Книга: Кошка, которая все видела. Молчаливый свидетель
Назад: 25
Дальше: 27

26

Бруно сидел у чердачного окна и смотрел на закат. Вечернее солнце медом разливалось по небу Брайтона. Казалось, в мире воцарился порядок и головоломка наконец сложилась. Здания, высокие и низкие, старые и новые, расчерчивали город причудливыми рядами. Машины следовали своим путем, включая указатели поворота, водители вели себя предсказуемо и вежливо.
Дальше по улице из дома вышел Леон Панк. Татуированный похититель кошек надел белый жилет, выставив напоказ всех нанесенных на его тело змей и драконов.
– Я тороплюсь, – сказал похититель кошек по телефону, обходя переполненные мусорные баки. – Я опоздаю на автобус.
А затем добавил:
– Бабушка заснула и проспит по крайней мере несколько часов.
Подстрекаемый ощущением собственного бессмертия, Бруно решил, что пришло время рискнуть. Мальчик не сомневался, что именно Леон похитил Милдред, и был полон решимости это доказать.
Среди всех отвратительных правонарушений похищение кошки, безусловно, не считалось столь же тяжким, как изнасилование или убийство, но это преступление так задело Бруно за живое, что мальчик просто не мог спустить его на тормозах.
И, кроме того, если преступник начал с похищения кошки, то наверняка вскоре будет замешан в куда более серьезных правонарушениях! Бруно обязан выполнить долг перед городом Брайтоном и доказать вину этой татуированной свиньи!
И больше всего он должен Дину, поэтому необходимо найти ошейник с камерой, а он наверняка в доме у Леона Панка. Возможно, записи будет достаточно, чтобы посадить Саймона Симнера за решетку!
Бруно взял со стола фотоаппарат – он понадобится всего на несколько минут. Мягко ступая, мальчик скользил по дому. Кошки тоже ходят на цыпочках, тихо перебирая лапами. Бруно двигался бесшумно, обходя коварные ступеньки и скрипящие половицы.
Ему было слышно, как мама сушит волосы, а отец откашливается у себя в кабинете.
Затем, как можно тише открыв входную дверь, мальчик вышел на дорогу, прячась за припаркованными машинами на случай, если мама выглядывает из окна.
Подойдя к дому номер восемь и вставив ключ в замок, Бруно придумал еще одну фразу:
– Великие детективы крадутся, как коты, вооружившись лишь усами!
Затем мальчик повернул в замке ключ, позаимствованный с каминной полки в доме Алана Любопытного, и вошел внутрь, готовый уже в третий раз за сегодня нарушить закон.
Бруно прошептал:
– Если я неправ, то отрежу себе яйца!

 

– Я чувствую себя счастливчиком, – сообщил Джим.
Помятый постер с Филипом Марлоу висел на стене кабинета напротив стола.
– Правда, меня немного подташнивает, но в целом мне повезло.
Жилка над левой бровью равномерно пульсировала, и это приносило удовлетворение.
Подстрекаемый ощущением собственного бессмертия – по всему его телу разливалось тепло, – Джим достал коробку с нераскрытыми делами. Вытащил первую папку и стал извлекать из нее фотографии и документы.
– Дело Одноглазого коллектора, – поведал Джим курящему Филипу Марлоу. – Самое волнующее, но и больше всего озадачившее меня дело за всю мою карьеру! Где-то с начала двухтысячного года на протяжении восемнадцати месяцев полиция и городской совет получали сотни жалоб от горожан. Все сообщали о некоем фантастическом зрелище. Мужчина, иногда одетый в серебристый костюм, а иногда – в набедренную повязку, исчезал в канализационных люках или появлялся оттуда. Через эти люки осуществлялся доступ к обширной подземной сети коллекторов. Городской совет нанял меня расследовать это дело, – рассказывал Джим Филипу Марлоу, хотя тот и так знал все дело наизусть. – Я поставил камеры с датчиками движения и даже провел ночь в одном из туннелей, ведущем к Западному пирсу, где чаще всего и наблюдали появление подозреваемого.
Сначала Джим думал, что это розыгрыш, устроенный студентами университета. Но его версия разрушилась, когда в одном из северных тоннелей коллектора камера зафиксировала нечто весьма драматическое.
Джим расставил миски с мясными обрезками, надеясь привлечь плотоядные инстинкты Одноглазого коллектора, – ранее камеры засекли, как подозреваемый пировал дешевым мясом.
Последние два изображения показывали лицо Одноглазого коллектора; возможно, его привлекло клацанье камеры и он подошел ближе, чтобы получше рассмотреть. На фотографии было причудливое существо с одним глазом, расположенным над костлявым носом. Истощенное тело принадлежало человеку среднего возраста. По крайней мере, так сказал семейный врач Джима, посмотрев на фотографии (а после исследовав простату детектива).
– Я прочел все медицинские записи о мужчинах-циклопах и вообще о чем-либо подобном, – продолжал Джим, чувствуя, как знакомое тепло продолжает подниматься вверх по груди. – Это привело меня к папке о младенце, родившемся в Шорхэме; его имя отсутствовало во всех документах и даже в свидетельстве о рождении. В записях было сказано, что это мальчик с одним глазом, расположенным посредине лба и лишенным способности моргать. На папке стояла пометка: «Полиция. Совершенно секретно».
Естественно, Джим связался с полицией Шорхэма. Его встретили гробовым молчанием. Однажды человек, похожий на шпиона, пришел к Джиму в контору. В недвусмысленных выражениях он сообщил, что если Джим будет и дальше копать в этом направлении, то с членами его семьи начнут происходить нехорошие вещи. Официально Джим бросил это дело. Он проинформировал городской совет, что расследование зашло в тупик. Дальнейшую свою работу детектив держал в секрете. В ту же ночь он проследил за «шпионом», и слежка провела его по всей автостраде и закончилась у неожиданно элегантного дома в Суррее. Последовавшее за этим расследование прояснило профессию «шпиона». Это был безработный актер, однажды сыгравший эпизодическую роль в сериале «Чисто английское убийство». В течение многих лет Джим продолжал копать – это дело не давало ему покоя, – но в конце концов потерял к нему интерес.
– Дело Одноглазого коллектора было рассказом, который Бруно больше всего любил слушать перед сном, – сказал Джим, роясь в документах. – Он поклялся однажды раскрыть его.
В ту секунду, когда документы вывалились на стол, в голове у Джима вспыхнуло решение задачи. Доказательства были прямо на столе, и связь, которая раньше казалась незаметной, наконец обозначилась! Мужчина пристально всмотрелся в фотографию Одноглазого коллектора.
– Как я мог это пропустить?! – воскликнул детектив, а Филип Марлоу тем временем закурил еще одну сигарету.
Пот потек по глазам Джима и дальше вниз по щекам.
– Мне немедленно нужно позвонить, – решил детектив, набирая номер круглосуточной информационной службы городского совета.
– Говорит Джим Глью, – начал он, наслаждаясь одобрительным кивком Марлоу. – Мне нужно побеседовать с начальником городского совета Брайтона. Пожалуйста, передайте ему, что это чрезвычайно важный звонок!

 

У кошки двадцать четыре усика, по двенадцать с каждой стороны носа. Войдя в сумрачный коридор дома номер восемь, в котором обитал Леон Панк, Бруно жалел, что у него нет усов.
Когда за ним закрылась парадная дверь, коридор погрузился в темноту. Если бы у мальчика были усы, они подсказали бы ему все секретные вибрации и помогли бы обнаружить точное местоположение призрачной женщины. С усами было бы куда безопаснее. Усы не были заложниками света и тьмы!
В доме номер восемь была такая же проблема с естественным освещением, как и в доме Бруно. Если закрыть все межкомнатные двери, дом погружался во тьму даже в самый солнечный полдень. Глаза Бруно старались привыкнуть к неожиданному перепаду. Мальчику казалось, что от нетерпения у него в голове зажегся факел.
Игнорируя звук телевизора, доносящийся сверху, Бруно прокрался по коридору, жалея, что у него нет хвоста, как у кошки, для баланса. Он представил, как хвост тянет его влево, когда он спотыкается о ковер и чуть не падает вправо.
В конце прихожей Бруно открыл ведущую на кухню дверь, впустив лучи закатного солнца. Металлические поверхности искрились ослепительными вспышками. Стены кухни цвета лайма в ярких солнечных лучах ослепили Бруно. Мальчик застыл между светом и тьмой.
Когда способность видеть восстановилась, Бруно не потребовались усы, чтобы найти первую подсказку: у мойки сушилась кошачья миска. Мальчик тут же сфотографировал доказательство.
Также усы не понадобились ему для того, чтобы засечь преступление против чистоты.
Рабочие поверхности были заставлены заплесневелыми коробками из-под пиццы. На сковородах в океанах застывшего жира виднелись куски старого мяса. Раковина была полна застоявшейся воды.
Бруно не понимал, как люди могут так жить. Что превратило Леона в лентяя? Неужели татуировки и употребление наркотиков?
Мальчик обыскал кухонные шкафы, нашел травы и стиральный порошок, но там не было никакой кошачьей еды. Одной фотографии недостаточно, чтобы уличить мерзкого похитителя котов.
– Нужно идти наверх! – решил Бруно, глубоко вздохнув.

 

На линии звучала музыка, и, ожидая, Джим чувствовал воодушевление и вдохновение; его мысли вращались с необыкновенной скоростью.
– Два преступления распутаны в один день! – хвастался Джим Филипу Марлоу. – Как только я расправлюсь с этим делом, мы тайком от всех выпьем по бокалу вина!
Жилка на лбу начала пульсировать быстрее. Джим прижал ее влажным носовым платком.
Когда его наконец соединили с начальником городского совета Брайтона, у того был недовольный голос человека, которого заставили прервать совещание. И тут Джим поймал взгляд Марлоу и быстро положил трубку.
– Что не так? – спросил Джим у Филипа Марлоу.
Пот градом тек со лба детектива, и он едва успевал утирать его платком. Соленые струйки лились по щекам и капали с подбородка на карты городских коллекторов и изображения Одноглазого.
– Ты утратил веру в меня? Или это я разуверился в тебе?
Жилка над бровью истерически забилась. Внезапно Джим увидел строение вен на своем пылающем лбу.
Детектив посмотрел на карту коллекторов, ожидая обнаружить решение задачи. В отчаянии Джим перерыл документы, его пальцы перебирали заявления и фотографии.
– Не смотри на меня так! – рявкнул он, раздраженно нацелив палец на Марлоу, а затем стукнул кулаком по столу.
И тут же мысленно увидел сетку вен на шее и плечах.

 

Бруно закрыл за собой кухонную дверь, преградив доступ солнечным лучам. Свет, льющийся от фонарика на лбу у мальчика, освещал ему путь по скрипящему коридору.
Что бы подумала кошка, почувствовав запах, доносящийся сверху? Это было похоже на то, как пахнет сгоревшая жареная картошка. Бруно поднимался по лестнице, и от этого запаха у него начинала кружиться голова.
Наверху лестничный пролет был освещен лучом заходящего солнца, проникавшим через приоткрытую дверь спальни. Доносился шум телевизора. Мальчик стал на четвереньки и заглянул в комнату.
Бруно увидел пару ног (одна ступня была босой, другая в тапке), но угол обзора не позволял ему рассмотреть призрачную женщину полностью. Мальчик видел, что ее голова свесилась набок; должно быть, старушка спала.
Выпрямившись, Бруно пошел на запах. И тут – то ли по телевизору, то ли на улице – раздался вой полицейской сирены.
Бруно продолжал подниматься на чердак, и вновь свет, льющийся у него со лба, осветил несколько весьма любопытных объектов. На одной из ступенек мальчик обнаружил куполообразный стеклянный сосуд. Бруно поднес его к носу и чихнул от сильного запаха пережаренной картошки.
Поднявшись еще на несколько ступеней, мальчик нашел весы, похожие на те, что стояли на прилавке магазина мистера Симнера.
Наконец Бруно забрался на последнюю ступеньку, толкнул дверь и зашел на чердак. Яркий солнечный свет и головокружение от царящего запаха заставили мальчика закрыть глаза ладонями. Затем он медленно убрал руки от глаз.
Каждая спальня на чердаке неповторима, и спальня Леона не стала исключением.
Здесь было гораздо более душно, чем у Бруно; пахло, как в теплице, полной гниющих растений и трав.
Из окна спальни Панка Бруно видел свой дом и мог заглянуть в собственную комнату. Мальчик рассмотрел даже постер, висящий на двери: «Шерлок Холмс знает!»
На коньке крыши Бруно заметил Милдред, сидящую около трубы и глядящую на него.
– Дай мне подсказку! – попросил он кошку. – Что говорят твои усы? Где Леон спрятал ошейник с камерой?!
Комната Леона Панка выглядела странно. Черные простыни были покрыты загадочными полосами. Либо у Леона Панка кровотечение, либо какое-то экзотическое заболевание.
На столе у камина лежали пачки папиросной бумаги и зажигалки и стояли измерительные приборы. Бруно немедленно сделал фотографию, зная, что при необходимости сможет использовать снимки для шантажа.
Над столом висел постер: «К черту копов!»
В открытом ящике для носков Бруно нашел мешок с кошачьей мятой. Он вообразил, как Леон Панк курит кошачью мяту вместо запрещенных наркотиков. Впрочем, это представлялось крайне маловероятным, даже для человека, спальня которого выглядела словно после ограбления.
Конечно, весь этот бардак был на руку Бруно: он мог везде заглянуть, ничего не нарушая и не привлекая к себе внимания, ведь порядком тут и не пахло.
– Преступления скрывают преступления! – пробормотал Бруно, глядя в испачканное зеркало над комодом и не зная, имеет ли его фраза смысл.
В том же ящике для носков мальчик нашел полиэтиленовые пакеты. Он открыл один из них и тут же почувствовал тот самый запах сильно подгоревшей картошки.
Бруно схватил компромат, но поисков не прекратил, зная, что ему понадобится больше улик. Чтобы убрать Леона Панка с дороги, необходимы неоспоримые доказательства. Конечно, полиция заинтересуется наркотиками, но это уже не его проблемы.
Мальчик продолжал обыскивать комнату, открывая новые ящики, проверяя шкафы и шаря под кроватью. Но по-прежнему не находил доказательств заточения Милдред.
Наконец Бруно вернулся к чердачному окну.
– Где искать, кошка? – спросил он у Милдред, все еще сидящей на крыше и теперь умывавшейся. – Что подсказывает твой нос?

 

Истерично бьющаяся вена успокоилась; Джима покинуло ощущение бессмертия и неимоверного жара.
– Извините, это недоразумение, – извинился он перед начальником городского совета, который сам ему перезвонил. – Я думал, что произошел прорыв в одном старом деле, но ошибся. Пожалуйста, простите меня и возвращайтесь к своим делам.
Внезапно запутавшись и кипя от гнева, Джим встал из-за стола и посмотрел в окно кабинета. Он увидел Хелен, сидящую на садовых качелях. Солнце лилось сквозь ветви нектаринового дерева, мягко обволакивая плечи женщины. Это был один из тех закатов, который обязательно воспели бы поэты.
Джим открыл окно, но Хелен не подняла головы, и мужчина понял, что она задремала. А затем закат овладел и его телом.
После сна Хелен почувствовала себя лучше. Она сидела, закрыв глаза и наслаждаясь теплом. Когда солнце полностью зашло за горизонт, женщина допила бокал вина. Затем подошла к бельевой веревке и стала снимать высохшую одежду. По пути домой она заметила, что ветром сдуло брюки сына; они запутались высоко в кустах, и их было непросто достать. Сначала Хелен взяла длинную бамбуковую палку и попробовала дотянуться ею до брюк, затем решила подойти ближе, убирая мешающие ей ветки. Наконец женщине удалось подобраться к брюкам и достать их.
Выпрямившись и отступив назад, Хелен почувствовала острую боль в ступне. Сначала женщина решила, что наступила на камень. Она посмотрела вниз и среди листвы заметила серый предмет, похожий на пластиковый ремешок для часов, только крупнее. Подняв его, Хелен поняла, что это ошейник с камерой Милдред! Очистив ошейник от грязи, женщина забрала его с собой.

 

После долгих безрезультатных поисков в спальне Леона Бруно наконец признал свое поражение. Возможно, на этот раз Панку удастся ускользнуть. Бруно сделал все что мог, но так и не обнаружил ошейник.
Как и прежде, освещая себе путь фонарем, прикрепленным ко лбу, Бруно спустился по ступенькам.
Он тихонько прошел на площадку и уже собирался проскользнуть мимо спальни, как вдруг его внимание привлек какой-то мигающий объект. Он лежал на полу возле ног призрачной женщины, свешивающихся с кровати. Бруно стал на четвереньки и пополз, сгорая от нетерпения выяснить, что же это такое.
Мальчик прокрался в комнату старухи. Ковер закончился, и деревянный пол застонал под тяжестью его тела. Бруно в любое мгновение ожидал пробуждения призрачной женщины.
Встревоженная скрипом, она вскочила бы от страха и уставилась бы на мальчика безумными глазами. Ужас на ее лице и мысль о том, что он испугал старую женщину, будут преследовать Бруно всю жизнь.
– Двигайся как кошка, – приказал себе мальчик. – На мягких лапках!
Мерцающий объект лежал на полу прямо под ногой призрачной женщины, но старуха даже не пошевелилась, когда Бруно чуть отодвинул ее ступню, чтобы взять его. Пригнувшись, мальчик засеменил обратно к лестничному проходу. Луч света, падавший с его лба, подтвердил подозрения Бруно: у него на ладони лежал сделанный на заказ колокольчик Милдред!
– Попался! – прошептал Бруно, воображая, как представит доказательства в суде и среди членов жюри присяжных раздастся восторженный возглас. – Сегодня мне везет!
Но его не охватила эйфория. Сердце мальчика защемило от возрастающего ощущения смерти. Минуту он раздумывал, надеясь, что ошибся. Затем так громко, как только мог, постучал в дверь.
– Эй! – заорал Бруно, стараясь перекричать телевизор. – Вы слышите меня?
Он заглушил шум и завывание сирен, но призрачная женщина не подняла головы. Затем мальчик встряхнул ее за плечо – сначала как можно аккуратнее, а затем как можно сильнее, но она не пошевелилась. Бруно проверил, бьется ли пульс на холодной шее…
А затем пустился наутек.
Выбежав из дома Леона, Бруно замедлил шаг. Он не знал, что его одолевает сильнее: тошнота или желание рассказать отцу об увиденном.
«Она мертва! Мертва! Она мертва!» – все повторял мальчик про себя, влетев в дом, промчавшись мимо озадаченной мамы, стоящей в коридоре, и ворвавшись в кабинет отца.
И тут он увидел папу, который корчился на полу, схватившись за грудь. Изо рта у Джима шла пена.
Назад: 25
Дальше: 27