Глава 5
ЧУДО СОВРЕМЕННОЙ ТЕХНИКИ
— Тихо, пациент, тихо, — над Эдиком склонилась медсестра, черты которой расплывались в неярком свете больничной палаты. — Сейчас я принесу успокоительное. Сделаю укольчик, и больно больше не будет…
— Рука! Моя рука! — причитал Эдик. Из глаз его катились слезы. — Этот подонок, вонючий докторишка, оторвал мне последнюю руку! Я безрукий инвалид! А-а-а!
— Всё будет хорошо. Протез приживется, — женщина поморщилась. — Незачем так нервничать и вопить. Не маленький уже.
— Вторая рука! Я хочу еще один протез! Два протеза!
Медсестра укоризненно покачала головой:
— Ты с одним справься сначала. Сразу и второй тебе. Ишь, какой капризный! Протез, между прочим, дорогой. Не всякому по карману.
— Я не смогу жить одноруким! То есть с одним протезом… Мне и с одной рукой было тяжело!
— Нормально будешь жить, — медсестра невольно подивилась, как мастерски Кондратьев готовит пациентов к операции. Горемыки согласны уже и здоровые руки на протезы менять! Вот что значит квалифицированная психологическая адаптация.
Продолжая причитать, Эдик скосил глаза и увидел, что правая рука на месте. Настроение его резко изменилось. Он едва не завопил еще громче — от счастья. Злокозненный таргариец, грязная комната и чудовищная операция — всё это привиделось ему после наркоза, которым накачивал его рангун-анестезиолог. Хирургом был вовсе не маленький странный таргариец с лохматыми ушами, и даже не любитель ректальных термометров Кондратьев, а высокий благообразный старик. Профессор Долгий. В белом халате, колпаке и стерильных резиновых перчатках… Эдик помнил его лицо очень отчетливо. Хотя перед операцией они встречались всего один раз. Доктор заверил пациента, что всё будет в порядке, поскольку операция проведена на высшем уровне, посетовал на то, что наркоз может вызвать некоторые галлюцинации, зато абсолютно безопасен для здоровья.
И галлюцинации были. Кошмарные, реалистичные видения. Но как же хорошо, что они так и остались галлюцинациями. Какое счастье! Его правая рука на месте! Ушастый таргариец ее не оторвал!
Цитрус снова расплакался. На этот раз от счастья. Медсестра поглядела в сторону видеокамеры круглосуточного контроля, погладила на всякий случай беспокойного пациента по голове — пусть думают, что она относится к больным с нежностью и материнской заботой, повторила, что всё будет в порядке, и вышла из палаты.
На самом деле, орущий не своим голосом пациент ее порядком рассердил. Пару дней назад от нее к молоденькой аспирантке из научного корпуса сбежал муж, и она думала днем и ночью только о человеческой подлости, испытывая острое желание отомстить. Люди, их жалкие эмоции, их ничтожные проблемы раздражали ее донельзя. Всё это было мелким и незначительным на фоне подлинной трагедии — краха ее семейной жизни.
Хирург навестил Эдика спустя пару часов.
Цитрус перед этим сытно пообедал — кормили в госпитале отлично. За едой Эдвард снова прослезился. На сей раз от умиления — новая механическая рука вела себя великолепно. Даже сравнить нельзя с прежним зеленоватым протезом. Кисть и пальцы телесного цвета, до самого локтя крепкий полимер и откидная крышка, а под ней титановый сплав — прочная механика, из тех, что не сломается и не износится даже за сто лет. Держать новой рукой вилку оказалось настолько комфортно, словно основным предназначением протеза являлась способность пользоваться столовыми приборами.
— В чем дело? — поинтересовался благообразный хирург, склоняясь над пациентом. — Почему слезы? Я видел, вы плакали… И не раз. Остались какие-то боли? Или у вас трудности психологического характера?
— Я так вам благодарен, — выдохнул Цитрус. — Всё просто замечательно. Вы — волшебник, чародей, кудесник! Лучший из людей! А уж из докторов — точно.
— Мои заслуги самые скромные. Новый протез — уникальная разработка ученых России и Дойчлэнда. Изготовлен на Константинопольском заводе точной механики. Я был там несколько раз. Завод стоит на берегу Мраморного моря. Тишина, знаете ли, покой, чайки реют над волнами. У работников завода свой пляжик. Девушки загорают топлесс…
Профессор погрузился в приятные воспоминания и долго молчал.
— Стало быть, мой протез прямо с Земли? Из России?
— Да. Да… Полагаю, ваше существование станет теперь более сносным. Влачить его с таким протезом не в пример легче, — всё еще пребывая мыслями на Мраморном море, пробормотал хирург.
— Влачить существование?! — в ужасе вскричал Цитрус.
— Нет, вы будете жить. Конечно же, жить полной жизнью! — Профессор, наконец, пришел в себя. — Только разве вдали от Земли и от Мраморного моря может быть жизнь? Да и топлесс здесь никто не загорает. — Он вздохнул. — Только мужики. Но это малоинтересно… Впрочем, не стоит унывать, — спохватился он. — Вы молодой, вам везде хорошо. Вы быстро освоитесь с вашей новой рукой. У протеза масса полезных функций. Кроме тех базовых знаний и навыков по пользованию этим чудом техники, что были даны вам в гипнотическом виде, пока вы отходили после анестезии, протез имеет массу любопытных и полезных свойств. Инструкция по пользованию на голографической карте в плеере. Посмотрите, заинтересовавшие вас разделы можно перекачать непосредственно в мозг с помощью гипнотической программы.
— Что я, робот, чтобы мне в мозг программы загружали? — нахмурился Цитрус. К гипнотическому обучению он относился с недоверием. Видел однажды парня, у которого произошел сбой настроек системы во время загрузки программы непосредственно в мозг. Бедняга даже имя свое вспомнить не мог. Только спрашивал всё время: «Где я? Кто я?» — Нет уж, не надо мне никаких загрузок в мозг, — буркнул Эдик.
— Разве вы не хотите сэкономить время?! — удивился профессор. — Я всю общую анатомию так изучал, когда студентом был. Плеер, кстати, лежит у вас в тумбочке…
— Спасибо, — проронил Эдик, выдвигая ящик. Хорошо, что доктор хотя бы хирургию изучал не под гипнозом! А впрочем, кто его знает…
Старый плеер Цитрус потерял на астероиде во время бунта, а послушать музыку порой так приятно. К тому же в коробочке размером в пол-ладони помещались терабайты информации. Хороший плеер мог и книжки вслух читать, и голографические картинки и фильмы показывать, не говоря уже о всяких полезных прибамбасах, вроде гипнотического обучения.
К ужину Цитрус успел познакомиться с возможностями новой руки. Кое-какие способности протеза его порадовали, другие поразили до глубины души. Из указательного пальца, к примеру, извлекался по щелчку пальцев язычок пламени, чтобы можно было прикуривать пьянящие колоски и сигареты. В ребро ладони пытливый ум конструкторов встроил самозатачивающееся лезвие — при острой необходимости можно побриться, или что-нибудь порезать.
«Или даже кого-нибудь расписарить», — подумал Эдик.
Ко всему прочему, выяснилось, что пальцы могут вытягиваться почти до метра длиной и становятся похожи на тонкие, длинные указки.
«Полезная функция, — решил Цитрус, — Дылде понравилось бы — удобно в носу ковыряться».
Немного побаловался Эдик со встроенной в запястье рацией, послушал местную полицейскую волну. Ничего особенного не говорили — в такой-то дыре. Только один сумасшедший студент забаррикадировался в комнате общежития, угрожая прикончить взятую в заложники собачку породы мопс, если ему сейчас же не привезут три литра нефильтрованного жигулевского пива и пачку мороженых креветок. Час спустя он сдался и собачку отпустил — аргументы психологов оказались сильнее любви к пиву.
Порадовал Цитруса электрошокер. Он вытянул руку, по инструкции сложив пальцы «козой», резко шевельнул мизинцем. Между пальцами появилась, потрескивая, голубая молния. Эдик захохотал, испытав почти детский восторг. Хотел было опробовать электрошокер на заботливой медсестричке, но передумал. Потому, что вдруг заметил, какая волнующая у нее линия бедра.
— Как вас зовут? — поинтересовался Эдик.
— Тебе не всё равно?! — грубо ответила женщина и покосилась на камеру наблюдения. Дежурный доктор сейчас должен обедать и за пациентами, наверное, не следит. Значит, можно вести себя естественно. Хотя осторожность не помешает.
— Я же не просто так спрашиваю, — примирительно улыбнулся Цитрус. Что-что, а располагать к себе женщин он умел. Конечно, больше всего дамы ценят в мужчинах толстый кошелек, но наглость, обаяние и гнусная ложь тоже действуют на многих впечатлительных девушек безотказно. — Ты мне очень понравилась, — сообщил Цитрус, — поэтому я и решил узнать, как тебя зовут.
— Понравилась?! — удивилась медсестра и пригляделась к пациенту внимательнее. Он показался ей куда симпатичнее, чем прежде, когда отходил от наркоза и орал не своим голосом.
— Да-да. Таких красивых женщин я давно не встречал. На тебя, наверное, мужчины так и падают… — Эдик понял, что неудачно сформулировал, и поправился: — То есть перед тобой.
— Случается, — осторожно ответила медсестра и поставила ужин на тумбочку.
— Так как тебя зовут-то? — напомнил Эдик.
— Не скажу…
— Мое любимое имя! — выкрикнул Цитрус заранее заготовленную фразу и осекся. Потом подумал, что и такое высказывание можно расценить как тонкую шутку, и попытался изобразить понимающее выражение лица.
Женщина задумчиво глянула на пациента и вышла, покачивая бедрами.
— Хороша-а-а, — протянул Цитрус, принимаясь за еду, и решил во что бы то ни стало соблазнить медсестру. Конечно, это не юная мусонка, а вполне зрелая дама. Но и в женщинах в возрасте имеется своя прелесть.
Еще во время учебы в летной школе у Эдика был приятель, который интересовался даже не зрелыми дамами, а скорее перезрелыми. С ними проще, делился он с Эдиком. Во-первых, они занимаются сексом так, будто делают это в последний раз в жизни; во-вторых, они заботятся о тебе, потому что боятся потерять. И, в-третьих, общение с такими дамами намного выгоднее с финансовой точки зрения. Приятель Цитруса не любил платить за женщин — пустое, по его мнению, разбазаривание средств.
Эдик такую жизненную философию не разделял, но к позиции приятеля относился с уважением. К тому же он вспомнил, что у него почти год не было женщины. Так и импотентом недолго стать, потеряв к сексуальной жизни всякий интерес. Или увлечься куклами, как Дылда.
Цитрус включил плеер и выбрал раздел «Секс». Интересно, какая функциональность у механической руки в интимной сфере? «Самоудовлетворение с помощью протеза…» — прочел Эдик. Картинка продемонстрировала толстого мужика, который возбужденно шевелил пальцами, улыбаясь, как рождественский медвежонок с голографической открытки.
— Гадость какая, — брезгливо пробормотал Цитрус, нажал на сенсор выхода в меню.
Функциональность протеза в интимной сфере насчитывала почти сто пятьдесят позиций. Некоторые возможности, которые открывались перед владельцем чуда технологической мысли, просто поражали. Не всякий опытный извращенец до такого додумается. Помимо обычной функциональности в руке была заложена возможность задачи программных команд. Нужно только откинуть крышку, выдвинуть клавиатуру и вбить определенный код, чтобы активировать программу. Получив задачу, рука приступила к работе — например, самостоятельно ласкала женщину, пока владелец чудо-протеза отдыхал в кресле перед стереовизором или даже спал. По достижении объектом удовлетворения, программа автоматически отключалась.
Полезная способность, решил Эдик, в жизни которого ненасытных женщин было гораздо больше, чем равнодушных к сексу. Рука настраивалась одновременно на один, два и даже на три объекта. Имелось несколько программ — обычная, интенсивная и для садомазохистов. Последняя, если верить создателям, включала пощечины, щипки и несильные удары по ягодицам — всё в пределах дозволенного.
«Интересно, а та медсестричка любит садо-мазо?! — озадачился Эдик. — Хотя ее я живой правой рукой пошлепал бы с куда большим удовольствием».
На всякий случай Эдик ввел код садо-мазо программы. Огляделся, обнаружил кнопку вызова сестры. Нажать? Не нажать?! Еще отвлечет ее от какого-нибудь важного дела и разозлит до чертиков. Характер у нее, судя по поджатым губам и холодному взгляду, тот еще. Лучше отыскать ее самостоятельно. Цитрус нашарил под кроватью тапочки, подошел к двери, выглянул в коридор. Никого. Придерживая чудо-протез правой рукой (пока он казался тяжеловатым), Эдик побрел по коридору.
Покинутая вероломным супругом медсестра как раз в этот момент твердо решила, что плеснет молодой сопернице в лицо серной кислотой, благо ее запасы в госпитале имелись. Она решительно отомкнула лабораторию, где в этот поздний час никого не было, вошла и закрыла за собой дверь. Серная кислота помещалась в стеклянной колбе на верхней полке шкафа. Женщина нацедила ровно половину банки. Этого, по ее мнению, вполне должно было хватить, чтобы смазливое личико практикантки превратилось в жуткое месиво. Тихо-тихо она выбралась в коридор, закрыла лабораторию и направилась к сестринской.
«Одеться и ехать немедленно. Они и так достаточно потешились над ней. Пусть теперь поплачут».
За поворотом ей пришлось остановиться. Возле сестринской кто-то стоял. Женщина похолодела. Неужели дежурный врач?! Нет, это тот самый пациент, что поначалу истерично кричал, а потом пришел в себя и назвал ее красивой. Медсестра жеманно улыбнулась. Надо же, кто-то всё-таки считает ее красивой. Даже очень красивой. А этот подонок, ее муж, и понятия не имеет о том, что она может нравиться мужчинам!
Эдик тоже заметил объект своих поисков и пошел женщине навстречу.
— Я вас жду, — объявил он, — захотелось пообщаться… Поговорить…
— О чем?! — настороженно спросила медсестра.
— Хотел предложить вам выйти за меня замуж и уехать из этого захолустья.
— Что?! — женщине показалось, что она ослышалась.
— У тебя со слухом плохо, милашка? — участливо поинтересовался Цитрус. — Это ничего. Зато у меня хорошо. Мы будем друг друга дополнять. А что это ты прячешь за спиной?
Медсестра вздрогнула, банка вдруг сделалась очень горячей.
— Анализы. — соврала она и продемонстрировала кислоту.
— Ясно, — ответил Эдик. — Стало быть, держи эту банку от меня подальше. Ну что, зайдем, посидим у тебя?
— В сестринской?
— Где же еще?! Там ведь больше никого нет? Ты дежуришь одна? Дверь изнутри запирается?
— Да.
— Вот и отлично! Нам никто не помешает. В палатах слишком много камер наблюдения!
Эдик схватил медсестру за руку и втащил в сестринскую. Щелкнул замок. Упала на пол и раскололась банка с кислотой. Зашипел пластиковый пол, но беспокоиться о его сохранности никто не стал.
Пациент накинулся на медсестру, как разъяренный хищник на жертву. Повалил грудью на стол. Задрал халат и юбку и поспешно овладел женщиной. Такого напора ей давно не приходилось испытывать.
Механическая рука тем временем действовала самостоятельно. Выполняя заданную программу садо-мазо она вцепилась в какое-то мягкое место — Эдик не видел, какое именно, а тактильные ощущения от руки пока были весьма неотчетливы. Медсестра взвизгнула. Рука тут же отвесила ей смачную пощечину. Женщина попыталась вырваться, чтобы сказать пациенту всё, что она думает по поводу физического насилия, и еще, что все мужчины — грязные подонки, но ее вдруг охватила волна такого наслаждения, что она только крепче вцепилась в стол и издала протяжный стон.
— О, моя сладенькая, — приговаривал Эдик.
Рука в это время творила нечто совершенно невообразимое и дикое, что с нежным сюсюканьем Цитруса не имело ничего общего.
— У тебя… бя… раздвоение личности? — задыхаясь, поинтересовалась медсестра.
— Нет. Программа сбоит, — попытался оправдаться Цитрус. — Кстати, мы ведь так и не познакомились, солнышко. Меня зовут Эдвард.
— Я зна-а-а-ю…
— А тебя?
— Света… Просто Све-е-ета. Можно без отчества.
— Ну, вот и славно, свет мой, — прошептал Цитрус. — Света… О, Света! Света… А с отчеством было бы забавнее. Тем более, ты так похожа на мою учительницу информатики. Правда, ее звали Валерия. Мои юношеские мечты часто возвращались к ней.
Медсестра вырвалась из ослабевших рук Эдварда.
— Подонок! — завизжала она. — Ты ласкаешь меня и тут же вспоминаешь какую-то шлюху!
— Валерия Александровна вовсе не была шлюхой. Я даже не овладел ею, несмотря на все мои страстные мечты. Улетел с той планеты и больше не возвращался… Так что не знаю — может быть, она до сих пор в девушках ходит. Хотя, маловероятно. Дочка у нее была, хотя мужа и не имелось. Вряд ли она подвергалась процедуре искусственного осеменения. Зачем бы это? Вовсе не дурнушка была моя учительница. Уж сейчас бы она от меня не ушла! Да, точно не ушла бы…
— Подлец! Ты что же, собрался мне изменять?
— Изменять?! — опешил Эдик. — Разве я тебе что-то обещал, моя сладкая? Мне казалось, встретились два одиночества, два человека, покалеченных жизнью. Захотели помочь друг другу преодолеть невзгоды, ну и расслабиться, конечно.
Настроение Цитруса неуловимо изменилось. Он устал, почувствовал себя удовлетворенным. Заметил морщинки вокруг Светиных глаз. Раньше они не были столь отчетливы. А над тонкой верхней губой не слишком соблазнительной формы небольшие, но всё же различимые, вытравленные перекисью водорода усики.
Рука Эдика, работающая в автономном режиме, тем временем продолжала неистовствовать. Она то ласкала женщину, то щипала ее, то отвешивала медсестре звонкие плюхи. Кое-что Свете явно нравилось, от других действий она была не в восторге.
«Хватит уже, — подумал Эдвард. — Удовольствие получили, пора завязывать. Особенно с этими садомазохистскими штучками. Только в помутнении сознания от глубокой неудовлетворенности я мог ввести эту идиотскую программу».
Отключить механическую руку оказалось не так просто, как включить. Цитрусу никак не удавалось получить управление над своей верхней конечностью. Пришлось ловить непрестанно двигающийся протез, открывать панель и вчитываться в мельтешащие перед глазами голографические надписи.
— Отключение, отключение, — бормотал Эдик. — Хватит самодеятельности, пора взять руку в руки. Нечего ей творить беспредел. За это и к ответу призвать могут.
В командной строке мелькнула надпись: «Безболезненное отключение».
— То, что надо! — воскликнул Цитрус. Хватит ее шлепать! Она хорошая, хоть и с усиками, и не слишком молода. Безболезненное отключение!
Ткнув сенсор активации команды указательным пальцем правой руки, Эдик поразился результату. Рука с нечеловеческой скоростью метнулась к горлу медсестры. Между пальцами проскользнула яркая искра — и Света, как подкошенная, рухнула на стол, где и осталась лежать без сознания.
— Вот тебе раз, — прошептал Эдик. — Это просто песня какая-то! Безболезненное отключение! Так нельзя, граждане конструкторы!
«Хорошо хоть, команду «Мгновенная раздевалка» не выбрал, — подумал он. — Разумеется, это не раздевалка, в смысле, никого раздевать рука не будет. А прикончит всякого, на кого ее нацелят, не задумываясь! Разделает, как куриную тушку. Окорочка отдельно, крылышки и хвостики — отдельно. Правда, если призадуматься, эта медсестричка мне совсем не пара, но ведь это отнюдь не повод для того, чтобы ее прикончить».
Эдик решил переложить медсестру на кушетку и быстро ретироваться, но в дверь постучали.
— Открывай! — заорали снаружи.
Цитрус внутренне затрепетал. Полуголая медсестра без сознания — не лучшая компания. Он здесь, конечно, в привилегированном положении, но так резвиться, наверное, всё же не стоит. Как бы не загреметь по новой на астероид, да еще по такой статье, что злые коски будут на тебя косо поглядывать и помышлять о том, чтобы удавить по-тихому и бросить труп где-нибудь в дальнем забое.
— Открывай! — продолжали орать из-за двери.
— Дай я стукну, — попросил кто-то. Страшный удар потряс дверь. Слабенькая щеколда отлетела на несколько метров, дверь распахнулась. На пороге вместо представителей властей объявились две личности, физиономии которых Эдика в данной ситуации даже обрадовали. Одна из физиономий была зеленой, покрытой чешуей, другая — большая и добродушная.
— Эдичек! — воскликнул Дылда. — Где ты раздобыл такую клевую телку? Целлюлит совсем как настоящий! А голосовой синтезатор у нее четырехголосый или программируемый?
— Ты о чем? — нахмурился Цитрус. — Не понял твоих грязных намеков. И вообще, что вы сюда вломились?!
— Приш-шли тебя проведать, — объявил Змей. — В палате тебя не было. Услыш-шали крики. Пос-стучали. А ты тут как тут, забавляеш-шься с резиновой бабой.
— Вовсе она не резиновая…
— Что же, в отключке? Или вообщ-ще, хм… неживая?! — заинтересовался рептилия. — Ой! Пох-хоже, и правда, неживая. Интерес-сные у тебя наклоннос-сти, Рука! А по виду и не скажешь.
— То есть как это неживая?! — заорал Эдик, схватил медсестру за плечи и затряс, от чего ее голова стала мотаться из стороны в стороны. Из горла женщины вырвался слабый стон.
— Может, не будеш-шь при нас-с с ней забавлятьс-ся? — скривился Змей. — Выглядит, прямо с-скажем, отвратительно.
— Да пошел ты! — проорал Цитрус, отпуская медсестру, которая безвольной куклой осела возле стола. — Я нормальный парень! Вернее — я очень клевый и сексуальный парень! Она вырубилась от удовольствия! Ясно?!
Эдвард сделал шаг к рептилии. Протез сам собой рванулся к горлу Змея. Молниеносное движение, разряд, и рептилия свалился на пол.
— Нехило! — заметил Цитрус. — Дылда, отойди-ка от меня подальше…
— Зачем? — поинтересовался великан. — И почему ты сам ударил Змея, Эдик? Мог бы мне сказать — я бы его так рубанул! Всё ходит, права качает. Говорит, пока тебя нет, он главный. А я так думаю, пока ты лечишься, главный — я.
— Да, да, ты прав! На будущее запомни, если меня нет, ты за главного. Чуть что, бей любого, кто будет утверждать обратное, прямо в орудийную башню. И кто обо мне плохо отзовется — тоже.
— Ясен пень!
Великан уже занес ногу, чтобы пнуть рептилию.
— Не стоит! — Эдик сделал шаг к Дылде, почувствовал, как шевельнулась механическая конечность в стремлении вырубить очередного противника электрическим разрядом, и поспешно отступил назад. Хорошо хоть, ноги его пока слушались! — Пока не стоит!
Тыкая в сенсоры программатора, Эдвард наконец-то нашел команду отключения всех подпрограмм. Рука дернулась напоследок, как смертельно раненный, теряющий последние силы, но не сдающийся боец, и затихла. Цитрус осторожно пошевелил механическими пальцами, сделал козу, шевельнул мизинцем. Молния вновь сорвалась с пальцев, но теперь она ему подчинялась.
— Нравится? — спросил он Дылду.
— Не хило! — одобрил здоровяк.
— Отлично! Значит, так, бери чешуйчатоголового, потащим его в палату. У меня одноместная, но там еще одна кушетка. Интересно, скоро он очухается?!
Дылда не спешил выполнять команду Эдика.
— Слушай, а подари ее мне… Она так мне нравится… — обратился он к партнеру.
— Да ты в своем уме? — вскричал Эдик, думая, что речь идет о его протезе. — У тебя ведь обе руки на месте! Кондратьев, что ли, тебя обработал?
— Ну, я как-то не очень люблю руками…
— В смысле? Ты о чем?
— О ней…
— О ней? О руке?
— Нет, о твоей мягкой игрушечке.
Цитрус задумался. Дылда идиот, его иногда сложно понять, и всё же он как-то умудрялся общаться с ним. Но сейчас просто зашел в тупик. Какие еще мягкие игрушечки? Последнюю мягкую игрушку, плюшевого медвежонка, он распотрошил в возрасте шести лет. С тех пор игрушками для него были кредитные карточки и наличные банкноты.
— Что ты мелешь?
— Подари мне куклу, — уточнил Дылда.
Цитрусу представилась толстая пачка резаной бумаги, сверху которой лежит пара купюр большого достоинства. На кой Дылде понадобилась «кукла»? Эдик был настоящим спецом по изготовлению «кукол», но откуда об этом прознал здоровяк? И какую аферу они со Змеем решили провернуть, пока он лежал в госпитале?
— На кой тебе «кукла»?! И что ты собираешься с ней делать?
— Любить…
— Что-о?
— Я о кукле на полу. С которой ты забавлялся до нашего прихода.
Цитрус поспешно одернул юбку медсестры.
— Ты что, дурак?! Она живая! Настоящая! И вообще, она меня любит! Ни о каких подарках и речи не может быть. Но, если она мне надоест, можешь за ней поухаживать. Не раньше.
Дылда задумался.
— Я слышал, тут делают кукол на заказ. Даже по фотографии. Я бы хотел именно такую.
Цитрус опешил еще больше. Интересно, как он должен относиться к такому желанию великана? Он не посягает на его любовницу, но хочет изготовить себе резиновую куклу с ее внешностью. Радоваться, что у них вкусы похожи, или, напротив, дать Дылде механическим кулаком по голове, для профилактики?
— Ладно, кончай болтать, хватай Змея, пойдем отсюда. Вообще, из больницы пора выписываться. Нечего мне тут торчать. Я хочу поездить по ресторанам, повеселиться… Этот подонок дал вам денег?
— По триста рублей, — обиженно ответил Дылда. — Сто пять я уже потратил.
— Я даже догадываюсь, на что.
— Да. И еще я купил десять шоколадок. Восемь уже съел.
Дылда подхватил рептилию и зашагал по коридору следом за Цитрусом.
— А Змей что покупал? — осведомился Эдик. — Он, хоть и прикидывается нашим корешем, скользкий тип. Наверное, запасался оружием?
— Нет. Он приобрел садовую тачку и три саженца, — ответил Дылда. — Держит всё это в нашей комнате. Я всё время спотыкаюсь о тачку.
— Странно, — заметил Цитрус. — Он рощу собрался закладывать здесь, что ли? Останется на Луне Венеры на поселении? Хоть бы и так — мне как-то всё равно. Не доверяю я ему.
В палате Дылда свалил рептилию на кушетку и присел рядом сам.
— Пусто здесь, — заметил он. — Где доктор? Где больные? Страшно даже…
— Население колонии небольшое. Докторов мало. Больных еще меньше. Если нет врачей, то и болеть некому. Сам понимаешь.
— Ага, — глубокомысленно кивнул Дылда.
На следующий день Цитрус в последний раз встретился с благообразным доктором Долгим. Тот смотрел на него как-то странно, как на тяжело больного. Вошел в палату, присел на стул у дальней стены и долго сверлил пациента взглядом, пока Эдик не прервал затянувшуюся паузу.
— А где, э-э, Светлана?
— На вас поступила жалоба! — сообщил эскулап ледяным тоном.
У Эдика всё внутри оборвалось. Ну вот, сейчас у него отнимут всё. Скажут, что мусоны им недовольны, и в таком омерзительном насильнике и садомазохисте, каким он показал себя накануне, организация не нуждается.
— Мне-э, — Эдик пожевал губами, но больше ничего из себя не выдавил.
— Что вы можете сказать в свое оправдание? — поинтересовался Долгий.
— Она сама пришла…
Брови доктора поползли вверх.
— Банка с кислотой пришла сама? Может, она сама и разбилась?!
Цитрус непонимающе уставился на хирурга.
— Какая еще банка с кислотой?
— Которую вы зачем-то похитили в лаборатории и грохнули в сестринской, собираясь ее там спрятать, наверное…
— Ах, эта банка… — Эдик мучительно соображал. До него вдруг начало доходить, что медсестричка собиралась спереть банку кислоты, а теперь хочет свалить свою вину на него. Нет уж, не выйдет. Любовь любовью, а чужие преступления он повесить на себя не даст. Хватит уже, вешали на суде. К тому же, доверие мусонов ему жизненно необходимо. Но и сдавать подругу нельзя… Не по-мужски это.
— Я думал, там спирт, — сообщил Эдик. И уточнил: — Он необходим мне для протирки протеза. Сам-то я пью мало. Всё больше по праздникам.
— Кто вам сказал, что протез надо протирать? — удивился Долгий.
— Так Светлана и сказала.
— С чего это вдруг?
— Почем я знаю? Берет вдруг, и ни с того ни с сего говорит, что, дескать, неплохо бы твой протез спиртиком отлакировать. Ой-ой-ой, — Эдик зажал рот ладонью, — я только сейчас начинаю понимать. Должно быть, она намекала на выпивку. Да? А я ее неправильно понял. Вот ведь, как бывает.
— Не паясничайте, — попросил доктор и поднялся, — понятия не имею, зачем вам понадобилась кислота, Цитрус. Но, если вы прочли в инструкции, что протез может функционировать в агрессивной среде, и решили провести самостоятельный эксперимент, смею вас уверить, всё именно так. Работать он, конечно, будет, вот только внешний вид сразу испортится. Поверхностные слои выполнены из мягких материалов, имитирующих плоть. Почти так же легко, как плоть, они разрушаются. А ходить с металлической рукой — удовольствие так себе.
— Ну, как сказать…
— Да как ни говори. Так все думают, что вы нормальный человек, а с металлической конечностью всякому ясно — убогий инвалид, которому не хватило денег на клонированную руку.
Тут доктор понял, что говорит не вполне тактичные вещи, и виновато замолчал. А Цитрус смекнул, что у него появилась возможность замять досадный эпизод.
— Вы так много сделали для меня, доктор! — опять повторил он. — А что касается похищения кислоты… Могу вас заверить, что это больше не повторится. Просто мне захотелось увидеть, как рука поведет себя в экстремальных условиях.
— Вы крайне неразумны, — заметил хирург, — но забудем о наших разногласиях. Я не буду ничего говорить Кондратьеву. Только потому, что сам обладаю пытливым умом ученого и отлично знаю, как порой трудно бывает отказаться от творческого эксперимента, особенно когда речь идет о чем-то принципиально новом.
— А я буду беречь эту штуку, — пообещал Цитрус, неосторожно махнул протезом и изо всех сил влепил им по спинке кровати, отчего на экране, отражающем состояние больного, забегали радужные полоски.
— Изучите инструкцию еще раз, — попросил доктор, — возможно, вам станет понятно, что протез — не игрушка. Это очень полезный инструмент, а иногда его можно использовать и как оружие. Незачем чистить ствол, если там всё еще находится патрон. Вы понимаете, о чем я?
— Разумеется, понимаю, — оживленно закивал Эдик. — Очень хорошая поговорка. Яее обязательно заучу и буду цитировать по случаю.
— Можете даже записать, дарю, — Долгий покачал головой и вышел.
Цитрус некоторое время лежал молча, глядел в потолок, думал о симпатичной усатой медсестричке. Всё-таки не сдала. А ведь могла сообщить, что он накинулся на нее, оглушил электрошокером и воспользовался нежным женским телом. Раз не заложила, значит, она к нему неравнодушна.
«Что, если предложить ей отправиться вместе со мной на Большие Межгалактические Игры? — подумал он. — В команде сопровождения, так сказать… Сопровождают же именитых спортсменов девочки-болельщицы. А я спортсмен новый, никому не известный. Приеду с усатой теткой. В конце концов, у всех свои увлечения. Вряд ли меня кто-то осудит. Пуританство — удел серых личностей, плебса… — Цитрус углубился в раздумья. — Беда в том, что большинство представителей разумных рас в Галактике и есть самый что ни на есть паршивый сброд, стадо баранов, которые жаждут хлеба, чтобы нажраться от пуза, да тупых зрелищ — поржать от души. А уж на Большие Межгалактические Игры серых граждан стекается в изобилии. Они жрут на трибунах попкорн и мороженое, пьют газировку «Байкал» и «Жигулевское» пиво, обсуждают прибывших на чемпионат звезд кино, стереовидения и большой политики.
Частенько на играх присутствуют сенаторы и прочие крупные шишки. Они сидят или в первых рядах, у самого игрового поля, или парят над ареной на антигравитационной платформе».
Цитрус вспомнил, как в детстве, наблюдая носящегося над ареной сенатора по стереовидению, завидовал ему черной завистью. Эдику казалось, что нет ничего лучше, чем вот так летать над площадкой для состязаний, обозревая игроков сверху через прозрачный пол платформы…
Они со Светой пролетели бы над стадионом и всем вокруг помахали рукой. Она — живой, он — механической. И телевизионщики снимали бы пару влюбленных, преодолевших все преграды, глядящих в глубокие объективы камер, транслируя их торжество на всю Галактику…
Уже к вечеру мечты Цитруса развеялись, как дым, когда он поднялся, подошел к сестринской и деловито постучал. Стоило ему представиться: «Это Эдик», как ворчливый голос несколькими крепкими выражениями напрочь выбил всякие светлые чувства из его сердца. Самыми мягкими словами были «извращенец проклятый».
— Сама ты… — заорал Цитрус. — Тоже мне раскрасавица! Корова усатая! Ну и пожалуйста! Я себе получше найду. Двух найду! Нет, трех! Буду встречаться со звездами стереовидения! А ты торчи в своей затрапезной больнице, таская банки с кислотой! Я даже не сказал доктору, что ты ее сперла! На себя вину взял!
Но Света осталась непреклонна.
Ночь Эдик провел в холодной постели, почти без сна, ворочаясь с боку на бок и пребывая в тоскливом настроении из-за утраты большого светлого чувства. А утром предстал перед Кондратьевым с опухшим злым лицом и желанием выкурить пару-тройку пьянящих колосков. Здесь же находились Змей и Дылда.
— Ну-с, Эдвард, — сказал Матвей Игнатьевич, — я слышал, что с тобой всё в порядке. Как рука?
— Ничего, — буркнул Цитрус.
— Приживается потихоньку?
— Необычная штука, — поделился Цитрус, — проявляет самостоятельность.
— Даже так? Ну, ничего страшного, — поспешил успокоить его Кондратьев, — это только поначалу. Потом не будешь замечать. Станет как своя, и даже лучше. Значит, так, — перешел он на деловой тон, — вылетаете сегодня. Корабль для вас готов. Небольшой пассажирский катер.
— У нас был ВАЗ, — заметил Эдик. — На монопольном топливе.
— Знаю, — перебил его Кондратьев. — Рисковать мы не можем. Так что полетите на таргарийском космическом челноке с ионным двигателем. Кораблик маленький, но исключительно надежный. Деньгами вас обеспечим. По этому поводу можете не волноваться. Спортивное снаряжение и средства на мелкие расходы — всё будет передано вам возле трапа.
— Когда вылетать? — поинтересовался Змей.
— Лететь надо сегодня же, — ответил Кондратьев, — время не ждет. А ты почему спрашиваешь? — насторожился он. — У тебя что, здесь какие-нибудь дела остались?
— Да нет, я прос-сто так с-спрос-сил.
— Значит, так, — нахмурился Матвей Игнатьевич, — я ваши повадки каторжанские отлично знаю. Решил, если с планеты сваливать, значит, надо набить трюмы краденым. Так, что ли?!
Доктор уставился на Змея свирепо, тот осклабился.
— Если желаете промышлять воровством, организация с вами никаких дел иметь не будет! А если хотите помочь нам, чтобы мы вам потом помогли, то отныне никакой уголовщины. Это ясно?!
Змей медленно, с неохотой, кивнул.
— Да не будем мы ничего тырить! — заверил Кондратьева Цитрус. — Я за этим лично прослежу. — Он обернулся к рептилии и посмотрел на него многозначительно.
— Ладно, — согласился Змей. — С-скок-пос-скок отменяется. Только ты это… подъемными нас-с хорош-шими обес-спечь. Я на воле в беднос-сти жить не могу. У меня клас-совая ненавис-сть прос-сыпаетс-ся и с-сразу хочетс-ся кого-нибудь рас-спис-сарить.
— Расписарь свою бабушку, коск, — отозвался Кондратьев, — вот поучаствуете в играх, будут вам и подъемные, и еще сверху много всяких благ. Ясно?
— Яс-сно, — прошипел Змей. — Только бабуш-шку мою не надо трогать.
— Да ни за что на свете я не стану трогать твою бабушку, — делано замахал руками Кондратьев, — лучше с резиновой бабой буду дело иметь, как дурачок ваш, — он кивнул на Дылду, — чем с твоей бабушкой.
Змей задрожал всем телом и рванулся было вперед, намереваясь схватить Матвея Игнатьевича за горло, но Цитрус взмахнул протезом, и механические пальцы впились в плечо рептилии. И сжались так, что Змей вскрикнул от боли.
— Не надо, — попросил Эдик.
— Вот, слушай его, коск, — улыбнулся Кондратьев. — Кстати, по поводу твоей биографии. Мы там кое-что подчистили, так что в играх участвовать будешь с полными правами. Я такой богатой биографии еще не видел. Ты на свободе не больше пары недель обычно гулял?
— Это потому, что меня легавые не любят, — нахмурился Змей.
— А ты не любишь состоятельных граждан? Так что ли?!
— Ну да. Ос-собенно, когда в кармане ни гроша. И они меня тоже не любят. Зобом чувс-ствуют уроды, что дело пахнет керос-сином.
— Керосином… Понятно. Кого еще ты не любишь?
— Вс-сех, кто меня не любит, тех и я не люблю.
— Да ты посмотри на себя, ящер бестолковый. Кто такого любить будет?! Тебя, наверное, и бабы тоже не любят. Даже ваши, рептилии. Я, конечно, не специалист по красоте, но, по-моему, с твоей рожей на астероиде самое место. Ну да ладно, радуйся, что со мной встретился и мусонам оказался полезен. Теперь ты один из нас. Пока…
— Пока что? — насторожился Змей.
— Пока не выкинешь чего-нибудь скверного. Или не вынесут тебя с игр вперед ногами. Такое тоже случается. Сам, наверное, знаешь?
— С-слыхал.
— Ладно. Хорошо если слыхал. Короче, парни, не будем дальше базарить и тянуть время, поскольку его у нас не так много, как хотелось бы. До стартовой площадки отсюда — пять минут хода. Корабль пойдет на автопилоте. Подъемные, как я уже сказал, получите у трапа. В общем, всё. Адьё.
Кондратьев поднялся, прощаясь. Коски вышли в госпитальный коридор. В то же мгновение послышался тон зуммера, на автомате включился экран видеофона.
— Удачи! — гаркнул Матвей Игнатьевич, захлопывая дверь.
Эдик услышал, как чей-то хрипловатый голос поинтересовался: «Наши уродцы отбыли?», и в следующее мгновение Кондратьев приглушил громкость видеофона.
Троица брела по коридору к госпитальной взлетной площадке — одному из постоянно действующих в режиме космопорта объектов Луны Вернеры.
— Уродцы, — проговорил Эдик задумчиво. — Это он о нас, как думаете?
— Конечно, нет, — сказал Дылда. — Мы — крутые ребята. Неофициальная сборная мусонов на больших играх. Они выбрали лучших. Кондратьев так и сказал.
Змей лишь усмехнулся, показав раздвоенный язык.
— Нет, они говорили о нас, Дылда, — вздохнул Эдик. — Жизнь несправедлива! Совсем недавно я был блестящим студентом летной школы, успешным бизнесменом, коском в законе. И кто я теперь? Уродец, путешествующий в компании других уродцев. Гладиатор. Ведь ни один уважающий себя человек не станет выступать в этих межгалактических играх, где тебя запросто могут убить или лишить какой-то конечности!
— Что это ты так рас-счувствовалс-ся? — поинтересовался Змей. — Протез тебе хорош-ший пос-ставили. Мне таких видеть еще никогда не приходилос-сь. Повезло.
— Не в протезе дело, а в социальном статусе! — воскликнул Эдик. — Со своим интеллектом и положением в обществе я должен жить, как почтенный человек… Мне дедушка оставил в наследство бубличную фабрику на Амальгаме-12! А ее оттяпали проходимцы! И теперь я должен подчиняться всяким подонкам! Общаться с подонками!
— Ты не о нас-с, надеюс-сь?
— Нет, вы — классные ребята. Но Кондратьев прав — уродства вам не занимать. Взять Дылду. Он вообще умственно отсталый. Или ты. Я ничего не имею против рептилий, но еще мой папа, пилот Спаркс, давал вам копоти! Люди и рептилии антагонистичны.
— Чего-о? — удивился Змей.
— Не могут жить вместе, — пояснил Эдик. — На мой человеческий взгляд, все рептилии просто отвратительны. У вас же вместо кожи чешуя? А мерзкий запах? Вы же пахнете болотом! От вас разит!
Эдик чувствовал, что его заносит, но остановиться не мог. То, что мусоны назвали их «уродцами», окончательно испортило ему настроение. А до этого он потерял начинающую зарождаться любовь, потерял руку, потерял бубличную фабрику на Амальгаме и место в летной школе на Юпитере… На Эдика накатила глубокая депрессия. Змей зашипел:
— Ладно, допус-стим, ты главный, но почему ты реш-шил, что можеш-шь так разговаривать с-с-со мной?
— Дай-ка ему в табло, Дылда! — попросил Цитрус. — Для улучшения понимания между разумными расами. Пусть уразумеет, наконец, кто в Галактике хозяин.
Но великан возразил, качнув головой:
— Он прав, Эдик. Я очень тебя люблю. Ты вывел меня в люди, сделал мне много хорошего. Но почему ты считаешь нас уродами?
— Бунт на корабле? — возмутился Цитрус, поднимая протез. — Сейчас я избавлюсь от жалкого охвостья! Сдается мне, что и вознаграждение, и подъемные вам выплатили из моих денег! Ведь лучший боец на предстоящих играх — я! У меня есть не только грубая сила, но и недюжинный интеллект!
Но драки не получилось. Шлюзовая дверь в стартовый отсек распахнулась, и на пороге появился доктор Кондратьев. Он деловито прыснул в сторону Эдика ароматной жидкостью из большого зеленого баллончика. Затем по порции аэрозоля досталось Дылде со Змеем.
Цитрус на мгновение потерял дар речи, что случалось с ним не так уж часто. Кондратьев просто не мог здесь объявиться! Они шли по прямому коридору. Доктор их не обгонял, остался разговаривать по видеофону. И вдруг — тут как тут! Если бы даже он бежал, и то ни за что не успел бы на встречу. Да еще этот странный баллончик…
— Как это?! — проговорил Дылда, ткнув в Кондратьева пальцем.
— Так, — коротко ответил Матвей Игнатьевич, — у нас длинные руки… и ноги. — И снова принялся пшикать из баллончика вокруг троицы участников Межгалактических Игр.
— Ага, правильно. Вот и доктор чует, что от рептилии мерзко воняет. Да и от тебя, Дылда, прямо скажем, тоже… Это освежитель воздуха, да?
Кондратьев прыснул из баллона прямо в лицо Цитрусу, и на того резко накатила волна абсолютного удовлетворения и счастья. Он даже пожалел, что был груб со Змеем и ругал последними словами непослушного Дылду. В конце концов, что взять с умственно отсталого?
— По мне, так от всех вас немного разит, — сообщил Кондратьев, заметно радуясь тому, что может сказать очередную гадость. — Но дело не в этом. В баллоне — нейтрализатор недавно разработанной нами психотропной добавки, повышающей агрессивность. Правда, подействовала она как-то не совсем корректно. Змею и Дылде мы ее, наверное, давать не будем. А для того, чтобы поднять твою решимость стать победителем, она подходит как нельзя лучше!
Эдик резко взмахнул протезом, не зная, врезать подлецу-доктору или просто отключить его электрошокером.
— Так мне дать ему по мордасам? — поинтересовался Дылда.
— Конечно, — ответил Эдик. Сам он поднять руку на Кондратьева так и не решился, а с Дылды какой спрос?
Великан поставил чемоданчик, в котором он перевозил свою новую резиновую женщину, на пол и молниеносно выбросил пудовый кулак в грудь Змея. Рептилия, крякнув, отлетел метра на три.
— Извини, что я не послушался тебя сразу, — обернулся Дылда к Цитрусу. — Пусть ты и говорил о нас плохо, но ты главный! Змей не должен был на тебя тянуть!
Цитрус потер подбородок. Да уж, от Дылды ожидать разумных действий вряд ли стоит.
— Подними Змея! Сделай ему искусственное дыхание! Он нужен в нашей команде. А мы с доктором пока потолкуем, — приказал он.
Дылда потопал к поверженной рептилии, а Цитрус подступил вплотную к Кондратьеву.
— Стало быть, запрещенные препараты на нас испытываете?
— Лучше сейчас, чем перед настоящим боем, — спокойно заявил Матвей Игнатьевич. — Ты ведь хочешь получить на играх преимущество? Срубить кучу денег по-быстрому, а заодно и занять хорошее место в организации? Мусоны не забывают оказанных им услуг!
— Вспомнить того же Мучо Чавоса!
— Негра-параноика? Я наводил о нем справки. Он сошел с ума после ответственного задания. Покинул организацию, шныряет сейчас по Галактике с бандой головорезов. Именно для того, чтобы история не повторилась, мы решили использовать психотропные препараты. Так что твоей психике ничего не угрожает.
Эдик тяжело вздохнул. У хитроумного доктора на каждый вопрос был готов ответ.
— А как ты попал сюда раньше нас, док? Бегом бежал по вентиляционной системе? На карачках? Наблюдая за тем, как мы грыземся?
— Всё гораздо проще, — широко улыбнулся Кондратьев. — Я ехал по дорожке транспортера, наблюдая за вами с помощью мобильного монитора. Мне жаль, что Змей пострадал от моей нерасторопности… Но, если разобраться, Дылда выполнял твою команду…
Поделившись с Эдиком своими соображениями, доктор мерзко хохотнул — было заметно, что инцидент доставил Кондратьеву массу положительных эмоций.
«Редкий негодяй, — подумал Эдик. — Когда я займу подобающее положение в организации мусонов, разделаюсь с тобой лично. Уж я-то не забуду, как ты меня унижал и третировал. Сколько ни брызгай на меня из всяких баллончиков. Пусть ты после игр будешь меня хоть на руках носить!»
Таргарийский корабль стоял в центре стартовой площадки. Походил он на что угодно, только не на быстроходное транспортное средство. Три внушительного размера цилиндрические цистерны были приварены друг к другу под разными углами — казалось, их склепали так, как получилось, без всякого расчета. На одной из цистерн был закреплен кубик радара. Из другой торчала противометеоритная пушка. Ничего похожего на иллюминаторы в корабле таргарийцев не было.
— ВАЗ, конечно, не образец совершенства, — вздохнул Эдик. — Но как летают на этом — я ума не приложу.
— Сын пилота Спаркса не должен смущаться, если ему предлагают корабль непривычной формы, — широко улыбнулся Кондратьев. — По крайней мере, это космическое судно нигде не засвечено, и организация, точнее, подставная фирма, принадлежащая организации, владеет им с полным правом.
Дылда и Змей появились в ангаре в обнимку. Великан поддерживал рептилию, хотя Змей вяло пытался высвободиться.
— Где же корабль? — простодушно поинтересовался Дылда.
— Вот это дерьмо и есть корабль, — слабо выдохнул Змей. — Радуйся, отморозок! За пару лет мы, может быть, долетим до ближайшей звезды.
Кондратьев радостно хрюкнул.
— Зато спокойно, без приключений. Техника надежная. Между прочим, я прилетел на Луну Венеры именно на этом корабле.
— Да? — недоверчиво спросил Цитрус. — Ну, это другое дело… Своим временем и своими удобствами ты, док, дорожишь.
— Грузитесь, — приказал Кондратьев. — Там, в корабле, экипаж из четырех андроидов. Они умеют им управлять. Не хотел вам сразу говорить, но корабль усовершенствован. В частности, оборудован гравитационным двигателем.
— Да ну? — не поверил Эдик. Гравитационный двигатель — чудо техники — использовался крайне редко, потому что стоил очень дорого. — Стало быть, наш кораблик быстрее спортивной яхты?
— В подпространстве все корабли летают с одной скоростью. И разгоняется он не так быстро. Но очень экономичен. Расход топлива минимальный.
— И тут экономите, — фыркнул Цитрус. — Что за жлобство?! Это не по-мусонски! А андроиды… Их же нужно чем-то кормить? Обслуживать? Я специалист по кораблям, но совсем не разбираюсь в андроидах!
Матвей Игнатьевич засмеялся, потирая ладони.
— Что ты, что ты! Андроиды совсем новые. Их не нужно обслуживать. Напротив, они сами будут тебя обслуживать. Я, к примеру, летел сюда один. Так один из андроидов почесывал мне пятки перед сном, другой подавал кофе в постель по утрам, а третий… Впрочем, неважно.
— Нет, важно! — воскликнул Цитрус. — Что делал третий?
— Не будем об этом.
— Нет, расскажи! Мне, может быть, тоже захочется!
— Не стоит!
— Еще как стоит!
— У них и спросишь, — фыркнул Кондратьев. — Они запрограммированы на безусловное подчинение тебе, как капитану. Вот и порасспросишь их, что к чему.
— Ладно, ладно, — обиженно процедил Цитрус. — Навязал мне на голову экипаж из какой-то сухопутной сволочи, еще и секреты какие-то… Кстати, андроиды-девушки в команде есть?
— Нет.
— Вот и отлично. Терпеть не могу механических кукол, которые, вроде бы, как живые, но сами железяки железяками.
В борту одной из цистерн распахнулся узкий люк.
— А деньги? — требовательно поинтересовался Змей.
— И снаряжение ты какое-то обещал! — добавил Эдик.
— Чемоданы со снаряжением андроиды уже погрузили в багажный отсек… А деньги… — Кондратьев задумчиво порылся во внутреннем кармане пиджака и вынул толстый конверт. — Здесь пять тысяч рублей. На всех. Как будете делить, ваше дело.
— На борту поделим, — Эдик выхватил пакет с поспешностью человека, получившего бумаги на вступление в наследные права, и первым вошел в таргарийский корабль. Следом в узкий люк с трудом протиснулся Дылда. Замыкал шествие хмурый Змей.
Кондратьев махал рукой и пакостливо улыбался:
— Удачного путешествия! Успехов на Играх! Буду непременно смотреть все прямые трансляции! И болеть за вас. Иногда.
Эдик захлопнул за Змеем люк и подозрительно втянул носом воздух.
— Несет какой-то дрянью.
— Опять грязные намеки? — нахмурился Змей.
— Да нет. Тут еще до того, как вы появились, мерзко воняло. Гнилой капустой, что ли… Кстати, проклятый Кондратьев так и не сказал, чем кормить андроидов.
— А в чем проблема? — осведомился Змей. — Они едят что-то ос-собенное?
— Мне-то откуда знать? Может, и особенное. Когда проголодаются, выберут из нас самого толстого и чешуйчатого, да и сожрут.
— Толстого или чешуйчатого? — переспросил Дылда, впав в серьезное волнение.
— Откуда мне знать их кулинарные предпочтения? Я бы на их месте не сильно привередничал. Да и какая разница, по большому счету. Главное, чтобы они не схарчили самого умного.
— С-самый умный и с-самый чеш-шуйчатый в наш-шем случае одно и то же, — откликнулся Змей.
Цитрус смерил его презрительным взглядом.
— Я бы не был так уверен в этом.
— А я…
— Ботало захлопни и ухи разуй, когда с авторитетом за дело базлаешь. Совсем рамсы попутал, лягушка зеленая? — перешел Цитрус на более привычный для каторжника со стажем язык. Тот несколько секунд ошарашенно пялился на Эдика, потом на морде Змея нарисовалось понимание:
— Так бы с-сразу и базлал. А то откуда мне было прос-сечь, кто у нас-с бугор?
— Должен филейной частью чуять, кто какой масти, — насупился Цитрус. Правила уголовной речи он усвоил на астероиде почти в совершенстве, на всякий случай, но пользовался оборотистыми выражениями крайне редко, считая ниже своего достоинства уподобляться закоренелым коскам. Кто они такие рядом с ним? Обычные преступники, по которым тюрьма плачет. А он попал на астероиды по ошибке. Пострадал от произвола властей.
— Ладно, канайте внутрь корабля, — приказал Эдик, сохраняя суровое выражение лица, — проверьте, всё там чисто?
— А ты? — поинтересовался Дылда.
— Я буду прикрывать тылы.
— Типа на с-стреме с-стоять? Не для бугра это дело…
— Разберусь! Вдруг кто сзади выскочит и на нас набросится?!
— Чего нам тут с-стрематься?! — удивился Змей. — Не понимаю я тебя, бугор.
— Вот это правильно, — одобрил Эдик, — молодец. Так меня и зовите оба. Я для вас теперь бугор, а вы мои правая и левая пакши.
— А кто правая? — заинтересовался Дылда.
— Оба правые, — отозвался Цитрус. — Левых у нас не будет.
— Правильно, бугор, — одобрил Змей, — за левую твой чудной протез с-сканает.
— Двинули, пакши, — Эдик пошевелил протезом, и Змей с Дылдой поспешили по узенькому коридору мимо крохотного багажного отсека, каюты с парой металлических коек, туалета и душевой прямо в рубку управления. Больше в маленьком катере ничего не было.
Андроиды сидели в кабине пилотов, вдоль стен. Между их острых коленей едва можно было протиснуться к лобовому иллюминатору и двум креслам пилотов. В серых безжизненных лицах синтетических людей не отражалось ровным счетом никаких эмоций. Они синхронно повернули головы и посмотрели на астронавтов. Эдика даже мороз продрал. Андроидов он сильно недолюбливал. Хотя их специально делали так, чтобы сразу можно было отличить от людей — серая кожа стеклянные линзы глаз, сходство с человеком и неживые лица внушали ему страх. А теперь придется провести с кошмарными созданиями несколько суток на утлой посудине среди бесконечных космических просторов.
— Так, мы с тобой сядем в кресла пилотов, — обратился Эдик к Змею.
— Хорош-шо, — прошипел тот. — Только…
— На всех не хватит, — закончил за него Дылда, почесал в затылке, схватил одного из андроидов, спихнул на пол и уселся на его место.
— Проблема решена, — сказал Цитрус, задумчиво глядя на андроида, который остался сидеть на полу в той же позе, в какой сидел в кресле. Как будто был сделан из дерева.
— Андроиды, — обратился к команде корабля Эдик, — я буду капитаном этого корыта. Вам всё ясно?
Синтетические люди медленно кивнули.
— Тормоза корявые, — проворчал Змей, — я таких дубарей ещ-ще не видел ни разу.
— Наверное, самых древних отгрузили, — пожал плечами Цитрус. — Может, Кондратьев прикупил самые отсталые модели, а оставшиеся от сделки денежки положил к себе в карман? С него станется. Потому и похвалялся, будто андроиды хорошие.
— Ладно, пошли, — Эдик стал осторожно пробираться между коленями андроидов, ругая про себя непредусмотрительных таргарийских конструкторов. Рубку можно было сделать и попросторнее.
— Механический экипаж звездолета Т-78! — послышался вдруг громогласный голос Кондратьева, усиленный встроенными в пульт и стены динамиками. Не иначе, доктор воспользовался системой аварийного оповещения. — Код на активацию. Тридцать четыре — пятнадцать. Приветствуйте экипаж!
Заторможенность синтетических людей прошла в мгновение ока. Они дружно вскочили, выпятив широко грудь и сложив руки по швам, и заорали хором: «Добро пожаловать на судно!».
— Ох-х-х, — прохрипел зажатый между двумя центральными андроидами Цитрус, почти оглушенный криком шести синтетических глоток.
— Займите ваши места! — сипло попросил он. Андроиды выполнили команду. Тот из них, что по воле Дылды оказался на полу, подхватил великана на руки и аккуратно опустил мимо кресла, так что тот плюхнулся на задницу и ойкнул. Затем синтетический человек занял свое место, в точности с полученной командой.
— Кондратьев, ёрник бес-спонтовый, развлекаетс-ся! — с уверенностью проговорил Змей. — Наверное, видит нас-с.
— И вижу, и слышу, друзья мои, — послышался веселый голос Матвея Игнатьевича. — Ну-с, познакомились с вашими провожатыми, а теперь и вы займите свои места.
— А где мое место?! — обиженно промычал великан.
— Увы, корабль тесноват, — ответил Кондратьев, — другой достать не удалось. В рубке только два пассажирских кресла — и места для механического экипажа, то есть андроидов. Они здесь и работают, и спят. Только пообедать на камбуз выйдут — и всё. Очень удобно. А относительно вашего удобства беспокоиться незачем. Мы всё предусмотрели. Дылда, ты вполне можешь сесть или даже лечь на колени к андроидам.
— Как это?! — опешил великан.
— Ничего страшного, они против не будут. Очень послушные создания. Выбирай любого. То есть любых.
— Да я… Ни за что! — Дылда даже затрясся от обиды.
— Хм, зная твое увлечение синтетическими изделиями, я был уверен, что тебе понравится такая идея…
— Нет, нет и нет. — Великан уставился на серые лица бесполых андроидов и скривился от отвращения. — Они ведь мужского пола!
— Да какая разница!
— Большая…
— Ладно, если ты так настроен против коленей, можешь провести стартовые перегрузки в пассажирской каюте, — смилостивился Кондратьев. — Там места есть. Кстати, корабль пойдет на автопилоте, поэтому одного человека на вахте на случай непредвиденных событий будет вполне достаточно. Итак, друзья мои, что касается корабля, то здесь есть, как вы уже успели заметить…
Пока Матвей Игнатьевич говорил, подробно инструктируя астронавтов, Эдик нащупал механическими пальцами какой-то рычаг под креслом. Дернул, послышался звон, и рычаг остался у него в руке. Соразмерять силу руки он пока так и не научился. Опасаясь, что Кондратьев заметит поломку и возмутится — не успели вылететь, а уже испортили корабельное имущество, Эдик от греха подальше отбросил рычаг, положил руку на пульт и, как ни в чем не бывало, принялся барабанить пальцами по твердому металлопластику, не замечая, что на нем остаются глубокие вмятины, а парочку ближайших сенсоров охватили голубоватые искорки.
Завершив инструктаж, Кондратьев заверил участников Больших Межгалактических Игр, что будет всё время на связи. Эдика такая перспектива совсем не обрадовала — от доктора можно ждать любой пакости, вроде недавнего трюка с андроидами. Однако с камер слежения передается далеко не всё, в этом он уже убедился. Если захочется сделать что-нибудь, о чем не следует знать Кондратьеву, можно просто спрятаться под кресла. Или заклеить «глазки» камер жвачкой.
Корабль стартовал. Перегрузки оказались вовсе не такими сильными, как на русских ВАЗах, гравикомпенсаторы работали отлично. А когда таргарийская машина ловко заложила вираж, справляясь с чудовищным гравитационным полем черной дыры, Цитрус, как несостоявшийся пилот, почувствовал, что влюбился в технически совершенный аппарат.
«Получу гонорар за выступление и непременно куплю себе такую машинку, — решил он, — на этом корабле можно и девочек клеить в галактических просторах, и контрабанду возить».
Полет стабилизировался. Только сейчас Эдик заметил, как сильно его механическая рука покорежила пульт управления. Змей поглядел на перегоревшие сенсоры и помятую обшивку и пробурчал:
— Хорош-шо, что идем на автопилоте, бугор.
— Да, неплохо, — согласился Цитрус. — Волноваться не приходится, Змей, как-нибудь дотянем. Ты, между прочим, незнаком с конструкциями таргарийских кораблей? Что это за рычаг у нас под креслами?
— Не в курсах, — ответил Змей, шаря рукой внизу, — дейс-ствительно, что-то есть. Может, это катапультирование или регулировка крес-сла. Надо у Кондратьева с-спрос-сить. Хотя, с-сдаетс-ся мне, он туфлю загнет?
— Что загнет? — не понял Цитрус.
— Обманет, — пояснил Змей.
— Да, не надо нам никаких пояснений, — махнул протезом Эдик и едва не сломал кресло, опустив искусственную ладонь на подлокотник, который немедленно выгнулся дугой. Цитрус в очередной раз подивился крепости таргарийской продукции и попросил Змея: — Я придумал, ты рычажок дерни сам, вот и посмотрим, что будет.
Рептилия затряс головой:
— Не хочу!
— Странно… Я думал, ты непременно захочешь.
— А я вот не хочу.
— Ну и не надо.
Цитрус даже обиделся слегка, но потом решил, что обижаться на рептилию, которого он намерен пустить в расход при первом же удобном случае, просто глупо.
— Давайте в «очко» метнем? — предложил вдруг Дылда.
У Цитруса едва челюсть не упала. Прежде великан играл в азартные игры крайне редко, да и то без всякой охоты. Не имел к этому склонности. А тут, гляди-ка, потянуло.
— Чего это ты разохотился? — спросил он.
— Да вспомнился астероид. Здорово мы там жили. Пока немец этот не пришел и всё не испортил.
— Неслабо жили, прямо скажем. На широкую ногу. Ну, давайте сыграем. Ты как, Змей?
— На бабки? — поинтересовался рептилия.
— Ну, не на щелобаны же? — возмутился Эдик. — Мы — правильные коски. Но сначала давайте поделим деньги, что дал нам Кондратьев. Каждому по полторы штуки. И пятьсот рублей — в общак. На топливо там, на жратву, таможенные сборы платить.
— Идет, — повеселел Змей. Он был рад, что Цитрус без напоминания решил поделиться «подъемными», только не сообразил, что Эдик сделал это с единственной целью — прибрать все денежки к рукам легально, на законных основаниях.
Игра в «очко» продолжалась полтора часа. Для затравки Цитрус проиграл тысячу рублей, мелкими порциями, со ставками от рубля до пятидесяти — причем Змею досталось четыреста рублей, а Дылде — шестьсот, что рептилию крайне возмутило. А когда ставки в сто рублей стали нормальным явлением, Эдик за пятнадцать минут выиграл у партнеров все деньги, как выданные Кондратьевым, так и имевшиеся прежде.
— Давай на андроидов играть! — предложил Змей в запале.
— Они наши, что ли? — удивился Дылда, у которого еще оставалось рублей двести — Эдик не спешил обирать великана до нитки, полагая, что в случае необходимости, если вдруг игра пойдет не по плану; займет денег у него.
— Поделим и с-сыграем. В тыщ-щу рублей каждый андроид. А четвертого по час-стям. Каждому — на трис-ста рублей.
— Отчего нет? — усмехнулся Цитрус.
Через десять минут он был полновластным хозяином всех андроидов, пищевого пайка, запчастей, топлива и любого движимого имущества таргарийского корабля.
— Бывает, ребята! — вздохнул Эдик, пряча деньги в карман. — Фортуна мимолетно улыбнулась вам, но потом повернулась лицом ко мне. Вы сквитаетесь за это поражение после получения гонорара за игры. По сути, мы сейчас играли на такие копейки… А пищевой паек я зажимать не буду. Ешьте на здоровье. Только не забывайте, кому обязаны сытой жизнью!
Змей заскрипел зубами от ярости, но в перепалку вступать не стал. Что тут скажешь? Эдик же пребывал в прекрасном настроении.
— И чего мы торчим в этой тесной рубке, с механическими куклами? Они сами справятся с управлением. Так ведь?
— Так точно! — дружно ответили андроиды.
— Пойдемте в жилую секцию. Там тоже тесно, но можно хотя бы прилечь. Еще во что-нибудь сыграть…
— Может, лучше пос-смотрим наш-ше с-снаряжение?
— Мое, мое снаряжение, чешуйчатоголовый! — расхохотался Эдвард. — Которое я вам ссужу для участия в играх. За двадцать процентов гонорара и пятьдесят процентов страховки.
— Грабеж-ш-ш-ш!
— Ты можешь раздобыть снаряжение где-то в другом месте… На более приемлемых для тебя условиях. Пойдемте отсюда, а то мои андроиды как-то недобро на вас пялятся. Ждут, наверное, когда я прикажу выкинуть вас за борт.
Подбородок Дылды задрожал.
— А ты… Ты можешь такое приказать?
— Может, — весомо подтвердил один из андроидов. — Он капитан. Слово капитана — закон.
— Я не только капитан, но и ваш хозяин, — добавил Эдик. — Не забывайте об этом. Ладно, не беспокойся, Дылда! Ты же мой друг и мне пригодишься! А чешуйчатоголовым я бы посоветовал держать свой раздвоенный язык за зубами — только и всего. Тогда жизнь их будет легка и спокойна. Пойдемте смотреть барахло!
В багажном отделении обнаружились несколько увесистых и объемных чемоданов. Эдик открыл первый и присвистнул:
— Ну, ни фига себе!
Змей заглянул в чемодан через плечо Цитруса.
— У нас-с вс-се это в руках не помес-стится!
Чемодан был полон длинных и коротких ножей, кинжалов и даже мечей. Некоторые ножи явно предназначались для метания, другие — для боя на близкой дистанции. Эдику больше всего понравилась кривая сабля, лезвие которой отливало зеленью — не иначе, на клинок нанесено ядовитое вещество.
— Ничего себе, почти безопасные игры! — возмутился Дылда. — Мне кажется, они острые! И ведь не только у нас будут такие ножички?
— Да уж, пожалуй, — помрачнел Эдик, укладывая отравленную саблю обратно в чемодан. — О чем организаторы думают, вообще говоря? Я и фехтовать никогда не учился… Если мне отрубят руку или ногу — еще половина беды. А если голову?
— Тут вот ошейники имеютс-ся, — кивнул Змей.
— А, так это, чтобы шею защищать? Я-то думал, для извращенцев. Знаешь, бывают всякие… — пробормотал Цитрус. — Любят всё кожаное и блестящее. С шипами. Но шея — это ведь не всё. А если в сердце ткнут? Или голову разрубят? Нет, только теперь я понимаю, во что ввязался. Проклятые мусоны!
— Давайте глянем, что в других чемоданах, — предложил Дылда. — Может, все эти ножики — только для красоты?
— Ладно, — кивнул Эдик.
В следующем чемодане оказалась черная толстая пластина, что-то среднее между скейтом и доской для серфинга, только без колес и совсем неполированная. Больше в чемодан ничего не положили.
— Щит, — предположил Дылда.
— Нет, это не щит… Щиту бы ручка не помешала. Может, это какая-нибудь мишень? — предположил Цитрус.
Змей взял доску, подкинул ее, вскочил сверху, закачался — казалось, еще мгновение, и он упадет — но ему удалось сохранить равновесие, и он замер на доске в сорока сантиметрах от пола.
— Это грависерф, — объяснил рептилия.
— Ты-то откуда знаешь? — удивился Эдик. — Увлекался? В тюрьме в спортзале такие были?
— Нет, для тюремного спортзала слишком дорогая штуковина. Я как-то три недели подряд ходил на занятия по грависерфу. Потрошил карманы богатеньких мерзавцев, увлекающихся грависерфами. А потом доску украл. А они заметили. В драке расписарил кое-кого. Не сильно. Не до смерти. За это и сел. В пятый раз.
— Стало быть, доску я сдам в аренду тебе, — кивнул Цитрус. — Нам с Дылдой учиться уже поздно. Да и негде здесь. Тесно.
В следующем чемодане, самом большом, лежала одежда. Три комбинезона: ярко-синий, огненно-оранжевый и ядовито-зеленый.
— О, одёжа, — обрадовался Дылда. — Кому какая?
— Я бы предпочел что-нибудь поскромнее, — сказал Эдик. — Но богатым бездельникам должно быть хорошо видно, где находится игрок. Пожалуй, я возьму оранжевый комбинезон. Буду пугать врагов.
— А я тогда надену зеленый, — заявил Дылда.
— Зеленый больше подойдет Змею… — Рептилия зашипел.
— Что вы с-спорите, как бакланы? У нас-с у вс-сех разные размеры. И мас-сть разная. А комбинезоны облегающие. Так что цвета рас-спределили до нас-с.
— Как и наши роли в этой игре, — кивнул Эдик. — Да, будем мерить.
Змею, конечно, подошел зеленый комбинезон, Дылде — оранжевый, а Эдику — синий.
— Не люблю синий цвет, — прокомментировал он. — Это Кондратьев назло мне подлянку сообразил. Ладно, вспомню ему и это. К тому же, он сидит как-то криво.
— Потому что люди должны надевать комбинезон без одежды, — заметил Змей.
— А рептилии? В одежде?
— Да.
— Это ты откуда знаешь? Может, ты и на Больших Межгалактических Играх подворовывал?
— Нет. Я их любил с-смотреть. В детс-стве. У меня даже любимые игроки были. Одного из них, Шушпандоора Пс-си, убили прямо на арене. Он тоже нос-сил зеленый комбинезон.
— Ладно, будешь похож на своего героя — такой же зеленый и чешуйчатый. Но, хоть ты и знаток, раздеваться и напяливать на себя свой комбинезон я не буду, — хмыкнул Эдик, — подождем до игр…
В это время в люк жилого отсека постучали. Эдик даже вздрогнул:
— Кто бы это мог быть? На корабле, кроме нас, и нет никого. Не иначе Кондратьев и сюда пролез — отравлять нам существование.
— Может, это андроид? — предположил Дылда.
— Не говори глупостей! Андроиды обязаны находиться в рубке и выполнять свои обязанности. В жилом блоке им делать нечего. Да и стучать они не умеют. Это всё равно, как если бы тебе в дверь постучал стул. Или, скажем, пылесос. «Разреши, я пройду в комнату и пропылесошу, дорогой Дылда!» Это же бред какой-то.
— А что, бывают и такие, — нахмурился великан. — Мне, правда, они не встречались, но я видел. По стерео. В три-Д мультиках.
— Меньше бы ты мультиков смотрел и с резиновыми женщинами забавлялся.
Люк открылся, и на пороге показался один из андроидов.
— Я же говорил! — счастливо улыбнувшись, пророкотал Дылда.
Эдик разозлился, покраснел и обратил всё свое негодование на механического человека:
— Ты чего приперся, железяка? И стучишь, как человек? Ты машина! Должен вкатываться и докладывать, если приспичило! Но вообще, и сами могли бы справиться!
— Не могли, — бесцветным голосом доложил андроид. — За бортом катер модели ВАЗ. Подает сигнал бедствия. Автопилот предписывает двигаться по прежнему курсу — подлетное время составляет четыре часа десять минут. Первый закон робототехники велит оказать помощь тем, кто находится в терпящем бедствие корабле. Неразрешимое противоречие. Как поступить? Необходима команда.
— Сейчас разберемся, — буркнул Эдик. — Интересно, а на спасении этих бедолаг можно срубить какие-то бабки? Премию там платят или страховку? Без нас ведь они и загнуться могут. Серьезные расходы для страховых компаний.
Решительными шагами Цитрус направился в рубку. На большом мониторе можно было увидеть катер системы ВАЗ, из которого хорошо различимым в вакууме сифончиком бил воздух вперемешку с водяным паром.
— Какой полосатенький! — воскликнул Дылда, обозревая чужой корабль.
— И кажетс-ся мне знакомым, — без тени радости в голосе проговорил Змей.
— Точно. Это же один из кораблей наших друзей пиратов, — подтвердил Цитрус. — Вон у него по правому борту черной краской намалевано несколько крестов. Я его сразу узнал. Что бы это значило? Мы сейчас, конечно, неподалеку от района, где они промышляли, но встретить их второй раз всё равно странно. Космос не так уж тесен.
— Подс-става, — зашипел Змей. — Филейной частью чую, подс-става, бугор.
— Смысл-то какой? Что у нас сейчас брать?
— Корабль, например. Они же не знают, кто мы такие.
— А, может, и не подстава, — глаза Эдварда загорелись. — Может, пираты поделили золото и решили разбежаться. Даже если нам удастся вернуть только несколько болваночек, мы сможем послать и Межгалактические Игры, и доброго доктора Кондратьева, и всех мусонов куда подальше! Отправимся на Блис, покутим там хорошенько.
— Почему на Блис-с? — возмутился Змей. Перспектива быть съеденным его никак не радовала.
— Нравится мне эта планета… И недалеко здесь.
— Я вам пошлю куда подальше! — послышался усиленный динамиками голос доктора Кондратьева. — Я вам так пошлю, мама родная не узнает.
— Он что, никогда не с-спит? — проворчал Змей. Эдик вжал голову в плечи и забормотал:
— Да я же пошутил. Какой еще Блис?! На самом деле я только и помышляю о том, как бы помочь мусонам и победить в Межгалактических Играх. Да я с детства мечтал когда-нибудь принять в них участие. А тут еще такое славное обмундирование. Синий цвет мой любимый. Так что я от радости едва с ума не сошел, когда комбинезончик увидел. И оружие — любо-дорого поглядеть. Это ж какая вещь! Отравленная сабелька, в особенности…
— Не стоит оправдываться! — прервал нескончаемый поток болтовни Кондратьев. — У вас есть задача, и вы обязаны ее выполнить любой ценой. Не забыли, на кого работаете? Мы следим за каждым вашим шагом! Знаете, во сколько обходится аппаратура прямой трансляции?
— Да уж догадываемся, — вздохнул Цитрус.
— Вот то-то! Видите, как мы вас ценим?
— У нас тут непредвиденная ситуация, Матвей Игнатьевич, — поделился с Кондратьевым Цитрус и покашлял: — Кораблик, терпящий бедствие…
— Да знаю я всё! — отозвался доктор. — Мне с ваших радаров и систем оповещения поступают сигналы, я же объяснил, что мы за вами следим! Думаете, я бы отпустил таких негодяев, как вы, без подстраховки? Вы у меня на крючке, не забывайте!
— Обижаете, Матвей Игнатьевич! — отозвался Цитрус и снова начал: — Я ведь в играх с самого детства мечтал участвовать. А когда был в колледже, только о спортивной карьере и помышлял. Мне ничего не надо, ничегошеньки, только бы на арену выйти…
— Молчать! Я тебя слышать не могу, болтун проклятый! Колокольчик! — заорал Кондратьев, выведенный из себя до крайней степени.
— Почему колокольчик? — обиделся Цитрус.
— Звону много, а толку нет! — Голос Матвея Игнатьевича дрожал.
— Не надо так волноваться, — озаботился Эдик, — так и до инфаркта недалеко!
— Жалко нельзя на него с-сейчас пос-смотреть, — проговорил Змей с мечтательным выражением на морде.
— Я тебе посмотрю, я тебе так посмотрю, сидеть не сможешь месяц, такую клизму поставлю, — пообещал Кондратьев и вдруг резко замолчал…
— Эй, док, — позвал Дылда, спустя несколько минут тишины в эфире.
— Я думаю, — отозвался Матвей Игнатьевич. — Ладно, — решился он, — так и быть, можете отклониться от курса. Но если в корабле, и вправду, окажется золото, вам придется его сдать. В пользу мусонов… И меня лично. Как руководителя операции.
«Плохо, когда тебя подслушивают, — подумал Эдик. — Хорошо хоть, Кондратьев не может слышать мои мысли… Убил бы его за золото. До чего алчный человек. Почему не оставить нам пару золотых болванок?»
— Сейчас мы всё организуем, — сообщил Цитрус и направился в рубку управления, отдавать команды андроидам на смену курса и пристыковку к терпящему бедствие катеру ВАЗ.
Стыковку маневренный таргарийский корабль провел «на отлично», выполнил заданную команду в считаные минуты. Вскоре в люк стыковочной камеры вполз на четвереньках, тяжело дыша, громадный негр. Поднял голову и изменился в лице, увидев, кто перед ним. К его чести, владел он собой неплохо. Мучо Чавосу, а это был именно он, быстро удалось справиться со своими эмоциями. Он поднялся, отряхивая большие черные ладони, и делано улыбнулся, продемонстрировав ослепительно белые зубы. Затем распахнул объятия.
— Эдик, снова ты! Не верю своему счастью!
— Ну, здравствуй, сволочь черномазая!
— Ах, мой дорогой друг! Как же я рад тебя видеть!
— Обойдемся без сантиментов, Мучо, — проговорил Цитрус, с трудом сдерживая порыв включить на протезе функцию «мгновенная разделка». Останавливала его только перспектива провести целых четыре часа до прилета на планету, где проходила игра, в тесном соседстве с расчлененным трупом.
— Хорошо, — ответил Чавос, мгновенно уловив решительный настрой недавно ограбленного «друга».
— Как ты здесь оказался? — поинтересовался Эдик, хмуро разглядывая старого приятеля. — Сколько бандюг с тобой? И, главное, где мое золото?
— Все люди сволочи, друг мой, — с грустью сообщил Мучо Чавос, — как ты только что верно заметил. А бандиты в особенности. Я всегда знал, что не стоит связываться с этим сбродом. Один из них, Веня Шварк, давно под меня подкапывался. Ждал удобного часа, чтобы ударить в спину, подлая змея! Когда мы взяли ваше золото, он и остальные негодяи решили, что их час настал. Оглушили меня, избили и бросили болтаться здесь, посреди космоса, в поврежденном корабле. Думали, мне каюк настанет. Да и я, признаться, уже собрался ласты склеить. Я и надеяться не мог, что появишься ты и выручишь меня из беды. Как уже не раз бывало.
— Так а з-золото… 3-золото они вс-сё з-забрали? — поинтересовался Змей.
— Да, золота у меня нет. И на корабле я один.
— С чего ты взял, что я собираюсь тебя выручать? — буркнул Эдик.
— Почему бы и нет? — заискивающе улыбнулся Чавос. — Мы ведь друзья! Ты, я смотрю, на подъеме, в новеньком таргарийском звездолете. Протез вон какой тебе замастырили. Наверное, золотишко-то у вас осталось? Да, ребята?!
— С-сейчас-с я ему кровь пущу! — прошипел Змей, глядя на чернокожего с ненавистью.
— Зачем так злиться? — Мучо посмотрел на рептилию с осуждением. — Поверь, мне и так уже досталось. Я за всё расплатился сполна. Знал бы ты, каково это, сидеть в сломанной консервной банке, дожидаясь смерти в безмолвной космической черноте, где даже твой последний крик никто не услышит! А ведь я немного моложе Эдика. То есть совсем еще молод. Не то, что ты, уважаемый рептилия! Тебе-то, наверное, умирать уже не страшно…
Змей даже не нашелся, что ответить на такое наглое заявление.
— Какой еще последний крик?! — развеселился Цитрус. — У тебя бы, Мучо, крика никакого не получилось. Ты бы от недостатка кислорода впал в сонливое состояние и задохнулся бы по-тихому… Как рыба. Ловил рыбу когда-нибудь? Видел, как пойманная засыпает?
— Вот именно, — подхватил Чавос. — Еще как видел! Страшно бьется при этом.
— Неправда!
— Ну, иногда бывает. Представляешь, ужас какой? Я бы даже крикнуть не смог. Какое счастье, что в самую тяжелую для нас минуту к нам на помощь всегда приходят друзья!
Чернокожий заключил Эдика в объятия и сжал с такой силой, что тот побелел. Пришлось Цитрусу легонько стукнуть Чавоса протезом по смоляной лысине. Тот мигом выпустил Эдика и заорал, держась за ушибленное место:
— Что ты делаешь?!
— Нечего руки распускать. Значит, так, слушай мою команду.
— Я весь внимание, — проворчал Чавос, потирая голову.
— Полетишь с нами. Будешь за нас болеть.
— Чего? — не понял Мучо. — Я болеть не хочу. Даже за вас. Вы много для меня сделали, парни, но болеть вместо вас — это как-то чересчур! Я лучше в космосе подохну. У одних рептилий почесуха — такая страшная болезнь, что лучше сразу пулю в лоб. Да и ты, Эдик, можешь подхватить какую-нибудь дрянь… При твоем-то образе жизни!
— На стадионе, болван. Ты будешь болеть на стадионе! Мы летим, чтобы принять участие в Больших Межгалактических Играх.
— Вы?! В играх?! — Чавос расхохотался во всё горло. — Это меняет дело. Но какие из вас спортсмены? Этот вот, толстый, еще похож на какого-нибудь метателя молота. А ты со своим протезом, и эта уголовная морда… Не говори мне, что он великий шахматист!
— Урою! — пообещал Змей.
— Ладно, ладно, это я так… Сам я тоже не праведник. Но говорю только то, что вижу. Я почти всегда говорю правду! Так вы не шутите?
— Нет, мы не шутим, — ответил Эдик, начиная раздражаться. — Нас наняли для того, чтобы мы участвовали в Играх. И мы будем в них участвовать. А ты болеть. И не только. Найдутся для тебя и другие дела.
— Ладно, идет. Если не секрет, сколько вам за это отвалили?
— Неважно.
— Я в том смысле, что не удалось бы и мне пристроиться на какую-нибудь работенку вместе с вами? Я так понимаю, вы теперь крупные дела проворачиваете. Да? Ведь прямой потомок пилота Спаркса, его родной сын, на паршивое дело не подпишется? — Мучо подмигнул Эдику.
— Чавос! — послышался громоподобный голос доктора Кондратьева, усиленный динамиками.
— Это еще кто?! — опешил чернокожий.
— Один мус-сон, — сообщил Змей с кривой усмешкой. — Приятный голос-с, не правда ли? По твою душ-шеньку. Сейчас за бес-спредел ответ держать будеш-шь без вс-сякого с-сходняка.
— Какой еще мусон, вы что мне тут вешаете?.. — начал Чавос, но его прервал Кондратьев:
— Именем Великой ложи мусонов приказываю пленника передать нашим людям во время высадки на Глок-13.
— Глок-13?! — оживился Змей. — Так игры ш-што, на Глоке-13 проходят?! Что же раньш-ше-то не с-сказали?
Ему было чему радоваться. Глок-13 являлся одной из немногих планет, где доминировала раса рептилий. Организаторы Больших Галактических Игр всегда прибегали к жеребьевке, чтобы определить, где будет разворачиваться очередное действо, проходящее каждые три года.
— Я не пленник! — заорал Мучо Чавос. — Я свободный революционер космоса. И вообще, меня пытались убить ваши наемники. Потому я и свинтил. Я протестую… — Он взревел и ринулся в сторону от стыковочного люка, где происходил весь разговор, в боковой коридор.
За ним никто не последовал. В самом деле, какой смысл гоняться за беглецом, обезумевшим от осознания своей скорбной участи, — в корабле ему попросту некуда деться.
— Куда он направился? — отозвался на происшествие Кондратьев. — Немедленно поймайте его и свяжите, пока он что-нибудь не натворил.
— Вам хорошо говорить, — сказал Дылда, — а он вон какой здоровенный. Хоть и не больше меня, но крепкий. Небось мышцы качает, спортом каким-нибудь занимается. Этим, как его, бодибилдингом.
— Здоровенный, говоришь? — оживился Кондратьев. — Погодите-ка. Сейчас я выведу изображение. Хм… Действительно здоровенный… Это меняет дело… Что же он творит?! — неожиданно заорал Матвей Игнатьевич. — Это уже совсем безобразие. Крушить казенное имущество. Моих андроидов. Сделайте с ним что-нибудь, а я пока поговорю кое с кем из коллег.
— Они не ваши. Эдик выиграл андроидов! — заявил Дылда и уставился на Цитруса.
— Сейчас это неважно, — сказал тот, задумчиво глядя на протез, — значит, так, Дылда, иди впереди, а когда Мучо на тебя кинется, я пущу в ход протез. Потом отнесем его в трюм и там запрем до посадки. Пусть мусоны делают с уродом, что захотят. Меня судьба этого друга больше не волнует. От таких друзей надо избавляться сразу. Знал бы я, что вырастет из того негритенка, еще в молодости бы его придушил. Пока он не вырос в такого кабана.
— Только не перестарайтесь, парни, — послышался голос Кондратьева, — у меня появились кое-какие мысли насчет этого здоровяка. Может быть, он нам пригодится.
— Послужит делу мусонов? — уточнил Цитрус.
— Послужит нашему общему делу… Вы ведь тоже мусоны. Не забыли?
— Да, мы мусоны, — счастливо осклабился Дылда. — Толстые, красивые и немного ленивые мусоны.
— Прекратить кощунственные речи, — возмутился Кондратьев. Он собирался еще кое-что добавить, но в этот момент послышался зуммер видеофона, и доктор надолго замолчал.
— Я только ш-што дотумкал, — зашипел Змей, — там ведь трюм, а в трюме наш-ше с-снаряжение. И с-сабли, меж-ш-ду прочим.
— Вот черт! — Эдик едва не подпрыгнул. — А если ему придет в голову порубать нас ядовитым клинком! Пошли скорее. — И толкнул Дылду механической рукой. Великан бегом помчался по коридору, едва не падая.
К счастью, Мучо Чавос заглянуть в трюм не догадался. Он промчался мимо и забаррикадировался в рубке управления, свалив у входа бесформенной кучей выломанные кресла и обездвиженных, искалеченных андроидов. Те даже и не подумали сопротивляться без команды капитана. Любого человека на борту они считали членом команды.
— Где же тут переход на ручное управление?! — рычал Мучо Чавос, шаря под креслом капитана. — Клянусь памятью пилота Спаркса, тут должен быть маленький рычажок, а его нет. Это же таргарийское судно! Должен быть рычажок!
Тут Чавос услышал шорох и обернулся. Дылда раскидывал кресла и андроидов. За его спиной маячил Цитрус, держа на изготовку механическую руку и предвкушая замечательную расправу над другом юности. На протезе он выбрал функцию «болезненное отключение» — надо же осваивать оборудование в боевых условиях!
— Не мешайте мне! — выкрикнул Мучо. — Дайте уйти спокойно, и я оставлю вас в живых. Высажу в ближайшем порту. На Блисе, например.
— Много на себя берешь, муфлон корявый! — заорал в ответ Змей. Упоминание Блиса его взбесило.
— Мы сейчас сами не уверены, оставим ли в живых тебя, — добавил Цитрус. — К тому же, подонок, ты изломал андроидов, которых я честно выиграл в карты.
— Не смеши меня, — отозвался Мучо, прячась за спинку кресла, — когда ты честно играл в карты? Сам же учил меня, что честно играют в карты только кретины, лишенные даже зачатков интеллекта. А умные люди должны прежде всего научиться хорошо мухлевать.
Дылда метнул одно из кресел в сторону капитанского пульта. Чавос отбил его кулаком, развалив на несколько частей, вскочил и кинулся на преследователей. Великан и Мучо столкнулись, охаживая друг дружку кулаками. Звуки ударов заглушили гудение кислородных генераторов. Дылда превосходил чернокожего размерами, зато Чавос имел отличную спортивную форму и мощную рельефную мускулатуру. Из-за узости помещения Цитрусу никак не удавалось подобраться к дерущимся, чтобы пустить в ход протез. Бойцы схватили друг дружку за грудки и принялись колошматить о стены. Эдику показалось, что корабль закачался.
От страшных ударов таргарийский пластик стал отлетать кусками. Один такой кусок шлепнул Цитруса по лбу. Другой, когда Эдик присел, ткнул Змея в нос — весьма чувствительное для рептилий место. Змей вскрикнул и скрылся в смежном коридоре. Эдик, всерьез разозленный невозможностью вступить в драку, наконец извернулся и выбросил протез в сторону плеча Чавоса. С пальцев сорвалась лиловая молния. Мучо дико взвыл, задергался и получил от Дылды мощный апперкот в челюсть. Удар изменил направление движения Чавоса — чернокожий рухнул на пульт управления и остался лежать на нем, даже не пытаясь подняться. Тело его сотрясали конвульсии, при этом Мучо тихонько подвывал. Эдик снова пустил в ход протез — еще одна лиловая молния ударила в тело Чавоса, он дернулся напоследок и застыл без движения.
На корабле сразу же наступила тишина, только тяжело дышали Дылда и Цитрус, да еще слышно было, как пытается подняться с пола и постоянно падает с сухим хрустом один из андроидов с поврежденными ногами.
— Он очень большой и сильный! — разглядывая Чавоса, с самым удивленным видом сообщил Дылда. — Я думал, он меня поколотит. Такое со мной редко бывало!
— Пива много пил, — заметил Цитрус, — вот и вымахал. — Он погрозил лежащему на пульте Чавосу протезом: — Гляди, придурок, теперь я любого могу завалить.
Мучо не отозвался — пребывал в бессознательном состоянии.
Динамик под потолком вновь ожил, и строгий голос Кондратьева поинтересовался:
— Вы его не угробили?
— Он, гад, живучий, — сообщил Эдик и ткнул Чавоса кулаком правой руки, — ничего ему не сделается.
— И всё же! Проверьте пульс, сделайте ему искусственное дыхание…
— Рот в рот? — испугался Дылда. — Я не буду. Вдруг он чем-нибудь болеет. Заразным.
Эдик нехотя пощупал мускулистую лапищу Чавоса. Пульса не было. Тогда он схватил его рукой за горло — в летном училище их учили определять пульс так. Сердце негра билось медленно, но четко. Мощные удары гулко отдавались в пальцах.
— Дышит, — констатировал Цитрус. — Рука свое дело знает.
— Что это ты о себе в третьем лице? — осведомился Кондратьев — кличку Цитруса, под которой он чалился на астероиде, доктор еще не забыл.
— Я не о себе, я о вашем чудо-протезе. Он был настроен на «болезненное отключение» — вот вам и болезненное отключение. А если бы я задал программу мелкой шинковки — тут-то мы и получили бы негритянский фарш. Эдакий «Анкл Сэм». Не пробовали такое пюре?
Чавос распахнул глаза и захрипел:
— Пощади, мой дорогой дружочек! У меня на астероидах клад припрятан… Алмазы, изумруды, платина, иридий! Всё тебе отдам — только не души!
— Понял, наконец, кто здесь хозяин! — фыркнул Эдик, с трудом удерживаясь от желания пустить протез в ход, чтобы Мучо еще покатался по полу. — А золото у меня отнял, сволочь! После всего того, что я для тебя сделал!
Мучо закатил глаза, на черном потном лице сверкали только белки. После демонстрации силы механической руки он испытывал перед Цитрусом настоящий животный ужас.
— Ладно, хватит его прессовать, — неожиданно вступился за Чавоса Кондратьев. — Согласно решению свыше он будет четвертым членом вашей команды. Примет участие в Межгалактических Играх. Ты ведь всю жизнь об этом мечтал, Мучо?
— Вообще-то, нет, — пискнул Чавос.
— Но ты ведь что-то заливал насчет того, что хочешь поработать вместе с ними?
— Но не в смертоубийственных же играх участвовать? — ответил Мучо. — Я имел в виду спокойные дела. Вооруженные ограбления банков и почтовых экспрессов, перестрелки с легавыми, организация беспорядков, космические бои. Люблю подраться, но за идею, а не на потеху публике!
— Настоящий мусон должен биться там, куда его пошлют! — строго заметил Матвей Игнатьевич.
— Ну, если так, — неожиданно легко согласился Чавос, — тогда я согласен.
— Стоимость сломанных андроидов будет вычтена из твоего гонорара.
— Еще чего! Да я их починю прямо сейчас. Есть у вас тут портативная циркулярная пила со шлифовальной насадкой и титановый паяльник? Я ведь только конечности им поломал — тут работы на два часа. Перед приземлением все будут как новенькие.
— Тогда действуй, — бросил Кондратьев. — Хватит прохлаждаться! Это и всех остальных касается.
— Нам-то что делать? — зашипел Змей. — Мы андроидам руки-ноги не отрывали!
— Всё равно работайте. Помогите новому члену команды. Для победы вам нужна сплоченность. А вы только и делаете, что грызетесь друг с дружкой.
Цитрусу совсем не улыбалась идея, что здоровяк негр будет разгуливать по кораблю с циркулярной пилой и титановым паяльником — обе штуки в своем роде смертоносные. Возьмет и припаяет его протез к полу или к стене, когда не ожидаешь. А потом начнет работать циркулярной пилой…
У Эдика даже мурашки по спине пробежали, но возразить Кондратьеву он не посмел. Подумает еще, что его главный боец — мямля и слабак. Нет! Просто надо быть начеку. И держать протез наготове. Тогда никакой Мучо не страшен. Пока он будет строгать Змея — его надо будет бросить в атаку первым — Цитрус найдет способ с ним справиться!
— Но смотри, Чавос, — добавил Кондратьев, когда его вмешательства уже никто не ждал. — Нам нужны все бойцы. Если попытаешься завалить кого-то из товарищей или украсть наш корабль, расправа будет скорой и жестокой. Тебе удар Цитруса покажется нежным шлепком.
— Да понял я, — буркнул негр, извлекая из инструментального ящика, спрятанного прямо в стене рубки, пилу, паяльник и еще несколько инструментов. — Буду паинькой.
После этого он подтащил к себе ближайшего андроида с переломанными ногами и начал колдовать над его коленями — точнее, теми местами, где ноги сочленялись, как и у человека. Срезав сломанные сочленения, Мучо припаивал новые подшипники, соединял провода и трубки гидросистемы. Видно было, что такая работа ему не в новинку.
— Где научилс-ся? — с любопытством прошипел Змей.
— В летной школе. Я ведь не на капитана учился, а на техника, — вздохнул Чавос. — И в мастерской потом работал год.
— Работал? — раздвоенный язык рептилии вылетел изо рта, губы скривились презрительно. — Воровка никогда не станет прачкой… Мы тут вс-се — правильные коски. А ты — работяга. Мужик.
— Ну, не баба, и то хорошо.
Авторитет чернокожего здоровяка в глазах рептилии сразу упал до уровня плинтуса. Но Мучо мало волновало отношение закоренелого зэка. Главное, что он сам был доволен собой.
Дылда же со своим чемоданом скрылся в багажном отсеке.
— Куда это он? — не отрываясь от работы, поинтересовался Мучо.
— Тебе не всё равно? — хмыкнул Эдик.
— Я хочу быть уверенным, что никто нас не подставит.
— Дылда нас точно не подставит. Я ему верю, как себе. Точнее, больше, чем себе — сам я иногда такое придумаю — даже самому страшно.
— А куда он потащил свой чемодан?
— Соскучился по своей подружке. Я приучил его прятаться, когда он слишком увлекается ею.
Несмотря на переборки и люки, из багажного отсека послышались стоны великана и женские крики.
— Так у вас и подружки на корабле есть? — удивился Мучо. — Как же я не заметил! Ты, Цитрус, верен студенческим привычкам! Ладно, на женщин я не претендую, но икрой угости! Жрать хочется — просто брюхо подводит.
— Жри питательные пайки, — бросил Эдик. — Я на астероиде за счастье почитал их лопать. А икру ты пока не заслужил.
Таргарийский транспортник начал замедлять скорость. То и дело бортовой компьютер сообщал об обнаруженных в космосе искусственных объектах — следующих на Глок-13 космических кораблях, крупных пассажирских лайнерах и маленьких частных катерах. Игроки, зрители и судьи спешили на Большие Межгалактические Игры.
Мокрый от пота, но довольный Дылда появился в рубке с чемоданом в руках.
— Нам хватит мест в гостинице? Я хочу отдельный номер.
— Вс-се хотят в отдельный номер, — буркнул Змей.
— Тебе-то зачем? — наивно спросил Дылда.
— Уж-ж на Глоке-13 я найду, з-зачем.
— Все будете жить в одном, — вмешался вездесущий Кондратьев. — Номер для вас уже заказан.
— И аппаратура слежения установлена? — поинтересовался Цитрус.
— Как же без этого? За вами нужен глаз да глаз. Так и норовите сломать что-нибудь или сбежать… А вы должны послужить делу мусонов.
Солнце было всё ближе. Огненный шар сиял и, казалось, даже пульсировал. В его свете серебрились тысячи кораблей, устремившихся к планете.
Глок-13 — двойная планетная система — неуклонно приближался. Два голубых шарика, один побольше, другой поменьше, казалось, вращались в вальсе.
— На которой из планет живут люди? — поинтересовался Эдик, обращаясь к Змею.
— На маленькой. В подводных городах.
— А на большой? Там сила тяжести слишком высока?
— Нормальная с-сила тяжести. Рептилии живут именно там. И игры, наверное, тоже будут проходить на Зар-а-Сшаасе.
— Стало быть, ты людей за рептилий не считаешь?! — Эдик нахмурился, но тут же смекнул, что в словах Змея ничего обидного нет, и замолчал.
— Так Глок-13 на вашем языке называется Зар-а-Сшаас? — спросил Мучо.
— Да. Большая — Зар-а-Сшаас, маленькая — Кип-о-Сшаас.
— И что это значит?
— Не знаю. Древний язык. Некоторые считают, что это значит «мир большой воды» и «луна с малой водой».
— Что же, на второй планете туго с водой?
— Вовсе нет. Там огромные приливные волны — тридцать метров высотой. С-смывают всё на своем пути. Но древние рептилии ведь этого не знали. Они жили на большой планете, где волна поменьше — метров дес-сять. Млекопитающие не могли бы выжить на наших планетах. Это прекрас-сный водный мир… А млекопитающ-щие, как известно, с-странная мутация, мало прис-спос-собленная к жизни. Млекопитающ-щие — неполноценные сущес-ства.
— Где же расположен стадион? — испугался Цитрус, не обращая внимания на нападки рептилии на людей. — Прямо на воде? Я не очень-то люблю качку.
— С-стадион — на материке. Туда волна не доходит. Как правило.
— Что значит — как правило?
— То и значит. Иногда накрывает. И приходится тогда вс-сем тамошним обитателям дышать жабрами. Природа мудро всё ус-строила. У млекопитающих не было шанс-сов выжить на наших планетах. Это тупиковая ветвь развития. Вредная мутация, — опять оседлал своего конька Змей. — Что может быть прекрас-снее, чем размножаться яйцами, жить и рядом с водой, и в воде? Менять температуру тела по с-своему ус-смотрению…
Цитрус побледнел. С водой отношения у него не заладились с самого раннего детства. В возрасте семи лет он тонул в пруду и запомнил это происшествие на всю жизнь. Из воды его вытащил незнакомый дядька. Прыгнул прямо в одежде. Пока откачивал паренька, Эдик успел вытащить у него из кармана бумажник.
— Думай, что болтаешь! — возмутился, наконец, Цитрус. — Мы не тупиковая ветвь, а венец творения. Но дело даже не в этом! У нас с Дылдой жабр нет.
— Значит, потонете к ядрене фене, — Змей с довольным видом рассмеялся. — А ты думал, бугор, что в с-сказку попал?! Пять штук рублей з-за з-здорово живешь тебе никто не отвалит. Это только начало. Потом еще много чего выяс-снится, я уверен.
— Матвей Игнатьевич! — вскричал Эдик. — Что это значит?! Мне умирать совсем не с руки. Я еще молодой. Да и протез ваш никто не оценит, если я ласты склею на этой долбаной планете.
— Не стоит беспокоиться, — ответил Кондратьев.
— Еще как стоит. У меня жабров нет. — Кондратьев вздохнул и заговорил голосом профессионального лектора:
— На время проведения Больших Межгалактических Игр на Глоке-13 построены специальные укрепления, силовые дамбы, на случай высокой приливной волны. Всё продумано до мелочей. Неужели вы решили, что организаторы оставили без внимания такой важный вопрос, как безопасность игроков и присутствующих на играх высоких гостей? У большинства из них нет жабр. В этот раз, насколько мне известно, будет сам глава сената Анатолий Пупочкин. У него тоже нет жабр. Так что волноваться не стоит. Жабрами вам дышать не придется.
— С-сам Пупочкин? — вскинулся Змей. — Богатенький с-сенаторский бугор?
— Сам, — подтвердил Кондратьев.
Перед Цитрусом вновь возникло сладкое видение.
Он носится на платформе для высоких гостей над ареной, наблюдая за ходом игры. В видение самым нахальным образом вторгся Анатолий Пупочкин — упитанный, самоуверенный тип, возглавляющий сенат Межгалактического сообщества вот уже десять лет кряду. Поговаривали, что он подворовывает и потихоньку перекачивает бюджетные средства в Сберегательный банк России, чьи филиалы раскиданы по всей Галактике, а недвижимое имущество и многочисленные компании оформляет на свою супругу, мультимиллионершу. Она якобы разбогатела, торгуя археологическими находками с когда-то обитаемых, а нынче вымерших планет, но в действительности ее дела пошли в гору только после того, как Пупочкина выдвинули в сенат. За свое кресло он держался хваткой бульдила — крупной неразумной рептилии с Юсмоса, которую кое-кто всерьез считал помесью бультерьера с крокодилом.
Оказавшись внутри сладких грез Эдика, Анатолий Пупочкин завладел его местом на платформе и, счастливо скалясь, принялся летать над ареной, помахивая людям на трибунах и игрокам, среди которых, Эдик видел это очень отчетливо, был и он сам, с механическим протезом вместо руки и глубокой тоской в глазах.
— Что, волнения поумерились?! — поинтересовался Кондратьев. — Жить стало веселее?
— Полегче стало, — откликнулся Цитрус, чувствуя, что никак не может избавиться от чувства неприязни к Анатолию Пупочкину — вороватому чиновнику, разрушителю его мечты.
«Дать бы ему в глаз, — вдруг подумал Эдик, — механическим кулаком, чтобы знал, как расхищать народные средства». Мысль эта была настолько для него неожиданной, что он сам ей подивился. Раньше он никогда не испытывал желания избивать сенаторов и прочих высокопоставленных особ, за которых не то что пожизненная каторга предусмотрена, а самая что ни на есть смертная казнь. Распыление. Дадут по тебе залп из фотонной пушки, и полетят электроны и атомы по Вселенной…
Катер приблизился к Глоку-13 и, сбросив скорость почти до нуля, вошел в плотные слои атмосферы. К этому времени Мучо Чавос успел восстановить всех андроидов, и даже внес некоторые коррективы в их программный код. Теперь по команде Чавоса «Эй, парни!» они дружно кричали: «Славься, славься, Мучо Чавос, наш великий господин!» После каждого такого вопля Мучо начинал хохотать, хлопая себя по мускулистым ляжкам.
Цитрусу такая доработка очень не понравилась.
— Ты зачем это сделал? — хмуро поинтересовался он.
— Ради хохмы, друг, — ответил Чавос. — По-моему, здорово получилось.
— Почему бы им не кричать: «Славься, славься, Эдик Цитрус?»
— Брось, друг, не буду я их снова перепрограммировать. Столько возни…
— Но это мои андроиды! — возмутился Эдик, — и я не хочу, чтобы они тебя восхваляли.
— Если не хочешь, чтобы они меня восхваляли, просто не давай им команду: «Эй, парни!»
— Славься, славься, Мучо Чавос, наш великий господин! — грянули хором андроиды.
— Вес-сельчак, — прошипел рептилия, глядя на чернокожего с ненавистью, — хотел бы я пос-смотреть, какого цвета у тебя кровь.
— Опять немотивированная агрессия, — откликнулся Мучо, — откуда в тебе столько зла, Змей?! А ведь мы теперь — одна команда. И должны поддерживать друг друга во всех начинаниях.
— Через несколько минут корабль совершит посадку, — сообщил Цитрус, глядя на приборы, — одному из вас лучше всего отправиться в каюту к Дылде и оставаться там до самого приземления. Не доверяю я этим автопилотам…
— Я пойду, — буркнул Змей, поглядел исподлобья на Чавоса и пошел по коридору к каютам. А Мучо бухнулся в кресло рядом с Цитрусом. Планета теперь занимала весь монитор переднего обзора, освещая лица астронавтов бледной синевой.
— Значит, подлетаем, — сказал Чавос, — хорошо. Автопилот поведет нас и к месту посадки?
— Да, — коротко ответил Цитрус.
— Не доверяю я этим машинкам. Еще с летной школы не доверяю. Знаешь, сколько аварий случается из-за неисправностей в автопилотах? Они сажают корабли в океан, в ста метрах над землей отрубают двигатели, роняют на скалы. В общем, жуть.
— Всё равно рычаг переключения на ручное управление я оторвал, — сообщил Эдик.
— Так это ты его оторвал?! Но зачем? — изумился Чавос.
— Так было нужно. Я очень прозорлив. Предполагал, что мы встретим тебя, что ты попытаешься забаррикадироваться в рубке и взять управление кораблем на себя. Но ничего-то у тебя не вышло, дорогой Мучо. По сравнению со мной ты навсегда останешься маленьким тщедушным негритенком — во всяком случае, по интеллекту.
Мучо даже рот открыл от удивления.
— Даже если ты так всё рассчитал… Это ведь стальная ручка! Сил-то у тебя столько откуда?
— Видишь ли, — Эдик продемонстрировал протез. — Моя правая рука — чудо современной техники. Она обладает неимоверным количеством возможностей. Мне самому известны не все из них. А силища в ней заключена такая, что я могу при желании пробить борт этого корабля.
— Насчет борта ты, положим, загибаешь.
— Пробовать не будем. В любом случае, мой чудо-протез — та самая вещь, которая должна привести нас к победе. Так задумали мусоны.
— Зачем им это?! — удивился Мучо.
— Как зачем?! Если я выиграю с этим протезом в Межгалактических Играх, то эта волшебная штуковина станет известна по всей Галактике. Мусоны запустят протез в массовое производство и выручат кучу денег на его продажах. Разбогатеют сразу. Вот так…
— Мусоны запустят протез в производство?! — переспросил Чавос. — Слушай, Эдик, не вешай лапшу на мои черные уши. Я состоял в организации долгие годы. Никаким производством, пусть даже суперсовременных протезов, мусоны заниматься точно не станут. У них цели совсем другие. И способы добычи денег тоже. Одно из двух. Либо ты мне врешь, либо сам чего-то не догоняешь.
— Рассказал то, что знал, — обиделся Эдик и схватился за подлокотники кресла. Корабль ощутимо качнуло, автопилот корректировал курс.
— Нет, тут что-то не так, — Чавос почесал в затылке. — Странно это всё. Рекламные акции с целью продвижения товара — не в духе мусонов. Да и другой способ можно было придумать. Поручить рекламу не таким подонкам, как вы, а солидным ребятам, которые потеряли руки на производстве или в борьбе за Интересы Галактики, а не по пьяной лавочке. Чтобы люди проникались к ним искренним сочувствием. А вы, коски, вряд ли вызовете положительные эмоции у публики.
— На себя посмотри, — обиделся Эдик. — К тому же нас ведь не будут представлять, как косков.
— Ваша масть, как вы выражаетесь, за версту видна.
— Любому видно, что мы — классные ребята. Во всяком случае, я. А Змея и идиота Дылду специально ко мне приставили, чтобы подчеркнуть мои достоинства.
— Почему именно ты? Тебя тащат через половину Галактики, ставят протез, не дают опомниться и гонят на игры. Нет, что-то здесь не так!
— Кондратьев меня порекомендовал, — промямлил Цитрус, осознавая, что действительно кое-что упустил, — а мы с ним вроде как друзья. Вот он и дает мне шанс заработать деньги и авторитет.
— Разве если друзья, — Мучо хрипло засмеялся, — тогда, конечно. Дружба — это святое.
Эдик поглядел наверх, туда, где под щитами внутренней обшивки, по его мнению, располагались системы слежения. Интересно, Кондратьев слушал весь этот разговор или отлучился на время, поручив наблюдать за ними своему помощнику?! В любом случае, всё, что передается с камер и микрофонов, конечно же, пишется и потом поступает наверх. То, что их пасут днем и ночью, тоже выглядит как-то очень подозрительно. Как будто без этого нельзя было обойтись.
Мягкий гул возвестил о том, что включились гравикомпенсаторы. Катер стал быстро снижаться. На ВАЗе во время посадки на Эдика обычно накатывала дурнота, здесь же изменение силы тяжести оказалось почти незаметным.
— В общем, дело странное, — продолжал Чавос, — я бы на твоем месте крепко подумал, прежде чем соглашаться на такое задание. Я-то что, у меня выбора другого не было. Иначе мусоны меня пошинковали бы в мелкий винегрет. Но вот ты… Не пойму, почему ты на это пошел.
— Из-за денег. Да и в бегах я. А они документы выправят, все дела. Я человеком хочу стать.
— Дурак, — откликнулся Мучо, — мусоны деньги считать умеют. И доверять им — всё равно, что доверить кошелек профессиональному карманнику. Цели их туманны, а поступки непредсказуемы. Мне ли это не знать. Да. Попал ты, друже. И кореша твои вместе с тобой. В том числе и я.
— Нас прослушивают, — напомнил Эдик.
— Да пусть слушают, — откликнулся Чавос. — Тот, кому терять нечего, имеет замечательную привилегию — говорить всё, что вздумается. И плевать с высокой колокольни на всех, кто будет им недоволен.
Корабль скользнул над серебристо-голубой водной гладью, едва не врезался в высоченную дамбу, отгораживающую океан от плоского поля космодрома, и пошел в ста метрах над землей.
— Мама моя, старая чернокожая женщина. Да тут яблоку негде упасть, — заметил Мучо.
Космические челноки, круизные яхты, пассажирские лайнеры, грузовики и транспортники стояли вплотную друг к другу, не давая возможности приземлиться.
— Не мешало бы связаться с диспетчером, — заметил Эдик. — Вдруг наше место занял какой-нибудь ушлый пройдоха, плюющий с высокой колокольни на парковочные правила? Вмажемся в него, корабль помнем. Да и разборки с полицией космопорта нам ни к чему.
— Всё в порядке, Эдик, — раздался из динамика голос Кондратьева. — Всё организовано как надо. Вас ждет привилегированное место парковки. И встреча с оркестром.
— Да ну? — не поверил Цитрус. — Прямо с оркестром? Настоящим?
— Конечно, настоящим. Мусоны заботятся о своих людях.
Пролетев километров тридцать над заполненным до отказа космодромом, таргарийский катер завис над относительно свободной площадкой. Здесь толпилось множество людей, а кораблей было куда меньше.
— Садимся, — сказал Цитрус.
— Не нравится мне эта толпа, отвык в космосе, — поделился Мучо. — На меня ведь, наверное, ориентировки разосланы по всем планетам. Мучо Чавос, гроза мирных кораблей Галактики, безжалостный пират.
— Не дрейфь! Столько народу в Галактике — думаешь, о тебе хоть кто-то вспомнит? К тому же ты опять мусон. Они тебя отмажут, в случае чего, — проговорил Эдик и добавил: — Наверное.
Корабль вздрогнул, заскрежетали по бетону посадочной площадки стальные опоры — и установилась гулкая тишина.
— На выход, — подбодрил подопечных Кондратьев. — Не беспокойтесь. Документы ваши в порядке. Вас уже встречают.
Андроиды поднялись с кресел.
— Куда, болваны железные? — возмутился Цитрус. — Встречают нас, а не вас. Если понадобитесь, я вас позову.
— Эй, парни, вы в самом деле не правы, — заметил Чавос.
Услышав знакомое командное словосочетание, андроиды дружно грянули:
— Славься, славься, Мучо Чавос, наш великий господин!
Цитрус заскрежетал зубами.
— Нет, вы на самом деле не рубите фишку! Стоит только этому полудурку сказать: эй, парни…
— Славься, славься, Мучо Чавос, наш великий господин!
— Молчать!!! Всем оставаться на местах. Мы с парнями спускаемся вниз. А вы — не парни! Вы простые железяки! Ясно? Железяки!
— Эй, парни, не обижайтесь, — вступился за андроидов негр.
— Славься, славься, Мучо Чавос, наш великий господин! — снова прокричали андроиды, вызвав у Цитруса приступ такой ярости, что он побагровел и сжал механическую руку в кулак.
Не появись в этот самый момент в коридоре Дылда, чернокожему программисту пришлось бы туго.
— Прилетели, да? Выходим, да? Там нас вроде дожидаются. Хватит уже орать «Славься, славься, Мучо Чавос!..».
Эдик злобно фыркнул:
— Видно, что по развитию ты не очень-то их превзошел! Ладно, на выход! Открыть внешний люк!
На бетоне в ожидании прибывших столпилась довольно живописная группа. Были здесь и люди, и рангуны, и даже один таргариец. Впереди стояли две рептилии, державшие длинный транспарант из флюоресцирующего полиэтилена, на котором по-русски было написано:
«Приветствуем участников Больших Межгалактических Игр!»
— Мы тоже очень рады, — проворчал Цитрус. От бесконечных воплей андроидов настроение у него окончательно испортилось.
— Какие девочки! — восхищенно протянул Змей. — И добавил несколько слов на своем шипящем языке.
— Где? Где? — заинтересованно начал шарить взглядом по толпе Цитрус. До сих пор он не замечал чтобы рептилия интересовался женщинами. И вот на тебе! А главное, сам Эдик ни одной девочки не видел. Ни юной мусонки, ни зрелой матроны — как назло, одни мужики.
— Да вот же, держат лоззунг! — ответил Змей. — Какие пупырыш-шки! Какой ц-свет!
Эдик пригляделся к рептилиям, держащим транспарант. Они мало чем отличались от Змея. Разве что чешуйки у них поменьше и позеленее. Ну и выражения морд менее свирепые. А так, Эдик ни за что не догадался бы, что это самки.
— Можешь попытаться их склеить, — предложил он.
— С-склеить? — удивился Змей. — З-зачем?
— Не хочешь — не клей, — раздраженно ответил Цитрус. — Мне и Дылды с его резиновой куклой хватает. Еще и три ящерицы в компании — это уже чересчур!
Таргариец с огненно-рыжей шерстью выступил вперед.
— Рады, очень рады приветствовать вашу команду на Больших Межгалактических Играх! — объявил он. — Три бойца, один запасной. Просто замечательно! И все такие разные…
— Это точно, — подтвердил Эдик. — Мы все друг на дружку не похожи. Я — светоч интеллектуальной мысли, владелец бубличной фабрики. А эта троица — безмозглые тупицы, неспособные самостоятельно соображать. Что, уважаемый, места в гостинице есть? И сам ты кто — распорядитель?
— Я младший помощник третьего запасного арбитра, — с достоинством ответил таргариец. — Вам, господа, забронирован номер в гостинице «Голубая креветка».
— Мерзкое название, — скривился Мучо.
Остальные промолчали. Таргариец тоже не выразил своего мнения по поводу этого замечания.
— Эй, парни, а вы, что думаете? — продолжал развивать тему чернокожий. — Подходит нам эта гостиница?
— Славься, славься, Мучо Чавос, наш великий господин! — раздались приглушенные переборками бодрые голоса андроидов. Механические люди обладали отменным слухом.
— Плевать на название, — сказал Цитрус, — главное, чтобы условия были комфортные.
— И пиво разносили, — поддержал Змей. — Я готов жить где угодно, если дадут горло промочить.
— Ты теперь спортсмен, — подначил рептилию Мучо Чавос, — а спортсменам пить не полагается.
— Что же им полагается? — опешил Змей.
— Строгая диета и спортивные упражнения.
— Мы не простые спортсмены, — вмешался Цитрус.
— Точно, — Змей усмехнулся, — у нас будет особая диета. Пиво с голубыми креветками на завтрак, обед и ужин. Эй, девочки, — заорал он, — вы любите голубых креветок?!
— Перестань орать! — одернул его Цитрус. — По ним отлично заметно, что голубых они вообще не любят.
— Ш-што?! — выдавил Змей. — Кто тут голубой?!
— Господа игроки, — вмешался таргариец, почувствовав, что еще немного и гости передерутся, — разрешите проводить вас до катера, который доставит вас в гостиницу.
— Разрешаю, — откликнулся Эдик и первым направился следом за спешащим к стоянке провожатым. За ними двинулись остальные.
Змей делал недвусмысленные знаки рептилиям-девицам, приглашая их присоединиться к нему. Дылда шел с заветным чемоданчиком под мышкой — со своей резиновой подружкой он решил больше не расставаться. Мучо Чавос напоследок проорал «Эй, парни!», с удовольствием послушал, как его славят андроиды, и только тогда побежал догонять других членов команды.
