Он приехал под вечер. В сером, потемневшем лице Сергея тлела слабая улыбка от встречи. Тусклые, виноватые глаза его выражали несоизмеримую горечь беды. Отрешенный вид, опустившиеся плечи, усталые движения тела предопределяли отрицательный настрой состояния. Софья удивилась, как он постарел за два дня после встречи на Перевале Бабьих слез.

Подъехав ближе, Сергей остановил лошадей, тяжело спрыгнул на землю, потянулся обеими руками для приветствия:

– День добрый, уважаемые! – поочередно обнимая всех, кто стоял перед ним, говорил он. – Долго вас искал… нашел-таки!

– Что же один? – степенно осматривая лошадей без всадников, осведомился Фома Лукич, переживая рассказ Софьи. – Где же сотоварищи?!

От его вопроса Сергей опустил глаза, стал скован в движениях, присел на чурку, первым делом спросил:

– Случаем, табачку не найдется?

Фома Лукич посмотрел на Татьяну, та поспешила под навес, принесла мешочек с табаком, подала Сергею. Тот благодарно посмотрел на нее, качнул головой:

– Незнакомая женщина… тогда тебя не было. – И Маркелу: – Кто это?

– Супруга моя! – улыбнувшись, с гордостью ответил за Таню Маркел. – В тот год на Покрова и женились!

– Вон как! А поколение, так-с сказать, тоже твое?!

– Трое – наши с Татьяной! Гришатка – Софьин.

– Про Гришатку знаю, знаком! – подавая руку ребенку, заметил Сергей.

Вспомнив об угощении, Сергей встал, полез в котомку, достал большую, железную коробку с леденцами, протянул малышам, – угощайтесь! – вновь присел на чурку, стал заворачивать самокрутку.

Дождавшись пока он закурит, староверы отодвинулись в стороны. Никто из Погорельцевых не переносил табачного зелья – грех! Однако в запас для пришлых людей табак все же высаживали.

Затянувшись пару раз, Сергей солово закрыл глаза, закашлялся, улыбнулся: хорош табак! Дед Лука тем временем, опираясь на посох, обошел привязанных друг к другу за уздечки лошадей вокруг, довольно цокнул языком:

– Хороши кони! Монголки! Енти по горам ходить до упаду будут, пока копыта не сотрутся! Выносливые!.. Не чета нашим.

– Забирайте трех коней, – не поворачивая головы, предложил Сергей.

Погорельцевы оцепенели:

– Как так, забирайте?! А как же хозяева?

– А нету, хозяев… – густым голосом ответил Сергей.

– Как так, нету?! – все посмотрели на Софью. – Софья глаголила, видела вас, трое было.

– Было… теперь – нет, – повторил Сергей и, выдержав паузу, сказал страшную новость: – Задавило моих товарищей камнем…

Погорельцевы переглянулись:

– Как задавило?! Когда? Почему?..

– А вот в тот вечер, как с Софьей виделись, и задавило, – глухим голосом подтвердил Сергей. – Копали мы под тем камнем, где рисунок. Под лопату начали какие-то останки попадаться: кости, ремни, железки разные… Спутники мои вдвоем в яме были, я наверху. Обрадовались находке, думаем, точно здесь золотая статуя. Мужики в азарт вошли, как кроты под камень залезли, вот-вот у цели будем! А дальше… разом все ухнуло… упал камень на моих товарищей, задавил разом, я едва отскочить успел. Вижу, у них ноги судорогой тянет… а потом затихли… заметался я вокруг, кабы помочь, да где там… видимо, смерть быстрой была.

– А как же вы работали, стяжками камень подпирали?! – в ужасе спросил Фома Лукич.

– Вот и да то, что нет, – подавленно ответил Сергей. – Это я потом понял, что надо было камень перед работой подпирать деревом… да поздно.

– И что дальше? – в нетерпении встряхнул бородой дед Лука.

– А дальше… такое тут на меня прозрение пришло, что и думу думать не мог. Не зря, видно, то все было. Вспомнил я, как по дороге у нас разные злоключения происходили. Один раз сойоты (тувинцы) напали на нас, хотели коней отбить. Долго мы отстреливались, едва ушли. Потом на переправе один из нас едва не утонул. В горах плутали три раза, будто черт дорогу путал. А последний день, хорошо на разъезд красных не нарвались, вовремя за гривой спрятались. И все это время, будто кто за ноги коней треножил, не давал идти. А в голове мысли плохие, как предостережение: не ходите на перевал!

Замолчал Сергей, завернул вторую самокрутку, закурил, продолжил:

– Такой там на меня страх напал, когда один остался. Вроде вечер хороший, обычный, а горы насторожились. Затихло все вокруг, птицы не поют, ветер не шумит, ручей притих. А на себе вдруг чувствую чей-то взгляд, будто кто смотрит. Долго я так сидел, по сторонам смотрел, потом все же решился. С другой стороны камня землю подкопал, думал, там золотую статую найду. Не нашел… нет там ее. Может, и не было, вся эта легенда – пустая байка. Докопался до товарищей своих – глаза открыты, а во взгляде ужас застыл, будто в последнюю минуту дьявола увидели. Так мне вдруг страшно стало, будто смерть свою в руках держу. Никогда в жизни так не боялся, хотя много раз под пулями в атаку ходил, да на саблях бился. А тут еще, так явственно, хорошо слышно, кто-то наверху, рядом прошел. Тяжелые шаги, не медведь, не зверь, а будто человек большой. Выскочил я из-под камня наверх – нет никого! А только кони почему-то по поляне кругом бегают по кругу, пена на губах. А с горы камни катятся… потемнело все вокруг, тучи со всех сторон, света белого не видать! Здесь мне и того горше, паника в душе. Схватил я лопату, быстро закопал товарищей своих… похоронил… поймал как-то лошадей, связал в связку, да к вам, сюда. Едва нашел! Две ночи по гольцам крутился, пока знакомый белок увидел.

Для Погорельцевых рассказ Сергея – еще одно доказательство в существование Всевышнего. Все, что произошло, было не зря. Случившееся не случайное стечение обстоятельств, а направленное убеждение в таинство бытия потусторонних сил. Староверы верят, Бог подсказал Софье ранее, где лежит Тотан, предал его в надежные руки, чтобы они забрали его, укрыли в надежном месте от посторонних глаз. Всевидящий знал, что очень скоро придут чужие, корыстные люди. Нельзя предавать Святого Будду на растление во благо чрева. Тотан – Бог целого народа. Он не должен покидать этот мир для созерцания неверных. Тотан должен жить здесь, как святыня постоянства. Покровитель сотен тысяч людей – усопших, существующих и потомков – имеет немыслимую силу защиты, которая была создана преданными душами поклонников веры в Будду. Он несет в себе направленную духовную кладезь совершенства. Уничтожить Тотана как святыню, значит, убить Бога. А что может быть ничтожнее вторжения в святость духовного мира, искоренение его святыни во благо личного чревоугодия?

На пороге зарождения древней веры люди знали преимущества драгоценных металлов. Тотан был изготовлен из золота не потому, что оно имело какую-то ценность, а во благо того, что благодаря своим свойствам невероятной устойчивости к всевозможным климатическим, природным условиям образ Бога Будды будет иметь первозданный вид многие века и даже тысячелетия. Цену золота люди установили сами, много позже того времени, когда Тотан возымел форму статуи. В силу корысти цивилизации, золотой образ, сам того не ожидая, стал невольником дьявольского пути обогащения. Бездумная человеческая жадность не знает границ между святостью и падением. Ступая на этот путь, человек обрекает себя на великий грех перед человечеством в целом, у которого покровитель и защитник Всевышний. Нарушение заповедей никогда не проходит бесследно. В определенное время отрицательные поступки догонят грешного человека. Винить в этом Бога нельзя. Бог не наказывает, а предупреждает. В своих деяниях человек наказывает сам себя. Доказательством этому существовала смерть товарищей Сергея. Все знали, куда, зачем, и для чего идут. В их сознании жила мысль обогащения, другой не было.

В силу своего безграничного могущества, Тотан давно обезопасил себя от неверных, предался в руки Погорельцевым. Сергей и его спутники наказали себя сами. В жаркой схватке с золотой лихорадкой они оказались слепыми в своих деяниях. Надо быть полными идиотами, копать себе могилу под камнем, зная, что в любую секунду он может на них упасть.

Легко понять Софью, ее подавленное состояние от некоторой вины за смерть людей. Тогда, на перевале, она могла предупредить Сергея, что Тотана под камнем нет, или подсказать, чтобы они установили опоры из леса. Однако в ту минуту ее сознание было заполнено восприятием видимой алчности. Она чувствовала, как ее существом руководит неведомая сила, заставляет молчать и торопит домой. Так стоит ли винить Софью в том, что уже было предначертано заранее?

Было видно, что Сергей подавлен свалившимся горем. Смерть товарищей, в прах сгоревшие планы очернили его сознание. Вероятно, надеясь на удачную экспедицию, он уже грезил мечтами о счастливом, безбедном будущем, лелеял надежды на возвращение в мир цивилизации, видел себя капитаном на корабле беспечного существования. И вот все разом рухнуло. Он опять остался один, у разбитого корыта. Бывший, славный офицер царской армии без солдат. Добрый сын своего Отечества без Родины и флага. Потомок дворянского гнезда без родных и близких. Неудачник в жизни без копейки денег в кармане. Просто одинокий человек без любимой женщины и друзей. Возможно, таковым себя считал полковник Громов в ту тяжелую, суровую зиму. Так стоит ли искать дальнейшего счастья в море безысходности, когда до курка и конечного выстрела одно лишь решение?

Нет! Сергей Маслов не такой! Есть еще силы в душе, порох в пороховницах, соль в турсуке, понюшка табака в кисете. Как бы то ни было худо, всегда можно найти выход из положения. Он еще не слишком стар для того, чтобы застрелиться. Сорок лет – не конец жизни. Еще можно и надо бороться с каверзами судьбы любыми способами, чего бы это ни стоило. Более того, он все еще не отказался от желания покинуть этот дикий мир тайги, страну, ставшую чужой. Где-то там, на далеком западе, он найдет единомышленников по духу и вере. Может быть, отыщутся следы семьи. И последние годы жизни не останутся в этих горах, откуда нет дороги к людям. Откуда некуда бежать.

Для осуществления задуманного надо немного, всего лишь билет на корабль. Для билета нужны деньги. Деньги можно обналичить через золото. Погорельцевы знают, где в тайге можно взять золото. Сергей благодарен Софье за тот случай, когда она за непродолжительный промежуток времени принесла из тайги два самородка. Если бы он тогда не задержался в Китае, ему хватило денег на дорогу. Да, если сейчас иметь точно такие же самородки, все было решено в один час!

Как бы тяжело ни было Сергею в эти восемь долгих лет, он никогда никому не говорил о щедрой услуге Софьи. Собираясь в экспедицию за Тотаном, он не проронил ни слова о самородках своим товарищам. Погорельцевы для Сергея были настоящими друзьями. Они открыли ему душу и сердце, дали кров, одежду, еду. Такое не забывается. Сергей Маслов был настоящим офицером, человеком чести и достоинства, никогда, ни при каких обстоятельствах, не предававший друзей своих. Рассказать о щедром подарке Софьи кому-то, значит, поставить семью под угрозу давления. За восемь лет Сергей видел достаточно случаев, когда бывшие соотечественники убивали друг друга за полмешка риса. Не исключено, что, узнав о богатом прииске, вооруженная группа людей придет сюда, в Саянскую тайгу, и найдет староверов…

Софья!.. Дорогая, милая сердцу женщина-друг, своим образом напоминающая любимую Нинель, девушку из далекого, счастливого прошлого. Единственный, неповторимый человек простой и чистой души. Согласится ли она помочь ему последний раз в разрешении последней просьбы? Покажет ли то заветное место, где он сможет взять необходимое количество металла для осуществления задуманного?! Ему надо немного, два-три килограмма золота. А там… Сергей еще успеет уйти за кордон, пока не закрылись перевалы, пока не наступила быстрая, слякотная осень. Пока не уплыл на запад его последний в жизни корабль.

Поговорить с Софьей Сергею удалось не скоро. Лишь на следующий день, вечером, он остановил ее на берегу озера. Софья набирала воду в ведра. Заметив, что Сергей желает с ней разговора наедине, она постаралась быстро уйти назад, к дому, однако он задержал ее:

– Софья! Я хотел с тобой поговорить, – не зная, с чего начать, волнуясь, начал он.

– Ты о чем?..

– Помнишь, ты мне дала самородки…

Сергей заметил, как дрогнула ее щека. Софья заметно заволновалась, посмотрела в сторону дома, тихо ответила:

– Помню…

– Они мне тогда очень помогли… – быстро продолжил Сергей, – спасибо тебе! Если бы не ты, я тогда вряд выжил первое время. Но я никому о них не говорил, где взял! – поспешил дополнить он. – Если бы я тогда знал, что так все затянется… может, сразу уехал…

– И что?!

– Я хочу уйти… уехать навсегда! Но у меня нет денег! Вот… если бы ты… помогла мне еще раз! Хоть немного… я сам буду мыть! Покажи, где… Клянусь, что об этом месте никто никогда не узнает! Еще есть время… я оставлю вам всех лошадей, возьму только одну… эх, если бы успеть уйти! Еще есть время!..

Выслушав его, Софья молча подняла полные водой ведра и, не говоря ни слова, пошла к дому.

Сергей понял ее отношение как отказ. Оставшись один, он молча погрузился в тяжелые мысли: почему вдруг староверы стали относиться к нему по-другому? Что произошло за эти восемь лет? В прошлых отношениях они были доброжелательны и просты, как дети, готовые отдать последнее. Однако в этот раз все стало иначе. Погорельцевы смотрят на него сурово, не прогоняя и не приближая его к себе. Общение стало напряженным, будто он причинил им какую-то боль. Все без исключения старались избежать долгих разговоров с ним, ограничиваясь однозначными фразами да или нет. В пище ему никто не отказывал, Погорельцевы кормили его отдельно, но со своего стола. Он жил в заезжем домике, спал в суровом одиночестве. День проводил в отшельничестве. Если Сергей предлагал кому-то помощь, любой сухо отказывал ему в этом. Сергей не мог понять, что случилось и происходит. И это неведение вызывало в нем чувство напряжения.

По поведению Софьи Сергей понял, что золота не будет: не покажут ему Погорельцевы россыпь по понятным причинам. Это значило, что жизнь его закончится в Китае, где-то на рисовых плантациях или где-то в портовом кабачке за стаканом рома после трудового дня грузчика. Остаться здесь, в тайге, с Погорельцевыми он не мог. Гнетущая обстановка также когда-нибудь приведет к отрицательному результату. У Сергея был только один выход – собираться в дорогу, чем он был занят следующий вечер после разговора с Софьей.

– Ты уходишь? – спросила она, увидев, как Сергей готовит в дорогу котомку.

– Да. Завтра утром.

– А как же твоя просьба?

– Но ты мне ничего не ответила.

– Однако не сказала нет.

– Как это понимать?! – с надеждой в голосе заволновался Сергей.

– Пойдем, с тобой отец хочет поговорить, – позвала Софья и прошла в дом. Сергей поспешил за ней.

Возможно, сегодня Сергей первый раз вошел в дом к Погорельцевым. Он помнил, что восемь лет назад его нога не переступала порог староверческого жилья. По законам старообрядцев «человек с ветру, неверный» не должен осквернять своим присутствием Благочестивые образа и Святой Дух покоев. Наверно, так и было восемь лет назад. Они с полковником Громовым жили в захожей избе, там же и столовались и ни разу не открыли дверь своих благодетелей: грех! Теперь же по какой-то непонятной причине его призвали к разговору. И не к крыльцу, на чурку, как это было всегда, а под грозные, испытанные верой и временем закоптившиеся иконы.

Кажется, Погорельцевы собрались все: мужчины – за столом, женщины – стоя за их спинами. Сергей вошел за Софьей, перекрестился на образа, встал перед столом, как перед судьями. Фома Лукич, на правах главы семейства, пригласил его присесть на красную лавку – за стол не позвал, – после некоторого молчания начал глаголить:

– Софья нам тут все рассказала. И просьбу твою, и намерения. Знать, за кордон хочешь податься? Что же, дума добрая. Не знаю, правильно то или нет, поступай, как хочешь. А вот только не будет ли нам вреда, если мы тебе золотое место покажем?

– Никому не скажу! – перекрестился Сергей. – Восемь лет никто о вас не знал, и теперь не узнает!

– А коли так, почему же тогда сотоварищей привел за золотой статуей?!

– Ну, тут дело другое. Статуя к вам не относится. Я думал, она под камнем, в земле лежит. Да и к тому же она не ваша… никому не принадлежит.

– А кому же она должна принадлежать?

– Тому, кто найдет ее.

– Вона как ты думаешь! – подал голос дед Лука. – Это как понимать, знать, кто нашел, тот волен, делать с ней то, что хочешь?!

– Да.

– Эх, как ты загнул! Так ты, думаешь, что статуя ничейная?

– А что, есть хозяин?!

– А ты как думаешь?

– Не знаю… – растерялся Сергей, лихорадочно соображая, к чему староверы затеяли этот разговор, и недвусмысленно намекнул: – Вы знаете хозяина?

– А то!

– Может, вы знаете, где сейчас статуя?!

– Может, и знаем… – проговорился дед Лука. – А только чужим людям это знать нельзя!

– Почему?

– Потому, что такие, как ты, ее во зло используют. Люди не для жадности творение делали, а во благо веры! Оный образ духом людским насыщен, как икона Божьей Матери. Многие лета ей преклонялись, а поэтому статуя силу великую имеет! – разволновался дед Лука, привстал с места, поднял палец, привлекая внимание, топнул ногой. – А ты ее… хотел распилить.

– Но ведь я… – пытался объяснить Сергей, но старец прервал его.

– Что бы ты сказал, коли у тебя дома ограбление сделали?

– Мой дом и так разграбили…

– И что ты на енто скажешь?

– Что я могу сказать… была б моя воля…

– Воля твоя!.. Где она, воля твоя? Вишь, какая по России смута? Нигде покоя нет! Брат на брата! Сын на отца! Нет ни святости духа, ни любви к ближнему. Потому и Отечества не будет… а в общем, ни к тому я глагол веду: учить тебя поздно! Только вот, может, придут мысли к тебе праведные, да в назидание потомкам, где ответ держать будешь, помни! У каждого человека есть свои духовные ценности! Не надо на них руку налагать, себе дороже будет. Бог един, Он все видит! Человек видит глазами, а Бог душой! Каждый на этой земле право имеет на свою веру. А почему отбирать ее у человека – грех великий! Потому и сотоварищи твои погибли, от жадности на чужое…

Слушает Сергей староверов, а у самого мороз по коже, будто не дед Лука перед ним, а Сам Всевышний речь ведет. И все слова в точку, будто капля воды на сухой листочек травы. Сорок лет Сергей прожил, много на своем веку повидал, а такого урока никогда не слышал. Да и не услышит, наверное, никогда!

Недолго Погорельцевы объясняли Сергею смысл бытия. Да только, чем меньше скажешь, тем дольше помнить будешь! Принял Сергей урок благоденствия, от которого стыд едва сердце не остановил. Понял он, что нельзя было трогать золотую статую даже в мыслях: не тобой положена, не тобой и взята будет. И в этом был смысл бытия.

А под конец, видимо, сжалились Погорельцевы над ним, решили помочь в горе. Как это они делали всегда, когда человек в тайге просил помощи. После того как кончил дед Лука свои изъяснения, встал Фома Лукич из-за стола, произнес слово:

– Завтра с Маркелом на золотую россыпь пойдете. Туда, где Гришку Соболева убили. Неделю вам сроку работы. Сколько возьмете – все твое. А после того, мил человек, собирайся в дорогу. Уходи, пока не поздно. Разгневал ты Святого Духа. Не будет тебе прощения в этих местах!..

Выслушал Сергей староверов, ушел к себе в заезжую избу, будто пинка под зад дали, или в кадетском корпусе прутком спину прижгли. Сознание ватой обмякло: неужели все правда?.. А в голове – слова деда Луки: «Что бы ты делал, когда твой дом грабить пришли?» А ведь так и есть, если к нему в дом пришли, стали грабить, он бы ответил достойно! А тайга, горы, это и есть чей-то дом. И он в чужой хате был вором.

Сергей почувствовал, как от этого восприятия в голову ударила кровь, щеки прикоснулись к кипятку. Первый раз за восемь лет он почувствовал стыд.