В Лести полковая колонна вошла через два часа после рассвета.

…Хадден проснулся с первыми лучами здорово удивившего его солнца – утро выдалось необычайно ясным, по-летнему золотым, а вот пушкарь-лавеллер, заметно уставший после необычно долгого дня, еще спал на откидном диване, укрытый толстым шерстяным одеялом. Арвел не стал его будить. Выбравшись из-под одеяла, он осторожно открыл дверь кареты, отлил и несколько минут стоял в проеме, втягивая носом холодный, пахнущий палой листвой воздух. На лице его застыла мечтательная улыбка.

– Осень полна прелести, – едва слышно пробормотал он, – и хорошо, когда есть время ее ощутить…

Он хлебнул сладкого отвара из большой фляги, висевшей на крючке возле окна, вздохнул и снова забрался на свое просторное ложе. Пока его новый помощник спал, можно было спокойно поразмыслить о том, что ждет их в далеком пока Заливе Удач.

Скупость, с которой Улла отдал свое распоряжение, заставила Арвела вспомнить кой-какие слухи, появившиеся вскоре после того, как он вернулся с острова Наэр. В ставке барона Лейена, куда он явился для получения новых приказов, его ждала пачка писем, среди которых оказались два послания от старых друзей, весьма близких к Граду. С этими людьми его связывала давняя и теплая дружба, так что не доверять их словам было глупо.

А писали они вещи достаточно неприятные. Помимо очередных новостей о назначениях и перемещениях командования, оба корреспондента сообщали Арвелу, что у подножия Трона появились сплетники, шепчущие о том, будто господин Конюший взял слишком много власти, окружая себя людьми не слишком родовитыми, зато наглыми и беспринципными, при этом «наследники старых домов» прозябают в ничтожестве, не имея возможности показать себя Трону в должном свете. Арвел хорошо понимал, насколько опасными могут быть для князя Уллы такие разговоры. По представлениям столичных вельмож, чьи предки столетиями вились вокруг Града, сам он к «старым домам» не относился ни в малейшей степени. О, конечно, отец его был князем, так что с того толку? Остров Ленц для столицы – далекое захолустье, и да будь ты хоть трижды княжьим сыном…

Подоплека происходящего была вполне понятна. Несмотря на все усилия, добиться решающего перелома в войне силам Трона не удавалось. Господа Претенденты, на первый взгляд уступающие Трону во всем, использовали свои ограниченные ресурсы на полную, с невиданным для Пеллии цинизмом, поставив под ружье всю экономику Юга. Основной рабочей силой в баронских усадьбах стали женщины и дети, потому что мужчины либо служили в полках, либо ломали спину в шахтах и в мастерских, которые росли одна за другой. Вербовщики выгребали даже «городское дно», забирая сифилитических бродяг и давно опустившихся пьянчуг, которых не взяли бы ни в одну другую армию. По сути, все территории, оказавшиеся под властью Южной Звезды, превратились в сплошной военный лагерь.

Трон же, свято блюдущий старинные кодексы и уложения, пойти на такие меры не мог – следовательно, не видно было конца этой многолетней битве, утомившей Пеллию до крайних пределов. В такой ситуации недовольство высшей аристократии становилось делом вполне ожидаемым. Окажись на месте Уллы человек из ближнего вельможного круга, шипеть на него осмелились бы немногие, но – увы… Арвел понимал: стоит этим разряженным кретинам добиться смещения князя, и Трон окажется на краю бездны. Улла добился своего положения не только умом и тонкой интуицией, а еще и умением окружать себя людьми талантливыми, наделенными не только фантазией, но и волей, упрямством, способным проломить любые стены.

Тщеславным недоумкам, искавшим славы подле его стремени, он ходу не давал.

Битва на острове Наэр, начатая Хирцем по категорическому требованию военного командования Претендентов, закончилась для них масштабной катастрофой. Как до этого и предполагал Арвел, пехота, лишенная в решающий момент артиллерийской поддержки, не выдержала давления королевских полков и ударилась в бегство. Хорошо подготовленный кавалерийский резерв мог бы заставить всю эту рвань вернуться на позиции, но Хирц, вынужденный наступать на довольно широком фронте, рассредоточил свои эскадроны на три десятка лонов, так что, когда пехота подалась назад, подпереть ее оказалось попросту некому. Этой битвы Арвел не видел: когда Хирц двинул свои полки вперед, он уже плыл на корабле, возвращаясь к барону Лейену, под чьей рукой в те дни находился согласно приказу командования.

«Наэрский погром», закончившийся к тому же самоубийством излишне тщеславного Хирца, принес Улле новую славу. В Граде все прекрасно знали, чьей идеей было уничтожение артиллерийского резерва. Улла был призван к Трону, где удостоился множества милостей, и по всем признакам влияние его заметно возросло, а раз так, то и беспокоиться Арвелу не следовало.

Но – письмо и официальный приказ, непонятно краткий, расплывчатый, лишенный обычной для Уллы и его штаба военной ясности?.. Ответа он найти не мог.

За окнами кареты появились низкие бревенчатые изгороди, на зеленых лугах паслись овечьи стада. Арвел спрыгнул с постели, убрал в ящик одеяло и подушку, потянул рычаг, превращая свое ложе в обычный каретный диван и осторожно потрогал плечо Хонта:

– Просыпайтесь, господин пушкарь. Мы приближаемся к некоему городку, в котором нас ждет завтрак и небольшой отдых.

– Лести? – лавеллер сел, сбросил с себя одеяло и потянулся так, что хрустнули кости. – До чего ж славно я выспался! Никогда бы не подумал, что карета может идти настолько мягко. Надеюсь, вы позволите мне рассмотреть рессоры?

– Там не только в рессорах дело, – мягко рассмеялся Хадден. – Я придумал угловое устройство, способное гасить колебания осей относительно рамы. Пакет гнутых шайб, зажатый меж двух бронзовых рычагов, вот так, – он показал ладонями, – и нас трясет гораздо меньше. После войны на этом можно будет заработать отличные деньги.

– После войны… – задумчиво пробормотал Хонт, глядя в окно. – Ну да. Как вы думаете, сколько нам до города?

– Совсем немного, судя по окружающему пейзажу. Я дам людям четыре часа отдыха, и мы поедем дальше. Лошади на такой дороге не слишком устали.

К тому времени, когда они доели оставшиеся от ужина вареные яйца, карета прошла через передовую заставу, на которой застыли с оружием в руках трое солдат. На первой же торговой площади возница потянул рычаг тормоза: в окне двери замаячила серая от пыли физиономия капитана Эстица, командовавшего полком в отсутствие Трира. Арвел поспешно сбросил щеколду.

– В чем твои беды, Колло? – спросил он, высовываясь наружу. – Кто тебя остановил?

– На все воля богов, – осклабился Эстиц и, намочив из фляги цветастый платок, принялся протирать щеки, – но дело в том, что ваша милость не сообщили мне, куда ехать дальше.

– Ага… – Арвел схватился рукой за скобу на внешней стороне борта и завертел головой. – Вон башня, видишь?

– Это королевская крепость, ваша милость.

– Ты поразительно догадлив… А, да! И вышли вперед пару старшин, пусть они начнут колотить в ворота и звать коменданта. В воротах мы останавливаться не должны, таков теперь порядок.

– Слушаюсь! – рявкнул Эстиц и побежал к своей лошади.

Хонт-А-Ллор закатил глаза и покачал головой. По старой военной традиции перед воротами крепостей никогда не останавливались либо большие вельможи, либо крупные военачальники. Требуя для себя такой чести, господин инженер прыгал выше головы – но ему, в конце концов, было виднее. Статус доверенного лица князя Уллы позволял многое, и где для Хаддена лежали границы дозволенного, пушкарь пока не понимал.

– Не подумайте, что я тщеславен, – поймав его взгляд, тихо произнес Арвел. – Увы, есть вещи, которые от меня теперь требуют в приказном порядке. Вы знакомы с бароном Милнаром?

– Начальник секретной охраны господина Конюшего? – прищурился Хонт. – Да, можно сказать, что знаком. Был представлен, по крайней мере.

– Ну вот, иногда он выдает распоряжения, которые ставят меня в тупик.

– Это говорит о том, что его милость очень печется о вашей личной безопасности.

– Мне тоже хотелось бы в это верить, господин мой Хонт…

«Но веры моей мало, – закончил Арвел уже беззвучно, – а вот дурных мыслей по этому поводу – да сколько хочешь, хоть ковшом черпай».

В ворота крепости карета пролетела, не сбавляя хода. У главной башни возница натянул вожжи, повернул и плавно остановился напротив тяжелой, окованной железом входной двери. Двое солдат, соскочив с коней, распахнули дверцу, сбросили подножку и застыли, положив руки на кобуры с пистолетами. От ворот, тяжело дыша, уже бежал рослый седой старик, на шляпе у него поблескивала звездочка коменданта.

Хадден спрыгнул на присыпанную соломой брусчатку, поправил мятый ворот сорочки и встретил коменданта протянутой рукой:

– Рад вас видеть. Инженер Арвел Хадден, следую на западный берег, согласно приказу Совета…

– Барон Тиссе, комендант именем Трона… У вашей милости, как я понял – полк?

Хадден оценил деловитый тон старика. Судя по всему, тот поддерживал в крепости достойный порядок: война была близко, слишком близко.

– У меня почти восемьсот человек, так что полком нас называют только формально. Могу я надеяться, что вы сможете накормить лошадей?

– И лошадей, и людей, – с готовностью отозвался комендант. – Ваш офицер сказал, что вы задержитесь до обеда или чуть больше. Могу я предложить вашей милости свое гостеприимство на время завтрака? Людей у меня достаточно, так что беспокоиться вам не о чем. Мои помощники уже получили соответствующие распоряжения, на кухнях вовсю топят печи – каши наварят, как положено, а что до солонины, так очередной конвой снабжения прибыл только позавчера.

– Завтрак был бы весьма кстати. И, да, позвольте представить вам моего спутника и соратника, – Арвел снова улыбнулся, показывая на Хонта, скромно стоящего у каретного колеса, – господин Хонт из Ла-Велле, математик и военный ум. В Пеллии он уже давно, так что с языком трудностей не испытывает.

Поклон барона Тиссе выглядел безукоризненно. Арвел не стал смотреть, как во двор втягиваются фуры обоза, а сразу пошел наверх, на шестой этаж башни, где находилась просторная комната с высокими узкими окнами, служившая столовой коменданту и старшим офицерам крепости. На завтрак повара принесли блюдо с речными змеями в кислом соусе, мелкую птицу и здоровенный пирог с сыром. Вина комендант с утра не подавал, вместо него стояли кувшины с горячим тонизирующим отваром. Хадден не чувствовал себя голодным, однако предпочел наесться впрок, тем более, что тушенные мелкими кусочками змеи оказались совершенно превосходны.

– К неожиданностям вы, как я вижу, готовы вполне, – заговорил он, вытерев рот салфеткой, – порядок в крепости отменный.

Барон Тиссе, до сих пор не проронивший ни слова, с короткой улыбкой склонил голову.

– Здесь можно ожидать чего угодно, ваша милость. К счастью, моему командованию об этом хорошо известно, так что у меня хватает и людей, и припасов, включая новейшие бомбические снаряды системы князя Молтана.

– Но до вражеских позиций, насколько мне известно, от вас не менее двухсот лонов, – возразил в удивлении Арвел. – Что же, сюда проникают их диверсионные отряды?

Тиссе усмехнулся и чуть загадочно пошевелил бровями.

– Вашей милости, очевидно, неизвестны кое-какие эпизоды из недавней, я бы сказал, истории нашего острова…

– Что вы имеете в виду, господин барон? Ни в школе, ни в университете мне не приходилось читать о чем-то порочащем Бранти… Или же – что вы имели в виду?

– Не в пороках дело, – сморщился комендант, – о нет, не в них. Скорее уж, в страстях!

– Страстях? – переспросил Арвел, пытаясь вспомнить курс общей истории Королевства Пеллийского и совершенно не понимая, о чем идет речь. – Но помилуйте, какие страсти здесь, в такой дали от столицы?..

– Вашей милости, как я вижу, неведомо, что в течение трех столетий Бранти был местом ссылки для лиц, не имевших дел с судом, но все же нуждавшихся в некотором вразумлении со стороны Трона. Приличия в отношении этих людей соблюдались строго, так что ссылка выглядела некоей формальностью – будучи навечно удалены от Трона, люди эти получали весьма солидные наделы на западном берегу, и титулы их, разумеется, сохранялись. В итоге на Бранти оказались представители весьма влиятельных – в прошлом – фамилий. И не только… – Тиссе помолчал, затем продолжил, подняв многозначительно палец: – Среди ссыльных были вельможи, чья кровь позволяла иметь не только большие амбиции, но, что хуже, – тешить свое самолюбие несбыточными надеждами.

– Ах-х ты! – выпучил глаза Хадден. – Никогда о таком не слышал! И теперь… О, как я понимаю вас, господин барон!

– Именно, – горько вздохнул комендант. – Кое-кто распалил себя до горячки, отправив сыновей на Юг. Серая Стража уже приняла меры, пара замков теперь пусты в ожидании новых хозяев, однако все ли нам известно? Уверяю вас, нет. Именно поэтому я считаю себя на осадном положении, и люди мои ведут себя соответственно!

На этом Тиссе снова замолчал, и по виду его Арвел понял, что большего из него не вытянуть. Похоже, близкое присутствие аристократов, недостаточно лояльных Трону, здорово действовало коменданту на нервы. Хадден хорошо понимал его тревогу: королевских войск на острове было не слишком много, и любая военная удача Претендентов грозила ему ударом с тыла.

Выходить из крепости Арвел не позволил никому. Места внутри ее стен вполне хватало для комфортного отдыха, тем более что теплый денек позволял солдатам расположиться прямо на сеновалах или в конюшнях. Нескольких простуженных комендант разместил в казарме, где на ночь топили печь, так что там было даже жарко. Сам он, не желая надоедать неожиданным гостям, сразу же после завтрака исчез, сославшись на срочные документы, присланные сверху, из канцелярии губернатора, и до сих пор им не читанные.

Арвел отпустил коменданта с благодарной улыбкой: сейчас ему хотелось остаться наедине со своими мыслями.

– Вижу, вас встревожило сообщение господина барона, – осторожно заметил Хонт, когда они присели на каменную скамью в тени маленького крепостного жертвенника.

– Встревожило? – Хадден шевельнул бровями. – Скорее, взбесило, знаете ли. Вот скажите-ка: вам случалось бывать на территориях, по которым прошлись войска Претендентов?

– Нет, – мотнул головой лавеллер. – Я служил исключительно при высших штабах, так что в войска меня почти не посылали. Так, изредка – но все равно я находился далеко от линии разделения.

– Вот видите… А я за эти годы повидал кой-чего. Некоторые картины до сих пор стоят у меня перед глазами, и я думаю, что вряд ли их когда-нибудь забуду. Это ведь ночные кошмары мы, как правило, забываем легко и навсегда – а вот то, что пришлось увидеть в реальности, часто преследует нас до самой смерти… Так вот: после всего того, что я видел, мне трудно считать людьми тех, кто поддерживает противоположную сторону. Наши солдаты, конечно, тоже не блещут добродетелью, но они хотя бы не жгут людей ради собственного удовольствия. Пеллийцы никогда не имели привычки к зверствам, так что для меня все это выглядит невыносимо ужасно.

– Ну, – хмыкнул Хонт, – потомки сосланных, очевидно, увидели в этой войне возможность восстановить утраченное, причем речь идет о вопросах чести, а тут уж кто как ее понимает… дело темное, мне кажется.

Арвел мрачно покачал головой. После сожженных полей и залитых кровью фермерских домиков говорить о чести ему было трудно.

– Вы говорите ерунду, – произнес он глуховатым, каким-то чужим голосом. – Какая честь, о чем вы? Власть, Хонт, власть и еще раз власть! Ради власти эта кучка безумцев готова на любые преступления, они показали это с самого начала, с резни в крепости Фрихс, с сожжения трех кораблей, которые везли ни в чем не повинных паломников из столицы… Впрочем, вы этого не видели, так что вам не понять наших чувств, нашего ужаса и гнева, которые все мы испытали, услышав об этих событиях.

– То есть для вас все было ясно с самого начала?

– А у меня особого выбора и не было. Претензии Южной Звезды казались мне тогда полным абсурдом, да и не только. Трон изо всех сил пытается соблюсти хотя бы видимость прежней благопристойности, а для меня это очень важно. Да, увеличены налоги, да, по всем островам идет набор в войска, но при этом никто никого не режет и не отнимает имущество. На нашей стороне хватает идиотов, в том числе облеченных властью, и все же Пеллия остается Пеллией…

– Боюсь, – вздохнул Хонт, – что прежней Пеллии вам уже не видать никогда. Когда эта война закончится, – а финал ее я вижу, хоть и нескорым, но все же удачным для нас, – многое, очень многое перевернется вверх дном, и сделать с этим ничего нельзя. Вы когда-нибудь думали о том, что победа Трона приведет к падению тысяч благородных домов и «старых фамилий», причем не только на Юге: мы с вами знаем, что горный Север тоже не слишком лоялен правящей коалиции высшей знати. Кому отойдут их земли, а главное, откуда возьмутся деньги, необходимые для восстановления разрушенного хозяйства? Пеллию ждет развал традиционной системы торговли, а это – десятилетия нищеты, безлюдья, эпидемий! Что толку иметь поле, если некому его пахать?

Арвел посмотрел на своего собеседника с искренним ужасом. Подобные мысли приходили и к нему, но Хадден старательно гнал их прочь, думая только о том, как ускорить окончание этой проклятой войны. О том, что будет после, он старался не думать.

В конце концов, на свете есть остров Ленц, а на острове есть город Юлих, в котором всегда найдется местечко для отставного королевского инженера. Но что будет, если и Ленц обнищает, если торговля его остановится окончательно, и никому уже не нужны будут ни строители, ни кузнецы, ни даже бродячие медники?

– И золото потеряет в цене, – продолжал Хорн, – потому что колосьев пшеницы будет меньше, намного меньше, чем ртов, разинутых в голодном вое… Титулы, замки, вопросы чести – все это станет пустотой, а реальность заполнится чумой и крысами. Вот что ждет всех нас, если мы не найдем способ закончить войну раньше, чем она испепелит наши души и мы начнем убивать друг друга, позабыв о том, что завтра живые, может быть, станут завидовать мертвым, ведь тем уже не нужно думать о ночлеге и пропитании. И никакая Стража, никакое войско не смогут противостоять волне хаоса: просто из-за того, что поля, потерявшие хозяев, зарастут травой… Королевство Пеллийское, славное своими свободами и богатством, живет ровно до тех пор, пока добрый пахарь идет за плугом по полю своих отцов, пока рыбак выходит в море, пока торговец каждое утро распахивает двери своей лавки. Не станет их – не станет и Пеллии. О, разумеется, любой вельможа скажет на это, что вопросы чести всегда стоят выше этаких презренных материй… Что ж, давайте драться до последнего… Но, повторюсь – когда некому будет сеять хлеб, честь сильно потеряет в цене.

– И какой же вы видите выход? – с мрачным сарказмом поинтересовался Арвел. – Может быть, нам стоит признать претензии тех, кто все это начал? Но тогда… То, что они принесут с собой, не назовет Пеллией уже никто, ни один здравомыслящий человек!

– Все это так, – кивнул Хонт. – Но мы с вами, как люди ученые, должны осознавать, что ждет нас всех и к чему следует готовиться.

– Мы еще вернемся к этому разговору, – буркнул Арвел, вставая. – А сейчас мне следует проверить, как там дела с моим обозом. После полудня нужно выезжать.