Глава 6
БОЛЬШИЕ МЕЖГАЛАКТИЧЕСКИЕ ИГРЫ
Как только игроки оказались в номере и дверь за ними закрылась, включился большой голографический проектор. В углу комнаты появился доктор Кондратьев. По его лицу блуждала мерзкая улыбочка.
— Итак, вы прибыли, — констатировал Матвей Игнатьевич. — Хочу сразу же обрадовать вас, друзья мои, я снова могу вас видеть. И слышать. Более того — теперь вы можете видеть меня. Правда, хорошая новость? Хе-хе-хе.
— Новость так с-себе, — проворчал Змей.
— Будь повежливее! — заметил Кондратьев.
— Иначе ш-што?
— Иначе я придумаю что-нибудь такое, что ты будешь радоваться моему появлению.
— Неплохая идея. Придумай, а? Может, у тебя на языке будет прищепка? Или термометр — не буду уточнять, где?
— Поговори еще у меня! — рявкнул рассерженный донельзя Матвей Игнатьевич. — И вообще, всем настроиться на конструктивный лад. А то, ишь, расслабились. — Он погрозил игрокам пальцем. — Я вас насквозь вижу.
— Может, он просто блефует? — предположил Мучо Чавос. — Не видит нас вовсе. На понт берет. Вот что, например, я сейчас делаю?!
— Стоишь посреди номера и скалишь свою гнусную черную морду. А теперь перестал скалиться, крутишь башкой в поисках камеры. И куда бы ты ни пошел — даже в сортир — я буду за тобой наблюдать!
— Серьезно, что ли? — обалдел Чавос. — Зачем оно тебе надо, в сортире-то, вот в чем вопрос? Неужели интересно?
— Не просто неинтересно, а даже отвратительно. Но я должен быть уверен, что ты не замыслил чего-нибудь плохого.
— Сидя на унитазе?
— Где же еще людям, по-твоему, приходят в голову самые удивительные мысли? Где сделаны самые великие открытия?
— Пусть так. Пускай я сделаю на унитазе великое открытие. Но я же вслух свои мысли высказывать не буду!
— Я по выражению глаз всё пойму, дружок! — Кондратьев посуровел: — И вообще, помните — вы под постоянным наблюдением. При нынешнем уровне развития нанотехнологий камеру можно спрятать даже в поры кожи.
— Не говоря уже о протезе, — продолжил Чавос.
— Но-но, — Эдик погрозил ему механическим кулаком. — Руку не трожь!
— Руку трогать не надо, — подтвердил Кондратьев, — рука — это то, что приведет вас к победе на Больших Межгалактических Играх, позволит вам в прямом смысле войти в историю. Вы станете великими героями после этой победы.
Змей фыркнул:
— Кончай пафос-с разводить. По с-сущ-щес-ству давай.
Тем временем Дылда, не обращая внимания на разговор с Кондратьевым, положил чемодан на одну из кроватей, отомкнул замки и извлек резиновую подружку, напоминавшую сейчас коврик причудливой формы. Погладив ее по сдутому бедру, здоровяк включил электронасос. И кукла стала быстро обретать формы. Запахло духами. Дылда при этом стоял рядом и, тяжело дыша, наблюдал, как наливается полнотой резиновая грудь, делаются крутыми бедра.
— Жбанюк! — заорал Матвей Игнатьевич, заставив великана вздрогнуть. Он обернулся с испуганным видом — от доктора не приходилось ждать ничего хорошего. — Я для кого инструктаж провожу? Обрати на меня хоть немного своего драгоценного внимания. Потом будешь развлекаться с этой проституткой.
— Она не проститутка! — выкрикнул Дылда обиженно.
— Ну, конечно, честная девушка, — Кондратьев скривился. — Совсем забыл. Итак, на чем я там остановился?..
— Вы говорили, что можете за нами следить и здесь, и везде, даже в туалете, — заметил Цитрус. — Как раз хотели, наверное, сказать, что это будет доставлять вам наибольшее удовольствие.
— Спасибо, не приписывай мне свои пороки. Всё для дела, всё для победы. Так вот, парни…
— Эй, парни, — грустно проговорил Мучо Чавос, после чего Эдик схватил его за горло правой рукой и стал трясти. Задушить — не задушил, но на сердце сразу полегчало.
Когда страсти немного поутихли, Матвей Игнатьевич продолжил речь:
— Друзья мои, — сказал он, — вас, наверное, удивляет выбор гостиницы?
— Да нет, интерьер нормалек, — ответил Мучо Чавос, — но вот название… «Голубая креветка». Это же черт знает, что такое…
— Название в точности соответствует духу данного пансионата, — поведал Кондратьев с улыбкой, — дышите глубже, мне пришлось поселить вас в гостиницу для мужчин нетрадиционной ориентации, но исключительно в целях сохранения конспирации.
— Что?! — вскричал Эдик. — Так это гостиница для гомиков?! То-то мне постояльцы какими-то чудными показались!
— Чудными? — уточнил Чавос.
— Чудными, а не чудными. Ты разницу между этими словами сечешь?
— Примерно представляю.
— Так я и знал, — зашипел Змей, — я ж-ше говорил, что от Кондратьева ничего хорош-шего не дождеш-шься. Мы ж теперь пропали. Если кто из авторитетных воров прознает, нам кранты!
— Погоди-ка, — остановил его Цитрус и обернулся к голограмме Кондратьева: — Для конспирации, вы сказали. А зачем нам нужна конспирация?
— Дело в том, друзья мои, — Кондратьев погладил подбородок, — что полиция в целях предотвращения диверсий проверяет всех прибывающих на Большие межгалактические игры. Власти выявляют потенциальных террористов, изучают биографии гостей, допрашивают игроков.
— Вы же говорили, что выправили нам биографии?! — Эдик насупился.
— Безусловно. Всё, что я говорил, абсолютная правда, но полиция всё равно может проверить каждого. Что-то заподозрят, и начнется: запросы, бумажная волокита с проверкой паспортов и прежних мест пребывания, а там, того и гляди, перекрестные допросы с применением детекторов лжи… В общем, их можно понять, они делают свою работу. Но нам такое внимание к вашим персонам не с руки. Бумаги у вас, конечно, хороши, но небезупречны. А ваши физиономии и вовсе, совсем не хороши… Единственное место, куда полицейские не любят наведываться, это гостиница «Голубая креветка». Поэтому вас здесь и поселили, милые мои.
— Хорош-шо тебе рас-с-суждать, — проворчал Змей, — а нам теперь с-среди гумозников чалиться. А ес-сли тут агрес-соры с-сыщ-щутс-ся?! А что, ес-сли братва прознает о наш-шем позоре?! Втравил ты нас-с, Кондратьеф-ф, в гумно, в такую неприятнос-сть втюхал.
— Что с-скажешь?! — угрюмо поинтересовался Цитрус. Слова Змея ему показались справедливыми. От постоянного шипения рептилии он и сам начал растягивать звук «с».
— Если вы к прежнему образу жизни собираетесь вернуться, тогда втюхал, — согласился Кондратьев, — но я надеялся, что с воровским прошлым вы завязали. После победы на играх сделаем вам новые паспорта. Дадим денег. И будете почетными членами организации мусонов. А мусоны терпимы ко всем гражданам свободной Галактики. Толерантны. Мы вместе со всем прогрессивным интернациональным галактическим социумом отстаиваем право свободной любви как мужчины к женщине, так и любой другой формы сексуальных отношений. Например, огромного детины к неодушевленному предмету.
Дылда помрачнел. Намек Кондратьева ему совсем не понравился.
— Вот радости-то, снова к мусонам, — Мучо Чавос хмыкнул.
— С тобой разговор особый, — строго проговорил Матвей Игнатьевич, — ты организацию мусонов однажды уже предал. Ты здесь, на Глоке-13, свои ошибки искупаешь, и должен надеяться, что тебя простят. Должен смыть свой позор кровью.
— Без крови никак нельзя обойтись?
— Нет, — отрезал Кондратьев, — иначе нам сложно будет поверить в искренность твоих намерений.
— Я очень, очень искренен, — заверил Матвея Игнатьевича Чавос, — я, вообще, человек прямой и открытый. Что говорю, то и делаю… то есть, тьфу ты, что делаю, то и говорю. То есть… что думаю, то и делаю… Совсем вы меня запутали.
— Потому тебя и собирались убрать, — вкрадчиво сообшил Кондратьев, — нужно уметь держать язык за зубами. А то мелешь не пойми что. Болтливые, дружок, долго не живут. Это и в кодексе косков записано крупными буквами, и в мусонских уложениях.
Цитрус поежился. Не в его ли огород камешек?
— Это всё? — с надеждой поинтересовался Дылда, косясь на свою подружку.
— Нет, не всё, — отрезал Матвей Игнатьевич.
— Но вы же за свободную любовь!
— Подождешь, морда. До начала игр один день. Из гостиницы никуда не выходить! По городу не шляться! Смотрите по стереовидению игры прошлых лет. Они транслируются день и ночь по многим каналам. И готовьтесь к тому, что вам предстоит.
— До бара-то можно дойти? — поинтересовался Змей с самым угрюмым видом.
— До бара можно, — разрешил Матвей Игнатьевич, посмеиваясь: — Не думаю, что тебе там понравится. Ты такого бара, наверное, за всю свою жизнь ни разу не видел. Впрочем, кто тебя знает.
— Вместе пойдем, — обернулся к Змею Мучо Чавос, — будем друг дружке тылы прикрывать. На всякий случай.
— Ладно, пойдем, — согласился рептилия и обратился к Кондратьеву: — В номера тут спиртное не разносят?
— Нет. Вообще, на Глоке-13 алкоголь не приветствуется. К тому же во время игр для участников вводится сухой закон. Негласно, но всё же…
— Да знаю я, что для спортсменов всегда сухой закон! — огрызнулся Змей. — Но мне можно. Я только с астероидов.
— Значит, так, господа алкоголики, — продолжил Кондратьев, — одежду и оружие с корабля вам доставят через пару часов. Что касается тебя, кучерявый, то ты получишь форму позже. Пока не готова.
Мучо заскрипел зубами от ярости. Да, отличительная черта его расы — мелко завивающиеся волосы, но он-то брит наголо, Кондратьев не мог этого не заметить.
— На этом я отключаюсь, но всё время буду с вами рядом, ребятки, — почти ласково проговорил Матвей Игнатьевич и исчез.
Дылда немедленно стиснул свою резиновую подружку в объятиях.
— Какая гадость! — пробормотал Мучо Чавос, отворачиваясь.
— Не нравится, не смотри! — сквозь всё отчетливее слышные стоны резиновой женщины прокричал Дылда.
— Пожалуй, пойду в бар, — сказал Змей.
— Я с тобой, — отозвался Чавос.
— А я душ приму, — решил Цитрус. — Вам, свиньям, лишь бы поскорее накачаться под завязку, а я люблю чистоту.
— Напиться и забыться, — подтвердил Мучо Чавос, который после заявления Кондратьева об искуплении вины понял, что ничего хорошего ждать от жизни ему не приходится.
Дверь за Змеем и Чавосом закрылась, щелкнул электронный замок.
Эдик открыл дверь ванной комнаты и ахнул. На кафеле во всю стену неизвестный художник намалевал картину — двое мужчин, явно неравнодушных друг к другу, занимались грязным развратом. Стараясь не смотреть на чудовищное изображение, Эдик открыл краны и отрегулировал температуру. Затем разделся, кинул одежду грудой в угол, залез в ванну и улегся в теплую воду. Сразу вспомнилась юная мусонка Марина. Как нежно она смотрела на него, считая борцом сопротивления. Эдик весь расцвел, представляя, как Марина целует его и обнимает.
А как потом она погнала его голого по городу, когда не обнаружила татуировки боевого отряда мусонов… Эдик нахмурился. Собрался тронуть сенсор подачи геля, не нашел на привычном месте, и только сейчас заметил, что он встроен в картину, и для того, чтобы получить гель, ему придется дотронуться до…
Цитрус не был ханжой, но, представив, как будет радоваться почти наверняка наблюдающий за ним Кондратьев, он, проклиная всё на свете, выскочил из ванны, быстро просушил тело под воздушными струями, натянул грязную одежду и ворвался в номер.
Дылда был занят своим любимым делом. Резиновая кукла стонала под его массивной тушей. Как ни странно, это зрелище Эдика немного успокоило. По крайней мере, страсть Дылды естественна….
Тут, как назло, захохотал Кондратьев. Должно быть, всё это время он, как и предполагал Цитрус, наблюдал за ними и веселился от души.
— Как помылся, Эдик? — послышался знакомый голос.
— Хо-ро-шо, — отчеканил тот и направился к выходу.
— Оборудование понравилось?
— Да!
— Стоп! Стоп! Стоп! — закричал Кондратьев вслед. — Не нарушь ненароком конспирацию, Эдик. Помни, ты должен слиться с толпой и не бросаться в глаза. Оденься поярче, к примеру…
Цитрус рванул дверь на себя, но она не поддалась.
— Я просто хочу убедиться, что ты понял, — вкрадчиво заметил Матвей Игнатьевич. — Пока не ответишь, наружу тебе ход закрыт.
— Да понял я, понял, — в раздражении отозвался Эдик. — Буду выглядеть, как настоящий голубой. Это тебя устроит?
— Да. Отлично. Я бы советовал тебе слегка подкрасить глаза — иначе, по местным меркам, ты выглядишь неказисто. Впрочем, до вечера, когда все находят дружков и подружек, еще далеко…
Щелкнул замок, открывая путь к свободе, и под веселый хохот Кондратьева Цитрус выбежал из гостиничного номера. Где этот проклятый бар? Ему просто необходимо пропустить пару стаканчиков.
В гостиничном коридоре было пустынно. Должен быть дежурный по этажу, сообразил Эдик и пошел по коридору направо.
Дежурный по этажу обнаружился в холле неподалеку от лифта. Мирно сидел за стойкой и был чем-то крайне увлечен. Эдик приблизился.
— Да-да, — коридорный поднял на постояльца густо накрашенные глаза, захлопал ресницами. В руках он сжимал кисточку, которой только что наносил лак на длинные ногти.
— Мне нужен бар, — сглотнув, проговорил Эдик.
— Какой бар? Обычный? Или тот, что для особых гостей?
Цитрус сглотнул. Интересно, кого он понимает под особыми гостями? Может быть, тех, у кого правильная ориентация?
— Бар для гетеро… — начал Эдик и осекся, вспомнив наставления Кондратьева. Что если доктор не шутит, и они действительно могут засыпаться и попасть в руки полиции. — Бар для гетер, — уточнил Цитрус.
— Для гетер? — продолжая хлопать глазами, поинтересовался дежурный. — Это кто такие?
— Проститутки, хромосома ты волосатая! — отозвался Эдик. — Не слышал никогда?! Могли бы держать обслугу покультурнее в таком замечательном отеле! Так где у вас гетеры?
Он полагал, что грубый тон возымеет действие и отвратительный тип перестанет жеманничать, но тот вдруг расплылся в улыбке, тоненько захихикал:
— Какой ты смешной. И какие слова интересные… Хромосома волосатая… Ух, шалунишка. Где у нас гетеры? Да везде. Если хочешь, я буду твоей гетерой. Возьму недорого. Ты мне понравился.
Эдик понял, что его сейчас стошнит, и ринулся прочь. Благо лифт находился неподалеку. Он нажал кнопку, стоял и нервно притопывал ногой, когда услышал позади вкрадчивые шаги. Затем его с силой шлепнули по заднице. Цитрус обернулся, пребывая в дикой яростии увидел рядом напомаженную физиономию дежурного по этажу.
В следующую секунду он потерял над собой контроль, взмахнул механической рукой. Нетрадиционалист взмыл в воздух, проломил собой дубовую стойку и скрылся под ее обломками. А Эдик заметался вокруг, не зная, что предпринять, чтобы как-то замять досадный инцидент. Вряд ли кто-то поверит, что всё так и было. Или что этот отвратительный тип врезался в стойку сам — оступился или глубоко о чем-то задумался…
В коридоре послышалось цоканье каблучков.
«Неужели женщина? — подумал Эдик. — В этом зверинце для гомиков?»
Лифт никак не приходил, путей к отступлению не было. Сейчас его застукают на месте преступления!
Цитрус выбрал внастройках протеза команду «безболезненное отключение» и замер в ожидании. Надо валить всех подряд, решил он, пока лифт не придет. Потом завалить всех, кто будет в лифте. И бежать, бежать без оглядки! На родной таргарийский звездолет. Прочь с Глока-13, в просторы космоса! А потом на ближайшую обитаемую планетку, обустроиться там, благо деньги у него пока есть, и проворачивать разные делишки. Теперь он будет умнее и ни за что не попадется.
На площадке перед лифтом появилось существо, чей пол определить было крайне затруднительно. Хоть оно и вышагивало на высоких каблуках и в короткой юбке, лицо для женщины было слишком грубым. И даже потрепанным. Да и блузочка странная — такие не носят в цивилизованном космосе уже лет пятьдесят.
«Старушка», — подумал Эдик.
На старушку у него рука не поднялась.
«Осталось во мне еще что-то хорошее», — Цитрус едва не прослезился.
«Старушка» между тем осмотрелась и хрипло прокаркала:
— А где же этот противный Бобик, что сидел за стойкой? Бобби! Бобби! Ты его не видел, симпатяшка?
Эдик сглотнул, кивнул на груду досок:
— Не знаю. Всё так и было. Иду я себе по коридору, хочу спуститься на лифте — смотрю, доски какие-то валяются. Вот, думаю, какое свинство. Наверное, ремонт делали. И свалили грудой. Погодите-ка, ведь здесь стол был, так?
— Стол… — На лице странной личности отразилось недоумение. — И за ним Боб. Бобик, как я его называю. На редкость неприятная личность.
— Правда? — обрадовался Эдик нелестной оценке дежурного по этажу. Раз так, может, «старушка» его не выдаст, даже если смекнет, что к чему?
— Конечно, правда, сладенький! Что за молодежь пошла? Что ни красавчик, так тупой, как валенок.
Эдик широко улыбнулся и решил выдвинуть предположение:
— Наверное, дежурного завалило столом! Внезапное обрушение кровли! Или что-нибудь в этом роде. Может быть, локальное землетрясение…
— Магнитные поля, — подхватила «старушка». — Но, скорее всего… — Существо неопределенного пола подняло вверх указательный палец. — Скорее всего, он убил себя с разбегу, как я неоднократно ему советовал. Кстати, будем знакомы, сладкий — меня зовут Ромуальд. Захочешь — приходи ко мне в сто десятый. Ужином накормлю…
Цитрус поморщился. «Валить» Ромуальда не было никакого резона, более того, он мог пригодиться в качестве свидетеля: дескать, они вместе обнаружили разбитый стол и тело Боба под ним.
— Ну и заработаешь рубликов десять, если уж такого хорошего мнения о себе, — заявил старый нетрадиционалист. — Тебя-то как зовут?
— Эдик.
— Красивое имя. Знал я одного Эдика давным-давно, но тот был покислее, — Ромуальд захихикал, прикрывая неровный рот ладошкой. — Да и вообще, имя известное.
— Рад, что тебе понравилось, — выдавил Цитрус сквозь зубы.
Лифт наконец подошел. Эдик юркнул внутрь, попытался закрыть за собой дверь, вбив кнопку отправки на первый этаж кулаком, но лифт был солидный, с задержкой закрывания дверей. Поэтому Ромуальд с достоинством вошел следом. Только после того, как он встал у задней стенки лифта, двери сомкнулись, и кабина тронулась.
Поворачиваться к Ромуальду спиной Эдик опасался — хотя знал, что в случае чего справится с новым знакомым одной левой, даже протез использовать не придется. Лицом к нему тоже не хотелось поворачиваться. Поэтому он встал в профиль и приготовился дать отпор, если будут иметь место поползновения. Благо, зеркальная кабина лифта позволяла видеть любое движение.
— Куда направляешься? — ненавязчиво поинтересовался Ромуальд.
— В бар, — коротко ответил Цитрус. Хорошо уже то, что этот тип не пытается к нему лезть!
— Угостить тебя водочкой? Или предпочитаешь бурбон?
— Пиво, — прорычал Эдик.
— Фи. Какие низменные вкусы! От пива толстеют. Впрочем, ты сохранил хорошую фигурку. И, признаться, шалунишка, очень мне понравился! Ладно, так и быть, я угощу тебя «Жигулевским». Хоть оно всё дороже год от года. Только условие: поцелуй за каждую кружку. В щечку, — поспешно добавил трансвестит, увидев перекошенное лицо Цитруса. — Разве я прошу о многом?
Эдик собирался уже вырубить «старушку» ударом механического кулака, но вовремя сообразил, что в компании с «другом» к нему будут приставать гораздо меньше, — а Ромуальда, можно и потерпеть. К тому же почему не выпить на халяву? Если этот хилый представитель племени нетрадиционалистов так уж хочет угостить его пивом, пусть угощает.
— Пойдем, — кивнул Эдик. — Только обойдемся без поцелуев! Я этого не люблю. И вообще, ко мне не лезть!
— Даже не подумаю, — заявил Ромуальд. — Напротив, буду ждать, когда ты сам проявишь инициативу, противный. Я люблю таких крепких парней, которые не торопятся лечь в постель с первым встречным…
Двери лифта открылись, и новые «друзья» оказались в разношерстной, яркой, гомонящей толпе неправильно ориентированных мужчин. Здесь, в холле, знакомились и поджидали партнеров, бранились и скандалили, мирились и лили слезы…
— Бар направо, — объявил Ромуальд и уверенно двинулся через толпу, цокая каблучками. Цитрус уныло поплелся следом.
— Ты на игры приехал? — поинтересовался Ромуальд.
— Да. С друзьями.
— Ах, вот оно что. Можно будет оргию устроить. Если захотите принять меня в свой тесный кружок.
— Посмотрим, — буркнул Эдик.
В баре оказалось неожиданно мало людей. Двое мужиков в ярких тряпках обнимались у входа. Еще двое сидели в темном углу и разговаривали на повышенных тонах — ссорились. Мучо Чавос черной горой возвышался у стойки бара, пребывая в гордом одиночестве. Пахло здесь вполне пристойно: дорогим коньяком, пивом, и совсем чуть-чуть — табачным дымом.
«Где же Змей?» — подумал Цитрус, пошарил глазами по бару и похолодел. Рептилия вместе с другой рептилией топтался на танцполе. Вот ужас! А строил из себя правильного коска и настоящего мужика.
«Впрочем, — Эдик вздохнул, — за долгое время пребывания на астероидах его сексуальная ориентация могла сильно сместиться в сторону однополой любви. А он об этом и не подозревал…»
Смущенный своими мыслями, Цитрус занервничал, обогнал Ромуальда, навалился на стойку бара и прокричал:
— Водки! Бутылку! Холодной!
— Какой невоздержанный, — улыбнулся Ромуальд одними уголками сморщенного рта. — А собирался пиво пить.
— Я заказал водку потому, что хочу нажраться! — сообщил Эдик и заорал снова:
— Три «Жигулевских»! Да похолоднее!
— Я не буду, — заметил Ромуальд.
— Ну и не пей. Я три выпью!
Затем он обратился к Мучо:
— Что, Змей оказался не таким крутым парнем, как мы о нем думали? Его сняли, а он и пикнуть не успел.
Чернокожий здоровяк посмотрел на Цитруса тяжелым взглядом.
— Да нет, дружище, он сам снял этого чешуйчатого. Увидел его и аж расцвел. Буду развлекаться, говорит, жить полной жизнью. Или половой жизнью? Я не понял, как он сказал. Из-за шипения его не всегда поймешь… Стаканчик только пропустил, сразу обнял эту ящерицу, и топчутся там уже минут двадцать. Оторопь берет, когда такое видишь. Ведь он с нами в команде.
— А ты?
— Я?! А что я? Бутылку «Столичной» раздавил и сижу. Хорошо хоть, не пристает никто.
— К такому страшилищу попробуй пристать, — подал голос Ромуальд, лукаво при этом улыбаясь. — Тебе я тоже пивка налью. Твой приятель скромник — сначала попросил пива, теперь вот водки захотел. Измена друга обеспокоила? Вы молодцы, рептилию в компании держите. Сразу видно, ребята искушенные. И со вкусом.
Мучо вытаращился на старого извращенца.
— Это кто? — поинтересовался он.
— Ромуальд, — тоскливо сообщил Цитрус.
— И что он…
— Будет болеть за нас на Играх, — поспешно ответил Эдик. — Я не сказал тебе, Ромуальд, — мы приехали на Игры. Будем в них участвовать. Так-то. Будешь за нас болеть, Ромуальд?
Старик изменился в лице, потом вдруг подпрыгнул на месте — каблуки цокнули по полу — и захлопал в ладоши.
— Дождался! — закричал он. — Дождался! Наши — на Играх! Буду ли я болеть? Да я не только болеть — я помогать буду всем, чем смогу! Все будут за вас болеть! Все до единого! Вы же герои, ребята! Вы — наши герои! Коньяка! Дербентского! Всем! Вы это слышали — мой друг будет участвовать в Играх! Мои друзья станут чемпионами!
Бармен выставил на стойку пузатую бутылку с маслянистой темной жидкостью.
— За счет заведения! — провозгласил он, хлопнув накрашенными ресницами. — Вот это да! Будущие чемпионы в нашем баре!
Парочка, бранившаяся в углу, прекратила скандал и уставилась на «будущих чемпионов». Те, что обнимались у входа, сорвались с места и с радостными воплями понеслись по коридору. Послышался всё нарастающий гул. Бар начал заполняться счастливыми людьми неопределенного пола.
Какой-то длинный худой тип толкал Мучо в бок и кричал:
— Снаряжение есть?! Я достану лучше! Всё — даром! Только за рекламу торговой марки!
Появившийся невесть откуда толстячок принялся обрабатывать Эдика:
— Устроим тотализатор! Заработаем кучу денег. Даже если не станете чемпионами, те из вас, что останутся в живых, будут обеспечены до самой смерти. — Эдик презрительно скривился.
— По тотализаторам я сам специалист. Мой поверенный здесь — Ромуальд. Но и тебя можем привлечь к делу. Почему бы и нет? Энергичные парни со связями нам нужны!
— Да уж, связей у него хватает, — насупился Ромуальд, которому толстяк, видно, не единожды перешел дорогу, отбивая молодых любовников.
— Вот и отлично!
Идея окучить нетрадиционалистов Эдику понравилась. Тотализатор хорош тем, что выигрывает всегда тот, кто его устраивает. Так почему бы, используя энтузиазм завсегдатаев «Голубой креветки», не сколотить сотню-другую тысяч?
— Опомнись, приятель! — зашипел Мучо. — Посмотри на свою команду! Змея вот-вот возьмет в оборот какая-то ящерица…
— Да он и сам ящерица, — равнодушно бросил Эдик.
— Вокруг нас толпа голубых…
— Бывал я и в компаниях похуже… На астероидах, например. Голубые, по крайней мере, мирные ребята. Если они и хотят тебе что-то сунуть в бок, то вовсе не острую заточку…
— Один Дылда в относительной безопасности… — Эдик поднял палец:
— А вот о Дылде я и забыл! Он, дурак, может запросто нам всю конспирацию поломать. Выйдет погулять с резиновой бабой — тут его и раскусят. Здесь, в этом отеле, нужно ходить в охапку с резиновым мужиком. Или с какой-нибудь частью от него… Ладно, с завсегдатаями мы познакомились, полезные связи завязали — пора домой. Ромуальд, ты пока собери все предложения, что поступят от наших партнеров. Мы попозже зайдем к тебе в сто десятый. Договоримся, как нам лучше организовать все сопутствующие мероприятия, связанные с нашим участием в Играх. А пока мы вернемся в номер. Отдохнем.
— Я приду через час-другой, — томным голосом объявил Змей, не выпуская ящерицу из объятий.
— А дисциплина? — нахмурился Эдик. — Да и вообще, не ожидал я от тебя таких закидонов. Что бы сказали на астероидах? Что бы подумал о тебе Седой?
— Надеюсь, я там больше не появлюсь, — заявил Змей. — И Седого не увижу. А Шри-о-Ссан мне очень нравится. Мы потанцуем, уединимся, и потом я приду к вам.
— Ну и жаба с тобой, моральный урод, то есть урод аморальный, — Эдик фыркнул. — Идем отсюда, Мучо!
Через расступившуюся толпу они с негром направились к выходу из бара. Их провожали восхищенные взгляды. В коридоре, на пути к лифту, игроков встречали восторженными криками.
— Поклонники, — пробормотал Эдик. Он так и не решил, радоваться ему такой известности или всё же не стоит. С одной стороны, столь массовая поддержка приятна. Цитрус всегда стремился к поклонению толпы, справедливо полагая, что популярность — прямой путь к обогащению. С другой стороны, он предпочел бы обзавестись совсем иными поклонниками. Эти выглядели слишком необычно. Говорят, о кумире можно судить по его почитателям. Популярности у этой публики Эдик не добивался никогда. И вот злой выверт судьбы — популярность нашла его сама.
— Не напирайте! — заорал Цитрус на орущих нетрадиционалистов. — Отвалите, черти полосатые!
— Чер-ти! Чер-ти! — начала скандировать восторженная толпа, воспринявшая реплику своего кумира, как похвалу.
— Ничем их не проймешь, — буркнул Эдик. Эдик и Мучо ворвались в номер и с трудом закрыли за собой дверь. Из коридора неслись восхищенные крики, мужеложцы скреблись и требовали общения со своими кумирами. Дылда, к счастью, за это время никуда не ушел, продолжая тискать подружку.
Не успели они бухнуться в кресла, как в углу комнаты возникло трехмерное изображение разъяренного Кондратьева.
— Что там такое?! — завопил он, размахивая руками. — Что вы там устроили?!
— Они сами, — хмуро ответил Эдик, — прознали, что мы игроки, и началось.
— Это вы называете конспирацией?! — бушевал Матвей Игнатьевич. — Я же просил вас не привлекать лишнего внимания, смешаться с толпой! А где… где рептилия? Где эта уголовная морда, я вас спрашиваю?!
— Остался в баре с какой-то ящерицей, — сообщил Чавос.
— С какой ящерицей?! — вскричал Кондратьев. — Здесь всюду агенты переодетые! Он что, под монастырь меня хочет подвести?! Сейчас посмотрим, где он…
— Вы и это можете? — уточнил Эдик.
— Кое-где у меня камеры поставлены, — сообщил Матвей Игнатьевич.
— И возле лифтов? — насторожился Цитрус.
— А что, возле лифтов что-то случилось? — поинтересовался Кондратьев с подозрением в голосе.
Эдик понял, что возможности Кондратьева небезграничны, и успокоился.
— Нет, всё в полном порядке, — с лицемерной радостью ответил он. — Просто возле лифта я познакомился с одним очень приятным человеком. Ромуальдом.
— Змей… Змей… — бормотал Матвей Игнатьевич. — Да, вот же он… Танцует. Кто бы мог подумать?
— Да, — поддержал Кондратьева Эдик, — никто не ожидал, что он окажется извращенцем. И будет танцевать с голубыми.
— Кто с ним? — продолжал ворчать Матвей Игнатьевич. — Сейчас сосканируем мордашку и пробьем по картотеке. На результат, в общем-то, рассчитывать не приходится. Если только он какой-нибудь служащий отеля. Но вряд ли… Ну надо же, — отозвался Кондратьев спустя несколько секунд, — не служащий, а служащая.
— Так это девушка? — Цитрус выдохнул с явным облегчением.
— Такую ящерицу ты считаешь девушкой? Тяжко, должно быть, пришлось тебе на астероидах, Эдвард…
— Я не о том. Она женского пола?
— Да. Самка.
— Ну вот, полегчало на душе. Я голубых не очень люблю. Даже если это ящерицы, или там рангуны какие.
— Но всё же любишь? — уточнил Кондратьев.
— Нет! — вскричал Цитрус. — Это я выразился неудачно, совсем не люблю.
— Работает эта самочка уборщицей. В этом самом отеле. Обслуживающий персонал тут разнополый. Рептилии, что с них взять?
— Вот так номер, — захохотал Мучо Чавос, — а мы уже Змея в извращенцы записали.
— Вам всем… лишь бы про кого-нибудь гадость сказать, — проговорил Дылда с обидой в голосе.
— Лучше помалкивай, — скривился Чавос, — любитель неодушевленных предметов. Ты этот, как его, фетишист.
— От фашиста слышу, — глядя на чернокожего с ненавистью, произнес Дылда. — Эдик, можно я его стукну?
— Нет, — откликнулся Цитрус. — Мы теперь одна команда, и будем беречь и любить друг друга, как родные.
— Молодец, — одобрил Матвей Игнатьевич, — соображаешь. Любить друг друга — это, пожалуй, чересчур, хотя и в духе вашего пансионата, а вот поберечь друг дружку следует. Потому как вы друг дружке еще ох как пригодитесь на арене. Вы, ребята, начали бы потихоньку готовиться к чемпионату. Вы ведь даже правил состязаний не знаете. Попадете в неудобное положение, всех нас подставите. А я за вас поручился. Мне никак нельзя, чтобы вы опростоволосились. Я по миру пойду при таком раскладе. Да и вы тоже пойдете. Куда-нибудь. Далеко и надолго.
— Где эти правила взять? — поинтересовался Чавос.
— Да в любом киоске купите голографический диск — вот вам и правила. Еще проще — Игры по стереовидению смотрите, там много полезного комментаторы рассказывают, — дал наставление Кондратьев и медленно растворился.
Цитрус подошел к проектору, взял пульт управления и щелкнул, включая аппарат. В недрах проекционника зажглись радужные огоньки, они перемешались, образуя сложную гамму цветов. Появилось объемное изображение. Эдик немедленно переключил на другой канал. Потом пощелкал, чтобы найти наиболее информативную программу.
Игры показывали только по десяти каналам, остальные тридцать демонстрировали порнографию и эротические фильмы для любителей однополой любви. Однако никого происходящее на экране уже не шокировало. Даже Дылда, который до сих пор так и не столкнулся с нетрадиционалистами, не выказал и тени удивления. Как будто там, где он жил до астероидов, подобные зрелища были в порядке вещей. Чавос даже покосился на него с подозрением.
Вскоре Эдику удалось обнаружить канал, где игроки прошлого сезона давали профессиональные советы новичкам.
— Если видишь, что двое вошли в клинч, не бойся попасть кулаком по своему, — говорил высоченный рангун с маленькими злыми глазками, — бей обоих по ушам и будь спок. Главное в этом деле — думать о себе и действовать, как будто ты не рангун, а машина для убийств. Ясно? Если твой партнер домой не вернется, его семья получит денежки.
— Непременно получит, — подключился диктор, — ведь каждый из игроков застрахован на крупную сумму. Значит, семья не будет бедствовать…
— Ну и дела! — крякнул Мучо. — У меня, например, нет семьи.
— Зато есть мы, — заметил Цитрус. — И организация. Организация мусонов, которой очень нужны деньги!
Чавос внимательно посмотрел на Эдика и понял, что тот на самом деле не очень радуется.
— Надо это обсудить, — буркнул он.
— Ладно, обсудим…
В дверь номера вдруг заколотили особенно ожесточенно.
— Как же они мне надоели! — Цитрус рассвирепел не на шутку. — Вот выйду сейчас, — сказал он, — и дам нескольким уродам электрошокером для острастки.
— Эдик, друг мой, — Мучо Чавос разглядывал его с удивлением, — что это с тобой? Раньше я не замечал в тебе такой агрессивности. Напротив, ты отличался стойкостью характера. Доводил до белого каления других, а сам всегда оставался спокойным.
«Действительно, — подумал Цитрус, — что это я?»
Голограмма Кондратьева давно исчезла, но Эдик мог бы поспорить, что «добрый доктор» наблюдает за вспышкой гнева с радостью. А вдруг он всё это спровоцировал сам?! Эдик вспомнил баллончик с жидкостью, усиливающей агрессивность, которым Матвей Игнатьевич опрыскал их перед вылетом. Кто знает, когда и как их могут подвергнуть действию этого состава?! Быть может, сейчас как раз наступил момент, когда концентрация гормонов агрессии в крови достигла максимума.
— Нужно взять себя в руки, нужно взять себя в руки, — забормотал Цитрус. — Нельзя поддаваться этим настроениям, а то я со своей силищей таких дров наломаю, что потом не скоро выйду на свободу. Лет эдак через триста…
Пока он рассуждал, стук в дверь превратился в беспорядочную барабанную дробь. Поклонники команды игроков, обитающих в отеле «Голубая креветка», требовали общения со своими кумирами.
— Не надо так нервничать, — проговорил Мучо Чавос, глядя, какие страшные рожи корчит Цитрус, стараясь побороть гнев.
— Всё, я больше не могу! — вскричал Цитрус, подбежал к двери, распахнул ее и ткнул козой-электрошоком в первого попавшегося мужеложца. Послышался громкий крик, и полицейский-рептилия, уронив фуражку, повалился в толпу. У Эдика упало сердце.
«Что я наделал?! — подумал он. — Только не коп…» Но это был именно коп. Голоса поклонников быстро смолкли. Они подались назад, оставив лежащего на полу полицейского. Удар тока напрочь вышиб из него дух, он лежал почти без движения, только длинный хвост легонько постукивал по полу.
— Дылда, — крикнул Эдик, — скорее помоги мне! Давай втащим его внутрь. Принесли же черти.
Увидев здоровяка, который легко поднял полицейского на руки, толпа снова взревела. Послышались крики: «Какой красавец!», «Настоящий силач!», «Он просто душка!». Началась даже небольшая драка. «Он мой!», «Нет, мой!». Как только полицейский оказался в номере, Эдик захлопнул дверь и привалился к ней, стараясь соображать как можно быстрее. Интересно, Кондратьев видел, как всё произошло?! Ну, разумеется, видел…
Словно услышав мысли Цитруса, Матвей Игнатьевич нарисовался в углу комнаты. Вид у него был уже даже не рассерженный, а скорее растерянный. От своих подопечных он явно ожидал всего, всего, но только не того, что они вырубят полицейского.
— Вы что же делаете?! — прошептал Кондратьев, и, возвысив голос, закричал: — Вы что ж со мной делаете, кретины несчастные?! Хотите меня до инфаркта довести?! Вы ж меня заживо хороните! Кто этот коп? Почему вы его сюда притащили?
— Он сам пришел, — попытался оправдаться Эдик, — я его даже не видел. Хотел поучить этих уродов, а тут он. Ну и влепил ему электрический заряд.
— Так, — сказал Кондратьев, — мне надо кое с кем посоветоваться. Я появлюсь минут через десять. Если коп очнется, дайте ему воды. И делайте всё возможное, чтобы он не вызвал подкрепление.
— Может, у него рацию забрать? — предложил Чавос.
— Хорошая идея, — одобрил Матвей Игнатьевич.
— А если очухается, я его по башке, — подал голос Дылда.
— Вот это очень плохая идея, — посуровел Кондратьев. — Ты вообще сиди и не вякай. От тебя толку в нормальной жизни никакого. Надеюсь, ты себя хотя бы на арене проявишь.
— Проявлю, — согласился великан. — Не просрамлю звание мусона. Я большой, толстый мусон.
— Эх ты, просрамитель, — пробурчал Кондратьев, растворяясь.
— Опять консультироваться с вышестоящим руководством отправился, — Эдик вздохнул. — Беспокойный какой-то у нас куратор. Нет чтобы поехать с нами — тем более, развлекуха здесь будет неслабая… Толку-то сидеть на этой Луне Венеры, рядом с черной дырой? А здесь такое событие — Большие Межгалактические Игры…
Полицейский слабо застонал.
— Жаль, Змея нет, — заметил Мучо. — Он разбирается в анатомии своих сородичей. Может, легавый сейчас ласты склеит. Тогда его распиливать надо на мелкие кусочки и выносить из отеля по частям. А если очухается, лучше бы замять этот инцидент.
Эдик с сомнением посмотрел на механическую руку. Что ж, опцию «мгновенная разделка» он еще не успел опробовать. Но у рептилий, кажется, очень твердый хребет. Можно повредить встроенный в протез клинок. Стоит, пожалуй, подождать с разделкой…
Рот рептилии приоткрылся, оттуда вывалился раздвоенный язык.
— Готов, — предположил Дылда.
— Паршиво дело, — отозвался Мучо. — Главное, все эти типчики видели, как он сюда зашел. Могут заложить.
— Вряд ли они нас заложат, — задумчиво пробормотал Цитрус. — Мы — их герои, а это обычный коп. Даже хуже того. Легавая ящерица.
Глаза рептилии вдруг распахнулись, и он заявил:
— С ш-шас мед-с хрс-суун!
— Ругается, — с опаской заметил Дылда.
— Вам стало плохо? — участливо обратился к рептилии Цитрус, включая весь арсенал обаяния проходимца и стараясь выглядеть таким убедительным, словно он берет в долг сто тысяч рублей. — Вы потеряли сознание в коридоре, среди толпы постояльцев этого отеля. Мы решили, что в номере вам будет уютнее.
— Да-с… Да-с… — просипел полицейский. — Мне очень плохо… Зачем я с-сюда ш-ш-ел?
— Это уж мы не знаем, — пробасил Мучо. — Мы нашли вас в коридоре…
— Помочь стражу порядка — обязанность любого порядочного человека, — объявил Цитрус. — Тем более, вокруг столько мужеложцев… Или вы — девушка?
Полицейский посмотрел на Эдика с большим подозрением.
— Вам-то какое дело? И с-сами вы ш-што, не из этих?
— Нет, — горячо возразил Цитрус. — Мы спортсмены… — И уточнил: — Очень бедные спортсмены. Вот и экономим.
— Точно! С-спортс-смены! Вс-спомнил! — обрадовался полицейский, поднимаясь с дивана. — Я шел, чтобы проверить у вас-с документы. Попрош-шу!
— Типичный полицейский, — Эдик скривился. — Мы его спасли от толпы мужеложцев, можно сказать, от коллективного изнасилования в извращенной форме, а он требует у нас документы!
Цитрус говорил самозабвенно, с чувством — как всегда, преподнося очередную ложь, он настолько вживался в образ, что начинал верить в свое вранье, и теперь искренне полагал, что действительно спас этого полицейского, а не ударил его электрошокером, едва не отправив на тот свет.
— С-служба, — попытался оправдаться рептилия. — Я пос-стараюс-сь не занять много ваш-шего времени.
Цитрус, Мучо и Дылда предъявили полицейскому чипы, которыми их снабдил Кондратьев. Рептилия считал с них информацию портативным сканером, связался с кем-то по аудиоканалу связи, поговорил на языке рептилий, а потом обратился к «спортсменам»:
— Вс-сё в порядке. Правда, мне кажетс-ся немного с-странным, ш-што вы выбрали этот отель. Он отнюдь не деш-шев, так ш-што ваш-ши объяс-снения я принять не могу. Вс-сё это нес-спрос-ста, я полагаю. Может, приглас-сить кого-нибудь из вас-с на вечернюю чаш-шечку чая?
Цитрус охнул:
— И он из этих! Может, он вообще ненастоящий полицейский?
— Нас-стоящий! — криво улыбнулся рептилия. — Но кто здесь будет работать, кроме презираемых всеми любителей землян?
— Ладно, ладно, зато мы не любители рептилий, — Мучо сжал кулаки. — У нас своя есть. То есть свой. Короче, вали отсюда, если претензий к нам нет. Мы спать хотим!
— С-спать?
— Да! — выкрикнули «спортсмены» хором.
— Тогда ладно. Я с-скажу остальным, чтобы не ш-шумели.
После всех волнений беспокойного дня спать действительно очень хотелось. Дылда повалился на койку рядом со своей подружкой и начал пускать пузыри, изредка вскрикивая во сне. Цитрус погасил свет и улегся на свою кровать, размышляя, скоро ли заявится Змей.
— Знаешь, Эдик, что не дает мне покоя? — прошептал Мучо Чавос через несколько минут после того, как номер погрузился во тьму.
Эдик вздохнул. Вечно этому типу что-то не дает покоя.
— Ну?! — буркнул он.
— Диктор по стерео говорил о какой-то страховке. Дескать, в случае гибели игрока, семья покойника получает круглую сумму. Так?
— Да, что-то такое я слышал.
— И ты говорил, что наша семья — мусоны.
— Допустим, говорил. Шутил я.
— В каждой шутке есть доля правды… А вдруг… — Чавос замолчал.
— Что вдруг?
— Подумай сам. — Повисла пауза.
— Ты считаешь, что они… да нет, — Цитрус замялся. — Не может этого быть.
— Нас всех здесь положат, Эдик, — грустно проговорил Чавос, — я с самого начала знал, что тут что-то не так. Никогда не надо связываться с мусонами. Они всё равно перехитрят тебя и подставят. Как подставили меня, когда я стал им не нужен.
Цитрус повернулся на другой бок.
— Слушай, ну какая там страховка? Тысяч сто? Двести? Это для частных лиц большие деньги. А для организации — ерунда, гроши.
— Курочка по зернышку клюет.
— Да один только таргарийский звездолет стоит не меньше миллиона.
— Ну и что? Они же его нам не подарили. Дали на время попользоваться. Нас замочат на арене на потеху публике, звездолет вернется в организацию. Вот если бы мы сбежали по дороге… Но ты отломал рычаг переключения на ручное управление! Подозрительно легко отломал, кстати!
Эдвард задумался.
— И всё же я сомневаюсь. Другое дело — может, они хотят на нас сделать деньги, играя на тотализаторе? Но это непросто — мы ведь не числимся в фаворитах турнира… Значит, деньги можно сделать только в том случае, если мы победим. Хотя, ставки бывают разные… Давай-ка посмотрим…
Эдик поднялся с кровати и прошлепал к сенсору включения ночника. В этом дешевом номере даже светильники возле кроватей отсутствовали, имелся лишь один общий — несколько ламп с панелью регулировки яркости.
— Так, — активируя голографический проектор при зеленом свете ночника, бормотал Эдик. — Подключаемся к местной букмекерской сети. Скажем, контора «Ослиные уши» — весьма известная по всей Галактике… Ищем самые высокие выплаты… Ага, вот, выплата один к ста, «общий раздел». Вариант: три игрока из одной команды «общего дивизиона» погибают или получают непоправимые повреждения, а один становится победителем. Что-то подсказывает мне, что мы и есть команда «общего дивизиона». Уж никак мы не фавориты — по заслугам еще не вышли.
Лицо Мучо Чавоса, и так зеленоватое в свете ночника, стало еще зеленее.
— То есть троих из нас мочканут? — проговорил он. — И если организация вложит в это дело миллион, то получит сто миллионов? Неплохо. Звездолет точно окупится… И не один. Интересно, кто же станет победителем?
Эдик скромно улыбнулся.
— Ну, вы-то, во всяком случае, ничем особенным не отличаетесь. А у меня есть протез.
— Не шути так!
— Какие там шутки? Я серьезно намерен победить! И у меня и в мыслях нет валить кого-нибудь из вас. Разве что Змея…
Дверь в номер распахнулась, и рептилия появился ни пороге.
— Разве что Змея?! — повторил он. — Ты с-спрашиваешь, почему я так долго? Да потому, что я вс-стретил с-свою нас-стоящ-щую любовь! Девуш-шку, которой я готов отдать вс-сё, что у меня ес-сть.
— А что у тебя есть? — заинтересовался Дылда.
— Пока ничего, — раздраженно ответил Змей, — но я одержу победу в Играх, и мы уедем на Авс-стралион — таким, как мы, там живется привольно, даже лучше, чем на нашей родной планете. Гонорара хватит, я полагаю. И с-с воровс-ским промыс-слом я завяжу. Буду жить на ренту.
— Вот и еще один претендент, — заметил Эдик. — Причем такой, что не постесняется нас с тобой завалить. Ради своей большой любви.
— Вот сволочь! — раздался сонный голос Дылды, разбуженного громкими голосами. — Пожалуй, я дам ему в табло! Смерть предателям!
— Да я гляжу, вы тут с-спелис-сь, — прошипел Змей. — Ус-строили групповуш-шку с подружкой Дылды? Или между с-собой?
— Урою! — Глаза Мучо загорелись.
В углу комнаты вновь материализовался Кондратьев.
— Что вы за люди? — прорычал он. — Ни на минуту нельзя оставить без присмотра!
— Да, — присоединился к нему Змей, — ш-што вы за люди?! Люди, и прочие млекопитающ-щие — тупиковая ветвь эволюции!
— Это и тебя касается! — выкрикнул Матвей Игнатьевич. — Приказываю: всем спать! А что до ваших тупых предположений, они совершенно беспочвенны. Как мы можем рассчитать, что кто-то из вас станет чемпионом? А троих при этом уложат? Такая ерунда… Станет Организация рисковать миллионом! У нас гораздо более надежные способы добывания денег. Отдыхайте — завтра с утра пойдете в спортзал.
Казалось, и утро еще не началось — во всяком случае, в номере было по-прежнему темно — но в углу появился голографический, светящийся, как лунный диск, Кондратьев, и громогласно прокричал:
— Подъем, лежебоки! Быстро надеваем форму — и на тренировку! Мы арендовали спортзал отеля всего на три часа — не будем терять времени!
Эдик поднялся с самым унылым видом.
— В спортзале можно форму надеть?
— Конечно, можно. Но помни, что за вами там будут наблюдать сотни влюбленных глаз. А форма, как правильно определил Змей, надевается на голое тело!
— Тогда где моя форма? — с самым хмурым видом поинтересовался Мучо.
— Твою принесут прямо в спортзал. Она еще не готова. А пока будешь заниматься в обычной одежде.
Вяло ругаясь, «спортсмены» умылись и побрели по коридору. Бобик, которого вчера вырубил Цитрус, как ни в чем не бывало, сидел за своим столом. Стол носил признаки быстрого и поверхностного ремонта.
— Спортсмен, — подмигнул Бобби Эдику. — Так бы сразу и сказал!
— Ты мазохист, что ли? — догадался Цитрус.
— Ясное дело. На работу коридорного только таких, как я, и берут.
Спортзал оказался в холле с левой стороны. Располагался он симметрично с баром. И размером ничуть его не превосходил.
— Уныло, — заметил Мучо. — На крейсере «Улыбка судьбы», где я практиковался, спортзал был гораздо больше. Так то космический корабль, не отель…
— Вот и хорошо, бегать меньше, — заметил Цитрус, становясь на беговую дорожку.
Дылда оседлал велотренажер, Змей начал остервенело колотить по боксерской груше, представляя ее поочередно каждым из своих партнеров — и Эдик, и Дылда, и Мучо уже порядком ему надоели. И если он считал, что от бугра с его практической сметкой есть определенная польза, то два здоровяка раздражали его всё больше.
«Ничего, — думал Змей, продолжая охаживать грушу сильными ударами чешуйчатых кулаков, — вот окажемся на арене, посмотрим, кто кого».
Занятия команды «Голубой креветки» прервал маленький лысый человечек. Выбежал из едва заметной дверцы в стене, замахал руками, описывая широкие дуги — так он приветствовал спортсменов, и прокричал высоким тенорком:
— Привет, я ваш личный тренер.
— Тоже голубой? — хмуро поинтересовался Чавос.
— Почему голубой? — опешил человечек. — Нет, я розовый. То есть совершенно нормальный. И по цвету, и по ориентации. У меня жена и трое детей. Очень милые малютки. Два мальчика и девочка.
— А что тогда делаеш-шь в этом борде… тьфу, отеле?
— Мне заплатили, чтобы я провел инструктаж и натаскал вас на Игру в этом сезоне. Я тренер-инструктор.
— Что мы, с-собаки или звероящ-щеры, чтобы нас-с натас-скивать? — возмутился Змей.
— Мы всё видели по стереовидению, — заверил тренера Цитрус, — так что сами как-нибудь справимся.
— Что вы, что вы, — и человечек так махнул на него ладошкой, что у Эдика снова возникли сомнения в его правильной ориентированности. — Правила ведь каждый год меняются! Иногда немного, а порой очень существенно. В прошлом году, например, ввели удары электрического тока для всех, кто встанет на красную линию. Причем вольтаж очень серьезный. Некоторые игроки об этом не знали — понадеялись, что сами разберутся. И стали легкой добычей для остальных — лежали в трясучке и ждали, пока им переломят хребет.
Цитрус почувствовал, как паучок страха медленно ползет по позвоночнику, забирается под лопатку, в сердце, и заставляет его учащенно биться.
— И много таких новшеств?! — поинтересовался он.
— Каждый год не меньше десяти-пятнадцати. Но вы не волнуйтесь, игрокам о них сообщают заранее, — заверил он бледного, как всадник Апокалипсиса, Эдика, — а о некоторых, как всегда, не сообщают — сами понимаете, так интереснее. Моя задача — познакомить вас с известными правилами и ловушками. А напоследок — смоделировать с вами игровую ситуацию. В этом году задачей игроков станет завладеть предметом примерно вот такой формы, — тренер извлек из кармана и продемонстрировал теннисный мяч. — И доставить его в определенный сектор поля. При этом помешать другим набирать очки — за каждый удачный отбор тоже начисляются баллы. Словом, нести самим, отбирать у других, не давать никому…
— Ясно-ясно. Что-то похожее было на Играх три года назад, — заметил Чавос. — Но тогда таскали огромные такие шары. Их, иначе как вдвоем, и не поднять было. А это же мячик для тенниса. Их по карманам можно десяток рассовать.
— Вы хорошо помните Игры, — одобрил его познания тренер, — у вас на поле будет такой же по размеру предмет, только масса его составит около тридцати килограммов. Он изготовлен из специального сверхтяжелого сплава. Так что быстро бегать с ним будет очень не просто, и в карман его не положишь. Иначе у вас, хе-хе, кармашек попросту оторвется, или штаны упадут… Ну, что приступим, будущие чемпионы? — Цитрус кивнул.
— Итак, в этом году нас ожидает несколько сюрпризов. Во-первых, на поле будет уже не одна, а несколько красных линий. Зрителям понравилось, как забавно подпрыгивают и кричат игроки. Одна разделяет поле на дне части точно посередине, другая идет зигзагом по левой кромке. Что нам ждать от красных линий, вы уже знаете. Далее, в углах поля, рядом с корзинами для мячей, будем называть этот округлый предмет так, находится несколько ловушек. Это замаскированные ямы с не концентрированным раствором кислоты, провалиться в которые очень и очень неприятно. Но не смертельно — из них можно выбраться, правда, уже не в таком бодром виде. Да и бегать по полю вы будете тогда всё больше беспорядочно. Хех. В отличие от решетки, которая находится сразу за центральной красной линией, по правой и левой стороне поля. Если вы упадете или наступите на один из двух замаскированных рычагов, которые крепятся по двум сторонам решетки, механизм приведет ее в действие, и але-оп, в вас торчит несколько железных штырей. Не слишком приятно, не так ли?
— Да уж-ш-ш, — прошипел Змей. — С-суки.
— Не понял?! — удивился тренер.
— Продолжайте, — торопливо проговорил Эдик, крайне заинтересованный полезной информацией…
Инструктаж занял около получаса. Удрученные обилием разнообразных ловушек, благодаря которым стадион превращался то ли в полосу препятствий, то ли в минное поле, игроки старались расспросить обо всех ожидающих их на поле неприятностях. Цитрус даже включил вмонтированный в плеер диктофон, надеясь выучить расположение ловушек — хотя бы и с помощью гипнотической программы. Сделать это самостоятельно за такой короткий срок не представлялось возможным. Но были ведь еще и скрытые ловушки…
— В этот раз участвуют сразу сто команд, — продолжал тренер, — у каждой свой сектор поля и свои корзины. Таким образом, подсчитав, мы приходим к выводу, что всего на поле окажутся триста человек. Если, конечно, решат провести общее соревнование. Но даже если отбор будет происходить в группах — всё равно, и сто человек на поле — это жуткая давка. Но это только поначалу, поверьте моему опыту, будущие чемпионы. Запасные игроки вступают в дело после первого же сета. Потом уже останутся только лучшие. Я бы посоветовал вам немного поотстать, не гнать катера на всех парах. Пусть даже ваши соперники набирают очки. Это не изменит картину. Практика показывает, что тот, кто яростнее сражается вначале, до финала не доживает. Всё ясно?
— А если они все будут придерживать катера? — спросил Цитрус.
— Не будут, у всех своя тактика. Рангуны, к примеру, любят вступать в игру сразу. Они набирают очки и устраняют самые сильные команды. По этой причине я хотел бы, чтобы вы казались доходягами. Ты… — Тренер ткнул пальцем в Дылду. — Можешь выпятить живот?
— Да, — удивился великан и выкатил шар пуза.
— Отлично, постарайся на поле так и ходить, да косолапь посильнее. Рептилия… хм… Не мог бы ты прихрамывать на обе ноги?
— Хорош-шо.
— Так, протез говорит сам за себя. Перед нами несчастный тощий инвалид, не представляющий никакой опасности. — Тренер обернулся к Мучо Чавосу, задумчиво оглядел его широкие плечи и мощную шею. — Кошмар.
— Почему кошмар?
— Потому что ты выглядишь здоровенным, как динозавр. И с этим, похоже, ничего не поделаешь. Может быть, только тебе горбиться, держась за поясницу.
— Так?! — Мучо Чавос изобразил больного ревматизмом, причем настолько реалистично, что тренер даже захлопал в ладоши…
— Что ж, — сказал он, завершив превращение четверки бодрых спортсменов в сборище болезненных доходяг. — Пожалуй, психологически вы готовы, будущие чемпионы. Любо-дорого посмотреть. Переходим к практическим занятиям. Против вас выступит четверка андроидов. Ваша корзина на левой стороне зала, их на правой.
— Соревноваться с андроидами?! — скривился Мучо Чавос. — Да я их ломаю на раз.
— Не торопись, — жестом остановил его тренер, — это специальные, спортивные экземпляры. Стоят, между прочим, больших денег. И ломать их не надо. Вы ведь играете не всерьез. Так, сейчас мы всё организуем. — Бодрым шагом он направился к дверце и появился оттуда, неся в руках четыре бейсбольные биты. За ним шествовали плечистые серолицые андроиды, помахивая точно такими же битами. Росту в каждом из механических людей было не меньше двух метров, а телосложением они напоминали культуристов, переевших стероидов.
Эдику, чье предубеждение против андроидов после полета на таргарийском корабле только усилилось, лица «спортивных экземпляров» очень не понравились. Было в них что-то угрожающее.
— Может быть, мы лучше разомнемся прямо на поле? — проговорил он.
— Это моя работа, — возмутился тренер, — я не могу позволить вам погибнуть! Давайте, парни, я хочу посмотреть вас в деле.
— Ш-шоу тебе подавай, — проворчал Змей, — может, лучш-ше, ты для нас попляш-шеш-шь? А я тогда не стану бить тебя битой по лысому черепу.
— Что такое?! — вскричал тренер. — Что это еще за несознательность?! Я, как могу, пытаюсь оградить вас от неприятностей!
— Ладно, играем, — вздохнул Эдик. — Лучше потренироваться, конечно. Как бы только эти твари нас не покалечили раньше времени.
Тренер обернулся к андроидам и обиженным голосом отдал команду:
— Начинаем. Эр двенадцать де шесть.
Механические люди сорвались с места и ринулись на совершенно неготовых к такому стремительному развитию событий игроков. Мучо Чавос занес бейсбольную биту, получил мощнейший удар по ребрам, с хрипом повалился назад и выронил мячик. Его мгновенно подхватил один из андроидов и ринулся к корзине.
— Действуем! — проорал Эдик. Но слишком поздно — «спортивные экземпляры» уже заработали очко.
— Не в счет, — заявил Мучо. — Мячик должен был лежать в корзине. И он должен весить тридцать килограммов.
— Всё верно, — заявил тренер. — Но неожиданные казусы случаются на каждых Играх. Никогда нельзя расслабляться. Теперь мячи буду в корзинах. Их там по три штуки. Я достал только двадцатикилограммовые, свинцовые. Настоящие стоят очень дорого. Давайте, тащите свои мячи, отбирайте у андроидов — словом, играйте, будто всерьез. И не забывайте — белые пятна на полу — это ловушки. Якобы ловушки…
В номер «будущие чемпионы» вползли, с трудом держась на ногах. Больше всех не повезло Эдику. Несколько раз его приложили битой по голове, и теперь он туго соображал. Передвигался по коридору, придерживаясь за стену, и думал о том, что протез себя проявил не слишком хорошо. Ни один из его ударов не достиг цели. Эти специализированные андроиды двигались стремительно, как новейший гоночный болид, и обладали грациозностью кошек. А автоматические команды, вроде безболезненного отключения и мгновенной разделки, тренер включать запретил — боялся, что Цитрус может повредить андроидов. «Ничего, ничего, — приговаривал он. — Тяжело в учении, легко в бою».
Мучо Чавосу досталось по пояснице, так что он действительно стал походить на старика, разбитого радикулитом. Теперь он беспрестанно кряхтел, что это всё происки проклятого лысого тренера — решил, дескать, их доконать. Змея ударили по рукам, когда он тянул их к мячу — он, постанывая, поглаживал локти. Легче всех отделался Дылда. Его вырубили в самом начале инсценировки игры, и он почти всё время пролежал в уголке зала. Оказавшись в номере, великан кинулся к своей кровати и обнаружил там вместо резиновой женщины лишь ее плоское подобие. Несколько минут Дылда жал кнопку генератора воздухонадува, пытаясь придать своей подружки прежние очертания, но бюст приподнимался лишь на мгновение и резко опадал. Затем великан заметил, что в голове у подружке зияет огромная буква V — кто-то прорезал ее насквозь.
— Убили! — вскричал великан. — Кто?! — Он обвел своих соседей по комнате свирепым взглядом. — Кто из вас это сделал, гады?!
— Так, Дылда, — заговорил Эдик, — успокойся, подумай, мы этого сделать никак не могли, мы же были вместе с тобой на тренировке.
— Значит, Кондратьев…
— Опомнись, он же голограмма!
— Может, он только прикидывается голограммой?
— Да! И при этом проходит сквозь стены, растворяется в воздухе… Наверное, это кто-то из обслуги отеля. Или постояльцев. Голубые к женщинам относятся с отвращением. Вот и продырявили ее. Думали, она составит им конкуренцию.
— Какие голубые?! — искренне удивился Дылда. — Здесь есть голубые?!
— Ты что, не слышал объяснений Кондратьева?! — Эдик даже восхитился непроходимой тупостью своего протеже. — Мы в отеле для извращенцев. Пока мы были на тренировке, кто-то из них забрался сюда и проткнул твою подружку.
В глубине души Цитрус был уверен, что злодеяние — дело рук Кондратьева. Доктор, скорее всего, подкупил кого-то из служащих, заплатил ему начислением средств на банковский счет или еще как-нибудь, а сейчас смотрит в одну из камер видеонаблюдения, искренне наслаждаясь горем несчастного Дылды.
— Я буду мстить! — заявил тот. — И месть моя будет страшна. Передавлю всех голубых! И всех конкурентов на поле! Они ведь тоже могли приложить к этому руку!
— Пожалуй, — не стал охлаждать праведный гнев великана Цитрус, сам он испытывал некоторое удовлетворение от неожиданной гибели Дылдиной подружки и размышлял, почему идея проколоть резиновую бабу не пришла к нему раньше.
Кондратьев не заставил себя долго ждать. Возник всё в том же углу, радуясь, как ребенок.
— Ну-с, как у нас делишки?! Как вам понравилась тренировка?
— Я таких андроидов в жизни не видел, — потирая отбитые ребра, проворчал Мучо Чавос. — Это не андроиды, а машины для убийства. Как будто законы робототехники отменили.
— Никто не обещал, что будет легко.
— У нас ЧП, — сообщил Эдик, — пока нас колошматили андроиды, кто-то забрался в наш номер и проткнул башку подружке Дылды.
— Ну и… — Кондратьев сделал вид, что не понимает, в чем дело.
— Это всё голубые! — выкрикнул великан, слезы хлынули из его глаз, он упал возле кровати, подхватил оставшуюся от красотки резиновую шкурку и страстно сжал в объятиях. — Или другие игроки! Хотят меня разозлить!
— Конечно, это они, — жадно впитывая зрелище чужого страдания, подтвердил Матвей Игнатьевич. — Но, будьте уверены, виновные будут наказаны. На поле ты им покажешь, кто чего стоит. Одно меня утешает — думаю, утешит и тебя. Если это голубые, они точно не воспользовались ею перед тем, как прикончить.
— Да, — кивнул Дылда. — А если игроки?
— В этом случае…
— В этом случае месть моя будет еще страшнее! — заорал Дылда.
— Вот и прекрасно. Теперь, когда я вижу, что ваш боевой дух необычайно укрепился, поужинайте хорошенько и отдыхайте, — предложил Матвей Игнатьевич почти ласково. — Завтра вам на поле. Первый день Игр. Отборочные соревнования. Я бы не советовал вам показывать всю свою мощь. Ибо вас тогда станут колошматить сильнее в финале. Достаточно занять место где-то посредине турнирной таблицы. И сохранить целыми трех человек из команды. Особенно берегите Эдика, вашего капитана.
«Какая забота», — фыркнул про себя Цитрус. Но в чем-то внимание Кондратьева ему даже польстило. Может быть, доктор и не такой уж законченный негодяй?
Как всегда, Эдику не везло. То есть в известной степени не везло — не бывало в его везении такого по-настоящему счастливого фарта, о котором рассказывали некоторые преступники. Собственно, сами рассказчики фартовыми не были, потому что фартовые ребята на астероиды не попадали. А Эдика, если вдуматься, по жизни сопровождал вовсе не фарт, а вечный фуфел. Ну да, бывало такое, что ему давали взаймы по-крупному, и по сто тысяч даже давали — но ведь потом всегда требовали обратно, вместо того чтобы забыть о долге, как о досадном недоразумении.
Вот и сейчас их команду приговорили к выходу на арену в самых первых рядах. Желающих участвовать в Играх оказалось столько, что все команды разделили на три группы. В финальной игре должны были принять участие лучшие — самые выносливые, ловкие и сильные. Главный судья соревнований предупредил перед началом Игр, что некоторые, наиболее смертоносные ловушки, в предварительных играх активированы не будут, и это вызвало прилив энтузиазма у игроков, но не слишком понравилось зрителям. Они свистели и топали ногами, требуя настоящего зрелища.
Эдик намеревался еще раз понаблюдать за тем, как мечутся по полю игроки, запомнить ловушки — и вот на тебе, нужно идти на арену и прокладывать путь для других! К тому же, выяснилось, что с этого года цвет костюмов у членов каждой команды должен быть одинаковым и сугубо индивидуальным — чтобы не только судьи и зрители, вооруженные справочниками и специальными компьютерными программами, видели, кто из какой команды, но и сами игроки отличали своих от чужих. В прошлом году очень многие граждане Межгалактического сообщества выразили неудовольствие по поводу того, что во всеобщей свалке сложно было разобрать, за кого болеть, и кто побеждает. По жребию команде Эдика достался черный цвет в желтую полоску.
— А наша форма, ящ-щеру под филейную час-сть? — прошипел Змей. — И ш-шо нам теперь, нудистами зачуханными по полю шкондыбать?
— Ерунда, — успокоил его тренер. — Всё предусмотрено. Я сейчас буду.
Наставник команды, подпрыгивая на бегу, умчался за трибуны и вернулся спустя несколько минут, но не с четырьмя комплектами формы, как этого ожидали игроки, а с двумя баллончиками краски-аэрозоля. Десять минут работы, и прекрасные костюмы покрылись неровными черно-желтыми полосами.
— Держаться будет хорошо, — напутствовал воспитанников тренер. — Только в кислоту старайтесь падать пореже. А то краска слезет. И дисквалифицируют.
— Шкура у нас не облезет, если даже нитроэмаль не устоит перед этой кислотой? — мрачно поинтересовался Мучо Чавос.
— Точно, облезет, — улыбнулся тренер. — Еще раньше, чем краска. Как это я не дотумкал? В общем, будьте осторожны.
Цитрус с омерзением оглядел соратников по команде: Дылда выглядел огромным объевшимся трутнем, Чавос — шмелем-убийцей, а Змей — тощей, чешуйчато-головой осой. Радовало, что некоторым командам предложили еще более убогие цветовые решения. Соседи по раздевалке, например, покрасили костюмы в розовый цвет с зелеными полосами, а ребята, что переодевались напротив, по замыслу организаторов, должны были щеголять в небесно-голубых цветах. Только краска плохо легла на их прежнюю форму, и голубой цвет получился не небесным, а грязноватым, с разноцветными подпалинами. Только одна из команд, в иссиня-черной форме, выглядела пристойно — но это перечеркивалось уродством игроков — двух бородавочников, таргарийца и громадного одноглазого рангуна.
— Вы уже решили, кто выходит на поле в стартовом составе? — поинтересовался тренер.
— Я бы оставил в запасе Дылду, — сказал Эдик. — Может, он посидит и начнет соображать, как нужно играть?
— А я бы зачислил в запасные этого, — тренер ткнул пальцем в живот Мучо Чавоса. — Он выглядит грозно, лучше приберечь его на потом.
— Тогда уж лучше приберечь на потом меня, — буркнул Эдик. — Я самый ценный среди всех.
— Нет-нет, тебе надо быть на арене, освоиться с протезом. К тому же мы должны занять место не ниже двадцатого. Иначе нас не пустят в финал.
— Ладно, — согласился Эдик. — Я покажу здешнему народу, на что способен один ловкий парень с протезом! Мы займем первое место! Тем более что в командах противников задохлики.
— Не обольщайтесь чересчур, — нахмурился тренер, — эти самые задохлики, как только пойдет настоящая игра, превратятся в таких здоровяков, что вам и не снилось. К тому же первого места нам не надо. Никогда не показывайте все свои возможности в первых состязаниях — иначе в финале вас просто убьют. Сразу, чтобы не высовывались. Помните, везде нужна хитрая стратегия.
— С этим я согласен, хитрая стратегия — мой конек, — поведал Эдик.
— Вот и прекрасно. Я буду следить за вами вон с той трибуны. Помните, я с вами.
— Думаете, нам это поможет?
— Нет. Зато мне позволит насладиться игрой. — Тренер улыбнулся напоследок, поманил Мучо Чавоса пальцем и направился к трибунам.
Чернокожий великан с удобством расположился на скамейке запасных в служебном секторе, а Эдик, Дылда и Змей побрели на край поля, где уже собирались их партнеры по играм. Здесь были и гиганты, и коротышки, представители всех известных в Галактике народностей: люди, рангуны, таргарийцы, бородавочники, рептилии, лемурийцы, чесалы, обники и множество других диковинных рас, даже два бочкообразных струппера с грустными лошадиными глазами на абсолютно плоской голове. Все они были наряжены в разноцветную, размалеванную баллончиками с краской форму. С первого взгляда становилось ясно — в первой битве будет участвовать сброд, непрофессионалы, те, кто приехал на Игры впервые.
Трибуны были заполнены едва ли наполовину. Народ не спешил на отборочный матч, большинство отсыпалось после вчерашней массовой попойки. То ли дело, когда на арену выйдут любимцы публики, чемпионы прошлых лет. Не говоря уже о завтрашнем дне. Сегодня и билеты шли за полцены, и прямую трансляцию с Игр вели только три межгалактических стереоканала.
Рефери — именно так официально называли главного судью соревнований, появился перед игроками на антигравитационной платформе — почти такой, о какой Эдик мечтал в госпитале, и на которой парили над стадионом сенаторы — только размерами поменьше.
— Правила просты, — объявил он. — Две корзины с мячами на одном конце поля. Две корзины для мячей на другом конце. Вы можете брать мячи из любой корзины и бросать в любую. Правила… Правила в том, что никаких правил нет. Забивайте сами, не давайте забивать другим. За особо красивые отборы мячей будут назначаться дополнительные баллы. Можете и не биться между собой, просто забивая мячи. Но учтите, что и за некоторые особенно эффектные удары очки начисляются тоже.
Рефери басовито хохотнул. Да уж, зрелище еще то — наперегонки таскающие шары из одной корзины в другую игроки. Да таких зрители тухлыми яйцами закидают!
— За поединком будут следить тридцать моих помощников, — объявил судья. — Хотя каждый из них в бронированном скафандре белого цвета, — чтобы вы могли легко узнать нейтральных людей на поле, — не стоит их бить, сбрасывать в ямы с кислотой, подставлять под удары решеток, колотушек и прочее в этом духе. За это баллы будут сниматься. И напоследок, помните — из шестидесяти присутствующих здесь команд в финальной игре будут участвовать пятнадцать. За дело!
Антигравитационная платформа взмыла вверх, решетки, отделяющие пятачок, на котором собрались команды, от огромного игрового поля, провалились под землю — и игроки дружно ринулись на поле. Здесь они разделились. Несколько команд в полном составе двинулись к корзинам с мячами. Но большинство побежали к пустым корзинам.
— Зачем они туда бегут, идиоты? — радостно осклабился Дылда. — У них ведь даже мячей нет. Какие тупые игроки!
Эдик хмуро кивнул:
— Мячей у них нет. Они намереваются отбирать мячи у тех, кто протащит их через всё поле. Но и мы не лыком шиты. Постоим, посмотрим, как другие будут попадать в ловушки.
Метрах в пятидесяти от кромки поля раздался громкий плюх, к небу поднялся фонтанчик мутных брызг — один из рангунов провалился в яму с кислотой. Послышался дикий вой бедолаги. Зрители радостно загомонили, некоторые разразились аплодисментами.
— Запомнили, где яма? — сказал Эдик. — И она здесь не одна…
Бегущие к пустым корзинам команды сбавили скорость. Но то и дело кто-то из них попадал в ловушку: трещали электрические разряды, вырывались из земли деревянные колотушки, взрывались маломощные пиротехнические заряды. Брань над игровым полем не смолкала.
И только гулкий бубнеж комментатора заглушал крики ярости и боли.
— Я канаю к дальним корзинам, — сообщил Змей. — Буду мячи у лохов отбирать.
— Лохов здесь мало, — буркнул Эдик. — Один мяч нужно захватить с собой. Дылда его потащит, а мы будем охранять со всех сторон. Забьем гол, а потом уже станем отбирать мячи у тех, кто придет следом.
— Накинутс-ся вс-сей ш-шоблой, с-сычи болотные, и под молотки нас-с, — прошипел Змей. — Я этим биндюжникам мяч не понес-су.
— Еще как понесешь! Делаем, как я сказал! Забыл, кто тут бугор? — Цитрус продемонстрировал механический кулак и добавил для острастки: — Сявка поднарная.
— Ладно, ладно, бугор, — пошел на попятный Змей, — сразу на накаты пош-шел, я ж так, я ж-ше за дело радею.
Дылда легко подхватил из корзины один мячик, крякнул и заявил:
— Я и второй могу взять!
— Оставь одну руку, чтобы отбиваться, — приказал Эдик. — Так, Змей, вперед — будешь обнаруживать и обезвреживать ловушки. Дылда следом. Я прикрываю отступление. То есть наступление! Словом, защищаю тылы!
Подумав немного, Эдик схватил второй мяч. Механическая рука словно и не почувствовала тяжести, только ногам стало тяжелее, при ходьбе так и заносило на левую сторону.
У дальних корзин, между тем, завязалась драка. Организаторы предусмотрительно разложили неподалеку от корзин палки, биты, топоры с тупыми лезвиями, острые сабли и хоккейные клюшки. Поспевшие к этому инвентарю первыми команды вооружились и теперь колошматили тех, кто немного припозднился к раздаче бонусов.
— Да, ребята, здесь не шутят, — помрачнел Эдик еще больше. — Если они за оружие так лупцуют друг дружку, то я представляю, как станут мочить нас. Мы-то несем целых два мяча! Вперед!
— А, где наш-ша не пропадала, — заорал Змей. — С-сейчас-с дадим фраерам по рогам. — И ринулся вперед.
— Куда?! — крикнул Эдик. — Держаться вместе! — Слишком поздно. Рептилия уже умчался к дальним корзинам, размахивая кулаками и вереща не своим голосом.
— Стоп! — скомандовал Цитрус, и Дылда застыл как вкопанный. — Переждем здесь. Всё равно прикрыть его уже не получится.
Кончилось всё для рептилии, разумеется, плохо. Для начала Змей получил битой по чешуйчатой морде, после чего его, уронив на землю, порядком попинали ногами. Тренер среагировал мгновенно. Пребывающую в глубокой бессознанке рептилию уволокли с арены, а место Змея занял Мучо Чавос.
Он выбежал на поле из-за разделительной линии, мгновенно завладел одним из мячей и побежал к корзине, не обращая никакого внимания на партнеров. Такой глупости от него никто не ожидал — поэтому его появление у корзины стало неожиданностью для соперников. После недолгой возни с пухлым черверем Чавос завалил противника на панцирь, так что тот ничего не мог поделать, только болтал в воздухе множеством маленьких ножек. А Мучо опустил мяч в корзину, заработав очко для команды. Отвешивая удары направо и налево, чернокожий здоровяк присоединился к Эдику и Дылде.
— Никуда от нас не убегать, — одернул его Цитрус вместо похвалы, — совсем рехнулся — за мячами бегать. А если бы с тобой поступили так же, как со Змеем?
— Пусть попробуют, — попрыгивая на месте и потрясая крепкими кулаками, прокричал Чавос, — эх, давно я так не веселился!
Чтобы немного поумерить его пыл, Эдик вложил в руки чернокожего тридцатикилограммовый шар.
— На, будешь отвечать за его сохранность. Пробиваемся к дальним корзинам. Все вместе! Надо завладеть оружием.
Свалка возле оружейной кучи между тем продолжалась. С арены уволакивали всё новых пострадавших. Запасные выбегали на поле и немедленно кидались в бой. Путь к оружейным запасам преграждала толпа жаждущих получить преимущество игроков. С боем команда Эдика пробивалась к дальним корзинам.
Цитрус вдруг увидел, как взвился над ареной стрекозел с планеты Лемони. В руках стрекозел сжимал мяч и крутил продолговатой башкой — выбирал, в какую корзину опустить добычу. При его летных качествах осуществить точное попадание не составляло труда. Цитрус сообразил, что стрекозел серьезный конкурент, схватил за ногу, одного из игроков, пухленького таргарийца — не то чтобы он недолюбливал представителей этой расы, просто таргариец оказался первым, кто попался под механическую руку. Раскрутив парня, — тот при этом отчаянно визжал, — Цитрус швырнул его вверх. Стрекозел от меткого попадания на время забыл, что надо махать крыльями, камнем полетел вниз и шмякнулся о землю. Да еще попал на красную линию и задергался всем телом, как эпилептик во время приступа.
— Держу пари, мы заработали дополнительное очко, — заметил Мучо Чавос. — Возможно, даже не одно.
Команда продолжила движение вперед. Эдик так вошел во вкус, что уже не мог остановиться. В морду одному в синей форме в коричневую клетку, в морду другому в зелено-желтом костюме, в морду третьему в кирпично-красной сверху и лиловой снизу, этому в полосатой — желтой с черным по кумполу! Ой! Цитрус едва успел остановить кулак перед самым лицом Мучо Чавоса. Тот даже заорал от ужаса — ему уже пришлось однажды испытать, на что способна механическая рука «друга юности», и совсем не хотелось снова отправиться в глубокий нокаут.
— Ты что? С ума сошел?!
— Не знаю, что со мной делается, — выкрикнул Цитрус, вращая налитыми кровью глазами и стуча зубами, — я, кажется, себя не контролирую.
— Это всё адреналин, — сообщил вынырнувший откуда-то из общей свалки рангун и попробовал ударить Эдика сведенными в замок лапами по голове, но Цитрус опередил нападающего, влепив железным кулаком в зубы.
— Никогда не болтай попусту! — И пошел крушить всех подряд, уже совсем не разбирая, кого бьет и почему. Слева и справа мелькали цветастые костюмы, полоски и клетки, а он без устали раздавал удары. Едва кулак протеза достигал цели, врезаясь в челюсть, ухо, грудь, живот врага, Цитрус начинал хохотать от счастья, почти задыхаясь от накатывающего на него безудержного веселья. И снова погружался в пучину злого безумия. Где не было почти ничего. Только разноцветный карнавал дерущихся, лица-маски, мелькающие в калейдоскопе фигуры и тени. Казалось, о мячах никто даже не думает. Тут бы уцелеть да положить побольше соперников.
Между тем Цитрус превратился в настоящую угрозу для всех остальных игроков. От него разбегались в стороны. С верхних трибун отлично было видно, как, врезаясь в толпу, он проделывает в ней натуральную борозду, потом делит ее надвое, и, обогнув по дуге, снова бросается в бой. В его движениях, которые казались на арене беспорядочными, сверху прослеживался четкий рисунок. Вскоре он привлек всеобщее внимание и даже снискал славу, ему скандировали, кричали слова поддержки. У Эдика появились все шансы стать игроком года, выступить перед миллионами и произнести проникновенную речь, во время которой он непременно должен будет сообщить, кому он обязан своей победой.
Матч закончился неожиданно. Прозвучала финальная сирена, и бойцы, как по команде, прекратили мутузить друг дружку. Эдик обнаружил себя стоящим в центре груды игроков, из которых он вышиб дух. Все они лежали в раскоряченных позах с застывшим на лицах выражением боли и страдания. Глядя на поверженных противников, Цитрус ощутил, как зашевелилась совесть. Всё же действовал он не совсем честно, используя мощь механического протеза. Впрочем, во время матча он заметил у одного из рангунов шипастый кастет, которым тот с удовольствием орудовал, пока не получил от Эдика мощный заряд электрошокера в поясницу. Да и сабли с клюшками мало уступали ударной мощи механической руки…
Мучо успел положить свой мяч в корзину, а Дылда свой потерял. Как это случилось, не заметил ни он сам, ни кто-то другой — даже тренер.
— Может, ты его проглотил? — поинтересовался Цитрус раздраженно. — Нет, ну куда можно деть такую болванку?
— Не знаю, — уныло переминался с ноги на ногу великан. — Не помню. Может быть, его кто-то у меня забрал? Или я его уронил? Тут столько народу суетилось — каждый так и старался меня пнуть.
Впрочем, сердился Эдик не сильно. Они забили целых два мяча — мало кому удалось добиться столь впечатляющего результата. Да еще и ловкий бросок таргарийским игроком — этот случай наверняка войдет в подборку лучших эпизодов игры. На определенный гонорар уже можно рассчитывать.
— То, что ты делал, было совсем неплохо, — одобрил Цитруса тренер, встречающий игроков у кромки поля.
— Спасибо, — Эдик расплылся в улыбке.
— В том случае, если бы ты играл в финале. Разве я не просил тебя не выделяться во время первой игры?!
— М-м-м, да, кажется, что-то такое я слышал.
— Кажется?! Что-то такое?! Да ты буквально убил меня! Что мне теперь делать?! Руки на себя наложить?!
— Я не думаю, что всё так серьезно… — ответил Эдик. «А что, если для этого предложить нервному тренеру свою механическую руку?» — мелькнуло у него в голове.
— А ты подумай! — заорал тот. — Теперь уже во втором туре на вас откроют настоящую охоту. И что мне прикажешь делать?! Как объяснить моим нанимателям, что я тебя этому не учил?!
— Со мной что-то происходит, — поделился Эдик, ощущая себя немного виноватым, что само по себе было странно, и еще было другое не менее странное чувство, которое он никак не мог выделить из общего потока эмоций, а потому и не мог ясно о нем рассказать, — когда я наношу рукой первый удар, то теряю разум. Меня несет. Я действую словно бы и не сам. Будто это она, — он приподнял протез, сжал руку в кулак, — она управляет мною.
— Понятно, — тренер помолчал, — волноваться не стоит. Обычный психоз. Я с таким сталкивался. И не раз. Встречается довольно часто. На Больших Межгалактических Играх в том числе. Я бы, конечно, освободил тебя от участия во втором туре, но, боюсь, тогда у нас не будет никаких шансов на победу.
— Никаких? — уточнил Эдик, разом почувствовав свою значимость.
— Играешь ты, должен заметить, очень хорошо, — подтвердил тренер. — Ладно, идите отдыхать, бойцы, только заберите вашего раненного в голову товарища, он лежит там, — тренер махнул рукой, — в медицинской комнате. Наверное, уже очухался после травмы.
— Да какая там травма?! — вмешался Дылда. — Ну, побуцали немного. На астероидах и не такое случается.
Лицо тренера вытянулось.
— А вы… вы были на астероидах? — обратился он к великану.
— Ага, два раза, уби…
— Шутит! — перебил Дылду Эдик. — Когда будут результаты?
— Скорее всего, только завтра утром, — продолжая с интересом приглядываться к толстяку, проговорил тренер. — Пока все очки подсчитают, сверятся с видеозаписями, пока всё сведут воедино… Отдыхайте, набирайтесь сил. Завтра после обеда второй тур. Вы прошли, безусловно. И, к сожалению, скорее всего, заняли первое место.
— Кто бы сомневался, — самодовольно заметил Эдик и погладил протез.
Вечером Кондратьев долго распинался о том, какая счастливая жизнь их ждет после турнира, рассыпался в комплиментах «великолепным игрокам» и напирал на то, что Эдик должен и дальше также стараться, чтобы выступить перед сенатором и благородной публикой с речью.
— Пусть тебя узнает вся Галактика. Пусть все видят, какой он — новый кумир миллиардов граждан Межгалактического сообщества. А во время речи ты скажешь, что, дескать, есть такой протез, экспериментальная модель. Его разработкой я обязан обществу мусонов. Которые скоро будут продавать эти механические руки повсюду. На тебя обрушится золотой дождь, ну и мы, конечно, не останемся внакладе.
Эдик слушал откровения Кондратьева скептически. После слов Мучо Чавоса о том, что мусоны никогда не станут заниматься продажей протезов, у него появились некоторые сомнения в искренности доброго доктора. К тому же на арене он испытывал не самые приятные чувства — то ли действительно адреналиновый удар прямо в мозг, что больше походило на физиологическую реакцию расы лемурийцев, нежели людей, то ли сыворотка агрессивности, которой его опрыскал Кондратьев, начала, наконец, действовать.
На следующий день объявили результаты первого отборочного матча. К пущему неудовольствию тренера, Эдик со товарищи заняли первую строчку рейтинга, набрав больше всех очков, в основном за счет покалеченных соперников. Сразу за ними следовала команда, состоящая из одних только рангунов. Лохматым удалось первыми оказаться возле выброшенного на поле вооружения, они завладели отравленными саблями и ножами и порубили, и порезали очень многих, заслужив овации и любовь кровожадных зрителей.
Рефери на этот раз был краток. Сообщил только, что правила те же, за исключением маленького «но» — ловушек на арене существенно больше по сравнению со вчерашним днем. К тому же все игроки при желании могут воспользоваться привезенным с собой оружием. Тренер выбежал к своим подопечным с заветным чемоданчиком, который летел вместе с ними на таргарийском катере. Щелкнул замками.
— Выбирайте!
Эдик предпочел взять в левую руку отравленный нервно-паралитическим ядом клинок. Он рассудил, что рука-костолом — это, конечно, прекрасно, но холодное оружие тоже не помешает. Дылда вооружился мясницким ножом и топором. Мучо Чавос взял биту и стальной шипастый нарукавник — прикрывать левую руку до самого локтя. Рептилия ограничился бандитской заточкой. «Для настоящего вора нет ничего надежнее обыкновенной пики». Тренер едва не подпрыгнул, услышав эти слова.
— Вот, — сказал он, извлекая из дополнительной коробки, принесенной одним из андроидов, четыре шлема с сетчатой защитой для лица, — надевайте. Это предусмотрено правилами. Там встроенный динамик. Так что по ходу матча я смогу давать вам наставления.
Эдик напялил на голову шлем, задвинул забрало. И сразу почувствовал себя намного лучше. По крайней мере, голова защищена.
На сей раз на скамейке запасных решили оставить Змея. Хотя он так и рвался в бой, крича, что должен поквитаться с теми «волками позорными», что вчера «пустили его под молотки».
— Успеешь еще поквитаться, — успокоил рептилию тренер, — время у тебя будет, уж поверь мне. А пока посиди, отдохни. Погляди на свою физиономию. Разукрасили тебя, как художник-авангардист холст.
Один глаз Змея светился красным из-за лопнувших сосудов, другой был прикрыт набрякшим веком. Ноздри распухли и посинели. Да и при ходьбе рептилия заметно прихрамывал.
Змей и тренер направились на трибуны, а команды, под всё нарастающий гул оваций, устремились на поле. Отдельные игроки успели стать любимчиками публики. Их встречали громкими приветственными криками. Яростнее всего бесновалась трибуна, на которой в полном составе разместились постояльцы «Голубой креветки».
— Эдвард! — орал Ромуальд, посылая воздушные поцелуи. — Я с тобой, мой прелестник!
— Вперед, наши сладенькие! Покажите им, чего стоят ребята с тонкой душевной организацией и мощными, но нежными руками! Эдвард! Эдвард! — вторили трибуны.
— Мучо Чавос! — послышался глубокий, почти оперный бас, и чернокожий испуганно оглянулся.
Большинство болельщиков косились на трибуну «Голубой креветки» с отвращением, искали глазами тех, кого поддерживают нетрадиционалисты, но игроков на поле было так много, что понять, кто именно принадлежит к голубому лагерю, не представлялось возможным. Тем более что ответного воздушного поцелуя Ромуальд так и не дождался.
На сей раз Эдику и его команде действительно подфартило. Им досталось место в углу поля, а не по центру: Значит, всем скопом на них накинуться попросту не успеют — отвлекут другие игроки, несущие мячи к корзинам и попутно дубасящие друг дружку.
По свистку рефери финальный матч начался. На игроков в желто-черных костюмах сразу кинулось несколько команд противников. Собирались быстро вывести их из схватки, чтобы потом сцепиться с менее опасными соперниками и между собой.
— Сговор! — бешено заорал Эдик и с отравленной саблей наголо и механической рукой, занесенной для удара, метнулся вперед. Кровь застучала в висках, всё стремительнее побежала по венам. Пульс колотил, как барабан дикаря. И ритм его становился угрожающим.
Цитрус, как и вчера, внезапно почти утратил здравый рассудок, испытав упоение схваткой, доступное лишь средневековому берсеркеру. Хрясь! Вжик! А-а-а-а-а-а! Крик, исполненный боли, пронесся над ареной, когда, ударив здоровенного рангуна кулаком в грудь, Эдик с лету еще и рубанул его по шее. Зрители, следящие за стремительным перемещением игрока, который столь хорошо зарекомендовал себя вчера, дружно ахнули. А Цитрус уже несся вперед, обратив руку в электрошокер. Его новая тактика увенчалась успехом. Удар током, укол сабли! Удар током, точный выпад! Что может быть проще, чем поразить дергающуюся, неуклюжую цель? Дылда и Мучо Чавос следовали за капитаном команды по пятам и дубасили всех, кто пытался напасть на Эдика со спины, с яростью необыкновенной.
Тренер и трибуна «Голубой креветки» ликовали. От избытка чувств они не могли усидеть на месте, подпрыгивали и вопили, как хор умалишенных. Впрочем, не они одни. Успехи Эдика на поприще тотального мордобоя оценили тысячи зрителей. Наконец, заметив, кого славит Ромуальд, все они вслед за престарелым трансвеститом принялись скандировать: «Эдвард, Эдвард! Я тебя люблю!» И снова: «Эдвард, Эдвард! Я тебя люблю!»
Впрочем, бесчинствовать на поле так же, как в отборочном матче, Эдик долго не смог. Всё же здесь собралась элита Межгалактических игр, профессионалы, чемпионы прошлых лет.
Цитрус слишком увлекся и приблизился к самому центру поля, где его, лишенного поддержки команды, «взяли в клещи». Путь ему преградил огромный рангун с устройством, подозрительно напоминающим механическую взбивалку для крема. Ее лопасти вращались со свистом. Подойти к рангуну не представлялось возможным. Каждый, кто попадал в сферу действия лопастей, падал со сломанным оружием, искромсанными руками, а то и перебитым хребтом.
Цитрус вознамерился обойти досадную преграду, но обнаружил, что проход ему закрыл лемуриец с перекошенным страшным лицом. На этого вряд ли стоило нападать даже с уникальным протезом. Реакции лемурийцев мог позавидовать любой хищник семейства кошачьих, а в ярости они были способны оторвать врагу голову голыми руками — хотя в обычной жизни были милыми, даже поэтичными существами. Эдик бросился налево и попал прямиком в компанию головорезов человеческого происхождения, но с вымазанными черным лицами. Один из них едва не пронзил Цитруса копьем — увернуться ему удалось только чудом. Другие махали резиновыми дубинками. Одна из них врезалась в протез, едва его не оторвав. Владельца коварного оружия даже током не ударило — резина послужила изолятором.
— Насади его на вертел, противный! — неистовствовали трибуны, переменчивые в своих симпатиях. Лохматый и мускулистый обладатель копья понравился многим ветреным болельщикам с нетрадиционной трибуны.
— Извращенцы, что с них взять?! — бурчал себе под нос Эдик, уворачиваясь от выпадов шустрых противников.
— Отступай! — раздалось пронзительное верещание из шлема. — Отступай, недоумок! Вы не взяли мяча! На одних боевых баллах финал не выиграть! Нужно забивать!
От неожиданности Цитрус отпрянул назад, поскользнулся и опрокинулся на спину. Это спасло его от встречи с «кремовзбивалкой», которая покрошила в мелкие шепы копье, едва не пронзившее Эдварда насквозь. Только спустя мгновение он сообразил, что в шлеме есть приемник и передатчик, а совет ему дает сидящий на безопасной трибуне тренер.
«И правда, я увлекся», — решил Эдвард, поспешно отступая.
У кромки поля, неподалеку от корзины с мячами, он застал безрадостную картину: Дылду повалили на землю и избивали ногами пять проворных таргарийцев. Хоть они и были из разных команд, но объединились, чтобы обезвредить великана. Мучо Чавоса видно не было.
Поспешив на помощь к Дылде, Эдик не заметил красную линию и получил сильнейший удар током. Электрические цепи протеза замкнуло, и механическая рука с чудовищной силой ударила в землю. Эдика буквально вышвырнуло с красной линии. Рассыпая искры избыточного электрического заряда, он влетел в толпу таргарийцев, двоих из которых ударило током и отбросило далеко в стороны. Остальные бросились врассыпную. Дылда поднялся на колени, свирепо вращая налитыми кровью глазами.
— Где Мучо? Надо брать мяч и пробиваться к корзине всем вместе! — заорал Эдик.
— Он провалился сквозь землю, — сплевывая кровь, ответил Дылда.
Прежде Эдвард не замечал за ним приверженности к высокому слогу, поэтому сразу понял, что Дылда не шутит. Пошарив глазами, Цитрус без труда нашел замаскированную искусственной «травой» яму с кислотой. Из нее раздавались подозрительные всхлипы, сдавленные вопли и проклятия.
Подцепив пластик протезом, Эдвард сорвал маскирующий тент. В яме с кислотой бултыхались два рангуна, таргариец и Мучо Чавос.
— Вылазь, придурок, — скомандовал Цитрус.
— Не могу. Рангуны вниз тащат, — объявил чернокожий здоровяк. — Ой, мама, как мне плохо… Кислота кожу разъедает… Спаси меня, Эдик.
Чавос, и правда, выглядел неважно — лицо его пошло волдырями и дымилось, что творилось с остальными частями тела, можно было только предполагать.
— Ну я вас! — прикрикнул на рангунов Эдвард и угрожающе взмахнул отравленной саблей. — А ну-ка, канайте в сторону! А то утоплю, как щенят, обезьяны страшные!
Рангуны поняли, что капитан черно-желтых не шутит, и шарахнулись прочь. Обезумевший таргариец заорал:
— Вытащи и меня, дяденька!
— За тобой пришлют медицинский вертолет, — пообещал Цитрус, выдергивая Мучо из ямы. Выглядел межзвездный пират очень неважно. Даже не мог держаться на ногах. Упал на траву и завыл нечеловеческим голосом: «А-у-у-у!»
— Стоило тянуть тебя из ямы, когда ты ни на что не годен! — возмутился Эдик. — Только время потеряли! Вставай, собака! — И стукнул себя по шлему — ему успел порядком надоесть бесконечный ор.
— Вы отстаете! По оперативным данным, вы занимаете тридцать девятое место из пятидесяти! Пятнадцать команд уже забили мячи! Шевелитесь! — безостановочно вещал динамик голосом тренера.
— Вперед, сброд, уголовники проклятые! — ворвался в трансляцию голос Кондратьева. — Вы должны занять первое место! Вы что, забыли о своей миссии?
— Замена! — объявил тренер. — Вместо Чавоса на поле выйдет рептилия! Встретитесь у корзин!
Цитрус сплюнул с досады и побежал к мячам. Дылда последовал за ним. Ситуация на поле складывалась явно не в пользу черно-желтых. У контейнеров с мячами почти не осталось игроков. Битва шла в центре арены и у корзин.
Медработники на антигравитационной платформе выловили из кислоты рангунов и таргарийца, подобрали Мучо, и только после этого на поле вырвался прихрамывающий Змей и еще несколько разношерстных представителей других команд. Пиная друг дружку, они заспешили к мячам.
Команда Цитруса получила серьезное преимущество: их было трое, в то время как остальные запасные игроки не получили поддержки своих команд, сражающихся у корзин за право обладание мячами. Короткая стычка, и все запасные были выведены из строя. Рангун получил электрошокером в морду, двух таргарийцев оглушил зубодробительными ударами злопамятный Дылда, а Змей ударил заточкой бежавшего впереди человека. Один раз, но зато точно. Тот рухнул на красную линию и бешено задергался.
Каждый из команды взял по мячу, но сразу же стало очевидно, что Змею нести тридцатикилограммовый шар тяжело.
— Дылда, берешь два мяча, — скомандовал Эдик. — Только не вздумай потерять хоть один. А ты, Змей, следи за ним и мочи всех, кто на нас косо посмотрит.
— Да они вс-се ко-со с-смотрят, — прошипел Змей. — Но мне не привыкать… Буду моч-щ-щить вс-сех.
Приближение группы черно-желтых с тремя мячами группа игроков в центре ожидала с нескрываемым нетерпением. Зрители ревели:
— Врежьте им! Отнимите мячи! Убейте полосатиков!
— Любовь толпы переменчива, — вздохнул Эдик. — Что же это наш Ромуальд замолчал?
Будто в ответ на его реплику с трибун раздались слабые, едва слышные крики:
— Мы любим тебя, Эдвард! Эдвард, задай им!
— Задам! — воодушевился Цитрус. — Я им сейчас так задам — мало не покажется!
И с разбегу врезался в толпу.
Держать мяч в живой руке было очень тяжело, но протез сейчас был необходим, чтобы обороняться и нападать. Эдик прокладывал просеку в рядах противника, по которой двигались Дылда и Змей. Великан только пыхтел под тяжестью двух мячей, а Змей временами делал точные выпады заточкой — после чего кто-нибудь падал на землю, держась за горло.
— Убийцы! Убийцы! — скандировали трибуны. Их рев был восторженным, никакого осуждения содеянному он не содержал — народ собрался посмотреть на кровавое зрелище, пощекотать себе нервы, и команда Цитруса устроила зрителям по-настоящему жестокое представление, выводя игроков из строя одного за другим. Дела у них шли как нельзя лучше, пока на их пути вновь не объявился рангун с «кремовзбивалкой». Эдик скрипнул зубами от злости.
— Отдайте мячи, ребятки! — пророкотал рангун. Голос его заглушал свист лопастей. — А то пошинкую.
— Держи, — крикнул Эдик, перекладывая мяч из уцелевшей руки в механическую. Мощный бросок — и рангун улетел. Тридцатикилограммовый шар сломал ему ребра и размозжил органы.
— Кто еще хочет? — заорал Цитрус, выхватывая из рук Дылды еще один мяч. — Ну?!
Воспользовавшись замешательством противников, на заплетающихся ногах он пробежал сто метров до корзины и вложил туда мяч. Первый гол, забитый собственноручно!
— Двенадцатое место! — удовлетворенно прозвучал голос тренера из динамика шлема. — Еще один гол — и вы недосягаемы! За удар рангуна мячом начислили сразу два очка!
— Ура! Прогибаются гады! — выдохнул Эдик.
Не успел он это сказать, как ситуация в корне изменилась. Без поддержки Эдика на Змея и Дылду навалились всей толпой. Рептилия только и успел взмахнуть три раза заточкой — ему отрубили саблей руку, а потом принялись топтать окровавленное тело. Дылду тоже проткнули в нескольких местах. Великан изо всех сил прижимал к себе мяч, истекая кровью, стоял, как скала на берегу океана, но десятки жадных рук тянулись к вожделенному предмету, а на голову Дылды обрушивались сильные удары.
— Я спасу тебя! — прокричал Эдвард, но вовремя опомнился. За тот мяч придется драться. А о мяче, которым он сбил рангуна, все почему-то забыли! То ли игроки не поняли, чем швырнул в противника однорукий, то ли в пылу схватки перестали что-либо соображать…
Предоставив Дылду своей участи, — хорошо бы, если бы он продержался подольше, чтобы не дать никому возможности заработать очки на красивом отборе, — Эдик рванул к поверженному рангуну, подхватил мяч и бросился к корзине. С воплями устремились наперерез игроки — но было поздно. Взмах механической руки, и победный мяч влетел в корзину! Эдик не заметил внезапно выдвинувшейся из травы скобы-ловушки, и огромная деревянная колотушка, спрятанная прежде под ареной, обрушилась на то место, где он только что находился. Хорошо, что Цитрус двигался быстро, поэтому колотушка дала в лоб сумасшедшему лемурийцу, от чего он отлетел на несколько метров и зарылся затылком в землю.
Над полем раздался оглушительный рев сирены, понеслись звуки бравурной музыки: финальный тур Больших Галактических Игр завершился! Победившая команда и ее лучший игрок Больших Межгалактических Игр определены! Эдик ни секунды не сомневался, что лучший игрок — он. Правда, победа далась нелегкой ценой: гудели ноги, протез, казалось, сейчас отвалится, саднили мелкие ссадины и порезы… Но, главное, он стал героем этого сезона!
«Интересно, — подумал Эдик, — Змей истечет кровью или злосчастную рептилию всё же смогут спасти?» Он поискал ящерицу глазами. Но из-за толпы медиков и журналистов на поле ничего невозможно было разглядеть.
— Пес с ним, — решил Цитрус. — Здесь наши дорожки расходятся. Правда, я тоже не прочь прокатиться на Австралион, а с этой уголовной мордой там покоя не будет. Но планета большая — неужели мы обязательно будем мешать друг другу? К тому же, у меня есть протез. Действительно, что за глупая мысль менять такую замечательную штуку на клонированную руку? Рука не так функциональна, надежна и долговечна…
Судья соревнования спикировал на своей платформе едва ли не на голову Эдика. Рядом с ним примостился знаменитый спортивный комментатор, длинноухий таргариец Фри Три, известный по всей Галактике — его регулярно показывали по стерео, на всех центральных каналах.
— Вот он, наш герой! — заорал таргариец, на лету набрасывая на голову Эдика какую-то странную штуковину. Эдик поспешно перехватил предмет, поднес к глазам. Это был лавровый венок, а не собачий ошейник, как ему показалось поначалу! С достоинством Цитрус возложил его себе на голову, поверх шлема.
— Слава, слава, слава! Слава команде черно-желтых и ее капитану, лучшему игроку Эдварду Цимесу! — продолжал кричать таргариец. — Мы тут навели о вас кое-какие справки, уважаемый Эдвард! Правда ли, что…
— Нет, я никогда не был на астероидах, это всё гнусные слухи, — перебил его Цитрус, который не стал спорить из-за того, что его фамилию произнесли неправильно. В конце концов, что такое фамилия? Набор букв… — И аферами я не занимался. В долг не брал. Наоборот, это мне должны кучу бабок…
— Но я вовсе не это хотел спросить! Мы не сомневаемся в вашей кристальной честности, господин Цимес! Правда ли, что, владея бубличной фабрикой на Амальгаме-12, вы регулярно помогаете сиротским приютам и фондам для бедных, а половину гонорара за победу обещали перевести для обустройства питомника осиротевших ящериц на Австралионе?
— Что за чушь? — возмутился Эдик. — Половину гонорара каким-то ящерицам? Ячто, похож на идиота?!
Таргариец сделал страшные глаза и прошептал:
— Говорите, что всё это правда, Цимес! Никто ведь не заставит вас делиться деньгами на самом деле! А на публику нужно произвести хорошее впечатление. Это называется — делать пи-ар.
— Я обожаю маленьких ящериц, — Эдик, наконец, сообразил, что от него требуется, и начал играть роль чемпиона.
— Противный! — раздался вопль с трибун. — Мы-то думали, что ты обожаешь нас!
— Да, я люблю вас, дорогие зрители, — без особого энтузиазма сообщил Эдик. — Но сейчас я очень устал.
— Тронная речь! Тронная речь! — скандировали трибуны.
— Сейчас мы полетим к главе Сената Анатолию Пупочкину, и вы, Цимес, обнявшись с ним, произнесете свою речь! — объявил Фри Три. — Пупочкину через месяц снова баллотироваться в Сенат — ему тоже нужен пи-ар. А уж он не забудет, кому обязан. Пупочкин — влиятельный человек.
— Ладно, двигаем быстрее, — начал раздражаться Эдик. — Пупочкин, Ягодицын — мне всё равно. Лишь бы деньги за победу поскорее отдали. А можно я скажу благодарственное слово мусонам за их чудесный протез?
— А вот этого не надо, — неожиданно вмешался судья. — Вся реклама — после игр. Вам еще предстоит участие во многих шоу. Там и скажете всё, что хотели.
Эдик прислушался. Не отзовется ли в динамике шлема Кондратьев, возмущенный тем фактом, что судья против упоминания мусонов и чудесного протеза? Но доктор, как ни странно, молчал. Цитрус решил, что передатчик шлема повредился во время игры.
«Пожалуй, так даже лучше, — подумал он, — что за радость, слушать с утра до ночи наставления вредного Кондратьева? Чемпион я или не чемпион?! Могу, наконец, отдохнуть?! Да, имею полное право».
В сопровождении судьи и толпы журналистов Эдик двинулся вокруг поля к западным трибунам. Там уже приземлилась платформа главы сената. Анатолий Пупочкин стоял на возвышении в горделивой позе и ожидал победителя. Изрядно выпачканный кровью, с протезом вместо левой руки, Эдвард Цитрус вызвал у него самые противоречивые чувства. С одной стороны, главе Сената следовало пожать победителю руку, поздравить, сказать множество теплых слов, но почему-то этот невысокого роста человек с безумным взглядом и всклокоченными темными волосами вызвал у него страх. Пупочкин покашлял, стараясь ничем не выдать волнения. На него было направлено множество стереокамер, поминутно щелкали голографические фотоаппараты. Он не мог показать себя трусом перед лицом миллионов жителей цивилизованного космоса.
Волнение Анатолия Пупочкина оказалось вполне обоснованным. По мере того как Эдик приближался к сенатору, в голове у него всё больше мутилось. Лица на трибунах поплыли, смазались. Шагающий рядом журналист стал напоминать длинноногую цаплю. С заляпанного кровью газона арены на Цитруса смотрело множество немигающих глаз. Стараясь не наступить на них, он стал выбирать дорогу.
Заметив, что с победителем творится что-то не то, судья попытался поддержать его под локоть, но Эдик вырвал руку и пробормотал нечто нечленораздельное. Он и сам ощущал, что с его рассудком происходит нечто странное, стянул с головы шлем и отшвырнул в окровавленную траву. Корреспонденты центральных изданий отпрянули в стороны, опасаясь, как бы брошенный изо всех сил предмет не угодил в них.
Увидев выходку победителя, Анатолий Пупочкин весь затрепетал и всерьез начал подумывать, не пустить ли ему платформу в полет — подальше от этого однорукого. Страшным усилием воли он заставил себя оставаться на месте и даже улыбнулся, шагнув навстречу забрызганному кровью игроку, протянул ладонь для рукопожатия.
Эдик замялся на мгновение, словно размышлял, потом ухватил главу сената за запястье механической рукой и дернул. По трибунам прокатился крик, полный ужаса.
— Что… что вы… — пробормотал таргарийский журналист и упал в обморок. А Пупочкин дико завыл.
Следующим движением, выпустив оторванную кисть руки, Цитрус схватил Анатолия Пупочкина и одним движением свернул ему шею. Вой оборвался. А потом Эдик перерубил позвонки несчастного ударом встроенного в протез клинка. Словно этого было мало, Цитрус несколько раз ткнул главу сената выдвинувшимися острыми пальцами в области жизненно важных органов.
Несколько секунд, в течение которых весь стадион пребывал в глубоком шоке, хватило на то, чтобы, отшвырнув бездыханное тело, убийца метнулся прочь. Журналисты тоже кинулись врассыпную. Самые нерасторопные были атакованы Эдиком. Мощными ударами он расшвырял их по арене и помчался к воротам, ведущим к выходу со стадиона.
Охранники уже бежали между трибунами, целясь в спешащего скрыться преступника из иглометов и лучевых пистолетов. У ворот завязалась жестокая драка — болельщики избивали друг друга, чтобы не оказаться на пути взбесившегося игрока. Полицейские и бойцы межгалактического охранного управления преградили убийце дорогу.
Уклоняясь от зарядов парализаторов, Эдик, в свою очередь, бил представителей власти механическим кулаком, жалил зарядами тока. Но охранников было слишком много, чтобы ему удалось с ними справиться или хотя бы сбежать. Схватка длилась недолго — убийцу главы сената усмирили несколькими точными паралитическими ударами и потащили выгибающееся дугой тело к катерам.
Как всегда, Эдику не повезло. Один из охранников перепутал боекомплект и вместо паралитических ампул стрелял бронебойными пулями. Все три выстрела пришлись в правую ногу Цитруса, которая теперь болталась на лоскутах кожи. Но ему было уже всё равно…
У Эдварда, наконец, появилось время для размышлений. Тюремный транспортник в сопровождении усиленной команды конвоя увозил его с Глока-13. В узкой камере, где сидел Цитрус, не было ничего, кроме койки и унитаза. Знаменитого преступника кормили два раза в день, а не один, как всех остальных. Держали в одиночке. Однорукий, со стянутой жестким корсетом ногой (врачи утверждали, что спасти ногу может только чудо, и вряд ли оно произойдет), он сидел на шконке и день напролет размышлял, как мог так дешево купиться на мусонские россказни о вольготной жизни. Если подумать, его банально кинули. Сделали из него убийцу главы сената, который чем-то мешал могущественным мусонам.
На такое преступление по доброй воле пошел бы только фанатик. За убийство простого сенатора полагается пожизненное заключение в стальной клетке на глазах у тысяч посетителей какого-нибудь зверинца, которые будут рады забросить узника камнями. Что его ждет за Анатолия Пупочкина — остается только догадываться.
Эдик пошевелил культей — власти приняли решение изъять у него опасный протез, который был, к тому же, вещдоком, заменив на обыкновенный. Но замену пока не доставили, приходилось обходиться одной рукой.
Цитрус припал щекой к стене, почувствовал передающуюся пластику вибрацию двигателя. Корабль спешил туда, где над Цитрусом устроят судилище — если, конечно, он до него доживет. Вряд ли мусоны оставят в живых такого опасного свидетеля.
Жить ему осталось от силы несколько месяцев, а скорее всего — несколько дней. Только сейчас Эдик понял, что сыворотка агрессии, которой его опрыскал Кондратьев, на деле оказалась системой электронных нанодатчиков, проникающих через кожу в нервные ткани и прямиком в мозг. Такая технология была давно разработана российскими учеными и применялась в военной отрасли. Посылая с помощью специального устройства электронные импульсы, можно было заставлять человека делать всё, что угодно.
«В первый день турнира они испытывали работу датчиков, — понял Эдик, — а потом задействовали меня, как обыкновенного робота. Я просто ничего не мог с собой поделать. Сейчас они по-прежнему в моем организме… Я выполнил свое предназначение, и больше мусонам не нужен. С помощью этих датчиков они могут заставить меня задушить самого себя или броситься на господина судью, чтобы меня пристрелили, как бешеную собаку… Прав был Мучо Чавос. Надо было мне его послушаться. Никогда не доверяй мусонам. Они пустили всех в расход, а меня подставили. Как бы я хотел вернуться на астероиды! Устроить там лотерею. Зажил бы спокойно. Купил бы себе резиновую женщину… Любил бы ее по ночам. И зачем я только сбежал оттуда?! Проклятые мусоны!»
Удар потряс корабль внезапно. Эдик приложился головой о пластик обшивки и рухнул с койки. Да так неудачно, что врезался затылком в пол и от боли едва не потерял сознание. Заболела загипсованная, обколотая анестетиками нога. В глазах у Цитруса помутилось. Он с трудом поднялся на ноги — металлический каркас, поддерживающий перебитую ногу, позволял кое-как ковылять — и, тыкаясь в стены, добрел до двери. Припал к ней, слушая, что происходит на корабле. Звуконепроницаемая оболочка камеры хранила горделивое молчание. Цитрус зарычал от досады. Любой межзвездный корабль оборудован защитой от мелких небесных тел — вряд ли случайный астероид влетел в катер межгалактической охранной службы. Значит, его кто-то атаковал. Может, вольные революционеры космоса, коллеги Мучо Чавоса по ремеслу. Вряд ли это кто-нибудь из его команды решил выручить своего бугра. Когда он видел их в последний раз, все они были очень плохи. Дылда и Змей истекали кровью, а чернокожий гигант дымился, как хорошо прожаренный бифштекс.
«Что же там происходит?» — Эдик затосковал, не зная, что предпринять. Ударился плечом в дверь и едва не зарычал от боли.
Ситуация разрешилась очень скоро. Дверь с шипением отъехала в сторону, и на пороге предстал доктор Кондратьев, собственной персоной.
— Ма… Матвей Игнатьевич, — Эдик заморгал, пребывая в недоумении, потом его обуяла жгучая ярость, смешанная со страхом, он сжал кулак, намереваясь кинуться на обманщика, прежде чем тот пустит его в расход. Но Кондратьев огорошил заключенного, объявив:
— Ты свободен, славный борец за права прогрессивного человечества Эдвард Цитрус! — И гаденько засмеялся, потирая руки.
— Как это?! — насторожился Эдик и на всякий случай отступил подальше. — Решили сами убрать свидетеля?! Усыпляете бдительность?
— Нет, Эдвард, — Кондратьев покачал головой, — мусоны верных людей не бросают. Если бы мы хотели убить тебя — взорвали бы корабль, и все дела. Наш боевой отряд отбил тебя у полиции. Ты свободен.
— Ну да? — не поверил Цитрус. — К чему такие старания?
Кондратьев шагнул в сторону, и Эдик увидел толпу бородачей с автоматами наперевес, а вместе с ними — красивую девушку с лицом, которое явно было ему знакомо.
— Марина! — вскричал Цитрус, узнав юную мусонку, которая не так уж давно вела его голым по городу.
— Эдик! — девушка шагнула вперед. — Я всё про тебя знаю! Матвей Игнатьевич сказал, что ты настоящий герой, боец сопротивления. Что ты с нами с самого начала. Прости меня за то, что я тебе не доверяла!
От этих слов Цитрус впал в ступор — только сердце его заколотилось сильнее. Неужели это правда? И мусоны вытащили его из беды?
— Следуй за мной, Эдик, — пригласил Матвей Игнатьевич, — тебе нужно как следует подкрепиться, вымыться, примерить протез, который мы бережно хранили для тебя. В общем, тебе нужно прийти в себя. На нашем корабле для этого есть все условия. Марина, проводи Эдварда. Думаю, тебе следует помочь ему.
— Есть, — ответила девушка, отсалютовала Кондратьеву и аккуратно взяла заключенного Цитруса под локоть. Не отрывая глаз от красивого лица девушки, он заковылял за нею следом на корабль мусонов. Бородатые бойцы сопротивления за их спинами одобрительно загудели. Потом двое из них подхватили Эдика под мышки и потащили на руках.
— Заложим взрывчатку! — скомандовал Матвей Игнатьевич. — Взорвем эту посудину к чертовой матери. — Связанные полицейские с кляпами во рту сдавленно замычали. — Вместе со свидетелями, разумеется, — уточнил Кондратьев с самым довольным видом. — Где это видано, чтобы мусоны оставляли свидетелей?! Адью, легавые! — Махнул он на прощание и двинулся следом за Эдиком и Мариной.
Спустя каких-нибудь десять минут полностью обнаженный Эдик уже нежился под заботливыми руками юной мусонки, лежа в шикарном джакузи. Гипс слегка мешал, но после приема изрядной порции фенобарбитала Цитрусу было уже всё равно. Марина осторожно намыливала спину бойца за права мусонов, приговаривая:
— Боже, какой ты стал худой, Эдвард! Когда я видела тебя в последний раз, ты таким не был.
— Это потому, что тогда я был богатым наследником, дедушка оставил мне бубличную фабрику на Амальгаме-12, — нравоучительным тоном сообщил Цитрус. Ему было как никогда хорошо. — А сейчас я беглец от закона. Суд наверняка приговорил бы меня к смертной казни за убийство главы сената Анатолия Пупочкина.
— Этот Пупочкин был очень плохим человеком, — поделилась с Эдиком девушка, — взяточником и казнокрадом. Но это мелочи — он собирался выпустить закон, запрещающий нашу организацию. А великого магистра мусонов Адольфа Шимлера он грозил посадить в тюрьму.
— В тюрьме не так уж и плохо, — сообщил Эдик, — вот здесь потри, пожалуйста, — он ткнул пальцем в область пупка. — Полагаю, Шимлеру там бы понравилось… — Тут Марина принялась намыливать его живот, и Цитрус сомлел совершенно. Из небытия его вывел громкий голос Матвея Игнатьевича:
— Наслаждаешься?!
— Что за черт?! — Эдик едва не подпрыгнул. Кондратьев незаметно вошел в ванную комнату и теперь стоял позади девушки, с интересом разглядывая тощее тело убийцы сенатора и его ногу в гипсе и стальных спицах.
— У меня к тебе есть дело, Эдик, — вкрадчиво проговорил Матвей Игнатьевич, — будь так добр, когда закончите, зайди в мою каюту. Ты легко ее узнаешь. Она под номером один. Договорились?
— Угу, — с неудовольствием пробурчал Цитрус.
— Ладно, не буду больше вас отвлекать. Общайтесь. — Посмеиваясь и потирая ладони, Кондратьев удалился.
— Как же он меня достал! — Эдик хлопнул кулаком по кафельной стене.
— А я думала, вы друзья, — удивилась Марина, — ради тебя он пошел на такой риск. Нападение на полицейский корабль. Не всякий на такое решится.
— Как же, друзья, — проворчал Цитрус, — скорее партнеры по опасному бизнесу. Вот скажи, что ему сейчас от меня понадобилось?
— Не знаю…
— Не знает она, — сварливо проговорил Эдик и вдруг схватил Марину поперек талии. Девушка попыталась вырваться, но Цитрус повалил ее в ванну и впился в губы долгим поцелуем. Жаль, ему еще не успели заново приживить протез. За некоторые выходки Эдик хотел бы поквитаться с Мариной даже сейчас…
— Будешь сверху? — спросил он.
— Конечно, — отозвалась юная мусонка. — Тебе же так удобнее, дорогой…
На выходе из ванной комнаты Эдика ожидала парочка бородачей. Один с автоматом наперевес, другой, вооруженный лазерной винтовкой.
— Нас Матвей Игнатьевич прислал, — поведал один из них, — чтобы мы проводили.
Такая опека Цитрусу очень не понравилась. Впрочем, бородачи оказались заботливыми — они раздобыли где-то кресло на колесиках, посадили в него Эдварда и покатили перед собой к каюте номер один. Бородач с винтовкой коротко стукнул в дверь.
— Войдите! — послышался крик Кондратьева. Эдика вкатили в апартаменты Матвея Игнатьевича.
Бойцы мусонов остались дежурить у входа.
— Что это всё значит?! — накинулся на Кондратьева Цитрус. — Вы же говорили, что я свободен! Что это за произвол! Что за бесконечный обман!
— Спокойнее, мой друг, — Матвей Игнатьевич поудобнее устроился в кресле, закурил сигару, — помолчи и послушай, что я тебе скажу… Дело в том, что тебе очень повезло. Ты нужен мусонам. Послужишь нашему общему делу и непременно окажешься в выигрыше…
Эдик в раздражении оттолкнулся от стены и подъехал на своем катающемся кресле к столу Кондратьева.
— Я что, мало сделал для мусонов?!
— Немало, — согласился Кондратьев, — но можешь сделать еще больше. И обязательно сделаешь.
— А если я откажусь?
— Видишь ли, Эдик, — Матвей Игнатьевич с удовольствием затянулся и выпустил к потолку облако сизого дыма, — у тебя нет выбора. Подумай о том, что мусоны могли оставить тебя на этом полицейском корабле, и тогда тебя подвергли бы многодневной пытке, а потом умертвили. Но организация решила дать тебе второй шанс.
— Как?! — вскричал Цитрус. — Второй шанс?! Да вы же меня и втравили в это дело!
— Эдик, Эдик, — покачал головой Матвей Игнатьевич и посмотрел на Цитруса с осуждением. — Скажи мне, как ты думаешь, где сейчас остальные члены команды?
— Где? — Цитрус затаил дыхание, ожидая услышать самое худшее.
— Все они живы, подлечены. Вы встретитесь на Австралионе.
— Как это?! — не понял Эдик. — Вы что, хотите отправить меня на курорт?
— Именно, — улыбнулся Матвей Игнатьевич, — рад, что ты оценил нашу заботу. Мы собираемся отправить тебя на курорт. Правда, у тебя и твоих друзей там будет маленькое задание. Совсем маленькое. Дело в том, что на Австралионе проходят общемировые состязания по серфингу. Знаешь, что такое серфинг?
— Слышал, — коротко отозвался Цитрус. — На досках придурки ездят. С волны. Никогда не увлекался.
— Вот и прекрасно. Если в этих соревнованиях победит команда, чей капитан не имеет ноги…
— Что?! — вскричал Эдик. — Как это не имеет ноги?! Какой он тогда серфингист?
— Самый настоящий! Самоотверженный! По легенде, — голос Кондратьева сделался необычайно вкрадчивым, — разработанной в нашем центральном управлении… Ногу капитану команды серфингистов откусила акула. Но он, мужественный человек, вернулся, чтобы возобновить занятия спортом, и более того, занять первое место. Разумеется, мы снабдим тебя великолепным протезом, который поможет тебе обойти всех соперников в честной борьбе.
Эдик тяжело вздохнул.
— А Дылда? Мучо? Змей, наконец? Что будет с ними? Они тоже станут одноногими серфингистами?
— Им организация доверяет не так сильно, как тебе. Поэтому они, как всегда, составят группу поддержки. Капитан должен быть один. Вы все вместе едете на Австралион по приглашению Змея — он уже на планете. Вступает в права владения крокодилопитомником.
— И кто из сенаторов на этот раз будет присутствовать на состязаниях?! — тихим голосом поинтересовался Эдик, размышляя, удастся ли ему добежать до стола Кондратьева и опустить тяжелую пепельницу на голову доктора, прежде чем негодяй закричит и в кабинет ворвутся вооруженные бородачи. Нет. Ему надоело рисковать! Он не хотел снова играть в догонялки со смертью!
— Глава планеты, — доверительным шепотом поведал Кондратьев, — мерзкий, мелочный человечек. Если он исчезнет, всем станет только лучше.
— Но вряд ли он пойдет в объятия к чемпиону так же, как Пупочкин, — задумчиво проговорил Цитрус. — Не может быть, чтобы влиятельный чиновник попался в ту же самую ловушку. Ему и телохранители ничего подобного не позволят!
— Нет, он не придет в твои объятия, Эдик, — Матвей Игнатьевич даже засмеялся, так ему нравился придуманный в недрах организации мусонов план. — Он будет стоять на десятиметровой трибуне, за двухметровым щитом из пуленепробиваемого стекла.
— И как же я его тогда убью?! Или ваш план не включает в себя убийство?
— Включает, мой дорогой Эдик. К сожалению, включает. Мусоны должны бороться за свои интересы любыми способами. А приглашение на трибуну тебе не потребуется. Ты просто запрыгнешь туда.
— Выше, чем на десять метров? — спросил ошарашенный Цитрус. — Но каким образом?!
— У тебя будет очень хороший протез. Искусственная нога гораздо лучше настоящей, она обладает замечательными толчковыми свойствами. С места, без разбега, метров на пятнадцать вверх! Мы даем своим людям всё самое лучшее и заботимся о них!
Мария ожидала Эдика в своих апартаментах. Бородачи вкатили коляску в каюту и, посмеиваясь, удалились.
— Они хотят распиливать меня по частям, — поделился Цитрус с девушкой.
— Милый! — вскричала Мария и упала к нему на колени, так что Эдик заорал от боли и понял, что обречен. Осыпая его поцелуями, девушка одновременно расстегивала ворот рубашки. — Я так и знала, что ты настоящий герой!
Цитрус ее не слышал, его мысли занимало сразу несколько вопросов — захотят ли мусоны после искусственной ноги наделить его и другими частями тела, гораздо более совершенными, нежели его нынешние члены? В общении с женщинами ему могли бы пригодиться некоторые механические органы. При условии, конечно, что они, точнее, он, будет чувствовать положенное… А когда все его конечности станут искусственными и вместо сердца у него будет пламенный мотор — дадут ли мусоны ему высокотехнологичную голову, чтобы он, победив в конкурсе эрудитов, прикончил очередного неугодного организации чиновника?!
— Когда всё закончится, — говорил в это самое время в апартаментах Кондратьева важный гость, — сделайте так, чтобы он спрыгнул с самой высокой скалы в океан. Пусть его съедят акулы.
— А что делать с остальными? — поинтересовался Матвей Игнатьевич.
— Следом, — ответил великий магистр ложи мусонов Адольф Шимлер.
— Всех?
— Разумеется, всех, Кондратьев. Когда это мусоны оставляли опасных свидетелей?!