16
К вечеру погода сломалась. Куржаком чела медвежьей берлоги захмарились пики гольцов. На обширных альпийских полянах, под властной ладонью свежего ветра поникли заросли густых трав. Ветви деревьев отяжелели от влаги, засеребрились пыльным налетом мокроты. Тяжелый в горах воздух напитался сыростью, запахло прелью, мокрым камнем, прохладным снегом ледников. Непонятно откуда появившиеся облака закрыли небо и солнце, утопили в молочной пелене линию горизонта. Видимость ограничилась до нескольких сотен метров. С вершины перевала подул прохладный, пронизывающий ветер.
Маркел остановил коня, спрыгнул на землю: пойдем пешком, так теплее! Сергей последовал его примеру, взял лошадь за уздечку, пошел сзади.
Чем дальше они шли вперед, тем круче становился подъем. Преодолевая очередной прилавок, тропа металась из стороны в сторону, падала в ложбины и вновь уходила в крутизну, слепо пробиралась между скал, тянулась вдоль курумов, обходила завалы и ломняки, уводя путников в поднебесную высь. Сергею было не видно, как высоко они забрались. Вот уже несколько часов они шли в облаках. Однако плотный, сжатый, перенасыщенный влагой воздух давал полное представление о значимом уровне перевала. С каждым очередным подъемом дыхание становилось труднее, в ушах стоял непроизвольный шум, сердце отбивало ударами колота. Насквозь промокшая одежда отяжелела древнерыцарскими латами. К обуви, казалось, привязали пудовые гири.
Сергей стал отставать, тяжело дышал, то и дело отбивал от тяжеленных сапог налипшую грязь. Маркел, впереди, то и дело останавливался, терпеливо ждал его, настойчиво предлагая пройти еще какое-то расстояние:
– Это все из-за погоды: дождь, слякоть, тяжело идти, – говорил он без всяких эмоций, как будто сидел на чурке с удочкой в руках. – Там, наверху, легче будет.
– Какой же тут дождь?.. – обливаясь потом, тяжело дышал Сергей. – Никакого дождя… пыль какая-то стоит…
– А это и есть дождь, потому что мы в облаках идем. Там, внизу, сейчас ливень, а нам повезло. Вот как выйдем на луга, там ветерок облака гоняет, сухо будет.
– Откуда ты все знаешь? – недоверчиво спросил Сергей, удивляясь свежести состояния Маркела, на лице которого не было хоть капли пота, а дыхание было свежим и спокойным.
– Не первый раз тут. С отцом два раза был, потом один приходил… – и загадочно: – Людей проводил за перевал… – опять махнул рукой вверх. – Тут немного осталось, всего три прилавка. А там, вдоль альпийских лугов, по ровному месту до родника за один присест доехать можно. А у родника ночевать будем, – и опять пошел вперед.
Что такое «три прилавка», Сергей узнал судорогами ног да фанфарами войскового оркестра. Не в силах больше передвигаться, он сел на землю под ноги коня, радостно улыбаясь полету мысли: откуда музыка? Вдруг видит на себе парадную форму, а рядом прапорщик Ветров зубы скалит: «Кадет Маслов! Что за оказия? А ну, встать в строй!» С другой стороны его за плечо трогает милая Нинель: «Сережа, ты устал! Приляг, отдохни!..» Откуда они взялись? У Сергея полное недоумение, потом просвет в голове. Он видит рядом Маркела, тот трясет его за плечо: «Ты что?..» Рядом его конь скалит зубы: «Ну и слаб ты, хозяин».
– Голова кружится? – волнуясь, спросил у него Маркел. – Все понятно… горная болезнь. Ничего, пройдет! Это у многих так бывает, кто первый раз на такую высоту поднимается, – и протянул фляжку: – На вот, хлебни, легче станет.
Сергей взял слабыми руками посуду, хлебнул раз-другой медовухи, посидел немного, и правда, лучше стало. Голова перестала кружиться, давление стабилизировалось. Маркел поторопил его:
– Пошли, здесь немного осталось, поднимемся, а там, по равнине, до родника, рукой подать!
Сергей встал, потащил за собой коня. Тот, скользя копытами по грязи, нехотя пошел за хозяином: тоже устал…
Перед выходом на альпийские луга Маркел радостно объявил, что, вон, вроде как впереди облака порвались, просвет, Бабий голец видно, скоро дождь кончится. Однако рано радовался. Дождь и правда кончился, но повалил густой, размером с куриное перо, снег. Сергей жалко засмеялся. Он впервые видел такие перепады давления и температуры. Еще никогда ему не приходилось бывать в такой передряге. Единственным желанием было лечь на землю, где он стоял, и не двигаться, пусть хоть молния пронзит или медведь сверху присядет. Маркел видел состояние своего товарища, чувствовал отрицательное настроение, где на границе безразличия человек мог легко погибнуть, не добравшись до цели. Главное в такой ситуации, не упасть духом, собраться с силами, чего бы это ни стоило. И тогда все получится! Поэтому молодой охотник настойчиво тянул Сергея за собой, добиваясь намеченной цели.
Последний отрезок пути Маркел вез Сергея верхом, вытягивая его лошадь за уздечку. Сергей в это время опять пребывал в пространном отчуждении, с диким смехом вспоминая Сибирь, революцию, любимую Нинель и своих солдат, разбежавшихся по домам. Горная болезнь давала знать о себе чаще, чем этого хотелось. Маркел знал, что Сергею сейчас нужен хороший отдых, к утру состояние стабилизируется, и все будет как обычно.
Наконец-то добрались до родника. Маркел помог Сергею спуститься с коня под своды густого, коренастого кедра, расстелил спальник, уложил товарища на постель, сверху накрыл своим одеялом, развел костер: пусть спит, набирается сил! За последние двое суток они сделали большой переход по горам, мало отдыхали. Усталость давала о себе знать, но Маркел держался, понимая, что надлежащие обязанности за него не сделает никто.
До полного наступления ночи было еще достаточно времени. Густые облака вокруг и липкие, густые снежинки придавали уходящему дню неприятную, раннюю серость, однако видимость вокруг была хорошая. Временами снег прекращался, стихал, потом вдруг валил с новой силой. Вершины гор разговаривали спорными голосами рвущегося ветра. Восточный поток из-за Бабьего гольца давил на слабый западник, и это давало хорошие надежды, что к утру, дурная погода уступит место обычному солнечному дню.
Маркел освободил лошадиные спины от котомок, привязал их на длинные веревки, пустил на траву. Подживив костер, он взял котелок, хотел идти на родник за водой, но вдруг от неожиданности присел в коленях. Где-то неподалеку разрядом молнии ударил резкий выстрел.
Маркел испуганно посмотрел по сторонам: что это?! Однако громкий раскат подхватили соседние горы, вернули хлесткое эхо и тут же заглушили в облаках. Сомнений не было: выстрел порожден рукой человека, значит, здесь они не одни.
Быстро сориентировавшись, Маркел определил правильное направление. Стреляли неподалеку, может быть, там, за невысокой, скалистой гривой, расположенной чуть ниже тропы. Первая мысль, что пришла ему в голову, стреляет Григорий, зовет на помощь! Однако последующие события заставили Маркела немного думать.
Через короткий промежуток времени из-за гривы выскочили несколько сокжоев (оленей). Не задерживаясь на вершине пригорка, звери бросились вниз, через поляну, в его сторону. Было очевидно, что олени убегали от опасности. Вероятно, человек стрелял в них: один олень заметно отставал, спотыкался и хромал задней ногой. Посреди поляны звери остановились, недолго смотрели назад, но тут же побежали снова. Там, на пригорке, появился темный силуэт. Выбравшись из укрытия, охотник замер на месте, вероятно, прицеливаясь для нового выстрела.
Маркел не терял времени даром. Быстро оценив ситуацию, он подбежал под кедр, где стоял его карабин, щелкнул затвором и теперь уже целился в крупного рогача, бежавшего к нему.
Охотник на гриве выстрелил. Хлесткий удар опять расколол воздух. Жалобно свистнув, невидимая пуля пропела где-то в стороне, далеко за раненым оленем, ткнулась в землю. Было видно, что человек с ружьем был неважным стрелком. Маркел решил ему помочь. Когда расстояние между ним и оленями сократилось до полутора десятков шагов, он взял небольшое опережение, нажал на курок. Карабин рявкнул свинцовой пулей. Крупный бык упал на месте, где его настигла смерть. Другие олени, не ожидая подобного, растерянно остановились, закрутились на месте, определяя новый источник опасности. Маркел не стал ждать, когда последние убегут за перевал, щелкнул затвором, прицелился в раненого, последнего оленя, выстрелил второй раз. Задний сокжой, подобно первому, завалился набок, где остановился. Остальные шесть оленей, поняв, откуда летит смерть, бросились в голец и очень быстро исчезли в каменистых осыпях.
Маркел был доволен. Он первый раз в жизни стрелял из карабина по зверю. До настоящего времени ему приходилось пользоваться старым ружьем отца, больше на заимке оружия не было. Из гладких стволов шестнадцатого калибра можно было охотиться на небольшом расстоянии. Сейчас же Маркел добыл сразу двух бычков. Первый был рядом, на небольшом расстоянии, а вот второй, раненый, доставлял глазу молодого охотника удивление. Когда Сергей рассказывал ему о достоинствах нарезного оружия, учил стрелять, Маркел верил с трудом, что такая маленькая пуля летит на огромное расстояние. По приблизительным подсчетам, до второго сокжоя было не меньше двухсот шагов, и, вероятно, это был не предел. Еще он помог Григорию, – Маркел был уверен, что человек на каменной гриве был он! – и это доставляло молодому охотнику дополнительное, положительное настроение.
С чувством важно-исполненного долга Маркел вышел из-за кедра, подошел к оленю, ожидая, когда подойдет Григорий. Однако каково было его удивление, когда от каменистой гривы отделилась одна фигура человека, за ней, вторая и третья. В нерешительности, как это бывает при встрече в тайге с незнакомыми людьми, Маркел выдернул из патронника стреляную гильзу, добавил в магазин два новых патрона, один загнал в патронник, стал ждать: в такие времена всякое может быть…
Между тем трое охотников торопливо шли к нему. С большого расстояния, в разрывах плывущих облаков Маркел видел, что все они с длинными ружьями на плечах, в серой одежде, бородами на лицах. Это давало ему еще большую пищу для размышления. Люди не походили на тофаларов, хакасов, русских или сойотов (тувинцев), что еще больше настораживало. В голове Маркела возникла осторожная мысль: может, убежать, скрыться от греха? Однако люди с ружьями, наоборот, желали с ним встречи. Первый из них, быстрым шагом приближаясь к нему, размахивал руками: стой, не бойся!.. Двое других, вероятно, более слабые, сильно отставали.
С более близкого расстояния Маркел различил воинскую форму. Солдат царской армии… что он тут делает?
А тот наконец-то подошел к нему, радостно улыбаясь, протянул для приветствия сухую, жилистую руку, тут же опустился рядом с оленем, хлопая его по бокам – еда! – и начал свой спонтанный, объяснительный рассказ.
– Василий! – представился солдат и, перехватывая слова с пятого на десятое, продолжил скоропалительную речь: – Вот хорошо, что мы тебя встретили!.. Два месяца людей не видели!.. Блудим по горам, не знаем, как из тайги выйти!..
Подошли два других солдата, устало, изможденно упали на колени перед оленем. Один из них выхватил нож, ткнул сокжою в горло, пустил кровь, стал жадно пить:
– Месяц как продукты кончились… на корешках да травках всю дорогу…
Маркел с удивлением и жалостью смотрел на голодных людей, воинов царя и отечества, разбитой белой армии, так и не добившихся победы. Жалкий вид мужиков, грязная, оборванная одежда, стоптанные, прохудившиеся сапоги, заросшие бородами, похудевшие лица давали повод к размышлению. Оказалось, что солдаты Н-ского полка адмирала Колчака несколько месяцев назад были переброшены в Туву для поисков разрозненных отрядов Щетинкина и Кравченко. Передвигаясь по долине, взвод попал под пулеметный огонь красных, большая часть солдат была перебита на месте, а оставшиеся разбежались по горам. Волей случая им представилось быть вместе. Опасаясь возмездия комиссаров, Василий, Максим и Иван решили уходить через Саяны к людям, вернуться домой мимо многочисленных кордонов красных. Понятно, что тайги из них никто не знал, очень скоро солдаты заблудились, бродили по горам в поисках следов человека два месяца, лошади пали, продукты кончились, и теперь они были рады встречи с Маркелом.
– Хватит, навоевались! – довольно продолжал Василий. – Четвертый год как дома не были… домой проводишь?! Все для тебя сделаем! Винтари? Да на, забери их, надоело таскать, все плечи оттянули… правда, патронов маловато, со всех штук тридцать наберется. Остальные по оленям расстреляли, да все без толку, вот, сегодня первого ранили… видно, плохие с нас стрелки, руки без еды ослабли… в глазах туман. Ох и молодец, что оленя завалил! Сегодня вволю наедимся!.. Спички есть? У нас кончились… может, у тебя случаем, табачок имеется?! Дыхнуть бы…
– Сам-то я не курю, а вот Сергей со мной, папиросы имеются.
– Ты не один? Кто с тобой? – насторожились они.
– Да так… вон, у костра, спит человек. Офицер.
– Из комиссаров?!
– Да нет, из ваших.
– Тоже заплутал?
– Нет. Дело у нас тут. Человека ищем, потерялся в тайге, конь пришел, а он нет. Случаем, не видали?
– Не видели, – пожимая плечами, ответили мужики. – Даже следочка не пересекли за два месяца, ты первый.
По очереди, напившись крови сокжоя, солдаты вскрыли у оленя брюшину, добрались до печени, стали резать ее, тут же глотали, не жуя, до того были голодны.
– Хоть бы на костре поджарили… – предложил Маркел, нервно вздрагивая плечами от видимой картины.
– Ничего… и так сойдет! Вот бы, соли немного… – отвечали те, без конца глотая кровавые кусочки: было в этом что-то дикое, первобытное. Впрочем, голод делает человека зверем!
– Есть и соль, лепешки… – предложил Маркел.
Солдаты приободрились, взяли с собой печень, перешли к костру. Маркел достал из котомки каравай, разрезал ножом хлеб, дал мужикам. Те долго, но теперь уже осторожно ели. Он знали, чем грозит перенасыщение на голодный желудок. Старший из них, с лычками на погонах, наконец-то отложил еду в сторону, приказал другим:
– Хватит жрать! Живот вспучит.
Вероятно, Василий еще имел веское слово, потому что Максим и Иван тут же послушались его, отложили еду в сторону. А тот тут же отдал новую команду:
– Пока чай закипает, берите лошадей, тащите оленей сюда. Скоро стемнеет, тут разделывать будем.
Солдаты медленно, устало, но беспрекословно поднялись со своих мест, взяли лошадей, пошли за оленями. Маркел хотел им помочь, но Василий осадил его:
– Сиди, сами справятся, – и попросил: – Лучше попроси у товарища курить.
Маркел стал будить Сергея, да где там! Тот спит как бурундук в корнях кедра зимой, никаких эмоций. Пришлось Маркелу брать из его котомки махорку без спроса: завтра все объяснится. Василий торжественно закрутил самокрутку, закурил от костра, стал добрым.
– А что, во всех поселках комиссары сидят?
– Я не знаю, – пожал плечами парень. – Мы на заимке живем, до первого поселка еще два дня хода. Люди иногда приходят, говорят, что Советы крепко осели. Вон, Сергей с Громовым у нас отсиживаются…
– Кто такой Громов?
– Тоже из ваших, вроде как полковник.
– Ишь как… всех по медвежьим уголкам разогнали. Знать, дело совсем плохо. – И уже с сожалением: – Говорили мужики, по домам расходитесь, амнистия будет! Так нет, господа землю обещали… хотелось как лучше, получилось как всегда. Мы ить, из крестьян, тайгой не венчанные. Где бы лучше землицу пахать, рожь да пшеницу сеять, коней разводить, хозяйством заниматься. А тут такое дело! Сколько гор туда-сюда исходили, черт ногу сломает. Кони от натуги сдохли. Как еще сами не сгинули… эх, вот еще бы к семьям вернуться, да пожить немного в спокойствии, – и Маркелу: – Как думаешь, расстреляют нас али нет?
– За что? – не понял парень.
– Ну что белые, царю служили, да воевали против большевиков.
– Не знаю, – пожал плечами тот. – Я не знаю, кто такие большевики, не видал. В поселке сам уже два года не был, дядька Фома не пускает, говорит, нечего делать, а то куда-нибудь заберут. Вон наши, староверы, кто в деревне, всех забрили: сначала на войну германскую, потом в революцию, кого к белым, других к красным. А мы семьей так и живем тут, в тайге, на заимке. Род наш – Погорельцевы, слышал про таких?
– Нет, – твердо заверил Василий, – не слыхивал… по тайге много кто по скитам живет, разве всех узнаешь, – и, глядя, как Маркел смотрит горящими глазами на оружие, опять предложил: – А ты забери винтовки-то, упрячь куда-нибудь. Ты в тайге живешь, зверем занимаешься. Вон как оленей положил: красота! А нам они ни к чему, все одно красные отберут.
Максим и Иван притащили лошадьми убитых оленей. Все вчетвером быстро освежевали туши, стали варить, жарить мясо на костре. Солдаты быстро наелись и, не докурив самокрутки, тут же уснули у огня, где сидели.