25
Джим постучал в дверь ванной. Он хотел поделиться с Хелен своим успехом, а затем насладиться ее объятиями и заслуженной похвалой.
Однажды Джим разгадал загадку маяка в Квинз-парке, и Хелен написала стихотворение для вечерней газеты:
Люблю я мужа своего,
Ведь ум его острее бритвы.
Таким образом, у Джима появилось любопытное прозвище.
– Хелен, я могу войти? – спросил он, снова постучав. – Это я, твоя Любовь Острее Бритвы; у меня хорошие новости!
Хелен закрутила краны.
Джим сел на лестнице, чувствуя, как сводит живот. Он намеревался позвонить инспектору Скиннер – ее следовало уведомить о новых обстоятельствах. Джим держал телефон в руках, его палец замер на кнопке вызова.
– Может, стоит подождать до утра? – пробормотал мужчина, чувствуя, как на него наваливается усталость.
Если он позвонит, то придется вернуться на Джон-стрит. А затем пройти кучу допросов, провести ночь в полицейском участке. Его заставят письменно изложить показания, а потом отвечать на нескончаемые вопросы.
Палец детектива над кнопкой вызова не шевелился. Мужчину беспокоил желудок; к тому же Джим плохо спал последнее время и чувствовал себя более слабым и вялым, чем обычно.
Если он позвонит, то впереди у него бюрократическая ночь. Работа современных полицейских наполовину состоит из заполнения различных документов. Охранники правопорядка будут ждать ордер, а затем перевернут дом миссис Симнер вверх дном. И у Хелен тоже возьмут показания. Из-за этого телефонного звонка придется всю семью везти в полицейский участок.
Джим боролся с собой. Полученные доказательства требовали тщательного обдумывания. Нужно было решить, как распорядиться ими наиболее разумно.
Действительно, прежде чем сообщить обо всем инспектору Скиннер, следует как можно лучше изучить заметки. Ради памяти мистера Симнера Джим должен не единожды проверить факты и находки. Фальшивое обвинение лишь еще больше усложнит и без того непростую ситуацию в семье миссис Симнер и добавит ей горя.
– Завтра, – разрешил себе Джим.
Сегодня информацией будет владеть только он. А поутру, как следует отоспавшись и еще раз просмотрев свои заметки, он сообщит обо всем инспектору Скиннер.
– Я странно себя чувствую, – сказал Джим, выключая телефон.
Опершись на перила, мужчина встал и спустился по лестнице, чувствуя покалывание во всем теле. Войдя в гостиную, Джим начал переключать телеканалы. Больше всего ему хотелось сесть рядом с сыном на диван и посмотреть какой-нибудь фильм, в котором детектив-растяпа будет выяснять, кто же задушил жену мясника.
Бруно проскользнул наверх и воспользовался телефоном в кабинете отца. Мальчик хорошо научился передвигаться бесшумно.
– Пожалуйста, соедините меня с больницей имени принца Чарльза в Мертир-Тидвил, – попросил Бруно оператора.
Голос девушки из регистратуры звучал так, словно она только что вдохнула гелий из воздушного шара. Бруно заговорил басом, боясь, что интонации его голоса похожи на звуки трубы, а не на тон полицейского.
– Добрый вечер, – произнес мальчик, – это инспектор Бруно Глью из полиции Брайтона. Я хотел бы переговорить с Динжамином Дэвидом Раттером.
У девушки из регистратуры было достаточно полномочий, чтобы подвергнуть сомнению полномочия звонящего.
– Полиция Брайтона! – повторил Бруно. И добавил, что это вопрос жизни и смерти и ему все равно, если мальчик находится под действием сильных успокоительных средств или врач решил, что состояние рассудка не позволяет ему общаться с внешним миром. – Скажите врачу, что у меня есть новости, которые окажут целительный эффект на разум пациента. Я подожду. Сообщите мальчику, кто я.
Наконец его соединили. Девушка из регистратуры сказала, что не может гарантировать полную адекватность пациента.
– Это ты, Дин? – спросил Бруно, когда услышал в ухе сонное сопение. – Это я, Бруно!
У Дина пропал голос, и он мог лишь стонать.
– Это сделал человек, который предлагал тебе лимонный шербет! У меня пока нет достаточного количества улик, но утром я все докажу! Это значит, что скоро ты сможешь вернуться домой. И твой папа тоже! У меня пока нет ни образцов ДНК, ни орудия убийства, ни признания, но я над этим работаю!
– С кем ты разговаривал? – спросил Джим, когда сын, как обычно, устроился рядом с ним.
– С Дином. Я сообщал ему о прогрессе в расследовании.
– О прогрессе?
– О прогрессе! – таинственно подтвердил мальчик.
На этот раз главным героем фильма был Лолер, деловой, прямолинейный шотландский детектив, который предпочитал полицейскую брутальность всяким там прослушкам. Он с трудом доверял людям, и то лишь тем, кто был ему абсолютно предан. Детектив употреблял фразочки вроде: «Бегает тут псих какой-то по Глазго и начиняет народ свинцом!»
Когда Лолер услышал, что жена жертвы всадила в тело три пули, он спросил: «А что сделал этот бедный придурок – просто забыл про годовщину свадьбы?»
Когда его приятель сказал, что, если они простоят дольше, он отморозит себе яйца, Лолер ответил: «Сначала мне нужно пришить их обратно! Вчера у моей жены на ужин была яичница!»
Несмотря на эту браваду, детектив Лолер был заботливым, любящим мужем прикованной к инвалидной коляске женщины. Это обстоятельство делало его куда более привлекательным персонажем.
– Сколько мы уже посмотрели? – спросил Бруно.
– Где-то три четверти, – ответил Джим. – Осталось полтора часа.
– По законам жанра пора бы им обнаружить второй труп, – заметил мальчик.
– Совершенно верно. Или убить помощника детектива.
На экране Лолер как раз перебрасывал подозреваемого через спину.
– То есть тебя! – сказал Бруно.
– Прости, – криво усмехнулся Джим. – Почему это меня?!
– Но ты же помощник детектива!
– Значит, ты ведущий детектив по делу об убийстве на Сэнт-Энрю-роуд? – спросил Джим, шутливо ткнув сына в бок.
– Так и есть! – ответил Бруно, преувеличенно громко взвизгнув.
На экране Лолер как раз заломил подозреваемому руку и вырвал у него скупое признание.
– Только не списывай своего старика раньше времени, – ехидно произнес Джим. – Я еще могу тебя удивить.
– Как, впрочем, и я тебя, – торжественно заключил Бруно.
Отец и сын сидели в полном восторге от собственных познаний.
На экране Лолер заорал:
– Если я не прав, то отрежу себе яйца!
Когда порядок был восстановлен и фильм закончился, Джим вернулся к себе в кабинет, а Бруно – в спальню.
