54

Третий день Питер уверенно направлял своего трофейного жеребца в сторону моря. В окрестностях Исфагана он намеревался выбраться на большую дорогу, одну из тех, что во множестве покрывали пространство приморских провинций, отличавшихся хорошими торговыми связями со всей империей. Продвигаться приходилось по непроезжим местам, поскольку в приморье еще продолжались бои, войска императора преследовали переселенцев и разрозненные силы туранов, армия которых разжирела на убийствах и грабежах и окончательно потеряла боеспособность.

В ответ на нарушение императором договоренностей о перемирии Хивва послала из-за реки Тивир новые армии, которые разрушили Исфаган и Ямс, но быстро отошли назад, а вместо себя оставили лишарей и убуйнов, подчищавших руины городов от остатков всего живого.

В одном из трактиров, наспех поставленном у придорожной кузницы, Питер слышал рассказы нескольких очевидцев, которым удалось пережить первые несколько ночей в Ямсе, а затем бежать при свете дня.

— Разными голосами живых выкликивают, то детьми бездомными прикинутся, то девицами-красавицами! Дескать, пусти в дом, не обижу, — рассказывал собравшимся в трактире бывший пекарь, и от вновь переживаемого ужаса у него тряслись руки. — Поутру пошел к соседу, он один в большом доме оставался — других-то тураны раньше перебили, а у него дверь нараспашку, и сам он внутри лежит, как будто листок пергамента или мешок какой. Одна кожа осталась, убуйны его дочиста высосали… Вот тогда я и побежал с малыми пожитками, да и рад был, что ушел. На подаяния жить буду, а туда не вернусь, живому человеку там делать нечего.

Хозяин трактира, он же помощник в придорожной кузнице, вел со своими постояльцами тонкую политику — проезжим туранам говорил о приближении императорских войск, кирасиров предупреждал об опасностях от туранов. Кýзницу же не трогали ни тураны, ни императорские солдаты, поскольку лошадей ковать требовалось и тем, и другим.

— Вашу милость от кого предупредить надо? — спросил он у Питера, как только его увидел.

— То есть? О чем ты?

Питер приехал к трактиру через полдня после бегства и плохо соображал.

— Наружности вы не туранской, но конь у вас из полка угнанный.

— Ах, вон ты о чем, — понял Питер. — Предупреждай и о тех, и о других. Коню дай овса. Найдется?

— У нас все найдется, если плата подходящая, — двусмысленно ответил трактирщик.

Пришлось Питеру в первый раз заглянуть в сумку, что дал ему Корнелий. Помимо слипшегося с ветчиной куска хлеба там оказалась скрутка чистого бинта и небольшой тряпочный кисет, в котором позвякивали монеты. Питер высыпал их на ладонь и был немало удивлен — Корнелий утверждал, что отдал серебро, но в кисете оказались пять дукатов и только две серебряные монетки по одному рилли.

— Вижу, что с деньгами у вас все в порядке. Коника спрячем, напоим, накормим, вычистим. Забрать сможете в любое время, у нас для всяких посетителей отдельные конюшни. Да и покои тоже в разных местах.

Впервые за много времени Питер снял кожаную амуницию и помылся водой с щелоком и настоянным на травах льняным маслом. Побрился, снова став похожим на подростка, и купил у трактирщика чистую холстяную пару.

Спать пришлось на чистых простынях и подушке, однако рисковать Питер не стал и прежде облачился в амуницию поверх чистой пары, оставив башмаки на полу возле топчана, а шлем на столе.

Уехал он с первыми лучами солнца, попросив хозяина сменить роскошное офицерское седло на простое.

Потом был день пути и постоянные остановки, едва впереди показывался пыльный шлейф. Чаще всего это была одна или две телеги с беженцами, нагруженные домашним скарбом и влекомые выбивающимися из сил лошадьми, но пару раз попадались разъезды императорских кирасиров.

На ночлег Питер остановился в скальном гроте, коня накормил взятым в запас овсом, а воду добыл в озерце, питавшемся от собиравшегося на скалах тумана.

С утра он продолжил путь и к полудню выехал к небольшому торжищу, стихийно возникшему на месте разрушенного туранами поселения. Здесь торговали продуктами, ношеными вещами со следами крови, давно не чищенным оружием и кривыми стрелами, пролежавшими под дождями целый год. Питеру требовалась передышка, а еще он опасался заблудиться, ведь в город к молоканам его вели другой дорогой.

На торжище было около сотни человек, примерно треть из них торговала, остальные были проезжими путниками или беженцами. Хватало тут и разбойников, их цепкие взгляды обшаривали потенциальных жертв, определяя, водятся ли у них деньги. На некоторых, за небольшую долю, работали продавцы, рассказывая, у какого покупателя какой кошелек.

Питер остановился возле нагруженного поклажей воза и заговорил с хозяином, бородатым мужиком, выясняя, как проехать к Исфагану.

— Да ты что, ваша милость, город давно сгорел, а людей там чудища поели! — сообщил мужик.

— Это я знаю, но мне не сам Исфаган нужен, я хочу на северную дорогу выйти.

— Ну, тогда так и ехай, дальше Малбург будет, а за ним, миль через пять, поворот на северную дорогу.

— Спасибо тебе.

— Не за что, ваша милость.

Оставив возницу, Питер прошелся вдоль рядов, держа коня на поводу. Красивое строевое животное привлекало внимание, другие лошади на торжище выглядели поскромнее.

— Коня не продашь, ваша милость? — остановил Питера какой-то широкоплечий грязнуля гораздо выше его ростом.

— Не продам, самому нужен.

— Тогда за так отдай, я тебе ослика сменяю!

И грязнуля хрипло захохотал, откидываясь назад и обнажая из-под короткой рубахи грязный живот.

— Пройти дай, — сказал Питер, замечая, что к ним стягиваются другие оборванцы. Он уже не сомневался, что это банда дорожных разбойников.

Торговцы смотрели на происходящее равнодушно, видимо, подобные сцены не были здесь редкостью.

— А то чего, мечом зарубишь?

Разбойник пододвинулся ближе, чтобы не дать Питеру выхватить меч или кинжал. От его давно не мытого тела исходила жуткая вонь. Питер поморщился, а затем вогнал кулак оборванцу под ребра, да так быстро, что никто ничего не понял.

Лицо разбойника позеленело, и он осел на землю. Собравшиеся разбойники попятились и стали доставать кинжалы. Питер положил руку на рукоять меча:

— Если вы станете мне мешать — убью всех.

Над торжищем воцарилась тишина, разбойники обменивались взглядами, но, несмотря на свой явный численный перевес, нападать не решались. Слишком уж уверенно выглядел этот молодой путник, стоя перед двенадцатью противниками, да и лошадь у него непростая, не у дороги купленная.

— Это ошибка, ваша милость, мы вас не за того приняли, — произнес один из разбойников, демонстративно убирая кинжал за пояс.

Остальные последовали его примеру и стали расходиться, словно позабыв про своего товарища, который все еще корчился от боли.

Поняв, что отдых не задался, Питер забрался в седло и, развернув коня, вернулся на дорогу, чтобы через пару сотен ярдов спрятаться в кустах у обочины.

Ждать пришлось недолго, вскоре появились четверо разбойников верхом на плохоньких лошаденках, но, увидев пустую дорогу, повернули назад, должно быть, решив, что их обидчик уже далеко.

После этого Питер продолжил путь, однако и здесь не изменял своей привычке и съезжал с дороги, как только видел, что впереди поднимается пыль.

Этот день закончился благополучно, а ночью в роще, где Питер встал на ночлег, оказалось неспокойно. Кто-то рыскал между деревьев, тяжело вздыхал и пугал коня, который мелко подрагивал и успокаивался, лишь когда Питер клал ему на морду ладонь.

Так он и простоял полночи, а уснуть удалось только под утро, когда посторонний шум в роще прекратился.

С рассветом Питер поднялся и, чтобы размяться, прошелся по роще. В свете нарождавшегося дня он заметил на влажной земле глубокие следы и отметки от когтей на коре деревьев.

Кто здесь ходил? Медведи тут не водились, вот разве что… Питер вспомнил то ужасное существо, что служило предводителю карсаматов в качестве охотничьего пса. Увидев его впервые в двух шагах от себя, он едва не лишился рассудка.

— Ну что же, обошлось, и ладно, — произнес Питер и вернулся к коню. Сегодня он собирался увидеть Малбург, купить на тамошнем торжище припасов в дорогу и отправиться на север, в сторону родного Гудбурга. Может быть, к осени он увидит знакомые крыши… или сложит голову в схватке с придорожными разбойниками, коих вдоль путей империи водилось великое множество.