21
Прошел месяц. Женя провела этот месяц на даче, только один раз съездила в Москву по хозяйственной надобности. Андрей не появлялся. Через неделю после того разговора он приехал в воскресенье — всего на два часа — и сообщил, что срочно уезжает в командировку куда-то в Сибирь. Погулял с Санькой, расспросил Ларису Васильевну, как дела, с Женей почти не разговаривал. Они вообще держались друг с другом холодно, как чужие.
Если бы кто-нибудь сказал Жене раньше, что так бывает, она бы не поверила. Ее муж, ее любимый, самый близкий ей человек, — и вдруг словно и не было ничего, не было этих пяти лет. Словно это не их общий сын бегает там, в саду. И сама она держалась с Андреем холодно, натянуто. Ни слез, ни вопросов. Как чужая. Будто в игру какую-то играли…
Когда он уехал, Женя пошла в лес и бродила часа два, пока совсем не стемнело. Она не плакала. Вообще в голове была какая-то пустота, словно все ее мысли и чувства были заморожены или под наркозом. Словно она смотрела фильм или сон — не о себе, а о какой-то другой женщине, внешне на нее похожей.
Правда, был момент, когда она вышла из этого состояния и тогда Жене так захотелось вцепиться ему в плечи, встряхнуть его и крикнуть: «Опомнись! Что ты делаешь!» Она сдержалась и вместо этого вежливо спросила, надолго ли он уезжает и когда вернется. И упустила момент.
На этот раз она не спрашивала, по какому делу он едет. Не стала выяснять, есть ли у него чистые рубашки, напоминать, чтобы взял с собой на всякий случай второй свитер. Да что там, раньше бы она, разумеется, сорвалась в Москву собирать любимого мужа, бросив Саньку на маму. А сейчас даже к электричке провожать не пошла. Даже к калитке не вышла.
Лариса Васильевна, конечно, заметила, что в семье у дочери кошка пробежала. Она попыталась поговорить с Женей, но в ответ получила холодное: «Все нормально». В этой семье было не принято лезть с расспросами, когда не хотят объяснять, что к чему, и Лариса Васильевна отступилась. Она видела, что с дочерью творится что-то неладное, но не считала себя вправе вмешиваться.
Кира, наоборот, стала на даче частым гостем. Если в прошлые годы она выбиралась сюда всего раза три-четыре за лето, то теперь приезжала каждые выходные. Лариса Васильевна пыталась сподвигнуть ее на задушевный разговор с Женей, но и перед сестрой Женя не раскрывалась. Да и Кира стала какая-то странная, словно поскучнела как-то.
Митя Ракитин после той ночи не появлялся. А она даже не знала его телефона. Впрочем, зачем он ей? Если бы и знала, все равно не позвонила бы. Она не сомневалась в правильности своего решения. Но с исчезновением Мити ее жизнь почему-то сразу потеряла все краски, стала какой-то серой и унылой.
Кира не хотела себе признаваться, что каждый день, возвращаясь с работы, она в глубине души надеется увидеть у подъезда на скамейке знакомую фигуру. И потом она все время ожидала звонка в дверь — тщетно.
Вечерами Кира маялась, не зная, чем себя занять. Давно в ее жизни не было такого периода — всегда либо работа, либо дочка требовали внимания и не оставляли свободного времени. А сейчас на работе, как назло, некоторое затишье — шеф уехал на две недели в отпуск. Аленка вернется только в августе. На выходные она уезжала на дачу, но там тоже все было как-то безрадостно.
Тем не менее на эту субботу она опять собиралась туда, но в пятницу вечером позвонила Ирочка Ладейченко и пригласила на презентацию новой парфюмерной серии, которую будет продавать их фирма. После презентации предполагался фуршет. Кира неожиданно для себя обрадовалась этому приглашению: хоть какое-то развлечение в однообразии жизни. Кроме того, на подобных презентациях можно познакомиться с потенциальными заказчиками, что тоже не лишнее: в последнее время дела фирмы шли довольно вяло.
Здание, в котором фирма Арсения Ладейченко арендовала офис, находилось на улице Огарева и было только что отреставрировано какой-то финской компанией. «Однако Ирочке неплохо живется — фирма, похоже, преуспевает», — подумала про себя Кира, войдя в роскошный, отделанный мрамором вестибюль. Зал, где проходила презентация, был на восьмом этаже. Кира вышла из лифта и огляделась, боясь запутаться в коридорах. Увидев в конце одного из коридоров распахнутые двери, направилась туда.
У входа в зал гостей встречало все начальство: президент фирмы, коммерческий директор и Арсений Ладейченко с супругами. Арсений, как ни странно, сразу узнал Киру и приветствовал ее неожиданно тепло и сердечно. А Ирочка поцеловала ее в щеку и шепнула, что найдет ее сразу после официальной части.
Кира осмотрела выставленные образцы, а потом принялась украдкой наблюдать за публикой. Фирма действительно преуспевала — здесь собрались серьезные бизнесмены, а не владельцы коммерческих палаток или те, кто подходил под категорию «новых русских» из анекдотов. Бордовых или зеленых пиджаков совсем не видно, мужчины в строгих костюмах, при взгляде на женщин сразу можно было определить, какие модели в деловом стиле разработали в этом сезоне Карден или Валентино. Подделок здесь не было: все настоящее, неброско-дорогое, высшего качества. Кира порадовалась, что выбрала для этого случая как раз подходящий туалет — на ней был жемчужно-серый шелковый костюм строгого покроя: двубортный пиджак и узкая юбка до колен.
Аксессуары? Нитка жемчуга, жемчужные серьги, небольшая сумочка из мягкой черной кожи и черные туфли-лодочки дополняли облик преуспевающей деловой женщины, какой она и хотела казаться, да и была на самом деле.
Знакомых пока не было видно. Ирочка чувствовала себя как рыба в воде, роль жены директора столь солидной фирмы оказалась ей вполне по плечу. «Молодец, девочка», — подумала Кира. Почему-то ей это было приятно…
После презентации все прошли в банкетный зал на фуршет. Такого стола Кира тоже давно не видела. Серебряные подносы на столах ломились от самых изысканных деликатесов: красной и черной икры, копченой семги, паштетов из печенки, маринованных грибов, рыбы, запеченной в горшочках, шашлыка из осетрины. Французское шампанское, русская водка, шотландское виски и барбадосский ром лились рекой. Однако при виде всего этого великолепия у Киры почему-то аппетит не разыгрался. Наоборот, взглянув на еду, она почувствовала, что ее мутит. Но тут наконец к ней подошла освободившаяся Ирочка и немедленно защебетала:
— Ой, Кира Анатольевна, я так рада, что вы пришли!
— Я тоже, Ирочка, — Кира заставила себя улыбнуться. — Большое спасибо за приглашение.
— Я так устала! Честно говоря, это мой первый большой прием. Так волновалась, прямо ужас!
— Ну, этого совсем не заметно. Ты прекрасно со всем справилась. А уж держалась так просто великолепно!
— Да? Вы правда так считаете? Арсюша тоже говорит, что все хорошо. Давайте за это выпьем! Хотите шампанского?
Ирочка отошла к столу и вернулась с двумя бокалами с прозрачной шипучей жидкостью. Кира взяла бокал из ее рук:
— За ваш успех! — И только отхлебнула, как почувствовала, что сейчас ее просто вывернет наизнанку. Она поспешно сунула в руки оторопевшей Ирочке свой бокал и быстро вышла, почти выбежала из зала.
Потом, в дамской комнате, разглядывая в зеркале свое бледное и сразу как-то осунувшееся лицо, попыталась собраться с мыслями и совладать с собой. Надо прийти в себя, вернуться в зал и попрощаться с Ирочкой. Но овладеть собой ей никак не удавалось. Подозрения, которые возникли у нее неделю назад и которые она гнала от себя со страхом, — эти подозрения приобрели характер уверенности. Она открыла кран, пустила холодную воду и слегка смочила виски.
— Кира Анатольевна, что с вами? Вам плохо? — Испуганная Ирочка быстро вошла в туалетную комнату и остановилась за Кириной спиной.
— Да, что-то с желудком. Вероятно, чем-то отравилась. — Кира попыталась изобразить на лице улыбку, но получилась страдальческая гримаса. — Сейчас все пройдет!..
— У меня есть какие-то таблетки… Спазмалгетики, так, что ли? Может быть, помогут?
— Нет, спасибо. Мне, вероятно, лучше вернуться домой и спокойно полежать.
— А может быть, все и так пройдет? Я так хотела вас видеть, и тут такое…
— Не последний же день живем на свете, — Кира опять попробовала улыбнуться. — Еще увидимся…
И тут новый приступ тошноты заставил ее быстро заскочить в ближайшую кабинку.
Потом она ополоснула лицо холодной водой: черт с ней, с косметикой, лишь бы прийти в себя. Ирочка, вконец расстроенная, стояла, опустив руки.
— Кира Анатольевна, я не отпущу вас одну…
— Не беспокойся, со мной ничего не случится. А тебе нельзя отлучаться, ты и так уже, по-моему, довольно долго отсутствуешь. Хозяйке так не положено! Возвращайся в зал и извинись, пожалуйста, за меня перед мужем. Я тихонечко пойду.
— Нет, я так вас не отпущу. Мы отправим вас на машине. Сейчас я договорюсь…
— Не могу же я вернуться в зал в таком виде…
— Ничего. Подождите здесь, я все устрою.
Через час, лежа на своем диване под пледом — Киру довезли на машине до подъезда, — она наконец позволила себе расслабиться. Болели искусанные губы, по щекам сами собой текли слезы. Это надо же так влипнуть! Конечно, завтра она пойдет к врачу; но Кира и без всякого врача знала диагноз: она беременна. Неделя задержки — такого с ней никогда не случалось. А теперь, после этих приступов тошноты, сомнения окончательно исчезли.
Дура, дура! Почему начисто исключала для себя такую возможность? В ту ночь с Митей мысль о предохранении даже не пришла ей в голову. И что теперь делать? О том, чтобы рожать ребенка, не может быть и речи. Курам на смех, ей вот-вот стукнет сорок, у нее дочь-невеста, ей в бабушки готовиться надо! Подумала об Аленке, и ей стало совсем плохо. Как Аленка воспримет новость о том, что у нее скоро появятся братик или сестренка? Да нет, Аленке ничего знать не нужно. Остается один выход — аборт.
Как ни странно, в отличие от многих своих знакомых Кира абортов в жизни не делала. Когда она забеременела в первый раз, муж — Славка — не хотел ребенка и настаивал на том, чтобы от него избавиться, и долго ее уговаривал. Она взяла направление в женской консультации, но долго ходила кругами вокруг больницы, терзаясь сомнениями. Наконец Славка чуть не силой отвел ее. Она провела в больнице ночь, а наутро сбежала. В палату привезли женщину после неудачного аборта. Кира посмотрела на нее, и ей стало страшно. Славка потом неделю с ней не разговаривал, но Аленка появилась на свет.
В дальнейшем Кира была крайне осмотрительной, да и ее мужчины никаких осложнений не хотели. Когда она встречалась с Грегом, у нее была спираль, и об этом можно было просто не думать. А вот теперь — попалась, и так глупо! Нет, аборт — единственно возможный выход…
Вдруг Кире вспомнилось то, что ей говорила старушка на Патриарших. Что-то о том, что она родит сына… Кира невольно представила себе здоровенького младенца со светлым хохолком на затылке, как у Мити… И глаза у него тоже должны быть Митины. И как он будет размахивать пухленькими кулачками, а на ножках у него будут складочки… Нет, глупости, этого не может быть! Этот ребенок никогда не родится! Боже, как все нелепо в этой жизни! У Киры по щекам опять потекли слезы.
Все воскресенье она пролежала на диване, а в понедельник утром отправилась к врачу. Слава Богу, у нее был знакомый гинеколог, одна мысль о женской консультации приводила Киру в ужас еще со времен ее беременности Аленкой.
Светлана — так звали Кириного врача — работала в платной поликлинике недалеко от Триумфальной площади. Они были знакомы уже лет десять, еще с тех пор, когда Светлана работала заведующей отделением гинекологии в одной из московских больниц. Через Киру шли контракты на оборудование для этой больницы — тогда они со Светланой и познакомились. Близкими подругами они не стали, но симпатизировали друг другу. Светлана не раз приходила к Кире в гости, знала Аленку, Кира тоже знакома с ее семьей. В поликлинику к Светлане Кира заходила раз в полтора-два года на профилактические обследования. В последний раз ровно два года назад. Да, давно… Цены за это время здорово выросли, за прием пришлось выложить кругленькую сумму. Однако дело того стоило: в Светином кабинете стояла новейшая японская аппаратура.
— Ну что, моя дорогая, — после осмотра на УЗИ Светлана сидела за столом и ждала, пока Кира оденется за ширмой, — все правильно. Ты беременна. Срок — приблизительно три с половиной недели. Поздравить или как?..
— Или как. Я не могу себе позволить этого ребенка.
— Хм… — Светлана нахмурилась и с сомнением покачала головой.
— Что?
— Прежде чем что-либо решать, давай-ка сделаем кое-какие анализы. Походишь ко мне недели две, понаблюдаешься. Разумеется, за прием я с тебя брать не буду, иначе ты с нашими ценами в трубу вылетишь. Оплатишь только лабораторию, идет?
— А что такое?
— Да нет, ничего страшного. Обычное обследование состояния организма. Аборт ведь, дорогая моя, та же операция.
— Но ведь…
— Пожалуйста, сначала сделай то, что я говорю, а потом все обсудим.
Однако на все обследования хватило и недели. В следующий понедельник Светлана, просмотрев результаты анализов, заключила:
— Мне очень жаль расстраивать тебя, но никаких абортов! Это может очень плохо кончиться…
Кира опешила:
— В чем дело? У меня всегда все было в норме, никаких… Что со мной?
— Да ничего страшного. У тебя очень хрупкий организм. И потом, возраст… Все-таки тебе не восемнадцать. Рожать, правда, тоже не показано, но выбирая из двух зол… Да что я говорю, ребенок не может быть злом, это в любом случае благо!
— Я тебе уже говорила и еще раз повторю: я не могу позволить себе этого ребенка.
— Придется позволить! В данном случае все решаешь не ты, а природа. Ни один врач, если он не мясник и не сумасшедший, не возьмется делать аборт при твоих показаниях.
— Это окончательный вывод?
— И бесповоротный.
Кира молча сидела на стуле, не в состоянии осмыслить услышанное. Никакого аборта не будет… Ребенок родится? Сын? Это не укладывалось в голове. Светлана ласково усмехнулась:
— Ну что ты скисла? И постарше тебя рожают. И все прекрасно! Поздних детей знаешь как любят? Нам с тобой лет через десять внуков захочется, а от детей не дождешься. А ты сама себе родишь, Аленки не дожидаясь.
— Аленка, кажется, замуж собирается… Нет, я даже сказать ей не могу!
— Не беспокойся, она тебя не осудит.
— Думаешь?
— Уверена. — Светлана перешла на деловой тон. — Будешь мне показываться раз в две недели. Анализы будешь сдавать в больнице, где я раньше работала, я договорюсь. И пожалуйста, никакой самодеятельности!
Кира вышла из поликлиники и сначала пошла было в сторону Бронной, но быстро поняла, что работать сегодня не сможет. Нашла в сумочке жетон, позвонила и сказала инженеру, что заболела и сегодня не придет. Все дела — на завтра, завтра она точно будет. Ничего страшного, где-то продуло — и в такую жару случается. Нет-нет, постарается не разболеться.
Исполнив необходимые формальности, повернула в другую сторону и медленно побрела по направлению к дому.
Итак, у нее будет ребенок. Ее и Мити Ракитина. Сын. Старушка-то оказалась права, вот только непонятно, хорошо это или плохо. Хотя зачем перед собой-то притворяться! Услышав Светланин приговор, Кира внезапно почувствовала невыразимое облегчение. Всю эту неделю в ней исподволь зрела мечта о сыне. Забывшись, она представляла его себе — красивого белоголового мальчика с веснушками. Она запрещала себе об этом думать, уверяла себя, что ребенок невозможен в подобной ситуации, что это бред какой-то — ей сейчас становиться матерью! Однако мысли об аборте сопротивлялось все ее существо. Разумом и логикой она понимала, что аборт необходим, но ее глупое женское сердце признавать это не хотело.
И вот теперь, оказывается, он обязательно родится — природа все решила за нее, спасибо ей большое!
По дороге Кира купила себе у метро букет турецкой гвоздики и раскошелилась на килограмм безумно дорогих персиков. Надо же отпраздновать такое событие!
Однако дома на нее снова навалились сомнения. Почему-то она сразу решила, что Мите ничего не скажет. Даже если и хотела бы сказать, не могла: у нее нет никаких его координат. Конечно, можно узнать у Андрея, вот только стоит ли?
Митя — замечательный мальчик, но связывать с ним свою жизнь она не собирается. А ребенок их свяжет, и очень крепко. Бедный Митя, как честный человек, будет навсегда прикован к ней страшной цепью — чувством долга. А ей всегда была противна сама мысль, что кто-то будет с нею рядом не по любви, не потому, что жить без нее не может, а из чувства долга. И Славку в свое время она именно поэтому и отпустила по первому требованию, хотя Аленка была совсем еще маленькая, без конца болела, да и с деньгами было плохо… Все подружки крутили пальцем у виска — мол, дура ты, дура, а она была уверена, что поступает правильно. И жизнь доказала ее правоту. Если бы она тогда стала требовать от него выполнения отцовских обязанностей, она бы навсегда лишила Аленку отца. Славка тогда еще был слишком молод, чтобы испытывать глубокие отцовские чувства. Он возненавидел бы дочь за то, что она связала его и не давала жить так, как он хочет. А теперь у них с Аленкой прекрасные отношения, и он сильно к ней привязан, это несомненно.
А Митя… Конечно, сейчас он вбил себе в голову, что влюблен, и безумно обрадуется Кириной беременности. А что будет потом? С одной стороны, отец имеет право знать о существовании собственного ребенка, с другой — этот ребенок Мите совершенно не нужен. Он очень скоро забудет свое бредовое чувство к Кире и влюбится в какую-нибудь милую девочку, женится, она родит ему кучу детей… Ну, не кучу, а одного-двоих, но все равно. Он стоит того, чтобы у него была нормальная семья.
Нет, Мите она ничего не скажет.