Глава двенадцатая
На противоположной стороне улицы мы искренне поблагодарили сердобольную горожанку, клятвенно заверив, что если снова окажемся в Кызы-Кермене, непременно отыщем ее в ремесленной части города, дом шорника Пахома Долгого. Потом, недолго раздумывая, поскольку все равно не знали, где находимся, нырнули в ближайший просвет между домами, намереваясь выйти к стене между Средним городом и Нижним.
Совершенно не ориентируясь в здешнем хитросплетении улиц и переулков, я решил, что кратчайший путь из лабиринта – идти вдоль стены. Раньше или позже она нас точно приведет к какой-нибудь калитке или вратам. И это гораздо надежнее, чем плутать в закоулках незнакомого города.
Олеся не спорила. Она вообще пребывала в странном состоянии. Глядела на меня широко раскрытыми глазами, но при этом, похоже, ничего вокруг не замечала.
– Эй, очнись! – я дернул ее за рукав свитки, когда девушка чуть не налетела на брошенные кем-то под ноги грабли. – Шишка на лбу или фонарь под глазом вряд ли сделают тебя более привлекательной. А вот окриветь запросто можешь… И на кой ляд мне будет одноглазая жена?
Пошутил, блин… Олеся головой мотнула, но в реальность не вернулась. Во всяком случае, существенных изменений в задумчивом взгляде я не заметил.
– Да что с тобой, в конце концов?!
Прежде чем идти дальше, я решил прояснить ситуацию. А то так и до беды недолго.
– Ты правду сказал… или отбрехался от тетки, чтобы не цеплялась? – с трудом выдавила из себя девушка, краснея и опуская глаза.
Тьфу ты! Печку еще колупать начни! Кто о чем, а вшивый о бане. Тут, можно сказать, судьба всего православного мира решается… ну, или большой его части, а девчонке одна любовь в голове. Но ведь именно такими словами не ответишь. Девушки существа странные. Многое простить могут, кроме насмешек над их чувствами. С этим огнем лучше не шутить. Реакция может оказаться весьма непредсказуемая, от тяжелой обиды до трагического финала… «В моей смерти прошу винить Клаву К.» Ну, или наоборот…
– Конечно, родная. Разве после всего, что между нами было, и всего, что мы вместе пережили, ты можешь сомневаться в моих чувствах? Это даже обидно… Люблю я тебя, люблю… Только не до этого сейчас. О сестричках своих вспоминай почаще, о том, как мы их из неволи освободим… А уже потом обо всем остальном. Хорошо? И меня не отвлекай от дела… Иначе не доживем до счастливой жизни… в будущем…
М-да, вешать лапшу на уши преподавателям и однокурсницам в наших вузах обучают на отлично с плюсом. Куда там остальным наукам. Не устояла и Олеся, растаяла… Но в себя пришла, – а это главное. Короткий, но очень смачный поцелуй поставил скрепляющую печать на произнесенную речь и позволил вернуться к проблемам насущным.
– Ничего рассказать не хочешь? Что видела, что слышала? Пока на рынке сидела.
– Ничего… – девушка почти бежала, стараясь удержаться вровень с моим размашистым шагом. – Вы и отойти не успели, как Василий купил мне у торговки горсть семян и велел сидеть там, никуда не уходить и ждать первого, кто вернется… Семена закончились, а вас все не было. Знаешь, как я испугалась?
– Вот никогда бы не подумал… Как же ты, такая трусиха, сама через половину Дикого Поля на Сечь пробиралась? Я бы точно не рискнул в одиночку.
Девушка чуть забежала вперед и заглянула в лицо, не насмешничаю ли я? Но не увидела ничего подозрительного и успокоилась.
– Тогда я ни о чем другом думать не могла, – объяснила простодушно. – Все время лица сестричек перед глазами стояли. Наверно, море вброд бы перешла и не заметила… А теперь – другого боюсь. Не за себя… Что не смогу им помочь. Я же без вас… без тебя… А вы…
Олеся сбилась и умолкла.
– Все будет хорошо, вот увидишь… Сперва мы с тобой поможем казакам, а потом – они нам. За Типуна обещать не буду, а в Василии – как в себе уверен.
В этом месте хорошо бы обнять девушку за плечики, да и поцеловать еще разок – тоже неплохо. Вот только если увидит кто – могут неправильно понять. Или еще хуже – понять правильно. А ряженый всегда вызывает если не подозрение, то нездоровый интерес и пересуды. И слухи… Что распространяются быстрее степного пожара. Поэтому я сделал вид, будто что-то заметил впереди, среди кустов сирени, и прибавил шагу. Ну, а на бегу – не до любезничания.
Помог случай. Как оказалось, этот куст на задворках вырос не просто так, а был посажен с умыслом. Разлогие, широколистые ветки прикрывали небольшой, узкий лаз. Я и заметил его только потому, что все время вглядывался в стену.
– Есть… Давай за мной…
Тот, кто прятал проход, думал об удобстве пользователей. Высади он здесь шиповник или терн, желающих сократить путь стало бы в разы меньше. Сирень в этом плане более приятное растение, но и оно умудрилось в нескольких местах зацепиться и чуть не разодрать шаровары… М-да. С учетом того, что белья здесь еще не придумали даже в виде подштанников – мог получиться курьез. Хотя о чем это я? Все, что мужчина прячет от остальных, Олеся уже видела. Одежду жаль… На всякий куст не напасешься.
Гм, оказывается, это только я такой медведь. Девушку куст пропустил, как свою. Не скажу, что не шелохнулся, но даже шапки не зацепил. Эх, одним словом – дите асфальта и городских джунглей… по обычной земле ходить разучился. А то и не умел никогда.
За стеной… весьма толстой, я насчитал восемь шагов… лежал Нижний город. По случаю казни – практически обезлюдевший. Значит, и нам нечего задерживаться. Как только соглядатай переберется следом, мы будем здесь, как те тополи на Плющихе.
– Бежим!
Взял девушку за руку и понесся к внешним вратам. Успеем проскочить – дальше нас искать не станут. Решат, что подались в затоку контрабандистов. Скорее всего…
Редкие прохожие если и поглядывали с некоторым удивлением на несущихся куда-то сломя голову двух парней, то тут же и теряли всяческий интерес. На то она и молодость, чтобы бегать, а не чинно шествовать. А от дел убегают – или, наоборот, по надобности какой торопятся – это уже неважно.
Проскочили предместье, что называется, на одном дыхании. Остановились, только когда по другую сторону оборонного рва оказались.
– Ой… чуть сердце не выскочило… – тяжело дыша, произнесла Олеся. – Словно на пожар спешили.
– Зато теперь хоть шагом… – я дышал не менее тяжело. Хотя, если честно, Полупудова наука зря не прошла. По сравнению с тем, прежним, я чувствовал себя гораздо крепче и выносливее. Если раньше предпочитал диван или компьютерное кресло тренажерному залу, то сейчас спокойно мог бы и в краевом марафоне поучаствовать. И даже побороться за призовое место. – За тот горбок перевалим, чтобы город с глаз пропал и нас тоже видно не было, тогда можно и передохнуть.
– Во-во… Одни ноги сбивают в кровь, а другим лишь бы передохнуть… типун мне на язык. Как тебе это нравится, Василий?
На солнце я перегрелся, что ли? Мы с Олесей стояли на битом шляхе, в обе стороны от которого простиралась ровная степь… я имею в виду, что вокруг только трава росла и ни единого кустика или деревца. Да и трава не слишком высокая, до половины голенища… А голос звучал так четко, словно Семен был не далее чем в пяти-шести шагах от меня. Да еще и, судя по тексту, вместе с Полупудом.
– Ну чего головой вертишь? – в тот же миг отозвался и мой наставник. – Эх, мало я тебя учил. Ничего не видишь и не чуешь. Если совсем слепой, так хоть носом нюхай!
– Вон там они притаились… – указала Олеся взглядом на совершенно пустое место. И поняв, что я ничего не понимаю, встала к казакам спиной и еще тише добавила: – Мухи… На запах тела… Нигде больше не вьются. Только там…
– Спасибо… – я ответил также шепотом.
Девушка только улыбнулась. Ей самой было приятно оказать мне помощь и избавить от насмешек.
– Не, ну ты посмотри на них… – возмутился кормщик. – Они еще и милуются, типун мне на язык.
– Да заметил я вас… Просто подумал сперва, может, это кто нужду справил, вот мухи и слетелись на…
– Правда, что ли? – метрах в десяти от дороги травы зашевелились и из них, словно сквозь толщу воды проявился силуэт Полупуда. Я только причмокнул. Да, такой маскировке, небось, и Венниту мог позавидовать. – Это плохо… Говорил, надо чесноком натереться.
– Глазастый… типун мне на язык, – одобрил Семен. – А соглядатаи уважаемого Ибрагима пронеслись мимо как угорелые. Ладно. Давайте к нам. Тут Василий для всех местечко подготовил. Отлежимся до вечера, пусть думают, куда мы пропали. А как темнеть начнет, вернемся в город и поговорим с «торговцем кожами» уже по-свойски. Да шевелитесь! – прикрикнул нетерпеливо. – Чего застыли? Ждете, пока кто заметит? И это… Петро, ты почему с пустыми руками? А где хлеб, вино? Я за чем тебя посылал?
– Не успел… Не смог… Там такое столпотворение…
– Не успел… не смог… Нам что, теперь поститься до вечера? Типун мне на язык…
– Ничего, не помешает… – проворчал Василий. – Всех грехов не замолишь, а кое-что, авось, и зачтется. Но вы и в самом деле не торчите на виду. Не ровен час, объявится кто-то. Нас сейчас многие ищут. И басурмане, и люди Черноты… Ложитесь, ложитесь и ползите сюда.
* * *
В город вошли вместе с вечерней прохладой и стадом… В смысле – затесавшись между плетущейся позади буренок компании пастухов и подпасков… От коров и овец мы бы отличались, даже вывернув тулупы наизнанку. Шучу, конечно… Но даже эти предосторожности оказались излишними. В отличие от утреннего времени, сейчас на вратах в Нижний город даже охраны не было. Вход свободный…
Честно говоря, непонятный подход. Чем начало дня важнее его же завершения? Враги и бандиты вроде, наоборот, как раз темное время суток предпочитают… Впрочем, мне какое дело? Повсюду свои причуды и обычаи. Чужеземцу, на первый, а то и на второй взгляд, не всегда понятные. «Каждому городу нрав и права, каждый имеет свой ум-голова…», и нечего чужой монастырь своим аршином мерить. Нам же лучше.
Зато на КПП, перед входом в Средний город, стражники бдели вовсю.
Ага, вот теперь понятно. Всё, как и у нас… Главное, обеспечить покой зажиточных граждан, на пожертвования которых и содержится стража, а голытьба из спальных районов и пригородов пусть самочинно разбирается с нарушителями порядка. Красть у голодранцев все равно нечего, как и грабить… Сами кого хочешь разденут и обнесут, если оказия подвернется. Ну, а если вдруг серьезная смута, вот тогда стражники повеселятся… разомнут кости да окропят сталь красным, чтоб не ржавела в ножнах.
Я поначалу не понял, в чем проблема и зачем такие предосторожности? Несмотря на то что в темное время суток в зажиточные районы вход был дозволен не каждому – нас бы пропустили без разговоров. Имя торговца кожами Хасана Ибрагима в Кызы-Кермене отворяло если не все, то большинство дверей.
Хотел было даже спросить у Василия, но пораскинув мозгами, сам сообразил.
Явиться на встречу, условно говоря, по приглашению, значит, сразу раскрыть противнику все карты, показать, сколько нас, – а такой расклад казакам не нравился. Мало ли что сын Хасана пообещал, мог ведь и передумать. Для рыцарей плаща и кинжала обычная мораль пустой звук. Если надо – трижды продадут и снова купят, не сходя с места… Поэтому хоть какой-то туз в рукаве нам не помешает. Иначе зачем вообще наводить тень на плетень и затевать всю эту катавасию с таинственностью и игрой в прятки? Чтобы теперь влезть в ловушку всеми ногами? Берите нас, вяжите… Можете сразу убить, а хотите – пытайте до смерти. Глупо… и совсем не интересно.
Так что обнаруженная мною лазейка пришлась весьма кстати и очень казаков обрадовала. Василий даже опять завел что-то о ангеле-хранителе и невероятном везении… Неважно… Я-то понимал, что работает закон компенсации, и подкузьмив не по-детски один раз, судьба старается хоть как-то загладить свой косяк. Соответственно, удача здесь совершенно ни при чем. Разве что как компенсация за причиненное неудобство…
«Смешно. Ладно, данный понос мыслей будем считать нервической реакцией организма на стресс… Сбросил напряг и будя».
Устав от дневной суеты, город и крепость потихоньку готовились к отдыху.
Это в мое прошлое время, которое будущее, после полуночи только начиналась движуха, а здесь чем народу заняться? При лучине да свечке? Ни Интернета, ни зомбоящика нет. Радио тоже не работает… разве только сарафанное. Читать народ, в основной массе, тоже не обучен. А если и грамотей, так что с того? Стыдно сказать – керосиновую лампу, несмотря на то что арабы ее еще в IX веке изобрели, и той днем с огнем не найти. Лучинами дома освещают или свечами… кто побогаче.
Вот и получается, солнце за горизонт – люди на боковую. В меру сил и возможностей выполнять главную и наипервейшую Божью заповедь. Ага, ту самую, что была еще Адаму вручена вместе с невестой.
Ну, так и мы не на танцульки собрались. В шпионском деле, как и при таинстве размножения, лишние глаза не нужны… Все удовольствие могут испортить…
Типун уверенно вел нас какими-то закоулками. То ли доводилось и раньше бывать, то ли чутье лоцмана помогало выбрать правильную дорогу. Полупуд – замыкал процессию. Ну а мне в такой компании, да еще и посередке, только и оставалось, что под ноги глядеть да ерничать… мысленно. Пытаясь обрести равновесие за паясничанием и шутейными размышлениями.
Вроде уже и в более сложных и опасных ситуациях побывать довелось, ан нет – все равно мандраж приходит. Впору начинать анекдотами сыпать, от недержания слов. Одна беда – тишину соблюдать надо. За любой лишний звук подзатыльник прилетит. Да такой, что искры из глаз посыплются. В этом уже даже Олеся успела убедиться, невзирая на пол. Оказалось, что в вопросе дисциплины запорожские казаки однозначно за равенство и не делают никаких различий и снисхождения. Ну, может, кормщик чуть-чуть руку придержал. Чтобы не убить…
В дом купца решили идти втроем. Типун, я и Олеся. Ибрагим знал, что нас больше двух, и, увидев только меня с Семеном, насторожится и предпримет дополнительные меры. А так – решит, что мы ему целиком доверяем, и потеряет бдительность.
Вот поэтому было важно попасть в город «несосчитанными». Чтобы предоставить Полупуду свободу действий, пока мы будем отвлекать Ибрагима торгом и прочими разговорами.
На одном из столбов, поддерживающих козырек над парадным, горел факел. Единственный на всю улицу… с учетом еще не сгустившихся сумерек. Лето как-никак, по-настоящему темнеет едва ли не за полночь. Видимо, Ибрагим сильно волновался, чтобы мы дома не перепутали и пришли по адресу.
Причем волновался настолько, что еще и слугу перед домом поставил. Завидев «дорогих» гостей, тот шустро засеменил навстречу. Я быстро оглянулся, желая предупредить Полупуда, но запорожца уже там не было. Я и не заметил, когда казак отстал. Вроде до последней минуты слышал сопение за спиной.
Ну, тем лучше…
– Кто такие? Чего надо?
Вопрос, прямо скажем, несколько странный… Мало ли куда человек может идти. Это же город, а не режимный объект. Но Типун, в отличие от меня, не умничал.
– Так мы эти… наследники… Ворона… Ага…
– Хвала Богу, – почти на христианский манер, но при этом кланяясь по-восточному, приветствовал нас слуга.
Лицо азиатское – узкоглазое, широкоскулое и словно слегка вмятое. Ноги кривоватые, больше к стременам, чем к земле, привычные. От того и походка семенящая, шаркающая.
– Хозяин ждет. Велеть Ахмет дорогой гость встречать и к достархану провожать. Господина ждать нет. Ахмет слуга посылать. Хозяин сама приходить. Быстро-быстро…
При последних словах слуга широко усмехнулся. Наверно, представил себе, как его хозяин, такой уважаемый человек буде «быстро-быстро» бежать домой, чтобы повидать нас. С виду – обычных… ну, не голодранцев, конечно, но и не из тех, у кого лишние деньги водятся.
– Твоя идти за мой… – Ахмет немного подумал и, решив, что если мы так нужны хозяину, то и ему стоит проявить немного уважения. – Пожалуйста… Достархан накрыт. Плов готов. Ахмет сам делал. С изюм… Как хозяин любить. Холодный плов фэ… – слуга сделал лицо, будто его прямо сейчас стошнит. – Вам не нравится… Хозяин ругать Ахмет. Пошли…
При слове «плов» мой живот издал жалобное и протяжное урчание. Олеся хмыкнула, а Типун понимающе кивнул и пошел к дому.
Второй слуга стоял у двери. Типа привратника или этого – гардеробщика. Ага… Заимей бог подземного царства Аид такого привратника, трехголового Цербера можно было бы вместо комнатной собачонки держать. Кланяется угодливо, но глазенки так и зыркают, все складки на одежде взглядом ощупал. Впечатление, словно сканером провели. Хорошо, что на мне ничего запрещенного нет. Сабля на боку и пистоль за поясом – не в счет, здесь это норма, аксессуар… повседневный. Без которого люди из дома не выходят. Как мобильник или часы в далеком будущем. Безоружными только рабы ходят. Даже слуга, если не проштрафился, при кинжале… длиной в руку. Собственно, с такого кинжала и родился ятаган. Поскольку закон запрещал носить боевое (длиннее локтя) рубящее оружие в присутствии султана, а янычары – его личная охрана, то и вооружались они изначально только копьями и кинжалами. Которые понемногу удлинялись, пока «не выросли» до нынешних размеров.
Третий – вооруженный как раз ятаганом, видимо из ближней прислуги – ждал нас на ступеньках, ведущей наверх лестницы. Тоже угодливо кланяясь.
Похоже, ушлый «торговец кожами» ничего не оставлял на волю провидения и набил дом вооруженными помощниками, как бочку селедкой… Если там выше еще один дверь придерживает, и двое стол накрывают, то…
Подсознание тут же выдало из запасника окончание старого анекдота.
«Лиса, отгадай загадку. Без окон, без дверей полная задница огурцов, а посередке гвоздик», – спросил волк. «Ерунда какая-то…» – засмеялась лисица. «Я тоже сказал: “Ерунда!”. А заяц говорит, что это ножницы!»
* * *
Четвертый слуга имелся. Но стоял не у дверей, а ждал нас внутри комнаты, огромным опахалом отгоняя мух от множества блюд и тарелок, на которых высились горки не только плова, но и всевозможных сладостей… В основном – засахаренных фруктов. Хорошая традиция, лично мне нравится. Сладкое я люблю. И еще – кофе. Его пока не подавали, но дурманящий аромат уже растекался по всему дому. Кстати, слуга с опахалом оказался таким же черным, как этот напиток.
Потуши лампы и, если он зажмурится, не найдешь, пока не наткнешься.
Хотя для этого пришлось бы изрядно повозиться. Комната, в которой нас принимали, оказалась довольно просторной. Как стандартная «двушка», если в ней предварительно снести все перегородки… даже в санузел и кухню. Просторно, в общем… Каждый квадратный сантиметр стен и пола задрапирован коврами и другими тканями, так что если есть имеются какие-то двери, кроме входных, или окна, то понять это, без дополнительного осмотра, невозможно. Впрочем, в одном месте тяжелая ткань легонько покачивалась, как бы потоком воздуха.
– Прошу… можно угощаться… – Ахмет указал на разложенные вокруг достархана подушки. – Хозяин сказать… его ждать нет.
– Хозяин – барин, типун мне на язык… – проворчал Семен. – Почему бы и не нет? Мы люди не гордые, можем и сами себе чарку поднести. Ночь только начинается. Садитесь, хлопцы… Мало ли какие дела могут задержать уважаемого Хасана… Что ж нам, с голоду помирать?
Казак весьма ловко умостился на одной из подушек, правда – лицом к двери и чуть наискосок к предполагаемому окну. Потом, не церемонясь, подтащил к себе одно из блюд, наполненных пловом, и, взгромоздив его на колени, запустил пятерню в горку золотистого риса. Не из-за отсутствия воспитания, а потому что ни вилки, ни ложки, ни даже китайские палочки в сервировку стола не входили. А ножом, как остальную пищу, плов есть невозможно. Жирные зернышки, как живые, с лезвия скатываются.
Ну, руками так руками… я плеснул себе на ладони из ближайшего кувшина. Оказалось вино. Тоже годится… Заодно и дезинфекция. Потом вытер руки о шаровары. Вряд ли они от этой процедуры стали намного чище, но для успокоения совести сгодится. Другие времена, другие нравы… Даже Олесе, выросшей в общем-то не в деревне, подобное даже в голову не пришло. Девушка, правда, пловом, аппетитно истекающим бараньим соком, не прельстилась – взяла себе лепешку и ломтик брынзы – но все же. А потом удивляются эпидемиям холеры и прочим дизентериям.
А вот чернокожего слугу мои манипуляции заинтересовали. Настолько, что он предпочел отойти подальше и встать за спиной у Семена. Видимо, негр решил, что это какое-то шаманство. Сродни их вуду.
– Что-то не сильно торопится Ибрагим, – проворчал Семен, когда большая часть плова переместилась с подноса к нему в рот. Сыто рыгнул и поставил блюдо на скатерть. – Цену сбить надумал или что? Зря. За меньшую сумму, чем договаривались, я ключ не отдам… типун мне на язык. Пусть и не надеется…
Казак говорил громко, словно хотел дать нам понять, что каждое произнесенное в этих стенах слово будет известно хозяину. А, может, он и сам давно здесь, но не торопится зайти, присматривается. Выжидает какого-то понятного только ему самому момента.
Вполне возможно, что мои догадки были недалеки от истины, потому что вскоре после заявления Типуна потянуло сквознячком, заволновались язычки пламени в светильниках, а вслед за ними заплясали и тени на стенах.
– Прошу извинить, уважаемые гости… – Ибрагим стремительно ворвался в комнату. – Дела… дела… Но вот я здесь и готов завершить нашу сделку.
Купец демонстративно подбросил увесистый кошель, глядя при этом на Семена. Мол, я свое слово держу, а вы?
– Если кто-то и против этого, то только не я… – Типун собрался было сунуть руку за пазуху, но в последний миг передумал и только похлопал по груди в том месте, где вместе с ладанкой носил ключ. – Здесь то, что вез Ворон. Если о нем разговор, то дело осталось за малым… пересчитать монеты. Олесь, прими у господина Ибрагима кошель.
Поскольку Типун при этом смотрел на девушку, та вспомнила, что снова стала на какое-то время парнем, и проворно подхватилась на ноги. Обернулась к турку, шагнула вперед и… громко охнув, отшатнулась, как от привидения или гадюки.
– Ой, мамочка! Это же…
Я со спины не видел выражения ее лица, но хватило и купеческого.
Реакция Ибрагима была столь же неожиданной и мгновенной. Сперва он сделал большие глаза, что человеку восточного типа весьма затруднительно. Потом открыл рот, сглотнул и рявкнул:
– Марыся?.. Взять их!
Идя на встречу, мы загодя готовились к тому, что разговор с басурманским шпионом вряд ли закончится в непринужденной и дружеской обстановке. Но рассчитывали сами выбрать момент, когда менять тему, и подобного поворота не ожидали. Соответственно, оказались не готовыми к адекватным действиям.
Первым отреагировал Типун. Семен вскочил и потянул из ножен саблю. И почти преуспел… но стоявший за его спиной негр тут же треснул казака по голове опахалом. Тонкое древко подобного обращения не перенесло и сломалось, в общем-то не причинив кормщику никакого вреда. Его разве что мачтой можно было оглушить или хотя бы веслом. Но в некоторое замешательство привело. А в следующую секунду чернокожий слуга навалился на казака сзади и сграбастал его в объятия. Судя по вздувшимся жилам на лице Типуна, весьма крепким…
К счастью, Семен не собирался вступать с ним в борьбу. Топнул со всей силы пяткой по пальцам, а когда тот взвыл дурным бабьим голосом от боли и расслабил захват, ловко вывернулся и мощным ударом в челюсть отправил негра в нокаут.
Всего пара секунд ушла на это у кормщика, но, увы, и их хватило, чтобы в комнату ввалилось еще несколько слуг. Причем, как я и предполагал, двое выскочило прямо из-за ковров. То есть из ниш, коврами задрапированных. И уже втроем сумели-таки повалить казака.
Этих же секунд хватило и мне, чтобы вспомнить, что здесь не театр, а я не зритель.
Выдернул пистоль, но направленное в лицо острие сабли в руке Ибрагима, нажать на спуск не позволило. Вернее, я все же выстрелил… но только в потолок, изображая падение на спину, со страха. А на самом деле давая знак Полупуду. Если уж сами попались, так хоть товарища предупредить, чтобы тоже не влез в ловушку.
Олеся, опомнившись, кинулась на помощь Семену, но схлопотала кулаком в живот и улеглась поверх блюд, разевая рот, как рыба.
В общем, полное, но надеюсь, не окончательное фиаско…
Еще пара минут понадобилась слугам, чтобы связать нас всех троих и поставить под стенами. Оказалось, на вмурованных в них крючьях очень удобно подвешивать не только лампы, но и людей. Если руки связать за спиной. Потом слуги так же молча и сноровисто убрали остатки пришедшего в полную негодность ужина, поклонились и исчезли, оставляя своего господина наедине с гостями. Вернее, теперь уже пленниками.
– Вот уж никак не ожидал… – совершенно спокойно, словно ничего особенного не произошло, заговорил Ибрагим, причем нормальным языком, без цветистых излишеств. – Чувствовал неладное, но не мог понять, что именно… О чем угодно думал… В первую очередь о том, что вы обокрали Ворона или даже убили своего атамана, чтобы ни с кем не делиться… Что мне, вообще-то, было совершенно без разницы. Один гяур другого стоит. Особенно на невольничьем рынке. Но чтобы такой поворот… Хотя, может, я ошибаюсь?
С этими словами купец подошел к Олесе, взялся за воротник ее рубахи и с силой рванул вниз и в стороны, обнажая девушку до пояса. Та охнула, дернулась, но ничего не могла сделать. Как и мы с Семеном. Поскольку нас не только связали, но и рты заткнули. Предоставив только ворчать и ругаться… про себя.
– Тихо… защитники… – махнул Ибрагим на нас. – Угомонитесь. Не собираюсь я ничего делать. Сейчас, во всяком случае. Видел уже эти прелести… ничего нового. Всего лишь хочу удостовериться, что не ошибся и это действительно Марылька, а не хлопец, весьма похожий на знакомую мне панночку… Чего только в мире ни случается! Аллах Всемогущ, и люди, сделанные по его подобию, бывают невероятно похожи один на другого. Но, – он чуть-чуть приподнял ладонями груди девушки, словно взвешивая, – теперь уже никаких сомнений. Остались одни только вопросы…
Мнимый купец оглядел нас по очереди и снова остановил взгляд на Олесе-Марысе. При этом, словно в рассеянности, продолжая играть с ее сосками. Девушка вздрагивала, но и не пыталась отстраниться. Впрочем, ей бы все равно это не удалось.
– Может, для начала ясновельможная панночка объяснит, как она оказалась в компании этих разбойников? И не в плену, а в виде равноправной компаньонки. Вернее, друга и товарища. Если они доверили тебе хранить то, что собирались продать за огромные деньги? О! Уважаемые, а вы хоть догадывались, что с вами путешествует переодетая девица? Ладно… Не трудитесь… Думаю, нет. Иначе она бы до сегодняшнего дня вряд ли дожила. Насколько мне известны привычки Ворона – насиловать юных красоток ублюдок любил даже больше, чем деньги. Говорят, собственную невесту и то взял силком, а потом ватаге на потеху отдал. Или продал… М-да… Никогда не понимал христиан. Крест на пузе, добродетель на словах и неимоверная гнусность на самом деле. Как будто Аллаху можно застить глаза молитвой или притворным раскаянием… Ладно – это философский вопрос и не совсем уместен. Вернемся к конкретным делам.
Сын Дауда хмыкнул и вытащил кляп изо рта девушки.
– Говорить будешь ты, услада моих глаз. Только не вздумай врать и юлить. Надеюсь, панночка Марыся, еще не забыла, какой я в гневе?