12
Две ночи они шли по странной, совершенно непривычной для Арвела местности, где дикие лиственные леса сменялись вышедшими из берегов речками и залитыми низинами – все время на юго-восток, в обход известных форпостов Претендентов. Несколько раз Арвелу казалось, что он видит сквозь пелену мелкого дождя какие-то далекие колышущиеся огни, но после боя на холме они не встретили ни единой живой души. Судя по карте коменданта Скила, весь этот огромный край и раньше-то не славился многолюдьем, а теперь редкие лесные хутора вовсе стояли покинутые людьми. Хадден знал, что прежние их обитатели, если они еще живы, вряд ли когда-нибудь вернутся под отчий кров. Для того чтобы восстановить хозяйство на острове, потребуется много десятилетий, и все равно никогда уже он не будет выглядеть так, как прежде.
Поля и луга зарастут вездесущим кустарником, добротные фермерские усадьбы, построенные столетия назад, быстро превратятся в слепые, темные руины с обрушившимися кровлями, уйдут под мох башни поместий – и новые хозяева, когда они все же придут на эти благодатные земли, вряд ли вспомнят имена тех, кто шел за плугом много-много лет назад…
Ночами здесь было теплее, чем в северной части Наэра, днем же Арвелу становилось жарко даже в тех буреломах, где они прятались, чтобы отоспаться. Густой влажный воздух постепенно приобретал какой-то сладковатый цветочный привкус.
К огромному удивлению всех, на лесных лужайках Черныш находил травы, которые пришлись по вкусу лошадям: в первый раз Арвел даже успел испугаться, но Дали, видевшая эти растения в описаниях натуралистов, велела ему не волноваться.
– Здесь совсем другая климатическая полоса, – сказала она. – И местные жители кормят скотину травами, о которых ты и не слыхал.
«Влажный лес», давно ожидаемый Хадденом, встретил их на рассвете.
Отряд шел руслом мелкого, каменистого ручья, и слабое свечение востока еле пробивалось сквозь туман и словно бы висящий в нем дождик. Вокруг зеленели привычные уже заросли колючего кустарника, густые настолько, что через них невозможно было пробиться никакими силами, и вот ручей довернул правее, а через пару минут Арвелу показалось, что впереди, за редеющим туманом, встает некая темная стена, едва не подпирающая собой небо. Сперва он подумал, что ручей ведет их к какому-то скальному массиву, но тут же оборвал себя: «Да нет, горы остались позади, мы обошли все цепи, разбросанные по великой равнине».
И постепенно, шаг за шагом, он стал понимать, что перед ними именно лес. Но что это был за лес! Гигантские, в пять охватов толщиной деревья, чьи вершины уходили на жутковатую высоту, росли, словно в паутине из лиан, усеянных крупными, неестественно яркими цветами. Вокруг стволов, покрытых до высоты человеческого роста голубоватыми мхами, сражались за каждый клочок земли деревца поменьше, с длинными заостренными листьями, обрамленными странной серебристой бахромой.
– Ручей и есть тропа, – с облегчением в голосе произнес Черныш, указывая рукой вперед, туда, где и впрямь виднелось нечто вроде туннеля, достаточно высокого, чтобы по нему мог проехать всадник на лошади. – Мы вышли именно туда, куда и следовало. Теперь нам некого опасаться.
– Кроме, наверное, всякой дряни, населяющей эту жуть, – поежился Арвел.
– Здесь есть неприятные насекомые, но крупных хищников, насколько я знаю, извели очень давно. Тысячу лет назад такие леса кормили множество людей. Охотничьи тропы сохранились до сих пор.
– То есть их продолжают использовать? – уточнил инженер.
– Разумеется. В сотне лонов отсюда начинаются густонаселенные земли, и местная аристократия любит поохотиться в диких местах.
Арвел с сомнением покачал головой. По совести говоря, ему было немного не по себе, уж слишком жутким казалось это темное сырое царство огромных деревьев, мхов и сладко пахнущих цветов.
Остальные члены их маленького отряда испытывали схожие чувства, однако никто из них не проронил ни слова.
Берегом ручья они шли до полудня, а потом Черныш вдруг взял левее, и скоро впереди показалась небольшая поляна, густо заросшая высокой, по пояс человеку, травой. Там они расседлали и напоили лошадей, кое-как перекусили и повалились спать – ненадолго, всего на два часа.
Теперь, когда опасность встречи с вражескими разъездами миновала, им предстояло идти днем – да и в любом случае, Арвел совершенно не представлял себе, как можно пробиваться через эти жуткие заросли в темноте. Судя по карте, до ущелья, над которым стоял полуразваленный замок, оставалось уже совсем немного…
Всю следующую ночь Арвел провел в тревожном полубреду, назвать который сном было трудно. Стоило ему заснуть, как над ним вставали движущиеся черные тени, и Хадден с дрожью открывал глаза. Остальные члены отряда, измотанные ничуть не меньше него, спали вполне благополучно и проснулись бодрыми – Арвел же выглядел как после изрядной офицерской попойки.
– Мы близки к цели, – с тревогой глядя на него, сказал Черныш. – Вы уверены, что с вами все в порядке, господин инженер?
– Со мной все будет в порядке, – промычал Арвел и вылил себе на голову полведра ледяной воды. – А что касается моей рожи – так поменьше на нее смотрите!
Ближе к полудню дождь, вроде бы прекратившийся ночью, зарядил с новой силой. Далеко на юге пару раз громыхнуло, струи воды слабо шелестели где-то над головами, орошая верхний ярус леса, а до земли долетали только отдельные капли. Арвел уже знал, что скоро внизу появится густой желтоватый туман, затрудняющий дыхание и принуждающий то и дело тереть глаза.
Сейчас он мечтал только о том, чтобы этот бесконечный зеленый кошмар закончился как можно скорее. Когда они проезжали через широкую, но довольно мелкую речку, в десятке локтей от его лошади из бурой грязной воды высунулась мерзкая плоская голова, и острые зеленые глазки впились в путников таким взглядом, что Арвелу стало не по себе. Черныш, впрочем, не обратил на речное чудище ни малейшего внимания, лишь махнул рукой:
– Он жрет пиявок, ваша милость. А вот пиявки тут могут вырастать до полусотни локтей…
Арвел ощутил приступ тошноты. Ему проще было встретить с пикой вражескую кавалерию, чем думать о пиявках в пятьдесят локтей. Впрочем, пока им не встретилось ни одно по-настоящему опасное животное – видимо, их и вправду истребили за те несколько тысяч лет, что люди бродили по этим лесам.
Когда солнце опустилось так низко, что лучи его стали вязнуть и растворяться в диком хаосе ветвей, Черныш нашел узкий быстрый ручей, а рядом с ним – небольшой участок относительно свободного места и объявил привал.
– Утром мы выйдем к ущелью, – объявил он, – так что нам лучше ночевать подальше от него.
– Ущелье является границей леса? – уточнил Хадден.
– Насколько я понимаю, да, – Черныш пожал плечами с самым безмятежным видом. – Мы должны выйти в нескольких лонах ниже моста – там никто не заметит. У вас будет день, чтобы принять решение.
– Не лучше ли подойти к ущелью ночью? – подозрительно скривился капитан Трир.
– Ночью вы имеете хороший шанс улететь в пропасть, – не повернув даже головы, отозвался проводник. – И уж совершенно точно вам не удастся разглядеть противоположную сторону.
Арвел был вынужден признать его правоту. Гро и остальные разведчики быстро срубили несколько жердей, при помощи которых удалось соорудить просторный навес из листьев. О том, чтобы развести костер, не стоило даже мечтать: вряд ли во всем этом лесу нашелся бы хоть один сухой кусок дерева. Хадден поужинал копченым мясом с сухарями и попытался уснуть под теплой попоной, которую прятал от сырости в седельной сумке, но скоро понял, что сон не идет ни в какую.
Минут десять он ворочался, а потом резко сел в своей импровизированной постели. Люди уже спали, лишь возле самого ручья маячила знакомая фигура с карабином на плече.
– Я сегодня стою первым, – едва слышно проговорил Черныш, когда Хадден подошел к нему. – А вашей милости опять не спится?
– В этом жутком месте можно заработать бессонницу на десятилетия, – мрачно буркнул инженер. – Или вообще свихнуться…
– Это у вас с непривычки, – хихикнул Черныш.
– Я, знаешь ли, повидал кое-что… Но тут мне действительно не по себе, клянусь святителями. Ощущения такие, что весь этот ужас вот-вот обрушится на мою голову.
– Это разве ужас? Ужас там, впереди. Эти проклятые пушки… Вы представляете себе, что ждет жителей острова, если у вашей милости ничего не выйдет?
– Я воюю не первый год, Черныш, И война эта надоела мне не меньше твоего.
– А кто вам сказал, что она мне надоела?
Черныш опустился на корточки, ловко устроив свой карабин на коленях, и достал из поясной сумки трубку.
– Она мне совсем не надоела, ваша милость, – пальцы юноши ударили кресалом, и Арвел почуял сладковатый дымок. – Я буду убивать до тех пор, пока не убьют меня.
– И чем же, х-мм, вызвана такая кровожадность?
– У меня личные причины, ваша милость.
– У нас почти у всех есть какие-то личные причины. Но когда-нибудь весь этот кошмар закончится, и нам придется учиться прощать. Что тогда будет с тобой? Ты продолжишь убивать, пока не очутишься в петле с распоротым брюхом? Этого ты хочешь для себя?
Черныш задумчиво хмыкнул.
– С распоротым брюхом? – тихонько повторил он. – Ну, моему отцу тоже распороли брюхо. А перед тем ему отрубили ноги.
– Ноги? – Арвела передернуло. – Но зачем?
– А затем, что он был храмовым танцором, канатоходцем и очень известным у нас на острове человеком. Его приглашали на праздники, на самые богатые свадьбы… Однажды ему приказали плясать перед офицерами армии Претендентов. Все бы ничего, но какой-то шутник из них подрезал трос, и посреди представления отец упал. Разбился он не так уж сильно, однако это происшествие очень не понравилось какому-то большому военачальнику. Поэтому отца велено было казнить. А чтоб дело вышло посмешнее, ему для начала отрубили ноги. Как вам такие пляски, господин инженер?
Арвел помотал головой.
– Скоты, – выдавил он.
– Ну, что они сделали с моими сестрами, я вам рассказывать не буду. Это уже не важно, – Черныш выколотил трубку о каблук, повернул к Хаддену белое в лунном свете лицо и вдруг запел – тихим, но в то же время ясным, хорошо поставленным голосом: – Идет по канату усталый старик – дрожат его ноги, застыл в глазах крик… Всю жизнь, что он видел? – лишь трос под стопой… лишь шест впереди: он идет над толпой… Грустна-аа канатоходца песнь, и грош его тяжкий, и жизнь коротка…