя, его страстные стоны и какие-то ненужные слова, которых она все равно не слышала…
Понимая, что эти минуты – последние, что она ни за что не останется с ним по собственной воле, он торопился взять от каждого мгновения как можно больше. Он судорожно наслаждался ею, выбирая все новые и новые позы, не зная устали. Нависал над нею, заставляя ее приподниматься к нему, резко ударял вниз с коротким выдохом и замирал, прежде чем приподняться снова, для новых движений.
– Повернись… – вдруг хрипло просил он, когда Лере казалось, что вот-вот он насытится ею и все наконец прекратится. – Теперь хочу, чтобы ты сверху… Еще хочу тебя, еще…
И он переворачивался на спину, закидывал голову, сжимая руками ее грудь. Его широкий кадык судорожно дергался в такт Лериным движениям. Стас словно доказывал, что может доставить удовольствие и ей, словно пытался удержать ее своей мужской неутомимостью.
Но она видела только, как двигаются его мускулистые бедра – то над нею, то под нею – как при каждом ударе внутрь, в нее, напрягается железный пресс, поросший светлыми курчавыми волосами. И, подчиняясь каждой его прихоти, ждала, когда же все это прекратится.
Оторвавшись от нее наконец, весь в поту, он попытался ее поцеловать, но Лера отстранилась, прикрыв губы рукой.
– Все, – сказала она. – Сеанс окончен. Я могу быть свободна?
Он хотел что-то сказать, но промолчал, точно захлебнулся собственными словами. И тогда она оделась, набросила свой длинный оливковый пиджак и вышла из спальни, застегиваясь на ходу.
Кажется, ночью она спала. Во всяком случае, она провалилась в такую черную пустоту, которая не могла быть явью. Но ведь и в ней была та же пустота, чему же было удивляться?..
Внешняя пустота исчезла утром, когда она открыла глаза и увидела синеющее рассветом окно. А внутренняя осталась.
Случайно глянув в зеркало в ванной, Лера не узнала себя. Глаза ее не казались больше янтарными – они потухли, обведенные синими кругами. Уголки губ были опущены вниз не с обманчивой и пленительной печалью, а с видом полной безнадежности.
Но и это было ей безразлично. Она ждала звонка, все остальное не существовало.
Он позвонил, как и в прошлый раз, часа в два.
– Деньги у меня, – сказала Лера, узнав его голос. – Куда я могу приехать за ребенком?
– Ты вот что, – сказал ее незримый и ненавистный собеседник. – Я вот что хотел тебе сказать… Деньги нашла, молодец, но ты подожди пока, да?
Ей показалось, что в его голосе промелькнули едва ли не извиняющиеся интонации.
– Почему я должна ждать? – спросила она, холодея. – Ты же сам меня торопил…
– Ну торопил, торопил! А теперь самому поторопиться придется. Знал же, так и знал, не надо с бабой связываться, Аллах не знает, что у нее на уме! Но не самому же мне было ребенку сопли вытирать… Исчезла она, понимаешь? Взяла девчонку и исчезла. То-то она ревела над ней вчера весь вечер, как же я не догадался! Но ты не думай, – торопливо добавил он. – Ты деньги припрячь получше, я ее, суку, из-под земли достану! Я такой человек – если обещал, сделаю. Привезу тебе твою дочку, не сомневайся. Придется подождать, но теперь ничего не поделаешь. Позвоню!
С этими словами он снова бросил трубку.
«Значит, и это напрасно, – поняла Лера. – Все напрасно, и остается только исчезнуть навсегда – после всего, что случилось…»
Хорошо, что мама не слышала этого звонка. Пока Лера говорила, она как раз открывала кому-то дверь, с кем-то разговаривала шепотом в коридоре. Потом вошла в комнату, стараясь не поднимать на Леру опухшие глаза.
– Митенька приехал, – сказала она. – Может, с ним поговоришь, он что-нибудь посоветует?
Но Митя сам уже входил в комнату.
Он остановился на пороге, как будто споткнулся, глядя на Леру. Она подняла на него равнодушные глаза.
– Зачем ты приехал, Митя? – спросила она с полным безразличием в голосе, не ожидая ответа. – Ее нет, теперь ее не найти. Я только что разговаривала с этим… Его женщина увезла ее, он сам не знает, куда. А я нашла деньги, – усмехнулась она. – Это оказалось не так уж трудно. Нашелся мужчина, готовый заплатить мне сто тысяч за небольшую половую услугу, представляешь? Я и не думала, что котируюсь так высоко.
Надежда Сергеевна ахнула у Мити за спиной.
Не обращая внимания на Лерины слова, Митя присел перед ней на корточки – он всегда так делал в детстве, но и это было теперь неважно.
– Скажи, ты обращалась хоть к кому-нибудь? – спросил он, взяв Леру за руку. – Ты хоть кому-нибудь пыталась сообщить об этом или так и делала все сама?
– Кому? – снова усмехнулась Лера. – Милиции?
– Хотя бы и милиции. Ты газеты читаешь? Это ведь редчайшее дело, чтобы в таком случае ребенка не нашли! Тем более, ты столько знаешь об этих людях. Да ведь эта женщина, может быть, с домашнего телефона сюда звонила… Как же так можно, Лера?
Кажется, Надежда Сергеевна все успела ему рассказать. Лера подумала, что прежде, наверное, заплакала бы, услышав Митин голос, увидев его рядом. Но сейчас она уже не могла плакать.
– Вот что, – сказал он, – сейчас же пойдем, нечего больше ждать.
– Куда? – спросила Лера, послушно вставая.
Митя не ответил, подавая ей плащ.
– Ключи возьми от машины, – только и сказал он.
Лера заметила, что его чемодан стоит у них в прихожей – значит, он и домой даже не зашел. Она машинально взяла сумочку с ключами и документами, вышла вслед за Митей из квартиры. Он сам сел за руль, и Лера, словно со стороны, подумала: а ведь она ни разу не видела, чтобы он водил машину.
– Ты водишь? – спросила она, не глядя на Митю, не отводя глаз от лобового стекла, но не видя мелькающих светофоров, машин и пешеходов. – Когда же ты научился?
– А как, по-твоему, я перемещаюсь по белу свету? Везде езжу, не пешком же ходить.
– Куда мы едем? – спросила Лера.
– В милицию едем, – ответил он. – Это сразу надо было сделать, они же тебя просто запугали как дурочку последнюю. Почему ты ничего не говорила мне, Лера?
От него исходила та уверенность, которую Лера всегда чувствовала в нем, с самого детства, причины которой никогда не понимала. И она чуть-чуть успокоилась, съежилась на сиденье. Но черная пустота не уходила, это уже не зависело от спокойствия или непокоя…
– Я не могла говорить об этом, Митя… – ответила она. – Я знала, что это должно было случиться, я сама во всем виновата. Если бы я жила иначе, ничего не произошло бы с Аленкой, я все равно как сама это сделала. Но я не могу объяснить, это непонятно, этого все равно никому не объяснить…
Она смутно помнила, как входила вслед за Митей в какую-то неприметную дверь под милицейской вывеской, как ждала, пока выйдет к ним коренастый молодой человек в штатском, представившийся старшим лейтенантом Трофименко, как писала заявление и отвечала на его вопросы, диктовала Зоин телефон.
– Странная вы, Валерия Викторовна, – укоризненно сказал Трофименко. – Выглядите разумной женщиной, а поддались какому-то психозу.
– Это же моя дочь, – тихо произнесла она.
– Да нет, я не о том. Понятно, что вы волновались. Я говорю, нельзя же так! Так бабка малограмотная талдычит: вся милиция, мол, под ними, и все тут. Конечно, нет дыма без огня, – оговорился он. – Но все же… Не до такой же степени, чтоб ребенка искать не стали! Это же все-таки не «Жигули» в угоне.
– Что мне делать? – спросила Лера.
– Ничего, – сказал Трофименко. – Немедленно ставить лично меня в известность обо всем, что связано с этим делом, и ничего не предпринимать самостоятельно. Ждать, пока мы найдем вашу дочку.
– Когда найдете?
– Если бы я знал! Постараемся, конечно, побыстрее. Вот вы странная какая тоже – то вообще носа не кажете, то требуете, чтобы вам ее через полчаса доставили!
Этот вопрос – было последнее, что произнесла Лера. Она все силы собрала для того, чтобы поговорить с коренастым старлеем, и больше сил не было. Митя тоже молчал. Они сели в машину, он положил руки на руль, но не трогался с места.
– Если бы я знал… – сказал он наконец. – Почему ты мне хотя бы не сказала, что тебе деньги нужны? Хоть от этого я мог бы тебя избавить…
Он посмотрел на нее, и Лера увидела в его глазах такую боль, какой не видела даже после смерти Елены Васильевны. Она молчала. Ей было уже все равно; даже жалости к себе она не чувствовала.
Следующие два дня она не вставала вообще. Лежала, отвернувшись к стене, ничего не ела, ужасая маму.
– Лерочка, нельзя же так, – просила она. – Митя, хоть ты ей скажи! Лерочка, детка, неужели лучше будет, если и с тобой что-нибудь случится?
В ответ на эти просьбы Лере удавалось проглотить немного бульона. Именно удавалось, она видеть не могла еду.
Иногда она видела Митю рядом со своей кроватью, но не могла понять, приходил он, или уходил, или сидел рядом непрерывно…
Позвонили ей ровно на третий день.
– Валерия Викторовна, – произнес в трубке чуть картавящий мужской голос, – капитан Медведев беспокоит, из уголовного розыска. Ваша девочка у нас, вы можете приехать за ней.
– Куда? – спросила Лера.
Она не верила, что слышит этот голос наяву, а не в бреду. Она чувствовала, что еле шевелит губами и боялась, что собеседник просто не расслышит ее.
– На Петровку, – ответил он. – Пропуск я вам выпишу.
– Она… живая?
– Ну конечно! Живая-здоровая, плачет только. Поскорее приезжайте, пожалуйста.
Мама вбежала в комнату, остановилась рядом с Митей.
– Нашли? – спросил он. – Что же ты молчишь, Лера?!
– Нашли, – ответила она. – Она плачет…
– Еще бы ей не плакать! Так поехали скорее. Сказали тебе, куда?
До Петровки можно было добежать пешком, но они зачем-то сели в машину. После полного отчаяния и неподвижности Леру снова колотила лихорадка, и Митя не стал с ней спорить.
Едва взглянув на Леру, капитан Медведев тут же усадил ее в кресло, налил теплой минералки.
– Постарайтесь успокоиться, – попросил он. – Вы же мать, ребенок взволнован, зачем же еще больше ее будоражить? Успокойтесь, Валерия Викторовна, все уже кончено и ничего больше не будет, можете мне поверить!..
– Где она? – спросила Лера.
– Да здесь же, в конце коридора. С ней наша сотрудница пока сидит, а вообще-то мы их вот только что привезли. Обеих…
– Эта женщина тоже здесь? – прошептала Лера.
– Я веду это дело и буду с ней работать, – объяснил Медведев. – А вообще-то можете считать, что вам повезло с этим ее самостоятельным похищением. Тот, Асланбек – серьезный товарищ, с ним подольше пришлось бы повозиться, да и брать нелегко, когда ребенок у него в руках. А Розу эту найти было нетрудно. Успокоились, Валерия Викторовна? – спросил он, вставая. – Пойдемте, заберете ребенка.
У входа в комнату в конце коридора Митя придержал Леру за плечо и первым открыл дверь. Лера вошла вслед за ним и тут же увидела Аленку. Девочка сидела в кресле у стола и рисовала шариковой ручкой на большом листе бумаги.
Лера не видела ее всего чуть больше недели, но Аленка вдруг показалась ей совсем другой. На ней было какое-то новое платьице с голубыми кружевами, волосы не падали, как обычно, на плечи свободными светлыми локонами, а были завязаны в два аккуратных хвостика с голубыми бантами. Лицо у нее было заплаканное, но вовсе не несчастное, даже не бледное. Она рисовала старательно, высунув язык и шмыгая носом. Услышав, что кто-то вошел, Аленка подняла глаза.
– Аленочка… – прошептала Лера. – Боже мой…
Но вместо того чтобы броситься к маме, девочка вдруг заплакала так горько, как будто у нее отняли любимую игрушку.
– Не хочу-у! – кричала она. – Уходи-и, не пойду-у с тобой! Я к Розе хочу-у!..
Потом она шмыгнула под стол и продолжала плакать уже там; молоденькая девушка в форме тщетно пыталась ее оттуда извлечь.
Лера стояла на пороге, чувствуя, что леденеет, каменеет и не может сделать ни шагу. Выдержать еще и это она уже просто не могла.
Митя быстро взял ее за плечи и почти вытолкал в коридор.
– Пусть она у вас пока посидит, – попросил он Медведева. – Я сейчас девочку отвезу домой и вернусь за ней.
Пока не закрылась дверь, Лера видела, как Митя заглядывает под стол и вытаскивает оттуда рыдающую Аленку.
– Не стоит обращать внимания, – уговаривал ее Медведев, пока они шли по коридору, и потом, уже в его кабинете. – Это же естественно, ребенок маленький, вдруг оказался вне дома. Конечно, она хватается за того, кто о ней заботится, но это совершенно ни о чем не говорит! У взрослых людей тоже бывает подобное. Стокгольмский синдром, слышали о таком? Приедете домой, девочка успокоится, и все будет в порядке.
– Я должна поговорить с этой женщиной, – вдруг сказала Лера.
– Вы уверены, что вам это необходимо? – Медведев внимательно посмотрел на нее.
– Да, я должна с ней поговорить, – повторила Лера.
Наверное, его обмануло Лерино спокойствие. Ведь он не знал о черной пустоте у нее внутри, в которую постепенно проваливались все чувства – и волнение тоже…
– Что ж, – сказал он, – я не против. Тем более, это следствию может помочь.
Лера не замечала череду одинаковых комнат, мимо которых вел ее Медведев. Она и ту комнату, в которую они вошли наконец, совсем не разглядела – только женщину, сидящую на стуле. Ее она видела так ясно, как ничего и никого не видела за все эти дни – словно в последней вспышке сознания.
– А, мамаша! – сказала Роза. – Надо же, поинтересовалась дочкой!
– Прекратите, Юсупова, – сказал Медведев. – Вам стыдно должно быть, хотя бы перед матерью, а вы еще претензии к ней предъявляете!
– Извините, – повернулась Лера к Медведеву. – Извините, как вас зовут – Вадим Николаевич? Вадим Николаевич, мы можем поговорить с ней… вдвоем?
– Можете, можете, – кивнул Медведев. – Но я о вас же забочусь. Дамочка эта… Откуда в людях столько злости?
С этими словами он вышел из комнаты.
– Побеспокоилась наконец о дочке? – повторила Роза, когда дверь за ним закрылась. – Мне еще стыдно должно быть перед ней!
Лера смотрела на нее в упор, точно стараясь запомнить черты ее лица, ее голос и взгляд. Глаза у Розы горели, впалые щеки раскраснелись, она то и дело поправляла прядь рыжеватых волнистых волос, выбивающуюся из узла на затылке.
– Зачем тебе это было нужно? – спросила Лера, не отрывая глаз от Розы.
Услышав Лерин голос, та вдруг не то чтобы успокоилась, но стала говорить чуть тише, без прежнего надрыва, и даже присмотрелась к Лере.
– Зачем, зачем! – сказала она, сцепив руки и перебирая худыми пальцами. – Сначала низачем. Аслан сказал за ней присмотреть, пока он деньги получит, я и взялась. Он же мне вроде как муж был, хоть и не расписаны. А потом… Она такая у тебя – я таких не видела детей! Нежненькая вся такая, беленькая, как цветок… Сначала все плакала, к бабушке просилась, а через два дня привыкла ко мне – стишки мне рассказывает, песенки поет, такая умница… – Роза всхлипнула, приложила ладонь ко рту. – Господи, мне бы такую дочку! А тебе она зачем? – вдруг воскликнула она. – Зачем тебе вообще ребенок, ты мне скажи? Я же следила, мы с Асланом следили, чтобы ее взять… Ты домой приходишь поздно, не видишь ее, знать ее не знаешь! Тебе деньги нужны, или что там – карьера, мужчины, кабаки? Зачем она тебе?
Роза смотрела на Леру почти умоляюще, губы у нее дрожали.
– Что ты говоришь? – с трудом проговорила Лера. – Как это она мне не нужна?
– Да так! Ты себе, если потом захочешь, другую родишь. Хоть от этого своего, который деньги тебе дал… А мне не родить, у меня матка вырезанная. Первый муж в семнадцать лет ногой ударил, потом опухоль, пришлось удалять… Отдай ее мне, а? – лихорадочно произнесла Роза. – Я медсестра, я бы хорошо за ней ухаживала…
– Перестань! Неужели ты в самом деле думаешь, что я без нее обойдусь? – Лера смотрела на нее расширенными, остановившимися глазами.
– А то нет! Да одно только, что ты с мужчиной спишь, который Аслана надоумил… Разве настоящая мать променяет ребенка на мужчину?
– Что ты говоришь? – с ужасом спросила Лера. – Какой еще мужчина?
– Да этот же твой, богатый, к которому ты за деньгами должна была приехать! Он так и сказал Аслану: опасности никакой нету, она ко мне сразу приедет, я ей денег дам – и все! Вы свое получите за работу… Мы так и думали. А потом он звонит: нет, не едет, просите больше. А Аслан мне говорит: а на кой нам вообще долю какую-то получать? Она нам деньги все привезет, а там видно будет. Ну, я и испугалась: вдруг он что-нибудь сделает с ребенком, чтоб следы скрыть? Он на все способный, ему человека убить – что чихнуть, тем более у них война, он русских вообще ненавидит, хоть детей, хоть кого… Я хотела к матери с ней уехать, в деревню, никто бы не нашел, да не успела…
Ясно, как в замедленном кино, Лера вспомнила, как Стас достал из шкафа пачки долларов и сказал: «Сто, можешь не пересчитывать». Приготовил, значит… Потому и не сопротивлялся, когда она чуть не в лицо ему плевала, потому и не пытался удержать…
– Твой откупится, – убежденно сказала Роза, словно угадав ее мысли. – Аслан в Чечню собирался уйти, не вернется в Москву. На него теперь все валить можно как на мертвого.
– Я не знаю, что для тебя сделать… – медленно, как во сне, сказала Лера.
– Да что ты для меня сделаешь – мне все равно, – тусклым голосом ответила Роза. – Зачем мне такая жизнь? Мне что воля, что тюрьма…
– Валерия Викторовна! – Медведев заглянул в комнату. – Пора заканчивать. И родственник ваш за вами пришел…
– Она сразу успокоилась дома, – сказал Митя, когда они вышли за ворота МУРа и пошли по Петровке в сторону бульвара. – Не надо обращать на это внимание. Ты представь только, что она пережила…
– Я понимаю, – машинально кивнула головой Лера. – Не обращаю.
Она действительно ни на что не могла обращать внимание. Кажется, это началось с той самой минуты, когда она поднялась в спальню Стаса Потемкина.
И теперь она даже не различала цвета: ей казалось, мир прокручивается перед нею, как черно-белое кино. Они шли с Митей по Петровскому бульвару, потом по Неглинке. Здесь прошло их детство, ни одно место на земле Лера не любила так, как это. А теперь ей было все равно, она смотрела на знакомые аллеи и скамейки с полным безразличием. Ей хотелось только, чтобы все это кончилось поскорее, и не было бы ни скамеек этих, ни весенней зелени, которую она все равно не видит, – ничего.
Дома Митя снял с нее плащ, провел в комнату. Лера села на кровать, посмотрела ему в лицо. Его лица она тоже почти не различала, и голос его доносился до нее словно издалека.
Зато она услышала, как Аленка хнычет в маминой комнате:
– Когда Роза придет, бабушка-а? Хочу к Ро-озе!..
Она зажала уши, чтобы этого не слышать. И не могла даже ужаснуться тому, что не хочет слышать голос собственного ребенка.
– Ложись, Лера, – попросил Митя. – Ложись и усни, заставь себя уснуть, а? Все ведь правда кончилось, ты понимаешь?
Надежда Сергеевна заглянула в комнату.
– Митенька, – прошептала она, – может быть, ты отвезешь пока Аленку к тете Кире? Это недалеко, на Пятницкой. Пусть Лерочка отдохнет…
Лера понимала: мама не хочет, чтобы она все время слышала, как Аленка зовет Розу.
«Да-да, он уйдет, – подумала она. – Очень хорошо, его не будет, и я как раз успею…»
Она слышала, как Митя надевает плащ в прихожей, как мама одевает ноющую Аленку, звонит Кире, дает Мите какие-то наставления. Наконец хлопнула дверь и тишина воцарилась в квартире.
Надежда Сергеевна наклонилась над Лерой.
– Ты спишь, Лерочка? – спросила она. – Поспи, поспи, зачем ты встаешь?
– Я только ванну приму, – ответила Лера. – В горячей воде полежу, потом усну крепче.
– Конечно! – Мама обрадовалась, услышав, что Лере хоть чего-нибудь хочется. – Полежи в ванне, сразу лучше себя почувствуешь!
Ванна наполнялась быстро. Лера безучастно смотрела, как поднимается все выше зеленая кромка воды. Потом она осторожно защелкнула замок на двери, открыла зеркальный шкафчик над умывальником и достала серебристое безопасное лезвие.
Села на низкую скамеечку возле ванны, опустила руки в воду. Ей было совершенно не страшно, все чувства настолько притупились за это время, что она даже не задумывалась о том, что ей может быть страшно или больно.
Она смотрела, как краснеет вода, и чувствовала, как по всему телу разливается какой-то неумолчный звон – такой же, какой бывает, если слишком много выпить.
«Так просто, – медленно думала Лера. – Зачем люди в окна бросаются, если это так просто?..»
Звон нарастал, все тело немело, все больше темнело в глазах, и ей казалось, что это разрастается та черная пустота, которая была у нее внутри.
«Мама, Аленка… – все так же медленно всплыло в угасающем сознании. – С ними что же будет?»
Но тут же, словно последний выдох, прошелестело внутри: «Я не могу больше думать ни о чем, не могу…»
– Лерочка, ты зачем закрылась? – Мама изо всех сил стучала в дверь. – Открой, прошу тебя, открой же! Что с тобой, ты не слышишь, Лера?!
Когда Митя вошел в квартиру и увидел рыдающую Надежду Сергеевну, он не стал стучать и звать – тут же выбил дверь плечом и табуреткой.