47

В этот день отряд императорских войск никаких активных действий не предпринимал, только разведчики крутились вокруг стен до самой темноты, собирая сведения о самых слабых местах. Впрочем, Корнелий не сомневался, что атаковать будут с западной стороны, поскольку земля там была посуше, а на подступах с других сторон стояли лужи, и в размокшей глине вязли лошади и люди.

Ночевал Питер в своей комнатке и даже без амуниции — Корнелий разрешил ее снять, сказав, что ночью ничего не случится. Поначалу не спалось, донимали мысли о том, что будет завтра, но потом Питер все же уснул, и поутру, когда пришел будить конюх, вставать совсем не хотелось. Однако война есть война. Питер поднялся с топчана, встряхнулся и пошел умываться во двор, чтобы посмотреть, что там происходит.

Но во дворе было так же пустынно, как и накануне. Все молоканы оставались на стенах или рядом с ними, под кожаными пологами от дождя. Небо под утро прояснилось, вместо туч пришли облака. Подсвеченные первыми солнечными лучами, они имели нежно-розовый цвет.

Через несколько минут Питер был собран. Он хорошо запомнил последовательность действий и сумел надеть доспехи без посторонней помощи.

— Сегодня будет сухо, Корнелий! — бодро отрапортовал он, торопливо дожевывая свой завтрак — лепешку с ветчиной.

— Да, сегодня будет суше, чем вчера, но за пару часов стена не просохнет, если ты это имел в виду, — осадил его учитель, и Питер вздохнул. Он так надеялся узнать с утра какую-нибудь хорошую новость: что стена за ночь вся просохла и теперь ее не сломать или что противник отступил и отправился воевать более важные крепости. Такое с ним уже было перед битвой у Арума, когда все происходящее казалось чем-то нереальным, впрочем, не ему одному.

— Настраивайся на битву и не ищи убежища в малодушных выдумках, — строго произнес Корнелий, поправляя свою амуницию. В отличие от Питера, он спал не раздеваясь, ведь на нем лежала совсем другая ответственность. Единственное, что он мог позволить себе в такой ситуации, — чуть-чуть ослабить ремни.

Из погреба появился Бриан и словно тень приблизился к Питеру. По нему было видно, что от страха он не сомкнул ночью глаз. Лук и колчан со стрелами смотрелись в его руках нелепо.

— Доброго вам утра, господин Питер.

— Здравствуй, Бриан. Ты, я вижу, готов к обороне?

Питеру хотелось подбодрить бывшего товарища по неволе, но тот подошел не за этим.

— Мне кажется, я сегодня умру, господин Питер, — сообщил он и пошел к воротам, где его уже ждали двое рабов-строителей, также вооруженных луками.

— Пойдем и мы, — сказал Корнелий. — Скоро станет светло, и манукары начнут делать брешь.

— И ты вот так просто об этом говоришь? — поразился Питер, забегая перед Корнелием.

— А что же тут удивительного? Они для того и пришли. Небось не первый город берут, знают, что к чему.

Некоторое время они шли по улице молча. Было непривычно тихо, прежде в этот ранний час невольники со всех поместий отправлялись за город — в свинарники, а теперь никто никуда не спешил, и улица была завалена оброненными с возов камнями, втоптанными в грязь тряпками и раздавленными корзинами.

— Как все будет на самом деле? — решился спросить Питер. Прежде он боялся задать этот вопрос, но дальше откладывать было невозможно.

— Сначала сделают брешь под одного человека и пойдут в атаку, станут прорываться внутрь и одновременно делать брешь шире. Мы пару раз отобьемся, потом они прорвутся в город частью пешими, а частью верхом.

— И всех нас убьют?

— Мы с тобой должны уцелеть. Я рвану через ворота на зубане и отвлеку внимание, а ты спустишься со стены у юго-западной башни и поспешишь в лагерь противника. Там будут только обозные, и ты сможешь захватить хорошую лошадь. У них имеются запасные строевые лошади для манукаров.

— А что будет со всеми остальными?

— Я должен отвечать и на этот вопрос?

— Нет, — сказал Питер.

На стене их уже ждали. Молоканы провели ночь в охранении и выглядели встревоженными.

— Корнелий, они стучали всю ночь — сколачивали что-то! Может, стенобитное орудие? — беспокоился Даувпирт.

— Не думаю. Скорее всего — арпаши. Когда совсем рассветет, мы их увидим.

Как всегда, он оказался прав. Вместе с солнечными лучами к осажденным пришло понимание, что враг за ночь сумел хорошо подготовиться. Всего в сорока ярдах от западной стены стоял ряд из пятидесяти арпашей, сколоченных из отсыревших досок и жердей, привезенных с окрестных свинарников. О том, чтобы поджечь сырое дерево стрелами с просмоленными тряпками, не приходилось даже мечтать, пробить арпаши стрелой можно было только из барийского лука, но скольким было под силу сделать такой выстрел?

— Корнелий, — Питер вынырнул у правого плеча защитника и встал так, чтобы от арпашей его видно не было, — Корнелий, а ты можешь пустить стрелу, чтобы она пробила этот, как его…

— Арпаш…

— Да, арпаш. Ты же тогда, под навесом, шесть досок насквозь бил!

— Мы стреляли с четырех ярдов по сухим дюймовым доскам, отставленным друг от друга на пару дюймов. А здесь, посмотри, сырые доски, сбитые вместе, да на расстоянии вдесятеро большем. Ну, я могу постараться, подсмотреть пару арпашей послабее и продырявить их, но что за толк будет с этого? Разве манукару повредит ослабевшая стрела, ведь на нем доспехи из отличной стали?

— Что теперь делать, Корнелий? — спросил Даувпирт.

— Заводите лучников, пусть разберутся напротив каждого арпаша и стреляют в тех, кто будет подносить припасы.

— Понял! — обрадовался Даувпирт и стал передавать приказ защитника дальше, однако Питер заметил безразличие во взгляде Корнелия. Что могут четыре или пять сотен лучников, учившихся стрелять лишь последние несколько дней?

— Если бы у нас была сотня хороших стрелков, — заговорил Корнелий, адресуя сказанное Питеру, — все могло бы повернуться иначе. А так — они станут беспрепятственно разрушать стену.

— Но чем?

— Тяжелыми стрелами из знакомого тебе барийского лука. За каждым арпашем по два стрелка-манукара, при них запас стрел и еще пара помощников пехотинцев. Возможно, и арбалетчики, чтобы защитника выслеживать, сорок ярдов для хорошего арбалета — пустяк. Яблоко прострелят.

— Почему же ты еще не прячешься?

— Ты уйдешь, и я спрячусь.

Питер тотчас пригнулся, ужасаясь при мысли, что из-за него Корнелий подвергал себя опасности.

По выстеленным досками глиняным ступеням стали подниматься лучники, если так можно было называть перепуганных невольников с дрянным оружием. Следуя приказам корнунгов, они кое-как распределились в группы, чтобы противостоять тем, кто скрывался за арпашами.

Кто-то со стены решил проверить прочность арпаша и выстрелил из арбалета. Болт вонзился в сырые доски с глухим, едва слышимым звуком, сырое дерево поглотило всю его мощь без остатка.

Из рядов прикрывавшихся стеной молокан раздались возгласы разочарования.

— Даувпирт, пусть они постреляют в арпаши для пробы! — крикнул Корнелий, и вскоре в сторону врага полетели первые стрелы.

Смотреть на это без слез было невозможно: некоторые стрелы пролетали на двадцать футов выше цели, другие, напротив, падали сразу под стеной. Теперь Питер лучше понимал Корнелия и его отношение к оборонительным возможностям города. Впрочем, через несколько минут упражнений большинство стрел начали вонзаться в арпаши, что вызвало оживление среди молокан. Он стали смелее выглядывать из-за стены, с интересом обсуждая успехи невольников. Особенно радовали их удачные выстрелы своих собственных рабов.

Питер тоже следил за происходящим, осторожно выглядывая из-за глиняного вала. Вдруг он услышал какой-то возглас, что-то вроде команды, потом протяжный крик, и из-за арпашей взлетела волна стрел. Едва Питер пригнулся, как по стене замолотили острые наконечники. Над стеной взметнулись фонтаны сырой глиняной крошки, где-то обвалил целые пласты, в другом месте стрела прошибла стену и сбила со стены молокана.

Действие этого залпа было настолько потрясающим, что все попадали на дощатые настилы и боялись выглядывать.

Внизу ругался и хрипло хохотал сбитый орк. Даже рухнув с высоты в двадцать футов, он лишь слегка отбил себе задницу и вскоре снова вернулся на стену, показывая всем сбившую его огромную стрелу и вмятину на ржавой кирасе.

Последовал новый залп, и снова всех засыпало глиняной крошкой. Парочка стрел перелетела в город.

Рабы-лучники прижались к настилу и даже думать забыли о том, чтобы снова в кого-то стрелять. Корнунги пытались их поднять, однако и сами не спешили подниматься.

Смахнув со шлема глину, Питер посмотрел в сторону Корнелия и обмер: тот стоял в полный рост и растягивал огромный лук. Спустив тетиву, он тут же пригнулся и отполз в сторону, а в стену, напротив места, где он только что стоял, врезалось не меньше двадцати тяжелых стрел, и Питер увидел, насколько слаба крепостная защита — на настил вывалился большой кусок глины, сделав стену втрое тоньше.

«Наверху толщина — три фута, у основания — семь. Высота футов двадцать, — начал составлять задачу Питер. Ему было необходимо успокоиться, ведь потрясения следовали одно за другим. — Какая толщина стены на уровне головы?»

Снова последовал залп по всей стене, и опять на настил стали сваливаться куски глины.

Стряхнув комья со шлема, Питер снова вернулся к задаче. Когда-то в малкуде он щелкал такие, как орехи.

«Итак, если рост человека три фута, тогда…»

Очередной удар в стену пришелся где-то совсем рядом с Питером. После первого раза ударило еще, и еще раз, а затем эти удары слились в непрерывную дробь, то замедляющуюся, то снова торопливую.

«Они нашли слабое место», — догадался Питер и стал отползать в сторону, чтобы в случае обрушения его не завалило сырой глиной.

— Несите камни к стене! — услышал Питер голос Корнелия. Тот уже был внизу и определил место, в которое манукары монотонно долбили тяжелыми стрелами.

Занявшись этим участком, они перестали обстреливать верхний защитный вал, и его стали торопливо восстанавливать, укрепляя каменной кладкой разбитые участки.

Разумеется, противостоять новым ударам тяжелых стрел наскоро сложенные камни не могли, зато защищали от легких стрел и арбалетных болтов.

Спустя час разбитые участки наверху стены были восстановлены, настроение у защитников улучшилось. Лучники оживились и стали постреливать через стены, однако не так дружно, как прежде.

А тяжелые стрелы тем временем продолжали монотонно бить в крепостную стену, и временами слышались звуки обрушения, когда падали большие пласты глины.

Чтобы посмотреть, какие меры предпринимает Корнелий, Питер спустился со стены. Напротив готовящегося пролома стену укрепляли камнями, досками и подпорками. Впрочем, уже сейчас было видно, что эта конструкция слаба, и стоит ударить в нее торцом бревна, как все ряды камней начнут съезжать и рассыпаться, даже несмотря на подпорки. Питер понял главное — Корнелий дает обороняющимся работу, которая отвлекает их от осознания тщетности собственных усилий. Крепость уже была обречена, и защитник только помогал всем этим оркам и рабам проиграть достойно.

Ближе к полудню удары в стену прекратились — манукарам потребовался отдых и перерыв на обед. Со стены было видно, как к арпашам проскакивают помощники, поднося медные судки с горячей едой. На территории их лагеря был виден дым от костра.

В осажденной крепости тоже обедали. Рабы ели жир с сероватыми жесткими лепешками, орки и Корнелий с Питером — ветчину с лепешками белыми.

Запивали все водой, настоянной на свежем тертом щавеле. Считалось, что она хорошо восстанавливает силы и помогает залечиваться ранам.