* * *
– Арина, ты не сможешь сейчас отбиваться от двух противников сразу, – послышался голос Угрима. – Сражаясь со мной, ты подставляешься под удар Тимофея. Занявшись им, ты окажешься беззащитной передо мной.
Князь стремился внести смятение в сердце супруги. А Тимофей мягким кошачьим шагом подходил к обнаженной гречанке. Жалко, ох, жалко рубить такое прекрасное тело! Но на этот раз он будет рубить насмерть. Как его заставили рубить Ермолая. Вот только бы подобраться поближе.
Арина словно почувствовала его мысли. Княгиня вновь шевельнула ладонью, но на этот раз Тимофей был начеку и успел вовремя отскочить с пути метнувшейся к нему борозды. Борозда вспорола пол слева от него, уткнулась в стену за спиной. Второй удар княгини, судя по всему, оказался сильнее первого: древняя кладка вздрогнула и осыпалась крошкой битого камня. От такого не спас бы никакой доспех.
Впрочем, Арине пришлось поплатиться за содеянное. Отброшенная Угримом, она с трудом удержалась на ногах. Княгиня находилась сейчас возле висевшего в воздухе Бельгутая. Отступать дальше было слишком опасно. До каменной стены, о которую князь-волхв намеревался размазать супругу, оставалось пара-тройка шагов, не больше. Дальше была смерть.
– Тимофей больше не в твоей власти, – продолжал Угрим, наседая на Арину. – Сейчас он до тебя доберется. И уж поверь, хороший ратник, действующий по своему усмотрению, лучше чем горящая одежда, направляемая магией.
Взгляд князя скользнул по дотлевающим сорочке и плащу ворожеи. Арина попыталась воспользоваться этим, но не очень успешно. Ей удалось выиграть полшага – не больше.
– Нас двое, Арина, – процедил сквозь зубы Угрим. – Ты одна. И ты обречена.
Прекрасное лицо гречанки исказила кривая усмешка.
– Да, вас двое, князь, – через силу прохрипела Арина. – Но и я не одна. Здесь есть еще кое-кто, у кого, я думаю, будут к тебе свои счеты.
Она позволила Угриму вновь отбросить себя назад и припечатать к стене. Но взамен…
Нет, княгиня не ударила Тимофея в третий раз. Ее ворожба была обращена в другую сторону. Слабое мановение пальцев Арины и краткое колдовское слово освободили Бельгутая из полона времени.
С застывшей в воздухе человеческой фигуры брызнули синие искры, и татарский нойон завершил свой затянувшийся прыжок. Бельгутай рассек ножом пустоту. Мягко приземлился на пол. Разъяренно, с выкриком, выдохнул. Глянул вокруг шалыми глазами.
На лице степняка промелькнуло изумление. Но лишь на миг: ханский посол был хорошим воином, он быстро соображал и так же быстро действовал. И еще быстрее выбирал врага, которого следовало устранить в первую очередь. И союзника, который поможет одолеть врага.
Сейчас союзникам кочевника могла стать Арина.
Угрим сосредоточенно двигал на гречанку сияющий колдовской круг. Прижатая к стене магическим прессом, Арина хрипела и корчилась. Руки княгини – уже не выставленные вперед, а раскинутые в стороны – пытались хоть немного отодвинуть навалившуюся на нее плотную воздушную стену. Налитая высокая грудь сплющивалась, растекалась по ребрам, словно придавленная гигантской стопой.
Колдовской круг надвигался.
Арина сопротивлялась, как могла.
Бельгутай с ножом осторожно подступал к Угриму.
Забыв об Арине, Тимофей метнулся было наперерез степняку, но вовремя остановился. От ханского посла его сейчас отделяла широкая борозда, перепахавшая пол. Над бороздой сиял колдовской красно-зелено-синий круг и гудел воздух.
Тимофей тронул кончиком меча вибрирующую пустоту над бороздой. И едва успел отдернуть руку. Меч раскололся надвое – от острия до набалдашника рукояти. Упавшая на землю сталь разбилась, будто глиняные черепки. Путь преграждала незримая, но непреодолимая стена. И обегать ее времени не было: Бельгутай уже занес руку с ножом.
«Метнет!» – пронеслось в голове Тимофея. Засапожник-хутуг, вообще-то, плохо приспособлен для метания, однако, брошенный опытной рукой, он мог нанести серьезную рану.
– Кня-а-аже! – вскричал Тимофей. – Берегись! Нож!
Татарин швырнул свое оружие с полудюжины шагов. Засапожник, вертясь, полетел в неприкрытое горло Угрима.
Князю пришлось отвести правую руку от Арины. Угрим направил сжатый кулак на нож. Хутуг звонко переломился в воздухе. Кривое лезвие вонзилось в земляной пол у ног Угрима, рукоять ударила в потолок над его головой и отлетела за спину князя. Теперь от чародейского поединка отвлекся уже Угрим. И Арине хватило секундного послабления, чтобы выскользнуть из-под магического пресса. Княгиня отпрянула от стены.
Трехцветный магический круг, не встречая больше сопротивления, вошел в древнюю кладку. Вошел и погас. Гудение воздуха, взбороздившего земляной пол, стихло. Камень был вмят в камень. А продавленная в стене дыра оказалась столь глубока, что в ней поместилась бы охотничья рогатина. Увы, колдовская мощь была потрачена впустую.
Эта схватка тоже окончилось вничью. Княгиня с исцарапанной о камни спиной, по-прежнему стояла на ногах. Арина хрипло дышала, но тонкие смуглые руки уже плели в воздухе замысловатые магические пассы. Покачивалось в неведомом ритме голое тело. Изгибаясь по-змеиному, княгиня обманными маневрами старалась сбить противника с толку, не позволяла ему сосредоточить магический удар в одной точке и всячески стремилась пробудить крайне неуместное в этом бою желание мужчины к женщине.
Ворожея извивалась в таинственном, влекущем и будоражащем танце, ничуть не стесняясь своей наготы, а, наоборот, выставляя ее напоказ. Это была обычная женская хитрость, но Арина старалась больше, чем любая из женщин. И хотя сейчас не время было любоваться прелестями прекрасной гречанки, Тимофею стоило немалых трудов отвести глаза от высоких грудей и округлых бедер и прогнать ненужные мысли. Бельгутай – и тот на пару мгновений прилип к княгине вожделеющим взглядом.
Один только Угрим не отвлекался на соблазнительно-гибкое тело Арины. Угрим неотрывно смотрел в ее влажные карие глаза. Князь-волхв тоже совершал плавные движения руками. И двигался сам, меняя стойки, позы, место расположения. Он словно уклонялся от невидимых стрел и одновременно танцевал последний смертельный танец с супругой. А может, и в самом деле, уклонялся. А может, действительно, танцевал. Кто их, этих чародеев, знает…
Судя по всему, близилась кульминация затянувшегося противостояния. Угрим и Арина готовились к решающему удару. Каждый вбирал в себя силу – столько, сколько мог, сколько успевал, сколько умел – и зорко следил при этом за движениями противника. Оба – и волхв, и ворожея не видели сейчас ничего, кроме друг друга.
А значит, с Бельгутаем надлежало разбираться Тимофею. И без оружия притом. Если степняк вновь встрянет не в свое дело, то придется. А ведь встрянет же!
Татарский нойон мягким кошачьим шагом приближался к Угриму.
Тимофей встал между ним и князем.
– Бельгутай! Не надо! Не лезь! – предупредил он по-татарски, еще надеясь образумить, уговорить, остановить…
Но Бельгутай будто оглох. Татарин упрямо шел вперед.
Что ж, ладно… Тимофей поднял кулаки. Черного бесермена ему удалось утихомирить с одного удара. Сколько выдержит Бельгутай?
Когда он уже заносил руку, целя в неприкрытую шеломом голову татарина, степняк вдруг резким нырком ушел вправо, в сторону и от Тимофея, и от Угрима. Ханский посол бросился вовсе не на князя. Бельгутай метнулся в темную нишу за его спиной. К Кощеевой Кости.
* * *
Видимо, от взгляда Угрима, все же, не укрылся неожиданный рывок Бельгутая. Или князь распознал замысел нойона каким-то иным способом. Глаза князя-волхва по-прежнему смотрели на Арину, руки все так же выписывали в воздухе сложные пассы, но…
– Останови его, Тимофей! – приказал Угрим.
– Не отдавай ему Кость! – взвизгнула Арина.
Княгиня тоже все заметила и все поняла. Она тоже не желала, чтобы Бельгутай вынес из подземелья Черную Кость. Ну да, конечно, гречанка сама претендует на древнюю Реликвию. Как и Угрим. Но ни князь, ни княгиня не могли сейчас прервать поединка и задержать татарского нойона своими силами. Ни тот, ни другая не позволяли себе отвлечься даже на краткий миг, ибо каждый способен был в любой момент нанести противнику смертельный удар.
А Бельгутай уже подхватил кристалл с десницей Кощея. Сдернул со стены один из горящих факелов. Бросился к выходу из залы.
Что ж, шансы у него были. Широкая подземная галерея выведет его в подвалы детинца. Потаенный ход, запечатанный Угримом и взломанный Ариной, открыт: княгиня не потрудилась замуровать его снова. Или не смогла сделать этого, что уже не важно. А если Бельгутай выберется из подвалов в детинец, то, наверняка, найдет способ уйти и из города. Дружины в крепости сейчас – кот наплакал. Ратники, стоящие в карауле, высматривают врагов снаружи. Вряд ли страже придет в голову, что кому-то среди ночи понадобится бежать из сонного Острожца. Да и кто осмелится задерживать обладателя охранной золотой пайзцы? Кто посмеет в отсутствие князя навлекать на город гнев татарского хана?
Тимофей бросился за степняком. Настиг Бельгутая у выхода в галерею. Прыгнул сзади. Сбил. Повалил. Нойон выронил факел, однако не выпустил из рук яйца-кристалла.
– Отдай! – прорычал Тимофей по-татарски.
– Это добыча Великого хана! – яростно выплюнул ему в лицо Бельгутай. – Черная Кость принадлежит Огадаю!
– Отдай! – повторил Тимофей.
Кое-как ему удалось подмять под себя степняка, но вырвать прозрачный саркофажец из цепких пальцев оказалось не просто.
Тимофей размахнулся. Ударил.
Бельгутай, мотнув головой, увернулся. Кулак прошел вскользь, лишь оцарапав выступающую скулу степняка. Татарин ответил. Лежа на спине, нойон обрушил острый конец кристалла на голову Тимофея.
Удар пришелся под край шелома, в правое ухо, прикрытое гибкой бармицей. Острая резкая боль затмила взор. Бельгутай спихнул с себя Тимофея, вскочил на ноги. Но далеко отбежать ханский посол не успел. Тимофей схватил татарина за лодыжку. Дернул на себя, вновь опрокидывая на земляной пол. На этот раз яйцевидный кристалл выскользнул из его рук.
Пальцы вцепились в металлические бляхи на кожаном панцире кочевника. О край панцирной пластины сломался ноготь, но Тимофей даже не почувствовал этого. Бельгутай тоже схватился за его кольчугу, царапая пальцы в кровь, перевалил Тимофея через себя, отпихнул, потянулся к Кости.
Но Тимофей все же достал ее первым. Вышиб мыском сапога из рук Бельгутая, запнул, не глядя – лишь бы подальше, посильнее. Куда-то в сторону…
В сторону?
Проклятье! Прозрачный кокон с Кощеевой десницей катился в сторону княгини!
К голым ногам Арины!
Но ведь не посмеет же гречанка отвлечься! Сейчас, когда глаза Угрима неотрывно смотрят в ее глаза, а руки князя творят смертельную волшбу. Не станет же так рисковать?!
Она посмела. Стала…
Быстро нагнулась. Схватила Кость.
Угрим ударил в тот же миг. Всей собранной силой.
На княгиню из рук Угрима, как молоко из крынки выплеснулся яркий белый свет. Свет должен был накрыть гречанку с головы до ног. Должен был смыть ее, стереть без следа.
Не накрыл. Не смыл. Не стер.
Вскинув перед собой Кощееву Кость, Арина прикрылась ею как щитом. Что-то коротко шепнула…
Поток света отразился от граненого бока кристалла, разорвался, разошелся вправо и влево, вверх и вниз. Пол у ног княгини полыхнул алой дымящейся полосой. По стене, за плечами никейской ворожеи, вязким багровым водопадом потек расплавленный камень. Закапали огненные капли со свода.
Угрим вскинул над головой руки, торопливо вбирая силу из Кости, что была уже в ладонях Арины и готовясь к новому удару. К княгине бросился Тимофей. За ним спешил Бельгутай, по убеждению которого Черная Кость могла принадлежать только хану Огадаю и никому иному.
Расстановка сил изменилась. Теперь гречанке предстояло биться сразу с тремя противниками: с одним могущественным колдуном и с двумя опытными воинами.
Она предпочла поступить иначе. Арина резко повернулась и быстро-быстро, крест-накрест перечеркнула Черной Костью оплывающую после Угримова удара стену. Стена расступилась. На ее месте открылась тьма, едва подсвеченная изнутри разноцветными искрами.
Темная Тропа! Тимофей все понял: Арина уносила ноги. Колдовской путь был сейчас единственным доступным ей путем к отступлению.
Угрим яростно взревел. Огненная стрела, пущенная князем, пронеслась над головой Арины и исчезла во мраке Тропы. Там магическое пламя обратилось в еще одну искорку – далекую и безобидную. Не попал князь! Не сумел. Поторопился…
Тимофей с разбега перепрыгнул через дымящуюся полосу на земляном полу. Гречанка бросилась в темную дыру, как в омут. Гибкое стройное тело мелькнуло в колдовских огоньках, длинные растрепанные волосы взметнулись над смуглыми плечами.
Вот в них-то и вцепился Тимофей. В последний миг он успел-таки подскочить к Тропе. Схватил! Левой рукой. Мертвой хваткой…
Взвизг Арины донесся, как сквозь густой туман. Сама княгиня уже почти сгинула там, в искрящемся мраке, но ее волосы, захваченные пятерней Тимофея, еще были здесь, в подземной зале.
Наматывая тугие черные космы на кулак, Тимофей, что было сил, тянул ворожею на себя. И вы-тя-ги-вал!
Из зияющей дыры в стене показалась голова княгини, обнаженные плечи, спина…
Отчаянный, неистовый, пронзительный визг теперь заполяил всю подземную залу. Но вряд ли никейская чародейка визжала просто от боли. Бессильная ярость Арины – вот что звенело сейчас у Тимофея в ушах.
* * *
– Держи! – неподалеку стоял, разведя руки, Угрим. Между ладоней князя мерцало наливающееся силой свечение. – Держи ее, Тимофей!
Видимо, князь-волхв намеревался ударить еще раз – самый последний. Убить княгиню хотел. Или закрыть Тропу.
Бельгутай был уже совсем близко. Степняк больше полагался на обычную человеческую силу, а не на магию.
Еще секунду удержать бы Арину. Полсекунды хотя бы…
Княгиня извернулась, и Тимофей увидел лицо гречанки. Куда только подевалась былая краса? Яростный ведьмин оскал, пылающие ненавистью и страхом глаза, слипшиеся волосы, разбитый лоб…
Арина, прижимая, будто младенца, саркофаг с Костью к левой груди, выбросила правую руку назад. Вывернутая кисть со скрученными пальцами мелькнула у головы Тимофея, и он, повинуясь, скорее инстинкту, нежели разуму, отбил ее наручем. Едва успел.
Из центра узкой ладони ударил тонкий, голубоватого цвета, луч. Колдовской луч этот срезал кусок мелкокольчатой бармицы над правым виском Тимофея, едва не распорол ему ухо и шею. Блеснул стальным отсветом, ушел за плечо. Сзади послышался вскрик Бельгутая.
Магическое лезвие, обращенное против Тимофея, случайно задело ханского посла. Краем глаза Тимофей заметил, как степняк оседает на пол, схватившись за правую ногу. Самого же его лишь обдало холодом, будто приложили справа заиндевелой шершавой доской. Стылая, соприкоснувшаяся с леденящим лучом бармица и шлем морозили голову даже через толстый подшлемник.
А вывернутая ладонь Арины вновь целит в лицо! И если хоть немного промедлить…
Тимофей медлить не стал.
Он машинально, не раздумывая ударил свободной рукой. Без замаха, но быстро и в полную силу. Как привык бить, чувствуя смертельную угрозу. Совсем не так, как прежде приласкал Арину рукоятью меча.
Кулак Тимофея обрушился на темя княгини. Княгиня ахнула. Голова ворожеи мотнулась в сторону. Стройные ноги подогнулись. Смуглое голое тело без чувств завалилось вперед, во мрак Тропы. Выскользнувший из-под левой груди кристалл полетел туда же. А Тимофей…
Тимофей растерянно замер, глядя то на левую руку, опутанную женскими волосами, то на правый кулак с зудевшими костяшками. Вот ведь крысий потрох! Не подрасчитал он малость. Дюже сильно шарахнул. Княгиня от удара дернулась так резко, что Тимофей поневоле вырвал клок волос из ее головы. Потому-то и не удержал ни Арины, ни Кощеевой Кости. Не сумел удержать!
– За ней! – прогремел под сводами крик Угрима.
За кем – за ней? За чем – за ней? За княгиней? За Костью? Наверное, за Костью в первую очередь. Или, все же, за княгиней, знающей непозволительно много?
Тимофей оглянулся.
Князь больше не выписывал в воздухе магические пассы. Ищерский князь-волхв бежал к Темной Тропе. Бельгутай валялся на полу, растирая одеревеневшую ногу. Видимо, боли нойон пока не чувствовал, но подняться не мог. Небольшая рана, чуть выше правого колена, не кровоточила. Аккуратные края разреза бугрились инеем и вспузырившимся красным льдом, а вспоротая колдовским лучом штанина покрылась хрупкой морозной коркой.
– Тимофей, за не-е-ей! – Угрим только-только подбегал к Тропе. А Тимофей стоял перед самым черным зевом. Он сейчас был ближе.
Что ж, за ней, так за ней. Тимофей шагнул к дыре в стене.
И тут же отпрянул назад, прикрывая глаза руками.
Крысий потрох! Из глубин искрящегося мрака ударил бело-голубой свет. Холодный блеск застывших молний рассек, развалил и поглотил тьму.
Знакомая вспышка! Таким же высверками Угрим взломал колдовскую Тропу, когда вырывал с нее Тимофея, Бельгутая, черного бесермена и Кощееву Кость. Только теперь это дело рук не Угрима. Кто-то другой теперь постарался.
Все закончилось в пару мгновений. Колдовской Тропы не стало. Дыра в стене сомкнулась. Оплавленная кладка стояла перед ними несокрушимой преградой.
– Княже, – неуверенно пробормотал Тимофей. – Можно что-нибудь сделать? Вернуть? Тропу? Княгиню? Кость?
Угрим мрачно покачал головой:
– Нет. Этой Тропы больше не существует. Кто-то добрался до нее раньше меня, и кто-то взял с нее то, что хотел.
– Кость? Княгиню?
– И то, и другое, – тяжелый взгляд Угрима уперся в стену. – Знания Арины – не менее ценная добыча, чем Кощеева Кость. Пока она без сознания, сильный чародей сумеет ее пленить. А слабый не смог бы взломать Тропу.
Пока без сознания? Его, Тимофея, стараниями, между прочим, без сознания.
– Княже, я… – Тимофей развел руками, – я просто…
– Не нужно, – поморщившись, отмахнулся Угрим. – В случившемся нет твоей вины, Тимофей. По крайней мере, на тебе ее не больше, чем на мне. Это я недооценил Арину. Я хотел заманить ее сюда. Я надеялся проникнуть в мысли и память княгини, используя силу Кости и твое… твое участие… твою помощь…
«Мое тело, – мысленно поправил его Тимофей, – отданное на откуп никейской ворожее, ловко подсунутое ей, несущее на себе следы колдовских печатей, и открытое для чужой воли».
– Я рассчитывал справиться с ней быстро и без лишних хлопот. Не вышло… Не получилось быстро и без хлопот. Арина оказалась сильнее и хитрее, чем я ожидал. Эти стены, – Угрим обвел взглядом подземелье, – пропитаны магическими токами Кощеева тулова. Арина смогла черпать из них силу, достаточную, чтобы противостоять мне.
– Княже, позволь спросить…
– Говори, – разрешил Угрим.
– Ты открыл мне свои тайны и запечатанные ходы для того, чтобы я исполнил эту службу? – Тимофей задавал вопрос, в общем-то, уже зная ответ. Но ему хотелось узнать другое: насколько честно ответит князь.
– Для этого, – сухо сказал Угрим. – И для этого тоже. Но прежде чем открыть сокрытое, я спросил, готов ли ты служить мне во всем. И получил утвердительный ответ. Я спрашивал тебя трижды. И трижды ты говорил «да».
Точно. Так все и было – вынужден был признать Тимофей. Чего ж теперь обижаться-то? Нечего.
– И у опочивальни княгини я тоже стоял неспроста, да княже?
Угрим усмехнулся.
– Я же видел, какими глазами ты смотришь на Арину. Трудно было этого не заметить.
– Значит, поэтому…
Поэтому князь велел ему нести караул перед дверью, за которой была заперта красавица-княгиня.
– Ты бы не смог противостоять чарам Арины, даже зная, что она опасна. А ведь я предупреждал тебя, Тимофей.
Верно. Предупреждал…
– Должен был предупредить, чтобы для Арины все выглядело правдоподобно. Ей предстояло проникнуть в твои мысли. Я даже давал тебе позволение зарубить ее.
Давал…
– Только ты все равно не смог бы убить Арину.
Тимофей опустил глаза. Да, он не смог.
– А ей убивать тебя было ни к чему. Ты нужен был ей живым.
– Арина убила Ермолая, княже, – заметил Тимофей. И тут же осекся. – Вернее… вернее, это я убил его по ее воле.
Угрим молча кивнул. Понимающе и сочувствующе. Будто знал уже. Да нет, не будто: он, действительно, знал. Когда через Тимофея Угриму открылись помыслы и память княгини, ему стало известно все. Хотя, может быть, судьбу несчастного дружинника князь предвидел еще раньше.
– Ты специально поставил Ермолая у входа в подвал? – спросил Тимофей, в упор глядя на Угрима. – Именно его.
Князь кивнул снова, однако на этот раз отмалчиваться не стал:
– Кого-то следовало там поставить. У подвальной двери всегда дежурит стража, и если бы ее не оказалось сегодня, Арина заподозрила бы неладное.
Угрим отвел глаза.
– Я не знал, как она поступит с Ермолаем. Мне жаль его, – сожаление, прозвучавшее в голосе Угрима, казалось искренним. – Он был хорошим воином, хотя и не из лучших. Но, согласись, всегда предпочтительнее потерять того, кто не из лучших.
Согласиться Тимофею было трудно. Но и не согласиться с князем он не мог.
– А как сам ты здесь появился, княже? – Тимофей просто решил сменить тему разговора.
– В подземелье под подвалами детинца много ходов, – ответил Угрим. – Некоторые выходят на поверхность вдали от Острожца. О них известно только мне и все они надежно запечатаны.
– Твоей колдовской печатью? – уточнил Тимофей.
– Ею, – кивнул Угрим. – Я оставил дружину, с которой уехал, и воспользовался одним из этих лазов, чтобы вернуться. Пробрался сюда и дождался вас. Арина не должна была ничего знать. Поэтому ничего не знал и ты. Никто об этом не знал.
* * *
Их беседу прервал стон Бельгутая. Видимо, замороженная рана начинала оттаивать, а вместе с теплом приходила боль. Степняк сидел на полу, обхватив ногу, пронзенную колдовским лучом. Нойон раскачивался всем телом. Зубы Бельгутая были стиснуты, глаза прикрыты, по бледному лицу катились крупные капли пота. На лбу вздулись вены, а на скулах часто-часто подергивались желваки.
– Э-э-э, а татарин-то наш совсем плох! – озабоченно протянул Угрим. – Тимофей, скажи бесермену, пусть не дергается. Я знаю волшбу, под которую он попал. Попробую что-нибудь сделать…
Угрим склонился над раненым. Ханский посол недобро ощерился.
– Твой коназ-шаман, не сумевший справиться даже с голой ведьмой-шулмасой, теперь хочет добить меня, да Тумфи? – прохрипел по-татарски Бельгутай.
Страха в глазах нойона не было. Узкие щелки на скуластом обветренном лице смотрели спокойно. Щеки горели нездоровым огнем.
– Тьфу ты, дурень! – сплюнул Тимофей. – Исцелить он тебя хочет, а не добить!
– Для чего ему меня врачевать? – удивился Бельгутай. – Побратимом-анда я ему все равно не стану. Другом тоже. И в союзники набиваться не буду.
Степняк зло покосился на Угрима, поморщился:
– Зачем мне друг, который берет принадлежащее моему хану?
«Ну вот, опять двадцать-пять, крысий потрох! – мысленно выругался Тимофей. – До чего упрям, все-таки, этот татарин!»
– И зачем мне союзник, который не в силах удержать взятого?
Палец Угрима коснулся оттаивающей раны. Вопль, который испустил Бельгутай, не был похож ни на что, слышанное Тимофеем раньше. И уж, во всяком случае, на человеческий крик он походил меньше всего. Вопль заметался от стены к стене, забился под сводами, не находя выхода из подземной залы. Тимофей поежился. Когда ТАК кричат воины, привыкшие к ранам и не обращающие внимания на обычную боль, становится по-настоящему страшно.
Казалось, Бельгутай кричал целую вечность. Угрим, наконец, убрал руку с ноги степняка. Крик оборвался. Обмякшее тело ханского посланца завалилось на бок. Рана над коленом затянулась без следа. Сам Бельгутай лежал без чувств.
– Исцеление колдовских ран всегда такое мучительное? – ошеломленно спросил Тимофей.
– Нет, конечно, – пожал плечами Угрим. – Я мог бы все сделать, не причиняя татарину боли.
– Тогда зачем?..
Князь-волхв скривился:
– Не люблю, когда на меня так смотрят и когда обо мне так говорят.
Тимофей недоуменно взглянул на Угрима.
– Княже, ты понимаешь по-татарски?
– Я вижу, что кроется в глазах и сердце человека, – ответил Угрим. – Этого достаточно. Это лучше, чем знать язык. К тому же, я собираюсь выяснить, кто тот счастливчик, который получил Кощееву Кость с Ариной впридачу. А ханскому послу этого знать не обязательно.
– Но разве это возможно выяснить? – удивился Тимофей. – Если Тропы, по которой ушла княгиня, больше нет.
– Тропы нет. Но Арина оставила свои волосы, – Угрима смотрел на руки Тимофея.
Тимофей опустил глаза. Да, на его пальцы все еще был намотан выдранный из головы княгини клок длинных черных волос. Волос было много. Но…
– Но при чем тут они, княже?
– Даже одежда Арины несла на себе ее чары, – Угрим кивнул на две кучки пепла, оставшиеся от сорочки и плаща гречанки.
Платье княгини сгорело дотла. Сгорела так, как не горит обычная ткань в обычном огне. Тимофей вспомнил пылающие одеяния, атаковавшие князя. Да уж, одежда несла – тут не поспоришь. Такие чары она на себе несла!..
– Волосы же чародейки, – продолжал Угрим, – есть часть ее самой и ее силы. Потому-то опытные колдуньи никогда не стригутся. Даже будучи отрезанными, волосы ворожеи долгое время сохраняют магическую связь со своей хозяйкой. Эта связь может быть использована, чтобы навредить чародейке или проследить за ней. В данный момент меня больше интересует второе. Надеюсь, волосы Арины помогут нам что-нибудь выяснить. Дай их мне.
Тимофей послушно протянул князю ладонь. Угрим тщательно собрал с нее все, до последней волосинки.
– Чем больше волос, тем выше шансы на успех, – объяснил князь-волхв. Усмехнулся: – А ты, Тимофей, молодец, хваткий парень. Столько косм гречанке выдрал! Думаю, этого нам хватит.
Потом улыбка сошла с губ Угрима. Лицо князя посерьезнело.
– Теперь слушай внимательно. Сейчас я попробую открыть Окно…
– Окно? – Тимофей растерянно огляделся вокруг. Окно в подземелье – это по меньшей мере странно.
– Окно! – раздраженно, с нажимом повторил Угрим, и Тимофей понял: речь идет не о простом окошке. О волховском. – Через него нельзя пройти, но можно наблюдать. Оно свяжет волосы Арины с ней самой. Не думаю, что нам позволят смотреть в Окно долго, поэтому мне нужна твоя помощь. Четыре глаза видят больше, чем два. Так что смотри и запоминай.
Угрим прикрыл глаза и вполголоса забормотал заклинания. Широкие ладони князя-волхва пришли в движение, скатывая ведьмины волосы в упругий черный ком. Магические формулы звучали долго, руки князя, вытянутые на уровне груди, терлись одна о другую сильнее, быстрее… Комок волос между ними становился все меньше, все плотнее. Ничего не происходило…
Тимофей уже утратил надежду на успех, когда из-под ладоней Угрима вдруг поднялась тонкая струйка дыма. Дымок был какого-то диковинного желтоватого цвета и явно исходил из волосяного комочка, обретшего уже, наверное, плотность камня. Угрим, однако, продолжал с силой катать волосы гречанки, словно намереваясь вовсе стереть их в порошок. Заклинания не умолкали ни на миг.
Слабый дымок становился гуще, насыщеннее, обретал яркие ядовитые оттенки. Дымная струйка не рассеивалась в пространстве, не стелилась над полом и не поднималась к сводам подземелья. Изогнувшись дугой, она вновь сомкнулась с княжескими ладонями, образовав замкнутое кольцо на уровне глаз Угрима. Затем дымчатый круг расширился до размеров тележного колеса, заполнился изнутри желтоватой пеленой…
Угрим перестал читать заклинания и растирать волосяной комок. Князь-волхв открыл глаза. Тимофей, замерев, смотрел из-за правого плеча Угрима.
Очертания подземелья по ту сторону колышущегося кольца расплылись, распались, растаяли, а вскоре исчезли вовсе. Желтая пелена раздвинулась и…
И теперь в воздухе, в самом деле, висело круглое окно, открывавшее взору иное место. Знакомое место! Сквозь желтизну магического круга проступала обстановка походного шатра императора Священной Германо-Римской Империи Феодорлиха Второго Гугена. Шатер освещали два факела в низких подставках, и первое, что увидел в их свете Тимофей, была невысокая фигура в красном. Красная накидка, красный колпак, красные башмаки с загнутыми кверху носками…
– Михель! – вырвалось у Тимофея.
Он сам вздрогнул от собственного крика. Но нет, на той стороне колдовского Окна его не услышали. Их с Угримом там не замечали. Пока…
* * *
– Михель жив, княже! – Тимофей непроизвольно все же понизил голос.
Одежда латинянского мага была опалена и продырявлена в двух или трех местах. Через щеку тянулась темная борозда подживающей раны. Лоб оцарапан. Однако серьезного вреда татарские шары с гремучей смесью чародею не нанесли.
– Выходит, что так, – скрипнул зубами Угрим. – Выходит, что жив. Я говорил тебе: убить Михеля не так-то просто.
– Значит, это он разрушил Тропу Арины! Значит, ему досталось…
Тимофей оборвал фразу, не закончив. Он и сам уже видел: да – досталось, да – ему. И Черная Кость, и никейская ворожея.
– Это его рук дело, – подтвердил Угрим. – Теперь я понимаю… Михель слишком долго владел Кощеевой десницей. Не мудрено, что именно он сразу почувствовал ее на Тропе. Чужую Темную Тропу найти сложно, но если туда попадает Черная Кость, из которой раньше бралась сила, чародей, делавший это особенно часто, быстро отыщет и саму Тропу, и Кость на ней, и тех, кто рядом с Костью. Не так быстро, может быть, как через человека, связанного с ним колдовской нитью, но все же… В прошлый раз, когда я вырвал вас с Тропы, мне удалось опередить латинянского мага. Теперь же… Теперь Михель сумел добраться до Кости прежде, чем это сделал кто-то другой. И прежде, чем Арина пришла в сознание и смогла ему воспрепятствовать.
Прозрачный саркофаг с Черной Костью был придавлен ногой императорского колдуна. Острый конец яйцевидного кристалла указывал в магическое Окно. Но все внимание Михеля было сейчас сосредоточено на пленнице, которая то ли еще не пришла в чувства, то ли вновь лишилась их. Беззащитная нагая княгиня лежала на спине, широко раскинув руки. Хотя нет, не раскинув…
Тимофей присмотрелся внимательнее. Вздрогнул.
– Что это, княже?!
Руки гречанки оказались прибитыми к толстой доске. Дерево было скупо помечено колдовскими знаками. Неведомые символы, вырезанные на скорую руку, отсвечивали слабым бирюзовым светом. Длинные гвозди, вколоченные в ладони Арины, тоже, судя по всему, были заговоренными. Широкие железные шляпки мерцали и переливались в струйках крови темно-зелеными бликами, словно крупные изумруды в красном вине. Изо рта княгини торчал кляп, затянутый на затылке.
– Что он с ней вытворяет? – не мог понять Тимофей. – Пытает, что ли?
Угрим покачал головой.
– Нет, это не пытка. Я объяснял тебе, что пытать чародеев бессмысленно: чары противостоят самой страшной боли. Думаю, это просто мера предосторожности. Михель почувствовал силу Арины и обезопасил себя. Прибитые руки не позволят ей чертить знаки боевой магии. Кляп во рту помешает произнести вслух заклинание. И откусить себе язык, как это сделал твой пленник-бесермен, кстати, ей не удасться. Арина не сможет ни освободиться, ни сбежать, ни убить себя, ни навредить Михелю. Впрочем, и поможет она ему лишь в том случае, если сама сочтет нужным.
Михель задумчиво смотрел на высокую грудь Арины. Вид обнаженного тела прекрасной гречанки, едва не сведший Тимофея с ума, ничуть не волновал мага. В глазах латинянского чародея не было ни страсти, ни похоти. Михель просто ждал, пока полонянка очнется.
В шатре Феодорлиха, кроме Михеля и Арины, не было никого. На первый взгляд – никого. Пустовал даже императорский трон. Но вот за троном…
Поднятая занавеска открывала необъятное ложе из наваленных друг на друга шкур. А на ложе… Что это? Показалось? Нет? Тимофей всматрелся в полумрак шатра. Факелы едва освещали темную нишу позади трона, и Тимофей не сразу различил утопающего в шкурах человека. Человек был весь, с ног до головы, обмотан окровавленными повязками
– Княже! – шепнул Тимофей. – Там, за троном кто-то есть.
– Что? – Угрим оторвал вожделеющий взгляд от Черной Кости. – В самом деле?
Застонала Арина. Михель вынул из подставки факел и склонился над княгиней. Колыхнувшееся пламя на миг осветило пространство за троном и человека на ложе. Тимофей, наконец, разглядел бледное лицо в кровавых, незатянувшихся еще, рубцах. Запавшие глаза были закрыты. Вернее, глаз. Один. Правый. Под рваным левым веком зияла пустая глазница.
– Феодорлих! – изумленно воскликнул Тимофей. – Княже, это император! Значит, он тоже уцелел?!
Хотя, следовало признать, Феодорлиху повезло гораздо меньше, чем Михелю.
– Скверно, – Угрим поморщился. – Феодорлих жив, но немощен. Формально оставаясь императором, он должен был передать бразды правления кому-либо из ближайших советников.
– Михелю? – подхватил мысль князя Тимофей. – Придворному чародею?
– Ему, – процедил сквозь зубы Угрим. – Других советников в шатре я не вижу. Похоже, Михель теперь отдает приказы от имени императора, но по своему усмотрению. И это будет продолжаться столько, сколько нужно латинянскому колдуну. Маг, конечно, не позволит Феодорлиху умереть, но и вряд ли станет торопиться с его исцелением. Что ж, Михель очень умно поступил со своим господином и покровителем.
Что значит «Михель поступил»? Тимофей, сбитый с толку, вопросительно посмотрел на Угрима.
– Княже, но ведь не Михель искалечил Феодорлиха, – напомнил он. – Это татары забросали императора своими сосудами с гремучей смесью.
– А может, Михель позволил степнякам сделать то, что они сделали?
– Но как?! – вытаращил глаза Тимофей. – Как он мог позволить, если татарские громовые шары летели и в императора, и в него самого? Михель на моих глазах едва не расшибся, упав с лошади.
– «Едва»? – усмехнулся Угрим. – А ты уверен, Тимофей, что он не притворялся? Не отводил глаза? Не пускал морок?
– Но зачем, княже?
– Чтобы ввести вас в заблуждение. Чтобы понадежнее закрыть чарами себя и не столь надежно Феодорлиха.
– А после дать уйти мне и ханскому послу? Михель ведь даже не пытался остановить нас своими заклятьями.
– Если он рассчитывал, что вы вольно или невольно приведете его людей к украденной Кости, то это вполне разумно с его стороны.
Тимофей задумался. Да, пожалуй, князь прав: разумно. Вполне… Он снова смотрел в Окно.
Чья-то рука осторожно отодвинула входной полог шатра. Внутрь сунулась голова в начищенном шлеме. Стражник, собиравшийся о чем-то доложить, замер в опасливом полупоклоне, но сказать ничего не успел. Воин явился не ко времени, и Михель одарил его таким взглядом, что тот все понял сразу и без слов. Склонившись еще ниже, латинянин ретировался. Однако прежде, чем тяжелый полог опустился вновь, Тимофей успел разглядеть, что творилось снаружи.
Шли сборы. Необъятный лагерь Феодорлиха снимался с места. На берегу Дуная не было больше разукрашенных гербами и вымпелами шатров и палаток. Над рекой в свете горящих факелов выстраивались бесконечные ряды пеших и конных воинов.
– Княже, – пробормотал Тимофей, – а латиняне-то, кажись, к походу готовятся.
Угрим мрачно кивнул:
– И сдается мне, я знаю, кто их поведет, – князь-волхв смотрел на фигуру в красном.
– Куда ж они выступают-то? И когда?
Угрим перевел взгляд на гречанку.
– Это зависит от того, что скажет Арина, когда очнется. И скажет ли она что-нибудь вообще.
Арина довольно скоро пришла в себя. Глянула на Михеля, потом отвела глаза в сторону. К колдовскому Окну.
Похоже, ворожея заметила, или, скорее, почувствовала напряженные взгляды Угрима и Тимофея. Что ж, неудивительно: магическое Окно было открыто волосами гречанки, и вот теперь…
Теперь в темных очах никейской царевны мешались тоска и злоба. Не имея возможности ни говорить, ни двигаться, Арина испепеляла взглядом отнюдь не латинянского чародея, пригвоздившего ее к доске. Вся клокочущая бессильная ярость княгини билась сейчас в круглую бойницу, созданную волшбой Угрима.
Глаза ворожеи говорили больше, чем слова, и Михель, уловил их движение и выражение лица гречанки, проследил направление ее взгляда. Сам сосредоточено уставился туда же. Нахмурился. Придерживая факел одной рукой, другой тронул голову Арины, медленно провел ладонью по темным распущенным волосам. И вдруг отдернул руку, словно наткнувшись на что-то. Похоже, чуткие пальцы Михеля нащупали незримую магическую связь.
Латинянский чародей внимательно и пристально смотрел в Окно. Смотрел, всматривался… Тимофей затаил дыхание, боясь пошевелиться. Видит что-нибудь маг? Чует? Да? Нет?
Прошла секунда, минула еще одна…
Губы Михеля дрогнули и расползлись в усмешке, не предвещавшей ничего хорошего.
Заметил! Все-таки он их заметил!
Михель поднял руку перед самым Окном. В первый момент Тимофею почудилось, будто указательный перст мага уткнется ему в лоб. Но нет, палец латинянского колдуна был направлен чуть левее – на Угрима.
Затем Михель показал тем же перстом на Кощееву десницу, на Арину. Не было произнесено ни слова, но все и так понятней некуда. Латинянский маг знает о них, он их видит, и он над ними насмехается.
Факел в руке чародея склонился почти к самой голове Арины. Михель что-то шепнул и дунул на пламя. Несильно, вроде бы, однако густой столб огня, оторвавшись от факела, ударил куда-то над головой гречанки. Яркое пламя полыхнуло, будто нимб. Огненная вспышка закрыла Окно.
Угрим выругался сквозь зубы и разжал ладони. Из рук князя выпал ком горящих волос. Скатанные плотным шариком черные волосы Арины распутывались сами собою и извивались, как живые. Тимофей услышал треск пламени. В нос ударил запах жженой плоти.
Дымное кольцо, струившееся из ладоней князя-волхва и окаймлявшее магическое Окно, распалось.
Окно исчезло.
Глава 12
– Что, княже? Что? – Тимофей не на шутку обеспокоился. Не часто приходилось видеть ищерского князя в таком состоянии.
– Крысий потрох – вот что! – процедил Угрим. – Если выражаться твоими словами.
– Все так плохо?
Угрим яростно притоптал дотлевающий волосяной комок.
– Хуже, чем я полагал. Михель командует императорским воинством и владеет Кощеевой десницей. Он видел тебя и меня. И, считай, он уже знает, где искать тулово Кощея.
– Откуда ж ему знать-то?
Угрим бросил на Тимофея раздраженный взгляд.
– У Михеля Арина. Ты не заметил?
– Думаешь, она расскажет?
Князь шумно вздохнул.
– Ты видел, как она смотрела в Окно? На нас? На меня? Ты видел ее глаза? Видел, сколько в них было ненависти? Разумеется, Арина не скажет Михелю всего, что знает, но поквитаться со мной случая не упустит. Ей сейчас незачем скрывать, где хранится тулово навьей твари. Самой Арине уже не добраться до кощеевой ронной залы, зато она может натравить на меня Михеля. Не сомневайся, Тимофей, гречанка и латинянин договорятся. Это вопрос времени.
Тимофей подобрался. Да, похоже, положение серьезное.
– И сколько его у нас, этого времени?
– Меньше, чем ты думаешь. Давай-ка, бери посла, – Угрим кивнул на бесчувственное тело Бельгутая.
– Посла?! Зачем, кня…
– Бери и выноси!
Ясно… Время вопросов кончилось. Наступало время приказов. А княжеские приказы следует выполнять.
Тимофей поднял Бельгутая с пола и, кряхтя, взвалил степняка на плечи. Ох, и тяжел же бесермен при полном доспехе! Ну да ладно, авось, выдюжим как-нибудь.
Тимофей шагнул к выходу.
– Не туда, – остановил его Угрим. – Сюда.
Князь указывал на потаенную нишу – ту самую, над спуском в тронную залу. Пока Тимофей подтаскивал Бельгутая, Угрим силой заклинания и магических пассов сдвинул запорную плиту-люк.
А вот зачем, интересно? С каждой минутой необъяснимых странностей становилось все больше, однако Тимофей молчал. Ему уже дали понять, что вопросы сейчас неуместны. Что ж, полюбопытствуем после, решил он. Когда будет можно.
Небрежным движением пальцев Угрим подпалил торчавший в стене факел. С бездымным колдовским огнем в руке князь-волхв вошел в открывшийся проем и исчез на лестнице под массивной плитой. Тимофей потащил туда же бесчувственного степняка.
Они остановились у покосившейся громады адамантового трона.
– Положи посла! – распорядился Угрим, не оборачиваясь. – Подержи огонь.
Тимофей опустил Бельгутая на пол. Взял факел из рук князя. И что теперь? Что дальше-то?
Угрим поднял руки над вплавленным в самоцветы туловом Кощея. Под древними сводами тронной залы зашелестело эхо волховских заклинаний.
Тимофей счел за благо молчать и смотреть.
Впрочем, смотреть особо было не на что. Черная Кость в прозрачной корке коротко пыхнула темными бликами. Пыхнула и погасла. Больше ничего не происходило.
Угрим, тем не менее, закончил свою странную волшбу и с удовлетворенным видом повернулся к Тимофею.
– Готово! – сообщил князь.
«Что готово-то?» – Тимофей не произнес вопроса вслух, однако скрыть его от проницательных смоляных глаз, конечно же, не смог. Угрим с улыбкой пояснил:
– Теперь Острожец закрыт от чужой магии. Темных Троп снаружи в город не провести. И вражеские чары ему не навредят…
Угрим словно сбросил с плеч тяжкий гнет. Горбатый князь-волхв даже, как почудилось Тимофею, распрямился немного. Видимо, где-то в глубине души Угрим давно ждал этого момента. Ждал и жаждал. И дождался, наконец.
– Сила Черной Кости выпущена из подземелий, – добавил после небольшой паузы князь.
– То есть, как «выпущена»?! – до Тимофея вдруг дошел смысл сказанного. – Ты же сам говорил, княже, что этого делать нельзя. Если магию Кости использовать за пределами подземелья, о ней могут узнать…
– И узнают, – перебил его Угрим. – Непременно узнают. Ищущие Черную Кость, почуют ее. Не сразу, но со временем почуют обязательно. Высвобожденной навьей силы не утаить: слишком заметный след она оставляет в мире яви. Только нам ведь таиться больше смысла нет. Тут хоть таись, хоть не таись, но Михелю все равно скоро станет известно, где искать Кощеево тулово. А может, он уже все знает. Если Арина рассказала.
Что ж, ясно. С этим – ясно… Тимофей перевел взгляд на бесчувственного Бельгутая.
– Княже, а зачем тебе понадобился ханский посол?
– Чтобы отправить послание, – хмыкнул Угрим.
И шагнул к нойону.
Негромкое волховское слово. Звонкий хлопок по скуластой щеке. Татарин, вздрогнув всем телом, мгновенно пришел в себя.
Тимофей напрягся, готовый к новой драке. Но нет, на этот раз, вроде, обошлось. Степняк вел себя смирно. Бельгутай ошалело тряхнул головой. Глянул мутными глазами на Угрима, на Тимофея, с изумлением потер ногу, на которой не осталось ни царапины от былой раны. Перевел взгляд на Кощеев трон. Рассмотрел среди драгоценных каменьев усохшее тулово в прозрачной граненой оболочке. Понял…
В раскосых глазах вспыхнули алчные огоньки.
– Черная Кость?! Еще одна?! – хрипло проговорил посол по-татарски. Бельгутай резко повернулся к Тимофею: – Тумфи, что задумал твой коназ? Зачем он мне ЭТО показывает?
– Скажи послу, Тимофей, я его отпускаю, – невозмутимо произнес Угрим. – Пусть отправляется к своему хану. Пусть поведает Огадаю о том, что увидел.
* * *
Тимофей, озадаченный не меньше самого Бельгутая, перевел слова князя.
Бельгутай помолчал с полминуты, недоверчиво поблескивая прищуренными щелочками глаз. Потом сухо спросил:
– Твой коназ надо мной смеется, да Тумфи?
Тимофей покачал головой.
– Знаешь, Бельгутай, не похоже. Хотя я и сам плохо понимаю, в чем тут дело, – честно признался он.
Действительно, Угрим поступал более чем странно. Сначала князь удерживает ханского посла силой. Теперь вот, наоборот, открывает перед ним свою самую сокровенную тайну и отпускает. Или, все же, только делает вид, что отпускает?
– Тимофей, объясни послу, что Михель жив, что он вернул похищенное у Феодорлиха, и что скоро под стены Острожца подступит войско латинян, – опять заговорил Угрим. – Скажи: если хан не поторопится, эта Кость, – кивок на трон с туловом Кощея, – тоже достанется латинянскому магу.
Бельгутай внимательно выслушал перевод.
– Почему я должен верить твоим словам, Тумфи, и словам твоего коназа?
Тимофей пожал плечами:
– Ты не обижайся Бельгутай, но, сдается мне, верить или нет – это не твоя забота. Твое дело передать хану слова князя. А там уж Огадай сам решит.
Нойон поджал губы, но кивнул, соглашаясь.
– Мне нужен конь, – сказал Бельгутай. – А лучше два. С двумя я быстрее доберусь до ханской ставки. С тремя – еще быстрее.
Все правильно: чем больше загонных коней, тем скорее Бельгутай доскачет до хана. Тимофей передал Угриму просьбу степняка. Тот покачал головой:
– Кони послу не понадобятся. Я открою для него свою Тропу и протяну ее до ханских владений. Ну, чего таращишься? Переводи давай.
Тимофей послушно перевел слова князя. У Бельгутая даже не нашлось слов для достойного ответа. Впрочем, Угрим ответа и не ждал. Угрим уже творил волшбу. Князь прикоснулся одной рукой к Кощееву тулову на адамантовом троне, другую вытянул перед собой. Два резких взмаха крест-накрест – и в воздухе, прямо перед изумленным Бельгутаем, действительно, распахнулся темный зев, подсвеченный разноцветными искрами.
Колдовская Тропа ждала.
Бельгутай с подозрением посмотрел на князя, на черный костлявый скелет, впечатанный в массивный трон, на Тимофея…
– Ну и чего медлишь? – Угрим буравил посла пронзительным взглядом. – Кость с троном прихватить с собой ты все равно не сможешь: силенок не хватит. Так что не теряй времени зря. Иди.
Вряд ли Бельгутай понял хоть слово из сказанного, однако дожидаться перевода татарин не стал. Вскинув голову, все еще ожидая подвоха, но изо всех сил стараясь не выказывать тревоги, ханский посол твердым шагом ступил на Тропу.
Прямая спина Бельгутая растворилась в искрящейся тьме почти сразу же. Первые секунды Тимофей ожидал слепящей бело-голубой вспышки. Но нет, на эту Тропу никто не покушался, и ничего не происходило.
Какое-то время они с князем стояли в полной тишине и неподвижности. Затем Угрим плавным движением руки стер рваную дыру в воздухе.
– Тропа выполнила свое предназначение, – ответил князь-волхв на немой вопрос Тимофея.
– Скажи, княже, это правда?
– Что?
– Ну… Ты действительно отправил посла к хану?
– Разумеется. Я с самого начала твердил тебе, что живым этот татарин будет полезнее, чем мертвым. Так и вышло. Теперь Огадай и его шаман узнают о Кощеевом тулове раньше, чем до них докатится волна от высвобожденной над Острожцем навьей силы. И знаешь, Тимофей… Будь я на их месте, я бы, не мешкая, отправил сюда все имеющиеся под рукой тумены.
Тимофей смотрел на него, не понимая. Не до конца понимая.
– Арина решила столкнуть нас с Михелем, – продолжил князь. – А я хочу столкнуть под стенами Острожца немцев и татар. Только степняки сейчас могут противостоять латинянскому воинству. Только Огадаю по силам помешать Михелю взять Острожец штурмом или измором.
– Но если татары сами пойдут на приступ?
– Тогда пусть им помешают латиняне. Пусть рыцари и кочевники хорошенько потреплют друг друга. Нам это только на руку.
Тимофей нахмурился. Все это, честно говоря, ему не очень нравилось.
– А что будет потом, княже? Когда кто-нибудь возьмет вверх?
– Ну, если больше никто не пожелает вмешиваться в борьбу за Острожец и Кощеево тулово, нам придется иметь дело с победителем. Но к тому времени победитель будет уже не столь силен и опасен.
– Думаешь, Огадай и его колдун не раскусят твоей хитрости?
– А тут нет никакой хитрости, Тимофей, – улыбнулся Угрим. – Все лежит на поверхности. У татар выбор невелик: либо драться с латинянами, либо отдать им Черную Кость. Не будет выбора и у Михеля. А у нас его нет и подавно. Так что не нужно терзаться сомнениями. Ступай-ка лучше за мной…
– И куда теперь, княже? – опешил Тимофей.
– Наверх. В крепости полно дел. Надо подготовиться к осаде. И Михелю, и Огадаю потребуется время, чтобы подтянуть войска к Острожцу. Даже если они воспользуются Темными Тропами – а они ими воспользуются наверняка, – у нас есть еще денек-другой. Может, немного больше. Тропы, способны быстро переносить с места на место одного человека, но они слишком тесны для больших армий.
Тимофей невесело усмехнулся:
– Вообще-то, не много можно сделать за день или два.
– Но кое-что все-таки можно, – князь-волхв отошел от Кощеева трона и задержался у лестницы. – Да, кстати, Тимофей… На стенах мне понадобится толковый воевода, который знает больше других и способен понимать меня с полуслова. Я очень на тебя рассчитываю.
Угрим пристально посмотрел в глаза Тимофею. Тимофей взгляда не отвел.
– С этого момента держись при мне, – распорядился Угрим. – Никуда не отлучайся.
– Как скажешь, княже, – негромко ответил Тимофей. – Как скажешь…
* * *
Острожец, поставленный на берегу реки Ищерки, был не из крупных городов. Собственно и городом-то его можно было назвать с натяжкой. Острожец – он острожец и есть, так себе городишко. В центре – княжеский двор с теремом и гридницей, защищенный малым детинцем. За детинцем – куцые, беспорядочно застроенные улочки. Их, в свою очередь, окружали небольшие внешние стены с полудюжиной башенок. Под стенами – неглубокий ров с водой, отведенной из Ищерки, да невысокий вал с ненадежным частоколом.
Городские укрепления опоясывали столь невеликое пространство, что с любой башни и с любого стенного пролета весь Острожец просматривался из конца в конец. Такую крепость удобно оборонять небольшими силами и, пожалуй, в этом заключалось единственное преимущество маленького городка.
Немногочисленные посадские избы за рвом уже были сожжены дотла. Черные пепелища еще слабо дымились вокруг стен, обозначая уничтоженные подворья. Небольшая пристань на крутом берегу Ищерки тоже порушена топорами и сброшена в воду. Крепость избавилась от лишнего и ненужного, от всего, что могло хоть как-то пригодиться неприятелю.
Последний беженский обоз, покидавший город, давно скрылся из виду. Ратники, которых можно было собрать, собраны. Единственные ворота, смотревшие от реки в поле, заперты и заложены изнутри. Острожец был подготовлен к осаде настолько, насколько это вообще возможно за столь короткое время.
Наступал новый день. Зарницы свое уже отполыхали, но только-только оторвавшееся от горизонта солнце еще не очень уверенно ощупывало влажную землю живительными лучами. В воздухе веяло рассветной прохладой и томящей сердце тревогой. Угрим и Тимофей с обнаженными головами стояли в башне над городскими воротами. Больше на стенах не было никого. Князь, ничего не объясняя, согнал воинов вниз. Зачем согнал – это было ведомо лишь одному Угриму.
Что-то прикидывая и обдумывая, князь молча вглядывался вдаль, в поле. Ясное дело: именно оттуда накатит самый мощный удар. С тыла Острожец защищен полноводной Ищеркой, а здесь только ров да вал. И сразу за ними – ворота, которые нужно удержать любой ценой.
Но вот какими силами придется их удерживать?
Тимофей окинул взглядом небольшую княжескую дружину и крепких ищерских мужиков, набранных по окрестностям. Большей частью бездоспешные, с топорами и рогатинами, ополченцы, разбитые на десятки и сотни, бестолково топтались под крепостными стенами. Тимофей вздохнул: необученные это, никудышные воины, не проливавшие еще своей крови и не пускавшие чужой. Хорошо хоть детишки, бабы и старики укрылись в лесах.
Правда, городские обозы ушли налегке, почитай без ничего: князь запретил вывозить из города припасы. Что ж, тем дальше отъедут сбеги. Все-таки у тех, кто ушел, шансов выжить больше, чем у тех, кто остался за стенами. Да, Угрим закрыл Острожец волховским словом и силой Черной Кости от вражеской магии, но ведь не от стрел же и копий. А Тимофей видел несметную силу латинян. Едва ли княжеским дружинникам и ищерским ополченцам удастся хотя бы день выстоять против такого воинства.
– Я вот все думаю, княже, – негромко проговорил он. – Что если хан Огадай замешкается? Если татары припозднятся или не придут вовсе? Если придут, но не схлестнутся с латинянами?
Угрим не ответил.
– Такое может случиться?
Угрим молчал.
– Ведь может, княже?
– Маловероятно, – выцедил князь сквозь зубы.
– Значит, все-таки может…
И вновь молчание.
– Мало людей у тебя, – спокойно, без страха, продолжал Тимофей. – Слишком мало. Если твой план не сработает, и татары запоздают хоть немного, зря положишь и дружину, и мужиков.
– Сколько есть в крепости воинов – столько есть, – недовольно повел бровью князь. – Других ратников мне взять неоткуда, Тимофей. Наколдовать их не могу. Не силен пока в этом. И из Острожца я уходить не стану. Кощееву Кость, что под нами, другим не оставлю.
– Тогда придется самим за нее костьми ложиться, – понятливо кивнул Тимофей, поглаживая пристегнутый к поясу шелом. – Умирать с честью, но, сдается мне, без особого толку. Не серчай, княже, я просто хочу уяснить все сразу. Чтобы во время сечи, когда начнут гибнуть люди, не отвлекаться на дурные мысли и ненужные вопросы. За себя-то я не беспокоюсь: я поклялся тебе служить и от своей клятвы не отступлюсь. Но уж, коли ты поставил меня воеводой, то и за ратников твоих я тоже, вроде бы как, в ответе. И чем раньше узнаю, с каким сердцем посылать их на смерть – тем лучше.
– Ну что ты все заладил: костьми ложиться, умирать, гибнуть, на смерть посылать! – раздраженно пробурчал Угрим. – Не торопись на тот свет, Тимофей. Не в чистом поле ведь латинян встретим. Из крепости будем держать оборону.
Тимофей невесело усмехнулся. Знал он, какова эта крепость, хорошо знал. Да уж, «крепость»…
Старый, давно не чищеный ров с обвалившимися стенками. Оплывший вал с покосившимся тыном. Прорехи в частоколе – словно дыры в щербатом рту. Да и городские стены тоже… Невысокие, выложенные из почерневших от времени бревен и засыпанные изнутри просевшей землей, замшелые, подгнившие, давно не чиненные, ненадежные. Защитные заборала поведены в стороны. Переходные галереи обвисли, а кое-где обвалились и наспех соединены переброшенными досками. Покосившиеся башни зияют не только узкими бойницами, но и щелями в ладонь-две шириной. И детинец – не лучше. Эх, княже-княже, любую крепость следует крепить в мирное время, а не перед набегом супостата. Тимофей не раз и не два говорил об этом князю, а Угрим все отмахивался. Зря…
– Чего кривишься? – спросил Угрим.
– Да так, – пожал плечами Тимофей. – Думаю, нам большой разницы нет, где биться – в чистом поле или в Острожце.
– Отчего же?
– Княже, ты, в самом деле, полагаешь, что эти стены, – Тимофей обвел рукой городские укрепления, – выдержат приступ?
– Эти не выдержат, – хмыкнул Угрим. – А разве я говорил о них?
– Но… – Тимофей растеряно захлопал глазами. – Других стен у Острожца нет.
– Будут, – уверенно сказал князь.
– Так ведь того… не успеем выстроить новых-то. Старые, вон, укрепить и то времени не будет.
– Успеем, – отрезал Угрим.
– Когда, княже?
– Сейчас! Вот прямо сейчас и выстроим…
Перегнувшись через деревянную оградку, князь крикнул толпившимся внизу воинам:
– Отойти от стен!
Приказ передали от десятка к десятку. Недоумевающие дружинники послушно отступили. Ополченцы тоже попятились назад.
– Дальше! – рявкнул Угрим.
Отошли дальше.
Тимофей в изумлении наблюдал за князем. Тот вновь повернулся к нему. Улыбнулся – широко, бесшабашно.
– Ну, Тимофей, держись теперь покрепче.
– В каком смысле? – не понял Тимофей. – За что держаться-то, княже? Зачем?
– На ногах держись. Вниз не падай. Далеко лететь придется.
Тимофей не ответил. Не успел, пока можно было. А после говорить пропала всякая охота.
* * *
Губы Угрима зашевелились, бормоча непонятное. На щеках запылали красным лихорадочные пятна. Лоб покрылся испариной.
Угрим опустил голову, упершись подбородком в грудь. Застывшие, неживые какие-то, глаза смотрели в доски между княжеских сапог. Медленно-медленно Угрим развел руки в сторону. Встал крестом, держа ладони вниз. Затем так же медленно, с натугой, словно преодолевая сопротивление, развернул вверх обращенные к земле длани с растопыренными пальцами.
Тимофей ощутил вибрацию под ногами. Дрожали дощатый настил надвратной башни и весь ее деревянный сруб, дрожали ворота и стены вокруг, дрожала сама земля под крепостным фундаментом. Сквозь хруст, треск и скрежет снизу донеслись испуганно-изумленные крики дружинников и ополченцев. Кто-то указывал пальцем вверх, кто-то, разинув рот, глядел перед собой. Взволнованные люди смотрели на оживающие укрепления.
А городские стены шевелились и ворочались, будто огромный ползучий гад, опоясал Острожец и намеревался затянуть петлю. И странно было: почему ненадежная ограда эта, так и ходившая ходуном, нет – не ходившая уже – плясавшая, никак не разваливается.
Ратники внизу пятились, отступали…
Лицо князя налилось кровью и побагровело так, словно Угрим тянул за собой оратайский плуг.
Над покачивающимися заборалами клубилась пыль, вниз осыпались щепа и труха. Струилась земля из раздавшихся щелей между бревен. Стенные пролеты и башни кренились все сильнее, будто стремясь выворотить друг дружку из земной тверди. Однако Угрим стоял без опаски: князь словно прибил ступни гвоздями, словно врос ногами в трещавшие под ним доски, словно корни пустил. Раскинувшего руки Угрима качало и мотало из стороны в сторону, но князь, казалось, не замечал этого и продолжал творить свою волшбу.
Тимофей чувствовал себя как в ладье, плывущей по неспокойным водам. И ладья эта так и норовила вышвырнуть его за борт. Ох, не зря князь советовал держаться крепче. Расставив ноги пошире, Тимофей вцепился одной рукой в столб, подпиравший крышу-навес над башенной площадкой, другой схватился за прорезь бойницы.
И вовремя. И правильно.
Краткий выкрик, извергнутый из уст князя, прозвучал столь громко, пронзительно и резко, что у Тимофея зазвенело в ушах.
И – сразу, без передыху – еще раз. Еще один крик.
И снова.
Звуки заклинаний сотрясли и изорвали воздух над дрожащей крепостной стеной.
А Угрим вдруг вскинул голову, обратив до того опущенное лицо вверх, резко поднял руки, потянувшись ладонями к небу. И…
«Крысий потрох!» – мысленно ахнул Тимофей.
В первый миг он даже не сообразил толком, что произошло. Спаленный посад перед крепостью, очищенное поле на ближних подступах к городским укреплениям, дальние леса и перелески, ров и вал с покосившимся частоколом, кричащие люди под стеной, острожецкие улочки и княжеский детинец – все это вдруг разом провалилось куда-то вниз. Да так, что захватило дух и екнуло сердце. Ударил упругий порыв ветра, но почему-то не в лицо, а в неприкрытое темя. Сверху ударил!
Дрожь под ногами прекратилась, и Тимофей понял: нет, не земля ушла вниз, это они сами поднялись над ней. Неказистые низенькие стены Острожца выросли выше самых высоких деревьев, выше маковок княжеского терема. Чародейская сила вознесла их на немыслимую высоту. Из надвратной башни теперь просматривались даже дальние изгибы Ищерки, до которых плыть и плыть.
Ошарашенный Тимофей перевел дух. Покосился на Угрима.
Лицо князя горело. Глаза блестели.
Пошатнувшись, Угрим оперся о столб, за которой цеплялся Тимофей.
– Княже! – Тимофей кинулся, было, на помощь – подхватить, поддержать.
Князь его отстранил.
– Все хорошо, Тимофей. Непривычно просто. ТАКОЕ в себе ощущать мне еще непривычно. ТАКУЮ силу… Высвобожденную силу Кости.
Угрим улыбался и полной грудью вдыхал ветер. А ветер здесь гораздо сильнее, чем внизу. Ветер подвывал, бесновался, трепал одежду и волосы.
Еще бы!
Высота, высотища, высь такая, что голова кружится. Как на скальном обрыве стоишь…
Перегнувшись через заборало, Тимофей осмотрел основание стены. А ведь, собственно, это уже и не стена даже окружала город. Сплошной каменный монолит выступал из земли, словно крепкие зубы, намертво сросшиеся друг с другом и прорвавшие десну. Неровная отвесная порода, выдавленная земными недрами, вздымалась неприступной преградой, защищая Острожец не только от врагов, но и укрывая от косых солнечных лучей, обкладывая городские улочки густыми тенями.
Новые укрепления опоясывали Острожец точно по периметру старых деревянных стен. Впрочем, и они сохранились тоже – в виде небольшой бревенчатой надстройки, венчавшей поверху монолитное каменное кольцо. При этом старые стены больше не казались хлипкими и ненадежными. Бревна, стряхнувшие мох, плотно прилегали друг к другу. Башни стояли прямо, грозно нависая над поднятым скальным фундаментом. Перекошенные прежде заборала и прогнувшиеся проходы теперь были ровнехонькими, словно по ниточке выправленными. И нигде не видать ни щелочки. Только бойницы смотрят в поле недобрым прищуром.
Но самое удивительное даже не это. Дерево… Каким-то другим оно стало. Непривычным, недеревянным.
Тимофей постучал по столбу, за который держался, поскреб ногтем. Нет, это точно никакое уже не дерево. Деревянная крепость на каменном основании сама непостижимым образом обратилась в камень, сохранив, однако, прежнюю форму. Да, именно так. Все вокруг было каменным. Каменные бревна, каменные доски, каменные столбы и подпорки, даже кровля из вязанок обмазанного глиной камыша, дранки и дерна превратилась в шершавые каменные плиты.
– Как, княже?! – Тимофей не мог до конца ни осознать, ни объяснить, ни поверить в случившееся. – Как это… как ты все ЭТО сотворил?!
– Кощеева Кость, – ответил Угрим. – Знаешь, ведь на такое способна только одна Кость из шести.
– Одна?
– Да. Только тулово Кощея. За тысячи тысяч лет его ни разу не выносили из тронного зала. Оно напитало своей силой скальную твердь под нами, и само пропиталось ее духом и прониклось ее сутью.
После недолгого молчания князь заговорил снова:
– Ты прав, Тимофей, у меня слишком мало воинов, чтобы полагаться только на мечи и копья. Но если к невеликой рати приложить великую магию, возможно, мы сдержим первый натиск латинян и без помощи татар.
«Возможно?» Звучит, вообще-то, не очень обнадеживающе. Тимофей отошел от внешних заборал, посмотрел вниз с другого края боевой площадки.
Лестницы на внутренней стороне стен тоже обрели сероватый каменистый оттенок. Впрочем, рукотворные лестницы, некогда рубленные топором, а ныне поддавшиеся бы разве что зубилу каменотеса, спускались только до скального основания, которое вознесло городские стены вверх. Дальше шли широкие уступы, располагавшиеся друг над другом частыми ступенями. Ишь, как все продумано! По ним, по этим ступеням, стало быть, защитникам надлежало теперь подниматься вверх и спускаться вниз с внутренней стороны крепости…
Стоп! Подниматься и спускаться? С внутренней стороны? А выходить? А наружу? Как?
Тимофей бросился к бойнице навесного боя, прорубленной над вратами.
Ворота были там, где им и положено быть. Но вот проку от них теперь с гулькин нос.
Две массивные плиты, в точности повторявшие очертания окованных железом дубовых створок, намертво сомкнулись друг с другом и с окаменевшей воротной аркой. Каменные ворота буквально вросли в каменные же стены. А ниже громоздилась все та же сплошная скала. Выходило, что ворот не было вовсе. Единственные врата Острожца оказались поднятыми над землей и наглухо замурованными.
Выбраться наружу теперь можно было, разве что, спустившись вниз на веревках. А вот подняться обратно, да при полном доспехе, едва ли удастся даже с их помощью.
* * *
– Княже? – подавленно пробормотал Тимофей. – А это зачем?
– Ворота… – Угрюм понял, о чем речь. – А к чему они нам сейчас?
Тимофей вымучено улыбнулся.
– Тайные ходы, да? – со слабой надеждой спросил он. – Ты оставил их?
– Нет, – ответил Угрим. – Скала, поднявшая стены, порушила все ходы, ведущие из крепости. Острожецкие подземелья теперь отрезаны от внешнего мира. И это к лучшему. Мне бы не хотелось, чтобы колдовство или осадные подкопы открыли латинянам дорогу в город.
– Тогда… – Тимофей задумался. – Темная Тропа тогда, да, княже?
Ну, конечно, как он мог забыть! Тимофей облегченно вздохнул.
– Твоя волшба защитила город от вражеских Троп, но сам-то ты можешь проложить из крепости свой колдовской путь?
– Могу, – согласился Угрим. – Только не стану этого делать. Не вижу смысла. К тому же, это небезопасно. Ты однажды случайно вступил на чужую Тропу. Так же и латиняне могут войти в Острожец по моей. Вероятность этого невелика, но все равно мне не нужны неприятные сюрпризы.
– Но… – Тимофей растерянно смотрел на князя, – но ведь…
– Послушай, Тимофей, – перебил его князь. – Припасы у нас есть, вода тоже. А ратников для вылазок недостаточно. И бежать из крепости тоже никто не собирается. Так?
– Так…
– Вот и давай обойдемся без ворот и потаенных лазов. Наше дело – сидеть в крепости, пока не подойдут татары. Так зачем нам ворота и подземные ходы?
– Вроде бы и незачем, – вынужден был признать Тимофей, – Пока незачем.
– Когда возникнет нужда, я опущу стены, – успокоил его князь. – Камень снова станет деревом. Ворота откроются. Но до тех пор ни одна живая душа не должна ни войти в крепость, ни выйти из нее. Такова моя воля.
Тимофей покорно склонил голову. Угрим вновь обратил взор к горизонту. С княжеских уст сорвалось крепкое словцо.
– Ишь ты, как мы вовремя со стенами управились! – в голосе Угрима проступили нотки тревожного удивления. – Быстро же Арина открылась Михелю! И сам он тоже скоро обернулся. Не ждал я от него эдакой прыти.
– Ты о чем, княже? – заволновался Тимофей.
– А взгляни-ка во-о-он туда, в закатную сторону, по-над Ищеркой.
Тимофей посмотрел, куда указывала княжеская рука. Сначала ничего не разобрал: слишком далеко. Потом все же увидел. Понял…
Из дальних лесов и перелесков вдоль голубенькой ленты реки тянулись щупальца конных походных колон. Добравшись до открытых пространств, тесные ряды разворачивались вширь, выкатывали сплошной лавиной, заполняли пустоши, луга и поля. Затем, стиснутые чащобами, вновь распадались на отдельные ручейки и ползли дальше, будто змеи, сплетенные хвостами в единый клубок.
Некоторое время Угрим и Тимофей молча наблюдали за приближающейся ратью. Многотысячное вражеское войско в открытую, не таясь, двигалось по ищерским землям. Подступало все ближе, ближе… Если присмотреться, можно было разглядеть огромные стяги в головах авангардных колон.
– Латиняне, – определил Тимофей.
– Они самые, – хмуро отозвался князь. – Михель действует быстрее и решительней, чем я предполагал. То, что он протянул колдовскую Тропу из владений Феодорлиха и открыл ее где-то в укромном месте неподалеку от Острожца, не удивительно. Что повел по Тропе свои войска – тоже. Мне непонятно другое: как ему удалось в столь короткий срок переправить сюда такую рать? Одному чародею подобное не по силам. Так что похоже… похоже…
Угрим умолк, задумавшись. Затем кивнул собственным мыслям и продолжил:
– Знаешь, Тимофей, а ведь, похоже, Арина наша не только рассказала Михелю о Кощеевом тулове. Гречанка принимает во всем этом, – еще один кивок на вражеское воинство, – более деятельное участие.
– Какое участие? – насторожился Тимофей.
– Судя по всему, она открыла латинянам вторую Тропу. Или изрядно расширила Тропу Михеля. Для этого у Арины достаточно сил. И если она, к тому же, использовала Кость… Если Михель разрешил ей… Тогда – да, тогда вполне возможно быстро провести сюда целую армию, – Угрим сокрушенно покачал головой. – Но кто бы мог подумать, что осторожный Михель позволит пленнице творить волшбу в собственном лагере? Кто мог знать, что, получив такую возможность, Арина не схлестнется с императорским чародеем за Кощееву Кость и не попытается сбежать?
– Ты говорил, она жаждет мести, – напомнил Тимофей.
– Нет, – Угрим невесело усмехнулся. – Сдается мне, здесь дело не в одной только мести. Возможно, Арина и Михель заключили договор, который сейчас выгоден им обоим, и который, следовательно, обезопасит их друг от друга надежнее любого магического щита. Но это значит… хм, значит, Арина уже и не пленница вовсе. Она союзник Михеля. Вот в чем была моя ошибка.
– Союзник? – переспросил Тимофей. – Как можно быть союзником тому, кто вбивал тебе в руки заговоренные гвозди?
– Можно, Тимофей, можно. Если это выгодно, то можно. А гвозди нетрудно вынуть. И раны на руках залечить тоже не составит труда. Главное, чтобы новый союз стоил больше старой пролитой крови. А этот союз, видимо, стоит многого.
– Арина и Михель решили поделить между собой две Кости? – предположил Тимофей. – Десницу и тулово Кощея?
– Вряд ли Михель соблазнился бы только этим. Скорее уж, они уговорились о переделе всего мира.
– Как это?
– Арина знает, где искать Черные Кости. У Михеля имеется воинская сила, подчиняющаяся сейчас, по большому счету, лишь ему одному. А рать латинянского императора – это не то, что моя дружина. С таким войском можно пойти куда угодно и взять что угодно. Можно даже на равных потягаться с татарами.
Тимофею стало не по себе.
– Ты думаешь, княже, эти двое будут действовать сообща?
Угрим тяжело вздохнул:
– Полагаю, уже действуют. Сейчас они нужны друг другу. Разбираться между собой Михель и Арина станут позже.
– Скверно, – пробормотал Тимофей. – До чего же все скверно, крысий потрох! Выходит, мы будем иметь дело не с одним чародеем, а с чародеем и чародейкой. И оба они не из слабых. И оба заодно. И оба против нас. И с такой ратью…
Угрим отвел глаза:
– Арина слишком долго и упорно скрывала от меня сведения, почерпнутые из древних книг. Я и подумать не мог, что она готова поделиться этой тайной с кем-либо другим.
Передовые всадники латинян замедляли ход. Видимо, дивились на неприступные стены, выросшие выше еловых верхушек. Но авангард вражеского войска не останавливался. Бесчисленные отряды, будто половодье, выплеснувшее из лесных чащоб, растекались по сожженным предместьям.
Конные, конные, конные… Тяжелая рыцарская кавалерия, легкая конница. Все вперемешку. Латинянское воинство держалось пока на некоторм удалении от крепости и опасливо охватывало Острожец полукругом, упираясь вытянутыми флангами в обрывистые речные берега.
Ага, а вот за всадниками показались и пешцы. Пехота шла плотными колоннами, не ломая походного строя и не смешивая ряды. За пешцами – снова конные. И опять пешие. А вон и обозные хвосты ползут по уже протоптанной дороге. И вновь – кавалерия, пехота, пехота, кавалерия…
На противоположном берегу Ищерки, в тылу Острожца, тоже появился рассыпанный строй конных и пеших стрелков с самострелами и большими луками. Понятно… Эти атаковать не будут, эти просто отсекают Острожец от водного пути. Главные же силы латинян сгрудились напротив городских ворот, воротами уже не являющихся. Живая стена росла вширь, крепчала, вбирала в себя все новые и новые отряды и группки, напитывалась силой.
Гулко и раскатисто затрубили боевые рога. Ряды латинян зашевелились, задвигались, подались назад. Отступили. Ненамного, но все же…
– Осада? – Тимофей с надеждой повернулся к Угриму. – Измором брать решили?
Угрим покачал головой:
– Вряд ли. Михелю и Арине нужно Кощеево тулово, и побыстрее. Думаю, латиняне будут готовиться к штурму. Как приготовятся – пойдут на приступ.
– А татар не видать! – посетовал Тимофей. – Ни слуху, ни духу!
Угрим дернул щекой, засопел:
– Михелю помогает Арина. У татар такой помощницы нет. Так что степняки запоздают. Видимо, первую атаку нам придется отбивать самим.
Ну что ж, придется – так придется.
Тимофей молча отстегнул от пояса шлем с вложенным внутрь войлочным подшлемником. Надел на голову, опустил забрало-полумаску. Все шло – хуже некуда, и уповать оставалось лишь на неприступность новых стен Острожца. Хотя теперь, когда под крепостью стоит несметное воинство с сильным чародеем во главе и с опасной чародейкой в союзниках, стены эти уже не казались такими уж неприступными.
– Скликать ратников наверх, княже? – спросил Тимофей.
– Пусть поднимаются, – глухо ответил Угрим.
Конец первой книги
