– Он будет жить. Но перевозить его нельзя, это полностью исключено.

Старшина цеха мясников, широкий, кряжистый мужчина с бритым высоколобым черепом, блеснул глазами, и Арвел нахмурился, видя, как сжались его кулаки. Ладони свои старшина держал на столе, однако такие жесты в присутствии вельможного военачальника выглядели абсолютно недопустимыми, особенно в военное время. В старые времена руки мяснику отрубили бы без малейших разговоров, но сейчас все было по-другому, и Хадден только вздохнул:

– Я рекомендую вам не перечить господину полковому лекарю. Человек он опытный, ран навидался. Молодой Харлан, повторяю, будет жить. Ему повезло, что полковник Трир взял с собой усердных и глазастых солдат, которые не поленились найти его в изрядном низовом тумане…

– Их родители до сих пор ничего не знают, – глухо проскрежетал старшина, – и говорить с ними придется мне.

– Следует благодарить богов, что в живых остался хоть один, – заметил Банди. – Проваляйся он в траве еще полчаса, и зашивать рану уже не имело бы смысла.

– Родители Харлана – почтенные люди, хозяева, живущие в своем доме и своим умом. Они потребуют от меня, чтобы их сын вернулся под родную крышу.

– В таком случае, он умрет, – спокойно возразил Хадден. – Его родители желают ему смерти? Все мы люди… мало кому из нас эта война добавила счастья. Завтра утром, в любое удобное для них время, семья Харлана может прибыть в расположение полка и увидеть своего сына. Как вы считаете, дорогой Банди, к утру он уже сможет по крайней мере говорить?

– Я думаю, что да, – важно надул щеки лекарь. – к нему применены были сильнейшие бальзамы, и вечером, я в том уверен, он сможет пить красное вино. С его помощью мы быстро восстановим кровопотерю, ибо парняга, как сам я убедился, телом крепок, а духом – чист, словно дитя. Бесспорно, он выздоровеет и добавит немало славы своему почтенному мастеровому роду.

Хадден невольно заломил бровь, а тихо сидевший с краю стола Хонт поднял голову от листа, на котором чертил что-то свинцовым карандашом. Господин полковой лекарь попивал, был неистов до маркитанток и мог выписать солдату плетей вместо настойки от головной боли, ибо в каждом пациенте видел, прежде всего, злостного симулянта. Свое дело, впрочем, он знал туго, ампутаций не любил, стараясь спасать раненых даже в самых тяжелых случаях, а главное – тщательно следил за выхаживанием, сгоняя в госпитальные палатки всех полковых шлюх до единой. После известной осады, случившейся первым боевым крещением полка, раненых было много, но почти все они потом встали в строй: Арвел, высоко ценивший ученость и труд, проникся к Банди искренним уважением и перестал содрогаться от его пьяной ругани едва не каждый вечер.

Однако ж заподозрить в грубоватом лекаре еще и знание классического театрального стиля он не мог никак.

На мясника тирада капитана произвела не меньшее впечатление, тот заморгал и даже прикусил губу. Арвел видел, что он хочет что-то сказать, но не решается, и помог бедняге:

– Родители или жена погибшего также могут прибыть в полк – в конце концов, кто-то должен забрать тело.

– Я понимаю… но будет ли какое-то расследование? Не можем же мы оставить все это дело без последствий? Городская Стража, учитывая обстановку, не станет даже связываться, можете мне поверить. Но люди… люди начнут говорить об этом везде – в тавернах, на улицах, да где угодно.

– Вот вы и сказали то, что я хотел от вас услышать, почтеннейший Луфт.

– Э? Я не совсем понял вашу милость?..

– Люди начнут говорить – и пусть говорят. А еще я хочу, чтобы ваши люди, люди вашего почтенного цеха, люди вашего ремесла, торгующие для всех, снизу доверху, сословий, поискали тех, кто готов принять сторону врага. Мы, солдаты, ляжем на этом берегу до последнего, но десанту высадиться не дадим. Однако господа Претенденты никогда не стали бы готовить эту высадку, не имей они своих сторонников среди горожан, среди жителей прекрасных берегов Залива Удач. Такое вам в голову не приходило, нет?

Старшина мясников заерзал. По его глазам Хадден догадался, что он понял, о чем идет речь, но сама мысль об этом казалась господину Луфту безумной.

– Вы предлагаете мне шпионить для вас… – пробормотал он.

– Он предлагает тебе найти убийц твоего парня, тупой необразованный болван! – поразительно четко, почти без акцента произнес Хонт, и Арвел вместе с Луфтом одновременно повернули головы, но пушкарь уже водил своим карандашиком как ни в чем не бывало.

– Вы хотите жить в своем городе? – Арвел был неимоверно благодарен Хонту, но теперь нужно было дожимать мясника быстро, пока тот не опомнился и не завел обычное свое хитрое нытье.

– Другого у нас нет, ваша милость.

– Тогда слушайте меня. В город прибыла группа лиц, посланная Претендентами не только для убийства офицеров нашего полка, но, главное, для того, чтобы в момент высадки десанта никто из ярых сторонников Трона – а таких тут, я знаю, большинство, – не решился взяться за оружие для защиты своих законных интересов. Этот отряд очень невелик, всего несколько человек, но они знают, что им есть на кого опереться. В первую очередь, речь идет о местных владетелях, некоторые из них Трон ненавидят и ненавидят давно, не одно столетие. Я знаю, что кое-кто лелеет несбыточные надежды, да и вы про то слыхали… – Луфт неистово закивал, впитывая каждое слово Арвела. – Мне нужно знать об этом все. Кто, где, когда – все, о чем слышат люди в этом городе. Слышат, но молчат, хотя бы из простой вежливости, мало ли что о ком говорят?

Мясник вскочил. Глаза его сверкали, огромные руки не могли найти себе места.

– Я понял, вас ваша милость! Я понял! Вы будете знать все, и даже более того! Мы люди цеховые – но если мы нужны для спасения Трона, отказа от нас не будет ни в чем!

– Тогда идите, – величественно поднял ладонь Арвел, – и не забудьте про родных наших парней – завтра их ждут в полку.

Когда за господином Луфтом гулко бахнула дверь, лекарь Банди тихонько захихикал: со стороны могло показаться, что он всхлипывает.

– Позвольте мне вон тот кувшинчик, ваша милость… О-ой, не могу. При всем моем почтении, но – так поджечь траву? Нет, я не мог и заподозрить!

– Что же это вы? – обиженно насупился Арвел. – Да еще и забываете, что учились мы с вами в одном университете – хоть и в разное время, и на разных факультетах.

– О таком не забывают…

– А! Ну так я отвечу вам на это, что мне и в голову не приходило вообразить вас театралом! Как, съели?

– И вовсе не съел! – Банди одним глотком отправил в глотку содержимое глиняного стакана, а потом пристукнул его донцем по столешнице: – Вот, считайте, что выпил! А если серьезно, так для театра я даже когда-то писал. Впрочем, вы в ту пору уже, как я слышал, воевали.

Он встал, и Арвел поднялся вслед за ним; сейчас ему было неловко.

– Хороший начальник должен иногда демонстрировать свое уважение починенным, – сказал Арвел. – Ступайте, господин полковой лекарь. Кувшин можете взять с собой, не стесняйте себя… Отравленные висят на вашей шее, помните об этом!

– Да там отравлен только бедолага пекарь, – Банди остановился, лицо его стало серьезным. – Остальные потеют так, со страху. К утру все будут в строю. А шлюхам придется готовить еще и завтрак, ха-ха-ха!

Арвел подошел к окну, прижался лбом к холодному стеклу. За его спиной завозился Хонт, прошуршала бумага, и инженер поспешил обернуться. Пушкарь смотрел на него ясными, спокойными глазами, в пальцах медленно крутился свинцовый карандаш.

– Я внимательно осмотрел то место, где нашли несчастных мясников, – заговорил Хонт, – и теперь, нарисовав все то, что мне удалось разглядеть, окончательно убедился в следующем: фуру остановили. Да-да, сыскарь, конечно, понял бы это сразу, но моя голова устроена так, что мне нужно все рисовать… привычка к изучению баллистики, знаете ли. Фуру остановили… Один человек в обуви относительно небольшого размера. Он подошел к лошадям, и в этот момент были произведены два выстрела из самострелов. Один выстрел, более удачный, сразу убил сидевшего справа возницу, потому что болт пробил сердце, а вот второй, произведенный человеком недостаточно тренированным, поразил молодого Харлана в бок. Харлан потерял сознание, и его сочли мертвым. Человек, остановивший фуру, взялся править, а некто, в большущих сапогах, забросил под тент пару козлят, после чего ушел в сторону тропы, откуда и были произведены выстрелы. Искать следы дальше я не стал, потому что там топко и мои усилия оказались бы напрасны.

– Значит, трое? – прикрыв глаза, переспросил Арвел.

– Трое. И по логике стрельбы, и по следам – именно так. Самострел невозможно взвести за секунду, оба мясника получили удар практически мгновенно. Да болты немного разные, хотя это не имеет особого для нас значения… Харлан, придя ненадолго в себя, свой вырвал, благо тот вошел не слишком глубоко, и бросил на дорогу – там, куда его спихнули с козел фуры. Лучше б он этого не делал, конечно, да что уж теперь. Я предполагаю, что когда он сможет говорить, то расскажет нам с вами все то же самое, слово в слово.

– Но добавив при этом описание внешности хотя бы одного из ублюдков, – Хадден поджал губы, дернул раздраженно плечом.

– Я тоже надеюсь на это.

– Эти «большие сапоги», о которых вы только что говорили, – носок, носок у них был квадратный, как рыбаки носят?

– Да, я тоже еще подумал, что такие сапоги я видел у рыбаков и извозчиков. Отчего такая мода, кто знает?..

– Не важно. Для нас это не имеет никакого значения. Человека в этих сапогах я упустил в «доме отшельника».

– Вот так так!

– Именно. И на свидание с ним ехала, как я теперь понимаю, та самая белокурая девица. Кто мог знать?.. Но теперь, как видите, пекарь хватанул яду, мясники получили по железной стреле, а нам с вами придется окружать себя сплошным кольцом охраны.

– Когда они узнают о том, что отравление не удалось, им придется предпринимать следующие шаги, – задумчиво покачал головой Хонт.

– И что бы вы сделали на их месте? – спросил Арвел, садясь на край стола.

Лавеллер криво усмехнулся и посмотрел в окно. С ответом он не торопился, и это немного раздражало Хаддена.

– Я – это я, – произнес наконец Хонт. – Я человек другой культуры, и в Пеллии мне до сих пор многое непонятно. В моем мире жизнь человека ценится куда меньше, особенно, когда речь идет о религиозных противоречиях… Впрочем, не важно. Одно я могу сказать твердо: я не стал бы даже пытаться проникнуть в лагерь. Ваша солдаты хорошо обучены, видели смерть и, главное, обладают ловкостью, доступной немногим. Попытаться пролезть – можно, но вот вернуться уже не удастся. А наши противники мало похожи на самоубийц, да и вообще самоубийственные атаки пеллийцам несвойственны совершенно. Значит, они будут пытаться подловить вас – да, вас, разумеется, не Трира же! – где-то в дороге. Или все же в городе, что менее вероятно.

Возразить Хаддену было нечего. Собственно, он и сам думал примерно так же. Двойные караулы – а солдаты знали свое дело и на постах не спали – не давали шанса даже дойти до здания, в котором спали Арвел и Хонт. Выстрел из-за охраняемого периметра практически исключался, так как вокруг уже натыкали всяких сараюшек для инженерного имущества и дощатых офицерских бараков, к тому же «дровяные команды», каждое утро выезжающие из лагеря, норовили сложить свою добычу поближе к печкам, то есть – как попало, заполняя свободное пространство среди всех этих построек.

– Мы подберем вам кое-какой доспех, – сказал Арвел. – Пулю, тем более с близкого расстояния, он не удержит, но от стрелы, даже такой, как те, защитит.

– У меня есть панцирь, – меланхолично отозвался Хонт, – но все равно спасибо. Меня сейчас не это беспокоит… Мне не нравится персонаж в рыбацких сапогах. Как бы не случилось так, что к нам послали серьезного мастера своего дела. Я точно знаю, что такие на Юге еще остались. Это отравление – слишком ловкий ход, который не удался, только благодаря случайности и вашей подозрительности. Если б вы были более э-э-э, заспанным, не обратили внимания на слова поваренка – лежали б мы тут все со стеклянными глазами.

– Еще и в лужах собственной мочи, – хмыкнул Хадден.

– Даже так? Прелестно. Так вот, этот дядя в сапогах меня немного пугает. Если вам приходилось слышать про наемных убийц старого Юга, то вы знаете, что все они были великими мастерами перевоплощений, многие из них даже практиковались на театральной сцене. Как бы не сталось так, что двое его спутников – не более, чем проводники, знающие местность и здешних обывателей, а основная задача возложена именно на него…

– Коли вы правы, то дело наше плохо. Настоящий «мастер смерти» выполняет задание всегда, даже ценой своей жизни. Сейчас, правда, многое изменилось, старые традиции отходят, но кто знает?

– Нет, если бы он не очень ценил свою жизнь, то расстрелял бы нас с вами в упор – хоть даже на скале, там возможностей хватало, да и уйти можно было без особых проблем. Н-нет-нет, это человек, который хочет от жизни многого, так что лезть на рожон он не станет. Почему бы не предположить, что обещанную награду он сможет получить только после взятия Каффа? А? Вот то-то. Для нас с вами это вызов, так что ответить на него нужно достойно. Неужели мы, два образованных человека, повидавшие войну, не сможем переиграть хоть и ловкого, но всего лишь убийцу?

Хадден хмыкнул, и на лице его появилась кислая улыбка. История пеллийского Юга, долгая и во многом запутанная, помнила таинственные смерти знатных владетелей, которые окружали себя не просто рвами, стенами и несколькими кольцами охраны, – куда там, убивали и таких, что никогда не спали две ночи в одном месте с одной и той же партнершей. Травили, резали, кололи, кое-кто сподобился быть утопленным в отхожем месте, при том что телохранители не оставляли его ни на минуту.

Вот, правда, было это все давно, так давно, что теперь редко кем вспоминалось, разве что литераторами романтического толка. Последний из настоящих «мастеров смерти» умер в далеком лесном монастыре за два столетия до рождения Арвела, и с тех пор о них никто не слышал. Школа умерла вместе с ним – просто ушла за ненадобностью, потому что в новую эпоху наносить удар в спину стало глупо. Опорой Трона стал Закон, а стражем его – судейский поверенный с коробочкой перьев и чернильницей в кожаной сумке. Бежать от суда было некуда, бумага с королевской печатью могла сразить самого могущественного и храброго владетеля быстрее стрелы, надежней проверенного яда; бегство? – бегство выходило хуже смерти.

– Мне кажется, сюда не стали бы посылать только одного убийцу, – Арвел ощущал, как шевелится в нем некая мысль, однако все не мог поймать ее за хвост.

– Так он и не один! – резко возразил Хонт, поднимая в удивлении бровь. – С ним кто-то еще, скорее всего, говорю я вам – местные жители…

– Нет-нет!

Хадден соскочил со стола, налил себе в кружку, выпил с жадностью – от долгого разговора с мясником у него першило в горле.

– Я совершенно не оспариваю мысль о «местных жителях», я сейчас говорю о другом. Как бы ни случилось так, что задача диверсантов гораздо шире, нежели просто устранение нас с вами. Понимаете, те силы, которые могут быть собраны для князя Руччи, они, в общем-то, недостаточны для удержания города. Но вот если князь получит хоть какую-то организованную поддержку изнутри, то ситуация может поменяться. Тогда контроль над дорогами становится вполне реальным – а большего Претендентам сейчас и не нужно. Захватив дороги от западного побережья к своим гарнизонам, запертым южнее, они гарантированно сорвут весеннее наступление, к которому готовится Трон.

Хонт в волнении поднялся со стула. Морщины резко проступили на его лице, сразу сделав пушкаря старше, чем на самом деле.

– Проклятье, об этом я не мог и подумать! А ведь именно на такое развитие событий намекал начальник гарнизона в этом городке, как его там… тот чопорный старикан, помните? Мы с вами не придали его словам особого значения, отмахнулись – а ведь он видел ситуацию весьма отчетливо!.. Все эти владетельные психи с их древними амбициями и обидами? А? Персоны Крови! Плевать, плевать, что кровь их в реальной политике стоит не больше навоза, но сейчас, когда Трон порою вынужден просто покупать лояльность некоторых фамилий! И что нам с этим делать?

Арвел ответил ему мрачным вздохом. Он понимал, что так взбесило лавеллера: беспомощность. О да, комендант Саллен с большим удовольствием скрутит хоть половину здешних аристократишек – ну а дальше? Показания, выбитые под пыткой… Вот именно что «только не сейчас»!

За окнами раздался перестук копыт, глухие голоса, в одном из которых Арвел вдруг узнал простуженную скороговорку Гро Атвица. Инженер улыбнулся, кивнул Хонту:

– Вот вам и новости приехали, – и шагнул к двери.

Гро оказался не один, с ним приехал и сыскарь Ларо. Оба были довольно грязны, на запавших щеках темнела щетина – видимо, они не особо отдыхали все это время.

– Ваша милость, – Атвиц стащил с себя порыжелую от ветров и дождей шляпу и попытался изобразить строевую стойку, – мы вычислили их логово. Но сами клиенты, – он обернулся, ища глаза Ларо, и тот уныло вздохнул, – ушли двойным двором. Зато нам удалось переговорить с хозяйкой, и теперь мы имеем довольно подробное описание этой парочки.

Ларо вытащил из-под плаща два листа бумаги, сложенных четвертушкой, и протянул их Хаддену.

– Все как положено, ваша милость. Вести допрос я еще не разучился.

– Садитесь, ребята, – махнул рукой Арвел. – Умойтесь там, в тазу, а то вы чумазы, как сыновья угольщика. Сейчас я найду перекусить. Вино вон там, в бочонке – налейте в кувшин, поставьте на стол…

Он сходил в свою спальню и вернулся с полукругом сыра, ветчиной и чуть подсохшим вчерашним хлебом. Разведчики уже сидели за столом, а Хонт, то и дело щурясь, читал записи Ларо. Хадден разложил снедь по большим деревянным тарелкам, налил в кружки вина и вопросительно посмотрел на Гро.

– Проповеднички оказались в городе фигурами заметными, – заговорил тот, отрезая себе ломоть мяса. – Их видели возле Конного рынка, потом – на Торговой площади, где собираются по утрам местные посредники – ну, из тех, что помогают заезжим купцам разобраться в ситуации. Ни с кем они особо не заговаривали, но, видимо, слушали внимательно. Дело выходило так, что парни просто интересовались, о чем болтают в городе. К вечеру мы узнали, в каком квартале они квартируют – один любопытный мебельщик хотел побеседовать на богословские темы, дошел с ними до сада Утренних Роз, но ничего умного не услышал – а потом они свернули и исчезли во дворах. Искать там ночью было бесполезно, поэтому мы завалились на постоялом дворе неподалеку, ну а с утра начали бродить по окрестностям. Найти их оказалось нелегко… А когда все же нашли, было уже поздно. Подонки решили сменить базу, расплатились с хозяйкой и ушли, причем садами через задний двор – видимо, хотели поскорее выбраться на набережную. Но с дамочкой этой, что комнаты сдает, мы поговорили как следует.

– И выяснили интересные вещи, – вмешался Ларо, уже осушившивший две кружечки вина. – Один из этих парней – тот, что помоложе, – явно местный, и по выговору, и по тому, как толковал с ней о городе. Но – не горожанин. Может, из богатых фермеров, по крайней мере, вести себя он старался «по-простому», но хозяйке почему-то показался аристократом. Второй – точно аристократ и точно северянин, в этом она не сомневается. Похоже даже, из горцев, уж больно резок во всем. Жили они довольно широко, ужины заказывали в богатой таверне, вина брали дорогие. Женщин не водили, но один раз к ним приходил какой-то рыбак, мужчина здоровенный, в плаще с капюшоном – лица она не видела и голоса не слышала: пришел-ушел, и все тут.

– Рыбак… В плаще, – Арвел повернулся к Хонту, и тот угрюмо кивнул в ответ. – Вот что, господа разведчики: сегодня отдохните у нас, приведите себя в порядок, а завтра снова в город. Либо наши монахи еще здесь, либо спрятались где-то в окрестностях, и хорошо бы нам знать, где именно.

– Было бы время, – со вздохом развел руками Ларо. – Люди здесь добрые, общительные: слово за слово, расскажут все, что надо. Но времени ведь нет!

– Идите отдыхать, – повторил Арвел. – Да, и не удивляйтесь тому, что вам расскажут в лагере. У нас было очень веселое утро – таких, пожалуй, я не припомню.

Выпроводив разведчиков, он вернулся за стол. Лавеллер, дочитав доклад Ларо, положил бумаги перед собой и сейчас сидел, подперев рукой щеку. На лбу его едва заметно шевелились горизонтальные морщины.

– Все совпадает, – произнес Арвел. – И рыбак в плаще – туда же, не так ли?

– Кто-то из сыновей местной аристократии, – хмыкнул пушкарь. – Скорее всего, воевал на стороне Претендентов, сумел продвинуться, показать себя, так что получил «хитрый» приказ вернуться домой и помочь высадке князя Руччи. Допускаю даже, что этот юноша – один из его выдвиженцев. Руччи несметно богат, к нему липнет немало тщеславных болванов. Кому-то везет больше, кому-то меньше, какая нам разница. Сейчас все будет зависеть исключительно от нашей решимости.

Хадден покачал головой. Взять комендантский отряд, проехаться по старым усадьбам – да, это довольно просто, а что потом? А потом все эти замшелые владетели, кое-кто из которых точно ждет войска Претендентов, потирая от нетерпения руки, начнут писать жалобы наместнику острова – и это в лучшем случае. А в худшем они начнут собирать отряды, вооружая всякое отребье, которое очень даже готово пограбить да пожечь, и в тот день, когда на берегу загремят пушки, над фермами поднимется дым, очень хорошо заметный с моря…

За окнами постепенно темнело. Раздумывая над тем, что писать в записке для коменданта, Арвел ходил вдоль стены, время от времени поглядывая в серый сумрак, где темнели очертания сараев напротив. Где-то далеко что-то звякнуло, послышались голоса караульных: Хадден вытянул шею. По дорожке медленно ехала Дали, а за седлом у нее висела большущая круглая фляга, обтянутая грубой кожей.

– Ага, – пробормотал Хадден. – Она нашла того винодела…

– О чем вы? – Хонт подошел к окну, поправил на носу очки.

– Сейчас выпьем чудесного вина, господин мой, и узнаем кое-какие новости.

Дали вошла не одна, а в сопровождении мальчишки-вестового, который, кряхтя и вращая от ужаса глазами, тащил две одинаковые фляги, явно слишком тяжелые для его рук.

– Все так, как ты и думал, – произнесла девушка, отвечая на немой вопрос Хаддена. – До мелочей.