Глава 39
Декер и Джеймисон сидели напротив Ланкастер в полицейском управлении. Амос коротко пояснил, как он стал работать с Джеймисон и почему пришел сюда.
– Мы перерыли мое хранилище, но ничего там не нашли, – добавил он. – И тут мне пришло в голову, что я сделал допущение, основанное на неподтвержденной информации. Я принял как факт то, что не было доказано. Вот почему мы здесь.
– То есть ты хочешь услышать мои записи допроса Леопольда, когда тот был взят под стражу? – уточнила Ланкастер.
– Да. И, Мэри, настолько точно, насколько ты сможешь. На счету каждое слово. В буквальном смысле.
Ланкастер опасливо взглянул на них, потом собрала бумаги и разложила их перед собой.
– Ну, для начала: он мало что сказал. И смысла в этом было не много. Когда он закончил, я подумала, что ему было бы лучше всего заявить об ограниченной дееспособности.
– Не думаю, что его дееспособность ограничена. Скорее наоборот, – отозвался Декер. – Просто прочитай мне свои записи. И если сможешь припомнить что-то еще, это тоже будет полезно.
– Ну, думаю, мы ничего не упустим.
Она строго посмотрела на Джеймисон.
– Но чтобы все было ясно, как дважды два. Если хоть одно слово окажется в газете или где угодно, я лично запру вас в камере и забуду там навсегда. Вы уже в моем черном списке за то дерьмо, которое написали про Амоса.
Джеймисон подняла обе руки в шутливой капитуляции, но ее голос был абсолютно серьезен:
– Ни одного слова, детектив Ланкастер. Только не от меня. И я сама чувствую себя дерьмом после этой статьи. Мне не следовало ее писать, но я написала. И теперь пытаюсь это исправить. Все, что смогу.
Ланкастер придирчиво осмотрела ее.
– Джексон действительно был вашим колледжским профессором?
– Не только. Он был моим наставником. Это легко проверить, если вы мне не верите.
– Верю, – сухо отозвалась Ланкастер. – Тогда, видимо, мы все на одной стороне и в одной команде.
Она опустила взгляд на свои записи и начала читать. Когда Мэри дошла до части, где Декер оскорбил Леопольда в «Севен-илевен», Декер остановил ее.
– Это его точные слова? Я оскорбил его в «Севен-илевен»?
– Да. Я уже тебе говорила.
– О чем ты спросила его потом?
– Ну, я спросила, в каком «Севен-илевен». Я пыталась понять, если ли в его рассказе хоть какой-то смысл. Не часто люди заходят в участок и признаются в тройном убийстве, совершенном полтора года назад.
– И он сказал, в местном «Севен-илевен» рядом со мной?
Ланкастер еще раз посмотрела в свои записи и нахмурилась.
– Нет, он сказал, ты знаешь, в котором… – Она подняла взгляд. – Похоже, я решила, что ты знаешь, в каком именно «Севен-илевен» ты оскорбил этого парня. По крайней мере, с его точки зрения.
– То есть он ни разу не сказал про местный «Севен-илевен»? Тот, который рядом с моим домом на Четырнадцатой и Десалль?
Ланкастер побледнела, а когда заговорила, ее голос был напряженным:
– Нет, Амос, не сказал. Похоже, мы оба совершили логический скачок. Но мне не следовало делать такое заключение. Это ошибка новичка.
– Мэри, я тоже ее допустил.
Ланкастер по-прежнему выглядела удрученной.
– Могу я посмотреть твои заметки? – спросил Декер.
Она протянула ему бумаги, и он принялся за чтение.
Ланкастер взглянула на Джеймисон, наклонилась к ней и негромко сказала:
– Ну, как вам нравится работать с Декером? Я занималась этим десять лет. Каждый день что-то новенькое.
Алекс так же негромко ответила:
– Это… хм, необычно. Он просто вскочил и вышел из хранилища. Мне пришлось за ним гнаться.
Ланкастер расцвела в редкой улыбке:
– История моей жизни.
Декер бросил бумаги на стол, и обе женщины выпрямились.
Он резко взглянул на Джеймисон:
– В поле «Отправитель» письма, которое пришло к вам с фотографией и мыслями для статьи, стояло «Mallard2000»?
– Вы же знаете. Я его вам пересылала.
– ФБР не смогло его отследить, – сказала Ланкастер, – так что не знаю, чем оно может быть полезно.
– Оно очень полезно. Мне следовало заметить это раньше.
– Что заметить?
– Ответ, который я искал, кроется не в отслеживании пути письма. Он все время был там, в имени.
– В имени? – переспросила Ланкастер. – Каком имени?
Декер поднялся и посмотрел на Джеймисон.
– У вас есть машина?
Она кивнула и тоже встала.
– Малолитражка, пробег за сто тысяч миль, держится на скотче. Зато отличный расход топлива. – Она смерила Декера взглядом. – Вам может быть тесновато. А куда мы собираемся?
– В Чикаго.
– Чикаго, – воскликнула Ланкастер. – Какого черта вам нужно в Чикаго?
– На самом деле, это пригород Чикаго. Там-то все и кроется, Мэри.
– Но откуда ты знаешь, где именно искать?
– Он дал мне адрес, семь-одиннадцать, – нетерпеливо сказал Декер.
Полицейская потрясла головой и недоверчиво проговорила:
– Хорошо, Амос, но ты представляешь, сколько на территории Чикаго «Севен-илевен»?
– Мэри, я ищу не магазин. Я ищу номер дома семь-одиннадцать.
Ланкастер беспомощно уставилась на него.
– Блин, то есть ты имеешь в виду, это вообще не «Севен-илевен»? Это был номер дома! Но он сказал…
– Он назвал числа, семь и одиннадцать. Ты записала их так, как запишет любой человек, живущий в нашей стране. Ты просто предположила, что он говорит о сети магазинов, чего он не делал.
– Но он меня не поправил.
– Ты думала, он нарисует тебе карту? Для них это игра. И она идет по их правилам.
– Хорошо, у тебя есть номер, но без улицы он бесполезен.
– У меня есть улица. Она была в адресе электронной почты.
– Маллард две тысячи? Но откуда ты знаешь, что это в Чикаго? И как Чикаго связан с произошедшим в Берлингтоне?
– Никак. Это связано со мной.
– Но Амос, что…
Ланкастер осеклась, поскольку Декер уже выскочил за дверь.
– Сукин сын! – крикнула она.
Алекс бросила на нее извиняющийся взгляд.
– История вашей жизни?
– Держите меня в курсе, Джеймисон. И присматривайте за ним. Он гениален, но даже гениальные люди делают глупости.
– Присмотрю.
И журналистка поспешила за Декером.
Ланкастер откинулась на спинку стула и посмотрела на свои заметки. Потом скатала их в комок и швырнула в стену.
– Гребаный «Севен-илевен»!
