Танцующая в крови

Стрела упала откуда-то с неба, пробила палубу аккурат между Викентием и Валентиной и ушла вниз.

– Весьма доходчивый намек, – кивнул бог войны и вскинул руку: – Спустить паруса! Отдать якоря! Думаю, здесь уже неглубоко.

Отсюда, с удаления примерно в километр от суши, берег казался пустым. Однако множество дымков, тянущихся к небесам чуть далее, подсказывали незваным гостям, что их встречает могучая армия. Ибо для чего еще могут понадобиться костры при здешней жаре? Только для приготовления еды! Много костров – много едоков, много едоков в одном месте – это армия.

Во всяком случае, признаков великой стройки, великого праздника или иных причин для человеческого столпотворения на побережье не наблюдалось.

Послышался легкий шелест, и в палубу впилась еще одна стрела. Причем – с позолоченным оперением!

– Похоже, нас почтил вниманием кто-то из египетских богов, – сделал вывод великий Один. – Но неужели они полагают, что один-единственный лук заставит нас отступить?

С соседней ладьи послышалась ругань. Должно быть, египетская стрела кого-то зацепила.

– Ничего не видно, – потер подбородок Викентий и покосился на спутницу.

– Как скажешь, – развела девушка руками.

Бог войны хлопнул в ладоши и громко провозгласил:

– Ритуальный поединок! – и повернулся от борта к трюмному люку. – Кто из вас, храбрые воины, готов отдать свою жизнь в честь богини смерти?!

– Я! Я! Я готов! Выбери меня! Валькирия, я твой с первого мига! – встрепенулись заскучавшие за время долгого перехода воины. – Валькирия, ты не пожалеешь!

– Валькирия, меня возьми, меня!

Валентина остановилась перед Волохом, покачала головой:

– Ты хоть знаешь, чего просишь, мальчик?

– Того же, чего и все! – решительно объявил голубоглазый юнец.

– Тебя попытаются убить, Волох, – предупредила девушка. – И скорее всего зарежут.

– В ратных походах убивают, великая! Я знал об этом, уходя из дома!

– Тебе придется принять мое покровительство.

– Я уже давно решился на это, богиня!

– Ты еще очень молод…

– Разве юность есть препятствие для смерти, валькирия? – задорно возразил потомок русалки.

Валя оглянулась на бога войны.

– Отгородите парусиной место на носу, – распорядился тот.

Девушка все еще колебалась. С одной стороны – перед ней стоял восьмиклашка, ребенок. С другой – это был воин, уже успевший взглянуть в глаза смерти и не испугаться, готовый не пожалеть своей жизни во имя победы прямо сегодня и сейчас.

– О времена, о нравы! – покачала головой Валентина. – Но в одном ты прав. Тот, кто готов умереть во имя избранницы, имеет на нее право в любом случае. Пойдем, Волох, я выбираю тебя.

Вместе они удалились за полог из парусины, за которым была предусмотрительно расстелена толстая кошма, Валентина развязала завязки платья, позволила ему упасть на палубу и, обнаженная, переступила через одежду.

У Волоха отвисла челюсть. Лицо юного воина быстро налилось краснотой, он схватился за рукояти ножей.

Девушка сразу поняла, в чем дело, и громко расхохоталась:

– Ты не знал!!! Волох, ты ввязался в спор, не удосужившись узнать его сути! Но это же так просто, мой мальчик, – мотнула девушка головой. – Чтобы защищать честь богини, сперва этой честью нужно завладеть. Теперь поздно. Обратной дороги нет… – и богиня смерти стала расстегивать пряжку воинского ремня. Отбросив в сторону тяжелую охапку оружия, стянула с добровольной жертвы куртку, дернула завязки штанов.

Валентина уже поняла, что будет у воина первой женщиной, и теперь искренне забавлялась его смущением и неуклюжестью.

Волох постарался незаметно удержать штаны, но богиня смерти дернула сильнее, и они упали. Он попытался прикрыть свое восставшее достоинство ладонями, но богиня рыкнула:

– Руки! – и он послушно отвел локти за спину.

Валентина обошла бедолагу кругом, оглаживая плечи, бедра, провела пальцем по губам и приказала:

– Лежать!

Естественно, паренек упал. Естественно, на живот.

Валентина встала над ним, толчком ноги перевернула на спину и опустилась – бедрами на бедра. Так, что тела вошли в правильное единство – и злорадно усмехнулась, увидев, как сильно изменилось лицо юнца, как выплеснулась череда эмоций, начиная от изумления, через непонимание и облегчение к томлению.

– Ты не ожидал этого, Волох? – наклонилась чуть ниже девушка. – Ты думал, это обычное баловство со стучанием палками по черепам? Нет, Волох. Ритуал – это всегда прямое общение с богом. Ты посягнул на честь богини смерти. Ты победил. Ну и как, ты рад этому или уже раскаиваешься?

Молодой воин то ли не знал, как нужно обращаться с женщиной, то ли не решался поступить так с самой валькирией, однако инстинкты брали свое, и тело под Валентиной то мелко дрожало, то вдруг начинало дергаться, словно от судорог. Это было забавно, непривычно и… приятно.

– Ты слышишь меня, Волох? – старательно заговаривала зубы юнцу лишь чуть постарше нее женщина, успевшая, однако, набраться плотского опыта. – Ну же, не отвлекайся, поговори со мною! Ты пожелал участия в ритуале богини смерти, ты оказался победителем. Ты получил то, на что имеет право любой победитель. Ты получил меня. Всю, целиком и полностью. Ты можешь делать со мною все, что только пожелаешь. Ныне я вся в твоей власти. Моя честь и мое тело принадлежат тебе…

И тут ее жертва сломалась и «поплыла». Волох громко заскрипел зубами и застонал, вцепился в бедра сильными руками, весь выгнулся, перехватил, обнимая, прижимая, решительно вламываясь туда, куда его и без того уже допустили – и Валентина расслабилась, смиренно отдаваясь властному мужскому безумию, позволяя терзать себя, овладевать, поглощать. И сия покорность позволила алому огню сладострастия овладеть и ее сознанием…

– Я люблю тебя, валькирия. – Валентину привело в чувство нежное касание к бровям. Девушка приподняла веки, тут же закрыла, принимая поцелуй в глаза, снова открыла и улыбнулась своему герою. – Я люблю тебя, валькирия! Я сделаю для тебя все, что только пожелаешь!

– Богиня смерти не имеет права на любимчиков, – шепотом ответила ему Валя. – Смертный способен овладеть ею только единожды. И для этого придуман ритуал.

– Только один раз? – Разочарование на лице мальчишки не поддавалось описанию.

– И в твоей жизни этот раз уже случился.

– А зачем мне тогда жить?! – Волох вскочил и рванул в сторону полог. – Я готов, дети воды! Можете меня убивать!

Валя чертыхнулась – этот паршивец даже не подумал о том, что она не успела одеться! По счастью, валькирия была богиней и потому набросила на себя морок, став крылатой женщиной в стальной чешуе от плеч до колен. Затем нагнала юнца, постучала кулаком по спине:

– Не будь идиотом, Волох! – Валькирия повернула мальчишку к себе, протянула ему щит и черную дубинку с округлым навершием. – Защищайся сколько сможешь!

– Готов?! – К бедолаге справа и слева подступили более опытные в ритуале дружинники. – Тогда держись!

В воздухе мелькнули топоры, послышался стук щитов, ругань, стон, ноздрей валькирии коснулся аромат парной крови – и Валентина воспарила…

Усилием воли богиня смерти оторвалась от места схватки, раскрылась над морем просторным облаком, захватывая и ощущая все и вся на много дней пути во все стороны, скользнула в сторону берега, обозревая и внимая происходящее на нем, то снижаясь, то взмывая к небесам, откуда были видны сразу все рукава дельты Нила и несколько спрятавшихся в ней городов, и снова вниз – к самой земле, под кроны пальм и деревьев, мчась бесплотной тенью над самой-самой травой…

Только через полтора часа на носу ладьи возникло марево, потемнело, обрело человеческую форму и, наконец, стало крылатой валькирией в крупной стальной чешуе.

– Ну, говори! – нетерпеливо потребовал великий Один.

– Дай хоть дух перевести. – Девушка подошла к борту, подняла с палубы платье и стала одеваться.

Это выглядело немного странно – когда кожаные швы рукавов и полотнища подолов ложатся на женское тело прямо через крылья и сквозь прочнейший доспех. Но боги – они на то и боги, чтобы поражать простых смертных даже в самой житейской обыденности.

Одевшись, Валентина щелкнула пальцами – крылья и чешуя развеялись легкой дымкой – и вытянула руку в сторону дымов:

– Густая зеленая полоса, это еще не берег, это камыши. Примерно на две сотни шагов тянутся, а местами и дальше. За ними галечный пляж, потом зеленое поле, а чуть дальше пальмовая роща. Египетская армия стоит у рощи, тысяч пять воинов, если не больше. Среди них бродит несколько великанов. Наверное, местные боги.

– Пять тысяч мы сомнем с хода! – обрадовался великий Один.

– Не перебивай, Вик! – осадила его валькирия. – Левее вдоль берега начинается протока. С моря ее не видно, самый сток зарос камышами, но дальше она сужается и становится самой обыкновенной рекой шириной со Свирь. И на этой реке нас поджидает самый обыкновенный флот в полсотни камышовых кораблей. И хотя посудины эти выглядят по-клоунски, однако все русло запружено ими напрочь, от берега и до берега.

– Если на каждом хотя бы двадцать бойцов, это еще тысяча, – загнул палец бог войны.

– Загибай три, – посоветовала валькирия. – За протокой на отшибе еще один воинский лагерь. Там тоже разбит сад, финики с бананами, в нем египтяне и прячутся. Сидят тихо, без костров. Видимо, засада. Кстати, они там почти все с бронзовыми мечами. Наверное, крутые ребята. Отборные кошкодавы.

– А щиты?

– Щиты плетеные, – ответила Валентина. – Однако обтянуты кожей.

– Плевать, – отмахнулся Викентий и кивнул на круглые славянские щиты, висящие вдоль борта. – Деревянный щит стрела не пробьет, а плетенку с кожей запросто. Что еще?

– Тебе мало?

– Требушетов, рожнов, завалов нет?

– Что такое «требушет»?

– Это такая хреновина, типа больших качелей. На одну сторону вешается корзина с грузом, на другую крепится праща с булыжником. Корзина отпускается, булыжник улетает на несколько сотен метров.

– Нет, никакой лишней галиматьи, – отрицательно мотнула головой девушка.

– Наверное, еще не придумали, – решил Викентий. – Значит, пять тысяч на этом берегу, три под бананами и одна или две на кораблях. Должно быть, египтяне надеются, что мы попытаемся обойти их за протокой через банановый сад, напоремся на засаду, увязнем в бою, а они быстро переправятся, ударят нам в спину и отрежут пути отхода. Полсотни кораблей, это несколько готовых мостов. Очень красивая ловушка, уважаю.

– А как поступим мы?

– Именно так мы и сделаем, – кивнул бог войны. – Но с несколькими мелкими дополнениями.

– Их восемь тысяч против наших пяти! – не выдержав, напомнил рыжий Ронан. – А может статься, и все девять. Да еще боги!

– С нами валькирия, дружище, – напомнил великий Один. – А это, считай, еще пять тысяч копий. И с нами моя возлюбленная Фригг. Это еще тысяч пять. И с вами есть я! Так что на египтян я бы не поставил и поеденной молью беличьей шкурки. Хочешь, поспорим? Твоя дубинка против моей ладьи!

Рыжий воин вытянул из поясной петли черную как смола дубинку, увенчанную любовно вырезанной головой негритенка, и почтительно протянул богу войны:

– Прими ее в дар, великий Один, и принеси нам победу.

– Только не сейчас, друг мой, – отказался от подношения воевода. – Она еще пригодится тебе в завтрашней битве. И еще мне очень важно, чтобы это сражение начала русалка со своим непобедимым войском. Ты сделаешь это, моя возлюбленная Фригг?

– Как пожелаешь, мой возлюбленный супруг, – кивнула могучая женщина, выступила вперед и простерла руки над водой. Волны сразу притихли и над ними закурился слабый белесый парок.

Валентина же отошла к гребным банкам, присела возле Волоха, уложенного головой к борту. У мальчишки имелся кровоподтек слева на животе, на бедре и длинная, глубокая рана справа на груди. Девушка прикинула, что у ребер в этом месте шансов нет, три или четыре наверняка сломаны.

Парень вдруг застонал, приоткрыл глаза.

– Это ты, великая? – прохрипел он. – Мне пора?

– Тебе не повезло, – покачала головой Валентина. – Я пришла к тебе не как богиня, а как обычная симпатичная девушка. Ты ведь считаешь меня симпатичной?

– Я восхищен твоей красотой, валькирия… Но что проку от этого, если отныне мне не суждено к тебе прикоснуться? Я хочу умереть.

– Ты же воин, Волох! – фыркнула девушка, наклонилась к его уху и прошептала: – Настоящий воин не следует правилам. Настоящий воин их создает.

– Значит, я смогу… – попытался приподняться юноша, но валькирия положила ладонь ему на лицо и вернула на лавку.

– Не дергайся, тебе вредно, – посоветовала она. – Если ты умрешь, мне никогда не узнать, умеешь ты нарушать законы мироздания или нет?

– Ты богиня смерти, у тебя не может быть любимчиков, – прошептал Волох.

– А кто тебе сказал, что ты любимчик? – пожала плечами Валентина. – Просто мне любопытно, сможешь ты добиться своего или нет? Ты ведь прошел через ритуал. Ты знаешь, что я умею подчиняться. У каждого смертного есть свой шанс. Добейся невозможного, Волох! Иначе какой смысл рождаться мужчиной?

Она тихонько щелкнула раненого по носу, потом сладко поцеловала в губы и отошла к свите бога войны.

– Мальчишка профукал крепкий удар, – сказал Викентий. – Но морской ветерок с соленой пылью неплохо обеззараживает, солнце сушит рану. Если до рассвета не умрет, то выкарабкается. К осени будет прыгать, как горный козел.

– До рассвета не умрет, я бы почувствовала, – ответила Валя. – Осенью придется куда-нибудь его спровадить. А то как бы он меня не изнасиловал после всего, что я ему сейчас наговорила.

– А потом ты его догонишь, и он тебя снова изнасилует, – глумливо ухмыльнулся Викентий, за что тут же получил крепкий удар кулаком под ребра. Спросил: – Зачем обещала, если не хочешь?

– Вернула мальчику тягу к жизни, а то ведь совсем скис. – Богиня смерти тяжело вздохнула. – Мы, женщины, вечно страдаем из-за своей доброты.

Бог войны снова ухмыльнулся, но вслух ничего не сказал.

День катился к закату, в сумерках над морем поднялась густая пелена тумана, постепенно разрастаясь в размерах, к полуночи оторвалась от волн, сочным облаком наползла на берег и рухнула вниз плотным дождем…

Однако ливень ничуть не затронул ратных стоянок египетской армии, оберегаемых жарким пустынным суховеем. Долгой ночью, невидимая заснувшим смертным, шла жестокая битва дождя и жара. Плотная капель накатывала на берег волна за волной, но шквалы ветра раз за разом отшвыривали влагу обратно в море, скручивая в черные вихри, разрывая на отдельные струи, прибивая к камышовым зарослям или забрасывая в звездные небеса.

И с первыми лучами солнца русалка призналась:

– Мне очень жаль, мой возлюбленный супруг, но мне не удалось смыть защиту от колдовства, порчи, сглаза и темного навета с армии смертных. Я хозяйка воды, а не суши. Богиня смертных повелевает ветрами жаркой и сухой пустыни, она не пустила мой дождь на берег.

– Беда, – протирая глаза, поднялся с палубы бог войны. – Без армии мертвых нам не победить. Совсем-совсем ничего не получилось?

– Я хозяйка воды, – повторила Фригг. – Все и всё, что находится на воде, в моей власти. Я смыла защиту от колдовского воздействия со всех кораблей, помешать этому хозяйка пустынь не смогла. Но она не пустила меня на берег.

– Ты слышала, Валька? – окликнул богиню смерти великий Один. – Все струги и храбрый Ковыльник тебе в помощь. Переслав, иди сюда! Планы меняются, придется ломать египтян через колено. Просыпайтесь быстрее, славяне! Начинать надо на рассвете, пока прохладно. Днем на жаре мы в своих шкурах и войлоке сдохнем. Завтрак назначаю на вечер! Просыпайтесь, храбрецы, пришло время торжества!

Воины продирали глаза, скатывали с палубы войлочные и меховые подстилки, бежали к канатам, поднимая паруса. Но право первого удара, как обычно, принадлежало богине смерти.

Валентина вышла на нос головной ладьи, развела в стороны руки, повернув ладонями к небу, склонила голову, опустив веки, сосредоточилась, резко выдохнула – и в море прямо перед устьем Нила возникли из рассветного марева два десятка высоких одномачтовых шнеков, под всеми парусами влетающих в камышовую стену. На палубах призрачных кораблей в ожидании долгожданной битвы торжествующе ревели, вскидывая над головой палицы и топоры, многие и многие десятки храбрых воинов.

Армия валькирии, властительницы Валгаллы, после долгого ожидания в мире мертвых снова вступала в битву, бок о бок вместе со своими еще живыми товарищами.

Пробуждение египетских корабельщиков оказалось не самым радостным – под ливнем стрел, в виду громадных стремительных кораблей. Но нужно отдать им должное – воины не поддались панике, не дрогнули, тут же раскрыв колчаны и расхватав луки, стали стрелять в ответ.

Вот только стрелы защитников Нила были нацелены в воинов на высоких кораблях – и потому тяжело шелестящим облаком бесполезно пролетали над невидимыми из-за морока низкими стругами.

– Во славу Одина!!! – Шнеки, быстро сбросив паруса, остановились перед затором из камышовых лодок, вниз посыпались разъяренные северяне, взмахивая топориками и дубинками, уворачиваясь от копий и палиц. Кровавая битва медленно катилась с лодки на лодку, оставляя на палубах и бортах кровавые потеки, мертвые тела, стонущих раненых. Погибшие падали с обеих сторон, и потому египтяне не сразу понимали, что точный удар в голову или грудь пришельца почти не отдается тугим сопротивлением живой плоти. А когда понимали – их уже находила острая славянская стрела.

И только с берега, все еще оберегаемого от морока защитными наговорами, проснувшиеся воины с удивлением наблюдали, как их товарищи на реке отчаянно колют и рубят воздух, в то время как их с низкобортных дощатых лодок методично расстреливают вражеские лучники.

Из просторного расписного шатра стремительно выскочила огромная, почти в два человеческих роста, женщина в юбке из длинных широких пластинок, каждую из которых покрывала затейливая роспись, а верх одежды до самой груди составлял плотно разукрашенный иероглифами и обережными знаками кожаный панцирь. Впрочем, от простых смертных сильная и гибкая богиня отличалась не столько ростом и одеждой, сколько львиной головой, львиными лапами вместо ступней и длинным хвостом с кисточкой, что стремительно хлестал ее по бокам.

Кровь в жилах валькирии вскипела от предчувствия близкой смерти – и она воспарила, раскрываясь над полем битвы бесплотной тенью. А египетская богиня вскинула лук, натянула – и стрела с острым обсидиановым наконечником и золоченым оперением мелькнула над водой, пронзив насквозь сразу двух славянских воинов. Вторая стрела пригвоздила к борту гребца, третья прошила одного лучника и глубоко засела в другом.

– Вставайте! – опустившись вниз, подняла двух павших бойцов валькирия. – Хватит отлеживаться, вы нужны в битве!

Остальные дети воды ее покровительство так и не признали, и их души богине смерти остались неподвластны.

Женщина-львица снова наложила стрелу, но внезапно отлетела в сторону и распласталась на траве. Вскочила – однако удар молота в грудь опрокинул ее снова.

Воительница зарычала, схватилась за оружие. Гулко пропела тетива – и великий Один едва успел присесть, увернувшись от пущенной точно в грудь стрелы.

– Вот зар-раза! – выдохнул он. – Похоже, пришлепнуть Сехмет не так просто!

Великий Один поднял руку, поймал вернувшийся боевой молот, сцапал с борта ближний из щитов, закрылся – и стрела с золотым оперением, пробив древесину, вонзилась ему глубоко в плечо. Бог войны зарычал от ярости, выпрямился во весь рост, оскалился и выдернул стрелу из плеча. Резко качнулся в сторону, уворачиваясь от нового выстрела, снова замер.

Могучая Сехмет натянула лук… Но, видимо, в последний миг сообразила, что пока она тратит время на бога людей с моря – сами люди моря безнаказанно истребляют ее воинов на реке, резко повернулась, отпустила тетиву, и стрела богини-львицы сразила еще двух лучников на стругах. Великанша тут же припала на колено, коротко повернув морду к прибою. Молот промчался мимо, устроив месиво в толпе смертных, собравшихся за хозяйкой.

– Вперед, вперед! – махнул рукой великий Один, и весь славянский флот разом выгнул паруса под порывом свежего ветра.

Этот маневр отнял у могучей Сехмет еще несколько мгновений – она пыталась понять, что именно затеяли враги? Потом махнула рукой и снова вскинула лук. Выстрел – двое убитых славян. Выстрел – еще один. Выстрел – опять двое.

– Не отвечать! Не отвлекаться! – Ковыльник после каждого такого попадания вздрагивал, словно обсидиановый наконечник вонзался в него самого, однако он был воином и выполнял приказ, не отвлекаясь ни на что, способное помешать главной цели.

Стрелы богини-львицы выбивали единицы лучников из сотен славян. Стрелы детей воды убивали и ранили многие десятки все еще воюющих с призраками корабельщиков. Число защитников реки таяло с каждым мгновением – и вскоре курчавый воевода запалил от спрятанной в горшок масляной лампы хорошо пропитанный бараньим жиром факел, швырнул вперед. Затем второй, третий, пятый…

Несколько факелов упали неудачно, но для большинства камышовые лодки оказались лакомой добычей, и очень быстро полыхнувшие тут и там огни слились воедино в жаркую, грозно ревущую стену пламени.

Могучая Сехмет, вскинув голову, завыла от ярости. Она все поняла – но что она могла сделать?!

Флот людей моря повернул весь разом всего в считаных шагах от камышей, и под всеми парусами промчался мимо выстроившихся для битвы армий, чтобы множеством носов вломиться в заросли за протокой.

– Ронан, прикажи оторвать сиденье с одной из гребных банок, – разминая раненое плечо, приказал великий Один. – Стрелы этой гигантихи пробивают щит. Посмотрим, как справятся они с доской толщиной в ладонь.

– Возьми лучше люк кормового трюма, – посоветовал Ронан. – Он шире, а тес там такой же толщины, как на остальной палубе.

– Тащи!

Подмяв под днища камышовые стебли, ладьи одна за другой утыкались в берег, воины выпрыгивали наружу, многие – прямо от весел, и по пояс брели через воду, чтобы потом, на суше, перейти на неспешный бег. Струги, покончив с корабельщиками, отворачивали влево и тоже причаливали к берегу, выпуская свои команды в высокую хрусткую траву.

Могучая Сехмет подняла лук, но тут же пригнулась, уворачиваясь от брошенного молота, чуть повернулась и отпустила тетиву. Бог войны вскинул свой тяжелый щит: прямоугольную трюмную крышку в добрый пуд весом, с прорезью для руки. Иначе как ее открывать?

Стрела гулко ударила в дерево, пробила его насквозь и вылезла с обратной стороны на длину в полторы ладони. После чего наконечник из вулканического стекла рассыпался в мельчайшую крошку.

– Вот это мне уже нравится! – облегченно выдохнул бог войны и снова метнул свой молот в цель. В этот раз Сехмет не повезло, и от удара по бедру она рухнула на траву. Тут же вскочила, два раза подряд спустила тетиву. И обе стрелы бесполезно засели глубоко в крышке люка.

Между тем многие сотни детей воды ворвались под кроны обширного сада. Их встретила плотно составленная стена из щитов, в которую лучники Ковыльника и выпустили последние оставшиеся стрелы, выбив три десятка врагов. Затем убрали уже бесполезное оружие в колчаны, опустили на землю, и перекинув щиты из-за спин в руки, вынули из поясных петель палицы и топорики.

– За мной! – кратко скомандовал Ковыльник и первым кинулся в атаку.

Могучая Сехмет снова зарычала, заревела от ярости. Люди моря попали в ее ловушку, ушли от своих кораблей в глубину берега и столкнулись с засадой. Но мост! Мост через Нил пылал, и главная армия теперь ничем не могла помочь вступившим в битву храбрецам.

Курчавый богатырь, прикрывшись щитом от направленных в него бронзовых клинков, с разбегу врезался в стену египтян, наугад ударил вперед топориком – но ничего не добился. Вражеский строй качнулся лишь на пару шагов назад и замер. Подоспевшие соратники тоже навалились – однако с тем же результатом. Славяне давили плечами и поднятыми щитами на местных воинов, те поступали точно так же. Через деревянные диски и плетеные прямоугольники ни те ни другие не могли достать друг друга ни мечами, ни топорами, и вся битва свелась лишь к тяжелому пыхтению многих тысяч мужчин.

Сехмет, пытаясь сделать хоть что-то, пустила в толпу славян несколько стрел, и… Ее колчан опустел.

Женщина-львица зарычала, кинулась к шатру.

– Дорогу! – повернувшись, побежал к своим воинам великий Один. – В стороны!!!

Дети воды прянули вправо и влево, и брошенный богом войны боевой молот вломился в стену щитов, разрывая кожу и прутья, ломая кости и конечности стоящих за ними людей. Вернулся к хозяину – и полетел в цель снова. А уже через мгновение вслед за оружием ворвался и сам великий Один. Резко присел на колено, оставляя нескольким нацеленным в горло клинкам лишь пустоту над головой, с силой ударил влево своим пудовым щитом, снося ноги с такой легкостью, словно это тростинки, тут же отпрыгнул вслед за щитом, пока мечи не пронзили тело. Вскочил, разбрасывая раненых египтян, метнул молот влево, ударил щитом вправо, крутанулся, отпугивая врагов, поймал вернувшееся оружие, подставил щит под мечи, ударил в ответ молотом, резко поднырнул вперед и опять выпрямился, раскидывая смертных, крутанулся, калеча всех, до кого доставало оружие в расставленных руках.

Вслед за богом войны в пробитую через вражеский строй широкую брешь ринулись торжествующие дети воды, врываясь за спины египтян, поворачивая вправо и влево, нанося удары в спины, бросая в них палицы, топоры и даже щиты, пытаясь покалечить, ранить, хотя бы ушибить неприятеля до того, как тот снова спрячется за щиты плотного строя.

Египтяне стали быстро отступать. Отступать, а не бежать! Они пятились, спасаясь от возможного окружения – однако уходили, держась плечом к плечу, смыкая щиты, прикрывая друг друга, успешно отражая наскоки воодушевленных первым успехом славян.

– Вы молодцы, смертные! Уважаю! – весело крикнул храбрым врагам бог войны. – А теперь… Умрите!!!

Великий Один метнул свой молот в один отряд, в другой, разбивая плотное построение, потомки русалок и дружинники нажали – и оборона посыпалась, превращая битву в многочисленные схватки мелких отрядов и даже отдельных бойцов.

Бог войны нацелился на прижатую к реке группу египтян – и тут внезапно его сердце остановилось…

Этого мгновения хватило, чтобы ноги великого Одина подкосились, и он рухнул на землю под какой-то пальмой с резными листьями, перекатившись через плечо.

Сердце еще чуток помолчало, словно размышляя, и неспешно, устало сжалось.

Ударило снова.

Еще раз…

А еще через миг в ствол над головой воеводы северян почти на всю длину вошла стрела с золотым оперением.

«Точно стреляет девочка…» – подумал бог войны, приподнялся и быстро переполз к ближайшему дереву, прислонился к стволу с обратной от могучей Сехмет стороны, залег в корнях и облегченно перевел дух. Приложил ладонь к груди, отодвинул, поднес к глазам…

Пальцы оказались в крови. Значит, действительно стрела.

На таком расстоянии и почти точно в сердце! Львица в девичьем облике оказалась опасным противником. Отвлекся всего на миг – и сразу продырявила.

«А может, и в сердце попала? – вдруг подумал Викентий. – Просто стрела прошла навылет, а мы, боги, живучи до невероятности. Простой смертный уже обнимался бы с Валькой на пути в Валгаллу».

Он опустил веки и перевел дух, потихоньку приходя в себя. С дыркой от стрелы в сердце даже бог имеет право на небольшую передышку в сражении.

Впрочем, ранение вождя уже не имело для хода битвы особого значения. В одиночных схватках, на которые распалось сражение, короткие бронзовые мечи приносили не очень много пользы. Они не прорубали толстых зимних кожаных курток, а от шапок с толстой бараньей подложкой, рассчитанных на удар палицей, просто отскакивали – в то время как каменные топоры раскалывали бритые черепушки египтян даже сквозь щиты, которыми те прикрывались. И потому северяне – хоть и обливаясь потом, хоть и отирая поминутно глаза и чавкая влажными сапогами – но все равно быстро и безжалостно вырубали своих одетых в легкий лен поджарых врагов. Помешать этому не могли даже стрелы богини-львицы. Ведь потеря сотни бойцов в сражении тысячных армий ничего не меняла на кровавой чаше весов войны.

– Кажется, все, около полудня рядом с великим Одином появилась Валя, присела на корточки, распустила у бога войны шнуровку ворота и приподняла край доспеха из воловьей кожи, заглянула под него. – Кстати, дырка у тебя в груди запеклась, так что можешь больше не валяться.

– На какой-то миг я подумал, что мне конец, – пробормотал бог войны.

– Если честно, Вик, то на какой-то миг я уже собралась тебя забирать, – ответила богиня смерти. – Но ты успел оклематься быстрее, чем я до тебя добралась.

– Чертова львица! – Викентий приподнялся на локтях, выглянул из-за дерева и тут же встретился взглядом со злобно рычащей Сехмет. – Ух ты, Валька, у нее наконец-то кончились стрелы! Она меня видит, но не пытается продырявить!

Великий Один выпрямился во весь рост, широко ухмыльнулся и приветственно помахал львице рукой.

Богиня войны взревела, словно ей прищемили хвост дверью, схватила у ближнего воина копье, метнула от плеча.

– Проклятие! – Великий Один кувыркнулся и схватил щит. А копье вонзилось в то место, где он находился мгновение назад. Бог войны вскинул щит над головой – и крышка люка вздрогнула от удара, хрустнула, с внутренней стороны высунулся кончик сланцевого наконечника. Вес древка оттянул щит, не позволяя им пользоваться. Викентий спрятался за ствол и ударом молота расколол засевший в древесине камень, выдернул копье. Но тут в утоптанную землю рядом с ним впились когти двух львиных лап, а над головой славянского воеводы прозвучал торжествующий рык.

– Да ты кузнечик, а не львица! – охнул великий Один и метнулся в сторону.

Похоже, могучая Сехмет перепрыгнула полноводную реку так же легко, как бог войны скакал с ладьи на ладью во время морского сражения. Ведь она тоже была богом! Причем – всерьез разозлившимся, судя по тому, с какой силой вошел в землю наконечник копья. И она была богом вдвое большего роста!

Один опустил руку и разжал пальцы, призывая молот, откачнулся от одного выпада, второго, а потом ощутил сильнейший удар по щиколоткам и грохнулся на спину, тут же закрывшись щитом, и потому смертельный удар пришелся в древесину, пробив ее насквозь и вонзившись в пальмовый корень над левым плечом.

Викентий оказался пришпилен, прижат деревянным прямоугольником – но эту удачу женщина-львица упустила, выдернув оружие и занеся снова. Великий Один бросил прилетевший в руку молот, откатился, вскочил. Вскинул щит, закрываясь снова, и еще раз.

– Проклятие, и зачем ты такая шустрая?! – Он поднырнул под древко, ударил Сехмет молотом в колено, торчащее на уровне человеческого живота, откатился, вскочил, закрылся.

Женщина-львица оказалась крепкой тварью – ее кость не переломилась, и удары слабее не стали. Великий Один закрылся, отскочил, закрылся, никак не успевая улучить мгновение для броска.

– Х-ха! – очередной удар в щит закончился треском: это раскололся каменный наконечник.

– Да! – Бог войны наконец позволил себе чуть расслабиться, опустил щит и что есть силы швырнул молот в грудь возвышающейся над ним Сехмет. От удара великанша чуть отлетела и опрокинулась на спину. Извернулась и взмахнула копьем, целясь Одину по голеням. Воин подпрыгнул, а когда опустился – противница стояла уже на колене, и новый длинный выпад едва не пришелся сварожичу в горло. Викентий еле успел отпрянуть, поймал вернувшийся молот, вскинул щит, тут же содрогнувшийся от удара.

Могучая Сехмет лишилась наконечника копья, однако у нее в руках осталось толстое древко. И этой толстой, в руку человека, длинной дубинкой богиня войны действовала мастерски. Великанша держала свой боевой шест за середину и быстро наносила удары то одним, то другим концом, иногда переходя на тычки. Великий и непобедимый Один скрипел зубами от бессилия и медленно пятился, едва успевая прикрываться то щитом, то молотом и не видя ни единого шанса для удара.

– Да что же ты… – Бог войны стремглав отскочил как можно дальше, кувыркнувшись через плечо, и с разворота метнул свое оружие в голову Сехмет.

Великанша чуть откачнулась, пропуская бросок над плечом, а в следующий миг Викентий ощутил удар под лодыжки – и рухнул на обе лопатки. Могучая Сехмет торжествующе взревела, перехватывая древко за кончик, размахнулась из-за головы. Великий Один вскинул руку с растопыренными пальцами, словно умоляя о пощаде… Но противница только зло оскалилась, показав желтые длинные клыки, ее мышцы напряглись – и в этот миг вернулся молот, на пути к руке хозяина ударив богиню в спину. От толчка Сехмет наклонилась вперед – и Один что есть силы врезал ей в висок углом своего толстенного щита. Женщина-львица стала медленно заваливаться набок. Бог войны для страховки закрепил успех еще двумя ударами, быстро выполз из-под обмякшего тела, а затем несколько раз что есть силы влупил противнице молотом по затылку.

– Разве можно так невежливо обращаться с дамой? – спросила от пальмы валькирия.

– Валька, если бы эта дама попыталась нанизать тебя на пику, ты бы заговорила иначе, – облегченно перевел дух взмокший и усталый Викентий. – К тому же мне кажется, что ее черепушка даже не треснула. Похоже, кости египетских богов отлиты из титана.

– Если хочешь, я вытяну из нее душу, пока девочка слаба и не способна удержать свою жизнь.

Тем временем подошедшие ближе дети воды перевернули поверженную египетскую воительницу на спину, жалостливо почистили раскрытую пасть от набившейся в нее земли.

Великий Один подумал и с усмешкой опустил молот в поясную петлю:

– Это же баба, – сказал он. – Очень большая деваха оригинальной наружности. Глупо так просто пускать ее в расход. Вдруг кому-то из достойных воинов захочется развлечься?

– Никогда еще не пользовал настоящую богиню! – отозвался один из воинов, а остальные одобрительно зашумели.

– Свяжите ее и тащите на ладью, – принял решение великий Один. – Не жалейте веревок! Тварь сильная, как бы не порвала.

Потомки русалок вняли совету и скрутили могучую Сехмет сразу добрым десятком ремней – руки за спиной смотали от запястий и почти до плеч, ноги – толстым жгутом чуть выше щиколоток. И, прихватив за этот жгут, поволокли к морю.

– Что теперь, Вик? – спросила Валя.

– Ты говорила, выше по течению есть город, – ответил Викентий. – Главные силы уже идут туда, а мы здесь приберемся и нагоним.

С пляжа послышался злобный рев. Могучая Сехмет, неожиданно поджав ноги, ударила ими волочащих ее мужчин, раскидала их в стороны, снова подтянула, извернулась и, щелкнув челюстями, перекусила жгут. Подпрыгнула и кинулась бежать.

– Вот, тварь! – сорвался с места великий Один, несколько раз метнул молот, метясь в одно и то же место чуть выше правого великанши колена. После шестого или седьмого попадания богиня войны начала хромать, а затем рухнула и поползла, приволакивая раненую лапу.

– Сломал! – вернул оружие на пояс бог войны. – Все-таки ты тоже уязвима, проклятая львица!

Он быстрым шагом нагнал раненую и связанную Сехмет, наклонился – но схватить не успел, получив такой мощный пинок здоровой лапы, что взмыл в воздух выше мачт, несколько раз перевернулся в воздухе и рухнул в море далеко позади кораблей. Вокруг растеклось густое кровавое облако – львиные когти разорвали великому Одину живот почти до позвонков.

Разумеется, убить бога подобная рана не могла, но причиняла жуткую боль и мешала двигаться. Поэтому на берег Один выбирался очень долго, не меньше получаса, и когда попал на пляж – могучая Сехмет уже исчезла. Остановить злобную великаншу никто из смертных не посмел – и говоря по совести, Викентий их не осуждал. Хотя и напустил на себя крайне недовольный вид.

В любом случае – первая битва закончилась победой. Лучники Ковыльника, скинув одежду, собирали оружие погибших врагов, не забывая и прочие ценности, если таковые встречались; помогали добраться до кораблей раненым, забирали погибших. За этим с западного берега наблюдали выстроившиеся для битвы египтяне: ровные ряды копейщиков, фыркающие в колесницах лошади, несколько сотен лучников с полными колчанами. Стояли и смотрели. Больше они ничего сделать не могли.

– Там же еще много богов, – задумчиво напомнила Валентина, созерцая это зрелище. – Есть кому командовать и есть кому сражаться. Почему они не переправились вслед за Сехмет?

– С нашей стороны многие великие тоже остались в стороне от битвы, – ответил непобедимый Один. – Например, ты. Или Фригг. Вы также не принимаете участие в схватках. У каждого из богов свой дар. Кто-то проливает кровь, а кто-то исцеляет раненых. Кто-то собирает души, а кто-то воодушевляет слабых духом. Кто-то повелевает рассветом, а кто-то водой. Полагаю, без лодок для смертных и ярости Сехмет таланты всех прочих родичей Исиды бесполезны. А может, они успели что-то задумать. Надеюсь, этого мы никогда не узнаем. У нас здесь осталось не больше тысячи воинов. С тысячей против пяти не справлюсь даже я.

Но в реку египетская армия, конечно же, не полезла. Похоже, стоящие в строю местные воины просто прикрывали свой берег, раз уж не удалось защитить противоположный. День постепенно двигался к закату, а ночью на протоку внезапно опустился густейший, непроглядный туман. Утром, когда он рассеялся, пятитысячное египетское воинство не увидело возле своих берегов никаких следов вражеского флота.

* * *

Никто уже и не помнил, как давно и по какой причине могучий и воинственный рыжебородый громовержец великий Перун срубил себе острог на берегу величественной и полноводной Колвы. Как это водится, под покровительство сына Сварога очень быстро переселились окрестные смертные, срубы длинных домов заменили собой простенький забор и стали первыми стенами Перми – города Перуна.

Покровительство сильного бога делало жизнь смертных легче, сытнее и безопаснее, молитвы сварожичей наполняли бога новой силой, и общими усилиями город богател, становился многолюднее. Новым жителям и их запасам, их лосям и козам с кабанчиками места в старых срубах уже не хватало – и потому округ Перми изначальной вскоре была возведена новая стена, потом еще одна, и постепенно Великая Пермь превратилась в неприступную твердыню с несколькими кольцами рубленых стен и пропаханной в двух полетах стрелы, далеко за огородами, глубокой заговоренной бороздой, не пропускающей через себя ни лихоманки, ни коровьей смерти, ни нежити, ни черных колдунов, ни простых проклятий с порчей и сглазами.

Непроходимая даже для самых могучих чародеев, сия черта никак не мешала проходу невинного ребенка, и потому однажды утром курчавый мальчуган, одетый в длинную беличью безрукавку и поршни из заячьей шкурки, пробравшись через заросли колючего бурьяна, спокойно перешагнул зачарованную преграду, достал из поясной сумки большой берестяной короб и двинулся по кругу, просыпая через отверстие в донышке тонкую белую струйку – то ли молотый мел, то ли перетертую сухую кость.

К тому времени, когда караульные на стене обратили на далекого скромного гостя свое внимание, он уже успел отсыпать широкий круг, половиной своей лежащий за бороздой, а другой половиной – снаружи, и нарисовать в центре размашистый крест.

В городе распахнулись ворота, наружу выскочили несколько воинов в легких длинных замшевых рубахах и сапогах, побежали прямо по грядкам – мальчишка же быстро добавил к рисунку маленькие трехлучевые свастики на концах креста. Откинул короб, оглянулся на воинов славного народа, отошел за круг, а на его место ступил обнаженный мужчина с качающимся на шее амулетом в виде серебряной бабочки с янтарным тельцем, с круглым щитом в одной руке и сумкой в другой.

Мужчина бросил щит, расписанный красно-желтой ломаной символикой в центр круга, раскрыл сумку, высыпал себе на ладонь горсть желтого порошка и сдул в направлении потемневших от времени стен Великой Перми…

– Плотью земли, из мертвой в живую и обратно в мертвую обращенною, заклинаю, – речитативом заговорил он. – Солнцем извечным заклинаю, силой духов небесных заклинаю…

– Эй, бродяга! Пошел вон! – подбегая, закричали воины. Но тут из бурьяна внезапно поднялись многочисленные лучники, одетые в бесформенные меховые балахоны, быстро затренькали тетивы – и стражники, не успев даже копий своих поднять, попадали на землю. Лучники же мигом залегли обратно, совершенно растворившись в бурьяне, а голый мужчина расплескал из бурдюка какую-то жидкость:

– …Водами текучими заклинаю, ветрами буйными заклинаю, – он выпустил с ладони в воздух легкое перышко, а затем развеял еще какую-то пыль, – дымами-туманами заклинаю! Нет тебе, ветер, преград на земле отчей, от края и до края ты над ней летаешь! Нет тебе, вода текучая, преград на земле отчей, от края и до края ты по ней растекаешься…

Вокруг чародея стали падать стрелы, пока еще на излете, но пермские стрелки приближались, работая из луков прямо на ходу.

– …Нет тебе, дым костров, преград на земле отчей, летишь ты по ней, куда пожелаешь…

Одна стрела впилась колдуну в плечо, другая насквозь пронзила предплечье.

– Так бы и мне, от земли сей рожденному, плоть от плоти ее, кровь от крови, преград на земле сей от края и до края нигде не было…

Обнаженный чародей выдернул стрелу из руки, обильно смочил ладонь своей кровью, опустился на колено и с размаху впечатал пятерню в борозду.

Славянские воины остановились, нутром ощутив, что случилось нечто страшное и непоправимое.

Колдун выпрямился, выдернул вторую стрелу, повел плечами. И сделал шаг вперед, прямо через борозду. Громко захохотал и раскинул руки. И в тот же миг со всех сторон из травы, из кустарников, из лесной чащи ринулись через борозды бесчисленные звериные стаи – барсуки, росомахи, волки и медведи, рыси и тигры, и даже лоси с оленями бок о бок помчались на врага, послушные магической воле величайшего чародея.

Воины попытались отстреливаться – но куда там! Им удалось убить десяток зверей – но славян захлестнуло сразу целым потоком, сбивая с ног, вцепляясь зубами и раздирая когтями, оглушая ударами рогов. Когда тебя грызут сразу в сотню пастей – даже белка оказывается смертельно опасным зверем, в минуту обгладывающим до костей.

Обнаженный чародей шел среди звериного потока, морщась от боли – ведь повелевая животными, он ощущал каждый нанесенный им удар, словно удар по своему телу, каждый укол казался ему собственной раной, смерть каждого зверька откладывалась в его душе несмываемым ожогом. Никогда ранее Любый не позволял себе подобных жертв. Однако недавняя встреча со славянской богиней убила в нем жалость. Жалость к себе, жалость к врагам. Жалость к живым существам, оказавшимся во власти посланца небесных духов.

Вслед за звериными стаями из леса вышли воины со щитами и копьями, из травы поднялись лучники, держа оружие наготове.

В городе торопливо захлопнулись ворота, послышались тревожные выкрики. На стенах началось шевеление – сюда спешно поднимались мужчины. Некоторые – уже с оружием, со щитами, копьями и палицами. Но многие – налегке, просто любопытствуя.

Никогда в своей истории Великая Пермь не знала нападений, и хотя слухи о войне с лесовиками полнили славянские города – мало кто в городе верил, что битва разразится прямо здесь, в их городе. Бегущее от леса зверье тем временем уже добралось до стен и стало карабкаться по толстым растрескавшимся бревнам. Для медведей, рысей, росомах это не представляло никаких трудностей. Равно как для белок, бурундуков, горностаев.

Слегка растерявшиеся от происходящего славяне тыкали вниз копьями, стреляли из луков. Звери, азартно щелкая клыками, вцеплялись в древки и повисали на них, вырывая оружие из рук стражников, а забавные бурундуки, на которых никто поначалу и внимания не обращал, перекусывали тетиву луков, вцеплялись острыми резцами в пальцы, тянулись к шеям. Тем временем барсуки и волки, быстро работая лапами, торопливо рыли плотно утоптанную землю у створок ворот.

Обнаженный колдун, понурив голову, немного постоял у города. Вдруг кувыркнулся вперед – и стремительный волк одним могучим прыжком взметнулся на залитую кровью стену. Его пасть щелкнула перед лицом одного воина, заставив отшатнуться к краю стены, другого зверь быстро цапнул возле локтя, ударом головы сбросил вниз третьего – и прыгнул следом, в толпу стражников, собравшихся за воротами. Когти рванули одежду на спине одного, клыки сомкнулись на ноге другого, толчок сбил с ног третьего. Волк крутанулся на месте и бросился к горлу самого крупного славянина. Тот шарахнулся назад, расталкивая соседей, и зверь снова крутанулся, быстро хватая за щиколотки стоящих спиной к нему врагов и вырывая куски парного мяса.

– Оборотень! Оборотень!!! – Славяне развернулись, окружив злобного гостя, принялись со всех сторон колоть копьями. Зверь был ловок и стремителен, однако и копий оказалось десятка два, и многие из них все же попадали в цель. Волк стал покрываться ранами – на шее, в боку, у лопатки, в брюхе, на спине… Казалось, еще чуть-чуть, и его добьют, заколют насмерть. Но под воротами наконец-то появилась достаточно широкая щель, в которую хлынул свежий поток зверей, сразу набрасываясь на смертных. А следом за животными под створки вкатились лесовики – и тут же скинули с ворот тяжелый засов, толкнули тесовые махины в стороны.

В шеи, плечи, головы защитников Перми почти в упор ударили стрелы с острыми кремниевыми наконечниками. Несколько славян упали, остальные шарахнулись в стороны, отступая по улицам города, похожим на ущелья. Они отчаянно отмахивались от взбесившегося зверья, но шансы на успех таяли с каждым упавшим защитником.

Окровавленный, роняющий тяжелые розовые слюни волк остался стоять напротив ворот.

– Ты цел, Любый? – рухнули рядом на колени сразу несколько лесовиков.

Волк опустил голову, толкнулся задними лапами, кувыркаясь – и распластался на земле обнаженным молодым мужчиной. Несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул:

– Никогда не привыкну, – покачал он головой. – Телом уже исцелился, а по ощущениям весь переломан и изрезан. Сейчас пройдет.

Повелитель оборотней поднялся на ноги, покрутил головой и повел плечами. Посмотрел по сторонам. Поморщился:

– Сколько крови… – Он опустил веки, прислушиваясь к ощущениям послушного его воле зверья и несколько раз болезненно поморщился, вместе с белками, медведями и барсуками принимая в себя смертельные удары. Открыл глаза: – Пусть дети небесных духов наступают прямо через внутренние стены. На них сейчас нет никакой стражи. Со славянами по эту сторону я разберусь сам.

Он снова опустил веки и тряхнул головой, отправляя лис и росомах в самоубийственные броски под щиты, к ногам защитников города. Два-три укуса – и даже самый крепкий воин падает на колено и уже не способен крутиться, уворачиваться, делать длинные выпады. Второй волной идут волки и медведи, и либо человек поднимает щит и оружие против них – и тогда он открывает свой живот барсукам с куницами, либо защищает живот – и его давят сверху.

Каждая такая атака стоила жизней десяткам зверей, на каждого павшего защитника приходилось двое-трое убитых медведей или волков, а мелкого зверья – и вовсе без счета. Каждый шаг по улицам и стенам обходился Любому в сотни ожогов, покрывающих шрамами его душу – но вождь лесовиков, покровитель всего живого, одеревенел сердцем. Он с ужасом ждал того мига, когда ощутит Катину боль, когда вместе с нею пройдет через предсмертную пытку раздробленными костями – и не знал никакой жалости ни к себе, ни к врагам, ни к своим четверолапым воинам.

Вслед за звериными волнами по городу продвигались лесовики, выставив перед собой острые копья, прикрываясь щитами, готовые в любой миг вступить в схватку – но им оставалось только выбивать двери в дома, выгоняя на улицы перепуганных женщин и детей, да обшаривать амбары, пока еще пустые в ожидании урожая. Самую страшную работу за них выполнил Любый и дети небесных духов, всего за полдня полностью сломившие сопротивление врага.

К середине дня из Великой Перми по уходящим в лес тропкам уже потянулись волокуши, тяжело груженные солью, посудой, медом, вяленой рыбой, пузатыми бочонками, содержимым которых никто покамест не интересовался – ведь в кочевьях пригодится все! Соленая рыба, сладкий мед или квашеная капуста – еще интереснее, что за нежданность ждет победителей в конце пути?

– Умер бог, умрет и город, – услышал вкрадчивый шепот Любый, созерцающий с высокого берега медленно текущие воды Колвы.

Теперь, когда все закончилось, вождь лесовиков позволил себе набросить на плечи мягкий и теплый соболиный плащ – настолько просторный, что в него можно было полностью завернуться, как в кокон, и спать хоть на снегу, хоть на траве. Любому слишком часто приходилось перекидываться из человека в волка и обратно, и потому он давно перестал надевать другие одежды.

Повелитель оборотней повернул голову к длинноволосому шаману, прическа которого состояла по большей части из тощих и толстых косичек, а в руках раскачивался посох, увешанный кисточками из звериного меха и густо покрытый рунами.

– Ты что-то сказал, Велихост? – переспросил он.

– Не я, – оперся на посох старик. – Это сказал здешний волхв, которого я застиг в святилище великого Перуна. Ты знаешь, что громовержец сварожичей мертв? И громовержец, и еще очень многие из славянских богов. Они погибли в зимней битве со скифами.

– Так вот почему Великая Пермь пала так легко и просто? – понял Любый. – Вот почему никто не вышел сразиться со мной и остановить моих зверят? Перун мертв… Это очень важно, Велихост. Нам нужно хорошо разведать славянские твердыни и узнать, каковые из городов тоже остались без покровителя? Начнем свое наступление с них. Легкая добыча.

– Да, посланец небесных духов, – согласно склонил голову шаман. – Ты выбрал удачный момент для начала настоящей войны.

– Что это?! – вскинув подбородок, повел носом повелитель оборотней. – Я чувствую дым! Сальную гарь и треск.

– Может, это запах от славянских очагов?

– Нет, Велихост, это пожар, – покачал головой Любый. Слух и обоняние оборотня во много раз превосходило способности смертных, и потому, даже не видя огня, вождь лесовиков примерно догадывался о его размерах и месте возникновения. – Что-то сильно разгорается во внутреннем дворе. Похоже, Велихост, что твой собеседник поджег город. «Умер бог, умрет и город», правильно? Здешний волхв как может, так и спасает от нас свою любимую Пермь.

– Будь он проклят! – зло оскалился шаман. – Любый, вызови дождь! Ты же можешь!

– Посмотри на небо, Велихост. Оно чистое и голубое. Пока я нагоню сюда добротные тучи, пригодные для ливня, пройдет не один час. Город уже будет полыхать от края и до края.

– Что же тогда делать?

– Вытаскивать из амбаров столько добра, сколько успеем спасти, – безразлично пожал плечами повелитель оборотней. – Надеюсь, эта добыча порадует наших воинов и подарит им несколько дней гордости и счастья. Они честно заслужили свой праздник. И проследи, чтобы всех выживших славян отпустили целыми и невредимыми. Предложи им остаться в наших кочевьях. Скажи, что мы воюем не с ними, а с их богами, не признающими первородства небесных духов. Что те, кто молится не сварожичам, а мне, могут жить в покое и безопасности везде, где только пожелают. Когда откажутся, отпусти.

– А если согласятся остаться?

– Все равно отпусти. Пусть селятся там, где пожелают. Сейчас лето. Голод и холод никому не угрожают. В наших лесах места хватит для всех… Для всех, кто чтит лесных духов и правильного бога.

* * *

Древний богатый Саис никогда в своей истории не ведал опасностей. Расположенный в самом сердце земли Та-кем, как называли свою страну местные жители, он находился слишком далеко от всех границ, чтобы до него могли добраться дикие кочевники из нубийских или ливийских пустынь либо армии злобных хеттов из далекой горной и лесистой Анатолии. А сверх того – Саис находился на острове! Огромном острове длиной в три дня пути и два дня пути шириной. Поэтому даже в самые тяжкие годины, когда враг все же оказывался на берегах Нила – добраться до великого города чужаки не могли. Ибо для этого требовались корабли – а кто потащит с собой даже легкие лодки, отправляясь в дальний поход через жаркие сухие земли?

Именно поэтому священный Саис, город храмов, город мастеров-ткачей, город гончаров и город писцов, не имел даже стен. Выбеленные двухэтажные дома из высушенного на солнце кирпича стояли здесь просторно, вольготно, окруженные цветочными клумбами и кустами. И когда прохладным вечером горожане рассаживались перед сном на плоских крышах, чтобы осушить чашу холодной медовой воды или благородного ячменного пива, расслабившись в плетеном кресле, – никто из них не видел и не слышал своих соседей, отдыхая только в кругу семьи.

Известие о появлении возле устья Нила кровожадного народа моря привело саисцев в настоящий ужас – и они, на время позабыв безмятежность, почти два дня провели в молитвах могучей Сехмет, моля о заступничестве и принеся в храмы за это время больше жертв, нежели обычно делали за год.

Два дня молитв! А на третий, едва солнце развеяло поднявшийся над Нилом туман – горожане увидели стоящий у причалов бесчисленный флот громадных деревянных кораблей, на палубах которых находились злобные дикари самого звериного вида в ужасающих одеждах из шкур и грубо выделанной кожи.

Этого зрелища утонченным саисцам было достаточно, чтобы быстро похватать в своих домах все самое ценное и с большими узлами, с корзинами и сундуками со всех ног устремиться на север – прятаться среди растущих до самого моря густых тенистых садов. Там, в тени и прохладе, горожане и встретились с главными силами армии великого Одина, бредущими на юг длинными походными колоннами.

Египтянам повезло – у победителей уже угас боевой азарт, дети воды пребывали в отличном настроении и совершенно не знали, что такое работорговля. Поэтому не оказывающих сопротивления горожан никто не обидел. Славяне просто забрали у них собранные вещи, поигрались с девушками, потискали женщин и раздели мужчин – не со зла, а ради легких льняных туник. В коже и мехах в здешней жаре было тоскливо – прямо хоть ложись и помирай. В тонких льняных тканях – легко и свободно.

Переодевшись и проведя один день в компании местных жителей, славянские сотни двинулись дальше, на четвертый день после битвы войдя в тихий и пустой Саис, храмы которого оказались полны серебром, нефритом и золотом, а брошенные дома – уже перебродившим и не очень пивом, зерном и тканями.

Чтобы выпить пиво, подъесть оставшуюся на кухнях снедь и загрузить ладьи, у потомков русалок ушло еще два дня. Но к тому времени, когда победители уже были готовы отплывать в новые земли – напротив Саиса, за нильской протокой, наконец-то появилась армия могучей Сехмет, успевшей залечить свой перелом и избавиться от уз.

Женщина-львица, с пышной гривой, в цветастой кирасе и юбке из полосок, бегала по самому берегу, зачем-то притаптывая, и злобно рычала на врагов, безмятежно гуляющих среди прекрасных домов, попивая пиво и закусывая лепешками. Славяне были близко, совсем близко. Но – не достать!

– Рад видеть тебя, красавица! – выйдя на корму своей ладьи, помахал богине-воительнице великий Один. – Ты пришла проводить нас домой?! Напрасно беспокоилась! Море рядом, мы и сами не заблудимся!

Великанша по-звериному зарычала в ответ, метнула одно за другим два копья – однако здесь, на тихой воде, протока оказалась слишком широкой, и оружие до цели не долетело.

– Не иначе ждет корабли, чтобы переправиться, – негромко предположил Викентий. – Интересно, как тут у них со связью? Если мгновенная, какой обладают славянские боги, то лодки со всей реки уже собираются где-нибудь неподалеку. Но если гонцы на колесницах, то Сехмет с новой мобилизацией придется возиться до зимы.

– Ты говоришь со мной? – поинтересовалась Валентина, присевшая на борт с глиняной крынкой в руке.

– Думаю вслух, – не оглядываясь, ответил бог войны. – Мы потратили почти все стрелы во время сражения в устье Нила. Это плохо. Местные лучники, не считая богини, пока еще даже не вступали в бой. Египтяне имеют регулярную армию, слаженную и обученную, неплохо вооруженную. Во всяком случае, на берегу моря они дрались отлично. Нас было вдвое больше, но потомки русалок не прошли бы ни шагу, если бы я не взломал египетский строй.

– У славян лучше оружие и доспехи.

– На жаре наши доспехи скорее недостаток, нежели преимущество, – возразил великий Один. – А качество личного оружия во время правильного боя не имеет значения. Пока воины в строю, побеждает дисциплина и слаженность. Щит, копье и согласованность действий. В этом регулярная армия всегда дает две форы любым партизанам. Даже если каждый из партизан в отдельности стоит десяти солдат. Регулярная армия действует слаженно и планомерно, как единый механизм или огромная машина. А ополченцы – каждый за себя. У человека против машины шансов нет. Разве только супероружие вроде меня. К сожалению, у египтян имеется своя вундервафля.

– Но ведь на берегу мы победили!

– Нас было больше, и смертным не помогали боги. Думаю, второй раз могучая Сехмет подобной ошибки не допустит. Она больше не раздробит свои силы и не оставит армию без покровительства.

– Тогда что? Уносим ноги, пока не началось?

– Я думаю, Валя, я думаю…

Между тем веселые победители продолжали гулять в городе, пить ячменное пиво, закусывая холодными лепешками и горячим мясом, рыскали по храмам и дворцам, обшаривали дома и несли к берегу медные котлы, золотые диадемы, каменные лампы и костяные кубки.

А в вечерних сумерках над Нилом опять заклубился туман, к полуночи превратившийся в настоящую стену, пусть мягкую и невесомую, зато плотную, как настоящее молоко. Незадолго до рассвета эта пелена стала подниматься все выше и выше, закачалась, пытаясь выбраться на западный берег, пробралась по прибрежным камышам – и бессильно уткнулась в пляж у среза воды.

Немногим после полуночи из клубов тумана внезапно появились сразу десятки резных деревянных носов. Ладьи с ходу выскочили килями на песок, на берег посыпались многие сотни одетых в плотные меховые куртки воинов, которые молча бросились вперед, стремясь как можно быстрее преодолеть пространство между рекой и спящим воинским лагерем.

Разумеется, вокруг лагеря грелись у костров крепкие дозоры. И разумеется, они сразу ударили в барабаны, поднимая тревогу. Египетские пехотинцы вскакивали, трясли спросонок головами, хватали щиты и копья, поворачиваясь навстречу врагу. У них хватило времени подняться, обуться и вооружиться – однако ни забросать противника стрелами, ни выстроиться в правильный строй местные воины не успели. Битва началась без правил и законов стратегии – просто общая кровавая свалка. Под ясным звездным небом каждый дрался только сам за себя.

Великий Один ворвался во вражеский лагерь самым первым, промчался через толпу смертных, просто раскидывая их в стороны, но вторгнуться в просторный шатер, украшенный вышитыми золотом скарабеями и неведомыми иероглифами в картушах, не успел. Одетая в матерчатую тунику великанша со львиной головой и на львиных лапах сама вышла к нему навстречу с кроваво-красной секирой из яшмы в руках.

– Какая жалость! – рассмеялся великий Один. – А я так рассчитывал застать тебя голенькой в постели!

Он метнул молот, метясь богине в грудь, но та увернулась и одним прыжком оказалась рядом с богом войны. Слишком близко! Сехмет получила удар щитом по ребрам, откатилась, тут же вскочила, широко взмахнула секирой, но не достала и крутанулась, рубанув секирой воздух и приблизившись на свой широченный шаг. Бог войны поднырнул, ударил великаншу в живот вернувшимся молотом. Она сложилась, хватанув воздух, но от схватки не отвлеклась, и секира тут же ударила сверху вниз. Великий Один едва успел закинуть щит на спину – и ощутил резкую боль в ребрах. Он быстро отпрыгнул в сторону, перекатившись через бок, взглянул на щит. Точнее – на оставшуюся в руке половинку.

– Х-ха! – великанша, крутанувшись, подскочила, рубанула воздух на уровне пояса своего врага.

Чтобы не оказаться разрезанным пополам, бог войны метнулся вперед, оказавшись почти вплотную к женщине-львице, снизу вверх ударил ее молотом в челюсть, скользнул дальше, разворачиваясь и бросая оружие в цель. Попал между лопаток, но Сехмет лишь покачнулась и опять крутанулась, рубанула воздух, удерживая секиру лишь за самый кончик древка. Красный полированный камень разрезал подставленный щит, словно булатный меч – мягкий кусочек масла, и распорол кожаную куртку на груди бога войны. И не только куртку – Викентий ощутил, как по животу покатились липкие струйки крови.

Он метнул в лицо Сехмет оставшийся обломок щита, а когда та пригнулась – отправил следом молот. Полупудовая железка стремительно врезалась во львиную макушку, и египетская богиня смерти наконец-то рухнула, потеряв сознания.

– Есть! – Бог войны подбежал к великанше, отшвырнул ногой секиру.

Огляделся по сторонам.

Сражение шло по его плану. То есть происходила всеобщая путанная свалка везде и всюду, кровавая бойня на истребление. В ночном звездном полумраке застигнутые врасплох египтяне не смогли ни сбиться в крупные отряды, ни использовать лучников. Они даже убежать в панике не могли, поскольку не понимали, в каком именно направлении можно безопасно отступить?

Послышался злобный рык – вскочившая великанша отвесила великому Одину такую размашистую оплеуху, что молодой человек даже перекувырнулся через голову, прежде чем растянуться на земле, затем выдернула копье из тела убитого пехотинца и размахнулась…

– А-а-а!!! – Бог войны вытянул в ее сторону ладонь с растопыренными пальцами, и богиня-львица, уже наученная горьким опытом, отскочила в сторону. Выигранного мига хватило Викентию, чтобы вскочить и самому кинуться на могучую Сехмет, схватить ее за горло.

Великанша отпустила копье и крепко обняла великого Одина, потянулась вперед, словно для поцелуя. Когда перед самым его лицом щелкнули длинные желтые клыки – Викентий понял, что идея рукопашной схватки стала не самой лучшей в его жизни. Могучая Сехмет торжествующе зарычала, грозно распахнула пасть, и бог войны сделал единственное, что оставалось в его положении – быстро сунул голову ей в рот.

А львы, как известно, не способны закрыть пасть, когда в ней находится человеческая голова – как человек не может закрыть рот, если засунуть в него округлую лампочку накаливания.

Женщина-зверь немного подергалась, потом разжала объятия и мотнула мордой. Изрядно обслюнявленный, но невредимый Один отлетел на несколько шагов, по инерции откатился, выхватил из петли молот. Отскочил вправо, влево, уворачиваясь от брошенных великаншей копий, метнул свое оружие, промахнулся, вернул, метнул снова. Могучая Сехмет как раз схватилась еще за одно копье – и удар молота переломил его пополам.

Великанша злобно взревела, неловко дернулась и недоуменно воззрилась на свою руку, на висящие лохмотьями пальцы.

Похоже молот, переломивший копье, заодно раздробил и держащую его кисть.

Боги войны несколько мгновений смотрели в глаза друг другу, а потом великий Один вскинул руку, призывая оружие. Могучая Сехмет оскалилась – и отпрыгнула к шатру, ловко вкатилась в него. Викентий кинулся следом, сорвал полог, но внутри оказалось пусто. Только ковры, расстеленные между высокими медными подсвечниками шкуры и золотые блюда с виноградом, финиками, арбузами, чаша с крупными кусками бледно-розового сырого мяса.

– Ушла! – Великий Один, настороженно глядя по сторонам, опустился на колено, закинул в рот несколько виноградин, добавил ломоть арбуза.

Снаружи послышались громкие выкрики. Бог войны ругнулся, выскочил в ночь.

Битва ожидаемо подходила к концу – вся земля, насколько хватало глаз, была усыпана мертвыми телами, пахла парной кровью, переполнялась стонами и мольбами о помощи. Однако слева вдалеке еще слышался шум голосов, крики ярости и стук топоров по щитам. А также злобное рычание, подсказывающее, кто именно смог так быстро организовать сопротивление.

Впрочем, могучая Сехмет не пыталась продолжить битву. Собрав вокруг себя несколько сотен смертных, она быстро отступала в предрассветных лучах в сторону…

– О-о, проклятье! – восхищенно выдохнул великий Один. – Пирамиды!

Солнечные лучи именно в этот миг коснулись макушки одной из них и теперь медленно скатывались сверху вниз, наполняя мир нестерпимым сиянием. В этом времени они выглядели вовсе не пыльной известняковой грудой, а огромными слитками серебра, отлитыми невероятно громадным ювелиром и тщательно отполированными. Две пирамиды из серебра и еще одна кроваво-красная, напоминающая гигантский рубин.

Зачарованный зрелищем пришелец из будущего разом забыл про все и медленно пошел на свет, словно христианская душа после безвременной кончины.

Впрочем, детям воды его помощь больше не требовалась. Уцелевшие воины священной земли Та-Кем, ведомые могучей Сехмет, решительно оторвались от славян и уходили в сторону далекого города. Богиня войны спасала последние крохи своей армии, собираясь защитить с их помощью что-то самое важное, самое сокровенное, бросив прочие земли и селения на произвол судьбы. Изрядная часть потомков русалки воспользовалась безмолвным приглашением и поспешила по следам беглецов – к городу, вид которого сулил победителям еще большие богатства, нежели священный Саис. Однако очень и очень многие воины, потерявшие в решительном сражении друзей или родственников, либо сами раненные в бою – остались собирать павших, унося к кораблям мертвецов старой веры и готовя к погребению воинов, принявших покровительство валькирии; помогали увечным, разбирали трофеи.

Обычное окончание для каждого сражения.

Викентий миновал уже половину пути по дороге, вымощенной белым известняком, когда рядом задрожало марево, и в двух шагах возникла коротко стриженная черноволосая девушка с двумя сережками в ноздре, в короткой серой войлочной жилетке без застежек, на два пальца не достающей до пупка, в замшевой юбчонке в три ладони длиной и красных лайковых сапогах.

– Куда это ты так резво рванул, Вик? – поинтересовалась она. – Если струхнул во время битвы, то она уже закончилась!

Мужчина только криво усмехнулся в ответ, давая понять, что оценил шутку.

– Не знаю, насколько тебе интересно, но мы потеряли почти семь сотен воинов. Раненых почти втрое больше – сообщила Валентина.

– Никто не живет вечно, – пожал плечами бог войны. – Все они шли за славой и добычей, и все знали, чем рискуют. Те, кто выжил, будут укутаны в шелк и осыпаны золотом, их имена прославятся в легендах, лучшие из женщин станут стремиться разделить их ложе, окружающие начнут поклоняться им, как героям, а дети, раскрыв рты, будут внимать их рассказам. Они никогда не пожалеют о своем участии в походе, Валька, можешь в этом не сомневаться. Но у всех достижений всегда есть своя цена.

– Выживет только половина, – негромко озвучила эту цену богиня смерти.

– Не преувеличивай, Валька, выживет большинство, – поправил ее великий Один. – Но вот не получивших ни одной раны и вправду останется не больше трети.

– Ты уверен, что смертные знают о такой перспективе? Про шансы на возвращение примерно один к трем?

– Есть вещи, валькирия, о которых люди догадываются, но предпочитают не признаваться в этом даже самим себе. Надеются оказаться в числе счастливчиков.

– Ты выражаешься слишком мудрено для столь долгого дня, Вик, – вздохнула Валентина. – Скажи лучше, куда мы идем вдвоем через вражескую страну?

– Узнаешь? – указал бородатым подбородком вперед Викентий.

Девушка посмотрела туда и изумленно присвистнула.

– Я тоже глазам не поверил, – согласился мужчина.

– Но ты уверен, что на такую экскурсию стоит отправляться без друзей?

– Я бог войны, – пожал плечами Викентий. – Чего мне бояться?

– Ты забываешь, с кем говоришь, о всемогущий, – хмыкнула девушка. – Я все вижу и все знаю. Грудастая львица тебя чуть не убила. Трижды!

– «Чуть-чуть» не считается, – повел плечами великий Один. – Зато я раздробил ей кисть руки. В ближайшие два-три дня она совершенно небоеспособна. Воинственных богов помельче я убил в прошлом походе. Так что у нас на пути могут встретиться только смертные.

– Ладно, тогда я с тобой, – решила Валентина. – Слушай, а они что, на самом деле из серебра и самоцветов?

– Полагаю, это всего лишь очень умелая полировка, – ответил бывший реконструктор. – Пирамида Менкаура была крыта красным гранитом, остальные отделаны известняком.

– Почему «была»? Вроде бы мы в реальном времени.

– А разве это похоже на гранит и известняк? Отделка либо изощреннее, чем все думают, либо… Либо сделана с куда большим мастерством, чем мы ожидали.

– Странно… Тебе не кажется, что здесь пустовато для столь великого места? Ни туристов, ни паломников…

– Вообще-то, Валька, мы находимся в самой гуще войны. Набег, разбой, сражения. Нормальные люди из таких мест предпочитают убегать.

Так, за пустыми разговорами, славянские боги и подошли к вратам храма, перед которыми в три ряда стояли на коленях лысые, бритые мужчины в белых балахонах. Впереди шестеро пожилых, человек десять разного возраста за ними и трое подростков у самых ворот.

– Отдаем себя на твою милость, великий Один, покоритель городов и победитель армий! – произнес один из стариков. – Ныне в святилище сем никого нет, кроме нас.

– Где я нахожусь, жрец? – спросил Викентий.

– Храм Мудрости и Посвящения к твоим услугам, великий!

– А к моим? – не удержалась от вопроса девушка.

– Всегда к твоим услугам, великая, – пробормотал другой старик.

– Что, для каждого свой жрец? – сразу заметила хитрость Валентина.

– Свой жрец, своя мудрость, своя пирамида, богиня, – почтительно ответил мужчина.

– Чем дальше, тем интереснее, – покосился на девушку великий Один. – Встаньте, служители храма Мудрости! Я хочу узнать подробности.

Бог войны прошел между поднявшимися с колен, но все еще склонившимися в поклоне жрецами, толкнул тяжелые резные створки, бесшумно повернувшиеся в гранитных подпятниках. И вместе с ним в просторный зал ворвался яркий солнечный свет.

– Ого! – бесчисленная череда гранитных колонн, которые начинались справа и слева от входа, перемежалась каменными креслами, на которых восседали боги, тщательно расписанные толстым слоем ярких красок. Люди с орлиными и собачьими головами, шакальими и крокодильими, бегемотьими и соколиными, бычьими и змеиными, многие имели хвосты и копыта, рога и звериные уши. – Как считаешь, Валька, они с нашими лесовиками не родственники?

– С чего ты взял?

– Ну, как бы все воины Любого оборотни. Наполовину люди, наполовину звери. И точно так же все египетские боги есть полулюди, полузвери. Разница лишь в том, что оборотни меняются целиком, либо одна ипостась, либо другая. А здешние постоянно пребывают в половинчатом состоянии. Руки людские, головы животного, ноги у кого как. Кто-то с человеческой кожей ходит, кто-то в шерсти и перьях. Но принцип-то один! Люди, рожденные от животных-прародителей. И наверняка имеют потомков среди простых смертных. Это так, жрецы? – оглянулся на бредущих позади мужчин Викентий.

– Смертными правят дети Исиды, великий, – подсказал один из стариков. – Могучие фараоны, ставшие богами после посвящения, людьми по происхождению.

– Только фараоны? – удивилась валькирия, уже привыкшая считать, что божественность передается с генами. – А если мальчик, потомок Исиды, не получил титула, кто он тогда?

– Если потомок Исиды не прошел обряд посвящения, он не получит от праматери силу и мудрость и останется смертным.

– Обряд посвящения? – хором переспросили Викентий и валькирия.

– Когда потомок всемогущей Исиды обретает титул, он входит в великую пирамиду и ложится на ложе фараона. Спустя день в пирамиду входит сама всемогущая Исида, отправляется в свою залу и поет для своего потомка священную песню, которая меняет рожденного смертным, награждая его божественной мудростью и силой. Спустя еще день новый фараон покидает пирамиду уже истинным богом.

– А для кого третья комната? – спросил Викентий.

Старики удивленно переглянулись:

– Какая еще комната?

– Та, что находится под землей, – напомнил бог войны.

– А-а, нижняя, – тут же расслабились жрецы. – Она сделана для получения наилучшего звучания. Для песни нужен воздух, правильный размер, не больше и не меньше.

– Резонансная камера, – перевела их слова девушка. – Нижняя комната нужна для точной акустической настройки. Научный подход, однако, Вик. Здешние жрецы не лыком шиты, дело знают.

– А вторая пирамида для чего? – спросил мужчина.

– Великая пирамида построена для посвящения детей всемогущей Исиды, малая для посвящения потомков других богов. Красная пирамида для посвящения смертных. Мы, жрецы, получаем свой дар и мудрость там. Всемогущая Исида самолично открывает в ней наши души для служения священной земле Та-Кем. Но ты, великий Один, конечно же, достоин посвящения только в главной, большой пирамиде. Пирамиде богов.

– Я?! – резко остановившись, повернулся к старикам бог войны.

– Таинство прорицания поведало нам, о великий и всемогущий, – неожиданно вступил в разговор мальчик из задних рядов, – что ныне тебе исполнилось всего четыре года от рождения. Между тем возраст всемогущей властительницы Исиды теряется во мгле веков, а мудрость ее не знает границ! Если ты пройдешь обряд посвящения в великой пирамиде, то обретенной там мудростью ты сравнишься с самой Исидой, а к своей великой силе прибавишь ее могущество. Кто тогда сравнится с тобой, о непобедимый?!

– Это слишком хорошо, чтобы быть правдой, мальчик, – подступил ближе к юному жрецу бог войны.

– Мудрость важнее любого злата и самоцветов, великий Один! – срывающимся тоном ответил бритоголовый мальчуган. – Если ты прекратишь разбой и уведешь народ моря из священной земли Та-Кем, то ради покоя своих подданных и спасения городов от разрушений всемогущая Исида готова одарить тебя сим величайшим сокровищем.

– Ты жрец Исиды? – прищурился на него Викентий. – В твои-то годы?

– Я преданный слуга мудрого Ниифила, верховного жреца храма Исиды, – склонил голову мальчишка.

– Но ты говоришь от имени Исиды, властительницы Египта?

– Я могу уверить тебя в ее согласии, великий Один, – почтительно сложил перед собой ладони мальчуган.

– Везде одно и то же, – покачал головой полуобнаженный воин. – Все и всегда жертвуют самыми младшими.

Он крутанулся на каблуках, прошел через пахнущий благовониями храм до конца, толкнул ворота по другую сторону, вышел на свет. Наверное, можно сказать – во двор святилища, однако размеры оного были столь велики, что подобные термины казались неуместными. Две ослепительно сияющие на солнце громадины, вонзали свои острия куда-то в небеса, еще одна – переливчато-алого цвета, отполированная так, что казалась полупрозрачной – пыталась им подражать. Вокруг них, будто игрушечные, стояли маленькие холмики мастаб, кубики храмов, фигурки статуй. И все это тонуло в зелени цветущего кустарника, бутонах пальм, сочных лужаек и цветочных клумб…

– Обалдеть! – искренне призналась Валентина. – Неужели все это построено руками смертных?

– Полагаю, боги им все-таки помогали. Что скажешь, жрец?

– Мудрость Исиды способна открыть тебе все тайны мироздания…

– Экий ты настырный… – добродушно усмехнулся бог войны. – Как твое имя?

– Измекил, великий Один, – сообщил слуга жреца храма богини…

– Я расскажу тебе одну сказку, мой юный Измекил. – Викентий спустился на несколько ступеней по ведущей к храму Мудрости и Посвящения лестнице. – Древние мифы северных земель гласят, что когда-то очень давно, может быть даже сейчас, непобедимый бог войны по имени Один возжелал познать всю мудрость мира… – Гость из будущего усмехнулся и потер подбородок. – Этот юный Один четырех лет от роду нашел величайший источник знаний и всласть, полной чашей, допьяна из него напился.

– Это пророчество? – неуверенно спросил мальчик.

– Это воспоминание, мой маленький Измекил, – полуобнаженный воин спустился еще на несколько ступеней. – Так вот, слуга Исиды… Легенда умалчивает, стал ли после этого великий Один хоть чуточку умнее. Она говорит лишь о том, что напившись из источника мудрости, бог войны лишился глаза. Вот и ответь мне, мой маленький Измекил, какой смысл знать свою будущую биографию, если не делать из сего откровения правильных выводов?

– Еще никто из потомков Исиды не пострадал после обряда посвящения!

– Вот только я потомок Сварога, а не Исиды, – покачал головой Викентий. – Пойдем, Измекил. Я хочу, чтобы ты показал мне здешнее святилище, слава о котором разошлась далеко за пределы нильских берегов. Ты даже не представляешь, сколь долгое путешествие мне пришлось совершить, дабы полюбоваться его красотами!

– Я сочту это за честь, великий Один! – встрепенулся мальчишка.

– Тогда начнем со сфинкса. Жутко хочется узнать, как он выглядит в реальности, без расстрелов и реставраций.

– Тебе придется ответить на его вопросы, великий!

– Я надеюсь, великий сфинкс будет ко мне милостив, – нежно погладил висящий в петле боевой молот бог войны.

– Он милостив ко всем…

– Проклятие! – Викентий остановился, словно врезался в стену, резко схватил мальчишку за плечо: – Измекил, здесь рядом есть вода?! Река, ручей, озеро?!

– У великих врат за пирамидой… – вытянул руку юный жрец.

– Я видел щит! – В два прыжка бог войны вернулся обратно к храму, влетел в ворота, пробежал по длинному залу, со скрипом кожаных подошв затормозил возле статуи могучей Сехмет, отчего-то вырезанной из черного камня. Повелительница пустынных ветров, войны и смерти сидела с оскаленной пастью, сжимая в одной руке копье, в другой – начищенный до зеркального блеска круглый медный щит. Его-то Викентий и схватил: – Спасибо, девочка!

– Ты куда, Вик?! – заорала Валентина в спину стремительно сбегающего по лестнице друга.

– Уряда молится! Оборотни напали на Сарвож! – не оглядываясь ответил воин.

– Тогда это без меня, – негромко пробормотала Валентина. – В тамошних дебрях мне не поклоняется никто… – Она перевела взгляд на мальчика с бритой головой и приветливо улыбнулась: – А что скажешь ты, о юный Измекил? Ты уже задумался о краткости земного бытия? Как ты намерен умереть и чем заняться после своей смерти?

– Если на то будет воля всемогущего Анубиса… – сглотнул жрец. – И я переживу справедливый суд великого Осириса… Я проведу вечность на бескрайних полях Дуата…

– Какая скукота… – Валькирия приподняла пальцем его подбородок, заглянула в самые глаза. – Я могу обещать куда больше веселья и приключений. Тебе достаточно всего лишь признать мое покровительство и вознести мне молитву. И тогда, где бы ты ни встретил свой смертный час и что бы ни случилось с твоим телом, я приду за тобой и открою пред тобою врата вечного праздника Валгаллы!

– Я поклялся в верности всемогущей Исиде, милостивой заступнице мертвых, – одними губами пробормотал мальчик.

– Будь осторожен, мой мальчик, с тобой говорит богиня смерти, – вкрадчиво напомнила Валентина. – Не упусти своего шанса, Измекил. Мы ведь говорим не о кратком миге земного бытия. Мы говорим о вечности…

– Я поклялся… – еще тише зашептал юный жрец.

– Экий ты упрямый! – фыркнула носом валькирия. – Надеюсь, экскурсоводом ты окажешься куда лучшим, нежели покойником. Веди, показывай свое святилище! У меня есть масса свободного времени, пока дети воды занимаются разбоем, а не войной. Ближайшие пару дней никто из них наверняка не погибнет. Я готова посвятить это время тебе. Ты хочешь этого, Измекил?

Девушка расхохоталась, глядя, как бледнеет мальчишка, и подтолкнула его вниз по лестнице:

– Не бойся, юный жрец, сегодня я тебя не съем! Пошли к пирамидам. Хочу ковырнуть их ногтем. Вдруг они ненастоящие? В наше время верить нельзя никому!

* * *

Как раз в эти самые мгновения великий Один, уже промчавшийся мимо великих и малых пирамид, выскочил в Великие врата, распахнутые на причал у канала с мутной, зеленой водой, кинул вниз щепку, сразу прыгнул следом, опустившись на сиденье волшебной лодки, едва она приняла свой плавучий облик. На мачте выгнулся парус – и суденышко растворилось на водной глади, оставив на поверхности лишь тонкую полоску, от которой в стороны расходились мелкие, словно от лап водомерки, волны.

В густых славянских чащобах в это время уже наступал вечер. Когда лодка пристала к берегу, Викентий увидел густой меховой ковер, медленно наползающий на стену Сарвожа, и нескольких зверей, подкапывающих ворота. Спрятав лодку, он кинулся ко входу, взмахом щита отшвырнул от створок в реку барсуков и лис, прыгнул дальше, метнул оружие вдоль стены, вернул, швырнул еще раз. Молот промчался туда-обратно подобно пушечному ядру, разом очистив укрепление от зверья. Десяток уцелевших животных славяне перекололи копьями и раскидали палицами.

– Великий Один!!! Один с нами! Слава Одину! – воодушевленно закричали защитники крепости. – Мы победили!

Текущий из леса ковер резко повернул на нового врага, вздыбился волной, ощетинившейся множеством клыков и когтей, стремительно ударил.

– Проклятие! – великий Один скрючился за щитом, принимая толчок, несколько раз наугад ударил молотом за диск, раскидывая крупную и мелкую живность. В его ступни, прокусывая штаны и сапоги, впились сотни маленьких резцов, а бог войны мог только взмахивать ногами, пытаясь стряхнуть всяких бурундуков, горностаев и крыс, поскольку щитом приходилось закрываться от волков, а молот бросать в рысей и медведей. И несмотря на все старания, на свою божественную силу и быстроту – Викентий постепенно пятился, всерьез опасаясь вскоре свалиться в реку.

Однако все закончилось куда хуже – сзади внезапно навалилась огромная мохнатая и вонючая тяжесть. Бог войны согнулся, крякнув от неожиданности, резко распрямился и откинулся, падая на спину, ударил головой назад, попав во что-то жесткое. Сверху с торжествующим воем и рычанием накинулась разномастная звериная масса, жарко дышащая, капающая слюнями, щелкающая желтыми клыками. Грудь и лицо сварожич закрыл щитом, ударил молотом в морды самых крупных волков – ноги же его торопливо жрали бесчисленные хищные твари.

– Проклятие! – Из последних сил великий Один резко толкнул щит, раскидывая сидящих сверху зверюшек, тут же ударил окантовкой назад, под себя.

Хватка сзади ослабла, но в этот миг один из волков крепко вцепился в предплечье, другой чуть выше локтя, и молот выпал из руки бога войны.

– Хана… – понял Викентий. – Зря беспокоился за глаз.

Однако хватка челюстей вдруг ослабла, самые крупные из зверей повалились – великий Один перевел дух, возвращаясь к жизни, резко поднялся. Взвыл от боли и рухнул обратно, в лужу собственной крови. Сел, посмотрел на свои ноги. Там не имелось ни штанов, ни сапог, ни кожи, ни мяса.

– Хорошо хоть кости целы, – пробормотал молодой мужчина. – Надеюсь, у богов такие раны тоже зарастают.

Сражаться бог войны уже не мог, но загрызть великого Одина никто пока не стремился, а волки, два барсука и росомаха лежали, пронзенные длинными толстыми стрелами с широким оперением из дубовой щепы.

– Девана… – с облегчением выдохнул Викентий и откинулся на жаркую медвежью тушу.

Через грядки перед крепостью шла великая охотница в медвежьем плаще и чем-то размахивала вокруг себя, создавая сверкающие круги. Все животные, что попадали в это вращение… нет, не раскидывались. Они мгновенно превращались в мелкие кровавые клочки. Звериная армия кинулась на могучую богиню, опала кровавыми кусками, отхлынула. Кинулась снова, разбилась, снова отступила – и внезапно прыснула во все стороны, словно получила свободу от некоего невидимого ограждения.

Прекрасная Девана расхохоталась и замерла, вскинув таинственную окровавленную палку над головой. Затем опустила, тщательно вытерла рысьим хвостом – и у великого Одина екнуло в груди от легкого коричневого оттенка этой блестящей полосы.

– Харалужный меч… – невольно сглотнул он. – Будь я проклят! Похоже, наш яйцеголовый студент все-таки смог сварить булатную сталь!

Девана подошла ближе и, словно поддразнивая, рубанула мечом воздух:

– Как ты сюда попал, победитель оборотней?

– Я бог, красавица, я услышал молитвы и отозвался на них. А как здесь оказалась ты?

– Я богиня! – рассмеялась Великая охотница. – Я тоже услышала молитвы. Однако сварожичи сказывали, ты отказался от нас, от нашей семьи, нашей земли и наших предков?

– От предков, да, Девана. Но не от смертных! Я больше не отзываюсь на просьбы славянских богов. Но молитва смертного священна для его бога!

– Хорошо сказал, – улыбнулась Перунова дочь. – Нужно будет запомнить.

– Откуда он у тебя? – указал на меч великий Один.

– Подарок дедушки, – могучая охотница с явным наслаждением провела пальцами по клинку. – Всемогущий Сварог опять сотворил чудо, непостижимое всем прочим богам!

– Мой бог! Мой бог, ты пришел! – рядом с Одином упала на колени растрепанная Уряда, крепко обняла окровавленного воина, стала целовать его лицо, плечи.

– Оставляю тебя в надежных руках, победитель оборотней! – Девана весело вскинула меч, словно отдавая честь. – Надеюсь это не последняя наша общая охота!

Викентий понял, что разговор окончен. Узнать хоть что-то еще уже не получится.

– О боги, что с твоими ногами?! – охнула в ужасе девушка. – Люди, помогите! Сюда!

– Великий Один! Великий Один ранен!

Подбежавшие славяне подняли бога войны на руки и понесли в крепость…

Чего у жителей Сарвожа имелось после битвы в достатке – так это свежего мяса. Они и сами наелись от пуза, и припасов наделали на всю грядущую зиму, и раненого бога кормили, как на убой, с утра до вечера. В заботливых руках Уряды у Викентия уже ко второму вечеру ноги более-менее обросли мышцами, а на третий день бог войны смог самостоятельно встать. Утром четвертого великий Один крепко расцеловал Уряду, распрощался с прочими горожанами, бросил на воду подарок русалки и через считаные мгновения сошел на берег под замшелыми бревенчатыми стенами пахнущей дегтем и углем Устюжны.

В городе великого Сварога о войне, похоже, не слышали. Стража на стенах не стояла, привратники не обратили на незнакомого путника со странным оружием никакого внимания. Следуя за звоном молотков, великий Один быстро нашел кузню, вошел под навес, под которым горел раздуваемый большими мехами горн, на стенах было тесно от зубил, клещей, молотов и пробойников самой разной формы, а в центре сияла, словно начищенная песком, большущая железная наковальня, на которой плечистый полуобнаженный кузнец, с только-только намечающейся бородкой и усами и перетянутыми тонким ремешком волосами, быстро и ловко сворачивал в петлю ослепительно-красную железную полосу.

– Матвей? – с некоторым сомнением вопросил бог войны. – С ума сойти, тебя просто не узнать! Какие плечи, какие руки! Тебя тут что, дрожжами кормят?

– Обожди чуток, поковка остывает… – не поворачивая головы, отозвался кузнец и продолжил свою работу, придав железке форму буквы «П» с остро заточенными краями. Кинул в горн, опустил молот и повернулся к гостю: – Откуда ты, Вик?! Я уже забыл, когда ты заглядывал в нашу мастерскую!

– Ты даже не представляешь, сколько я повидал и чего насмотрелся! – рассмеялся бог войны. – Был немного занят. Но ты ведь тоже времени не терял, дружище?

Викентий, осматриваясь, сделал по кузнице еще круг.

– Мне тоже много чего удалось, – согласился Матвей.

– Я слышал, ты научился ковать харалужные мечи?

– Я научился выплавлять сталь, – поправил бог-технолог. – После охлаждения в льняном масле она действительно приобретает карий оттенок.

– Сделай мне меч! – жадно выдохнул бог войны.

– Нет, – покачал головой Матвей. – Это долгая и трудная работа. Проще выковать десяток топоров. Причем топоры ныне сварожичам намного нужнее.

– Я заплачу! – предложил Викентий. – Хочешь, золотом? Хочешь, самоцветами? Хочешь, тканями, сластями или вином? Хлебом, женщинами, слоновой костью?

– Ты кое о чем забываешь, Вик, – покачал головой Матвей. – Я такой же бог, как ты. Я кую ножи и топоры и раздаю их славянам. Не за плату, а просто потому, что они сварожичи, они часть моей семьи. Когда мне чего-то хочется, славяне мне это приносят. Не за плату, а просто потому, что я сварожич, я часть общей семьи. Если у меня чего-то нет, то лишь потому, что я этого не пожелал. Либо потому, что в нашем мире этого не существует. Так зачем мне твое золото, Вик? Что мне на него покупать, зачем копить? Я бог! Я и так имею все, чего захочу.

– Вот ты как заговорил… – покачал головой великий Один. – Ты изменился, Матвей. Заматерел.

– Просто некий хороший друг недавно объяснил мне разницу между даром сварожича и образованием студента, – пожал плечами бог-технолог. – И я смирился с тем, чего так долго не хотел признавать.

– Тогда сделай мне меч просто так! Как сварожич сварожичу!

– Нет, Вик, – опять покачал головой Матвей. – Я знаю, что ты ушел за приключениями и теперь обретаешься где-то сам по себе. Ты больше не член нашей семьи. И я не стану тратить на тебя время и железо. И того и другого у меня сейчас слишком мало. Так что извини.

– Богу войны нельзя отказывать, Матвей, – предупредил товарища Викентий. – Бог войны всегда побеждает.

– А я отказал, – развел руками Матвей. – Но если захочешь просто поболтать, Вик, ты заходи. Всегда интересно услышать что-нибудь новенькое.

– Можешь быть уверен, я зайду, – пообещал великий Один, нащупал в поясной сумке колдовскую щепку и отправился к реке. Бросил в воду, шагнул – и почти сразу сошел на берег в сумеречную предутреннюю прохладу.

Город безмятежно спал – если можно так говорить о покоренном селении. Тихие ладьи, большая часть которых была нагружена выше бортов, стояли практически без охраны – ибо стражники дрыхли рядом с кораблями, храбро сжимая копья и топорики, дремали кто на палубах, а кто на причалах, привалившись к бортам. Спали возле погасших костров полураздетые воины, обнимая вовсе голых девиц. И все это пахло пивом, жареным мясом, орешками, копченостями и медом. Картину всеобщего разгульного праздника немного портила только одна деталь: у некоторых из сомлевших девиц, отдыхающих в мужских объятиях, руки были связаны за спиной.

Спрятав щепку в поясную сумку, великий Один осторожно пробрался через тесно лежащие тела, пошел по улице между любовно ухоженными садиками, в центре каждого из которых стоял белый двухэтажный домик с ровной крышей. На некоторых из этих крыш имелись матерчатые навесы, на некоторых росли высокие цветы или кустарники, прочие ограничились просто плетеной мебелью.

Вместо цветочных клумб перед многими строениями поблескивали овальные пруды с белоснежными лотосами. Вокруг таких прудов лежали известковые плиты или имелись отсыпанные белым песком площадки. А еще перед домами имелись сооружения из глины, невероятно похожие то ли на глубокие жаровни, то ли на низкие тандыры, с разделочными столиками рядом. И все это придавало селению некий налет коттеджного поселка из далекого двадцать первого века.

Кое-где на лужайках и площадках отдыхали сомлевшие от пива и усталости воины вперемешку с женщинами, кое-где голые ноги или руки торчали над краем крыш. Похоже, в домах победители и их жертвы отрывались не менее бурно, нежели на берегу.

Единственное, чего нигде не увидел бог войны, так это крови и трупов. Похоже, город принял поражение с подобающим цивилизованному миру смирением. И это не могло не радовать вождя завоевателей. Ведь великий Один воевал не из кровожадности – а только ради славы и удовольствия.

– Он вернулся! – вдруг послышался крик с одной из крыш. – Братья, великий Один вернулся!

– Заметили, сони… – улыбнулся бог войны, продолжая прогуливаться по зеленым улицам, больше напоминающим парковые аллеи.

– Любо Одину! Слава, слава! Он вернулся! – Крик покатился над городом во все стороны, и сонные дети воды стали подниматься, оглядываться, торопливо хвататься за оружие. – Бог войны с нами!

Очень скоро этот торжествующий клич докатился до нужных ушей, и на очередном перекрестке воеводу дальнего похода перехватила его свита: Переслав, Копытень, рыжий Ронан и кудрявый Ковыльник, юный Волох и завернутая в розовую льняную тогу валькирия, за которой семенил тощий Язон с увесистой корзиной в руках.

– Мы рады видеть тебя, великий Один! – почтительно склонились мужчины, тоже одетые в легкие льняные туники. – Прими наше почтение и уважение.

– Привет, Вик! – помахала рукой явно хмельная Валентина. – Где тебя носило столько дней? Неужели Уряда из кроватки не выпускала?

– Почти угадала, – не стал вдаваться в подробности бог войны. – Что здесь? Египтяне нападать не пытались?

– После разгрома армии, воевода, у них просто нет для этого сил, – рассудительно ответил Переслав. – Полагаю, они пожертвовали Мемфисом, дабы получить время для стягивания войск из других земель. Этот город богат, мы гуляем пятый день, а его кладовые все еще полны пивом, мясом и инжиром с финиками. Но чем дольше мы здесь отдыхаем, великий, тем большую армию сможет собрать могучая Исида на нашем пути.

– Что с добычей? – лаконично поинтересовался Викентий.

Славяне переглянулись.

– Очень много лежачих раненых, – зевнула Валентина. – Занимают много места на палубах. И еще изрядное число воинов, не принявших моего покровительства, лежат в трюмах, дожидаясь отправки в родные болота. В прошлый поход мужики оказались умнее. Предпочли веселую Валгаллу жарким и темным бочкам.

– Бочкам? – непонимающе вскинул брови Викентий.

– Тела пришлось тщательно законопатить, – развела руками богиня смерти. – А то ведь запах, друг мой, запах. Я только теперь начинаю понимать, отчего египтяне так полюбили мумификацию.

– Ты хочешь сказать, трюмы полные, а добычи мало? – сделал вывод великий Один. – Ничего страшного. Кажется, я знаю способ, как справиться с этой неприятностью. Надеюсь, ты ничего не сотворила с мальчиком из святилища мудрости?

– С Измекилом? Ничего, – мотнула головой валькирия. – Даже не совратила. Он так меня боялся, что даже заикаться начал, когда я его по головке погладила. На чем, собственно, наша экскурсия и закончилась… Чего-то у меня в горле пересохло. Язон!

Юный раб подскочил, достал из корзины кувшин, протянул богине. Пока та пила из горла, приготовил ломоть какой-то коричневой копчености.

– Валька, он мне нужен! Я про Измекила.

– О, наконец-то! – встрепенулась богиня смерти. – Я объявляю ритуал!

– Никаких ритуалов, – мотнул головой Викентий, похлопав пьяненькую девушку по плечу. – Вполне достаточно прогуляться до пирамид. Думаю, он встретит нас у ворот.

– Ходить не нужно! – громко сообщил рыжий сын русалки. – В нашем дворце есть лошади и колесницы.

– Где? – не понял бог войны.

– Во дворце, где мы дожидались твоего возвращения, – уточнил Ронан.

– Тогда запрягай! – приказал великий Один.

Через полчаса три стремительные колесницы промелькнули по дороге из известняковых плит и остановились перед храмом Мудрости и Посвящения. Волох собрал в руки вожжи, отвел повозки в сторону, явно намереваясь их сторожить. Великий Один со свитой решительно вошел под крышу святилища, миновал залы насквозь. И только у вторых врат к нему успели добежать запыхавшиеся жрецы, упали на колени:

– Приветствуем тебя в святилище, о великий!

– Где Измекил? – спросил бог войны.

– И где мое пиво? – добавила Валентина.

– Он спешит… – переглянулись бритые старики.

Великий Один кивнул, вышел на свет и опять долго-долго созерцал серебряные и рубиновые громадины. Восхищенно покачал головой:

– Какая потрясающая красота!

– Готов принять твою волю, великий Один, – наконец-то прибежал мальчишка и упал на колени, подняв над головой глиняный кувшин, покрытый голубой глазурью, поверх которой шли серебристые руны.

– Это мое! – перехватила сосуд с пивом богиня смерти и жадно припала к краю.

– Скажи своей Исиде, Измекил, – опустил руку на голову юного жреца повелитель воинов, – что я желаю с ней побеседовать.

– Да, о великий!

– Когда ты сможешь передать ответ?

– Я прошу тебя пройти в храм великой Исиды, великий Один, – ответил юный жрец. – Если ответ появится, мы увидим его там.

– Веди, – кивнул ему бог войны.

Храм Исиды был величественным и прекрасным: высокие ровные стены пастельного цвета, по которым шествовали к высоким вратам глубоко вырезанные в кладке боги – с головой сокола, головой шакала и человеческой головой, украшенной сплетенной в косичку бородкой. Наряды процессии восхищали своей тонкой прорисовкой и яркими красками. Сами врата представляли собой череду красных колонн, растущих из мраморных цветков лотоса. Строение имело метров пятнадцать в высоту, но рядом с пирамидами все равно казалось крохотной игрушкой.

Следом за жрецом бог войны и его свита вошли в прохладный полумрак, миновали благоухающие ладаном жаровни и увидели впереди, перед высокой, под потолок, статуей, изображающей сидящую в кресле женщину с крестом и папирусом в руках, нескольких великанов. Стройную даму средних лет с синими волосами, одетую в скромное, без украшений, красное платье до колен, однако с наборным оплечьем из самоцветов, и с золотым обручем на волосах. Обруч венчала изящная змеиная голова с изумрудными глазами и черным языком. Слева от дамы перетаптывалась на львиных лапах могучая Сехмет, в броне и юбке из цветастых кожаных полос, с тяжеленным копьем в руке; справа застыли два существа в черных юбках и золотых оплечьях. Одно с откровенно ослиной головой, другое – с собачьей. Они опирались на бронзовые посохи, на ногах имели медные сандалии, а половую принадлежность богов Один не брался определить при всем своем желании.

– Приветствую тебя, великая Исида! – Бог войны коротко, чисто из вежливости, поклонился правительнице Египта. – Я вижу, твои дети пошли обликом в тебя, а не в твоих родственников!

– Ты пришел сюда, чтобы хвалить тех, кого убиваешь и насилуешь? – холодно ответила богиня.

– Не только их! – покачал головой великий Один. – Еще меня восхитила могучая Сехмет. Она дралась с потрясающей грацией, она завораживала и изумляла. Она подарила мне самые сильные эмоции в моей жизни. Я готов пообещать, великая Исида, что, если эта прекрасная воительница разделит со мною ложе, я остановлю свой набег.

– Ты обезумел, жалкий дикарь?! – выскочив вперед, зарычала женщина-львица, взмахнула копьем: – Я разорву тебя в клочья!

– Остановись, танцующая в крови! – вскинула руку правительница Египта. – Даже дикари морского народа никого не убивали в святилищах!

Могучая Сехмет снова зарычала. Ниже, утробнее. Злее. Однако нападать не стала.

– Какое прекрасное имя, «танцующая в крови», – улыбнулся бог войны, убирая руку с боевого молота.

– Оно понравится тебе еще больше, когда я исполню танец победы над твоим телом, в месиве из твоих внутренностей! – тряхнула золотой гривой великанша.

– Я вижу, красавица, тебе надобно время, чтобы успокоиться, – вздохнул великий Один. – Что же, ради тебя я готов отказаться от ратного удовольствия и новых побед и увести людей моря обратно на север. Обращаюсь к тебе, великая Исида! Если ты дашь мне выкуп из семи кораблей, корабль золота, корабль серебра, корабль меди, корабль тканей, корабль зерна, корабль фиников и корабль инжира, я верну мир на твои земли. И да. Говоря «корабль», я имею в виду ладью.

– Ну нет! – направила на него копье Сехмет. – Вы все умрете здесь!

– Даже если ты победишь, моя возлюбленная красавица, – приложил ладонь к груди бог войны, – к этому часу все города Нила будут лежать в руинах. Или опыт Саиса и Мемфиса вас ничему не научил?

Ронан за спиной великого Одина хрипло кашлянул.

– Хочешь сказать, никаких руин там пока что нет? – оглянулся на рыжего воина Викентий. – Ну так ведь поджечь город дело нехитрое.

– Достаточно! – нахмурилась властительница Египта. – Не нужно угроз. От вас и так во много раз больше вреда, нежели вы воруете ценностей.

– Не соглашайся, сестра! – оглянулась богиня-львица. – Клянусь, я истреблю их всех!

– Но только после того, как соберешь новую армию, красавица! – напомнил ей великий Один. – Сколько времени тебе понадобится для этого? Месяц, два? Даже если всего неделя, я могу хоть завтра выступить из Мемфиса на юг и за эти дни разорить еще два-три города.

– Мы должны заботиться о судьбе смертных, Сехмет! – повысила голос Исида. – Жизнь обитателей священной земли Та-Кем дороже золота.

– Но я…

– Или ты желаешь выкупить их жизнь на ложе дикаря?!

Могучая Сехмет осеклась, сверля бога войны хищным взглядом, и отступила.

– Вот и договорились, – широко улыбнулся великий Один.

– Есть одна трудность, дикарь. Собирать полный торговый корабль меди слишком долгое занятие. Может, ты откажешься от сей странной прихоти?

– То есть корабль золота вас не смущает, а меди не наковырять? – ехидно хмыкнула Валентина.

– Золото и серебро всегда есть в сокровищницах, дикарка, – с царственной снисходительностью ответила всемогущая Исида. – Тканями и зерном полны амбары. Но кому взбредет в голову копить медь? Все, что есть в наших землях медного, так это котлы, жаровни и посуда в домах смертных. Собирать все это для вас будет долго и позорно. Я предлагаю вам взять вместо меди сундук самоцветов. В цене подарка вы токмо выиграете, а получить их сможете прямо сегодня!

– Сундук самоцветов и торговый корабль, – кивнул великий Один.

– Корабль так важен?

– Семь – это священное число! – напомнил бог войны.

– Да будет так! – величественно кивнула властительница Египта. – Я прикажу собрать для вас желаемое сокровище и завтра к полудню корабли прибудут в Мемфис.

– И бочонок пива! – добавила Валентина, отбрасывая опустевшую крынку.

Всемогущая Исида, не отвечая, развернулась и ушла в глубину храма, растворившись в сумраке. Следом поспешили богоосел и богособака, а могучая Сехмет осталась на месте, сверля бога войны взглядом.

– За что тебя назвали «танцующей в крови», моя возлюбленная красавица? – дружелюбно спросил Викентий, разведя руками.

– Однажды я едва не истребила все человечество, дикарь, – ответила женщина-львица. – Я хохотала и веселилась, танцуя по колено в человеческой крови. Как вскоре станцую возле твоего трупа.

– Что же тебя остановило в этом истреблении?

Великанша ответила рыком ярости и убежала вслед за хозяйкой.

– Она перепилась красного вина, приняв его за кровь, – полушепотом поведал Измекил. – И заснула прямо во время битвы. А когда проспалась, то не смогла продолжить свое деяние из-за нестерпимого похмелья. Пользуясь этим, всемогущая Исида приручила ее, даровав исцеление.

– Вот и рассказывайте после этого о вреде алкоголя! – расхохоталась богиня смерти. – Вино и похмелье спасли человечество от тотального геноцида! Однако, Вик, как тебя угораздило запасть на этакое чудовище?! Не боишься, что Фригг тебя кастрирует, когда вернется?

– Моя возлюбленная Фригг меня всегда и во всем поддержит, – криво усмехнулся великий Один. – Ведь она моя жена и давала таковую клятву.

– Ты, главное, палку не перегибай! – посоветовала девушка.

– Я постараюсь, – кивнул бог войны. – Измекил, у тебя остался последний шанс! Готов ли ты принять наше покровительство или так и станешь чахнуть в темном храме, ожидая страшного суда и вечности Дуата?

– Я поклялся служить всемогущей Иси…

– Все ясно с тобой, зануда! – перебила его валькирия. – Оставайся лысым!

– Благодарю тебя, о великая, – почтительно поклонился в ответ юный жрец.

– Мои соболезнования!

Славяне покинули храм, миновали серебряные громадины, поднялись по длинной лестнице с широкими ступенями к храму Мудрости и Посвящения, заменяющему в величайшем святилище планеты ворота, и только снаружи, возле колесниц, великий Один спросил:

– Скажи, Ронан! Столь богатый выкуп, который я истребовал, утешит детей воды за слишком раннее отступление?

– Мы победили в трех великих битвах, повелитель, мы вдосталь развлеклись в покоренных городах, мы заслужили славу, – степенно ответил вождь из Толленза. – Если к этому добавить хорошую добычу, наши воины вернутся домой, прославляя твое имя. Мы восхищены твоей любовью и не станем ей препятствовать.

– Какой еще любовью? – удивленно остановился бог войны.

– Ну… Твое восхищение могучей Сехмет… – осторожно напомнил рыжий воин.

– А-а, дружище, – отмахнулся бог войны. – Как ты можешь верить тому, что твой воевода рассказывает врагам? Переговоры нужны для того, чтобы обманывать противника, а не просвещать его! Неужели ты и вправду решил, что я сомлел от этого когтистого гривастого чудовища?

– Но тогда… Зачем?

– Здешним богам незачем знать, почему мы так спешно уходим. Пусть считают, что все это случилось из-за моей полоумной страсти к женщине-львице. Тогда наш новый визит станет для них вдвойне неожиданней.

– Ты забываешь про их умение заглядывать в будущее, Вик! – покачала пальцем девушка.

– На всякое действие всегда найдется противодействие. Я что-нибудь придумаю.

– Но тогда почему мы уходим? – спросил Переслав, плечи которого выпирали далеко в стороны из-под куцей египетской туники.

– Наш общий друг Матвей все-таки смог сварить булатную сталь, – ответил великий Один. Прочитал недоумение в глазах славян и мотнул головой: – Ах да, вы же не знаете, что это такое! Ну так представьте себе копейные наконечники, которые не разбиваются при сильном ударе и не ломаются, воткнувшись в кость. Представьте себе топорики, которые с легкостью рубят кирасы, щиты и шапки. Представьте себе длинные ножи, которыми можно не только резать мясо и свежевать туши, но и пробивать насквозь тела врагов. Представьте себе броню, которую не способно повредить ни одно оружие мира. Вот что такое сталь! Если моя армия получит харалужное оружие, то каждый мой воин будет стоить десяти бойцов из иных народов, каждый дружинник станет равен богам. И тогда мы покорим весь этот мир!

– Любо! – обрадовались мужчины.

– Уходим-то мы почему? – зевнула валькирия. – Не вижу связи.

– Я хочу успеть к нашему другу до заморозков, Валька. Поэтому отсюда нужно отчалить пораньше. Наверстаем свое через год или два, когда вернемся с настоящим оружием, людьми железного века, а не племенами из неолита!

– Откуда? – не расслышал его рыжий воин.

– Издалека, Ронан, – не стал вдаваться в подробности бог войны, – издалека.

Славяне разошлись по колесницам, развернулись и стремительно умчались в богатый, несмотря ни на что, и обширный, зеленый Мемфис.

Этот день продолжился куда лучше, чем начинался. Во всяком случае, для бога войны. Дворец номарха города, куда верные соратники привезли великого Одина из святилища Мудрости и Посвящения, оказался просто сказочным уголком! Белоснежный дом, окруженный абрикосовым садом, в нескольких местах украшенным маленькими, в несколько шагов, прудиками с растущими в них лотосами; с легкими, увитыми виноградной лозой навесами перед входом в дом и по сторонам от него; с плетеной мебелью на выложенных мраморными плитами площадках. Но самым потрясающим во дворце оказался, конечно же, бассейн. С мозаичным дном, гранитными стенками, прозрачной водой…

Добавить сюда цветомузыку, караоке и шампанское – и полное ощущение, что ты вернулся в двадцать первый век!

Увы, но незваным гостям номарха пришлось ограничиться пивом и вином, жарким и сластями, и танцующими под собственное пение обнаженными невольницами.

Однако сейчас это было именно тем, чего так не хватало богу войны. Хотя бы один день полного покоя. Кресло на берегу бассейна, рядом только друзья, смех и песни, вкусная еда и сколько угодно пива…

К середине второго дня к причалам Мемфиса пришли обещанные всемогущей Исидой корабли. Шесть – сидящие глубоко в воде, один – качающийся с боку на бок, как поплавок. Однако дети воды на это долго смотреть не стали и очень быстро набили все трюмы приглянувшимся добром: котлами, подсвечниками, жаровнями и, конечно же, бочонками и кувшинами с пивом.

В вечерних сумерках из бассейна вышла могучая сероглазая женщина.

– Ты, как всегда, вовремя, моя возлюбленная супруга, – поднялся из кресла ей навстречу великий Один, взял руки в свои и поцеловал ладони, после чего обернул супругу в заранее приготовленную тогу, застегнул на шее драгоценное оплечье, сплетенное из тонкой золотой проволоки и осыпанное сверху пластинками из яшмы, сердолика, аметиста, малахита и агата и мелких сверкающих самоцветов крупной огранки между ними.

– Я вовремя, – согласилась повелительница воды и с чувством поцеловала мужа в губы.

Над Нилом тем временем заклубился туман, которому в этот раз уже ничто не мешало выползать на берег и просачиваться между домами. В этот туман со всех сторон входили веселые и хмельные мужчины, многие из которых вели с собой подружек или несли в заплечных мешках еще какую-то последнюю, слишком поздно замеченную добычу.

А когда первые солнечные лучи развеяли сие низкое белесое облако, флот северян уже исчез.

Назад: Амулет любви

Дальше: Власть булата