ГЛАВА 33
Скорняк смеялся, скалил безгубый рот, рассказывая, как он в свое время стал пулеметчиком. Он только поступил на службу, был еще салагой, когда его взял к себе в помощники башенный стрелок. Они вдвоем ремонтировали поворотный механизм, и штатный номер не мог сорвать какой-то болт. Он с трудом, двумя руками зацепил гайку стамеской, а Скорняку показал на молоток. Как только, сказал, кивну тебе головой, бей по ней. Один кивнул, другой ударил, кувалдой по голове. Так Скорняк и стал башенным стрелком… Шутка, конечно. Но как он веселился, рассказывая эту байку…
А Чиж улыбался сквозь печаль, рассказывая нам свою, такую же вымышленную историю. Обратился он однажды к военному богу, встал на колени, спрашивает, почему он к тридцати пяти своим годам никак не может дослужиться хотя бы до сержанта. Молодые контрактники старшинами становятся, в лейтенанты выбиваются, а он верой и правдой служит, но ему даже несчастной ефрейторской лычки не предлагают. И ответил ему тогда военный бог: «Да, служишь ты отлично, в бою впереди, на кухне позади, все такое хорошее. Только вот одна беда, – продолжает военный бог, – не люблю я тебя. Не люблю!..»
А ведь был такой разговор. В душе у самого Чижа. Он искренне поверил, что военный бог не любит его. Но ведь и духом он не падал, служил честно, добросовестно. Может, потому и дослужился до рядового особой инвалидной команды. Не нужен он стал людям, и отправили его вместе с нами на убой… Может, потому и взбунтовалась его душа, поэтому и отправился он в свой последний бой, чтобы спасти меня, чтобы отомстить людям за обиду. А может, самому военному богу хотел бросить вызов…
Нет больше Скорняка, и Чиж никогда не улыбнется нам сквозь тоску в глубине глаз.
…Бронетранспортеры мягко катили по асфальту, Гуцул вел машину, наблюдая за дорогой по прибору ночного видения, детекторы аномалии молчали. Значит, спокойно все. Шпак тоже впереди, на месте старшего стрелка, он также следит за обстановкой со своего места, и Пух настороже, он за оператора-наводчика, осматривает местность из башни. Но все мы знаем, что в дороге с нами ничего не случится. Мы нужны Аномалью, поэтому Марица поможет нам добраться до нашего блокпоста. Чтобы мы жили там, служили. До следующего задания. Так она это все видит…
Долго мы шли пешком от блокпоста до места, где нас ждали «девяностые» бронетранспортеры. Всю дорогу я молчал, пытаясь переварить навалившуюся действительность.
Мне совсем не понравилось, что Баян и Якут сами определили, в какой машине им ехать. И с кем. Мы все разместились в головном БТР, а они шли за нами вместе со своими женщинами. Вот такой у них экипаж машины боевой. Но я с этим разберусь, разгоню эту семейную анархию. Как-нибудь потом, когда будет настроение. А сейчас я подавлен и разбит. Так и не смог смириться со своим спасением, верней, с ценой, которую пришлось за него заплатить. Как же мы дошли до такой жизни, что нападаем на блокпосты, уничтожаем гарнизоны?.. И Шпак растерян, смотрит на меня через стекло своей пипетки, которую почти не отнимает от пересыхающих глаз.
– Лучше бы меня сегодня убили, – понуро произнес он. – Устал я уже так жить, глаза постоянно болят…
– Да, но убили Чижа и Скорняка, – кивком головы показал я на два завернутых в брезент тела, лежащие в десантном отделении. – Как же так, сержант?
– Марица ко мне приходила. Сказала, что тебя собираются расстрелять.
– За что? Суда еще не было. И смертной казни у нас нет.
– А что бывает за попытку бегства?.. Тебя в город собирались отвезти, а в сопровождение спецназ назначили. Из истребительно-штурмового батальона, в котором из-за нас люди погибли. Они бы тебя при попытке к бегству… Теперь понимаешь?
– И ты ей поверил?
– А разве это неправда?
– Не знаю.
– А то, что полковник тебя с потрохами сдал, тоже неправда?
– Это правда, – кивнул я.
– Ну вот, а ты говоришь…
– Ты видел, сколько зомби на блокпост прошло?
Всю дорогу до бронетранспортеров нас сопровождала мертвая тишина. Если бы на блокпост ворвался патрульный взвод, мы бы услышали гранатные разрывы и треск пулеметных очередей. Возможно, вернувшиеся бойцы смогли бы расправиться с зоса-ми… Но не было стрельбы. Значит, взвод так и не вернулся. Может быть, он погиб на маршруте…
– Много. Очень много. Они там всех сожрут.
– Дело не в том, – покачал я головой. – А в том, что зомби тупые и неповоротливые. Ты помнишь, сколько их легло, когда они штурмовали наш блокпост? Помнишь. И сегодня бы они все полегли… Злоформеры могут зомбировать людей, но им не дано делать из них настоящих солдат. Они могут управлять кенгами и косорогами, но этих не так уж и много, чтобы прорвать оборону блокпоста. И зве-ропсам не пройти. Автоматизация, минные поля, «колючка», пулеметы… Только мы, люди, можем на равных воевать с другими людьми. Поэтому мы и нужны Марице. Она использовала нас…
– Да я и сам понимаю, – согласился сержант. – Но у нас не было другого выхода. Мы должны были тебя спасти, командир… Она ко всем приходила, всем внушала, что тебя нужно выручать. Могла бы и не приходить, мы и так готовы были умереть за тебя…
Шпак говорил уверенно и убежденно, но вместе с тем в его словах звучала одержимость. Он до сих пор находился под чарами, которыми охмурила его Марица. Увы, но мы все находились под ее влиянием. Даже я. Поэтому мы и держали путь на блокпост…
Но в то же время у нас не было иного пути. Мои ребята должны находиться у себя на заставе, и если их там вдруг не окажется, это может показаться подозрительным. Их могут обвинить в нападении на сорок второй-дробь-пятый блокпост. А если мы будем на месте, то нас и в расчет не возьмут. Тем более что зомби уничтожат следы огневого боя вместе с его жертвами. Кстати, и меня самого сочтут погибшим. Значит, я смогу спокойно жить и командовать заставой. А в эфир вместо меня будет выходить Шпак. Конечно, если это потребуется. Я сомневался, что в ближайшее время про нас кто-нибудь вспомнит…
Я оказался прав. Аномалье не стало чинить нам препоны, и мы беспрепятственно вернулись на свой блокпост. Увы, неохраняемый, поскольку Шпак никого здесь не оставил: на счету был каждый человек. Но пока гарнизон отсутствовал, вроде бы ничего страшного здесь не произошло. Восстановленные ворота на месте, минные поля и проволочное заграждение, судя по всему, в порядке. Мы не заметили следов чужого присутствия, но все же я выслал разведку, чтобы обследовать заставу изнутри. Вскоре выяснилось, что система видеонаблюдения исправна, дистанционное управление огнем функционирует и съестные припасы не тронуты.
Я зашел в пункт управления, где за мониторами уже разместились Юля и Вика. Они сидели на стульях, Баян обнимал со спины одну, Якут – другую. Парни показывали, как нужно оперировать системой наблюдения. Все правильно, новые люди нужны нам как воздух. Но меня настораживало, что Якут и Баян отбиваются от рук. Казалось, они создают внутри нашей общины особый клан женатиков. А нас всех, вместе со мной и женщинами, всего девять человек. Даже символическое обособление может быть опасно. Но, возможно, я преувеличивал из-за плохого настроения. Поэтому я не стал выговаривать бойцам. Сегодня пусть они поступают так, как считают нужным, а там будет видно…
До рассвета мы не сомкнули глаз. Вдруг выяснилось, что в одном из помещений протекла батарея, давление в системе упало. Пока все восстановили, пока вырыли могильные ямы…
Утром похоронили наших боевых друзей, дали салют в их честь. Пух приготовил завтрак, который мы превратили в поминки. Выпили, как водится на тризне. Только тогда свободная смена смогла отправиться отдыхать.
Жизнь вроде бы продолжалась. Но как жить, если совесть зубами вгрызается в горло? Как забыть, что Марица силами нашей группы разрушила оборону сорок второго-дробь-пятого блокпоста, что мои бойцы убивали людей, что благодаря им зосы вырезали весь гарнизон? Может, на моих руках не было пролитой сегодня крови, но я остро чувствовал вину за своих подчиненных. Ведь я не смог вразумить, удержать их. А главное, я стал той приманкой, на которую они попались, как глупые караси…
Я видел, как Якут повел в гостиницу свою Вику. Похоже, они решили там обосноваться. Вроде бы ничего такого, но ведь парень даже не догадался спросить у меня разрешения. Но я и в этот раз промолчал. Возможно, правильно сделал. Может, Якут потому и не обратился ко мне за разрешением, что у меня был отсутствующий вид.
Я как чумной шатался по расположению блокпоста, заглядывал в казармы, осматривал столовую, но ничего не видел, не замечал. Перед глазами стояла страшная картина – плац, усеянный трупами пограничников, кенги, разрывающие на части обреченных солдат, зверопсы, обращающие людей в зомби… Я пытался, но не мог найти причину, оправдывающую наше злодеяние.
Погруженный в подобные мысли, я не заметил, как ко мне подошел Шарп.
– Командир, звонили из штаба, спрашивали, как дела у нас.
– А у них? – перебил я.
– У нас дела, у них труба… Гарнизон сорок вто-рого-дробь-пятого блокпоста уничтожен… Объявлена срочная эвакуация…
– Кого эвакуировать, если все уничтожены? – не понял я.
– Зверопсы атаковали поселок… Про аномалии ничего не говорили, но, я так понял, зона заражения расширяется…
– Расширяется, – кивнул я. – На востоке граница сдвинулась на тридцать километров, на юге, я слышал, на десять. Полковник говорил, что мы держимся. Пока держимся. Но фронт прорван, Зона двинулась на север… А кто фронт прорвал, а?
– Но мы же тебя спасали, – повинно пожал плечами Шпак.
– Да ты не вини себя. Ты здесь ни при чем…
– Ну как же ни при чем? Столько людей убили. Никогда этого себе не прощу…
– Ну, ну, будет. Ты же прекрасно знаешь, что нет в этом твоей вины. Тебя закодировали, тебя использовали как зомби…
– Я понимаю… Но я больше не позволю себя провести. Я больше не поверю этой бестии! – отчаянно мотнул головой сержант, забыв о своей контузии.
Он поморщился от боли, но его внутренний настрой противостоять Марице не померк.
– Да, кстати, командир, в штабе сказали, что ты пропал без вести, – вспомнил он. – Я так понимаю, зомби тебя сожрали. Ну, для всех…
– Но для вас я живой. Что ж, мне больше ничего и не надо… Как насчет прогулки с покойником?
– Не понял, – озадаченно напрягся Шпак.
– Со мной прогуляться не хочешь? В Мокрянку.
– Ты думаешь, надо? – пристально посмотрел на меня Шпак.
– Не знаю… Может, и не надо… Но я должен…
Я должен срочно увидеться с Марицей. Мне нужно высказать ей в лицо все, что я о ней думаю. Только так я мог хоть как-то оправдаться перед собой. Хоть как-то…
