84

Крафт вышел из ванной, закутанный в серое шконтное полотенце, и, сев в кресло у окна, вытянул ноги в новых сапогах.

— До чего же хороша бывает жизнь, а, Питер? А, ваше благородие? — спросил он, светясь от простого человеческого счастья.

— Ты почему в сапогах? — поинтересовался капитан.

— А что? Сапоги хорошие, у меня таких в жизни не было.

— Ну чтобы из ванной да в сапогах — некрасиво это.

— А я, ваше благородие, этих ванн раньше и не видел, да, можно сказать, и не знал об них…

Крафт поднял ноги и стал поворачивать их и так, и эдак, любуясь обновкой.

— Мечта, а не сапоги.

Потом встал и, сбросив полотенце, начал надевать новое белье.

В дверь постучался лакей и, когда его впустили, принялся убирать в ванной и готовить воду для следующего постояльца.

В медной трубе загудело, фон Крисп покачал головой и, встав из-за стола, за которым чистил свой кинжал, прошелся по комнате.

— Вот ведь до чего механика шагнула, сидим себе в доме, а тут по трубе горячая вода шурует!

— Впервые такая труба появилась в доме у купца Леондера лет десять назад, потом другие стали перенимать, — заметил Питер, вращая в руках кинжал и перебрасывая его из руки в руку.

— Сделай милость, Питер, оставь эту игру, у меня уже в глазах рябит, — попросил капитан.

— Извольте. — Питер убрал кинжал в ножны.

— Надеюсь, ты понимаешь, что этих твоих банкиров нужно ежедневно подталкивать? — спросил фон Крисп, возвращаясь на место.

— Да, сэр, понимаю. Если нет на то серьезных оснований, меняла ни за что не выпустит чужих денег из рук — это слова моего дяди. Так что напоминать я буду, мало того, завтра отправлюсь к мэтру Дорвилю — он держит в городе нотариальную палату — и попрошу у него завещание дяди в пользу наследника, то есть меня. На том документе приложены два моих больших пальца.

— Ха! Да твой дядя был не глуп! — воскликнул фон Крисп. — Это ж надо догадаться — пальцы на документ пропечатать!

— Дядя слишком хорошо знал людей, среди которых вращался, — пояснил Питер. — Оттого-то мы и будем всячески беспокоить Нарстада и Хикле и напоминать о себе.

Из другой комнаты показался Крафт. Он был разодет как церемониймейстер, если бы не красные штаны с рюшами, делавшими его похожим на сержанта городской стражи.

— Вот вы говорите: беспокоить, напоминать, а они возьмут да и первыми напомнят о себе, — сказал он. — Пришлют двадцать стрелков и нашпигуют нас, как бекасов. За те деньжищи, что Питеру полагаются, можно не только убийство, войну состряпать.

Капитан подошел к окну и стал обшаривать глазами улицу.

— Ты, Питер, у нас главная персона, так что к окнам не подходи вовсе, — сказал он. — И на улицу выходить тоже не стоит. Проще всего им тебя убить, тогда даже в бумагах ничего менять не нужно, все будет идти прежним чередом.

Из ванной появился лакей.

— Извольте к воде, кто пожелает, ваши благородия, — произнес он, кланяясь.

— Пожалуй, я пойду, — сказал фон Крисп. — А ты скажи мне, чьи фонари напротив булочной?

— Евойные, ваше благородие, булочника, — ответил лакей.

— А до какого часу он масло жжет?

— До девяти часов, ваше благородие, как закрывает торговлю, так и гасит.

— Ты вот что. — Фон Крисп достал кошелек и, выудив несколько крейцеров, подал лакею. — Это тебе. — А вот это — булочнику, — добавил он, подавая серебряный рилли. — Скажешь, что господа хотели бы видеть его фонари всю ночь, как на день рождения императора. Понял?

— Как не понять, ваше благородие, все скажу и деньги передам.

— Давай прямо сейчас.

— Слушаюсь, ваше благородие, — поклонился лакей и вышел.

Капитан закрыл за ним дверь и задвинул щеколду.

— Хлипковата задвижечка, — сказал Крафт.

— Следи тут, пока я мыться буду, — сказал ему капитан и красноречиво кивнул в сторону Питера, который временами терял интерес к наследству и заводил разговоры о банде непобедимых разбойников, рубивших уланские отряды.

Поначалу фон Крисп думал, что, получив свои несметные богатства, Питер сразу забудет про эдакую чепуху и займется делами, однако, понаблюдав за ним полдня, был готов изменить мнение. Питер все больше погружался в мысли о поимке злодея.