Глава 9
Молодая женщина – невысокая и стройная – стояла в проеме открытой двери. Нарядное верхнее платье с богатой вышивкой и широкими рукавами не скрывало, но лишь подчеркивало статную фигуру. Золотой пояс стягивал узкую талию. Блестели в факельном свете пуговицы из позолоченного серебра. Пышные черные волосы покрывал расшитый жемчугом плат. Под платком – большие карие глаза… глазищи в пол-лица. Изогнутые и тонкие, будто нарисованные, брови. Яркие сочные губы. Нос с небольшой горбинкой. Вскинутый подбородок. Миловидное свежее личико княгини чем-то неуловимо напоминало мордочку любопытного лесного зверька, высунувшегося из норки.
Гречанка Арина – дочь никейского императора и с недавних пор (году еще не минуло, как сыграли свадьбу) супруга ищерского князя – удивленно возрилась на Тимофея. Внимательно осмотрела его с ног до головы. Хмурый Угрим уставился на жену тяжелым недовольным взглядом. Как рогатиной припер.
Сердце Тимофея заныло. Всегда ныло, подлое, при виде красавицы-княгинюшки. Хоть и нельзя так, хоть и не должно. Не свободная девка ведь. И ему не ровня. Разумом-то Тимофей это понимал, но кровь все равно бурлила, как у безусого отрока. Сколько раз уж пенял себе: на чужой кусок не разевай роток. Сколько раз зарок себе давал совладать с недозволительными чувствами. И не мог. Впрочем, не он один.
Имелось у Тимофея стойкое подозрение, что по княгине втайне сохнет полдружины. Вон хоть бы тот же Ермолай… Ишь, как глазки-то заблестели! А на круглом рябом лице расползается улыбка – глупее некуда. Невесть в какие тенета ловила иноземная краса гречанки суровые сердца ищерских воинов, невесть каким магнитом тянула к себе мужские помыслы. Ох, не зря, наверное, говорят люди, что у волхва и жена – ворожея.
Княгиня приветливо улыбнулась Тимофею. Озорной огонек понимания блеснул в карих глазах под изгибом черных бровей. Арина словно прочла сокровенные мысли княжеского сотника:
– Здравствуй, Тимофей! Вернулся уже? Я и не заметила как. А ведь целыми днями сижу в тереме у окошка. Из-под земли тебя князь вывел, что ли?
Княгиня бросила быстрый взгляд в темноту за спиной Тимофея.
Тимофей чувствовал себя почти счастливым. Примечен, значит, темными очами, помнит о нем Арина. Впрочем, и прежде он частенько ловил на себе благосклонные взгляды княгини. Хотя, чего уж там… Следует признать – не только на себе. Гречанка была любезна и в меру ласкова со всеми. Может, потому и любили никейскую царевну в ищерском Острожце?
Залюбовавшись чужой женой, Тимофей в очередной раз изумлялся: надо же, такая красавица – и замужем за таким… Он мельком покосился на князя-горбуна.
– Быстро же ты обернулся, – без умолку щебетала Арина. – Ну и как посольство прошло? Все ли хорошо сладилось? А каков он, латинянский император? А тяжко ли с татарами-сыроядцами жить? А правду ли говорят, что…
Тимофей не вникал в слова. Он просто слушал, не слыша. Речь княгини звенела серебряными бубенчиками, лилась прозрачным ручейком… Тимофей ничуть не противился бы, если б это продолжалось подольше.
Угрим был против.
– В чем дело, Арина? – холодно спросил князь-волхв. – Зачем ты здесь?
Княгиня пожала плечиком. Скорчила потешную жалобную рожицу:
– Пытаюсь хоть чем-то себя занять, Угримушка. Чужие секреты – это ведь лучшее средство от скуки. Особенно мужние секреты. Особенно если любезный супруг вдруг уходит невесть куда и зачем, да еще и стражу за собой ставит.
– Тебе здесь делать нечего, – сухо промолвил князь. – Ступай в терем, Арина. И впредь в подвалы не спускайся.
– Но, Угримушка, милый… – капризно надула губки Арина.
– Я сказал, ступай!
– Всегда так, – будто бы жалуясь или прося заступы, княгиня вновь подняла глаза на Тимофея. Насмешливые, впрочем, не просящие.
– Ар-р-рина! – раскатисто рыкнул князь, взбешенный уже не на шутку.
– Ну и ладно!
С обиженным видом княгиня скрылась за дверью.
Угрим вздохнул. Тимофей тоже перевел дух. По лицу Ермолая все еще блуждала растерянно-глуповатая улыбка.
– Чего встал столбом?! – обрушился на него князь. – Пшел вон, ротозей! И чтоб больше с поста ни ногой! Еще раз впустишь сюда кого – велю высечь! Нет, голову с плеч сниму! Понял меня?!
Блажная улыбочка вмиг сошла с рябого лица. Ермолай поспешил к выходу. Еще бы! Ищерский князь-волхв слов на ветер не бросал. Если пригрозил голову снять – сделает.
Выскочивший из подвала дружинник притворил за собой дверь поплотнее. Угрим бросил на Тимофея хмурый взгляд.
– И ты тоже хорош! Пялишься на княгиню – только что слюни не пускаешь.
Тимофей опустил глаза, чувствуя, как пылают щеки. Ну, точно будто у юнца. Давненько с ним не случалось такого.
– Ох, Тимофей-Тимофей! – проворчал Угрим – Уж кому-кому, а тебе-то на Арину заглядываться не следовало бы.
– Княже! – вскинулся Тимофей. – Да как можно! Я ж вовсе не…
Угрим отмахнулся от него, будто от назойливой мухи, кружащей над наваристыми щами.
– Мне-то не лги, коли себе привык. Тебя я вижу насквозь. И тебя, и прочих дружинников. Думаешь, зря я Аринку от вас в тереме прячу? Думаешь, нужно оно мне, чтоб верные гриди при виде княгини в тупых болванов превращались?
– Княже!..
Властный взмах княжеской руки прервал возражения. Которых, в общем-то, и не было по большому счету.
– Да, Тимофей, тебя и прочих я вижу хорошо, – в какой-то глухой отрешенности, но твердо и весомо повторил князь. – А вот Арину – нет. Неведомо мне, что у нее на уме. Вот ведь какая штука…
Угрим говорил будто бы сам с собой. Тимофей выжидал, не смея встревать в странные княжеские рассуждения. Впрочем, рассуждения уже сменились наставлением. И притом весьма неожиданным.
– Опасайся Арины, Тимофей, – глянул на него Угрим таким взглядом, от которого вдруг сделалось не по себе. – Бойся ее ведьмаческих глаз. Та ведь еще ворожея! Слыхал небось, что гречанка сведуща в заморской волшбе?
Тимофей осторожно кивнул. Всякое говорили. Но всякому ли нужно верить?
– То-то же, – неопределенно протянул Угрим. – Кто знает, на что способно ее чародейство…
– А ты, княже? – решился спросить Тимофей. – Ты тоже не знаешь?
Угрим пожал плечами. Хмыкнул.
– Что тебе сказать, Тимофей? Порой кажется, что знаю. Порой – что нет. В полную силу она при мне никогда не колдовала.
Тимофей ощущал нарастающую неловкость и не понимал, к чему все-таки клонит князь. А Угрим говорил, не останавливался. И опять не ясно: с собой ли говорил князь? С ним ли?
– Арина, может, и не столь умела в волховстве, как я, но все же достаточно сильна, чтобы укрыть от меня свои помыслы. Ставить колдовскую защиту – в этом княгиня большая мастерица.
В словах Угрима прозвучало восхищение, но какое-то особенное, взмешанное на тревоге и беспокойстве, а потому малопонятное Тимофею.
– Разве нельзя заставить ее открыться? – удивленно спросил он.
Угрим усмехнулся:
– «Заставить» – это слово не для кудесников и ворожей. Чародея, не желающего открывать своих мыслей, не запытать и не запугать, ибо чары способны облегчить любую боль и подавить любой страх. Чары ломаются только чарами.
Тимофей смутился.
– Вообще-то я не то совсем хотел сказать. Я не про пытки и не про страх. Если просто спросить княгиню напрямую, а, княже? О том, что она скрывает. Если вообще скрывает.
– Просто спросить? – снисходительно улыбнулся Угрим.
– Ну… Обычно люди так и поступают, – пожал плечами Тимофей.
– Обычные люди – да. И обычные люди обманываются. Обычно… С волхвами такое происходит редко. Именно потому, что волхвы не доверяют словам. Разве можно знать наверняка, что тебе откроет правду тот, чью суть ты не можешь познать без слов?
Тимофей задумался.
– Выходит, ты не веришь собственной супруге, княже?
– Не доверяю, скажем так. Не во всем доверяю. Впрочем, это взаимно. Полагаю, и она ко мне относится так же. Раз так упорно скрывает свои мысли за чародейским щитом.
– Прости, княже, но зачем же тогда вообще…
Тимофей, спохватившись, прикусил язык, с которого едва не слетело лишнее. Лишнее даже для такой неожиданно доверительной беседы. Или все-таки слетело? Или он брякнул уже лишнее и непозволительное.
– Зачем мы с ней? – криво улыбнулся Угрим. – Почему она все еще здесь? Для чего я держу ее при себе?
Тимофей молча смотрел на князя. Князь в упор – на него.
* * *
– Когда латиняне вторглись в Никею, и Арина прибыла сюда в поисках убежища, она была готова на все, – вновь заговорил Угрим после небольшой паузы. – Даже на замужество с горбатым стариком-волхвом.
– Княже!
– Не перебивай, Тимофей, – сурово двинул бровью князь. – Слушай. Раз уж мы с тобой затеяли этот разговор.
Тимофей слушал. Хотя странный разговор затевал вовсе не он. Князь его затевал. Зачем-то…
– Арина казалась мне тогда всего лишь перепуганной и жалкой беглянкой, чудом вырвавшейся из латинянских лап, царевной, лишившийся царства, изгоем без родины, бесприютной ворожеей. И я полагал, что она может оказаться полезной.
– Чем, княже? – вновь вырвалось у Тимофея. – Своим заморским волховством?
Угрим качнул головой.
– Не только… не столько им. Скорее, своими знаниями, которых мне недоставало.
– Знаниями? – Тимофей недоверчиво наморщил лоб. До сих пор Угрим казался ему всеведущим волхвом. И представлялось отчего-то, что так было всегда. Неужели молодая гречанка могла знать о чем-либо, чего не знал ищерский князь?
– Арине многое известно о Кощеевой Кости, – пояснил Угрим. – Слишком многое. Быть может, даже больше чем мне.
– Но откуда?! – изумился Тимофей.
– Незадолго до захвата крестоносцами византийских земель, в Никею была переправлена часть цареградской библиотеки, – Угрим начал издалека. – Небольшая, но самая древняя и самая ценная ее часть. Та часть, к которой имели доступ лишь басилевсы, члены их семей и особо приближенные мудрецы и толкователи. Все это – особые манускрипты, много веков назад тайком вывезенные из Рима, окруженного варварскими ордами. А ведь в древнюю ромейскую империю попадали тома и свитки со всего света. Мудрость и знания прошлого собирались там по крупицам и позднее, уже в Царьграде, многократно переводились и переписывались. Так появились греческие волховские книги, именуемые «библиа матогика». В некоторых из них упоминались Черные Кости, как средоточие магических сил. В некоторых указывалось даже, где эти Кости следует искать. Книги описывали места, в которых сама земля за иногие столетия пропитывалась колдовскими токами укрытых в ней Кощеевых останков. Книги рассказывали о великих кудесниках, вершивших волшбу, невозможную без Черной Кости.
– Арина читала эти книги? – спросил Тимофей.
– Не только читала, но и училась по ним. Я думаю, почерпнутые оттуда заклинания помогают ей сейчас укрывать свои мысли.
– Когда Арина прибыла сюда, при ней не было никакой библиотеки, – Тимофей это хорошо помнил.
– Не было, – вздохнув, подтвердил Угрим.
– И где же тогда цареградские книги?
– Их сожгли во время бегства из Никеи. Сама же царевна и сожгла. Теперь память Арины – единственная сохранившаяся библиа матогика. И эту книгу мне приходится беречь, как зеницу ока. Вот только запечатана она такими печатями, взломать которые я пока не в силах. Эта книга открывается лишь тогда, когда захочет сама.
– А что, все-таки, открывается? – осторожно поинтересовался Тимофей.
– Случается, – задумчиво произнес Угрим. – Я узнал от Арины, что Кощееву десницу прятали в своих лесах маги-друиды, поклоняющиеся деревьям. Шотланд – так называются их земли, лежащие на западе, на самом краю света.
– Михель Шотте! – осенило Тимофея. – Он, наверняка, оттуда! И, выходит, Черная Кость, которой он владел, – тоже?
Князь кивнул:
– Верно. Арина рассказала также, что еще одну Кость нужно искать на восточной окраине мира – за землями, подвластными хану Огадаю.
– Там, откуда по колдовской Тропе пришел черный бесермен?
– Видимо, да. Это все, что я смог узнать от Арины. Быть может, она и сама не знает большего. А может, знает и утаивает свое знание. Со временем я надеялся выяснить это. Но меня смущает интерес, проявляемый Ариной к подвалам Острожца. Возможно, что из цареградских книг ей стало известно о том, где укрыто Кощеево тулово.
– Но зачем оно Арине?
– Не знаю. Я же сказал, что не могу проникнуть сквозь ее защитную волшбу.
М-да, дела… Тимофей покачал головой, пытаясь осознать услышанное.
– Как вы только с Ариной живете, княже?
«Прямо, как колдун с ведьмачкой…» – пронеслось в голове.
– Да так вот и живем, – невесело усмехнулся Угрим. – Как колдун с ведьмачкой.
Тимофей отвел взгляд. Видимо его мысли, в самом деле, не были тайной для князя-волхва. В отличие от помыслов княгини.
– А это… – смутившись, пробормотал Тимофей, – как же эта… ну… любовь которая?..
– Брось, Тимофей, – поморщился Угрим, – какая любовь? Откуда? Если двое ни на миг не раскрываются друг перед другом полностью, а наоборот, постоянно пытаются сохранить втайне свое и вызнать чужое, о какой любви может идти речь? Дальше постельных утех дело не сдвинется.
Тимофей невольно прикусил губу. Угрим ничего не заметил. Или сделал вид, что не заметил. Князь продолжал – задумчиво, глядя куда-то в сторону:
– Хотя и до них доходит черед лишь потому, что на супружеском ложе удобнее всего испытывать прочность колдовской защиты. Проникая в чужое тело, проникаешь также в чужие помыслы и чувства. Ублажая и обретая власть над чужим телом, начинаешь управлять чужой волей. Когда плоть бьется в экстазе, утрачивается контроль над самым важным и становится проще пробиться сквозь магические преграды. Иногда мне кажется, что вот-вот удастся… Пробиться, познать и понять Арину до конца. А порой, наоборот, я чувствую, что вот-вот удается не мне, а ей. Что она скоро вытянет из меня все мои тайны. Это война, Тимофей. Особая, бескровная. Война и испытание на волю, выдержку, человеческое лицемерие и чародейское мастерство. Но, скажу по секрету, порой такие войны волхвов и ворожей бывают опаснее кровавой сечи.
Тимофей молчал, насупившись. Откровения князя его, скорее, угнетали, чем радовали. Наверное, Угрим понял. Наверное, понял все.
Князь улыбнулся:
– Я рассказываю тебе об этом не просто так, Тимофей. Не для того, чтобы смутить тебя или выговориться самому. Я хочу, чтобы ты знал, как обстоят дела. И чтобы ты был готов.
– К чему, княже? – исподлобья глянул на него Тимофей.
– Ко всему, – голос князя стал суровым и жестким. – Тебе предстоит нести стражу у опочивальни княгини.
– Что?! – Тимофея будто студеной водой окатили. – Зачем?!
– Похищена ценная Реликвия, и близится война, которой не избежать, – Угрим опять не смотрел на него. Княжеский взгляд уперся в неровную стену, словно там, за прочной каменной кладкой и толщей земли, князь-волхв уже видел картины грядущих событий. – А к войне нужно готовиться заранее. Возможно, мне придется на время отлучиться из Острожца. И я должен быть уверен, что Арина в мое отсутствие не полезет, куда не следует.
Угрим многозначительно глянул в темноту подземелья:
– Без моего позволения княгиня не должна вообще выходить из терема. И ты будешь тому порукой.
Тимофей утер взмокший лоб.
– Почему именно я, княже?
– Ну не дурня же Ермолая ставить в терем на стражу?! – усмехнулся князь. – Более надежного человека, чем ты, я для этого дела не вижу. Ты давал мне слово честно служить, так? Ты обещал быть верным во всем, так?
«Да, – вынужден был признать Тимофей, – все так».
– И ты теперь знаешь то, о чем другие даже не догадываются. Значит, на тебя я могу положиться больше, чем на кого-либо.
– Но княгиня… – Тимофей растерянно тряхнул головой. – Что если Арина не пожелает подчиняться? Она ведь и не обязана слушаться княжеского дружинника. Для нее закон – слово князя.
– Теперь обязана, – рука Угрима легла на плечо Тимофея. – Я ей все растолкую, а твоя забота – не выпускать княгиню из терема. Разрешаю запереть ее в опочивальне. Станет упрямиться или попытается выйти – применяй силу, не стесняйся. Не остановится по доброй воле – задержи любым способом, какой сочтешь нужным. А уж если Арина вдруг станет творить колдовство – руби ее не медля.
– Рубить, княже? – отшатнулся Тимофей. – Да как же можно-то?!
– Мечом можно, – свел брови Угрим. – Секирой, топором, саблей – чем хочешь. Главное, чтобы княгиня не покидала терема и чтобы в подвалах ноги ее больше не было. Только учти: защитные заклинания я над тобой снова творить не буду. Слишком часто такой ритуал над одним человеком проводить нельзя. Магический щит невидим и неосязаем, но его вес способен подмять под себя человеческую душу, если ты понимаешь, что я имею в виду.
Тимофей не понимал. Чародейскому искусству он не обучался, а потому предпочел отмолчаться.
– К тому же Арина слишком хорошо меня изучила, – продолжал Угрим. – И моя защита на тебе вместо пользы может принести только вред. В общем, будет лучше, если у опочивальни княгини ты будешь полагаться только на себя и лишь к себе прислушиваться. Уверен, ты справишься. Сделаешь, что надо и как надо…
Князь улыбался странной улыбкой. Как надо, значит? Эх, а как оно, вообще, надо-то?
– Тебе все ясно? – заглянул ему в глаза Угрим.
Тимофей ответил вялым кивком.
* * *
Князь с малой дружиной удалился в тот же вечер, пообещав вернуться через пару-тройку дней. Угрим намеревался осмотреть дальние подступы к крепости, поставить засеки, собрать в ополчение мужиков покрепче, а, заодно, подыскать укромные места в дремучих ищерских лесах, куда, в случае опасности, можно отправить всех, кто не годен к ратному делу и чей рот при долгой осаде окажется в Острожце лишним.
К отъезду Угрима Тимофей в полном боевом облачении уже нес стражу возле опочивальни Арины. Соседние покои были очищены от челяди: Угрим разогнал шумливых девок-бабок, которые обычно вились вокруг княгини беспокойными кудахтающими стайками. Крепкую дубовую дверь, за которой почивала Арина, запирал снаружи массивный засов. Так что Тимофею оставалось лишь маяться от безделья.
Он неторопливо прохаживался под свисающим с балки одиноким тусклым светильником и размышлял о странном задании, полученном от князя. Ночь вступила в свои права. Ничего не предвещало неприятностей. В тереме было тихо, в городке спокойно. Тимофей приложил ухо к запертой двери, однако не услышал ни звука. Судя по всему, княгиня уже уснула.
Тимофей представил прекрасную гречанку, раскинувшуюся на широком мягком ложе – разморенную, теплую. Одну. Сердце забилось сильнее и чаще. Забурлила кровь, пробуждая вожделение. Вот ведь, крысий потрох, незадача какая!
Он отступил от двери, переведя взгляд на небольшое окошко. Окно было прорублено над лестницей в самом конце коридора. В маленький темный проем на бревенчатой стене уже заглядывала желтоватая луна. Казалось, руку протяни из оконца – и тронешь золоченый диск.
Увы, созерцание лунного лика не помогло. Воображение упрямо рисовало иной лик. И не только лик. Иные окружности – тоже. Ну, что за наваждение такое, в самом-то деле?! Стараясь отогнать ненужные и вредные мысли, Тимофей принялся с удвоенной энергией расхаживать по тесному коридору взад-вперед, а потому не сразу услышал…
Шорох? Да, это был шорох. Едва различимый шорох и скрежет со стороны запертой двери. Будто мышь скребется – тихонько так, но настойчиво.
Тимофей остановился. Замер.
Подозрительный звук стих.
Тимофей сделал шаг, еще один…
И снова странное шуршание. Нет, похоже, за дверью опочивальни не спали. Тимофей отошел дальше, стараясь ступать погромче, но не отводя при этом взгляда от двери. И…
Не может быть!
Засов! Большой, надежный – в руку толщиной, в две шириной – железный брус, который он собственноручно задвинул за княгиней, медленно-медленно скользил в пазах. Массивный засов сам собою выползал из крепких железных скоб. Да только ведь сами по себе предметы не движутся! Не бывает такого, чтобы сами по себе…
А этот – двигался, чуть слышно царапая поверхностью металла дубовую доску. Незримая колдовская рука отпирала запертую дверь.
Вмиг всплыли в памяти все предостережения Угрима. Никейская царевна-ворожея все же прибегла к заморской волшбе? Иного объяснения происходящему не было. Непотребные мысли и соблазнительные образы, настырно заволакивающие разум… нет, они не исчезли вовсе, но отступили куда-то на задний план. Вернее, Тимофей, собрав всю волю в кулак, заставил их отступить.
Судорожно соображая при этом: что делать? Как поступить?
Упереться в дверь? Придержать? Задвинуть оживший засов обратно, до упора? Таково было первое побуждение.
Рука потянулась к движущемуся бруску и… соскользнула с него. Тимофей непонимающе тряхнул головой, попытался снова. Тот же результат. Засов словно густо обмазали жиром, его его окутывала склизкая пленка. Пальцы тянулись к нему, как к близкой и в то же время недостижимой луне в окошке, а засов необъяснимым образом раздвигал их и проходил мимо них.
Нет, так ничего не добиться. Так колдовства не прекратить.
Тимофей отступил на шаг, потянул из ножен клинок, толком еще не зная, для чего. Но едва засов вышел из пазов, а массивная дверь, легонько приоткрылась изнутри, сам резко толкнул ее, подняв обнаженный меч. Не рубить, нет, просто остановить княгиню, образумить. Если это она. А если нет, то…
Скупого света лампадки, горевшей над входом в опочивальню, хватило, чтобы разглядеть Арину.
Княгиня стояла перед Тимофеем в одной лишь сорочке до пят. Длинная белая рубашка скрывала от чужих глаз само тело, но не его соблазнительные формы. Большие карие очи испуганно глянули на блеснувший клинок. А впрочем, испугано ли? Если испуг и был, то длился он недолго.
На пару мгновений повисла тишина, нарушаемая лишь слабым потрескиванием светильника. Воин и ворожея молча смотрели друг на друга. Гречанка дышала глубоко и часто. Высокая грудь под тонкой тканью вздымалась и опускалась, притягивая взгляд. Затем княгиня улыбнулась приветливо-чарующей улыбкой, уже не обращая внимания на обнаженную сталь.
– Славная ночь, правда? – проворковал обезоруживающе нежный голос.
На щеках Арины играл румянец. Смуглая кожа маняще бронзовела в полумраке. Черные, до синевы, волосы поблескивали в тусклом свете лампадки.
– А луна-то нынче какая! Нет, ты посмотри только, какая чудная луна за окном…
Гречанка говорила ни о чем, чуть склонив голову набок. А может, и не говорила – заговаривала просто.
– …Как служба идет, Тимоша?
Неожиданный вопрос застал врасплох. А еще больше – «Тимоша». С чего бы это вдруг? Никогда прежде Арина его так не называла. Тимофей ощутил вдруг, как медовый голосок гречанки опутывает его незримыми нитями, как вяжет без веревок.
– Да так как-то, княгинюшка, – непослушный язык тяжело ворочался во рту. – Потихонечку… Полегонечку…
– А что, Тимоша, пустишь меня прогуляться немного? – лукавая улыбка не сходила с уст Арины. – Воздушком ночным подышать?
А сама уже норовит проскользнуть мимо.
– Княгиня! – Тимофей заступил ей дорогу. – Нельзя, княгиня! Знаешь ведь…
– Ох, перестань, Тимоша! – всплеснула она тонкими ручками.
И снова – шнырь вдоль стенки! Тимофей едва успел встать на пути.
Княгиня прыснула придавленным смешком. Шагнула вправо. И он вправо. Шагнула влево. Он тоже. Чувствуя себя глупейшим образом – с растопыренными руками, с обнаженным мечом. Чем-то это напоминало безобидные игрища, коими тешатся на летнем лужку юные отроки и отроковицы. Только здесь-то не лужок. И подобным ловилкам-догонялкам в княжеском тереме не место. А уж с княгиней – тем более.
Впрочем, Арина, как показалось Тимофею, не очень-то и старалась пробежать мимо него. Неужели все затеяно ради пустого развлечения?
Тимофей поймал Арину после очередной безуспешной попытки проскочить. Оттеснил обратно к опочивальне.
– Прости, княгиня, князь не велел.
– Князь не велел, а я повелеваю, – она дернула плечиком, притопнула ножкой. – Будешь противиться моей воле, Тимоша?
– Буду, – угрюмо отозвался Тимофей.
– Правда, будешь? – теперь она смотрела на него с любопытством и словно дразнила, словно специально раззадоривала. Но никакой опасной волшбы, вроде бы, пока не творила.
– Мне сказано, не пускать тебя из терема. Так что шла бы ты обратно в опочивальню, княгиня. Подобру шла бы, а? – мягко попросил Тимофей. – И князь ни о чем не узнает. Обещаю…
Арина свела бровки:
– Значит, не желаешь мне покоряться? Своей княгине? Не желаешь? Да?
Тимофей смотрел молча, исподлобья, не вкладывая меча в ножны.
– Что ж, – озорная улыбка вновь скользнула по лицу Арины. В глазах княгини блеснули дерзкие безуменки. – А хочешь, Тимоша, я сама тебе покорюсь?
Раз – и прежде, чем Тимофей успел что-либо сообразить или сделать, Арина сбросила легкую сорочку, оставшись перед ним…
Прекрасная никейская царевна стояла теперь перед ошеломленным княжеским сотником в чем мать родила.
* * *
Лампадка не столько освещала, сколько подсвечивала обнаженное женское тело – гладкое и влекущее. И в этом таинственном полумраке Арина выглядела еще более желанной. Подобной красоты Тимофею видеть не приходилось. А от того, как бесстыдно, словно не замечая своей наготы, вела себя княгиня, вовсе захватывало дух. Гречанка, похоже, наслаждалась производимым на Тимофея впечатлением.
«Неужели Угрим ТАК ошибся? – промелькнула в голове неожиданная мысль. – Неужели княгиня жаждет вовсе не силы Черной Кости, а обычного блуда? И ради только этого прибегла к волшбе и открыла дверь опочивальни?»
Арина, улыбаясь, потянулась всем телом, соблазнительно изогнулась, будто гулящая кошка.
Тимофей с трудом сглотнул застрявший поперек горла ком. Кровь уже вовсю клокотала в жилах. Сердце колошматилось в груди. В висках стучало. Ох, кто бы знал, чего стоило ему сейчас сдерживать себя!
Тимофей тряхнул головой. Предупредил: грозным и в то же время прерывающимся от волнения голосом:
– Кня-ги-ня!
Наверное, вышло не очень убедительно.
Арина шагнула к нему.
Добавить к сказанному что-либо еще оказалось невозможно: во рту вдруг наступила сушь, язык прилип к гортани.
Дочь никейского императора и супруга ищерского князя, поблескивая сочными губами и большими влажными, с поволокой, глазищами, не спеша, ступала голыми ногами по выскобленным доскам пола. Раз шажок, два… Соблазнительно колыхались округлые бедра, маняще выступали из полумрака налитые груди.
Тимофей выставил перед собой меч. Глупо, конечно, но что еще он мог предпринять?
Арина вплотную приблизилась к сотнику. Заточенное острие уперлось между набухших розовых сосков. Княгиня улыбнулась шире, сделала следующий шаг, спокойно и уверено отведя меч в сторону. Рука Тимофея утратила былую крепость, стала вдруг мягкой, податливой. Ну а как иначе? Не протыкать же, в самом деле, молодую княгиню? Не рубить же чужую блудливую женку, хоть и дадено такое право. И тревогу ведь не поднимешь. Какая тревога, когда Арина уже стоит перед ним без одежды! Что и кому тут объяснишь?
Тимофей опустил меч.
Отступил на шаг.
Потребовал хрипло, не особенно, впрочем, надеясь, что его требование будет выполнено:
– Остановись, княгиня!
И решился.
Слегка ударил клинком – плашмя, по гладкому бедру.
Слабый шлепок. Короткий смешок…
Арина, хихикнув, подступила ближе.
– Княгиня, добром прошу!
Еще ближе…
Тимофей ударил снова. Сильнее. Как бьют разыгравшуюся норовистую кобылку.
В этот раз шлепок прозвучал громче, смачнее.
Арина дернулась в сторону – аж колыхнулись упругие перси. Меч отпечатался на нежной коже горящей красной полосой.
Княгиня остановилась, глянула на полыхающее бедро. Не со страхом, не с гневом, не с удивлением даже. Скорее, с любопытством. Провела рукой по багровеющему следу. Подняла глаза. В распахнутых карих очах – ни слез, ни испуга, ни гнева. Только лукавство да шальное веселье.
– А знаешь, Тимоша, мне это даже нравится, – между влажных губ мелькнул розовый язычок. – Можешь продолжать.
Нравится?! Продолжать?! Ну, раз ТАКОЕ нравится!.. Как остановить ее (ее и себя, да – и себя тоже!) Тимофей уже не знал.
– Ну что, хочешь ударить еще? Так сделай милость, – она сама подставила бедро, с улыбкой его огладила.
Интересно, у них в Царьграде все такие?
Меч тяжелил руку и казался ненужным, лишним и никчемным. Ни меч, ни рука не хотели рубить гречанку. И Тимофей знал: не будут.
– Пос-с-слушай… кн-н-нягиня… – бушующая страсть и вожделение рвали слова и мешали закончить фразу.
Княгиня слушать не желала.
Арина провела пальцем по долу обнаженного меча. Будто лаская оружие. А через оружие – и самого Тимофея. Потом палец скользнул по заточенному лезвию. Но неаккуратно как-то скользнул.
Княгиня охнула.
– Вот ведь досада!
Поморщилась. Капелька крови выступила на порезанном персте. Гречанка что-то шепнула, остановив взгляд на набухавшем гранатовом зерне.
А темно-розовые сосцы на обнаженной высокой груди набухли уже давно. И Тимофей уже был не в силах отвести от них глаз.
И все же…
– Княгиня! – он еще пытался противиться невыносимому соблазну.
А соблазн захлестывал с головой, обращая дыхание в хрип.
– Дай-ка угадаю, Тимоша, – томно промолвила княгиня. – Угрим велел тебе не выпускать меня отсюда, но о том, чтобы меня не целовать он ведь ничего не говорил? А?
Да, не говорил. Да, не было такого. Но ведь это и так… само собой разумеется… Или нет? Не само собой? Не разумеется вовсе? А?
– Кня…
Тонкий длинный пальчик Арины, украшенный рубиновой кровавой каплей лег на его уста.
«…гиня!»
Тимофей ощутил влагу на губах – солоноватую, терпкую. Различил, как вновь шевелятся губы Арины. Беззвучно, едва заметно, но шевелятся. Что они говорят? Какие слова? Какие шепчут заклятья?
Смутная тревога, а потом…
Потом уста примкнули к устам. И горячее тело – к холодному доспеху.
И качнулось. И поплыло.
Все вокруг. И он сам.
Неведомая отрава? Незнакомый яд? Что-то стремительно растекается от губ по рту, голове, груди, холодит руки, леденит ноги…
Вот оно! То самое колдовство, коварное чародейство гречанки, о котором предупреждал князь, и которого следовало опасаться. Но Тимофей не внял предупреждению Угрима. Тимофей расслабился, промедлил. Поддался соблазну.
А теперь – поздно…
Не-е-ет! Не поздно.
Руки еще повиновались. Немного. И собранная в кулак воля не утрачена до конца. И пальцы пока не разжались. Ослабевшие, окостеневшие, они все же держат меч, судорожно вцепившись в рукоять.
Тимофей медленно занес клинок над гречанкой, прильнувшей к нему в поцелуе – долгом и страстном. Но неискреннем. Колдовском.
Рубить?
Колоть?
Тимофей не стал. Не смог. Даже сейчас. Он просто позволил тяжелому оружию пасть вниз. И добавил к весу боевого меча кое-что от себя. То немногое, что еще оставалось. На что хватало сил.
Круглый набалдашник рукояти обрушился на прелестную головку Арины.
Глухой стук – и обнаженное тело никейской ворожеи осело на пол.
Еще стук – громче, звонче.
Из пальцев Тимофея выскользнул меч.
А потом и у него самого подломились колени. Падая, Тимофей непроизвольно схватился за стену. Но стена, как и ноги, держать отказалась.
Боли от падения Тимофей не почувствовал. Только что-то твердое и жесткое пихнуло его под звякнувшую бармицу, в затылок.
Глава 10
Некоторое время он лежал, глядя вверх, едва различая в слабом пламени светильника смутные очертания закопченной потолочной балки и досок перекрытия. Как долго это продолжалось? Тимофей не знал. Чувство времени исчезло полностью. Как и чувство пространства. Как чувство реальности всего происходящего с ним. Он уже не был самим собой. Он не был властен над собой.
Интересно, что скажут поутру, когда их найдут вместе, валяющимися на полу коридора? Княжеского сотника при полном доспехе и нагую княгиню?
А ничего! А не найдут! Княгиню – так точно.
Лицо Арины выплыло из полумрака откуда-то сбоку. Склонилось над ним, заколыхалось в отблесках тусклого огня и игре густых теней. Уже не столь прекрасное лицо, как прежде. В иссиня-черных волосах бугрится кровяной колтун. На лбу – содранная кожа. След от не подсохшей еще кровавой дорожки на левой брови, виске и щеке. Жалко… Удар по голове гречанки был нанесен вслепую и, увы, недостаточно сильно. К тому же, рукоять меча прошла вскользь.
Зато магия никейской царевны разила наверняка. Тимофей по-прежнему не мог пошевелить ни пальцем, ни бровью. Он не ощущал своего тела и был подобен мертвецу, способному видеть и слышать.
Он видел, как…
Княгиня стояла возле него на коленях, будто причитающая баба над павшим в сече кормильцем. Только не убивалась княгиня, нет. Улыбалась. Арина вновь была в своей длинной сорочке. Она даже успела взять в опочивальне и набросить на плечи теплый плащ с капюшоном.
Он слышал, как…
– Ты очень мил, но очень глуп, Тимоша, – говорила она ему. – Раз уж поднял на меня меч, следовало бить насмерть. Сразу, пока была такая возможность. А теперь – все. Теперь ты мой. Теперь все ТВОЕ станет МОИМ.
Да, он видел и слышал ее, но ответить не мог. Губы не слышались, язык не шевелился. А впрочем…
Карие влажнее глаза княгини смотрели и манили, притягивали и затягивали.
…Впрочем, чтобы говорить с ней, сейчас не требовалось слов. Сейчас можно было иначе.
«Что?!»
«Что ты со мной сотворила?»
Наверное, она находила все это забавным. А может, он ей, действительно, казался милым. Настолько, что Арина позволяла ему задавать вопросы. Она даже отвечала ему.
«Заперла тебя в тебе. И прирастила к себе. Кровью и страстью. Погрузила тебя в сон наяву, Тимоша. А себя пробудила в тебе, – она говорила загадками, говорила, не открывая уст – одними глазами, но она говорила. – Все очень просто. Моя кровь на твоих устах, запечатывающий поцелуй – и больше ничего не нужно. Сила крови – великая сила. Сила крови, взмешанная на страсти – сильнее многократно. А я знаю, как пробуждать страсть в мужчинах. Но если бы ты сам втайне не желал меня так страстно и самозабвенно, ничего бы не вышло. Одной моей крови не хватило бы, чтобы свалить тебя с ног и открыть твою память и душу. В общем, старая история. Ты пал жертвой своей страсти. Страсти ко мне. Я польщена, Тимоша».
Много лишних безмолвных слов, слишком много, чрезмерно. А Тимофей уже хотел узнать другое.
«Что?»
«Что ты задумала?»
Она ответила и на этот раз.
«Взять у тебя то, что потребно мне. У тебя взять и ИЗ ТЕБЯ. Ты открыт предо мной, Тимоша, и я теперь многое знаю».
«Что?»
«Что ты знаешь?»
Она ласково улыбнулась ему.
«Что Угрим провел тебя через потаенный ход, которым до сих пор никто, кроме самого князя, не хаживал. Что ты вместе с ним переступил порог нижнего подземелья, запечатанный его колдовством. Что ты прошел прочие преграды, поставленные Угримом. И значит, на тебе лежит след его магических печатей. Мне же известен способ как, используя такие следы, взламывать сами печати. Ты станешь ключом. Моим ключом от Угримова замка, за которым князь прячет Черные Мощи – ведь именно их он оберегает от чужих взглядов и помыслов, да, Тимоша? Черное тулово твари, вышедшей из мертвого мира. И ее рука… правая рука, которую ты принес своему князю. Чтобы добраться до этих Мощей, мне нужно лишь слиться с тобой и тобою же отворить затворенное. Твоя память, чувства и мысли отведут меня к Реликвиям Силы».
«Зачем?»
«Зачем тебе все это нужно, княгиня?»
Нет, Арина ничего от него не утаивала. Наверное, в этом уже не было смысла. Арина отвечала без слов. Честно, гордо, надменно, торжествующе:
«Я – никейская царевна из рода византийских императоров, а не русская княгиня! И я всегда оставалась той, кем являюсь по крови и праву рождения. Пусть ныне Великая Византия утратила былое могущество, но магическая сила Черных Мощей поможет вернуть ей забытую славу. И угадай, кто будет восседать на троне возрожденной империи?»
«Но как?»
«Как же князь? Угрим? Ищерское княжество?»
По губам Арины скользнула презрительная усмешка. В голове Тимофея вновь прозвучал безмолвный ответ:
«К чему мне горбатый уродец? К чему мне ваш жалкий клочок лесов и болот? Думаешь, ради этого я прибыла сюда? Нет, все не так, Тимоша. Надежное убежище от латинян я могла бы найти и в другом, более достойном месте. Но я внимательно читала древние книги, и они указали мне, где следует искать Черные Мощи. Добраться до вашей Реликвии было легче, чем до других, с нее удобнее было начать. Поэтому и только поэтому я здесь. Конечно, Угрим хитер. Он никогда не доверял мне полностью и прятал от меня свое сокровище. Но я терпелива, я умею ждать. И я дождалась. Я получу свое. С твоей, Тимоша, помощью».
«Думаешь?»
«Ты думаешь, я стану помогать тебе?»
Ее глаза смотрели в его глаза. В ее глазах таилась нежнейшая из улыбок.
«А ты думаешь, что сможешь противиться? Думаешь, у тебя есть выбор? Думаешь, у тебя еще осталась своя воля? Я ведь уже объяснила, Тимоша: ты заперт в самом себе, ты спишь наяву. Ты спишь, и видешь сон. На тебе лежит морок, а бодрствую и действую сейчас я. За себя и за тебя. И в тебе тоже действую я. Ты теперь мой целиком. Мы с тобой слиты в одно. И МЫ сейчас – это Я. Но никак не ТЫ».
Слова, звучавшие в голове Тимофея, казались бредовыми и пугающими одновременно. Тимофей старательно внимал речам княгини, но никак не мог постичь их сути. Не мог, пока…
«Ну все, хватит болтать, – княгиня утерла рукавом кровь с лица и, набросив островерхий куколь, прикрыла рану на голове. – Пора идти, Тимоша. Нам пора. Тебе и мне. Мне главным образом. Но, значит, и тебе тоже»
Она поднялась с пола.
Тимофей мысленно усмехнулся. Неужто, гречанка надеется поднять его?
«Посмотрим, крысий потрох, как это у тебя полу…»
Почему пол, на котором только что лежал Тимофей, вдруг подался вниз, он сообразил не сразу. Нет, княгиня даже не пыталась его поднимать. Она просто стояла рядом и просто смотрела. Тимофей поднимался сам. Не хотел, но под-ни-мал-ся! И ничего с этим поделать не мог. Тело сейчас слушалось не его. Его телом повелевала чужая воля.
И вот он уже стоит на ногах, совершенно их не чувствуя.
«Хорошо, – удовлетворенно кивнул Арина, – Теперь ты видишь: мы едины. Ты делаешь то, что нужно мне. И сопротивляться этому бессмысленно».
Тимофей старался. О, еще как старался! Но все верно. Все бессмысленно. Он словно наблюдал за собственными действиями со стороны и не в силах был ничего изменить.
«Тварь поганая!»
Ярость мешала и рвала мысли…
«Блудливая никейская девка!»
Однако Тимофей не чувствовал привычного для такого состояния бурления крови. Даже кровь предала своего хозяина. Кровь текла по жилам спокойно и размерено, как и требовалось. Не ему, Тимофею, – ворожее-княгине.
«Похотливая гулящая су…»
«Правильно, Тимоша, нам вниз», – насмешливо отозвалось в голове.
Он вдруг понял, что уже спускается вслед за княгиней по длинной узкой лестнице. С верхнего этажа терема на нижний. Свой меч Тимофей обнаружил на поясе. Когда он поднял клинок с пола и вложил его в ножны, Тимофей не помнил. К навершию рукояти прилипло несколько длинных черных волосков.
Проклятье! Почему?! Ну почему он не отсек голову гречанке? Почему не нашел в себе твердости проломить Арине череп рукоятью меча? Почему не смог в последний момент вбить эти карие манящие очи в глазницы и раздавить их там, как поганые грибы? Почему так глупо попал под чары княгини, даже будучи предупрежденным Угримом?
ПО-ЧЕ-МУ?!
Он спускался. Она спускалась. Они спускались. Вместе, по тесной лестнице, бок о бок. Рука Тимофея лежала на мече, но ни от руки, ни от оружия не было проку. Пальцы были чужими. Совершенно. Все теперь было чужое.
«Теперь ты мой», – так ведь сказала ему княгиня?
* * *
Они беспрепятственно прошли по терему. Никем не остановленные миновали княжеские хоромы. Обошли пустующую гридницу…
Час был поздний, вся челядь спала. Часть княжеской дружины отбыла с Угримом, а те ратники, что остались в Острожце, несли службу снаружи – на городских стенах и на стенах детинца. Только у входа в подвалы стоял одинокий страж с щитом в руке и с мечом на боку.
Арина и Тимофей двигались на него.
Дружинник заметил их. Встрепенулся, шагнул навстречу. Охнул от изумления.
Ермолай! – признал стражника Тимофей. Странно, что Угрим вновь поставил на важный пост провинившегося гридя. На князя это не похоже. Хотя, наверное, ничего странного нет: Угрим ведь надеется на него, Тимофея. А вот он-то, как раз, княжеской надежды и не оправдал. И Арине позволил выйти из опочивальни, и самого за собой увести.
– Тимофей?! Княгиня?! – смотрели на них округлившиеся глаза Ермолая.
Арина молча шла на него. Тимофей, утративший власть над собственным телом, следовал рядом.
Дружинник замотал головой:
– Вы не серчайте, только нельзя ж вам сюда. Никак нельзя.
Слова давались бедняге с трудом, но Ермолай все-таки встал на дороге. Видимо, урок, преподанный Угримом, был усвоен крепко.
– Князь не велел пущать… – пробормотал Ермолай. – Никого не велел… Тимофей?.. Княгиня?..
Дружинник переводил растерянный взгляд с сотника на гречанку и с гречанки на сотника. Ни он, ни она не останавливались.
Арина первой подошла к стражнику. Безмятежно улыбнулась:
– Не тревожься, Ермолаюшка. Тимофей просто проверяет, кто как службу несет. Правда, Тимофей?
«Нет! Останови ее Ермолай! Изруби в капусту!»
Какое там! Безмолвный вопль так и не вырвался наружу.
– Да, – услышал Тимофей собственный голос – спокойный и твердый. – Просто проверяю.
Язык, как и тело, отказывался повиноваться хозяину. Язык выталкивал чужие слова. Княгиня сделала еще один шаг к дружиннику. Тимофей, движимый не своей волей, шагнул тоже, обходя стражника с другого бока.
А Ермолай все вертел головой, отступая к запертой подвальной двери. В глазах дружинника сквозило недоверие. Рябое лицо подергивалось. Видимо, ответ гридя не удовлетворил. Продолжая пятиться, он поднял перед собой щит и потянул из ножен оружие. Нет, не так уж и плох оказался ратник, раз почуял неладное.
– А пошто ты, княгиня, с сотником среди ночи бродишь?
«За Черной Костью она идет, Ермолай! – чуть не стонал от немого бессилия Тимофей. – За колдовской силой, упрятанной Угримом!»
– Не спится мне, Ермолаюшка, вот и вышла прогуляться.
– А кровь почему на рукаве?
Заметил! Молодец!
– Кровь? – Арина растерянно глянула на перепачканный рукав. – Ах, это?
Пальчик Арины коснулся подсыхающего пятна.
– Так… Поранилась немного. Ты только не шуми понапрасну, не надо…
Палец княгини потянулся к губам дружинника. «Тс-с-с», – словно бы говорила она своим жестом. Ну да, конечно, сначала кровь на уста, потом запечатывающий поцелуй. Тимофей через это уже прошел. Теперь, значит, черед Ермолая?
«Не поддавайся! – беззвучно кричал Тимофей. – Не позволяй себя околдовать. Иначе будешь как я – весь в ее власти!»
Ермолай оказался умнее, чем его сотник. Или просто больше страшился княжеского гнева. Отпрянув от протянутой руки, страж вжался широкой спиной в подвальную дверь. Больше отступать ему было некуда. Слева, почти вплотную стояла Арина. Справа – Тимофей.
Ермолай прикрылся щитом, будто прячась за ним, и нерешительно поднял меч.
– Вы бы того… шли бы себе дальше, а? – взмолился несчастный дружинник. – А то ведь тревогу сейчас подниму.
«Давно пора, Ермолай! Ори в голос, не жалей глотки, зови на помощь, пока не поздно!»
Нет, было уже поздно. Слишком поздно.
Ермолай никак не ожидал того, что случилось. Тимофей – тоже. Он соступилпоступал помимо своей воли. Пока бездонные очи и колдовская улыбка ворожеи-гречанки притягивали взгляд стража, Тимофей действовал. Быстро и решительно, как в кровавой сече.
Раз – меч из ножен. Два – взмах. Три – удар.
Ермолая он бил не так, как княгиню. Нещадно бил, в полную силу – не рукоятью меча, а тяжелым лезвием. Своего дружинника сотник рубил насмерть. «Не-е-ет!» – противился разум. Но этого отчаянного вопля никто не услышал.
Рука и меч Тимофея исполняли чужой приказ. Приказ княгини, которой нужно было пройти мимо упрямого стража. Обмануть и покорить Ермолая Арине не удалось, а потому была заплачена другая цена. Жизнь княжеского гридя.
Меч Тимофея ударил по-над краем щита. Негромко звякнув, рассек бармицу под правым ухом, разрубил скулу, вошел глубоко в шею. Хлынула кровь. Выпало из ослабевших пальцев оружие стражника. Грохнул скользнувший с левой руки щит. А затем и сам Ермолай, хрипя и царапая дверь окольчуженной спиной, осел на пол. Дернулся, повалился набок. Да так и застыл на пороге. Голова откинута. Под шеломом кровоточащая рана. В широко открытых глазах на рябом лице – испуг, недоумение, боль, немой упрек.
Стекленеющие глаза смотрели на Тимофея снизу вверх.
«Ты за это ответишь, княгиня! – пронеслось в голове Тимофея. – За все ответишь!»
Насмешливая улыбка гречанки.
«Не перед тобой, Тимоша. Не перед тобой».
Он готов был разорвать проклятую ворожею голыми руками. Но не мог. Руки уже выполняли другую работу. Оттаскивали в сторону убитого дружинника, освобождая путь к двери.
Бедный Ермолай…
«Ты сдохнешь так же, ведьма!»
«Не от твоей руки».
Ключа у стражника не было, но, чтобы открыть тяжелую дубовую дверь, опытной ворожее ключ и не требовался. Арина прибегла к волшбе. Замки и засовы – не колдовские печати. С ними княгиня расправлялась в считанные секунды.
Легкое движение тонкой ладони, тихий шепоток, сухой щелчок, скрип петель… Вход в подвалы детинца был открыт. Из-за распахнутой двери на них смотрела кромешная тьма.
Тимофей полагал, что Арина возьмет светильник или факел, однако княгиня поступила иначе. Шевельнув пальцами и губами, гречанка дунула перед собой. Тут же из воздуха возник язычок желто-красного пламени. И там же, в воздухе, повис. Трепещущий, маленький, но достаточно яркий, чтобы осветить путь, он покачивался над их головами, вырывая из сплошного мрака неровные стены, сводчатый потолок и широкие каменные ступени. От колдовского огня не шел дым, и не летели искры. Огонь излучал только свет.
Арина вступила в подземелье. Тимофей тоже сделал шаг вперед. Заставили сделать… Огонек отплыл на шаг дальше. Еще шаг – и новое движение пламени. Это оказалось удобнее, чем бездымный факел Угрима. Магический огонь никейской ворожеи не нужно было даже нести.
* * *
Они шли между клетей и порубов. Поворачивали в узких коридорах. Спускались с верхних ярусов вниз. Тимофей и рад был бы блуждать по подвалам детинца без конца, но, увы… Непослушные ноги предательски остановились у стены. У той самой стены.
Колдовской огонек повис над его головой, осветил кладку, запечатанную Угримом.
– Пришли! Наконец-то! – Арина была взволнована настолько, что, забывшись, заговорила вслух. То ли с Тимофеем, то ли сама с собой.
Он не ответил. Ни в голос, ни мысленно. Впрочем, гречанка меньше всего нуждалась сейчас в его ответах.
Тимофей молча стоял между стеной и княгиней. Его правая рука, повиновавшаяся не ему, а ей, легла на холодный камень. Левая – коснулась ладони Арины – маленькой и узкой, почти утонувшей в руке Тимофея. Их пальцы переплелись, будто пальцы влюбленных. Арина, прикрыв глаза, что-то сосредоточенно забормотала.
Шла волшба. След Угримовой колдовской печати, оставшийся на Тимофее, должен был взломать саму печать. Так объясняла ему княгиня. Но «должен был» это ведь еще не значит, что взломает?
Запечатанная ищерским князем-волхвом стена пока стояла незыблемо.
У Тимофея зарождалось слабая надежда.
И, едва зародившись, сгинула.
От ладони Тимофея по камням поползли трещины. Сначала едва заметные, они становились все шире, длиннее. По стене словно били бесшумным тараном с закаленным стальным острием. Мощная кладка начинала разваливаться. Только отваливающиеся массивные осколки не падали с грохотом на пол. Осколки растворялись в воздухе без следа.
Арина не прекращала своего бормотания, Тимофей держал руку неподвижно, хотя ладонь больше не упиралась в камень. Под ладонью теперь зиял провал. Провал ширился. Стена беззвучно осыпалась, исчезала и таяла, пока проход не открылся полностью.
Магическая печать Угрима не устояла против идущей через Тимофея ворожбы Арины.
Первым в стену, переставшую быть стеной, вплыл колдовской огонек. Арина вошла следом. Ввела, вовлекла за собой, Тимофея…
Потом была знакомая галерея – широкая и извилистая. Галерея закончилась подземным залом, куда Угрим вытащил Тимофея и Бельгутая с колдовской Тропы. Все здесь было как прежде. Неровный каменный столб, поглотивший черного бесермена. Погасшие факелы, оставленные князем. Неподвижно и нелепо висевший в воздухе Бельгутай, для которого был остановлен ход времени. Стена-полог, надежно укрывшая нишу с Кощеевой десницей и вход в тронный зал навьей твари. Хотя так ли уж надежно?
Тимофей остановился напротив запечатанной ниши, кляня себя последними словами за то, что не может пройти мимо. Княгиня мельком осмотрела залу, ненадолго задержала взгляд на одинокой колонне, чуть дольше – на застывшем в последнем прыжке Бельгутае. Хмыкнула, качнула головкой. И, похоже, забыла обо всем, кроме главного.
И опять Тимофей стоял, раскинув руки, между Ариной и каменной кладкой. Он стоял, соединяя через себя одну с другой, выполняя роль посредника и являясь ключом к магическому запору.
Княгиня вновь затянула свою колдовскую песнь без музыки и внятных слов. Тимофей ждал. Неужели и эта стена не устоит? Неужели падет и эта преграда? Неужели Черная Кость… обе Кости достанутся гречанке?
Стена не устояла. Преграда пала. А Кости? Достались? Ей? Или…
Что это…
Как это…
… случилось?!
… произошло?!
Нет, кладка-печать на этот раз не разваливалась постепенно и не рассеивалась отдельными кусками. Кладка исчезла, растаяла, испарилась вся, сразу, вдруг. Будто сорванная или разорванная неведомой силой изнутри, из ниши.
Кратчайший миг, неуловимая доля мгновения – и холод камня вдруг сменился теплом… Теплом человеческой ладони!
Чужая рука схватила его руку.
В голове взорвалось.
Вспышка. Яркая, слепящая.
И – боль. Острая, непереносимая. Словно одномоментно полыхнули тысячи молний, словно кто-то ворвался, вклинился, ввинтился в мозг.
Кто?!
Из разверзшейся стены выступила темная горбатая фигура…
Князь? Князь!
Но откуда?! Как?! Почему?!
Угрим стоял в открывшейся нише и крепко держал Тимофея за руку. Губы князя-волхва что-то беззвучно шептали, пылающие глаза смотрели сквозь сотника. На то, что было за ним. На ту, что была за ним.
Княгиня взвизгнула. Попыталась оторваться и отскочить от Тимофея. Но его рука уже сжала ее руку. Это не было осознанным действием и поступком Тимофея. И уж тем более это не было приказом гречанки.
Теперь все изменилось. Тимофей чувствовал, что в нем пульсирует уже не чужая воля. Чужие. Воли. Внутри него словно жили два человека. И эти двое, бесцеремонно отпихнув в сторону его, Тимофея, истинного хозяина сотрясающейся телесной оболочки, сошлись друг с другом в жестокой схватке. Два чародея бились в нем. Друг против друга. И за него. И посредством его.
Княгиня безуспешно старалась вырываться, сильные пальцы Тимофея мяли нежную ладошку Арины. Рука княгини никак не могла выскользнуть из руки воина. А за другую руку Тимофея держал мертвой хваткой Угрим.
Колдовской огонек ополоумевшим светляком метался над их головами. По стенам и сводам прыгали тени.
Неведомые магические токи заполняли и переполняли Тимофея, шли штормовыми волнами через тело и душу. Растянутый и распятый между волхвом и чародейкой, он бился в трясучке и беззвучно выл диким зверем.
Все закончилось так же внезапно, как и началось. То ли Угрим отпустил руку Тимофея, то ли Арина смогла-таки выдернуть измятую ладонь из его пальцев. Но колдовская связь прервалась. И у открывшейся ниши словно взорвался железный шар, набитый заморской гремучей смесью.
Их всех отбросило в разные стороны. Тимофея свалило с ног. Арину – тоже. Один лишь Угрим сумел устоять.
Язычок колдовского пламени вновь неподвижно замер в воздухе. Тени прекратили свою безумную пляску. Мягкая, оглушающая тишина навалилась на уши.
Тимофей ощутил тупую ноющую боль во всем теле, ломоту в костях и покалывание в коже. Но боль означала возвращение утраченных чувств и власти над телом. Он, правда, обретал свою плоть не сразу, постепенно. Руки и ноги еще плохо повиновались, руки и ноги дрожали, подергивались, тряслись. И все же он больше не был беспомощным сторонним наблюдателем своих собственных поступков. И не было больше ни в нем, ни над ним чужой воли. Ничьей иной, кроме его, Тимофея, воли. Колдовское заклятие Арины утратило силу.
И нужно лишь немного времени, нужно только чуток подождать… окончательно ПРИЙТИ В СЕБЯ. Полностью в себя вернуться. И все будет в порядке.
– Крысий потрох! – с облегчением прошептал он.
Язык уже слушался.
Тимофей медленно поднял голову, в которой роились вопросы. Однако чутье подсказывало: сейчас их лучше не задавать. Сейчас – не время.
* * *
Угрим стоял над распростертой княгиней. Невысокая кряжистая горбатая фигура, широко расставленные ноги, сжатые кулаки…
Арина тихонько всхлипывала, левой рукой поглаживая правую ладонь, помятую Тимофеем.
– Ну, здравствуй, княгинюшка, что ли, – князь-волхв ощерился недоброй улыбкой. – Это искала?
Угрим кивком указал назад – за порушенную стену. Там, в полумраке глубокой ниши, бодлескивал прозрачный самоцвет с Кощеевой десницей.
– Знаю-знаю, что искала, не отпирайся. Теперь-то я все про тебя знаю. Но вот незадачка-то какая: искала Кость, а нашла меня. Не ждала, небось, такой встречи, а лада моя?
Арина перестала стенать и подняла глаза на Угрима. Слезы уже высохли. В больших карих глазах гречанки не было мольбы, в них пылала ненависть. Княгиня так и исходила, так и сочилась ею. Видимо, случилось такое, после чего никейской ворожее не имело смысла утаивать свои истинные чувства.
– Ты смогла подчинить Тимофея своей воле, – продолжал князь, глядя на супругу сверху вниз. – Благодаря ему, вернее – благодаря следу моей Печати, оставленной на нем, ты открыла путь к Черной Кости. Но и открылась сама…
Княгиня медленно поднималась с пола. Сначала встала на колени…
Тимофей чувствовал, как его тело отходит от шока и наливается силой. Тело становилось все послушнее. Скоро он тоже сможет подняться. Скоро спросит с проклятой гречанки. За все спросит. И вряд ли Угрим будет возражать.
– Чтобы обрести над человеком полную власть, следует слиться с его сущностью, – звучали в тишине подземелья слова князя-волхва. – А для этого необходимо убрать между собой и им все магические препоны. Тебе пришлось снять перед Тимофеем свою колдовскую защиту. Само по себе это не опасно. Мой сотник не силен в чародейских хитростях. Он был полностью в твоей власти и не смог бы проникнуть в твои мысли и в твою память. Зато это сумел сделать я – с его помощью и при его посредничестве. Здесь, – Угрим окинул взглядом древние стены, чуть задержал взор на Черной Кости, – у меня для этого достаточно силы.
Арина молчала, не спорила.
– Когда Тимофей стал связующим звеном между нами, – продолжал князь, – ты не успела вновь возвести свою магическую защиту. Ты не смогла вовремя отгородиться от него, а значит и от меня. Так что я узнал все, что ты утаивала. Я знаю, зачем ты приехала сюда и для чего стала мне женой, Арина. Я знаю, что поведали тебе цареградские книги. Мне известно, где искать Черные Кости, которых у меня нет. Пока – нет.
Тимофей невесело усмехнулся. Вот, оказывается, в чем дело! Княгиня, используя его, не могла укрыться от него за колдовским щитом. А потому Тимофеем воспользовался князь. Пока руки касались рук, пока Тимофей соединял волхва и ворожею, Угрим заглянуть через него в прекрасную головку своей супруги. Бр-р-р… Тимофей вспомнил тот жуткий момент, когда в нем столкнулись две чужие воли, две чародейские силы.
Выходит, все было подстроено?
Похоже на то. А как подстроено, каким образом князь-волхв оказался там, где его ждали меньше всего – это не важно. Важно, что Тимофей был всего лишь ключом. Для княгини – ключом к Черной Кости. Для князя – к тайнам княгини. Неприятно осознавать такое. Но было именно так, а не иначе.
– Я узнал от тебя все, что хотел, – говорил тем временем Угрим. – И на что ты мне теперь, Арина? Какой мне от тебя прок?
Гречанка уже стояла не на коленях – на ногах. В полный рост.
– Если я тебе не нужна, отпусти меня, князь, – вскинула подбородок никейская царевна.
– Отпустить? – усмехнулся Угрим. – Это будет неразумно и опасно. Тебе многое известно, Арина. А я бы не хотел, чтобы твои знания достались кому-то из посвященных. Ты долго рвалась сюда, так оставайся же здесь навеки!
С княжеских перстов полыхнуло ярко-синим. Вот такой же волшбой Угрим остановил Бельгутая. Видимо, и Арину тоже князь намеревался запереть во времени. Но никейская ворожея, в отличие от ханского посла, была знакома с подобной магией. Более того: гречанка умела ей противодействовать. Руки княгини встретили поток колдовского света, раздвинули его, отбросили в стороны.
Угрим нанес второй удар – сразу же, без промедления. Мановение княжеской длани было едва заметным. Шепот – неслышным. Зато последствия…
Треск, грохот, сотрясение земной тверди, пыль столбом, ручейки осыпающейся сверху щебенки. Вокруг княгини, прямо из пола выросло плотное земляное кольцо. Крутой вал скрывал Арину, отрезая ей пути к отступлению. Вал рос и сжимался, словно петля татарского аркана, грозя задушить и схоронить княгиню заживо.
Отвесные, утрамбованные магией земляные стенки подступали к гречанке и наваливались на нее, а князь уже творил новую волшбу. Из сводчатого потолка рухнула плита, размером со створку крепостных ворот. Глыба должна была либо раздавить Арину в лепешку, размазать ее, смешать с земляным валом и погрести под собой, либо вобрать в себя как черного бесермена, вмурованного в каменный столп.
Должна была, но…
Растопыренные пальцы княгини, окутанные искрящимся маревом, поднялись вверх, навстречу камню. Звонкий вскрик ворожеи – и плита раскололась, словно разбитая снизу гигантским молотом. Ни один осколок не задел гречанку. А вот Тимофей едва успел откатиться из-под крупного обломка.
Арина, развела руки, затем быстро, с хлопком, свела их перед собой, и так же быстро хлопнула ладонями сзади, за спиной. Земляное кольцо вокруг нее рассыпалось как сухой песок под порывом ветра.
А Угрим бил снова. Обе руки князя теперь были направлены вниз. И теперь уже в песок обращался утоптанный земляной пол под ногами княгини. Сыпучий, зыбучий песок… Вот такая же зыбь затянула в себя мертвого гнедка Тимофея и живую лошадь Бельгутая.
Арина провалилась в проседающую воронку по колено… по пояс… по грудь… Однако утопить гречанку полностью, Угрим не смог. Тонкие гибкие руки княгини успели выписать в воздухе Знак, губы выплюнули Слово.
Прогнувшийся, просевший, провалившийся и утекающий из-под ног ворожеи пол вздыбился холмиком надежной тверди, выпихнул Арину из сыпучего плена. И княгиня смогла нанести ответный удар. Ее рука огладила колдовской огонек, все еще висевший в воздухе. Язычок пламени мгновенно взбух, разросся до размеров пылающей бочки. Легким движением пальцев Арина по воздуху катнула огненную «бочку» в лицо Угриму.
Князь отмахнулся. Плотный ком пламени разорвался в паре локтей от его головы и мелкими клочьями разлетелся по зале. Множество огоньков забрызгало стены, своды и неподвижно повисло в воздухе. Словно тысяча свечей вспыхнуло разом и всюду. Загорелись два факела, торчавшие из стен и попавшие под пылающие росплески.
Один огонек угодил в левый наруч Тимофея. Наруч пришлось отцеплять: жар палил руку даже сквозь броню. Другая капля пламени прожгла насквозь взметнувшуюся при прыжке, да так и застывшую в движении, полу Бельгутаева цува. Еще два огня коснулись Арины, заставив гречанку вскрикнуть и отступить на шаг. Княгиня сбросила с себя тлеющий плащ с капюшоном, сорвала легкую, занимающуюся огнем ткань сорочки.
Арина опять предстала перед Тимофеем нагой. Сейчас, в ярком свете сотен пламенных язычков, смуглое стройное тело гречанки казалась особенно соблазнительным. Невольно отвлекшись на ведьмаческую красу, Тимофей не сразу заметил, что сброшенные одежды княгини вовсе не пали на пол.
Одеяния Арины, видимо, обрели часть ее силы. Разгораясь уже сами собой все сильнее и ярче, плащ и сорочка, будто подхваченные вихрем, вдруг метнулись к князю. На этот раз огонь приближался к Угриму не по прямой предсказуемой траектории, а стремительными зигзагами, петляя и кружась. С двух сторон сразу. Хлопали о воздух полы плаща, устрашающе мотался пылающий островерхий куколь. Горящая сорочка, словно норовила заключить князя в жгучие объятья. Усиливающееся колдовское пламя гудело и подвывало.
Со стороны казалось, будто два огненных силуэта, лишь отдалено напоминавшие человеческие, быстро и яростно атакуют Угрима. Впрочем, недостаточно быстро.
Князь поймал плащ княгини на прыжке-взлете в трех саженях от себя. Взмах, рубящий удар наискось, сверху вниз, – и словно длинный незримый клинок, являвшийся продолжением княжеской ладони, смял оживший плащ. Подрубил, убил. Лишил силы. Пылающий плащ тряпкой повалился на пол. Рухнул, подняв тучу искр.
А в следующий миг – еще удар. Той же рукой, тем же невидимым мечом. Но уже снизу вверх. Полыхающая сорочка, вздернутая волховской силой, взметнулась вверх, под самые свода. И там обессилено обвисла, медленно опала, опустилась, кружась по воздуху, словно осенний лист.
Две смятые кучки лежали, догорая, по обе стороны от князя.
Наступила пауза. Передышка. Время оценить силу и умение противника после первой пробы сил.
Глава 11
Чародей и ворожея, зорко наблюдая друг за другом, переводили дух. Каждый старался предугадать намерения врага и до последнего момента сохранить втайне свои. И Угрим, и Арина стояли на месте. Лишь плавно двигались руки, творившие пассы. Губы беззвучно шептали заклинания, не предназначенные для чужих ушей. Но при этом князь и княгиня изыскали возможность обменяться ничего, вроде бы, не значащими фразами.
– Ты полагаешь, что справишься со мной так просто? – скользнула по бледному лицу Арины слабая улыбка. – В этом месте, пропитанном Силой?
– А ты полагаешь, что долго продержишься в месте, которому я хозяин?
Они разговаривали друг с другом спокойно, уверено, насмешливо. Только все это было неискренним, напускным: и спокойствие, и уверенность и даже насмешка. Об этом свидетельствовали напряженные позы и глаза, цепко следящие за глазами. Даже не будучи чародеем, Тимофей почти физически ощущал колдовские флюиды, заполнявшие залу. Воздух подземелья вибрировал от магических токов, а волхв и ворожея беседовали, как ни в чем не бывало.
Тимофей знал такую хитрость. В обычных, не чародейских, поединках она тоже часто применялась. Слова говорились не столько для того, чтобы убедить или запугать. Слова нужны были, чтобы отвлечь врага перед решающим ударом. Или чтобы разъярить его, заставить противника утратить бдительность, вынудить к непродуманной атаке.
А время шло. Тимофей почувствовал, что тело уже полностью ему подвластно. Противная дрожь в руках прекратилась, пальцы вновь способны крепко ухватить рукоять меча, ноги готовы твердо стоять и быстро двигаться. Пора было подниматься. Вмешиваться было пора.
Он встал, стараясь не привлекать к себе внимания княгини. Вынул из ножен меч. На него не смотрели. Пока…
Но, похоже, его услышали.
Княгиня больше не могла ждать и потому нанесла удар первой.
Шаг вперед. Чуть подогнутые колени. Выставленные перед колыхнувшейся грудью руки. Выгнутые узкие ладони. Тонкие гибкие запястья, выставленные вовне. Толчок…
В князя брошена воздушная волна.
И она оказалась отнюдь не безобидной. Невидимый, пропитанный магией поток, коснувшись утоптанной земли, взрыхлил пол залы, словно многозубая борона. Обозначая движение затвердевшего воздуха, к Угриму потянулась широкая борозда.
Князь встретил атаку гречанки тем же способом. Угрим тоже шагнул вперед, вытягивая руки, резко толкая воздух выставленными перед собой ладонями…
Вторая невидимая борона устремилась навстречу первой. Две воздушные волны гулко ударили друг в друга. Между княгиней и князем полыхнула красным, зеленым и синим колдовская радуга. Столбом поднялась пыль. Сверху, с плит перекрытия, посыпалась земля. Маленькие трещинки, будто паутина, покрыли ближайшую стену.
Свечение, разделявшее Арину и Угрима, усиливалось. Трехцветная дуга свернулась в сияющее кольцо с небольшой щит размером. Именно оно, по всей видимости, являлось сейчас средоточием и центром противоборствующих магических сил. Кольцо то надвигалось на княгиню, заставляя ее пятиться, то отпихивало назад Угрима. Вероятно, победа зависела от того, кто кого сумеет сейчас прижать к стене и впечатать в камень.
Ворожея и волхв не отступали, не уворачивались, а лишь тупо давили друг друга воздушным прессом, но при этом связывали и себя, и противника, лишали один другого свободы маневра.
Вытянув руки к рукам и вперив глаза в глаза, князь и княгиня, поочередно наступали и отступали. Ненамного – на шаг. На полшага. На четверть шага. Лица обоих налились кровью. Видно было, как дрожат мелкой дрожью ладони и обнаженная грудь Арины, как трясутся от напряжения руки и пальцы Угрима.
Эти двое напоминали Тимофею быков, упершихся рогами друг в друга. И то, что в обычной жизни кряжистый князь-горбун был сильнее и тяжелее княгини, сейчас ничего не значило. В этом поединке все решали не физическая сила и вес, а колдовское умение. Похоже, чародейским искусством Угрим и Арина владели в равной мере хорошо. Быть может, никейская царевна, долго и усердно изучавшая древние книги, в чем-то даже превосходила ищерского волхва. Очень может быть, что Угрим недооценил ее с самого начала. Потому и не справляется князь в одиночку.
В одиночку – нет, но ведь их сейчас двое. И они не на рыцарском турнире. И зарубленный Ермолай – его, Тимофеевой, рукой зарубленный по воле Арины – еще стоит перед глазами.
Тимофей медленно приближался к Арине. Колдовские блики отражались на обнаженной стали. Княгиня метнула в его сторону быстрый злой взгляд. Чуть заметно двинула не ладонью даже – пальцем. Одинокая бороздка отделилась от перепаханного пола в середине залы и устремилась к Тимофею.
Наверняка, в его сторону была направлена лишь малая толика магической силы княгини, но и эта «маласть» оказалось весьма ощутимой. Его словно сшибло тараном, отшвырнуло в сторону, бросило наземь, вырвало с корнем левый наплечник, разорвало кольчугу и вспороло толстый поддоспешник. Не будь на нем надежной брони и плотной стеганой куртки – переломало бы кости, смяло бы нутро, содрало бы кожу с мясом. А так – ничего. Так, вроде, обошлось…
Однако отлеживаться было некогда. Тимофей вскочил на ноги. Ага! Княгиня дорого поплатилась за неудачную попытку расправиться с ним. Угрим воспользовался тем кратким мгновением, когда Арина отвлеклась на Тимофея, и сумел оттеснить гречанку на пару саженей назад. Княгиня едва устояла, пригнувшись всем телом, словно противясь буре. Стройные голые ноги гречанки заскользили по земляному полу.
Арине все-таки удалось остановить сияющее кольцо, неумолимо движущееся в ее сторону. А вот Тимофея – нет. Он снова приближался к княгине, обходя ее с другого боку.
