30

На следующее утро все происходило, как обычно: плошка воды натощак, брошенная в пыль лепешка и кусок жира, а потом быстрая прогулка до свинарника в сопровождении Гурда.

— Ты сегодня получше выглядишь, — заметил Ланкер, выдавая Питеру его корзины.

— Должно быть, Лусх потерял ко мне интерес, вчера бил без особой злости, я даже удивился.

— Наверное, ты ему разонравился, — предположил Ланкер, пряча улыбку.

— Хотелось бы, чтобы совсем.

Подхватив свои корзины, Питер зашагал прочь от свинарника — лес давал ему почувствовать хотя бы условную свободу.

«Отстал бы от меня это урод Лусх, я бы тогда горя не знал», — размышлял он, шагая по тропинке.

В кустах защебетала какая-то птица, Питер помахал ей рукой. Настроение улучшалось, он пошел быстрее.

Небольшой пригорок, спуск, поворот за высокие заросли репейника — под его широкими лопухами можно было спрятать даже лошадь. Питер сошел с тропы, развел лопухи руками, шагнул и исчез.

Предчувствие его не обмануло, вскоре послышались торопливые шаги, и мимо зарослей репейника пробежал Бриан. Он не поверил Питеру и пытался выследить его, чтобы узнать секрет.

«Ну, беги-беги», — усмехнулся тот и вернулся на тропу. Прошел еще ярдов сорок и свернул на другую, едва проторенную тропку, в лесу таких было множество. Однако далеко уходить не потребовалось. Остановившись возле молодого дубка, Питер внимательно осмотрел его крону — она была усыпана сотнями зеленоватых гусениц. Схватившись за тонкий ствол, Питер дважды резко встряхнул его, и гусеницы полетели вниз.

За несколько минут он собрал две большие горсти, завернул весь «урожай» в лопухи и, положив на дно маленькой корзинки, отправился к реке, до которой было уже рукой подать.

Выйдя на крутой берег, постоял еще немного, чтобы удостовериться, что поблизости никого нет, а затем стал спускаться по сыпучему красноватому песку.

Речка была неширокая, всего ярдов двадцать, почти везде ее можно было перейти вброд. На небольших отмелях росли камыши и куга, а также вились длинные заросли из водорослей, в которых жили лягушки. Если бы он охотился за ними, кочуя от отмели к отмели, на это уходил бы весь день, но Питер прикармливал улов, и не он бегал за лягушками, а они собирались на те отмели, куда он бросал свою прикормку.

Горсть гусениц на одну отмель, горсть на другую — это назавтра две корзинки улова, а собрав норму, Питер мог отдыхать и как угодно тратить свободное время.

Разбросав гусениц в этот раз, он побрел по течению к отмелям, на которых прикармливал вчера. Дело спорилось, за пару часов он набрал две корзинки крупных лягушек. Покрепче увязав прикрывавшую их мешковину, он двинулся к берегу, преодолевая быстрое течение.

Когда же Питер поднялся на то место, где оставлял под бревном башмаки, ему встретился тот самый человек, что имел над молоканами необъяснимую власть. Он сидел на бревне и улыбался, однако было в этой улыбке что-то настораживающее.

— Здравствуйте, сэр… — сказал Питер и поклонился.

— Здравствуй, Питер из Гудбурга.

— Вы… знаете как меня зовут и… — Питер поставил корзины на траву.

— Это не трудно, Бриан докладывает хозяину все, о чем говорят другие рабы, а если знает хозяин, знаю и я.

— Я догадывался…

— Разумеется, догадывался, потому и провел Бриана, спрятавшись от него в лопухах.

У Питера от изумления округлились глаза.

— Не удивляйся. Я умею ходить неслышно и видеть то, что не видят другие. Так что мне стал известен твой секрет в добыче лягушек, но я не проболтаюсь…

Тут незнакомец позволил себе более теплую улыбку, и Питер улыбнулся тоже.

— Этот фокус с подкормкой лишний раз подтвердил, что из тебя выйдет толк.

— Я бы не хотел все жизнь заниматься этим, — честно признался Питер, не боясь, что этот человек доложит хозяину. И не потому, что добряк и пожалеет раба, нет. Питер видел, что этот человек стоит выше молоканов и наверняка презирает их — такой докладывать не станет.

— Помнишь, как тебя били кленовыми палками?

— Да, сэр, кто же такое забудет.

— У меня сложилось впечатление, что это не самый страшный день в твоей жизни.

— Увы, сэр, это так.

— А каким был самый страшный?

— Когда моего дядю зарубили в обозе, а меня взяли в плен. С тех пор я невольник.

— А другой страшный день?

— День битвы с туранским войском на трех холмах при Аруме.

— Ты был солдатом?

— Казенным человеком, сэр. Стоял во втором ряду рогатчиком.

— Готовили вас недолго?

— Так точно, сэр. Торопились, чтобы остановить туранов, но, как видите, зря.

— Много вас спаслось?

— Малая горстка, а сейчас, возможно, я один.

— Что ж, — человек поднялся с бревна. — Давай малую корзину, я помогу тебе переправиться вон на тот остров.

— Зачем? Простите, сэр.

— Я хочу кое-что рассказать тебе, попробовать что-то вылепить из той глины, которой ты сейчас являешься. А о башмаках не беспокойся, если их украдут, я подарю тебе свои.

Питер невольно посмотрел на ноги незнакомца: тот был в новых сандалиях из свиной кожи.

— Годится, сэр, а как мне к вам обращаться?

— Меня здесь знают под именем Корнелий, полагаю, этого тебе будет достаточно.

— Да, сэр.

— Ну, тогда хватай корзину и идем, времени до заката осталось не так много.