65
По тротуарам спешили по своим делам суетливые прохожие, коммерческие фургоны, напротив, словно объевшиеся жуки, неторопливо вползали в узкие переулки, чтобы на пыльных двориках поделиться с магазинами своим товаром.
Насупленные полицейские в патрульных автомобилях взирали на внешний мир с ненавистью, зная, что скоро будут вызваны на очередное происшествие. Смолл помнил, как он когда-то так же ждал вызова в машинах с мигалками, припаркованных у дешевых кофе.
Вокруг была знакомая, до тошноты понятная жизнь большого города, раздробленная на маленькие серии районного масштаба.
Смолл привел в порядок брюки и почувствовал себя лучше.
– А вот тут, посмотри, химчистка сменилась на прачечную…
– Просто вывески поменяли, – отмахнулся Пассворд.
– Глянь, наконец-то дыру в асфальте залатали, а то всегда здесь подбрасывало…
– Значит, не все деньги украли, – резюмировал Пассворд.
– Баумштрассе – это где-то в четвертом квартале?
– Ага, в четырнадцатом, – ухмыльнулся Пассворд.
– Разве?
От недавней диареи не осталось и следа, поэтому Смолл на напарника даже не обиделся.
– Ну, пусть будет в четырнадцатом. Ты как насчет пожрать?
– В «Ревене»? – расплылся в улыбке Пассворд. Он ждал этого предложения.
– Хотя бы и в «Ревене». Так и быть, я сегодня угощаю.
– Как неожиданно! – снова съязвил Пассворд и свернул направо.
– А чего не через площадь, там же вдвое короче?
– Когда сядешь за руль, поедешь через площадь, а я люблю мимо пруда проезжать.
– Это ты из-за лебедей? Они же искусственные! Киборги в перьях!
– Все равно мне нравится…
– Что ты раскопал о жертве помимо официальных данных?
– Ну… В шестнадцать лет стала «Мисс поселок горняков Майбург». А в семнадцать – любовницей мэра этого поселка.
– Быстрое начало.
– Красота не вечна, нужно успеть пристроиться. В восемнадцать ее приметил партийный босс регионального масштаба. Полагаю, мэр поселка расплатился с ним таким образом за какую-то услугу.
– Такое случается, – кивнул Смолл, провожая взглядом перебегавшую дорогу собаку.
– Партийный функционер устроил ее в предвыборный штаб, в пресс-команду.
– Чтобы всегда была под рукой…
– Вот именно. Во время выборной кампании штаб обслуживал Энрико Фостерса. Помнишь такого?
– Помню. Значит, это он привез ее в город?
– Да. Привез, снял квартиру, давал деньги. Одним словом, она ни в чем не нуждалась. Но провинциалка оказалась не дурой и все деньги тратила на курсы начинающих фотомоделей и на портфолио. Когда почувствовала в себе силы, потребовала от Энрико устроить ее в агентство. Тот согласился.
– Вот тут осторожнее, вдоль тротуара обрывок растяжки висит уже второй месяц…
– Я про него знаю, – сказал Пассворд, аккуратно объезжая размочаленный конец троса. – Вот кого нужно в кутузку сажать – городские службы.
– Посадим еще, какие наши годы. Так что там дальше было?
– Она стала хорошо зарабатывать, послала Энрико подальше, парней стала выбирать сама. И так продолжалось, пока ей не стукнуло двадцать четыре. К этому времени главный бизнес перетащили на себя те, кто помоложе, и она решила сменить работу…
– А тут подвернулся Рене Марсель со своим уж слишком хорошим для секретарши предложением.
– Именно так…
Четырнадцатый квартал находился недалеко, в районе, который когда-то был центром города. Он сохранился почти не измененным, от разрушения и высотной застройки его спасло новое направление роста города – в сторону океана.
Спустя десять минут Смолл и Пассворд уже въезжали в небольшой, мощенный каменными плитками двор.
Запарковав машину рядом с десятилетним «Лоуренцом» золотистого цвета, они вышли и, осмотревшись, выбрали нужное направление.
– Вот тот подъезд… – сказал Пассворд.
– Мне этот дворик кажется знакомым. Мы здесь бывали?
– Бывали. Два года назад брали патлатого художника.
– Бремсберга? Так, кажется?
– Да. И с ним три мешка марагонской травы.
– Какие большие окна. На кой им такие хоромы?
– Верхний этаж – это студии. Они там творят.
– Но чаще ширяются.
Детективы вошли в подъезд, посмотрели схемы расположения квартир и поднялись на третий этаж – тот самый, со студиями.
Дверь в квартиру фотографа была старой, из натурального дерева, покрытого за много лет несколькими слоями лака.
Смолл нажал кнопку звонка. Первые полминуты были тихо. Потом послышались шаги, дверь открылась, и на детективов уставился немолодой небритый мужчина с отечным лицом.
– Вы ко мне? – спросил он.
– К вам, – подтвердил Смолл.
– А-а, по объявлению?
– По объявлению, – с ходу подтвердил Смолл.
– Понятно… Только вы рановато, мой знакомый еще не вернулся со службы – он позвонит мне, когда вернется.
– Извините, так получилось.
– Тогда проходите. Я должен принять душ… А вы посмотрите старые фотоальбомы.
Фотограф шире открыл двери, и Пассворд со Смоллом прошли в прихожую.
– Но позвольте, кажется, вы писали, что приведете женщину? – вспомнил фотограф.
– Она заболела, пришлось взять вот его, – сказал Смолл, указывая на Пассворда. Тот улыбнулся и приподнял шляпу.
– Ну, ничего. Он симпатичный.
– О да. Мой друг нравится многим…
Пассворд неодобрительно покосился на Смолла. Работа работой, но ему было неприятно, что напарник выставлял его извращенцем.
– Отличная старая мебель! – заметил Смолл, когда они с напарником оказались в гостиной.
– О да! Я покупал ее на мебельных развалах, затем реставрировал и собирал композицию в едином стиле! Правда, красиво?
– Очень красиво.
– Ну так я в душ?
– Не спешите, Гуго. Мы с коллегой здесь на работе, – сказал Смолл и показал фотографу полицейский жетон.
– Вы полицейские?
– Полицейские детективы.
– Но что вам от меня нужно? Если вам не нравится мой образ жизни…
– Нет, к вашему образу жизни мы претензий не имеем. Точнее – это не наше дело. Но нам нужны материалы о Кэтти Сойтер.
– У меня ничего нет, все отдал агентству! – произнес фотограф заученную фразу. Должно быть, ему часто приходилось ее повторять.
– Гуго, не будьте дерьмом, вы же настоящий художник, – подал голос Пассворд, прохаживаясь вдоль стены гостиной и рассматривая развешанные фотографии. – Если мы затеем обыск, то наверняка найдем старые заначки с травкой и разными вредными порошками, а может быть, даже… – Пассворд остановился и поскреб ногтем позолоченную рамочку… – А может, даже детскую порнографию…
– Я никогда не занимался подобными вещами! Вы меня с кем-то путаете, господа детективы! – с пафосом произнес фотограф.
– В том-то и состоит парадокс, Гуго, – снова подключился Смолл, – что делами-то вы, может, и не занимались, но мы все равно что-нибудь найдем. Находить то, что нужно, там, где ничего нет, – это наша работа.
Смолл был убедителен. Фотограф поразмышлял с полминуты, затем расправил подтяжки и сказал:
– Хорошо, я дам вам все материалы.
– Прекрасно, мистер Фанлайн, но хочу заметить, что нам известно и о тридерумах…
– Да, я понимаю. Я принесу вам все.
Фотограф ненадолго вышел из гостиной, а Смолл присоединился к Пассворду, рассматривая висевшие на стенах фотографии. Несмотря на странные пристрастия, Гуго Фанлайн был мастером своего дела.
– Вот, – произнес он, снова появившись в гостиной, и поставил на журнальный столик картонную коробку. – Здесь все о Кэтти.
Смолл подошел, снял с коробки крышку и окинул беглым взглядом архив. Здесь было сотни три фотографий и дюжина носителей с тридерумами.
– Мы бы хотели просмотреть тридерумы, чтобы не брать все, мистер Фанлайн, – сказал Пассворд.
– Сейчас принесу плеер, подождите…
Фанлайн принес плеер, и Смолл с Пассвордом смогли по достоинству оценить откровенные записи. Где-то силуэт модели был уже оцифрован до безымянного макета, а где-то это все еще была Кэтти.
– Зачем вам тридерумы, вы что, копию собираетесь сделать? – спросил Фанлайн.
– Пока идет расследование, нам может пригодиться какой угодно материал. Поэтому мы возьмем штук пятьдесят фотографий и ролики.
– Я дам вам пакет…
– Не нужно, мы разложим по карманам. Так привычнее.
