Глава 17

– Отличная работа, – похвалил Уилсон, держа в руках газету. Статья Брайана о поимке Стюарта шла первым номером, и не в заветном правом верхнем углу, а прямо по центру, и сопровождалась большой, сразу привлекающей к себе фотографией явно невменяемого Стивена Стюарта в тюремном комбинезоне, которого вели в узилище в кандалах.

– Спасибо, – поблагодарил Брайан.

Уилсон был первым, кто его поздравил, и журналист догадывался, почему остальные этого не сделали. Они с Уилсоном были партнерами в работе над материалом для этой статьи, и Брайан был совсем не уверен, что смог бы проявить подобное великодушие, окажись он на месте Уилсона. Нечто в конкурентном характере и журналистском темпераменте абсолютно исключало дух товарищества.

– Ты слышал о священнике, которого убил Стюарт? – спросил Брайан. – Он как раз служил в той церкви, куда ходит моя мать. – Хоуэлс все рассказал Уилсону, когда позвонил ему из Бейкерсфилда.

– А вот это очень интересно… – медленно произнес его старший товарищ.

– Вот и я о том же.

– А можно потише? – спросил Тед Спраг, заглядывая в их закуток. – Здесь люди, между прочим, работают.

– Очередной опрос по поводу комиксов? – шутливо уточнил Уилсон.

– Очень смешно.

– Ты видел мою статью? – спросил Брайан со всей невинностью, на которую только был способен. – Джимми сказал, что ее перепечатали более двадцати национальных изданий.

– Да пошел ты… – ответил Тед.

Брайан рассмеялся.

В этот момент появился Майк Даскин.

– Привет, – колумнист приобнял Брайана за плечо. – Неплохой материальчик.

– И тебя туда же!.. – крикнул Тед.

– Зависть – скверное чувство, – заметил Майк.

– Не знаю, стоит ли мне теперь называть Теда «скверный мальчишка»? – задумчиво произнес Уилсон.

– Послушайте, я не какой-то там голубой, чтобы отвечать на подобные глупости.

– Да ты и так уже ответил, – заметил Брайан.

– Идите вы все к черту, а я займусь своей работой.

– Статья действительно хорошая, – сказал Майк.

– Спасибо, – ответил Брайан. – Я тронут.

– Позже поговорим. – Уилсон направился к своему столу. Он заглянул в отсек Теда и громко закончил: – Подальше от любителей лезть не в свое дело.

Остаток утра Брайан посвятил работе над откликами на статью об иммигрантах, которую он написал на прошлой неделе. С Уилсоном они встретились за ранним ланчем. Кроме них, в комнате для отдыха никого не было, и куратор Хоуэлса занял большой стол в центре помещения. Он открыл пакет из коричневой бумаги и достал из него сэндвич, в то время как Брайан рассматривал торговые автоматы и выбирал себе что-нибудь съедобное. Наконец он остановился на буррито  с картошкой и «Кока-коле» и сел к Уилсону.

– Так какова связь между твоей семьей и Стивеном Стюартом?

– Хотел бы я знать, – вздохнул Брайан.

– А ты считаешь, что она существует?

– Нет.

– И тем не менее, убив свою жену и избив сына до состояния комы – это не считая еще нескольких человек, которых этот тип убил в состоянии необъяснимого бешенства, – он пересекает всю страну от побережья до побережья и оказывается абсолютно голым в саду твоей матери. Твоей матери, которая получала письма от давно бросившего ее супруга, и эти письма как две капли воды похожи на надписи кровью, оставленные на месте всех преступлений.

– И духовника ее Стюарт тоже убил, – добавил Брайан угрюмо.

– Мальчик мой, твоя семья во всем этом по самые уши. А ты не думал, чтобы как-то защитить мать? Или убрать ее из Бейкерсфилда на какое-то время?

– С ней остались сестра и ее муж.

– И ты считаешь, что этого достаточно?

Брайан подумал о заросшем дворе матери и вспомнил, что Уилсон говорил о разросшихся растениях в офисе Девайна. Перед глазами у него встала заросшая зеленью спальня Стюарта, больше напоминающая джунгли, и заросшее экзотическими растениями поместье Тома Лоури.

– Теперь уже нет, – ответил он, вставая. – Прости. Я скоро вернусь.

Оставив нетронутыми буррито и «Колу», Брайан вернулся к себе за стол и позвонил матери. Как он и надеялся, трубку взяла сестра. Ему пришлось очень постараться, чтобы убедить ее забрать мать с собой в Палм-Спрингс. Брайан не мог рассказать Джиллиан всего – причина была абсолютно бредовая, да и нестыковок в его рассказе слишком много, чтобы можно было поверить не задумываясь. И тем не менее ему удалось сыграть на чувстве страха его сестры и на ее чувстве ответственности, и в конце концов она согласилась забрать мать с собой.

– В любом случае ей неплохо сменить обстановку, – сдалась Джиллиан, – особенно после того, что случилось с отцом Чарльзом. Если только мне удастся ее уговорить, – добавила она.

– А ты постарайся, – сказал Брайан. – И не откладывай.

Он вернулся в комнату отдыха, несколько успокоившись. Его буррито окончательно остыло, и он сунул его в микроволновку.

Уилсон уже покончил со своим сэндвичем и теперь ел яблоко.

– Ну и как?

– Сестра заберет ее с собой в Палм-Спрингс.

– Отлично.

Брайан достал буррито из микроволновки и вернулся за стол.

– Знаешь, – сказал Уилсон, не переставая жевать, – а ведь среди нашей финансовой элиты уже случались эпидемии убийств и самоубийств.

– Откуда ты знаешь? – поинтересовался Брайан, разворачивая буррито.

– Да так, немного покопался в архивах… Что не мешает периодически делать каждому репортеру.

– Вас понял, – покраснел Брайан.

– Я совсем не это имел в виду, – улыбнулся Уилсон, – хотя получилось довольно удачно. В любом случае такое происходит не первый раз. Может быть, впервые это приняло подобный размах и происходит на огромной территории в столь короткий промежуток времени, но нечто подобное уже случалось. За последние сто лет я насчитал восемнадцать очень богатых людей, которые или неожиданно ударились в массовые публичные убийства, или же убили своих родственников и близких друзей. Одиннадцать из них потом совершили самоубийство. Самым интересным мне кажется то, что до сегодняшнего дня все это происходило только в Калифорнии, и большинство случаев пришлось на Сан-Франциско. Единственным исключением из этого правила был Отис Компсон, который жил в Атланте. Правда, туда он и его семья переехали из Сакраменто.

– Интересно, – согласился Брайан. – Но имеет ли это какой-нибудь смысл? Это только специалисты по теории заговоров научились зарабатывать сотни миллионов на подобных совпадениях и полуправде. Ты читал всю эту нумерологическую ерунду по поводу одиннадцатого сентября?  В слове «сентябрь» – девять букв, в слове «Афганистан» – одиннадцать . Но все это ничего не значит.

– Может быть, и нет… – произнес Уилсон.

– …но настоящий репортер пройти мимо этого не может, – закончил за него мысль Брайан.

– Вот именно.

– И что же ты думаешь по этому поводу?

Уилсон откусил яблоко и какое-то время жевал в полном молчании.

– Вряд ли мне есть что сказать по этому поводу. – Тут он посмотрел на Брайана: – Но я открыт для дискуссий.

– Ну, начнем с того, что моя семья не богата.

– А была богата?

– По крайней мере, мне об этом не известно.

– Мне кажется, что мы столкнулись с калифорнийским феноменом, – сказал Уилсон, проглотив яблоко, – в результате действия которого абсолютно нормальные и вполне приличные люди неожиданно начинают совершать массовые убийства и совершают самоубийства. При этом делают они это особо зверским способом. Все это сопровождается необычно бурным ростом растений и в основном касается людей состоятельных. – Уилсон посмотрел на Брайана. – Хотя, может быть, не только состоятельных, – добавил он. – И последнее: это происходит время от времени на протяжении ста лет.

– Ну и куда эти измышления нас привели?

– Мне кажется, в яму с дерьмом и без лопаты. – Уилсон помолчал. – Но я верю, что количество таких происшествий увеличилось, что теперь все они происходят практически одновременно и во всем этом кроется какой-то смысл. Как будто чайник вот-вот закипит. Сейчас мы находимся в нужном месте в нужное время, и если б мы знали, что следует искать, если б у нас было чуть больше информации, то…

– То что?

– Не знаю. Может быть, удалось бы предотвратить новые убийства?

– А как ты думаешь, – спросил Брайан, помолчав, – это… уродство Стюарта – наверное, это можно так назвать – имеет ко всему этому какое-то отношение? Я же тебе про него рассказывал, да? Про волосы и эту скользкую кожу?

– Рассказывал, но я заметил, что в статье ты об этом не упомянул.

– Решил, что это момент второстепенный.

– Может быть.

Брайан молча взглянул на Уилсона.

– В такой ситуации ничего не знаешь наверняка, – пожал тот плечами. – Мне бы очень хотелось найти отца.

– А ты не думал обратиться в полицию, рассказать им все, что знаешь, объяснить, что он пропал?

– Он пропал двадцать лет назад. Да и что я о нем знаю? Только то, что рассказывала мне мать.

– Но у тебя есть письма.

– И я верю, что прислал их он. Но доказать этого не могу. – Брайан сделал глоток «Колы» и вздохнул. – Ну а дальше что? Ждать, пока кто-то еще умрет или нам пришлют голосовое послание или видеозапись?

– Как журналист, который пишет о финансах, я верю в один принцип: надо всегда следовать за деньгами. Это срабатывает практически во всем. А так как у всех в этой истории – может быть, за исключением твоего отца – деньги водились, то я предлагаю действовать в соответствии с этим принципом. Может быть, изучив их последние сделки и финансовую историю, мы выясним, что между ними общего. Сдается мне, мы найдем там такие вещи, о которых сейчас даже не подозреваем.

– Неплохая идея, – согласился Брайан.

– Благодарю.

Молодой журналист сделал из упаковки буррито подобие бумажного мячика и бросил его в мусорный ящик. Промахнулся на целый фут и уже собирался повторить попытку, но в этот момент у него зазвонил мобильный.

Звонила Джиллиан. Его сестра-болтушка была непривычно косноязычна, и у Брайана душа ушла в пятки.

– Мама? – быстро спросил он. – Что с ней?

– Нет, – ответила Джиллиан, после чего последовала длинная пауза – Брайану даже показалось, что они разъединились.

– Алло? – сказал он в трубку. – Ты здесь, Джил?

– Я только что говорила с полицией, – ответила она наконец. – Они сравнили отпечатки, которые нашли в церкви. Отца Чарльза убил не Стюарт. Его убил наш отец.

Брайан уже почти привык к этим дальним поездкам.

Он поехал по Грейпвайн  и остановился в Гораме, чтобы выпить кофе в «Макдоналдсе», прежде чем свернуть на шоссе, ведущее в Сентрал-Вэлли. Уилсон предложил поехать вместе с ним, но Брайан не очень-то жаждал компании. Это было личное, и он не хотел ни с кем это делить.

За окнами машины пролетали городки, брошенные здания, стоянки для трейлеров, фруктовые сады. За последнюю неделю Хоуэлс ездил здесь больше, чем за предыдущие десять лет, и начал уже узнавать некоторые ориентиры на этом узком отрезке шоссе.

Приехав в Бейкерсфилд, он немедленно отправился в полицейский участок, где спросил капитана Дитча, который дал ему большое интервью для статьи.

– А почему вы просто не позвонили? – поинтересовался капитан, после того как клерк провел Брайана в его кабинет. – Я бы сразу сказал вам, что у нас нет ни малейших данных о местонахождении вашего отца.

– Об этом я догадывался. Но… – Брайан глубоко вздохнул. – У вас есть хоть какая-то информация о нем? Уверен, что вы все тщательно проверили. Так вы знаете, где он живет, кем работает?.. Чем вообще занимался все эти двадцать лет? Не знаю, говорила ли вам об этом моя сестра, но он бросил нас, и последний раз я видел его еще ребенком.

– Она рассказала нам эту историю, – кивнул Дитч. – И, естественно, мы попытались проверить всю его жизнь. Но все дело в том, что ваш отец полностью исчез с горизонта. Последние сведения о нем относятся к середине восьмидесятых, когда он ушел от вашей матери. Два моих человека продолжают работать в этом направлении, и я уверен, что рано или поздно они что-то раскопают, но сейчас мы пока блуждаем в потемках. Вообще-то я надеялся, что это вы нам поможете. Совершенно очевидно, что он находится где-то в районе Бейкерсфилда. Может быть, вы знаете о каких-то друзьях, у которых он мог остановиться, местах, где он может бывать, о ресторанах и барах, где он может проводить время? Вы ничего не помните из детства, что могло бы подсказать нам, где он может скрываться?

Брайан задумался. Он искренне пытался вспомнить об отце хоть что-нибудь, что могло бы помочь, но его воспоминания были детскими, и в них обязательно присутствовали мать, сестра или он сам. Он ничего не знал о том, что связывало его отца с реальным миром, а помнил только то, что связано с их семьей. Брайан согласился переговорить с двумя детективами, чтобы они сами попытались что-то из него вытянуть, но, хотя он и ответил на все их вопросы, ничего интересного не вспомнил и не рассказал им ничего нового.

– У вас есть номер моего мобильного, – сказал Хоуэлс Дитчу, перед тем как уйти. – Позвоните мне, если что-то узнаете. Хоть что-то.

– Обязательно, – мрачно кивнул капитан. – Хочу сказать вам, что мне очень жаль. Я знаю, что вы сейчас испытываете.

– Спасибо, – поблагодарил Брайан.

Он проехал к дому матери и остановил машину у подъездной дороги. Стоял вечер, в доме было темно, а двор, казалось, зарос еще больше, хотя было неясно, как это возможно. Брайан вылез из машины и внимательно огляделся. Неужели отец прячется сейчас где-то поблизости? Во дворе и в кустах имелась масса мест, где можно было спрятаться и незаметно наблюдать за домом.

Интересно, как сейчас выглядит отец? – подумал Брайан. Может быть, поседел, а может быть, полысел. Лицо наверняка покрывают морщины, свидетели всех прожитых лет. Думать об отце как о старике было почти так же трудно, как думать о нем как об убийце. Брайану не нравилось ни то, ни другое. Он хотел бы, чтобы его отец никогда больше не появлялся и у него остались бы только чистые незапятнанные воспоминания о нем.

Брайан медленно подошел к дому, прислушиваясь к звукам и настороженно реагируя на любое движение. Открыв дверь своим ключом, вошел в дом и включил свет в гостиной. Но свет не разогнал темноту, а лишь отодвинул ее в сторону холла и кухни. Неожиданно его посетила абсурдная мысль, что в доме он не один, поэтому Хоуэлс самым грозным голосом, на который только был способен, громко крикнул: «Эй! Кто здесь?»

Ответом ему была тишина. Вместо того чтобы медленно и осторожно обследовать каждую комнату, Брайан решил взять быка за рога и стал быстро обходить дом, зажигая по пути все лампы и готовясь в любой момент или защищаться, или бежать от опасности. Слава богу, в доме он оказался один, поэтому, когда все лампы были зажжены, Брайан немедленно приступил к тщательному обыску всех комнат. Он не знал, что именно ищет, но почему-то был абсолютно уверен, что немедленно узнает разыскиваемую вещь.

А может быть, он вообще ничего не найдет?

К этому Брайан тоже был готов. При этом он испытывал необходимость быть в доме и обыскать вещи матери, чтобы как можно больше узнать об отце.

Прежде чем заняться шкафами, полками, чуланами и кладовками, Хоуэлс еще раз оглядел окружающие предметы, чтобы убедиться, что в первый раз ничего не пропустил. Он был настолько поглощен поисками незваного гостя, что не обращал практически никакого внимания на то, что находилось в комнатах, – и вот теперь он медленно переходил из кабинета матери в ванную комнату, а оттуда – в хозяйскую спальню…

И здесь он остановился как вкопанный.

Потому что посередине покрывала с цветочным узором лежал грязный мятый листок бумаги. Его было легко не заметить. Унылый выцветший желтовато-коричневый цвет старой бумаги почти полностью сливался с фоном покрывала и был практически неразличим. Теперь же Брайан его увидел и, сдерживая дыхание, прошел через комнату к кровати. Взял листок и перевернул его. На другой стороне листка, очевидно углем, было написано несколько слов: «ОСТАНОВИТЕ МЕНЯ». Буквы были неуклюжими, словно их написал ребенок.

Или кто-то, кто заново учился писать, после того как не делал этого много лет.

Так и есть, подумал Брайан. Именно так выглядели эти буквы, написанные нетвердой рукой, и он вспомнил предыдущее послание, в котором были вкраплены знакомые гласные и согласные, казалось стремящиеся пробиться сквозь стройные ряды букв неизвестного языка. Как будто отец восстанавливал свои навыки, поднимался со дна какого-то интеллектуального колодца и медленно вспоминал, как жить в реальном мире.

Внутри у Брайана все сжалось, когда он перечитал записку. Это была мольба измученного серийного убийцы, и ничтожная надежда, за которую Брайан все еще цеплялся, исчезла в тот момент, когда он увидел эти слова. Его отец вовсе не был невольным исполнителем или человеком, который оказался в ненужном месте в ненужное время. Он был убийцей, ответственным за смерть отца Чарльза, и бог знает скольких еще людей.

Но действительно ли его отец ответственен за это? Всплески массовых убийств, как эпидемия чумы, распространялись по стране, на местах убийств фигурировали надписи на неизвестном языке, и было понятно, что за всем этим стояло нечто большее. Без сомнения, его отец был убийцей, но в то же время он был и жертвой. То, что заставляло его убивать – будь то человек, высшее существо или вирус, – это оно было, в конце концов, виновато.

Брайан продолжал обыск, заглядывая во все шкафы и чуланы, но ничего не нашел. Осмотр двора вокруг дома тоже не дал никаких результатов, хотя если он вернется сюда днем, то, вполне возможно, заметит то, что пропустил сейчас в темноте. Запирая дом, Брайан уже знал, что делать, но прежде всего он добрался до круглосуточного магазина «Кинко» и сделал копию записки своего отца. А потом доехал до полицейского участка и передал им оригинал.

Уилсон Сент-Джон появился дома после наступления темноты. Последнее время это случалось так часто, что жена стала привыкать. Одним из преимуществ профессии финансового обозревателя, которое ему очень нравилось, было то, что ему крайне редко приходилось задерживаться на работе. А вот все эти убийства и самоубийства сжирали слишком много времени.

Абсолютно идеальное слово. Потому что расследование этой… ситуации очень быстро превращалось – если уже не превратилось – в одержимость и заглатывало не только его рабочее время, но и личное. У Уилсона возникло навязчивое желание позвонить Брайану и выяснить, что тому удалось узнать, но Рона, скорее всего, и так пребывает в крайнем раздражении из-за того, что он опоздал к обеду. И правильно делает.

Так что сейчас этот звонок будет выглядеть как прямой вызов.

Да и сам Брайан давно позвонил бы ему, узнай он что-то важное.

Уилсон открыл входную дверь и вошел в дом.

– Я пришел! – крикнул он. Не дожидаясь ответа, бросил вечернюю газету на кофейный столик и сел на диван, чтобы снять обувь. Запах в прихожей напомнил ему о пироге со шпинатом. Не самое любимое блюдо, но если являешься домой так поздно, то жаловаться не приходится. Уилсон встал и прошел через столовую на кухню.

– Если… – начал было он и замолчал.

Кухня оказалась пуста. Дверца духовки была распахнута, и на противне виднелся остывший пирог. Наверное, Рона в ванной. Или помогает Жюли делать уроки. Хотя в доме как-то слишком тихо. И Рона никогда не оставила бы открытой дверцу духовки с остывающей в ней едой.

Что-то случилось.

– Рона? – позвал он. – Жюли?

Где, черт возьми, его жена и дочь?

Внезапно в доме погас свет.

Лампочки погасли все сразу и во всем доме. Не иначе, короткое замыкание, подумал Уилсон, хотя это была жалкая попытка выдать желаемое за действительное. Он стал на ощупь пробираться в темноте и, задев холодильник, вышел в холл. Уилсон хотел еще раз позвать Рону и Жюли, но почему-то боялся сделать это. Он не знал, кто…

…проникло в дом и где оно сейчас находится. Так что ему приходилось быть осторожным. Уилсон двигался вдоль стены холла, пока не добрался до дверного проема, который вел в спальню Жюли. От страха он весь покрылся по́том и не знал, то ли произнести шепотом ее имя и войти в комнату, то ли идти дальше по холлу.

– Твоя дочь здесь. Я убил ее.

Голос, глубокий и странно звучащий, раздался откуда-то из глубины спальни дочери. Страх сменился гневом, и Уилсон вошел в дверной проем.

– Жюли! – позвал он.

Раздался негромкий щелчок, и в темноте возникла красная точка.

Кто-то вел видеозапись происходящего.

– Жюли! – Ничего не видя вокруг себя, Уилсон бросился вперед, вытянув руки и смутно понимая, что красный индикатор видеокамеры движется вокруг него, у него за спиной. Он споткнулся обо что-то похожее на подушку и чуть не упал, но удержался на ногах, упершись в край кровати.

Кровать была мокрой.

Лампы опять зажглись.

То, что показалось ему подушкой, о которую он споткнулся, оказалось телом его жены Роны. Она лежала в позе зародыша, ее одежда была превращена в клочья, а кожа на руках и ногах надрезана и содрана.

Тело Жюли лежало на кровати варварски выпотрошенное. Сухожилия на ее лице были подрезаны, и рот растянулся в гротескной пародии на улыбку. Оказалось, что рука, которой он опирался на кровать, вымазана в крови дочери.

Уилсон услышал крики и какие-то жуткие звуки, которых ранее он никогда не слышал, и ему понадобилось время, чтобы понять, что это кричит он сам. Сквозь туман страдания, застилавший ему глаза, журналист увидел, что все стены в комнате испещрены символами, написанными кровью, – примитивными каракулями, которые он узнал по фотографиям предыдущих мест преступлений и по письмам Брайана. В комнате не было никаких признаков человека с видеокамерой, но в зеркале Уилсон краем глаза заметил какое-то движение и обернулся, чтобы посмотреть, кто это.

Мужчина, который появился из коридора, был абсолютно гол и жутко изуродован. Кое-где на его теле виднелась чешуя, а вдоль позвоночника шли наросты, которые делали его похожим на стегозавра.

А еще это был один из дельцов Силиконовой долины , который в прошлом году вложил миллионы долларов в свою провалившуюся предвыборную кампанию, желая занять кресло губернатора.

Уилсон сразу же узнал его. Артур Фосетт.

Фосетт смеялся, смеялся низким нудным смехом Ренфилда , и казалось, что этот смех никогда не прекратится. Сам Уилсон в какой-то момент перестал кричать и теперь молча стоял опустошенный, в то время как кудахтающий миллионер наступал на него. Руки мужчины были вполне нормальными, но ногти на пальцах ног были похожи на иголки. Одним быстрым движением Фосетт перевернулся вверх ногами и стал передвигаться на руках. При этом ноги его не торчали вверх, а болтались свободно и раскованно, как у обезьяны. Голова почти касалась пола, но он продолжал смотреть на Уилсона и смеяться своим бесконечным смехом – ноги дергались во все стороны, а тонкие ногти со свистом рассекали воздух.

Уилсон стоял на месте, не пытаясь бежать или защищаться. Он окаменел от того ужаса, что предстал перед его глазами.

Пятью ногтями правой ноги Фосетт провел по щеке Уилсона, и кровь побежала из пяти параллельных порезов. Ногти отрезали журналисту ухо, разорвали щеку, и голова его резко откинулась вправо. Перед глазами возникло выпотрошенное обнаженное тело дочери.

– Жюли… – едва смог выдохнуть он.

А потом Фосетт ногтями левой ноги перерезал ему шейные артерии.