ГЛАВА 19

Деревушку, взрастившую оборотня, повозка травниц миновала далеко за полночь, и тихого топота копыт по мягкой глинистой дорожке не расслышали даже бдительные деревенские псы, ни один из них не поднял хозяев преданным лаем.

Инквар к этому времени уже держал наготове все те снадобья и амулеты, которые привык брать, отправляясь за очередной контрабандной вещицей или зельем для Фертина. Он бдительно вглядывался в убегающие назад сероватые, полупрозрачные тени, какими казались ему кусты и травы, стараясь не пропустить ничего необычного.

Его спутники давно спали. Ленс тихо посапывал и изредка всхлипывал во сне, заставляя губы искусника крепче сжиматься от жгучей ненависти к бандитам, по вине которых мальчишка пережил ужасы плена. Сейчас Инквару уже ничуть не было жаль тех ночников, с которыми так беспощадно расправился Дайг, вот эти ночные кошмары мальчугана искупали любую жестокость. Жаль, конечно, но не приходится даже надеяться, будто такая страшная кончина бандитов заставит задуматься кого-нибудь из их приятелей. До сих пор Инквар пока еще никогда не слышал, чтобы возможность бесславно сгинуть от руки мстителей или наемников заставила отвернуться от грязного промысла кого-нибудь из искателей легких денег.

Лил лежала неподвижно и дышала почти неслышно, и Инквар время от времени присматривался к ней, пытаясь понять, уснула девчонка или нет. Но ближе пододвигаться не рисковал, помня об ее глупой подозрительности и непомерном самомнении.

Зато Дайг точно не спал — зашевелился за несколько минут до деревни и, приподнявшись на локте, глотнул зелья из выданного Инкваром флакона, тем самым признавая превосходство усиленных напарником снадобий.

Усталые лошадки уносили путников все дальше от недоброй деревни, кусты и березовые рощицы, щедро разбросанные по склонам невысоких холмов, плавно сменялись перелесками и дубравами; искусник в душе уже благодарил всех известных ему богов за спокойную дорогу, как ночную тишину прервал тонкий, болезненный вскрик.

Он резанул по напряженным нервам острым лезвием, сразу и бесповоротно заставив поверить в подлость и жестокость происходящего где-то в глубинах густого леска.

— Слышали? — тихо шепнула Лил, и Дайг разочарованно зашипел, как видно, и он до этого мига считал горбунью сладко спящей.

Инквар был огорчен ничуть не менее напарника, но сумел сдержаться. Слова травознаи запали в душу, и теперь ему очень не хотелось остаться в памяти подопечной жестоким самодуром.

— Может, проедем? — еле слышно предложил он, почти догадываясь, каким будет ответ, и все же надеясь на чудо.

Ну должно же хоть у кого-то проснуться благоразумие и чувство самосохранения? Не могут же все спутники быть так же отчаянно безрассудны и глупо благородны, как он сам?

— Как ты можешь такое предлагать! — злым шепотом возмутилась Лил. — Там же женщина!

— Это не доказано, — буркнул Дайг и тише добавил, отдавая тяжесть принятия решения в руки Инквара: — Но мое отношение к ним ты знаешь.

— Тогда я иду один, — останавливая повозку, бросил ему поводья искусник. — А ты защищаешь детей. И не волнуйся, я вас найду.

— Я пойду с тобой, — полезла с тележки горбунья, но Дайг успел схватить ее за ногу и бесцеремонно дернуть назад: — Ты относишься к детям.

— А ты к болванам! И не думай, что я тебя не узнала, — разозленно зашипела Лил.

— Если сейчас скажешь еще хоть слово, — невозмутимо ответил телохранитель, — будешь спать три дня подряд. А теперь притихни, как будто тебя нет.

Лил возмущенно фыркнула, оглянулась проверить, слышит ли их перебранку ее хозяин. И ошеломленно замерла, обнаружив, что его и след простыл.

— Вы… — оскорбленно прошипела девчонка, едва сдерживая вскипевшие слезы, — злые и вредные… и ничего не понимаете!

— Отец не вредный! — в открытую встал на защиту искусника проснувшийся Ленс. — Ему было больно, когда кто-то кричал.

— А ты помалкивал бы побольше, разболтался не к добру, — огрызнулась Лил. — Или тоже не знаешь, что я не простая девица в чепчике?

— Да все тут осознают, насколько ты необычна, — шикнул Дайг, вслушиваясь в ночные шорохи. — Но сейчас лучше помолчи.

Уходя от тележки, Инквар пару раз настороженно обернулся назад, потом, убедившись, что напарнику удалось задержать настырную девчонку, выкинул ее из головы и все внимание направил на лес, молча хранивший свои тайны. И хотя где-то в глубинах сознания ворошился неугомонный червячок сомнения, напоминая о неисполненном решении обходиться с горбуньей повежливее и подобрее, вся его сущность радовалось свободе.

Он привык работать один, не оглядываясь на напарников и помощников и не отвлекаясь на необходимость заботиться о ком-то еще, кроме себя. Так было проще, понятнее и намного легче, один он мог прижаться к дереву и активировать амулет отвода глаз или влезть на ветку и замотаться в свою накидку. И не нужно никому ничего пояснять или доказывать, теряя драгоценные мгновения.

Искусник бесшумно скользил между кустами и стволами огромных дубов, бдительно вслушиваясь в темноту, превратившуюся в предутренний серый, неуютный сумрак. Все его усиленные зельем чувства ощущали присутствие в этом лесу недобрых существ, но кто это был, Инквар пока распознать не мог. И потому с особой тщательностью разглядывал каждую корягу и кучу прошлогодних сучьев. Логово оборотня могло быть под любым кустом: обрастая мехом, люди становились на удивление нечувствительны к холоду и сырости.

Но самым ужасающим было все же другое. Перейдя на новый, более примитивный уровень жизни, когда перестают быть важными проблемы устройства жилья и добывания еды и одежды, несчастные дети очень быстро теряли интерес и к тем вещам, которые отличают людей от зверей. Получив наконец возможность набивать живот пойманной дичью и отобранными у путников припасами, новоявленные оборотни стремительно скатывались в яму одичалости. Им больше не нужны были ни язык, ни общество и не интересовали искусства или ремесла. Но самыми страшными были их абсолютное равнодушие к утерянному родству с людьми и яростное желание и дальше оставаться зверями.

Светлую, тонкую, как нить, полоску охранного контура Инквар никогда бы не заметил, не будь у него артефакта, определяющего присутствие звездопадной энергии. В душе на миг шевельнулась легкая зависть к Ленсу, умеющему видеть подобное безо всяких амулетов, и тотчас пропала. Водить мальчишку в такие дебри Инквар не стал бы и за намного большие способности.

Осторожно взобравшись на раскидистую душистую липу, искусник перебрался по ветке как можно дальше от защитной полосы и спрыгнул по другую ее сторону. С этого момента он не шел, а крался, прислушиваясь и принюхиваясь, как охотничья собака, и когда наконец оказался почти рядом с логовом оборотня, уже не сомневался, что одичалый человек тут.

И он был не один, об этом искуснику сказал еле слышный запах дыма и жареного мяса. Не сейчас приготовленного, а несколько часов назад, но это ничего не меняло в выводах Инквара. Никогда одичалые люди не усложняют свою жизнь разжиганием костров и приготовлением жаркого. Им и так неплохо, а костер требует дополнительных усилий, добывания сухого топлива и углей, и с ним намного легче попасть в лапы охотников.

«Значит, кто-то из деревенских все-таки поддерживает изгоя», — мелькнула благодарная мысль, и искусник наконец-то рассмотрел и само кострище. Над кучкой седого пепла висел закопченный котелок, а чуть поодаль под огромной елью угадывался лаз в примитивный шалаш из ветвей и прошлогодней почерневшей листвы.

Инквар шагнул ближе и тут же застыл неподвижным пеньком, обнаружив новые обстоятельства, встревожившие его какой-то несуразной неправильностью. Немного в стороне от приютившей оборотня ели был привешен к ветви раскидистой осины добротный походный шатер, и из-под его широко растянутого колышками нижнего края выглядывали мужские сапоги, такие же справные, как и сам шатер.

И эти детали кардинально меняли понимание происходящего. Теперь можно было не сомневаться, что проведывающий оборотня человек — вовсе не бедный родственник несчастного одаренного, тайком сочувствующий беглецу, но не имеющий никакой возможности увести его в безопасное место и обеспечить пропитание. И значит, о доброте и сострадании с его стороны можно забыть, хотя и неимоверно жаль ломать сложившуюся пару минут назад картинку.

Инквар сделал еще несколько коротких, крадущихся шажков и снова замер, услыхав в шатре легкое шуршание сена. Через пару секунд оттуда выглянула растрепанная голова, настороженно оглядела полянку перед елью и по-звериному потянула носом, внюхиваясь в холодный ночной воздух. Искусник невольно сжался от этого простого жеста, ощущая себя зайцем, попавшим под прицел пристального взгляда опытного охотника. На краткий миг ему захотелось метнуться назад, в кусты, на дорогу, но уже в следующий момент Инквар едко усмехнулся.

Нужно было заранее предусмотреть такой поворот событий, и не стоит утешать себя расхожим доводом, что все предвидеть невозможно. Ведь сейчас речь шла вовсе не обо всем, а о необычайно тонком обонянии оборотня. Вот его Инквар обязательно должен был принять во внимание, едва услыхав о том, как давно скрывается в лесу несчастное создание. Ведь чем дольше оно находится вдали от человечьего жилья, тем тоньше становятся чувства, приближающие его к диким зверям.

А голова уже смотрела прямо на искусника, вытянув шею и пытаясь по запаху понять, кого нелегкая принесла в это потайное местечко. Инквар еще раздумывал, как с ней поступить и кем оборотню может приходиться человек в сапогах, как в шатре завозились, глуховато кашлянули и мужским голосом грубо рыкнули:

— Куда? Тебя еще не отпускали.

В серебрившихся под звездным светом уставившихся на Инквара глазах мелькнула тьма, грязноватое лицо беглеца исказила обреченная ненависть, и по сердцу искусника острой болью ударило понимание.

Это был вовсе не оборотень, а женщина, и не так уж мало причин ее появления здесь можно представить. Но несговорчивость с теми, кто мнил себя хозяевами жизни, все же стояла в этом списке на верхней строке.

План сложился в уме сам собой, и Инквар решительно выхватил из кармана приготовленное зелье, залитое в хитроумный флакон с крохотным рассеивателем. Но на почти неуловимое мгновение замешкался, с недоумением глядя, как ненависть в глазах несчастной пленницы сменяется ужасом, почти отчаянием.

— Нет, Мал! — выкрикнула она сорванным голосом, и почти в тот же миг сбоку от искусника глухо звякнула цепь, а на его правое плечо стремительно обрушилось худое, мохнатое тело.

Тут же инстинктивно выставленную вверх руку Инквара пронзила острая боль, зубы напавшего существа мерзко скрипнули, скользнув по артефакту, и оно обиженно заскулило, но не оторвалось от прокушенного запястья, продолжая жадно жевать его и сосать кровь.

Искусник краем глаза видел, как заколыхался шатер, словно встревоженный порывом ураганного ветра, и более не мешкал. Прыснул в лицо жующего его оборотня парализующее зелье и еле слышно зашипел от острой боли, когда тот свалился с его плеча перезрелой грушей, но клыков так и не разжал. Пришлось торопливо раздвигать их приготовленным совершенно для другой цели кинжалом, и за это время из шатра успел вылезти хозяин фасонных сапог.

Крепкий, плечистый мужчина средних лет таращил невидящие глаза, лихорадочно шаря по карманам в поисках какого-то очень нужного ему предмета, но позволить ему выполнить это намерение Инквар не мог. Несмотря на боль и хлеставшую из ранок кровь, он молнией бросился к шатру, выпустил щедрую струю зелья сначала в рот незнакомцу, а потом и в лицо полуголой женщине, ужом выскользнувшей из-под полога. И только тут сообразил, что мужчина в шатре был с женщиной вовсе не наедине, теперь оттуда доносились какое-то сопение и непонятная возня.

Недрогнувшей рукой Инквар просунул во входное отверстие свой флакон и несколько раз нажал на кнопку, уже отлично понимая, что с порванным запястьем самому ему не справиться со всеми присутствующими тут негодяями и их жертвами.

Зелья вполне должно было хватить, чтобы уложить на пару суток пяток людей, и потому искусник не стал заглядывать в шатер, сделал несколько шагов в сторону и, бдительно поглядывая по сторонам, свистнул условным способом. И только после этого достал из кармана платок и целебную мазь, с мрачной усмешкой припоминая, когда он в последний раз позволял неприятелю себя ранить.

Шорох сена заставил его прекратить перевязку и стремительно обернуться к шатру, а в следующий миг оттуда торопливо выскочил худощавый мужчина. Но его лице была намотана какая-то тряпка, в руках он держал небольшой походный саквояж, с какими имеют обыкновение ездить лекари и секретари градоправителей. Лекарь сделал наугад пару шагов, сорвал с лица тряпицу и, отбросив ее в сторону, принялся обмахиваться ладошкой.

«Хитрец», — вздохнул про себя Инквар. Явно догадывается, чем он мог их обрызгать, иначе пытался бы стереть крохотные капельки с кожи, тем самым ухудшив свое положение. Впрочем, старается он зря, позволить ему сбежать искусник не собирается.

— Подождите… — выставил руку с саквояжем в сторону шагнувшего к нему Инквара незнакомец. — Произошла ошибка. Я тут случайно… сейчас все объясню.

Инквар опустил на лицо капюшон плаща и сделал еще шаг, но незнакомец тут же резво, как дикий котенок, отпрыгнул прочь.

— Выслушайте меня… я человек Корди.

Это имя ударило Инквара странным совпадением с его собственными приключениями, и он ожидающе замер, лишь капюшон плаща надвинул еще ниже. Теперь он не сомневался, что худой «лекарь» видит в темноте не хуже его самого. Как утверждала молва, доверенным людям барон Корди выдавал самые сильные зелья, несмотря на свою вошедшую в поговорки скупость.

— Многого вам рассказать я не смогу… сами понимаете почему. Мне поручено разобраться с историей оборотня, и если вы меня отпустите, то получите очень весомую премию за помощь, даю слово.

«А еще дотошный допрос, и никто не гарантирует, какими средствами будет при этом пользоваться помощник дознавателя, — добавил про себя Инквар. — Как никто и не пообещает после сопроводить искусника в нужное ему место».

Про детей можно и не говорить, Инквар давно сложил два и два и теперь точно знал, от кого увозил их отец, сбежавший от знатной жены. Поэтому теперь он только выжидал момент, когда шпион барона опустит свой саквояж, который держал как щит. Оставлять «лекаря» в сознании было очень неосторожно и глупо, и поэтому он должен получить свою дозу снадобья, правда, теперь намного более сильного. Ну а его дальнейшую судьбу они решат вместе с Дайгом… немного позднее.

Одним прыжком Инквар оказался рядом со шпионом, швырнул ему в лицо раздавленную пилюлю крепкого сна и так же стремительно отпрыгнул в сторону. Более всего он не любил повторять свои ошибки.

К тому времени, когда неподалеку раздался короткий вопросительный свист Дайга, искусник уже успел завязать рану и осмотреть все кусты и шалаш, где жил оборотень. А заодно снять охранный контур и собрать все амулеты и зелья.

Ответив на сигнал, Инквар присел на пенек, решая, все ли нужно говорить напарнику или предоставить ему возможность сделать самостоятельные выводы. И пока тот пробирался сквозь кусты, остановился на третьем варианте, решив позволить телохранителю сначала рассмотреть все самому, а потом добавить детали.

— Ты цел? — первым делом спросил Дайг, выйдя на полянку и окидывая цепким взглядом разложенные на молодой травке тела. — Ну ничего себе! Да тут целое собрание. Вот этого я знаю, староста той деревушки, откуда оборотень. Далековато они его прятали.

— Зато от дороги близко, — кивнул Инквар. — Так, по-твоему, это староста его спрятал?

— Видишь ли, — ничуть не смущаясь, признался Дайг, — я знаю об этом деле немного больше, чем рассказал тебе вечером. Не хотел, чтобы Лил нас в это впутывала, сам знаешь, обоз долго ждать не может.

— Откуда? — уже догадываясь, где Дайг мог узнать подробности, все же спросил искусник.

— От травниц, они тоже были заинтересованы в разгадке этой истории. Подробно я могу рассказать попозже, а сейчас скажу самую суть. В деревеньке жила бедная сиротка, и, как водится, жениться никто не спешил, но многие соседи хотели бы стать ей покровителями. А потом она родила ребенка, и вскоре стало ясно, что одаренного. Точнее — одаренную. Лет десять-двенадцать все было тихо, а потом они пропали… обе. И пошел слух, что на путников нападает оборотень, которым стала та самая девочка.

— Вон она, — указал Инквар на укусившую его дикарку и встал с пенька. — Дальше можешь не говорить. Там в шатре две женщины… не знаю, кто вторая, но одна точно мать оборотня. Обе раздеты, и у обеих на теле следы побоев и издевательств. Этот староста был не один, с ним приятель. Еще один, вон тот, сумел вначале выбраться… уверял, будто он человек Корди, и обещал премию.

— Значит, у них должны быть лошади.

— Да, стоят вон там, за кустами. Я не стал сам седлать — девчонка прокусила мне руку, прыгнула сверху. На ней цепи. Как поступим со шпионом?

— Возьмем с собой, оставим травницам в Торжках. Вставать на пути Железного Густава не решаются даже в монастыре Трех Дев. Ты сможешь увести лошадей с женщинами и шпионом к повозке? С остальными я разберусь сам.

— А куда потом денем лошадей? — уточнил Инквар, хотя были у него свои задумки.

— Подумаем, — отмахнулся кучер, направляясь в кусты. — Там ничего нет… Завернуть их?

— Есть, плащи и одеяла. — Искусник поспешно сдернул с плеч собственное одеяние и полез в шатер.

Через пару десятков минут он уже подъезжал к повозке на невзрачной лошадке, ведя в поводу двух рослых жеребцов, на которых темнели свертки с женщинами, оборотнем и шпионом.

— Кто это? — тихо охнула горбунья, глядя, как ее хозяин снимает с лошади тюк, из которого безжизненно выглядывают грязные босые ноги.

— Пересядьте вперед, — не отвечая на вопрос, приказал Инквар, радуясь, что свертков с травой и бутылей, предназначавшихся для травниц Торжков, в телеге осталось совсем немного, скорее для вида. — И старайтесь не прикасаться, они грязные и, возможно, вшивые.

— А оборотень?

— И оборотень тут… — Инк поморщился, задев прокушенное запястье. — И она грязнее всех.

Он старательно придвинул к подопечным половину сена и загородил их пологом, затем разместил в задке тележки привезенных пленниц и вначале прикрыл рогожей, потом присыпал остальным сеном. Задохнуться им не грозило, а вот чужих любопытных глаз нужно опасаться.

Пахнущий дымом Дайг появился, когда все было закончено. Рассмотрел лошадей, потом пару увел в темноту, оставив у телеги одного из жеребцов. Притихшая Лил поглядывала на его действия молча, и искусник был благодарен ей за отсутствие вопросов. Он и сам не собирался задавать их напарнику, а возникавшие догадки старательно давил, не давая прорасти в душе колкими угрызениями совести.

— Сядь на козлы, — вернувшись, тихо попросил Инквара телохранитель. — Я поеду вперед.

Вскочил на жеребца и с места погнал его галопом. Искусник только вздохнул ему вслед и торопливо полез на повозку: времени потеряно слишком много, нужно нагонять.