Глава 8
Как ни странно, слова Вероники не забылись, когда прошел и хмель, и головная боль, и неловкость за неожиданное опьянение. Слова эти были просты, но они потрясли Леру как откровение, столь необходимое в том состоянии растерянности, в котором она находилась.
Любить себя ради самой себя! Еще недавно это показалось бы Лере циничным, эгоистичным, но сейчас жизнь сама убеждала ее в том, что Вероника права.
Если бы удалось этого добиться, разве она мучилась бы от одиночества и от невозможности любить, которую ощущала в себе как некую ущербность, неполноценность? Разве оказалась бы в постели Стаса Потемкина и разве выслушивала бы потом его угрожающие просьбы?
«Значит, я должна этого добиться! – говорила себе Лера. – Я добилась многого, я знаю, что такое труд – постоянный, ежедневный, без снисхождения к себе. Неужели я не смогу сделать себя счастливой?»
И, решив это, она успокоилась, повеселела. Теперь надо было подчинить этому решению свою жизнь, гнать от себя пустые сожаления, охладить свою душу – для собственной же пользы.
Но повседневная Лерина жизнь мало была связана с теориями. Ритм ее не изменился, каждый день возникали какие-то проблемы, которые надо было разрешать немедленно, – тем более что вот-вот должен был начаться сезон отпусков, дел было невпроворот.
И вдруг заболела Надежда Сергеевна! К счастью, это был не сильный приступ, которых Лера так боялась. Но поднялось давление, начались головные боли – и, конечно, следовало опасаться обмороков или еще чего-нибудь похуже.
Лера отлично это понимала; участковая врачиха, вызванная к маме, не сказала ничего нового.
– Но как же сейчас в больницу? – расстроилась Надежда Сергеевна. – Ты столько работаешь, Лерочка, кто же будет с Аленкой? Ах, до чего невовремя!
– Это никогда не бывает вовремя, – успокоила Лера. – И работаю я всегда много, ничего не поделаешь. А с Аленкой Зоя посидит до выходных, ты не волнуйся, мам. А потом я, может быть, отпуск возьму на недельку и сама с ней побуду.
«Отпуск – это едва ли», – подумала про себя Лера.
Но Надежду Сергеевну ее слова немного успокоили.
– Она что-то кашляла вчера, – сказала мама с сомнением.
– Поставлю горчичники. Ничего страшного, вот увидишь. А ты в больнице хотя бы отдохнешь, а то совсем я все на тебя свалила!
Зоя, невысокая, шустрая женщина лет пятидесяти, давно уже помогала по хозяйству – с тех самых пор, как Лера поняла, что у нее не остается времени даже на то, чтобы вовремя пробежаться по магазинам. Зоя даже гуляла иногда с Аленкой, когда Надежда Сергеевна не слишком хорошо себя чувствовала, чтобы выходить самой.
Правда, Лера не слишком доверяла Зоиной способности вовремя накормить, уложить спать, посадить на горшок, и поэтому предпочитала не оставлять с ней дочку. Но если на пару дней… А потом, может быть, к тете Кире отвезти?
Лера думала об этом несколько рассеянно. По правде говоря, ей не слишком хотелось размышлять сейчас о доме. Что-то важное происходило в ней – вернее, должно было произойти; вся она должна была перемениться. И она вслушивалась в себя, торопила перемены, которые должны были сделать ее счастливой…
Отвезя маму в больницу и переговорив с завотделением, Лера торопливо объясняла Зое, чем надо будет покормить Аленку. Зоя вроде бы слушала внимательно, но выражение ее лица заставляло Леру сомневаться в том, что она запоминает хотя бы половину из сказанного.
У Зои были свои представления о том, что важно и что неважно. Она, например, считала, что Надежда Сергеевна слишком много внимания уделяет мелочам – вроде того чтобы вовремя снять пену с бульона. А зачем? Что с того, если он и не будет прозрачный? И Лерины наставления она слушала примерно с таким же скучающим видом, как объяснения ее мамы о том, что для Аленки следует покупать не молоко, а кефир. Как будто не все равно!
Леру бесила Зоина самоуверенность. Но что можно было сделать?
– Я сегодня пораньше приеду, – сказала она. – Зоя, гулять с ней не ходи пока, слышишь? Она кашляет.
– Не очень-то и кашляет, – проворчала Зоя. – Каково ребенку целый день дома просидеть, весной-то!
Конечно, дело было только в том, что Зое самой неохота было сидеть целый день дома с ребенком. А на Петровском бульваре собирались женщины с колясками и детьми, с ними можно было болтать, пока ребенок сам по себе возится в песочнице…
Лера только вздохнула, выходя из дому.
И пожалуйста – она все-таки вывела девочку на улицу!
– Так тепло ж было! – оправдывалась Зоя, когда Лера, вернувшись вечером домой, обнаружила, что у Аленки поднялась температура. – Чуть-чуть только ветерок, приятно даже.
– Приятно! – возмутилась Лера. – Апрельский ветер – ты что, не знаешь, какой он коварный? Да я уверена, ты без шарфа ее выводила или завязала плохо!
– Ну и сиди с ней сама, – надулась Зоя. – Я в няньки вообще не нанималась, мое дело в магазин сходить да пол помыть!
– Да уж придется теперь самой, – сузив глаза, сказала Лера. – Завтра же и придется, раз ребенок болен. А желающих ходить в магазин и мыть пол я найду и кроме тебя.
Давно уже прошли времена, когда Лера стеснялась поставить на место самоуверенного Кирюшу Старикова. Еще не хватало, чтобы ей хамила какая-то наглая тетка!
Почуяв, что дело пахнет керосином, та сразу переменила тон.
– Да я ж ничего, – примирительно сказала она. – Конечно, посижу. Я ж понимаю, раз мать в больнице…
– Посмотрим, – холодно сказала Лера. – Завтра приди, пожалуйста, к девяти.
На завтрашнее утро было назначено совещание в «Горизонте» у Стрепета, и Лера, кровь из носу, должна была присутствовать.
«А потом, конечно, придется дома засесть», – подумала она.
Аленка плохо спала ночью, дышала тяжело, пугая Леру глухим кашлем. Но к утру температура почти спала, и девочка заснула – как показалось Лере, спокойным сном.
Впрочем, врача она все-таки вызвала.
– Во второй половине дня, – сказали ей в регистратуре. – Потому что с утра у нее прием, мамаша, и нечего возмущаться! Или неотложку вызывайте.
Неотложку Лера вызывать не стала и сказала Зое, от испуга действительно пришедшей вовремя:
– Врач после обеда будет, я уже вернусь. Проснется Аленка – бульон ей дай и больше ничего. Шоколад – ни в коем случае, только леденцы от горла.
Совещание затянулось часа на три, потом пришлось еще заехать к себе в офис, – в общем, домой Лера почти бежала, боясь опоздать к приходу врача.
– А уже была! – встретила ее на пороге Зоя. – В больницу забрала, представляешь?
– Как в больницу? – Ноги у Леры едва не подкосились. – Как это участковый врач мог забрать ребенка в больницу? Ты в своем уме?
– Да я чего – я ж ничего, – испуганно сказала Зоя. – Пришла врачиха, послушала, горло посмотрела. У нее, говорит, может быть круп. Точно, так и сказала – круп! Задохнуться, мол, ребенок может, в больницу надо. Ну, и забрала. Я пальтишко ей надела, белье собрала, ты не волнуйся.
– Какое белье! – закричала Лера. – Не могут ребенка в больницу забрать, когда матери дома нет! Да еще с чем – с кашлем! Ты что, позвонить мне не могла?
– Да я звонила, – сказала Зоя. – Ты на заседании каком-то была, секретарша сказала…
– Идиотка! – Лера кричала теперь так, что было, наверное, слышно на лестнице. – Надо было сказать, в чем дело, меня бы нашли!
Она села на стул в прихожей, постаралась успокоиться; руки у нее дрожали.
– Когда это было? – спросила она наконец. – И в какую больницу, сказала она тебе?
– Да часов в одиннадцать и было, – ответила Зоя. – Сказала, как не сказать! В Русаковскую, говорит, в Сокольники. И чего тут такого, чего ты кипятишься? Ну, полежит в больнице, выздоровеет скорее.
– Заткнись ты, а? – попросила Лера. – Видала дур, но чтоб таких…
Она быстро нашла в справочнике телефон Русаковской больницы и уже протянула руку к трубке, как вдруг телефон зазвонил, почему-то заставив Леру вздрогнуть.
– Послушай, – раздался негромкий мужской голос, – не надо звонить, людей беспокоить. Дочка твоя здоровая, мы о ней позаботимся.
– Кто это? – прошептала Лера, чувствуя, как холодеют руки. – Что с ребенком?
– Да ничего, говорю же, ничего с твоим ребенком не сделается. Если ты умная будешь. Мы за ней три дня присмотрим, не бойся. Но за присмотр, сама понимаешь, платить надо.
– Кто это – мы? – Лера едва могла говорить, потому что зубы у нее начали стучать, как от озноба.
– Тебе какая разница, да? – оборвал ее невидимый собеседник. – Твое дело – деньги собирать.
– Сколько? – машинально спросила Лера.
– Вот это другой разговор! Сразу видно, деловая женщина. Сто тысяч в самый раз будет. Дня через три. Но, – в голосе зазвучала угроза, – сама понимаешь, мы за тобой понаблюдаем и телефон тоже послушаем. Чтоб не болтала кому не надо и не ходила. В милицию там… Банкиру своему, из «Горизонта», тоже не говори, не надо. Зачем его охранников беспокоить? Те же менты, не ихнее это дело. Принесешь деньги – все будет тихо-мирно, поняла?
– Как тебя найти? – почти закричала Лера, с побелевшим лицом выслушав все это.
– Я тебя сам найду, – усмехнулся голос в трубке. – Через три дня.
Лера сидела на стуле, не в силах даже положить трубку на рычаг. Все это свалилось на нее так неожиданно, что она хватала ртом воздух, точно рыба на песке.
«Да быть этого не может! – лихорадочно вертелось в голове. – Но почему же не может? – тут же отвечала она сама себе. – Это происходит сплошь и рядом, ты сто раз об этом слышала и читала… Почему не может произойти с тобой?»
Но ведь не было ни угроз, ни звонков, ни каких-то опасных конкурентов! «Московский гость» работал совершенно спокойно, огражденный от любых эксцессов службой безопасности «Горизонта». Да и не было никаких эксцессов, туристический бизнес вообще был спокойным, если и возникали какие-нибудь конфликты, то они решались вполне мирно. А у нее и конфликтов ни с кем не возникало…
Лера закрыла лицо руками, уронив трубку на пол. Господи, что сейчас перебирать какие-то варианты, о чем можно думать, когда Аленка у каких-то людей, способных на все! Даже если им просто покажется, что Лера куда-то не туда пошла или позвонила…
Жуткие истории вспомнились ей, и она изо всех сил сжала виски руками, чтобы хотя бы физической болью отогнать от себя эти мысли.
– Ты чего, а? – испуганно тормошила ее Зоя. – Чего в больницу не звонишь, с кем говорила-то?
«Деньги! – вспомнила Лера. – Он сказал – сто тысяч. Где их взять в три дня, вот о чем надо теперь думать!»
Как всегда, когда надо было направить волю и силы на что-то конкретное, Лере стало не то чтобы легче или спокойнее, но она по крайней мере смогла немного собрать разбегающиеся мысли.
Она вспомнила голос в трубке – ей показалось, говорил кавказец, хотя акцент почти не чувствовался. Но чувствовался какой-то легкий отзвук акцента. Так не говорят ни азербайджанцы, ни грузины – но кто же?
И тут Лера похолодела, вспомнив, почему таким знакомым показался ей этот едва уловимый акцент. Ну конечно, она слышала его теперь каждый день по телевизору, во время репортажей о чеченской войне! Именно так говорили полевые командиры-чеченцы, почти неотличимые от своих русских противников ни внешне, ни по выговору!
Прожив всю жизнь в интернациональном дворе на Неглинке, Лера привыкла не различать людей по национальности. Она даже не задумывалась об этом никогда. Но, работая в бизнесе, она достаточно была наслышана о том, на что способны чеченцы для достижения своих целей – на все способны…
Для нее вообще было непредствимо сознание людей, способных похитить ребенка. И ее пот прошибал при одной только мысли о том, что они могут сделать с Аленкой, если она, например, замешкается с деньгами…
Не думая больше ни о чем, Лера начала лихорадочно перебирать в уме все варианты добывания проклятых ста тысяч.
Этим был заполнен весь следующий день. У нее было ровно сорок тысяч – лежали в московском филиале австрийского банка. Дома было тысяч десять, на текущие расходы. И что еще? Драгоценностей у Леры почти не было: ей вообще больше нравилась эффектная бижутерия, чем бриллианты. Тряпки? Но за сколько можно продать даже самые роскошные тряпки? Разве что шубу…
Серебристая «Ауди» вовсе не была роскошной, Лера давно уже собиралась ее менять, чтобы не возиться с ремонтом. Так что на большие деньги за машину тоже нечего было рассчитывать. Да и разве продашь ее за один день?
Она вообще не понимала, что могло привлечь к ней этих похитителей – настолько далек от бьющей в глаза роскоши был ее образ жизни.
Но сейчас ей некогда было задумываться над этой странностью. Лера лихорадочно соображала, у кого можно занять денег. Если бы было хотя бы больше времени! Она нашла бы деньги, например, у Александра Алексиадиса: он знал ее доходы и поверил бы, что она скоро вернет долг.
Но вот так, сразу… Кто возьмет да и выложит на стол пятьдесят тысяч?
Как назло, даже Ната Ярусова, на которую отчасти можно было рассчитывать, была на конкурсе в Париже…
Была суббота, и Лера металась по квартире, так и не решив, что ей делать.
Зазвонил телефон, она схватила трубку так стремительно, словно могла узнать что-то об Аленке. Но звонила из больницы мама.
– Лерочка, – услышала она, – как у вас там дела? Ты почему не приходишь? Я же волнуюсь!
– Приду, мама. – Лера еле заставила себя говорить как можно более спокойно. – Просто занята была очень, а завтра приду.
– А Аленочка с кем же остается? – встревожилась мама. – С Зоей? Кашляет?
– Нет, уже ничего, – ответила Лера. – Она спит сейчас.
– Ты ей весь распорядок дня поломаешь, – расстроилась Надежда Сергеевна. – Почему это она у тебя в шесть вечера спит? А ночью что будет делать?
– Сейчас разбужу. Правда, я и забыла…
Хорошо, что к больничному телефону была очередь; Лера услышала в трубке возмущенные голоса. У нее просто не было больше сил на то, чтобы обманывать маму…
«Неужели телефон действительно прослушивается? – вертелось у нее в голове. – А что особенного? „Жучки“ продаются даже на Митинском рынке, что стоит подсадить где-нибудь в подъезде?»
В любом другом случае она прекрасно знала бы, что делать. Служба безопасности «Горизонта» могла проверить подъезд и офис, могла проследить за любыми подозрительными личностями. Но ведь сказал этот человек по телефону, чтобы она не ходила в «Горизонт»…
Пойти она все-таки собиралась, но не в «Горизонт», а просто к Женьке Стрепету. Хоть и не хотелось его обманывать, но больше ей не с кем было говорить о деньгах. Правда, Женьке невозможно было сказать правду, иначе он обязательно подключил бы «безопаску» – хотя бы для того, чтобы проверить, откуда вдруг взялись эти похитители, и оградить свой холдинг от подобных наездов.
Но Лера не могла этого допустить. Жуткий, спокойный голос с едва ощутимым акцентом так и звучал у нее в ушах, и что ей было до безопасности концерна!..
Надо было только придумать для Женьки что-нибудь правдоподобное. Например, что она хочет купить дачу. Да, это лучше всего: ребенок, свежий воздух… Он, может быть, и расспрашивать особенно не станет, ничего неладного не заподозрит. И пятьдесят тысяч – не слишком подозрительная сумма для дачи, а для Женьки это и вовсе немного…
Стрепет по-прежнему жил с родителями во втором подъезде их дома. Он, правда, как-то однажды женился и даже купил квартиру где-то на Пречистенке. Но семейная жизнь длилась месяцев семь, и вскоре Женька опять перебрался в родительский дом. Он, разумеется, не распространялся о причине развода, но Лера подозревала, что Женька просто не приспособлен к жизни с любой женщиной, кроме любящей мамы.
Впрочем, это было неважно. Главное, Лера знала, где его искать по выходным. Женька терпеть не мог тусовок и всегда старался их избегать, Леру же и отправляя «в люди» при малейшей возможности.
Лера набросила куртку и уже открыла входную дверь, когда телефон зазвонил снова.
«Если опять мама, я с ума сойду», – подумала она.
Но в трубке звучал совсем незнакомый женский голос, и от слов, произнесенных этой женщиной, Лера едва не лишилась сознания.
– Слушай, почему это дочка твоя молока не пьет? – спросила та. – Она же маленькая, как же без молока?
Лера сглотнула подступивший к горлу ком, постаралась унять дрожь в голосе.
– Ей нельзя молоко, – сказала она как можно более спокойно. – У нее дисбактериоз был, ей теперь только кисломолочное можно. Потому и не пьет.
– А! – поняла женщина. – Ладно, дам кефир.
Она говорила так буднично, как будто Лера попросила ее посидеть с Аленкой пару деньков и следовало только уточнить подробности питания.
– А… Ты-то кто? – спросила Лера.
– А тебе какое дело? – В голосе женщины послышалась усмешка. – Может, тебе паспорт предъявить? Не бойся, получше тебя за ребенком присмотрю, у меня образование соответствует и времени побольше, чем у тебя.
– С ней… все в порядке? – спросила Лера.
– Конечно! Тоже мне, нашлась мамаша заботливая. – В голосе послышалась издевка. – Раньше надо было заботиться, когда черт знает с какой дурой ее оставляла.
В трубке послышались гудки.
Больше всего Лера хотела бы сейчас упасть на пол, зарыдать и забиться в тишине пустой квартиры. Но слез не было, и ей нечего было рассчитывать на такое простое облегчение участи.
К счастью, Женька Стрепет был дома. Он валялся на тахте в спальне и ужасно удивился, увидев Леру на пороге своей комнаты, куда ее по-домашнему провела наивная Зинаида Фоминична.
Будь Лера в нормальном состоянии, она ни за что не пошла бы к Женьке домой по делу и, уж конечно, не вломилась бы в спальню. Теперь-то она имела достаточное представление о субординации и понимала, что детское приятельство не играет никакой роли в делах. Они с Женькой не были друзьями, не проводили вместе свободное время – и с чего бы вдруг ей заставать его валяющимся в халате на тахте?
– Лера? – Женька с недовольным видом сел, опустив на пол ноги в высоких вязаных носках. – Извини, у меня вид немного… Что-нибудь случилось?
– Нет, Женя, ничего. Это ты меня извини, что я врываюсь… Да понимаешь, мне только что позвонили, предлагают дачу купить, и сравнительно дешево. Но заплатить надо наличкой сразу, и срочно, иначе уйдет. Ну, я и не хотела по телефону: о деньгах все-таки.
Вообще-то Женька был довольно проницателен, но Леру-то ему не в чем было подозревать. В самом деле, что тут особенного: срочно нужны деньги, почему бы не попросить у него? Женька был бережлив, но не жаден, а в Лериной надежности сомневаться не приходилось.
– Сколько тебе надо? – спросил он. – И когда?
– Срочно, Женя. Лучше всего сегодня. Пятьдесят тысяч, под любые проценты. Очень уж дача хорошая…
– Если ненадолго, так брось ты с процентами, – махнул он рукой. – Но сегодня… Я, как ты догадываешься, деньги дома в носке не храню. – По Женькиному лицу видно было, как неохота ему вдруг, ни с того ни с сего, слезать с тахты, одеваться, идти куда-то в выходной. – Да я дам, дам, – успокаивающе сказал он. – Но, может, подождешь до понедельника? Неужели ты прямо в воскресенье покупать собираешься?
– До понедельника подожду, – сказала Лера, стараясь не выдать своей радости. – Спасибо, Женечка, век не забуду!
– Да перестань ты! Когда вернешь-то?
Они договорились о сроках возврата и о том, что утром в понедельник Лера подъедет в «Горизонт» за деньгами.
«Даже лучше, – подумала она. – Все равно тот сказал – три дня. Чем дома деньги держать…»
Но она и предположить не могла, что именно эта удача с деньгами окажется для нее такой мучительной. До сих пор она собирала все силы для того, чтобы найти выход. А теперь…
Лера сидела в полутемной квартире, и картины, одна страшнее другой, мелькали в ее воображении. Что сейчас происходит с Аленкой – там, откуда звонила эта женщина? Как она чувствует себя – одна среди незнакомых людей? Господи, да ведь представить страшно, что может быть с ребенком от такого потрясения, она ведь совсем еще крошка!..
Лера ненавидела медленное течение времени, ненавидела долгожданный воскресный день и готова была, как в детстве перед Новым годом, подкрутить стрелки на часах…
А тут еще позвонила мама, и голос у нее был бодрый.
– Лерочка, такая удача! – торопливо проговорила она. – Меня могут завтра выписать, ты представляешь? Анализы в общем-то неплохие, и палатный врач вчера сказал, что достаточно будет, как обычно, проколоть церебролизин амбулаторно.
– Может быть, все-таки лучше полежать? – спросила Лера, чувствуя, как вяло шевелится у нее язык в каком-то странном оцепенении.
– Да что ты! – воскликнула Надежда Сергеевна. – Я здесь куда больше нервничаю, чем дома, и ты там одна с ребенком… Нет-нет, завтра же! Ты во сколько сможешь за мной приехать?
– После обеда, мама, хорошо? – сказала Лера. – Много будет работы с утра.
«Должен же он завтра позвонить, сказал же – три дня! – лихорадочно думала она. – С утра возьму деньги, потом отвезу ему, заберу Аленку…»
Она боялась думать, что все это произойдет так просто, но ей страшно было представить, что может что-нибудь сорваться. И что делать тогда?
Не было в ее жизни страшнее ночи, чем эта, с воскресенья на понедельник. Лера не могла понять, спит она или бодрствует. Конечно, невозможно было считать сном то состояние, в котором она находилась – с круговоротом каких-то картин и образов, с короткими вспышками воспоминаний.
Но и явью не была ее лихорадка, ее видения, ясно встававшие в темноте, в провале ночного окна над кроватью.
Она все время думала об Аленке; никогда за всю ее маленькую жизнь Лера не думала о ней так много.
«И буду думать! – вертелось у нее в голове. – Господи, буду думать о ней всегда, только пусть ее отдадут!»
Она вспоминала, как впервые увидела свою дочку, как не могла отвести глаз от ее серьезного личика со смеженными светлыми ресницами, как прислушивалась к ее тихому дыханию и волновалась, почему это она не просыпается, не кричит, как другие дети…
Неужели все это могло быть отнято у нее по чьей-то злой воле, да кто же имел на это право! Лера не знала, кого винить во всем этом, хотя тяжелая, мучительная догадка о собственной вине уже преследовала ее.
Стрепет отдал ей деньги с утра, и Лера, бросив всю работу, поехала домой. А вдруг этот тип побоится звонить в офис? Она бросалась на каждый телефонный звонок, но это был не он. Звонила Зоська, Сусанна, даже Кирилл – все о работе, о делах. Лере стало казаться, что весь мир превратился в какой-то огромный офис и вся жизнь свелась к бесконечному рабочему дню.
Наконец, часа в два, раздался звонок, которого она ждала. Но то, что сказал звонивший, заставило Леру без сил опуститься на пол.
– Нашла деньги? – спросил он.
– Да, – ответила Лера, стараясь говорить спокойно. – Когда привезете ребенка?
– Ишь ты, быстрая какая! Я, может, условия звоню уточнить. Заботы все-таки, сама понимаешь. Мы тут подумали и решили: мало мы с тебя попросили за труды…
– Что ж ты издеваешься надо мной? – медленно произнесла Лера. – Чего же ты хочешь от меня, что же у тебя за душонка подлая?!
– А ты меня не оскорбляй, не оскорбляй! – притворно возмутился собеседник. – Слова какие говоришь – душонка! При чем тут душонка, я тебе про деньги говорю. Мало, говорю, запросили. Короче, давай так договоримся: приноси двести тысяч, это будет по справедливости.
– Но где же я возьму столько? – прошептала Лера.
– А это твое дело! Эти же нашла, за три дня всего… Ну, и те найдешь, если сильно захочешь. Мы тебя торопить не будем. Не завтра, еще три дня дадим. Но больше – извини. Мы тоже рискуем, нам время тянуть незачем. А захотеть тебе надо, – добавил он зловеще. – Все-таки единственная дочь, мы понимаем, каково тебе будет ее лишиться. Я позвоню!
Он бросил трубку, а Лера почувствовала, что в глазах у нее темнеет и сознание медленно покидает ее…
Она не помнила, как пришла в себя, по-прежнему сидя на полу у телефона, как позвонила Зоське и отправила ее в больницу за Надеждой Сергеевной. Она чувствовала себя сомнамбулой, когда пыталась объяснить приехавшей маме, что произошло, стараясь хоть как-то смягчить для нее ужас случившегося.
– Но… Но как же так, Лерочка? – прошептала было та. – Как же такое может быть – с Аленочкой?.. И почему же вдруг?..
Но она тут же осеклась, увидев, каким мрачным блеском светятся глаза ее дочери. Надежда Сергеевна вовсе не была бестолковой клушкой и мгновенно поняла, в каком состоянии находится сама Лера и насколько не время сейчас для истерик.
Они сидели вдвоем в полном молчании, ни у одной из них не хватало сил даже на то, чтобы просто зажечь свет.
– Я найду, найду деньги, – вдруг произнесла Лера, глядя перед собой остановившимися глазами. – Не может быть, чтобы я их не нашла…
– Но Лерочка, – робко сказала мама, – ведь ты уже нашла один раз – и что? Они попросили больше… Думаешь, это не повторится?
– А что делать? Что же делать, мама?!
– Может быть, пойти в милицию? – предположила та.
– Но я боюсь, боюсь, как ты не понимаешь! Я только из дому выхожу, а мне уже кажется, они за мной следят! Неужели они не увидят, куда я пошла? Нет, не пойду, не могу! Не может быть, чтобы не отдали за двести тысяч, должна же в них хотя бы алчность проснуться…
Но легко было говорить в отчаянии – «найду»! А где на самом деле взять такие деньги? Женька Стрепет был единственным, кто вообще мог дать без расспросов, и к нему пойти было уже невозможно…
Вдруг в Лериной голове мелькнула стремительная догадка.
– Подожди, мама, – сказала она. – Я завтра еще кое-что попробую… Или нет – сегодня!
И правда, зачем было ждать, пока Валик Старогородский появится завтра на работе? Лера знала, где он живет, и как можно было провести еще целую ночь в неведении?
Ее «Ауди» неслась по вечернему Садовому кольцу так стремительно, словно спешила на пожар. Да то, что полыхало в Лериной груди, и было пожаром, который она судорожно пыталась погасить.
«Только бы дома был, только бы не у бабы и не в командировке! – заклинала она. – Ну что ему стоит быть дома?!»
Валентин сам открыл ей дверь.
– Лерик! – восхищенно воскликнул он. – Вот кого не ожидал увидеть! Ты как это вдруг обо мне вспомнила в такой поздний час, а, потрясающая женщина?
Но, увидев потемневшее Лерино лицо, Валентин тут же посерьезнел.
– У тебя случилось что-нибудь? – спросил он.
Голос у него стал по-настоящему встревоженным, и Лера на минуту почувствовала даже раскаяние в том, что всегда считала его этаким циничным плейбоем. А разве не он был единственным мужчиной, защитившим ее когда-то от наркомана на Переделкинском рынке?
Они прошли на кухню. Дверь в комнату Валентин быстро прикрыл, на ходу извинившись перед Лерой:
– Я, видишь ли, не совсем один… Но ты ее не знаешь.
Ей было не до того, чтобы размышлять, с кем проводит время Валик Стар. Присев на край табуретки, Лера быстро начала говорить…
Чем дольше слушал ее Валентин, тем более мрачным становилось его лицо.
– Ну, – сказал он наконец, – а от меня-то чего ты хочешь? Думаешь, я могу достать из кармана сто тысяч баксов?
– Да нет, Валя, нет же! – воскликнула Лера. – Но я думаю, ты мог бы что-то сделать… Ты же в такой газете работаешь, я же понимаю ваши возможности. Мне показалось, тот мужчина – чеченец, по акценту показалось. Неужели нельзя из этого хоть что-нибудь выяснить? Тем более, Зоя сказала: женщина, которая Аленку увезла, на татарку похожа. Зойка терпеть их не может, татарок, у нее одна мужа увела – говорит, за версту теперь узнает… Такая характерная парочка, Валик! – воскликнула Лера, едва сдерживая слезы. – Неужели невозможно их вычислить, неужели никто их не знает?!
– Может, кто и знает, – задумчиво сказал он. – Но почему ты думаешь, что я связан с людьми, которые могут их знать?
– Пусть ты не связан, но я же читаю вашу газету! – продолжала Лера с прежней страстью. – Вы во все дырки лезете, у вас везде информаторы! Попроси кого-нибудь, Валик, пусть их найдут, пусть их остановят!
Она все что угодно готова была сейчас отдать за то, чтобы Валентин согласился. Но он молчал, глядя куда-то в сторону, в окно.
– Видишь ли, Лерик, – произнес он наконец, – все это не так легко, как ты думаешь… Это ведь не просто сбор информации. Тут уже есть риск влезть в неприятную историю – даже если только поинтересоваться, в чем дело. За такие расспросы знаешь что может быть?
– Но я думала… – прошептала Лера. – Я ведь так давно тебя знаю, Валя… Неужели ты боишься даже спросить?!
Она смотрела на него с ужасом. В чем угодно можно было заподозрить Валентина Стара, только не в трусости. И не в том, что он, самолюбивый и склонный к рисовке, так легко в этой трусости признается.
– А что тут такого? – воскликнул Валентин. – Да, боюсь, а почему бы мне не бояться? Чеченец, ты говоришь? Лера, ты не девочка и не с Луны свалилась! Ты что, не понимаешь, в какое осиное гнездо можно влезть, если начать интересоваться чеченскими разборками?! Да я, если хочешь знать, такими делами вообще не занимаюсь! Я репортер, и все на этом! Интервью с бомжем! Женщина-столик в сауне у «новых русских»! Собака миллионера воет на портрет Карла Маркса! Что там еще? Но не чеченцы, не киднепинг – это не по моей части, это уж извини!..
Он встал, закурил, взволнованно заходил по кухне. Лера сидела неподвижно, словно окаменев, глядя перед собой остановившимися глазами. Бросив на нее быстрый взгляд, Валентин сказал, стараясь придать своему голосу как можно больше сочувствия:
– Лерик, я все прекрасно понимаю. Конечно, ребенок… Я бы тоже на твоем месте черт знает к кому бросился! Но пойми, я действительно ничего не могу для тебя сделать. Ты же такая решительная, у тебя столько знакомых, неужели не сможешь деньги собрать? Честное слово, это было бы самое разумное…
– Да, разумное, – машинально повторила Лера. – Ты прав, Валя.
– Ну вспомни, – продолжал он, не расслышав прозвучавшего в ее голосе отвращения. – Вспомни, кто из твоих близких знакомых может быстро найти деньги? Да я бы на твоем месте все для такого сделал, ей-богу! Ты уж меня извини, Лерик, но благосклонность такой женщины, как ты, тоже кое-чего стоит. Может, не сто штук, но все же… Что ты, маленькая, не понимаешь?.. Ну, пораскинь мозгами, неужто не вспомнишь мужика какого-нибудь?
Лера вздрогнула, услышав его слова. С присущим ему цинизмом Валентин высказал то, что она и сама отлично понимала. Ей и вспоминать не надо было…
Не говоря ни слова, она встала, пошла к двери.
– А на меня ты зря обиделась! – крикнул ей вслед Валентин. – Надо трезво смотреть на вещи и реально оценивать возможности каждого!
Обратно Лера ехала медленно, почти не нажимая на газ: спешить было некуда…
– Лерочка, ты ушла, а тут эта звонила! – встретила ее бледная, держащаяся за сердце мама. – Так спокойно говорит, как будто и правда детский врач какой-нибудь! Купила, мол, клубнику, так можно ли давать, нет ли диатеза? Я ей говорю: «Как же вам не стыдно, что же вы с нами делаете?» А она так вежливо мне: «Не волнуйтесь, девочке у меня хорошо, а деньги ваша дочка найдет, она знает где». Что это значит, Лерочка, скажи мне, не скрывай! Ты правда знаешь?
Мама смотрела на нее с таким отчаянием и одновременно с такой надеждой в глазах, что Лера отвела взгляд. Мама всегда надеялась на нее, свою необыкновенную дочку, с самого детства…
– Я должна еще подумать, мама, – выдавила она наконец. – Еще есть время…
На самом деле времени не было: первый день закончился в тот вечер, когда она ездила к Валентину. Ровно через сутки деньги должны быть у нее, и ничего изменить невозможно.
На работу Лера не ходила, сказавшись больной. Сидела у телефона, хотя и не звонила никому. Вдруг снова позвонит эта женщина, вдруг ее подельник потребует еще чего-нибудь?
Сама-то Лера понимала, кому должна позвонить, но все еще пыталась оттянуть время, словно надеясь на чудо. Все равно она знала, что получит деньги сразу, как только решится набрать знакомый номер…
Она чувствовала, как медленно, словно выдуваемая сквознячком, выходит из нее душа. И на ее месте остается пустая черная дыра, которую уже ничем не заполнить.
Телефон зазвонил наконец, и Лера тут же схватила трубку.
– Да! – закричала она. – Да, я слушаю!
– Лера, ты? – услышала она. – Сто лет я тебя не слышал, подружка, голос твой уже не узнал!
– Митя… – прошептала она, чувствуя, как слезы подступают к горлу. – Митя, это ты?..
– Ну конечно! А почему так печально?
Детством повеяло на нее, счастливым временем, когда не было в ее жизни всего этого кошмара, и сама она была совсем другая, и самым опасным человеком был Витька Жох… Но чем могло ей сейчас помочь ее детство?
– Лера, что с тобой случилось? – повторил Митя. – Ты почему молчишь? Может, мне приехать?
Он предложил это сразу, как будто они разговаривали не несколько месяцев назад, перед тем концертом, на который она не успела, а только вчера, и он прекрасно знал все, что с ней происходит.
Но жуткая, черная пустота уже зияла у нее внутри, и ни о чем не могла она думать, кроме того звонка, который был неизбежен.
– Нет, Мить, не надо приезжать, – с трудом произнесла Лера. – Ничего страшного, все разрешимо…
– Думаешь, не надо? – переспросил он. – А по-моему, надо. Что это у тебя за слова, могилой какой-то веет! Ты сказала бы мне все-таки, что случилось. Все равно я узнаю, от Вены до Москвы не так долго лететь.
Но она не могла сейчас говорить с Митей. Ей казалось, он находится на каком-то острове, от которого сама она отплывает – навеки.
Лера положила трубку, даже не простившись. И тут же, словно боясь, что потом ей не хватит решимости, сняла ее снова.
– Стас, – сказала она, – мне нужно поговорить с тобой. Нет, не присылай машину, я сама сейчас приеду.