Маркел проснулся от непонятного, ласкового прикосновения: кто-то целовал его в лицо… Сладкий сон праведника изменил направление. Горы, тропа, лошади, бесконечная тропа растворилась, перед глазами предстало милое, нежное, улыбающееся лицо Тани. Он удивился видению: откуда она здесь? Последний раз юноша видел девушку два года назад, когда тайно приезжал в поселок ночью на праздник. Маркел до настоящего времени помнит мягкую речь, плавную походку, чистоту искрящихся глаз. Он всегда ее помнил маленькой шалуньей, девочкой-проказницей с растрепанной косичкой, ниспадающей на спину из-под платочка. И вдруг Таня выросла, предстала его взгляду в другом образе, который не забывается до конца жизни. Отец и мать Тани были не против свадьбы. Марекл был единоверец, спокойный, покладистый юноша. Единственным препятствием был возраст дочери. Староверы отдают дочерей в жены рано, однако стороны пришли к единому соглашению, подождать еще два года, когда Тане исполнится шестнадцать лет. Все это время Маркел терпеливо ждал означенного срока, до которого оставалось два месяца. Покров в октябре служил границей окончания холостой жизни парня. Молодая невеста снилась ему едва ли не каждый день, он скучал по Тане, как перелетные птицы ждут весны, чтобы вернуться на родную землю из далеких стран. И это ожидание превратилось в любовь.

Сейчас Маркел был в настоящем шоке: неужели наступил Покров? Он протянул любимой невесте руку – вот он я, твой навеки!.. Да только лицо Тани почему-то вдруг покрылось шерстью, глаза налились черным бисером, а медовые уста превратились в шершавую змею.

Маркел в страхе подскочил на месте: что такое? Вместо любимой невесты какой-то зверь стелется, извивается, его лицо лижет. Наконец-то освободившись от пут сна, парень узнал собаку: да это же Кыргыз!

А молодой кобель ластится, скулит, прыгает вокруг, рад встрече с хозяином. Маркел приласкал собаку, погладил по голове: «Ух, чертенок, ну и напугал ты меня! Откуда ты здесь?..» Будто понимая его слова, Кыргыз отскочил в сторону, посмотрел в темноту, чихнул от удовольствия: «Я не один». Маркел приложил ухо на холодную землю – дрожит, лошади по тропе идут. Вскоре где-то внизу послышалось тяжелое, шумное дыхание, тяжелая поступь взмыленных коней с всадниками на спинах. Подъехали на свет, остановились, спешились. Маркел подкинул в костер дров, огонь озарил лица людей: Егор и Софья!

– Откуда вы? – удивился Маркел. – Что по ночи ездите!? Глаза лишние?.. Так сучьев в тайге много!

– Что нам ночь? – сухо ответил Егор, присаживаясь рядом, своим поведением давая понять, что случилось что-то очень важное. – Конь дорогу ногами чувствует, деревья стороной обходит. Что по тропе не ехать? – и кивнул головой на солдат: – А это кто такие?

Маркел вкратце рассказал Егору и Софье о неожиданной встрече в тайге.

На шум и разговор зашевелился Сергей. Он поднял голову, осмотрелся, не соображая, где он и откуда вокруг него столько людей? Наконец-то проснувшись, он присел у костра, подрагивая телом, – замерз! – удивленно показал на солдат:

– Понимаю, что вы приехали на лошадях. А это кто?!

Маркел опять стал объяснять, теперь уже ему, вечерние события.

– Ничего не помню… – подавленно ответил тот, кутаясь в китель.

– Где уж тебе помнить, – сочувственно подтвердил Маркел. – Тебя скрутило, как ужа в бутылке. Горная болезнь, она шутить не любит. Здесь высота – кони задыхаются. Вот поэтому ты ничего и не помнишь! – и ободряющее: – Ничего! Это бывает только раз. Сегодня все пройдет, привыкнешь. – И к вновь прибывшим: – Так что за спешка в ночи?!

– Григория нашли… – сухо ответил Егор и, налив себе в кружку чай, начал повествование событий вчерашнего дня.

Он начал свой рассказ степенно, впечатлительно, шаг за шагом. Егор желал представить своим спутникам весь трагизм ситуации, чтобы Маркел и Сергей больше не задавали лишних вопросов, как это бывает при спонтанном объяснении с пятого на десятое. Он говорил долго, – времени хватало, – прихлебывая чай и блаженно протягивая ступни босых ног к огню. По ходу его рассказа Маркел и Сергей темнели лицами, все ниже опускали голову и уже не обращали внимания на Софью, которая плакала где-то в темноте за стволом кедра.

За это время проснулся Василий. Так же как и Сергей, он оторвал от полена голову, долго смотрел на окружающих, потом присел к костру, не перебивая и не мешая речи Егора. Солдат понял, что разговор идет о чем-то важном, поэтому даже не представился, уважительно решив оставить знакомство на потом.

– …вот так все и решилось. Похоронили мы Григория, а сами тот же час поехали назад, к переправе. Чигирька нас опять разделил: меня с Софьей в ночь отправил за вами, срочно ехать назад, на заимку. А сами они, Чигирька и Фома, поехали по следам… может, где что по дороге выясниться, следы куда-то приведут.

Когда Егор закончил, все долго молчали. Даже бывалый солдат Василий, повидавший в боях много смерти, не проронил хоть слово. Можно понять, когда солдат умирает у всех на глазах от пули или штыка за веру и отечество. Но нет объяснения коварному удару в спину в дикой тайге человеку человеком из корысти.

Никто не помнил, как на молчаливые горы подкрался серый рассвет. Где-то глубоко внизу, в глубоком логу томился густой, непроглядный туман. На холодных ветках уснувших деревьев искрилась легкая пыль вчерашнего снега. Невысокая отсюда вершина гольца окрасилась рубиновым цветом восходящего солнца. Новый день наполнил мир обычными красками и звуками природы. Все так же живо пели птицы, боевито гремели подгольцовые ручьи, в голубых далях настойчиво шумел далекий, вороватый ветер.

После продолжительного молчания уделили внимание солдатам. Все проснулись, представились друг другу. Василий вкратце поведал свою историю. Слушая ее, Егор и Сергей все больше мрачнели лицами, насколько тривиально сложилась судьба верных воинов России. Прошло не так много времени, когда они тоже служили царю и отечеству, любой из них жил верой и славой, у каждого были свои идеалы, а теперь, где все? Простой казак Егор – ссыльный. Сергей – бывший штабс-капитан без армии. Рядовые Василий, Максим и Иван – жалкие, истерзанные боями единицы некогда праведной силы. Что случилось с ними? Ведь каждый из них был предан Родине, верил в праведность своих действий, добивался определенной, намеченной цели. Вместе они жили одним целым, единым духом непобедимости. А теперь вот были не в силах смотреть друг другу в глаза…

Сергею было стыдно перед солдатами. Он не мог дать полное определение происходящему, как не мог обнадежить воинов в будущем. Все понимали, что Гражданская война проиграна, комиссары победили и пришли надолго, может быть, навсегда. В этой стране теперь не место былым традициям капитализма. Господа позорно бежали или изменили своему народу. Сам народ, после крепости и угнетения, вкусив плоды свободы, не желал возвращаться к прошлому. И изменить что-то было в данный момент невозможно.

Сергей понимал, что ему не место среди бывших солдат. Он – офицер, белая кость. Они – простые смертные, кого он отправлял в бой на смерть десятками. Когда-то беспрекословно повинуясь его командам, теперь они смотрели на него не более чем с жалостью. Это была начальная стадия новых отношений. Где гарантия, что кто-то из них, вернувшись домой, не выдаст его новой власти? Даже дорога назад ему теперь казалась страшной.

Глазами, полными тоски, Сергей подавленно смотрел на Перевал бабьих слез, обдумывая свой новый план. Лучше уж так, чем дурная пуля между лопаток. Выбрав момент, когда все были заняты, он негромко спросил у Маркела:

– Сколько отсюда до Тувы?

– Думаю, около трех дней… – еще не понимая, к чему он клонит, ответил тот.

– Что, ваше высокородие, драпать надумали?! – услышав вопрос, съязвил Иван.

Сергей промолчал на его слова, сила была не на его стороне. Однако Егор поддержал его:

– И то, Сергей, правильно! Уходи, пока не поздно. Тува рядом, конь, продукты есть, погода позволяет, доедешь по тропе. А там, в Монголию… говорят, тут недалеко. Не век же отсиживаться на заимке, все одно когда-то комиссары достанут…

– А как же Громов?!

– Что Громов? Он же тебе говорил, что как бы ни было, будет воевать с красными до конца… только вот, кто на его стороне будет, непонятно. Ну а коли надумает, проводим до перевала и его.

На том и порешили.

После сытного завтрака, жаркого из оленины, Сергей стал собираться в дорогу. Егор, Маркел и Софья помогали ему в этом, укладывая в котомки соленое мясо. Софья быстро напекла лепешек из оставшейся муки. Солдаты отрешенно смотрели куда-то по сторонам, не мешая.

Перед сборами куда-то уехала Софья, просила подождать. Ее отсутствие было недолгим, вернулась она через час и почему-то была довольна. Маркел строго посмотрел на нее: где была? Потом, вероятно, понял, удовлетворенно кивнул головой.

Наступила минута прощания. Егор, Маркел и Софья вызвались проводить Сергея на перевал. Солдаты хмуро молчали, неторопливо потягивая одну на всех самокрутку. Лишь Василий, слабо улыбнувшись, напутствовал офицера заученной фразой:

– Прощайте, ваше высокородие! Дай вам Бог!..

Когда они отъехали, Иван зло сплюнул на землю:

– Вот так они все, суки… пока суд да дело – Ванька, в атаку! А как туго стало, прижало, побежали, как крысы, и не думают о мужиках. Надо было его связать да сдать комиссарам! Все, глядишь, какое послабление было…

На перевал ехали молча. Впереди Маркел, за ним Егор, потом Сергей. Замыкала шествие Софья. Поднявшись в седловину, всадники остановились у спуска, не спешиваясь, какое-то время стояли, рассматривая горы. Было в этом состоянии что-то подавляющее, необоснованное, как предел возможностей выбившегося из сил путника. Сергей чувствовал себя виноватым. Он покидал Россию, свою родину, народ, верных друзей. Скорее всего, навсегда. Кто знает, как дальше сложится жизнь? Может, он погибнет вон там, под тем перевалом, или умрет от тоски на чужбине. В его сознании мелькали яркие, впечатляющие сюжеты: милое лицо Нинель, разбушевавшаяся революция, бои без правил и законов, староверческая заимка, где протекала тихая, замедленная жизнь. Может, надо было остаться здесь, просто жить в медвежьем уголке, не думая о благах цивилизации? Нет. Все это непостоянно. Времена изменились. Благополучие и спокойствие при царском режиме кончились. Советы не оставят без внимания отшельников. В стране началась политика уничтожения: все, что нажито трудом, сожрут ленивым ртом.

Чувствуя минуту расставания, Егор снял со спины карабин, хотел отдать его Сергею. Тот улыбнулся, отстранил руку:

– Как же казак без оружия?! Конь есть, карабин есть, будем надеяться, придут времена, шашку пристегнешь.

– А как же ты? Без денег, золота… продашь или обменяешь по дороге…

– У меня вот, – Сергей похлопал по кобуре, – маузер есть: не хуже любого ружья!

Пожали друг другу руки, посмотрели в глаза, Егор отъехал назад.

Наступила очередь Маркела. Парень тронул коня, встал рядом, также протянул руку. Сергей ответил тем же:

– Спасибо за все! Многому меня научил, ты настоящий мужик!

Последней была Софья. Закутав платком половинку лица, она низко опустила голову, перекрестила Сергея:

– Бог с тобой!

– И тебе счастья! – был ответ, после которого последовало признание: – Ты похожа на мою любимую…

– Я знаю. Догадалась… – и протянула небольшой, но тяжелый узелок. – Это тебе в дорогу.

– Что это? – удивился он, принимая подарок.

– Потом увидишь, сейчас не смотри. На первое время хватит, а там, как Бог даст!

– Спасибо! – благодарно ответил Сергей, склонил перед всеми голову в поклоне и бросил последнее слово: – Прощайте!

Заученно поправив на голове офицерскую фуражку, одернув китель без погон, Сергей тронул коня за уздечку. Послушный мерин нехотя сделал шаг по тропе, потом пошел увереннее. Егор, Маркел и Софья долго смотрели ему вслед до тех пор, пока он не скрылся из глаз в кедровой колке. Подождав еще некоторое время, – не вернется ли? – они молча повернули своих лошадей и неторопливо поехали в свою сторону.

На крутом изломе каменистого спуска с белка к альпийским полянам Егор остановил Рубина перед камнем с рисунками петроглифа.

– Странно подумать, – задумчиво проговорил он, привлекая внимание Маркела и Софьи. – Вот недавно ехали здесь с Григорием… он мне говорил, как снежная лавина накрыла людей… и все-таки хотел бы знать, зачем он стремился попасть сюда, под Перевал бабьих слез?!

– Может, хотел промышлять зверя? – предположил Маркел.

– Нет, все не то. Зверя можно добыть там, на других гольцах. Он просил коня по другому поводу. Говорил, что знает, где находится золотая статуя! – неожиданно открыл тайну молодым людям Егор.

Не слезая с коня, он рассказал им все, что знал, начиная с того момента, как в Гуляевском пороге плот налетел на камни и они вытащили из воды Мишку Плотникова, до тревожной ночи, когда Рубин пришел в поселок один.

– Трудная загадка: веревка, камень и чистая тряпка сверху, – продолжал Егор. – Есть в этом что-то такое, близкое, знакомое… Чигирька сказал, веревка – это тропа. А вот зачем камень и тряпка, так и не могу понять.

– Тропа, вот она, мы на ней стоим, – поддержал его Маркел. – Камень с рисунками вот, – показал рукой, – тут ясно нарисовано, караван идет: женщины, воины, все как в легенде. Вон, на коне статуя лежит. А дальше что?!

– Вот и я думаю, что… – осматриваясь по сторонам, проговорил Егор. – Как заколдованный круг, ничего не понятно. А может, он хотел сказать про тот камень… – и осекся, проговорился.

– Про какой?! – прищурив глаза, переспросил Маркел.

– Да… и не знаю, какой…

– Нет уж, говори, раз начал.

– Гришка мне показывал…

– Что показывал?!

– Эх уж… язык мой, как лопата, – укорил себя Егор, тяжело вздыхая, однако открылся: – Да есть тут, недалеко, камень: в нише воины лежат.

Маркел переглянулись с Софьей, удивленно улыбнулись:

– Что, Гришка тоже про воинов знал?!

– Почему тоже? Вы знаете, где монголы в нише лежат?!

– Удивил… нас еще дед Лука туда десять лет назад водил с Софьей. Тех монголов еще наш прадед нашел.

– Ну и дела! – удивился Егор. – Два рода, Погорельцевы и Соболевы, знали о захоронении сто лет, но скрывали друг от друга и другим не говорили!.. В сказке не придумаешь!.. – и засмеялся. – Кому рассказать, не поверят…

– А не надо никому говорить, – вполне серьезно проговорил Маркел. – О таком нельзя никому говорить!

– Ну, это понятно, – поддержал его Егор и предположил: – Наверно, статуя золотая там где-то лежит… рядом. Стоит поискать…

– А зачем ее искать? – задала глубоко направленный вопрос Софья.

– Как это зачем? – растерялся Егор. – Так это… достояние истории, культуры, целого народа… для людей!

– Для каких людей?! И что ты с ней будешь делать?

Егор вконец растерялся. Действительно, если найти золотую статую, что с ней делать? Разрубить, продать… или отдать властям?! Каким властям? Кто сейчас власть?!

– Золотая статуя – Бог! Это буддийский Бог Тотан! – будто читая его мысли, продолжала Софья. – А Богов нельзя рубить, делить и продавать. В статуе живет Святой Дух целого народа. Сейчас ее нельзя показывать людям. Вокруг – смута и крах. Золотая статуя слепит глаза людей жадностью. Жадность несет зло. Сейчас на земле и так много зла и горя, ты хочешь, чтобы его было еще больше?

– Нет, не хочу, – подавленно ответил Егор, удивляясь ее словам, где скрывался глубокий смысл. – Просто, может, лучше передать ее в какой-то музей… чтобы люди видели…

– Нельзя ее показывать всем! – строго отрезала Софья. – Монголы везли ее к себе, но она потерялась в дороге, так гласит легенда. Значит, Бог не хотел, чтобы она была у них. И до настоящего времени золотую статую никто не может найти. Значит, так хочет Бог! И незачем ее искать… пусть она находится там, где ей положено быть!

Сказав эти слова, Софья коротко посмотрела на Маркела, дернула за уздечку, поехала вниз по тропе. Маркел последовал за ней.

Егор стоял на месте, переосмысливая ее слова. Ему показалось, что она недоговорила. Или не хочет говорить? Знает много больше?! Последняя фраза Софьи – «Пусть она находится там, где ей положено быть!» – имела вескую основу. В сознании Егора мелькнула мысль, да такая, что на лбу выступили холодные капельки пота: «Неужели… Софья знает, где находится золотая статуя?!»

…Спустившись с Перевала бабьих слез по южному склону в речную долину, Сергей остановился на берегу небольшой речки. Отпустив уздечку, он дал коню напиться, а сам вспомнил о Софьином подарке. Запустив руку в котомку, Сергей достал тяжелый мешочек, развернул его и… едва не свалился с седла. В его руках лежали два сочных, размером с кулак мужика, золотых самородка.