49

Корнелий, как всегда, оказался прав. Манукары пренебрегли обедом и позади трех ближних к пробоине арпашей стали собирать штурмовые колонны.

Орки тоже готовились, поднимая на настилы тяжелые камни, чтобы было чем громить врага. Рабы-лучники, словно перепуганные птицы, то и дело менялись местами, пересчитывали стрелы и осторожно выглядывали из-за каменной кладки восстановленного вала. На левом фланге их набралось около пятидесяти человек, на правом — всего десять, поскольку большее их количество мешало движению на лестнице.

Распевая имперские гимны и укрываясь щитами, колонны стали выходить из-за арпашей. Корнунги отдали приказ стрелять, и в наступающих полетели стрелы. Они отскакивали от обитых железом щитов и пока не приносили противнику никакого вреда.

Гимны зазвучали громче, а укрытые за арпашами барабанщики стали отбивать ритм чаще. Первые ряды, состоявшие из пехотинцев, ступили на мощенную досками дорогу.

Фланговый обстрел усилился, стрелы молотили по щитам, отскакивали и ломались, но пока не находили ни одного неприкрытого участка. В каждой колонне было около трех десятков воинов: пехотинцы, пешие манукары и арбалетчики, ожидавшие своего часа в самом хвосте. За арпашами готовились к работе стрелки. Лучники противника их вовсе не интересовали, они ждали появления над стенами орков и, если повезет, защитника.

Когда до стены оставалось несколько ярдов, вниз полетели огромные камни. Они с грохотом ударялись о щиты, но крепкие манукары выдерживали эти удары, а в появившихся на стене орков из-за арпашей полетели стрелы.

Результат их скорой стрельбы стал заметен сразу, несколько подстреленных орков, роняя камни, попадали на настил, другие свалились со стены внутрь крепости. Раненые поднимались вновь и опять брались за камни, но тут в последних рядах колонн поднялись щиты и в упор — с нескольких ярдов — орков стали расстреливать из двулучных арбалетов.

На стене началась паника, камни летели невпопад, и первые ряды наступавших сумели добраться до стены.

Сразу после этого колонны неожиданно стали отходить, орки не сразу поняли, что часть нападавших, целые и невредимые, остались у пролома.

— Они оставили рабочую команду! — сообщил Корнелий, который, периодически выглядывая из-за укрытия, следил за происходящим. Вот и теперь он заметил, что в отходящих колоннах не хватает солдат, даже учитывая то, что несколько раненых ковыляли вне строя, а на досках осталось с десяток неподвижных тел.

— Какая команда, Корнелий? — откликнулся Даувпирт. Из его плеча торчал обломок стрелы, однако он, казалось, не обращал на это внимания.

— Под стеной в проломе осталось несколько солдат, они станут расширять пролом.

— Как же нам достать их?

— Привяжите к длинным веревкам камни и бейте ими через стену!

— Понял! Очень хорошо понял!

Орк хрипло захохотал и, сбежав по лестнице, принялся созывать невольников, чтобы готовить оборонительные приспособления.

Питер сражения не видел, он нервно мерил шагами площадь — Корнелий до поры велел ему держаться подальше.

Вокруг сновали невольники, поднося перевязочные тряпицы, воду, оттаскивая тех орков, которые, получив стрелу, еще и падали со стены.

Питер знал, что орки необычайно живучи, но его не переставало удивлять то, что, даже упав с такой высоты, они все еще были живы, а некоторые ругали нерасторопных рабов, которым не хватало силы выдернуть засевшую в ребрах стрелу или арбалетный болт.

Пока молоканы готовили камни на веревках, солдаты из подрывной команды вовсю трудились, разбрасывая первый ряд кладки, расковыривая рыхлую глину и даже взявшись рубить попавшийся им столб, что было особенно опасно, ведь в этом случае они могли обрушить весь участок стены — сверху донизу.

Вскоре веревки с камнями были готовы, и ими начали хлестать через стены, стараясь при этом не высовываться. Орки прикладывали все силы, и у них начало получаться. После того как камень угодил в одного из скрывавшихся в проломе солдат, тем пришлось держать перед собой щиты, и работа у них пошла не так быстро, как вначале. Впрочем, остановить приближение решительного штурма небольшие успехи оборонявшихся уже не могли, им противостояли настоящие профессиональные военные, которые осаждали города меньшим количеством солдат, чем имелось в местных ополчениях и гарнизонах. Вот и у этого отряда за спиной был не один разрушенный глиняный город, и в своих действиях они придерживались давно отлаженной схемы.

По мере того как солдаты-диверсанты продвигались в своей работе, достать их камнями на веревках становилось все труднее, а столб, который рубили лазутчики, уже начал потрескивать, поскольку держал на себе уложенный на мостки толстый слой глины — от пожара да еще пару десятков орков и груду приготовленных для метания камней.

Видимо, поняв, что обрушение пролома только осложнит задачу, лазутчики перестали рубить столб и все силы бросили на разборку. Они так быстро продвигались, что скоро оркам пришлось ширять пиками в промежутки между камнями, чтобы поразить кого-то из лазутчиков, однако свою работу те уже сделали.

Питер видел, как заволновались лучники, забегали по стене орки. Противник начал продвигать вперед дюжину арпашей, одновременно смыкая их ряды, а за ними уже выстраивалась штурмовая колонна, которую пытались осыпать стрелами лучники крепости, но без видимых успехов.

— Скорей бы лезли, что ли, а то надоело камешками перебрасываться, — сказал стоявший рядом с Питером незнакомый ему молокан. На его груди была пропитанная коричневой кровью тряпка, однако он уверенно сжимал рукоять широкого тесака.

Кроме него, напротив прикрытого каменной кладкой пролома полукругом стояло еще не менее сотни молоканов, угрюмо смотревших на своих суетившихся на стене товарищей. По их реакции было видно, что происходит перед стеной.

Вот колонна противника пошла вперед, лучники стали лихорадочно выпускать стрелы, а наученные горьким опытом орки пока не выглядывали и только взвешивали в руках заготовленные булыжники. Когда до колонны осталось несколько ярдов, орки стали бросать вниз огромные валуны. Загрохотали обитые железом щиты, где-то удалось свалить пару рядов нападавших, и орки обрадованно закричали, поднимая руки. Некоторые, забывшись, высунулись больше положенного и сейчас же полетели со стены, нашпигованные стрелами и арбалетными болтами.

Подтащив арпаши ближе, хорошо натренированные стрелки противника били без промаха, а убойная сила их оружия увеличилась.

Пехотинцы сумели подтащить бревно, и всего один его удар сдвинул с места наспех сооруженные стенки, из которых посыпались камни.

Орки не переставая бросали вниз валуны, те грохотали о щиты, но, по-видимому, штурмующие принесли с собой подпорки, в противном случае они бы давно уже были раздавлены. Шум стоял такой, что не слышно было, о чем переговариваются находящиеся рядом с Питером молоканы.

Корнелий спустился со стены и что-то сказал Даувпирту, левая рука которого висела на перевязи из обычной пеньковой веревки, однако в правой старый орк держал свой тесак, не собираясь отсиживаться в дальних углах города.

Промелькнул Лусх, он помогал оттаскивать от стены сбитых жестоким обстрелом молоканов. С близкого расстояния стрелки противника почти не оставляли оркам шансов — теперь они разили их наповал.

После очередного удара из пролома показался конец бревна. Еще удар — и орки заорали, увидев своих врагов совсем близко. По пролому хлестнул залп из арбалетных болтов, снаружи кто-то упал. Еще мгновение, и в ответ влетело несколько стрел, которые также нашли свои жертвы.

В пролом рванулись пехотинцы, прикрываясь щитами и пригибаясь как можно ниже, они влетали в крепость, словно пущенные из пращи камни, и с яростью бросались на огромных орков.

Казалось, масса огромных молоканов должна была раздавить горстку просочившихся смельчаков, однако разбросанные камни и напиравшие сзади боевые товарищи заставляли передовых орков падать, в то время как легкие и проворные пехотинцы действовали успешнее, ухитряясь наносить удары и вовремя смотреть под ноги. Они были вооружены короткими мечами и большими надежными щитами, которыми отбивали удары тесаков, и тут же контратаковали, всякий раз нанося оркам ранения.

Питер покосился на Корнелия — тот вытащил из ножен меч, но в дело пока не вступал, дожидаясь задачи по силам. Питер тоже достал свой меч и судорожно вздохнул. Его била нервная дрожь, ладони вспотели. В пролом протиснулись еще несколько пехотинцев, и двум из них удалось заскочить на лестницу.

Бой завязался на стене, и оркам пришлось прекратить швырять камни, но стоило им подняться в полный рост, как их стали расстреливать из-за арпашей.

Это была коварная и безупречная тактика — двое пехотинцев начали теснить огромных молоканов, пользуясь узостью фронта на стене и поддержкой своих стрелков.

Теперь уже в крепости было не менее двух десятков пехотинцев, которые пытались разорвать фронт, но дальше пятачка с рассыпанными камнями орки их не пропускали, методично ухая по щитам тесаками так, что от них летели щепа и склепки.

Внезапно что-то переменилось, Питер понял это по быстрому движению Корнелия — тот поспешил к переднему краю, а через пролом уже вваливались первые манукары.

Теперь Питер сумел по достоинству оценить их внешний вид и стать. Они были на голову ниже орков, однако выглядели куда опаснее со своими длинными мечами, зачерненной броней и узкими прорезями смотровых щелей. Их налокотники были снабжены острыми отточенными крюками — прихватами, о которых рассказывал Корнелий, такие же прихваты, только побольше, были пристегнуты к сшитым из бычьей шкуры, проклепанным железом башмакам.

Глядя на длинные мечи манукаров, Питер подумал, что в плотной схватке с орками они будут неудобны, однако он и не предполагал, каково мастерство этих воинов. Едва сойдясь с орками, первый императорский гвардеец перехватил свой меч посередине второй рукой и, словной косой, одним ударом снес головы двум молоканам. Тем временем второй нанес разящий удар сверху еще одному орку и ударом ноги сорвал прихватом панцирь с другого.

Манукары работали, словно мельницы, без опасения хватаясь за свой клинок кольчужными рукавицами и при случае вырывая из рук молоканов их тесаки. Своими мечами они владели великолепно, пользуясь ими, как пикой, алебардой и даже дубинкой, когда вдруг наносили удар тяжелым шишаком у основания рукояти.

В пролом полезли новые пехотинцы, уже без массивных щитов, они не спешили помогать манукарам, которые справлялись и без них, а разбегались во всех направлениях, разгоняя лучников, опрокидывая воду для раненых и рубя каждого, кто попадался навстречу. Это было частью тактики атаковавших, позволявшей расстроить тылы противника и его общую войсковую организацию.

Питер бросился наперехват одного из таких вредителей. Тот увидел преследователя и принял вызов, первым атаковав щуплого парнишку в новеньких кожаных доспехах.

Короткий меч дополнялся дагой в левой руке противника, но Питер решил не отступать и навязал плотный бой, не размыкая клинков. Пехотинец не был готов к такому темпу и стал пятиться, не заметив подскочившего орка. Взмах тесака — и Питер побежал искать другого противника, но вокруг царила такая свалка, что приходилось уворачиваться даже от своих. Многие орки в горячке боя ранили друг друга, в то время как манукары деловито продолжали свою жатву, расширяя занятый пятачок и ступая по трупам поверженных молоканов.

Наконец за мечущимися фигурами Питер увидел Корнелия. Он вел бой сразу с тремя манукарами, однако в этом случае их манера значительно отличалась от шквальной атаки против молоканов. Императорские гвардейцы поочередно делали быстрые выпады, стараясь издали поразить защитника. Их осторожность была понятна: неподалеку лежали двое их товарищей, в пылу боя не распознавших в очередном противнике защитника.

Пехотинцев и манукаров в крепости становилось все больше, они уже не только держали все расширявшийся круг на площади, но и бегали по крепостной стене, сбрасывая орков и освобождая место для своих стрелков. Стоило тем забраться на стену, и падение города было бы ускорено, ведь они смогли бы выбивать цели на выбор.

Питер стал пробираться к Корнелию, ему показалось, что учителю нужна поддержка, однако, когда он оказался в нескольких шагах, Корнелий стремительным ударом распорол кирасу одного из манукаров и успел крикнуть:

— Не лезь сюда, лучше придержи стрелков, чтобы они на стену не вышли!

Место упавшего манукара тут же занял новый, и они продолжили свою опасную игру, а Питер огляделся: из бреши уже выбирались лучники с полными колчанами стрел. Пробиться к ним через строй махавших мечами манукаров было невозможно, и Питер помчался к другой лестнице — она находилась всего в пятидесяти ярдах.

Однако солдаты императора действовали безупречно, лестницу уже караулил пехотинец.

— Убью! — закричал Питер, замахиваясь мечом. Пехотинец чуть подался назад, готовясь отбить сильный удар, но Питер быстро ударил его ногой в наколенник, потом мечом вышиб его меч и добавил ногой по левой руке, чтобы выбить кинжал, но солдат вовремя подался в сторону, оставшись при кинжале и пропустив Питера.

Понимая, что опаздывает, тот стремительно взбежал по лестнице и помчался в сторону пролома.

Заметив несущегося по стене чужака, стрелки снаружи крепости оживились, защелкали тетивами, разряжая луки и арбалеты, но взять нужное опережение никто не сумел, Питер бежал все быстрее и быстрее.

Он уже представлял себе ужасную картину, когда вражеские лучники станут выцеливать Корнелия. Учитель в этом городе был единственным, за кого Питер готов был рисковать жизнью.

Первые лучники уже выбегали на стену, на ходу вкладывая стрелы в луки, еще немного — и начнется хладнокровное истребление, но Питер несся, как ветер, и был уже в нескольких шагах. Еще мгновение, и он, как ураган, врезался в скопление лучников, работая мечом, кинжалом, ногами и локтями. Раненые с криками падали со стены, скатывались по лестнице, увлекая за собой тех, кто поднимался, а Питер продолжал наступать сверху, не давая противнику опомниться, ведь, получив передышку, они могли достать его метким выстрелом.

Но стрелкам было не до этого, те, кто уцелел, выбегали через брешь наружу, а им на смену тотчас прибыли двое манукаров, которые сразу двинулись к лестнице.

Питер окинул взглядом поле битвы — манукары уверенно одолевали орков. Сумев по стене выйти на одну из улиц, они рассекали массу молоканов с двух сторон.

Корнелия теснили в угол пятеро, но рисунок боя был тот же, а следом за этой группой тянулась вереница поверженных манукаров с однообразно рассеченными кирасами. Казалось, Корнелий совершенно не уставал, хотя теперь ему приходилось работать мечом чаще. Питер заметил, что учитель похлопывает себя свободной рукой по бедру то быстрее, то медленнее.

«Мелодия, он помогает себе слышать ее», — догадался Питер.

Все эти мысли и наблюдения промелькнули в его голове в один миг, а потом он вновь оказался один на лестнице перед двумя поднимавшимися манукарами.

Питер отметил спокойствие и деловитость, с которой те приближались к нему, уверенные в своем превосходстве. Они и Корнелия загоняли с полной уверенностью, что рано или поздно убьют его, каких бы жертв им это ни стоило. Помимо тех, кто уже участвовал в битве, у гвардейцев еще оставался резерв в сорок-пятьдесят пеших воинов, но они не пускали его в ход, полностью придерживаясь плана сражения и не вводя в бой новые силы, если для них во фронтовой полосе не хватало места.

Питер оглянулся: на несколько ступеней выше него лежал брошенный лук и несколько выпавших из колчана стрел. Сунув меч в ножны, убрав кинжал, он подхватил лук, потом стрелу и, прицелившись в первого манукара, стал растягивать тетиву, однако императорский гвардеец не принял угрозу всерьез и даже похлопал себя по кирасе, давая понять, что он не против того, чтобы мальчишка испытал ее крепость.

Такое поведение смутило Питера, рука дрогнула, и пущенная стрела сломалась, ударившись о крепкую сталь.

Внутри шлема манукара загугукало — он смеялся. Смеялся и второй гвардеец, поднимаясь вслед за товарищем.

Питер вставил в лук вторую стрелу и поднялся на несколько ступеней — манукары были близко, еще пару шагов — и они достанут его своими длинными мечами.

«Я все повторяю, но ты не слышишь: стрела строгость любит, ее до шестой доски вести нужно, а ты воткнул в первую и зеваешь…» — возникли в памяти Питера слова Корнелия.

«Доводим до шестой…» — мысленно произнес Питер, представляя себе заднюю стенку кирасы манукара.

Удар! И белое оперение задрожало на пробившей сталь стреле. Манукар покачнулся, однако устоял — ранение было неглубоким, но чувствительным, Питер видел это и, отбросив лук, выхватил меч.

Раненый манукар не думал отступать и, положив меч клинком на левую перчатку, стал ждать.

Питер уже догадался, что станет делать гвардеец — подсекать ноги, поэтому был наготове. Едва ступив на следующую ступень, он тут же отдернул ногу, и острая сталь прошла мимо, стесав со ступени стружку.

Не давая манукару опомниться. Питер тут же ударил его ногой в забрало, а когда тот качнулся, обрушил сверху свой меч. Разрубить шлем ему не удалось, но этого уже не требовалось. Раненый гвардеец полетел вниз и сбил своего неудержавшегося товарища. Грохот был такой, что многие обернулись, услышав его даже сквозь шум боя. И в этот момент Питер увидел Корнелия, который убегал в сторону ближайшего переулка, двигаясь как-то неспешно, словно нехотя. За ним, перепрыгивая через распростертые тела, бежали трое манукаров. Четвертый пытался составить им компанию, но едва ковылял, опираясь на меч, после удара защитника он едва переставлял ноги.

Поняв, что настал момент отступления, Питер быстро поднялся на стену и, старательно пригибаясь, поспешил к дальней лестнице, спускавшейся к переулку, где стоял дом Даувпирта.

Не считая нескольких запоздалых стрел, пущенных вдогонку, на стене ему никто не помешал, но возле нужной лестницы околачивались двое пехотинцев. Идти Питеру было некуда, и он стал спускаться, держа наготове меч и кинжал.

— Защитник… — сказал один солдат другому, и они стали пятиться, отходя все дальше и прикрываясь щитами, словно опасались, что Питер внезапно выстрелит в них.

Быстро найдя переулок в запутанных лабиринтах узких улочек, Питер подбежал к воротам дома Даувпирта и, осторожно заглянув в прикрытую створку, увидел убитого стрелой конюха.

Корнелия нигде видно не было, дверь в дом оказалась распахнута, привалившись к ней, на крыльце неподвижно сидел манукар.

Питер вошел и прислушался. Издалека доносился шум боя, орки отступали с площади на улицы, во дворы усадеб, схватка распространялась уже на половину города. Но тут пока было тихо. Возможно, Корнелий находился в доме, однако Питеру следовало выполнять его приказ — спуститься со стены и захватить в лагере лошадь.

Он поспешил к двери своего жилища, в конюшне зарычал и ударил копытом зубан. Питер остановился и прислушался, но во дворе по-прежнему было тихо. Он уже взялся за ручку двери, когда почувствовал позади какое-то движение, быстро присел, и пущенная стрела угодила в дверь.

Кувырком вкатившись в жилище, Питер захлопнул дверь и тотчас припал к щели: возле крыльца стоял лучник и укладывал в лук новую стрелу.

Питер оглянулся на стену — на гвозде висел приготовленный для бегства моток веревки. Правда, теперь следовало подумать, как обмануть стрелка.

— Питер, ты здесь? Выходи, не бойся.

Это был голос Корнелия. Питер осторожно приоткрыл дверь и совсем рядом увидел учителя, а чуть дальше, раскинув руки, на земле лежал лучник.

Питер подхватил веревку и вышел. В глаза ему бросилось большое пятно крови, выплывавшее из-под рассеченной кирасы на правом боку Корнелия.

— Ты ранен?

— Ничего страшного, это не помешает мне добраться до родины.

Несмотря на ранение, голос Корнелия звучал бодро. Он быстро вошел в конюшню, Питер стал его ждать.

— Я вспомнил все, Питер! — донеслось оттуда, потом показался Корнелий с зубаном на поводу.

— Ты вспомнил, где твоя родина?

— Представь себе, как только железо манукара воткнулось в меня, я как будто переменился. Теперь помню все: и детство, и семью, и братьев!

— Тебя нужно перевязать!

— Я уже сделал перевязку, просто дыра большая, вот и течет, — пояснил Корнелий, деловито расправляя упряжь.

— Но с такой раной нельзя верхом, ты должен отлежаться!

— Зачем? Чтобы выжить? — Корнелий усмехнулся. — Доехать до дому сил хватит, а большего ничего и не нужно. Ты, главное, следи за конными манукарами. Как только они сорвутся с места и помчатся вслед за мной, смело беги к их лагерю. Ты теперь защитник, поэтому лошадь заберешь без проблем.

— Но как же ты прорвешься к воротам, они же узнают тебя?!

— Сразу не узнают, я надену шлем и кирасу манукара…

— Лошади проворнее зубанов, Корнелий, они догонят тебя!

— Я поскачу прямиком в холмы, там лошадям с зубаном не тягаться. Все, Питер, иди, пока они не перекрыли выход к лестницам.

— Прощай, Корнелий.

— Прощай.