Глава 10

Однажды Тина сказала, что жить можно везде, кроме Манокара. Преувеличение, решил Поль. Они тогда сидели в одном из кеодосских кафе, под стилизованным деревянным шатром на крыше небоскреба, смотрели на бескрайнее полосато-розовое закатное небо и пили кофе-гляссе. В такой обстановке будешь относиться терпимо к чему угодно. Манокар далеко, он почти нереален, а жизнь слишком хороша, чтобы всерьез согласиться, что где-то жить нельзя.

Другое дело сейчас, когда тебя со всех сторон окружает, как холодный туман, грязная «вата», склизкая на ощупь… На ощупь?.. Никуда не денешься, иллюзия тактильных ощущений была достаточно сильной. Лицо Поля прикрывала черная сетчатая вуаль, но ничем не защищенные кисти рук соприкасались с «ватой», которая заполняла весь коридор, словно отравляющий газ.

Довольно уютный коридор, если смотреть обычным зрением. По-домашнему чистенький, на стенах вышитые салфеточки. Вот только плавает в нем всякая дрянь, не воспринимаемая человеческим глазом. Полину Вердал трясло в ознобе, она задыхалась и еле удерживалась от слез. Свернуть ее к чертовой матери? Не выход. Базовая личность, если вырвется из-под контроля, весь этот гадючник разнесет, ей только дай волю… А Томек «ваты» не почувствует, зато и вести себя адекватно обстановке не будет. Какая из Томека вдова?

Поль сознавал, что влип. Первоначально он рассчитывал уложиться в три-четыре часа: найти Мею Ришсем, остаться с ней наедине, послать сигнал Стиву… Все не так просто. Сколько наивная и любопытная Полина Вердал ни расспрашивала про вдову президента, удовлетворительных ответов она не получила. Все говорили, что Мея где-то здесь, в Приюте (и Приют, мол, этим гордится), но никто не мог сказать, где она находится. С разрешения компетентных органов, Мея поселилась в Приюте под чужим именем.

Как она выглядит, Поль знал: видел снимки и голограммы. Как и все остальные, Мея носит вуаль, это осложняет задачу. Придется торчать здесь, пока не удастся ее идентифицировать… Разве что Стив сумеет выяснить, под каким именем она зарегистрировалась, но это отнимет неизвестно сколько времени.

Стив выходил на связь два с половиной часа назад; Поль сказал, что с ним все в порядке. Последнее не очень-то соответствовало истине, но Поль не собирался просить, чтобы его поскорее отсюда вытащили. По векселям надо платить. Раз уж он, спасаясь от гипотетического «кирпича», навязался в напарники Стиву, он свою работу выполнит.

Полине Вердал предоставили аскетически скромную комнатку в одном из больших, разветвленных, распластавшихся в глубине фруктового сада строений. Под расписку ознакомили с Уставом и внутренним распорядком Приюта, вручили распечатанный список мероприятий на ближайший месяц: уроки политической азбуки, просмотры поучительных фильмов, какие-то «совместные скорбные бдения». Полине сказали, что обязанности у нее будут несложные: ремонт одежды для работников низших уровней и надзор за девочками-сиротами во время прогулок.

«Вату» Поль заметил сразу – сколько же ее здесь, хоть налаживай оптовые поставки для тех, кто заинтересован в таком добре! – но по-настоящему нехорошо ему стало во время ужина. Громадная столовая с длинными столами и пластиковыми скамьями, на серых оштукатуренных стенах развешаны плакаты с незамысловатыми стишками на тему любви к великому Манокару и вдовьей скорби. Еду разносили женщины в фартуках – вдовы граждан пятого-шестого уровней, выполняющие обязанности прислуги.

За отдельными столами сидели девочки разного возраста, в мешковатых коричневых платьях. Несколько женщин с ложками прохаживалось взад-вперед, наблюдая за ними. Если какая-нибудь из девочек улыбалась, ставила локти на стол, поворачивалась к соседке или делала что-то еще, неуловимое для Поля, но, по-видимому, возбраняемое здешними правилами, ей тут же доставалось ложкой по голове.

Поль горел, словно подцепил инфекцию и температура зашкаливала за сорок два, все его рефлексы незийского полицейского бунтовали: садистское обращение с детьми – немедленно пресечь, задержать и составить протокол! Он давно бы уже сорвался с места и призвал это разошедшееся бабье к порядку, но базовая личность сейчас находилась на положении пассивного наблюдателя, доминировала Полина Вердал.

Полину происходящее подавляло, но она не привыкла конфликтовать, поэтому сидела с грустным безучастным лицом и односложно отвечала на вопросы словоохотливой соседки. Потом, вспомнив о своей задаче, дала втянуть себя в разговор и начала расспрашивать про Мею Ришсем.

Плавающую вокруг «вату» и еще какую-то пакость, не поддающуюся определению, Полина отчетливо видела и осязала. Поль перестарался: задал ей слишком низкий порог восприятия. С другой стороны, его виртуальные личности вряд ли способны на что-то, чего в принципе не умеет он сам, – значит, потенциально он всегда мог воспринимать окружающее на уровне Полины Вердал. А также блокировать каналы, по которым поступают сверхчувственные впечатления, и становиться невосприимчивым, как Томек. Однако для того, чтобы пользоваться этими возможностями, ему пришлось сформировать производные личности, иначе ничего не получалось.

Манокарки в траурных платьях покидали столовую тихо и чинно; бормотали слова благодарности, проходя мимо бронзовых изваяний четырех последних президентов – Дагенала, Кубирава, Пенгава и Ришсема.

Длинный тусклый коридор. У Полины что-то не то творилось со зрением: астральная (или как ее еще назвать?) дребедень заслоняла перспективу и материальные предметы. Занять на пару минут место Полины и посмотреть самому? Лучше не надо, а то как бы не провалить операцию… В отличие от Поля Лагайма Полина Вердал умела держать себя в руках – ценнейшее качество, особенно если находишься в Приюте Кротких Вдов на Манокаре.

«Я, наверное, находка для медиков… Управляемая шизофрения – гостинец, а не пациент! Ладно, Поль, заткнись. Вон из оперативной памяти. Вы с Томеком сейчас заархивированы».

Впереди вполголоса грызлись две кротких вдовы: выясняли, кто неправильно зашил теплые подштанники за номером триста шестьдесят восемь. Полина Вердал обогнала их, свернула в зияющий темным провалом боковой коридор. Туда, где поменьше народа, – там не так много «ваты» и прочих сопутствующих прелестей.

«Вата», слоистая шевелящаяся бахрома, какие-то слипшиеся комья туманных инфузорий – это всего лишь визуализация неких информационных явлений или процессов. Жаль, что Стив всего этого не видит. Он бы разобрался. Возможно, он сталкивается с похожими вещами, когда влазит в компьютерные сети.

Здание, где Поль находился, было, наверное, самым большим на территории Приюта. Коридор ломался зигзагами. Лестницы связывали воедино все четыре этажа, но подниматься или спускаться бессмысленно, здесь везде одинаково. Противно и холодно, хотя отопительная система вроде бы функционирует. Это не тот холод, от которого можно спастись возле калорифера. Самое правильное – убраться отсюда, но снаружи хлещет дождик со снегом – если Полина Вердал сейчас отправится на прогулку, ее не поймут.

«Я внедрился не для того, чтобы провалить операцию, не успев ничего сделать. Я останусь».

Везде одинаково – поспешный вывод. Предвзятый. Среда неоднородна. Даже здесь можно найти места с относительно выносимой обстановкой… Если хорошо поискать.

Поль остановился. Закрыты глаза или открыты – не имеет значения, все равно у Полины восприятие сдвинуто в запредельную область. И куда же нас занесло? Неосвещенная лестничная клетка, за черной плоскостью окна шумит дождь, из коридора доносятся женские голоса, внизу на лестнице кто-то копошится… Робот? Нет, служанка с веником. Роботов здесь не держат.

Он прислонился к стене, сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, попытался расслабиться. Не закрываться, наоборот – просканировать окружающее пространство… и определить, где лучше… Оказалось, что Полина Вердал это умеет.

Источник тепла. Находится выше и левее, за лестничной шахтой. Что-то вроде небольшой пушистой звезды. Поль начал подниматься по лестнице, не обращая внимания на кишащую в воздухе дрянь. Сейчас Полина Вердал доберется до симпатичного-теплого-лучистого и согреется. А если кто-нибудь попробует ее оттуда прогнать – она ненадолго уступит место базовой личности, и пусть этот кто-нибудь пеняет на себя.

Удар в лоб. Грохот. Всего-навсего дверь из рифленого стекла: Полина попыталась пройти сквозь нее, но материальный мир не смирился с таким неуважением к своим правилам. На лбу обозначился болезненный зародыш честно заработанной шишки, зато источник тепла уже близко.

Дверь не заперта, за ней лестничная площадка, освещенный коридор. Вдали звучат детские голоса. Надо же, «ваты» гораздо меньше, чем на нижних этажах… Лестница уводит вверх. Туда.

Умница Полина, вовремя опознала дверь и затормозила. Похоже, чердак. Темный, пыльный, насквозь прошиваемый сквозняками, но до чего же здесь хорошо… Впотьмах Поль почти ничего не видел. Впрочем, этого и не требуется: вот он, пушисто мерцающий источник тепла, он здесь только один. Запнувшись обо что-то загремевшее, путаясь в длинной вдовьей юбке, Поль добрался до лучистого-теплого и рухнул рядом на пол. Теперь хорошо. Так хорошо, что даже побить никого не хочется. Можно ненадолго свернуть Полину и побыть собой.

Он снова стал на сто процентов Полем Лагаймом, и зрение сразу вернулось в норму, «вата» и комья шевелящихся инфузорий перестали плавать перед глазами. Поль продолжал ощущать их присутствие, но без прежней остроты.

Тихо. Дождь со снегом шмякает по слуховым окошкам. Шорох. Так здесь кто-то есть?.. Поль мгновенно подобрался и сгруппировался. Глаза постепенно привыкали к темноте, он различил сбоку движение. Ощущения опасности не было.

– Кто ты?

– Извините меня, старшая госпожа. – Тонкий детский голосок. Испуганный.

– Я не госпожа. – Так, болван, а теперь сообщи, что ты сотрудник незийской полиции! – Я просто Полина. Можно, я здесь посижу?

– Извините, госпожа Полина, – пролепетал сбитый с толку ребенок.

Тихие звуки в темноте. Уходит?.. Поль почувствовал, что ему уже не так хорошо, как минуту назад: источник тепла удаляется.

– Эй, подожди! – Он вскочил. – Не уходи, а? Побудь со мной, пожалуйста!

Легкие неуверенные шаги. Девочка вернулась, остановилась около него.

– Это твое тайное убежище? – спросил Поль. – Когда я был… ла… маленькой, я тоже иногда от всех пряталась. Как тебя зовут?

– Недостойная Ивена Деберав, старшая госпожа.

– Почему недостойная?

– Потому что мой папа был преступником, старшая госпожа.

Поль начал злиться – не на девочку, а на тех, кто навязал ей эти дурацкие правила.

– Называй меня Полиной, без всяких дополнений, хорошо? Я тоже недостойная: видишь, я забралась на чердак, вместо того чтобы добропорядочно ругаться с другими кроткими вдовами из-за неправильно зашитых подштанников. – Поменьше ахинеи, ты не подружку на ночь снимаешь, а разговариваешь с перепуганным ребенком. – Мне надо где-то отсидеться и прийти в себя, а то мне здесь не нравится.

Молчание. Потом Ивена Деберав еле слышно пробормотала:

– Мне тоже не нравится.

– Можно, я на тебя посмотрю?

– Здесь нет света, гос… – девочка запнулась, – Полина.

– Лучше Поль. Меня все друзья так называют. У меня фонарик, сейчас достану.

Фонарик лежал в одном из потайных карманов, замаскированных рюшами. Большая хрустальная капля на цепочке с зажимом – можно прикрепить к одежде или к предмету обстановки. Поль включил его и в мягком сиянии капли разглядел Ивену Деберав. Худенькое бледное лицо. Темные волосы гладко зачесаны назад, стянуты в косичку. Лет десять-одиннадцать.

– Ты часто сюда приходишь?

Она опустила голову. Ее стесняло присутствие посторонней вдовы, кроткой и плодородной, принадлежащей к привилегированному второму уровню. Ивена переминалась с ноги на ногу и теребила краешек платья: ей хотелось уйти, но по здешним правилам она, видимо, не могла это сделать без разрешения «старшей госпожи». Как же удержать ее около себя, не испортив ей настроение? Вдруг Поля осенило.

– Ивена, хочешь, я тебе сказку расскажу?

– Какую сказку? – проблеск интереса.

– Про девочку – такую же, как ты. Ее звали Алиса, и она погналась за белым кроликом. Ты когда-нибудь видела живого кролика?

– На картинке.

– А я видел… ла… настоящих. – Следи за речью, растяпа, трансвестит из тебя никудышный, и шпион то же самое. – Тебя не потеряют?

– Когда будет вечерний звонок, я должна спуститься вниз. Его здесь слышно.

– Значит, у нас есть немного времени. Фонарь я выключу, чтобы нас тут не заловили. Давай сядем, и слушай…

Сказку древнего землянина Льюиса Кэрролла на Манокаре не знали. Тина как-то сказала, что прочитала «Алису» уже после своего бегства с родной планеты. Наверное, Поль был первым, кто взялся пересказывать эту историю на манокарском.

О своем прошлом Стив знал только одно: какое-то прошлое у него было. Он мог многое, но не мог вспомнить, откуда пришел и кем являлся раньше. Силарцы тоже не обладали нужной ему информацией. Да, они имели представление о том, что, кроме этой Вселенной, есть другие, что иногда существа из тех Вселенных посещают нашу… Все это в общих чертах, без подробностей. Лиргисо считал, что нашел материалы, которые проливают свет на прошлое Стива. Вернее, не то чтобы нашел – он знал, где эти материалы лежат: на Савайбе, колонизованной людьми, гинтийцами и кудонцами, в частной коллекции одного кудонского магната. Изъять их оттуда (Лиргисо предпочитал именно эту эвфшместическую формулировку), изучить, скопировать, переслать Стиву…

– Пока я находился в бункере патрона… и морочил вам головы, утверждая, что не могу отключить излучатели, – он подмигнул и с невинной гримасой развел руками, – я обнаружил там много любопытного. В том числе записи моментов, когда Стив телепортировался в бункер. Его же несколько раз убили! А он с трогательным постоянством доставлял свой изувеченный труп на яхту и занимался реанимацией… – Лиргисо расхохотался. – Тина, неужели тебе не смешно?

– Нет. Тебя веселит то, что твоего врага несколько раз подряд убивали?

– Меня веселит его упорство, достойное лучшего применения. Я не считаю Стива своим врагом. Нельзя враждовать с ураганом, или с черной дырой, или с Флассом, а Стив – явление того же порядка. В отличие от моего бывшего патрона я не чокнутый, убить его я даже пытаться не буду. Вместо этого я цивилизованно спроважу его домой. Ты держала его мертвой хваткой – так же, как держишь меня, но теперь, когда тебя больше нет, – Лиргисо ухмыльнулся, – ему нечего здесь делать. Я все улажу, к общему удовольствию. Стив уйдет, и эта Галактика достанется мне.

«Ты не чокнутый? Спорное утверждение…»

– Думаешь, никто, кроме Стива, не сможет дать тебе по рукам? – спросила Тина вслух. – Есть еще силарцы, среди них много экстрасенсов.

– Силарцы не вмешиваются во внутренние дела других рас, а вторгаться на их территорию я не собираюсь. Мне вполне хватит энбоно и людей.

Роскошная скоростная яхта босса «Кристалона» вышла из гиперпространства и приближалась к Савайбе. Лиргисо и Тина сидели в салоне. На Тине было нечто шелковистое, элегантное, подчеркивающее линии и формы; она бы, конечно, предпочла что-нибудь поуниверсальней и попроще, но лучше уж такая одежда, чем никакой.

Весь остаток вчерашнего дня и почти всю ночь Тина пыталась пробиться сквозь блокировку, созданную препаратом, который ввел ей Лиргисо. Препарат вызвал некую реакцию в клетках мозга, на биохимическом уровне что-то изменилось – и поэтому она больше не может делать вещи, которым научил ее Стив? Здесь крылось противоречие. Способности Стива остаются при нем, даже если его мозг разрушен (несколько раз такое случалось); почему же Тина из-за нескольких миллиграммов психотропной дряни стала беспомощной? Или все дело в изначальной разнице между ними?

Она с неприязнью посмотрела на Лиргисо, который сидел напротив – в безупречном светлом костюме, с подведенными глазами и зеркально-черным маникюром на правой руке. Ногти левой руки покрывал призрачно-переливчатый лак, постоянно меняющий оттенок в зависимости от угла преломления света. У Тины маникюр был такой же, а до растворителя она пока не смогла добраться.

– Тина, не смотри на меня так. Это причиняет боль.

Каждый раз, когда он вспоминал о своей тонкой душевной организации, Тина немного терялась: и это – после всего, что он успел натворить, и на Лярне, и в Галактике?

– Я знаю радикальный способ решить эту проблему.

– Расстаться с тобой? Ни за что. Я способен получать удовольствие, невзирая на боль… и даже от самой боли. Я Живущий-в-Прохладе, а не ограниченный представитель человеческой расы. – Лиргисо мельком взглянул на свои ногти, которые из аметистовых превратились в жемчужно-серые с синеватым отливом. – Тина, когда мы с тобой занимаемся любовью, ты не испытываешь ко мне отвращения. Такие нюансы я очень хорошо чувствую.

Тина пожала плечами. Вопросы, связанные с сексом, никогда не были для нее сверхважными, и она не собиралась рефлексировать из-за того, что не испытывает отвращения к Лиргисо. Это просто факт, но факты не мешали ей жить так, как она считала нужным. Если бы дело обстояло иначе, она бы до сих пор прозябала на Манокаре.

Лиргисо прищурился – выражение, как у бойца, который приготовился нанести удар и выжидает последние секунды. Что он там еще приготовил?

– Ты не хочешь признать, что мы похожи… Тебя возмущают мои так называемые преступления… Тина, сколько невинных жертв у тебя на совести? Извини за дурацкую формулировку, у людей позаимствовал.

– Я убивала бандитов, террористов и манокарских агентов. Бандитов и террористов я иногда убивала за гонорар. Я их не считала.

– Нет, великолепная Тина, я о другом. Я о пассажирах космолайнера…

– Какого космолайнера?

– Да ты ведь знаешь какого… – Он замолчал и усмехнулся. От этой мягкой понимающей усмешки Тину пробрал мороз. – При столкновении «Эдлооса» с пересадочной станцией погибло сто семнадцать человек. Я специально узнал цифру.

– Послушай, при чем тут я? «Эдлоос» врезался в станцию из-за сбоев в бортовом компьютере. Мне тогда было восемнадцать лет, я сидела в каюте… в запертой снаружи, между прочим. Я не покидала пассажирский отсек. Как я могла бы это сделать?

– А как ты пережгла моих «Церберов»? Ты не хотела возвращаться на Манокар – и ты туда не вернулась, ценой ста семнадцати жертв. Ты готова была на все, лишь бы не жить так называемой нормальной человеческой жизнью, и я тебя за это не осуждаю. Наоборот, я тобой восхищаюсь! На Лярне это называется – убить свою судьбу. Желание может обладать страшной силой, и твое желание вызвало сбои в бортовом компьютере «Эдлооса». Разумеется, ты сделала это бессознательно, однако неужели ты никогда об этом не догадывалась? Не в этом ли истинная причина кошмаров, которые мучили тебя в течение нескольких лет после катастрофы? Я знаю об этом от Ольги… И не потому ли ты не хотела учиться у Стива, что чувствовала себя виноватой за «Эдлоос»? Это вполне в твоем духе: отказаться от могущества, потому что некогда ты воспользовалась им для преступления. Ну что, великолепная Тина, кто из нас больший преступник?

– Ты можешь доказать, что это сделала я? – спросила Тина охрипшим голосом.

– А ты можешь доказать, что ты этого не делала? – невозмутимо парировал Лиргисо.

Патовая ситуация. Как в извечном споре церковника и атеиста: существование бога нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть.

– Нет, Лиргисо, – он застал ее врасплох, но способность логически мыслить к ней понемногу возвращалась, – доказывать должен ты. У меня презумпция невиновности. Я знаю, что я этого не делала, и мне этого достаточно.

– Откуда ты знаешь?

– Если бы я это сделала, я бы это помнила. Это всплыло бы на терапевтических сеансах, когда силарский целитель лечил меня от кошмаров.

– Ты могла так хорошо забыть, что ничего не всплыло. К тому же сложно запомнить то, что произошло на подсознательном уровне. – Лиргисо достал карманный комп – черный, в сверкающих точках алмазной пыли. Дотронулся до клавиш, посмотрел на экранчик. – Мы на орбите, ждем разрешения на посадку. Я не сомневаюсь, сбои в компьютере «Эдлооса» вызвала ты, и я тебя люблю. Между нами много общего. Мы оба несем в себе демоническое начало, но я этим горжусь, а ты не желаешь это признать, вот и вся разница.

«Тебе не удалось запугать меня, как ты привык, и теперь ты стараешься придумать что-нибудь новенькое. Хочешь внушить, что по моей вине произошла катастрофа, а ты, несмотря ни на что, меня любишь… Могло бы сработать – если бы я не знала, что ты такое».

– Чтобы я это признала, ты должен это доказать.

– Фласс, какой примитив… – снисходительно усмехнулся Лиргисо. – Типично человеческий подход! Зачем доказывать, если и так ясно?

– Кому ясно?

– Кому угодно, великолепная Тина.

– Только не мне.

Он не ответил, уставился на свой комп.

«Нечем крыть, да?»

– У тебя есть план, как стащить у магната документы?

– Не стащить, а изъять, – поправил Лиргисо.

– Ага, конечно. Живущие-в-Прохладе не воруют, а просто изымают то, что им нужно.

– Ты поняла мою мысль. – Он погладил ее пальцы с переливчатыми ногтями. – План у меня есть, но чтобы я с тобой поделился… Уже было! Теперь мне Фласс знает сколько придется выжидать, чтобы заполучить Поля, – а все потому, что я неосторожно разоткровенничался! Но я тебя уже переиграл, великолепная Тина. Я убедил начальство Поля в том, что тревога ложная, и через полгода вернусь к этой затее.

– Как убедил?

– Чтобы сделать истинную информацию недостоверной, надо утопить ее в потоке сомнительных или абсурдных сообщений на ту же тему. – Он слегка сузил глаза, словно зажмурился от удовольствия. – Я постоянно пользовался этим приемом, еще когда руководил организацией патрона на Лярне. Где тебе играть против меня, великолепная Тина…

– Здесь.

– Что – здесь? – Буквальный ответ на риторический вопрос на мгновение сбил его с толку.

– Здесь, – повторила Тина. – Больше ведь негде.

В его взгляде промелькнуло раздражение, и он опять уткнулся в компьютер.

Помощник пилота сообщил, что яхта входит в атмосферу и космопорт запрашивает список лиц, находящихся на борту. Лиргисо включил установленный в салоне терминал, чтобы слышать переговоры.

Экипаж из пяти человек. Генеральный директор компании «Кристалон» Крис Мерлей с охраной. Секретари-референты господина Мерлея: Филипп Корде и Кристина Вернон. Репортер из «Ниарской сетевой бомбы» Янсе Люш.

– Меня ты собираешься протащить на Савайбу контрабандой?

– По документам ты Кристина Вернон, мой секретарь-референт.

– А репортер зачем? Будет освещать в СМИ твои подвиги?

– Фласс упаси… Это пассажир. Директор «Сетевой бомбы» попросил подбросить его на Савайбу.

Появился робот, у него на лотке лежали два шлема вроде тех, что носят гонщики и спецназовцы. Лиргисо надел тот, который был чуть побольше, и кивком указал Тине на второй.

– Надевай. И не вздумай снимать под открытым небом – тут везде излучение, воздействующее на мозг.

– Спят тоже в шлемах?

– Нет, здания обеспечивают экранировку.

Лиргисо шагнул к зеркалу, смерил отражение привычно оценивающим взглядом. Тина отметила, что в шлеме он выглядит привлекательней, чем с налысо эпилированной головой.

В динамике терминала бубнил до минимума приглушенный, но настойчивый голос: офицер фильтрационной службы космопорта требовал, чтобы все вновь прибывшие немедленно явились в зал номер пять для прохождения кибер-контроля.

Округлые, расслаивающиеся на ярусы коричневые горы. Порывы теплого ветра. Небо выцветшее, как добела застиранная тряпка. Приземистый, отливающий бронзой купол – крыша спрятанного под землей здания космопорта. Большое желто-оранжевое солнце, ослепительно яркое, режет глаза… Разве что глаза киборга спокойно выдержат такой свет, но киборгов на Савайбу не пускают.

Спохватившись, Тина отвела взгляд. Смотреть на солнце так же, как на любой другой предмет, – это для нее в прошлом.

Небо вначале показалось ей безоблачным, но потом она заметила, что облака все-таки есть, почти сливаются с белесым фоном. Зато птицы, зонды и аэрокары прорисованы отчетливыми силуэтами.

Охранники в форме с эмблемой «Кристалона» посматривали на небо, словно ждали нападения. Среди роботов, выгруженных из яхты, Тина увидела отремонтированного «Цербера» сулламьей масти и четверку самоходных генераторов силового поля. Вот это уже серьезно. Лиргисо опасается покушения?

Экипаж стоял в тени яхты. И еще двое, без формы: худощавый красивый парень с пристегнутыми к предплечьям наручными компами – Корде, секретарь-референт, а также, вероятно, один из любовников Лиргисо, и румяный, круглый, как колобок, субъект в желтой куртке с голографическими собачьими мордами, свирепо оскаленными. Из-под его шлема выглядывал обруч с глазком видеокамеры, и Тина решила, что это и есть репортер.

– Тина, для всех, кроме тебя, я Крис, – шепнул Лиргисо. – Так и называй меня при посторонних.

Она кивнула. Досаждать ему по мелочам не стоит. Неясно, что такое Савайба, но вдруг подвернется случай сбежать? Сейчас надо выжидать, не размениваясь на мелочи.

Пассажирский кар промчался, оставив хвост ржавой пыли, по полю космодрома, потом нырнул в туннель и высадил их прямо в зале номер пять. После того как фильтрационная служба убедилась, что киборгов среди прилетевших нет, экипаж вместе с несколькими охранниками вернулся на яхту, остальные погрузились в два мощных бронированных «Конунга». Встречающие – охранники из местного филиала «Кристалона» – были до зубов вооружены; их руководитель вполголоса доложил о чем-то Лиргисо, тот выслушал с иронической и недовольной гримасой. Видимо, проблемы.

«Конунги» поплыли на юго-запад, скользя над вздымающимися к небесам гигантскими коричневыми складками.

– Никогда не видела таких гор, – пробормотала Тина.

– Да боже мой, какие тут горы! – всплеснул пухлыми руками репортер «Ниарской сетевой бомбы» – его взяли с собой. – Это же савайбианские рахады, девочка! Аналогов нигде нет, «рахады» – это слово и перевести-то невозможно.

Прильнув к иллюминатору, Тина заметила кое-где в складках довольно широкие трещины, в которых что-то мелькало и двигалось. И еще заметила несколько машин, следующих за «Конунгами» на солидной дистанции. Лиргисо и охранники вроде бы тоже обратили внимание на эскорт, и вроде бы им это не понравилось.

Щурясь, Тина вглядывалась в белесую бездну с нечетко обозначенными облачными громадами. Будь у нее прежние глаза – те, которые погибли вместе с ее модифицированным телом, – она бы давно уже определила и класс, и марку чужих аппаратов. Предвидится стычка или нет? Мысль о стычке заставила ее ощутить острую бесплодную досаду: Тина привыкла во время воздушных схваток сидеть в пилотском кресле или перед пультом бортовых орудий, но в салоне, в качестве пассажирки… для нее это почти извращение! А уж отправиться на тот свет из-за промахов охраны Лиргисо, если та позволит противнику подбить машину, – вдвойне досадно… Сама Тина однажды сбила «Конунг», находясь за пультом легкого «Торнадо»; случилось это на Лярне, когда они с Тлемлелхом похитили Лиргисо и за ними снарядили погоню.

– Крис, – окликнула она, – кто хочет устроить нам трепку?

Тина сопроводила вопрос кивком на иллюминатор.

– Местные головорезы, – усмехнулся Лиргисо. – Не беспокойся, мы выигрываем в скорости.

Корде и репортер заинтересованно повернулись к иллюминаторам.

«Конунг» плавно отрывался, и вскоре чужие машины – Тина насчитала девять объектов – превратились в точки, сгруппированные в белесой пустоте, а потом и вовсе исчезли. Ландшафт внизу изменился: все те же вздыбившиеся статичными волнами коричневые массивы, но теперь из провалов выглядывают одетые в металл купола, крыши, лепестки решетчатых конструкций. Словно забытые гигантские игрушки, полузасыпанные коричневым песком.

– Крис, это похоже на песочницу.

Лиргисо бросил на нее косой взгляд и снова уставился на свой роскошный комп. Тина увидела, что один из прилетевших с Ниара охранников прикладывает героические усилия, пытаясь совладать с выползающей на лицо ухмылкой: наверное, парню доводилось присутствовать при диалогах босса и Глены.

«Конунги» синхронно пошли на снижение. Опускались они прямо в один из провалов. Белизна дневного света сменилась коричневатым полумраком, не слишком густым, как в самом начале сумерек или в зале с приглушенным освещением. Иллюминатор ограничивал обзор. Тина видела проплывающие мимо крыши – по большей части плоские, с надстройками и мебелью на огороженных площадках; фрагменты фасадов более высоких зданий; цветные рекламные голограммы – чаще всего некачественные, размытые; выше – как будто коричневый купол, испещренный золотистыми люминесцирующими пятнами.

Город. Но город под необъятными сводами, оккупированными светящейся плесенью либо каким-то ее савайбианским аналогом. Пятна явно имели естественное происхождение, слишком неупрядоченно они располагались, да и очертания правильными не назовешь. И толстые перемычки между сводами и землей вряд ли были рукотворными: нечеткие текучие формы, отсутствие симметрии. Вдобавок кое-где на их поверхности тоже обосновались колонии золотистых пятен.

Зато город как город, разве что прохожие все поголовно в шлемах. Дома, роботы, неоновые сполохи, наземный и воздушный транспорт… Некоторые высотки исчезали в раскалывающих купол трещинах с белыми лоскутами неба, но большинство построек не превышало десяти этажей. Светлое здание, на площадке перед которым приземлились «Конунги», было восьмиэтажным. Отель.

Телохранители встрепенулись. Стремительное движение над крышами. Не такая уж плохая у Лиргисо охрана: те, кто отвечал за силовую защиту, успели включить генераторы до того, как чужая машина умчалась, выбросив нечто прямо на головы компании, высадившейся из двух «Конунгов».

В воздухе зыбко мерцала полусфера, обозначившая границы поля, и по ней неторопливо ползло, стекая на тротуар, нечто громадное, пышное, вязкое, бело-розовое… Пешеходы останавливались, с удовольствием глазели на происшествие. Даже неказистый, тронутый ржавчиной робот, который сидел, распластав присоски, на витрине магазина напротив и оттирал какое-то пятно, – и тот замер, словно тоже заинтересовался.

– Торт, – поглядев вверх, определил Люш из «Сетевой бомбы». – Ей-богу, тортец кинули! Такой бы на стол…

– Не убирать поле! – распорядился Лиргисо. – Просканировать на взрывчатку!

– Мы уже, – отозвался кто-то из охраны. – Есть что-то…

Расползающаяся масса начала содрогаться, в стороны полетели куски и белые брызги. Бомж в треснувшем шлеме, подошедший слишком близко – видимо, рассчитывал на кусок тортика, – согнулся и сел на тротуар, прижимая руки к животу, сквозь его пальцы сочилось красное. Завыла сирена.

– С начинкой, так я и думал, – со скучающей усмешкой процедил Лиргисо. – Уже было. До чего люди обожают повторяться…

– Я смотрю, тебя здесь любят, – заметила Тина.

Маленькая серебристая тварь с острым жалом. Она исколола Полю все пальцы, и теперь безутешная вдова Полина Вердал (естественно, кроткая и плодородная) пачкала кровью теплые подштанники для работников шестого уровня, занятых на добыче хлиорита – светящегося зеленоватого минерала, благодаря которому Манокар до сих пор не обанкротился в галактических масштабах. Хлиорит добывали вручную – специфика такая, что роботы не справятся. В это Поль еще мог поверить. Но зачем кустарным способом чинить поношенную одежду шахтеров, в то время как швейные автоматы сделают то же самое быстрее и качественней, – этого он понять не мог. Вообще-то объяснение имелось: чтобы было чем заполнить досуг кротких и плодородных обитательниц Приюта. Чтобы те не начали беситься от нечего делать…

Иголку Поль держал в руках первый раз в жизни. Уже через день он обнаружил, что все остальные кроткие вдовы презирают Полину Вердал, которая не умеет шить. Теперь он вдова-аутсайдер, вдова-изгой… Не смертельно, как любит говорить Стив, но работе мешает. Мея Ришсем слишком качественно спряталась, а собирать информацию, в то время как потенциальные обладатели информации всячески выказывают тебе свое неодобрение, – то еще занятие. Чувствительную Полину Вердал все это доставало, а пользоваться другими ипостасями нельзя: базовая личность кого-нибудь побьет, Томек кому-нибудь нахамит. Вот Поль и мучился.

Эмфида Турнав, старшая администратор-воспитательница четырнадцатого корпуса, во время совместных скорбных бдений не раз многозначительно намекала на свое знакомство с Меей Ришсем. «Бдения» представляли собой посиделки в траурно оформленном зале. Считалось, что несчастные женщины должны сообща предаваться скорби и подбадривать друг друга, но на деле мероприятие выродилось в обмен сплетнями и перемывание костей кротким вдовам из других корпусов. Главенствовала Эмфида – пожилая дама с кисло-сладкой, будто нарисованной улыбкой и все еще мелодичным манерным голосом. Она говорила, что дружит с Меей, что иногда они вместе пьют чай, что Мея очень благодарна ей за поддержку… Поскольку на бдениях присутствовали все обитательницы четырнадцатого корпуса, исключая сирот-воспитанниц, Поль сделал вывод, что вдова президента живет в другом корпусе.

Произвести благоприятное впечатление на Эмфиду… Это сложно. Старшая администратор-воспитательница в несколько слоев окутана «ватой» и обвешана, как новогодняя елка игрушками, клочьями шевелящейся «бахромы» и туманными комками «инфузорий». Полине Вердал эти образования напоминали паразитов, и она не могла унять отвращение, когда подходила близко, – хорошо еще, что к ней вся эта пакость не липла. Впрочем, ради выполнения задачи все можно стерпеть, особенно если почаще напоминать себе, что никакой осязаемой «пакости» здесь на самом деле нет, есть всего-навсего визуализация информационных явлений… Эмфида смотрела на Полину свысока, с брезгливым недоумением. Жалкий лепет Полины насчет того, что она, мол, разучилась шить и аккуратно причесываться от горя, после скоропостижной кончины супруга, действия не возымел: у всех горе, но никто, кроме тебя, не позорит неумением свое женское естество! Формулировка была именно такая, и у Поля глаза на лоб полезли, за что его обозвали «дурочкой».

После этого Полина Вердал ударилась в откровенный подхалимаж. Наплевать, как это выглядит со стороны, главное – добиться расположения Эмфиды, узнать у нее, где засела вдова президента, а потом – сбросить осточертевший гелевый корсет, обрезать волосы и вернуться к нормальной человеческой жизни.

Поль более-менее приходил в себя только по вечерам, когда встречался на чердаке с Ивеной. Она была дочерью чиновника пятого уровня, забитого насмерть электроплетью за неповиновение начальству. Дело было пустяковое, отец Ивены не выполнил какой-то абсурдный приказ вроде очистки от снега территории перед фасадом учреждения во время снегопада (старайся – не старайся, все равно завалит), за что и поплатился жизнью. Мать Ивены после этого простудилась и умерла, а девочку отправили в Приют. Ей было двенадцать лет – чуть больше, чем Поль решил, когда увидел ее впервые при свете фонарика. Обычно они сидели в темноте, прижавшись друг к другу, и Полю не хотелось задумываться о том, что с ней будет, когда он уберется из Приюта Кротких Вдов.

А уберется он уже скоро… Похалимаж – великая вещь. Эмфида Турнав начала оттаивать и все чаще разговаривала с Полиной благосклонно. Негоже вдове чиновника второго уровня становиться прислужницей, однако свихнувшаяся Полина Вердал с этим не считалась и ежедневно напрашивалась в помощницы к служанке, которая делала уборку в двухкомнатных апартаментах старшей администратор-воспитательницы. Самолюбию Эмфиды, раздутому, как плавательный пузырь незийской рыбы-подушки, это льстило; она добродушно называла Полину «безрукой неумехой», но не прогоняла. Однажды она обмолвилась, что на днях к ней заглянет на чашку чая «очень дорогая гостья». Мея Ришсем?.. После отбоя Поль связался со Стивом: есть вероятность, что объект на подходе.