Видимость была паршивая даже в приповерхностных слоях — футов восемь или десять, не больше. Но так считал Миша, почти весь свой невеликий дайверский стаж заработавший в водах Черного моря. Ярослав же придерживался другого мнения: по его словам, для лета и водоемов северо-запада прозрачность воды оказалась почти идеальной. Здесь порой приходится работать в буквальном смысле на ощупь — пальцы вытянутой руки уже не разглядеть.

Спорить Злобин не стал.

На глубине дела с прозрачностью оказались не лучше — на шестнадцати ярдах обнаружился ярко выраженный термоклин, определяемый даже визуально: выше границы теплой и холодной кишела жизнь, всевозможная микрофлора и микрофауна, а ниже вода была холодная и безжизненная. Свет плохо проникал с поверхности сквозь богатый органикой слой, и потому поиск на глубине вели с включенными фонарями.

Разумеется, в Мишиной мокрой «четверочке» работать ниже термоклина не было никакой возможности. Разве что совершать коротенькие, на минуту-другую, вылазки и тут же уходить на всплытие — отогреваться. Но в багаже Ярослава отыскался второй нормальный гидрокостюм сухого типа из краш-неопрена, в котором можно хоть зимой погружаться, а самое главное — аккурат Мишиного размера, как на заказ.

Только вот в тот момент Злобин об этом не задумался, рассудив про себя, что дайверы люди запасливые и много чего с собой таскают. Может, гидрокостюм от прежнего напарника остался? Рассудил, да и забыл.

А дело шло своим чередом.

К третьему дню поисковых работ все происходило по отработанному алгоритму. Ранний подъем (Миша ненавидел ранние подъемы), ранний завтрак (Миша терпеть не мог есть, едва проснувшись), быстрые сборы и полуторачасовой путь по Ладоге. Наемного судоводителя на катере не было, за штурвалом стоял Ярослав, хотя правила флибустьерской фирмы «Каролина» такую практику категорически запрещали, и не важно, что у Ярослава имелись права на управление маломерными судами. Тем не менее правила нарушили, Лада сумела договориться. Похоже, после первого конфликта у нее с вице-корсаром сложились нужные отношения.

Завершив путешествие по монотонным серым волнам (под мерный рокот мотора Мише всегда удавалось подремать), катер вставал на якорь у торчащей из Ладоги скалы. Точнее, вместо якоря они использовали тридцатикилограммовый шар даун-риггера — на катере, предназначенном для рыболовов, ловящих троллингом, якорь предполагалось использовать изредка, при нештатных ситуациях, и поднимать его надлежало вручную. Они один раз попробовали — выдирать из донного ила пришлось вчетвером, как в сказке про дедку и репку, — и перешли на даун-риггер, там хотя бы имелась электролебедка.

Но, как якорь ни называй, на него вставали, и начиналась работа.

Прилегающая к скале акватория была разбита на двенадцать радиальных секторов, и они с Ярославом методично обшаривали по одному в день. Девушки оставались в катере. А Челоян к выходам в озеро не присоединялся под предлогом плохой совместимости своего вестибулярного аппарата с качкой. Даже указать район поисков на местности не соизволил — ткнул пальцем в спутниковую карту: искать надо здесь! — и на этом его участие в экспедиции пока завершилось.

Профессорский палец угодил в район острова Коневец, но все же чуть в сторону — центром обследуемой зоны стали две каменистые луды милях в трех от острова. Судя по рельефу, были они вершинами двуглавого подводного холма — чем дальше от них, тем озеро становилось глубже.

Миша был уверен, что Челоян тыкал в карту наобум, и досадовал, что профессор не выбрал Коневец в качестве начальной точки поисков. Все равно ничего не найдут, а так бы хоть посмотрели, как там монахи обитают… С луд же монастырь толком разглядеть не удавалось, рельеф острова не позволял, виднелись лишь золотые купола да мачты ветрогенераторов, стоявших на холме в стороне от обители.

В общем, они работали, а профессор вел беззаботную курортную жизнь. В первый день он отсыпался, во второй совершил экскурсию по окрестностям базы, но сегодня, что стало большой неожиданностью, почтил поиски личным присутствием. Причина тому имелась, и даже целых две. Во-первых, погода стояла тихая и волны улеглись, заслуживая именоваться лишь рябью. Во-вторых, вчера под конец погружений Ярослав кое-что обнаружил на самой границе зоны поисков, там, где уже начинался сектор, отведенный для следующего дня. Находкой оказалась порция донного ила нехарактерного буро-рыжего цвета, которая не вызвала у Миши ни малейшего энтузиазма. Зато профессор при виде нее пришел в нешуточное оживление и сказал, что обязательно отправится в рейд.

На том и порешили.

Весь вечер участники экспедиции жарко обсуждали находку, а Злобин никак не мог понять, почему странный ил их возбуждает. Из-за цвета? Так он объяснялся просто: изобилием частиц съеденного коррозией металла. Когда-то давно на дно озера угодило нечто железное и со временем превратилось в конгломерат частиц ржавчины. Неинтересно? А жизнь вообще простая штука, если не искать в ней несуществующее. Похищенный временем и коррозией предмет мог некогда быть чем угодно. Пушечным ядром, оторвавшимся от барки якорем или иной металлической деталью затонувшего на Ладоге судна, или… Да мало ли железного хлама попадает в воду?

Но профессор Челоян не сомневался, что перед ними лежит подтверждение его исторической версии. И безграничная вера профессора оказалась заразной для двух белокурых участниц экспедиции, которые кудахтали, подобно наседкам, и подталкивали одна другую локтями при особенно грандиозных замечаниях распаленного Челояна. Ярослав по своему обыкновению ни скепсиса, ни энтузиазма не демонстрировал.

Что же касается профессора, то он был уверен, что на дне лежит оружие или доспех средневекового рыцаря. И не просто абстрактного рыцаря, а бойца Ордена и участника Ледового побоища. Потому что упомянутая битва, по твердому убеждению Челояна, произошла отнюдь не на Чудском озере, а здесь, на льду Ладоги.

Вот так, не больше и не меньше.

Профессор Челоян, когда в его лекциях речь шла о Чудской битве, заходил издалека и начинал цепочку рассуждений с классических танцев.

«Название известного танца «полька», — вещал он, трогая себя за пуговицу пиджака, — отнюдь не свидетельствует о его происхождении из Польши. Родина «польки» — Чехия, а из Польши в наши края пришел танец полонез. Похожая история произошла и с Чудским побоищем — этноним невзначай перешел в топоним, и со временем ошибка закрепилась. Между тем название изначально свидетельствовало лишь о том, с кем происходило сражение, не касаясь вопроса, где оно состоялось. С другими летописными побоищами та же история: Мамаево побоище, например, или Батыево — с кем, а не где. С монголо-татарами Батыя, или уже просто с татарами, без монголов, подчинявшихся Мамаю. А где именно бились — вопрос второй, отдельный».

Публика, сраженная «неубиваемым» танцевальным аргументом, молча внимала.

«Вот вы, например, знаете, с кем тогда сражались витязи князя Александра?» — спрашивал профессор у кого-нибудь из первого ряда, наметанным взглядом выбрав новичка на своих лекциях.

«Ну-у-у… — смущался и мялся новичок и лихорадочно пытался припомнить школьный курс истории: какой же именно там засветился рыцарский орден, Тевтонский или Ливонский? Не припоминал и отвечал обтекаемо: — Ну-у-у… с псами-рыцарями…»

После чего следовала небольшая публичная порка. В фигуральном, разумеется, смысле. Профессор снисходительно пояснял неофиту, что псы-рыцари — термин девятнадцатого века, к тому же появившийся на свет случайно, благодаря типографской опечатке. А рыцари (не псы, а вполне себе приматы) составляли отнюдь не главную ударную силу ордена в том сражении. Элитную, но не главную.

Аудитория дружно смеялась. И над новичком-недотепой, и над рыцарями-приматами. Умел профессор, что уж скрывать, позабавить слушателей. Даже Миша Злобин при всем своем скептицизме периодически расплывался на выступлениях Челояна в улыбке.

Дав смешкам утихнуть, профессор продолжал: полноправных орденских братьев-рыцарей в той битве участвовало около трех десятков, то есть меньше одного процента от общей численности вторгшегося войска. Совокупно с оруженосцами и братьями-послушниками — полторы сотни тяжело вооруженных всадников. А основную массу многочисленной орденской пехоты составляли чуды: представители подвластных ордену финно-угорских племен, которых русские совокупно именовали «чудью».

Чудская битва — битва с чудами, вот что имелось в виду древними авторами. И лишь два-три века спустя дурную шутку с переписчиками летописей сыграло созвучие с Чудским озером.

«Между прочим, — продолжал профессор, — с появлением водолазных скафандров, а затем аквалангов, а потом и подводных металлоискателей неоднократно предпринимались попытки локализовать место битвы и отыскать там хоть какие-то артефакты, но ни одна попытка успеха не принесла — ничего материального, что можно было бы хоть с натяжкой связать с битвой тринадцатого века, со дна Чудского озера так и не подняли».

Разумеется, поиски затрудняло отсутствие четкой привязки к местности: во всех старинных описаниях битвы главным ориентиром был указан Вороний камень — скалистый островок, возвышавшийся над сковавшим озеро льдом. Казалось бы, с него и надо начинать любые поиски, но проблема в том, что в той части Чудского озера, которую историки отводили под место битвы, подобных островков нет. Вообще никаких нет: ни больших, ни малых, ни даже одиноких валунов, торчащих над волнами. Нет и никогда не было — геологическая структура озерного дна подобного не предполагает.

Отсутствие угодившего в летописи Вороньего камня породило множество околонаучных гипотез и вовсе антинаучных легенд о его исчезновении. Опустился, дескать, на дно в результате тектонического катаклизма. Или же скрылся с глаз до поры, пока вновь не потребуется защитить рубежи Русской земли.

На антинаучные легенды профессор лишних слов не тратил, а касательно околонаучных гипотез объяснял: не случается в районе Балтийского щита тектонических катаклизмов, ибо нет к тому никаких предпосылок, с точки зрения науки геофизики. Раньше — да, бывали. Но намного раньше, в районе верхнего протерозоя. А протерозойская эра, если кто забыл, закончилась полмиллиарда лет тому назад.

Озадачив слушателей отсутствием легендарной скалы и огорошив полумиллиардом лет, профессор перескакивал на тему Ладожского озера. Вот там-то, оказывается, совсем иная геологическая структура дна, на котором зачастую встречаются каменистые возвышения, именуемые местными жителями «лудами». Причем название это на Чудском озере никогда не бытовало. Так же как на Псковском, составляющем с Чудским единый, в сущности, водоем. Лишь на Ладоге островки зовут «лудами», и еще севернее, на озерах Карелии и Архангелогородчины, — само слово «луда» карельского происхождения.

Иногда луда — просто отмель, подводный холм, не поднимающийся над водой. Иногда над поверхностью торчит лишь вершина луды — бесплодная скала или группа валунов. Самые большие луды — это уже полноценные острова, порой достаточно обширные: почва, растительность, все как полагается.

И если на Чудском озере невозможно отыскать Вороний камень ввиду полного отсутствия чего-либо похожего, то на Ладоге проблема обратная — слишком много скал, подходящих под описание.

Слово «луды», кстати, тоже является одним из доказательств теории профессора.

На этом месте Миша прекратил слушать лекцию, потому что Челоян от относительно понятных доказательств ушел в дебри филологии и начал сыпать мудреными языковедческими терминами. Тайком от Лады Злобин вставил в ухо наушник плеера и расслабился. Краем другого уха слышал, конечно, как профессор толкует об отсутствии огласовки во многих старых записях и подводит слушателей к тому, что второе название Чудского побоища — не Ледовое, а Лудовое: то есть сражение с чудами возле луды с названием Вороний камень. Слышал, но не вслушивался.

Когда пришло время погружаться, Миша понял: Ярослав, хоть и не проявлял на словах ни малейшего фанатизма, воспринял бредни профессора весьма серьезно и вооружился по-настоящему. Сейчас на палубе лежал профессиональный металлоискатель «Эскалибур» второго поколения, слишком дорогой и слишком качественный агрегат, чтобы отыскивать пропитанные ржавчиной участки донного ила, а до сих пор Ярослав обходился простым «гарретовским» прибором, и правильно делал: какая разница, чем искать, если ничего не найдешь?

Первой новое оборудование заметила Карина, несмотря на то что к «заклепочной» теме худенькая девушка была равнодушна и любое оборудование интересовало ее лишь с точки зрения его киногеничности.

— Ух ты! Новая железка! — прощебетала она.

Ярослав молча кивнул, не желая тратить слов на подтверждение очевидного.

Карина нацелилась видеокамерой, засняла «Эскалибур» со всех сторон, а затем зафиксировала для истории, как Ярослав возится с настройками и прилаживает подводные наушники. Она исполняла в экспедиции должность штатного оператора на поверхности, потому что при погружениях съемки вели две камеры, укрепленные на головах дайверов, — снимали в автоматическом режиме все подряд.

— Этот металлоискатель лучше старого?

Кивок головой.

— Намного?

Кивок головой. После короткой паузы.

Ярослав, словно опытный участник реалити-шоу, делал свое дело, обращая минимум внимания на съемку. Закончил возню с металлоискателем, затем провел с Мишей обязательный ритуал взаимной проверки снаряжения и почти сразу же перевалился за борт. Молча, без прощальных слов.

— Не скучайте без нас, — невнятно пробубнил Миша из-под загубника и последовал за напарником.

Под водой двигались обычным порядком: Ярослав впереди, задавая направление и скорость, Злобин ведомым, чуть сзади и выше.

А вот все остальное сегодня пошло вопреки заведенным правилам.

Ярослав не стал прочесывать сектор галсами, а двинулся по прямой. Насколько мог понять Миша, следя за показаниями компаса и глубомера, они поплыли туда, где взяли вчера пробу донного грунта.

Странно… Под водой особо не пообщаешься без специальной аппаратуры, которой у них не имелось, поэтому Ярославу надлежало заранее, до погружения, растолковать напарнику план действий, но он не стал. Хотя никогда до сих пор не отступал ни от писаных инструкций, ни от неписаных правил дайверов.

Почему белобрысый здоровяк так себя повел? Не хотел, чтобы о нововведениях в тактике поиска услышал профессор? Но Челояну, похоже, подводные дела глубоко фиолетовы, он их демонстративно игнорирует, потому что он, видите ли, мыслитель. И как именно практики будут подтверждать его теории, великому наплевать.

Но если дело не в Челояне, то получается, что Ярослав таится от девушек? От Лады и Карины. Или от одной из них.

Но почему?

Некоторое время они просто погружались: шесть ярдов, девять, двенадцать… На электронном табло глубомера появилась цифра «двадцать», когда впереди замаячило светящееся пятнышко — буек с подсветкой, установленный в десяти футах от дна.

Ярослав вывел их в искомую точку идеально, практически без отклонения. А вот тем, кто не знает, где буек установлен, пришлось бы вслепую обшаривать немалую площадь. И Миша вновь призадумался — такой уж день у него выдался, богатый на подозрительные раздумья.

Озеро в этом районе пустынное, безлюдное, ни рыбаков, ни туристов не видно. От кого страховался напарник, выставляя вчера скрытый буек? Да и не поняли бы случайные туристы, что означает этот буек, в отличие от остальных, отмечающих отработанные сектора.

Получается, что секретничал Ярослав опять же от девушек?

В чем причина такого недоверия? Может быть, он тоже обнаружил невзначай пистолет в сумке не то Карины, не то Ладиславы?

Миша вопрос о владелице пистолета так и не прояснил, не выдалось за два дня подходящего случая. Да и уставал здорово, не до того было. Ныряли они натощак, после легкого завтрака, перекусывали в катере тоже символически, и по возвращении, после обильной трапезы, все мысли о пистолете и его происхождении вылетали из головы. Желание оставалось одно: добраться до койки, вытянуться на ней и отключиться.

А сейчас образовалось время поразмыслить. Ярослав неторопливо двигался кругами с постепенно увеличивающимся радиусом, взяв буек за точку отсчета. Металлоискатель привел в рабочее положение — так, чтобы катушка оказалась на минимальном удалении от донного грунта, а вот Злобину заняться было особо нечем: медленно шевелил ластами, фиксировал на камеру все действия напарника — и размышлял, размышлял, размышлял…

Даже если отвлечься от пистолета и некоторых странностей в поведении Ярослава, непонятно главное: зачем Миша вообще сюда угодил? Ничуть не увлекаясь идеями профессора и успев изрядно разочароваться в дайвинге, забросив его почти на два года? Из-за Ладиславы? Даже не переспав с ней? Из-за одного поцелуя?!

Гипноз какой-то… Постепенно рассеивающийся, стоит лишь оказаться подальше от белокурой красавицы.

Такие мысли крутились в голове у Миши трижды, по числу погружений, и всякий раз бесследно исчезали на борту катера.

«Неужели и правда гипноз?»

И в этот миг Ярослав сделал жест раскрытой ладонью, означавший: «Стоп!»

Тут же последовал второй жест: «Что-то нашел!»

Злобин подплыл ближе, глядя и, соответственно, фиксируя на камеру, как напарник еще несколько раз провел катушкой над участком дна, медленно и в разных направлениях.

Затем Ярослав протянул Мише металлоискатель, предварительно отцепив карабин страховочного троса и отстыковав разъем наушников, и занялся раскопками, благо никакой шанцевый инструмент для этого не требовался: покрывавшая дно субстанция была рыхлой.

Но такой донный грунт хорошо копать, а вот наблюдать за раскопками со стороны — сущее мучение, поскольку все скрывают облака мути. Очень скоро даже ласты Ярослава исчезли в рукотворном облаке грязи, и Миша от скуки начал изучать «Эскалибур», пытаясь понять, что отыскал Ярослав.

Увы, дисплея на приборе не имелось — предназначался он для профессионалов, способных по тону и долготе звука в наушниках понять, о какой находке сигнализирует металлоискатель, и можно было посмотреть лишь рабочие настройки. Стрелочка одной ручки указывала на неизвестное Мише английское слово, но он сообразил, что означает оно илистый тип дна, поскольку рядом с ним стояли знакомые слова: «кораллы» и «ракушечник». Ожидаемо… Вода была выбрана пресная. Тоже без неожиданностей.

Зато настройка селективности оказалась куда интереснее. Злобин выяснил, что черные металлы Ярослава сегодня не интересовали. Так же, как свинец, алюминий, медь и прочая латунь. Только золото и серебро.

И снова — логично.

За семь с лишним веков мечи и кольчуги должны были превратиться в ржавый прах, но золото и серебро, как известно, не ржавеют. А военная элита ордена — тяжеловооруженные рыцари — не бедствовала, наверняка и золото в карманах звенело, и украшения имелись, вроде перстней и крестов, и драгоценные детали в конской сбруе и отделке доспехов присутствовали. Причем именно они, элитные всадники, совершенно точно ухнули под провалившийся лед, выдержавший отступавших пехотинцев-чудов.

Казалось бы, сбылись мечты. Все, чего Миша безуспешно пытался добиться, начав заниматься кладоискательством, как-то незаметно пришло: опытный напарник появился и первая драгоценная находка, судя по всему, на подходе.

Всё так.

Только ни малейшего азарта Миша Злобин не ощущал. Когда в чистом поле его простенький «Гаррет» срабатывал на пробку от пивной бутылки, кровь начинала стучать в висках и грудь распирало от предвкушения находки: ну вот, сейчас наверняка он отыщет сундук с ефимками… А теперь — лишь ощущение неправильности происходящего. Не бывает так… Все неправильно.

Из облака мути вынырнул Ярослав, держа в руке круглый металлический диск, размером с чайное блюдце. Продемонстрировал находку издалека, но Злобину не отдал, убрал в карман.

«Нагрудный орденский знак?»

Не бывает так… Не бывает!

Ярослав забрал металлоискатель, но кабель наушников пристыковывать не стал. Отметил место находки буйком — вновь скрытым, с поверхности не видным. Затем последовал жест: «Плывем туда».

Миша бросил недоуменный взгляд на манометр: почти восемьдесят пять атмосфер, можно еще искать и искать, раз уж поперло, но спорить не стал и последовал за взявшим новый курс напарником. А тот, отплыв от места находки на сотню ярдов, накачал и выбросил на поверхность ярко-красный шарик. Это был сигнал девушкам — подгоняйте катер самым малым ходом, чтобы пловцам не тратить силы, возвращаясь к скале. Но не факт, что сегодня сработает, поскольку время возвращения неурочное, а девушки наверняка общаются со своим ненаглядным профессором — могут не сразу заметить всплывший до срока буек.

Ярослав же продемонстрировал ожидаемый жест, отогнутый вверх большой палец: «Всплываем!» — и пошел наверх.

Поднимались в два приема, глубина здесь, вдали от луды, грозила кессонной болезнью, если сразу выскочить на поверхность. Зависли на время, дожидаясь, когда уйдет из крови избыток растворенных в ней газов, услышали рокот мотора — катер приближался малым ходом. Значит, девушки не подвели, не прозевали сигнал. Тоже, наверное, многого ожидали от сегодняшнего погружения.

Напарник вновь показал большой палец, дайверы поднялись к остановившемуся катеру, вынырнули и тут…

И тут их поджидал неприятный сюрприз, поскольку встречали их не Карина или Лада и даже не Челоян. Увы, но за протянутую Злобиным руку ухватился, помогая Мише подняться на борт, абсолютно незнакомый мужчина в грязном камуфляже. А рядом с ним стоял второй, тоже в зеленом, круглолицый и улыбающийся так, словно обескураженный Злобин приходился ему пропавшим в раннем детстве братом.

— Сюрприз?

— Сюрприз, — растерянно подтвердил Миша.

— Вот и хорошо, — рассмеялся улыбчивый. И так врезал Злобину, что тот потерял сознание и рухнул на палубу.