65
Слабый свет фонаря, падавший сквозь щели, наконец погас, Крафт и капитан легли спать. Питер поправил мешок с соломой, повернулся на бок и попытался уснуть, но сон не шел, мешали разыгравшиеся собаки и мычавшие за стенкой коровы.
Наконец веки смежились, и Питер стал видеть какой-то сон, однако вдруг он услышал шорох. Сна как не бывало, рука сама легла на рукоять меча.
Шорох повторился, потом еще и еще раз. Скрипнув, в раме поднялось крохотное, затянутое бычьим пузырем окошко, и на фоне чуть более светлого, чем ночь, неба Питер разглядел силуэт.
— Кто здесь? — спросил он шепотом, все еще не веря, что ему грозит опасность.
— Возьми это. — В окошко просунулась рука, держащая какой-то узел. — Бери, смотри не урони.
Голос принадлежал Джелике, и Питер взял у нее узелок с торчавшим из него фонарным кольцом. Глухо гавкнула и стала поскуливать собака, подлизываясь к хозяйке.
— Пошел, Кулак, пошел, гуляй сам! — приказала она, и пес умчался в темноту.
Еще мгновение, и онемевший Питер услышал, как Джелика встала рядом на солому, а затем опустила окно.
— Я к тебе.
— Я… я понимаю, — ответил он, чувствуя, как стучит сердце.
— Ждал меня?
Джелика взяла у Питера узелок.
— Что там? — спросил он.
— Фонарь.
— Зачем?
— Я хочу, чтобы ты видел меня, милый.
Джелика размотала плотную шаль, и крохотный закуток осветил желтоватый свет фонаря, его хватило, чтобы глаза Джелики заиграли искорками.
Повесив фонарь на гвоздь, она отошла на два шага и сказала:
— Смотри, я хочу, чтобы тебе все понравилось…
С этими словами она скинула через голову длинную рубашку, и Питер судорожно сглотнул.
— Ты прекрасна, Джелика.
— Я знаю, милый.
Она приблизилась к нему и, привстав на носочки, поцеловала. Руки Питера скользнули по ее горячему телу, и он почувствовал, что неуверенность отступает. Эта девушка была лекарством от долгого, страшного периода в его жизни, свидетельством того, что он все еще оставался человеком.
— Я люблю тебя, — сказал Питер. Она не ответила и потянула его к себе.
— Джелика…
Потом они еще долго лежали, отдыхая.
— Как тебя зовут? — спросила она.
— Питер.
— Питер? Как смешно.
— Почему?
— Потому, что так звали нашего батрака — я тогда еще маленькой была, но помню, что этот Питер был полный неумеха. То ведро с водой уронит, то свиней в огород выпустит…
— Я тоже неумеха?
— Нет, ты молодец.
Джелика склонилась над его лицом, ее длинные волосы стали щекотать Питеру уши. Она поцеловала его, потом еще раз, он начал отвечать ей и вскоре почувствовал, как снова загорается страстью.
— Подожди-подожди, — придержала она его.
— Почему?
— Солома мешает, — пояснила Джелика и тихо засмеялась. — Все, теперь можно.
А потом они снова отдыхали, глядя на мерцающий огонек фонаря.
— А ты не боишься, что твой отец узнает? — спросил Питер.
— Нет, не боюсь, ведь это он подослал меня.
— Он подослал тебя ко мне? — поразился Питер, приподнимаясь.
— Вообще-то не к тебе, а к твоему товарищу, — просто ответила Джелика. — Он и покрепче, и постарше.
— К Крафту, что ли?
— Ну, значит, к Крафту.
Неловкие сюрпризы для Питера никак не заканчивались.
— А ты что? — осторожно спросил он, опасаясь еще какой-нибудь новости.
— А мне ты понравился. Я как тебя увидела, так сразу решила — только с тобой.
— Но зачем вам это, то есть твоему отцу?
— Ему нужны помощники. Мой брат с женой бездетные, семь лет вместе живут, а ничего не получается, вот отец и пытается что-то сделать. Говорят, колдовство на нас наложено, может, и правда. Ты уже третий, кто мне ребеночка пытается сделать, у тех других ничего не вышло.
Джелика вздохнула, а Питер подавил возглас и свалился на солому, глядя в потолок. Он-то думал, что эта встреча — следствие взаимной симпатии, может, даже любви с первого взгляда, но оказалось, что все намного проще — им нужен ребенок, а он, Питер, всего лишь ее третья попытка.
— А кто были эти двое… до меня? — спросил он. Почему-то это казалось ему очень важным.
— Ой, это давно было.
— Что значит давно?
— Первый был, когда мне только пятнадцать исполнилось, но он потом уже признался, что бездетный, хотя и женат был. Второй только через год нашелся, в смысле — приличный. Других-то хватает, да только отец их и за порог не пускает. Чтобы приличный нашелся, долго ждать нужно.
— А я, значит, приличный?
— Нет, не ты, отцу этот Крафт показался… А мне — ты.
— Что же на вас за колдовство такое? — спросил Питер, чтобы сменить тему.
— Не знаю, я ведь самая младшая. Меня отец от прохожей женщины прижил.
— Что значит от прохожей женщины? Это ты свою мать так называешь? — снова поразился Питер.
— Я ее совсем не помню, мне лет восемь было, когда отец ее выгнал…
— За что?
— Она на нашу скотину порчу наводила.
— Но зачем, ведь это была и ее скотина?
— Уехать хотела, не нравилось ей тут, а отец говорил — здесь наше хозяйство, здесь и жить будем. Вот она и решила скотину перевести, чтобы мы отсюда съехали.
«Ну и обычаи», — подумал Питер, сдерживая вздох.
— Только я думаю, убил он ее, — продолжала Джелика, глядя в потолок и пожевывая соломинку.
— Почему ты так думаешь, ты же сказала — выгнал?
— А непохоже это на нашего отца, чтобы за четыре павших коровы он ее просто выгнал. Убил — это точно, к тому же братья, как ни расспрашивала, молчат, только глаза отводят и мычат что-то невнятное.
Они замолчали, каждый думая о своем. Вдруг Джелика приподнялась и, в упор взглянув на Питера своими черными глазами, сказала:
— Знаешь что, милый, давай еще разок, чтобы уж наверняка, а то мне семнадцать уже — очень ребеночка хочется.
Под окошком словно наперегонки залаяли два пса и, сорвавшись, понеслись куда-то прочь.
— Чего они? — спросил Питер, чувствуя на себе настойчивую руку Джелики.
— Да мало ли, они так всю ночь гоняются… Все им… неймется…
Дыхание Джелики становилось все горячее, и Питер почувствовал, что для него уже не имеют значения все эти неприятные открытия и откровения.
Только она и он, только он и она, и больше ничего вокруг.
