36
Питер поднялся с земли и огляделся. Работавшие допоздна строители спрятались, вид необычно жестокого избиения напугал их, однако Питер чувствовал себя удовлетворительно. Ссадины и глубокие царапины на руках, конечно, донимали, однако мышцы и кости были в порядке.
Подняв оброненную плеть, Питер отнес ее на крыльцо хозяйского дома и направился к погребу, стараясь не думать, какое наказание могут придумать за его сегодняшний проступок.
«Что поделаешь — я защищал свою жизнь. Он собирался меня убить», — оправдывал себя Питер.
«Питер!» — окликнул его кто-то, он скорее почувствовал это, чем услышал.
«Эй, Питер!» — повторил другой голос.
«Обернись, мы тут», — прозвучал третий.
Питер остановился у входа в погреб и медленно повернулся. В нескольких шагах от него стояли три фигуры в темных развевающихся хламидах.
— Кто вы? — спросил он, холодея от страха и делая шаг назад.
— Мы, это — мы. А вот кто ты, Питер? — спросил тот, что стоял слева, и в спускающихся сумерках его лицо озарилось светом красного пламени.
— Я… Питер Фонтен, невольник, — пролепетал Питер, не зная, явь это или видение.
— Нет, ты скажи — кто ты? Кто ты на самом деле? — спросил второй незнакомец, и его одежды затрепетали от набежавшего ветра.
— Я — Малой, я был галерным, вот и все!.. — в отчаянии воскликнул Питер, желая избавиться от страшных видений.
— Не хочет он нам ничего рассказывать, затаился, — сделал вывод третий, и вдруг совсем рядом кто-то испустил душераздирающий вопль:
— А-а-а-а!
Питер резко обернулся и увидел широко распахнутый рот Бриана.
— Замолчи! — приказал он и снова посмотрел туда, где стояли незнакомцы, но там никого не было.
Бриан перестал кричать и только часто дышал.
— Да что ж такое, орут и орут, — пробурчал один из работников-строителей, укладываясь на солому.
Питер подхватил Бриана под локоть и проводил в погреб, где уложил на солому и принес воды.
Лишь осушив целиком большую плошку, тот смог говорить:
— Малой, похоже, со мной действительно что-то не так…
— С чего ты взял? — притворно удивился Питер, который и сам еще не отошел от видения.
— Я только хотел выйти из погреба, чтобы посмотреть, что с тобой. Честно говоря, я думал, с тобой покончено — ты так кричал!
— Это не он кричал, это хозяйский сынок, — внес ясность строитель-ворчун.
— Да? А мне показалось, что это Малой кричит, и я пошел посмотреть. Поднялся, вижу — ты, хотя знал, что ты лежишь, окровавленный, на земле!
— Это не он кричал, а хозяйский сынок! — снова напомнил строитель.
— Неважно, я-то думал иначе! — возразил Бриан, увлекшись собственным рассказом. — А потом еще эти таинственные и жуткие фигуры со светящимися лицами! Ужас!
Бриан сел и, закрыв лицо руками, прогундосил:
— Малой, пинеси мне воды…
Питер принес полную плошку, и Бриан снова опустошил ее.
— Только не говори мне, что ты не видел никаких фигур, Малой.
— Я ничего не видел, Бриан…
— И ты с ними не разговаривал?
Голос Бриана сорвался, и он всхлипнул.
— Увы, дружище, я ни с кем не разговаривал. Просто шел в погреб, а тут ты начал орать.
— Ну все… — Бриан всхлипнул громче. — Значит, я погиб и меня скормят свиньям.
Под сенью остывающих древесных крон, в двадцати милях к юго-востоку от оркского поселения Вендор, Карцепос и Харар остановились на отдых. Место было дикое, уже опустошенное туранскими племенами, но еще не заселенное орками.
— Смотрите, — произнес Харар, выдергивая из ствола дерева старую стрелу.
— Что же здесь удивительного? — спросил Карцепос, устраиваясь на большом валуне и с облегчением вытягивая ноги.
— Людей уже нет, их селения разрушены, а стрела — вот она, символ… чего-то там.
— Чем без толку болтать, лучше сразу спроси, что тебя интересует, — сказал Вендор, видя, что Харар снова ищет повод, чтобы поговорить.
— Благодарю, мессир, за ваше внимание ко мне.
Харар отбросил ненужную стрелу и сел на глиняную кочку напротив Вендора.
— Зачем было терзать несчастного узника этими вопросами? Мне кажется, мы только смутили его, но ведь вы не этого добивались, правильно?
— Мальчишка получил крепкую встряску, этот орк едва не убил его.
— И что?
— В момент испытания сознание человека раздваивается, ему становится трудно скрыть то, что в другом состоянии он делает без труда.
— Мессир, вы не заставите меня поверить, будто какой-то мальчишка, за которым мы по каким-то причинам приглядываем столько месяцев, может скрыть от вас хоть какую-то малость.
— Харар, ну сколько можно задавать одни и те же вопросы?
Вендор поднялся и направился в глубь рощи, оставив любознательного последователя наедине с Карцепосом.
— Ответьте вы, мессир Карцепос.
— Изволь, Харар, — пожал плечами Карцепос, запахиваясь в длиннополую хламиду. — Вендор ведь сказал тебе, что сознание человека раздваивается, поэтому мы пытались воспользоваться этой слабостью, чтобы выведать у мальчишки то, о чем он, возможно, даже не догадывается. В каждом существе спрятано множество бессознательных тайн.
— И даже внутри мага?
— Разумеется, в противном случае маги являлись бы существами совершенными, лишенными желаний и мотиваций к действиям. Но вернемся к нашему мальчишке: Вендор полагает, что в мальчишке есть что-то такое, что можем быть нам полезно. Какое-то новое знание, значимая весть, назидательное откровение.
— Но это еще не все, — продолжил Вендор, возникая, как всегда, из ниоткуда. — Не нужно забывать о нашем неприятеле — Гильгуме. Он обязательно узнает о нашем визите, мы все сделали для того, чтобы он узнал.
— Постойте, мессир, дальше я попытаюсь сам… Э-э, поскольку Гильгум уже связан с мальчишкой нитью сомнения, наш визит это сомнение только усилит и заставит Гильгума без толку терять еще больше силы, поскольку сомнение для мага страшнее незнания. Правильно?
— Браво, Харар, — произнес Карцепос. — Ты хорошо заучил урок.
— Может, теперь ты станешь не так часто изводить меня своими вопросами, — добавил Вендор.
