Кингстон и гондон
Насколько важен глубиномер на подводной лодке, я даже не буду объяснять. Глубину на лодках меряют всеми доступными средствами и выводят на все приборы, на которые только можно вывести. Но. При всей развитой автоматике, гидроакустике и прочих излишествах на любой лодке обязательно в центральном посту и возле каждого люка для выхода висит особый прибор.
Нехитрой системой трубок он связан через кингстон непосредственно с Мировым океаном и показывает самую точную глубину. Не люблю грузить вас техническими подробностями, но расскажу ещё, что при погружении ПЛ на перископной глубине даётся команда «провентилировать кингстоны глубиномеров»: через такой маленький клапанчик в трюм сливается вода, пока поток не станет равномерным, то есть глубиномер не будет показывать правильно.
Ну, и сама традиция, в общем, всем известна: при первом погружении новоиспечённому подводнику дают выпить плафон забортной воды (грамм 200 примерно), а если подводнику повезло и служит он механиком, то потом в корме он ещё целует кувалду, которая смазана солидолом и качается под подволоком (потолком, по-вашему).
Обычно командир произносил торжественную речь:
– Товарищи подводники! Поздравляю вас со вступлением в суровое подводное братство и прошу вас запомнить горький вкус этой воды! Возможно, кто-то из вас сейчас даже блеванёт ею, что будет ещё лучше! Запомните – море не прощает ошибок! Это не ласковый и добрый зверёк, который ласкает ваши пятки! Это – монстр, который никогда не спит и ждёт малейшей вашей оплошности, чтобы убить вас и ваших товарищей! Когда вы захотите уснуть на вахте в следующий раз или подумаете, что вам не обязательно точно и скрупулёзно выполнять ваши обязанности, то вспомните этот вкус и представьте, что это будет последнее, что вы почувствуете в своей жизни! Эта горькая вода заполнит весь ваш пищевод, желудок, лёгкие, трахеи, глотку, рот, уши и глаза – и смерть ваша будет такой же горькой!!!
В принципе, смысл этой традиции лучше, чем он, объяснить сложно.
Ну и вот вышли мы в море на очередную стандартную задачу, и ничего, как говорится в умных книжках, не предвещало беды. Погрузились на перископную, всё, что нужно, сделали и ушли на шестьдесят метров для дифферентовки. Первая дифферентовка «Акулы» чрезвычайно увлекательное занятие, доложу я вам. Из-за её размеров, обводов и огромного водоизмещения автоматические системы для дифферентовки спроектировать не удалось, и всё делается строго ручками и мозгами. Загодя в базе заполняется дифферентовочный журнал, в который пишется вся фактическая нагрузка: люди, животные, провиант, оружие, вода etc, и по теоретическим формулам рассчитываются необходимые параметры. Ни разу за всю мою практику теоретическая дифферентовка не совпала с фактической.
Дифферентовался в этот раз я на спор с механиком. Механик утверждал, что я ещё дрищ зелёный и дифферентовку не осилю, я же утверждал, что как два пальца об асфальт. Мой комдив Антоныч поддержал меня в споре, и после команды «отдифферентовать ПЛ на глубине шестьдесят метров с нулевым дифферентом» они с механиком дружно делали вид, что мной командуют. Диффирентуется подводная лодка по горизонтальным рулям – носовым и кормовым. Если они остаются в горизонтальной плоскости, то отдифферентована она «в ноль», если висят вниз, то «легка», если вверх, то «тяжела». Но это грубо говоря. Ещё бывает «тяжела, тяжела корма», «легка, лёгок нос», «тяжела, лёгок нос» и так далее до бесконечности практически. Подо льдом лодку обычно делают чуть тяжелее, на чистой воде чуть легче.
Ну, минут десять – и отдифферентовал я лодку, откинулся в кресле, вытер пот со лба и смотрю на механика с видом «нучосукасъёлсобакататарская». Механик репетует мой взгляд командиру:
– Товарищ командир! Подводная лодка удифферентована на глубине шестьдесят метров! А сам шепчет мне: – Так-то легковат нос-то. Можно сказать, что не считается!
– Хафизыч, – шепчет ему в ответ Антоныч, – не доёбывайся, всё в пределах нормы. Сейчас Эдуард шлифанёт, но в норматив-то он вложился! Так что пузырь с тебя, Хафизыч, нам.
– Чо эта нам? – возмущаюсь я. – Как это вы, Антоныч, к моей победе в неравном бою примазались и лавры вместе со мной жать собираетесь?
– А тебе всё равно без меня пить нельзя на корабле или без Борисыча, да и выучили тебя мы, так что не дуди тут в дуду, а то вообще ни с чем останешься!
И тут. Стрелка глубиномера резко прыгает с отметки «60» на отметку «40». «Йобаныйврот, – панически думаю я, – что ж я наделал-то?!!»
– Товарищ командир! – кричу вслух. – Лодка резко всплывает!!
– Ёптую!!! – кричит командир, подскакивая к глубиномеру.
А тот с сорока прыг на семьдесят, потом прыг – и пятьдесят.
– Боцман! – кричит командир. – Как лодка?
– Слушается рулей хорошо! – докладывает боцман, который уже поставил рули в автомат и клеит очередную наклейку от жвачки с голой тётенькой под крышку с предохранителями.
– Ну да, – рассуждает командир, глядя на стрелку глубиномера, которая продолжает бессистемно прыгать, – мы явно охуели бы уже вдребезги, если бы прыгали с такой частотой. Механоиды! Что за хуйня?
– Седьмой! – кричит механик по громкоговорящей связи. – Командира отсека на связь!
– Есть командир седьмого, – это Борисыч, самый опытный командир трюмной группы в дивизии, а возможно, и во всём мире. – Борисыч, ты кингстон глубиномера провентилировал?
Борисыч огромного размера человек, пять лет командир седьмого отсека и по совместительству мастер спорта по вольной борьбе. Он обычно добрый, как сытый удав, а когда злой, то это страшнее атомной войны. Я, конечно, не видел атомной войны, но всё равно считаю до сих пор, что Борисыч в гневе страшнее. Борисыч очень уважаем за свои профессиональные качества и доброту и вполне может позволить себе послать механика на хуй. Но, уважая то, что по ГГС его слышит весь центральный пост, он просто скрипит зубами в ответ.
– Такккк точчччно, товарисч капитан второго ранга…
– Обиделся, – резюмирует Антоныч, – пиздец тебе, Хафизыч. Теперь в гальюн седьмого лучше не ходи.
– Внимание! Осмотреться в отсеках! Доложить в центральный глубину на глубиномерах!
– Шестьдесят два, – докладывают из носового семнадцатого минёры. – Шестьдесят, – докладывают из кормового шестнадцатого электрики.
– Сто двадцать! – радостно докладываю я.
– Товсь дуть среднюю!!! – командует командир. – Ну вас в жопу с такими приколами.
Неожиданно стрелка успокаивается и чётко устанавливается на цифре «60».
– Тащ командир, – докладываю, – глубина шестьдесят метров чётко!
– Мехозавры, – смотрит командир на нас троих (Хафизыча, Антоныча и меня), – что за шуточки с моей потрёпанной нервной системой? Что вы меня драконите на голом месте?
На секунду воцарилась гробовая тишина, и в этот момент резко щёлкнула кремальера переборочного люка. Все аж подпрыгнули от такой неожиданности: кремальеры вообще-то принято открывать нежно и тихо без характерного звука, значит, кто-то сильно злой ломится в уют нашей центральной компании. Эти подозрения спешит подтвердить многосоткилограммовая переборка, которая распахивается, как шторка от дуновения ветра. В центральный вваливается Борисыч с красным, как кирпич, лицом, яростно вращая выпученными глазами.
– Ваш гондон?!! – орёт Борисыч и втаскивает за шиворот в центральный воспитателя Вову, который нежно прижимает к груди трёхлитровую банку с водой. Воды в ней половина, так как остальная уже расплескалась по Вове.
– Вообще-то это ваш гондон, – говорит командир, – из БЧ-5.
– Дыа? – спрашивает Борисыч. – А кто его с неподписанным мной зачётным листом в море берёт кататься? АААА?!! Я!!! Вас!!! Спрашиваю!!!
Корабельный воспитатель, старший Вовин товарищ и начальник, тихонько пятится за пульт управления ракетным оружием подальше от разгневанного Борисыча.
– Да что случилось-то, Борисыч! Уссымся же сейчас от страху тут все! – берёт удар на себя механик.
– Хафизыч!!! Этот чмырь с кингстона глубиномера себе водичку в баночку набирал!!! В подводном, блядь, положении и в моём отсеке!!!
– Да ладно? – Хафизыч превращает свои узкие глаза в щёлочки.
– Ты иди, Андрюха, мы тут счас сами разберёмся.
– Провентилировали ли вы, Андрей Борисович, кингстон глубиномера?
– Конечно, я же вчера родился, хуле мне не задавать глупых вопросов. Наберут детей на флот, а молока не завезут! – бурчит Борисыч как бы про себя, покидая сцену.
– Владимир, – обращается к Вове командир, – доложите, будьте так добры, что вы делали в трюме седьмого отсека?
– Ну, это, – радостно, как всегда, улыбается Вова, – меня зам послал воды набрать, для ритуала посвящения в подводники!!!
И начинает оглядываться всем телом в поисках зама. Но у того уже только тапки из-за пульта ракетного торчат.
– Владимир, – пока ещё ласково, но уже с звенящими нотками в голосе продолжает командир, – а простите моё старческое слабоумие, но хотелось бы уточнить, всё-таки кто из вас больший пидорас. Мой зам послал вас набрать полный седьмой отсек воды из кингстона глубиномера? Какой-то новый ритуал ввели на флоте, пока я праздно проводил время за изучением руководящих документов?
– Ну-у-у нет, он попросил меня банку набрать откуда-нибудь. А я не нашёл больше других забортных клапанов.
– Повезло нам, – говорит Антоныч, – что ты, сука, клапана затопления седьмого отсека не нашёл!
– Спокойнее, Антоныч, – говорит командир, но голос уже с грудными ревербациями. – Вова, а если бы мы на глубине сто двадцать метров начали дифферентоваться и у тебя банку струёй из рук выбило бы, ты что делал бы? Боролся за живучесть или съебал бы в ужасе в свою каютку? Стас, выйди уже из-за пульта, уведи это отсюда и дай ему пизды наконец-то!!! И воспитательныю беседу проведи среди него!!!
– Воспитатель воспитывал воспитателя, да не вывоспитывал! – проявил чудеса дикции на русском языке Хафизыч. – И сделай ещё так, Стас, чтоб он мне до конца выхода на глаза не попадался. Мы, татары, народ злопамятный, правда, Эдуард?
– А чо Эдуард-то? Так-то я русский!
– А в бассейн кто адмиралу нассал, за хана своего отомстив?! – хлопает меня по плечу командир, и все начинают смеяться потому, что опять отлегло. Тоже традиция такая на флоте – смеяться, особенно когда очередная жопа мимо тебя проскочила, сильно не запачкав.
– Святой он у вас, Сеич, – говорит флагманский штурман командиру, когда старший воспитатель уводит младшего из центрального. – Каждый раз, когда с ним в море выходим, молиться начинаем!
