Книга: Спросите полисмена
Назад: Глава 2 Глэдис Митчелл Сэр Джон выходит на сцену
Дальше: Глава 4 Дороти Л. Сэйерс Заключение мистера Роджера Шерингема

Глава 3
Энтони Беркли
Тайный совет лорда Питера

Примечание. Мне посчастливилось уговорить лорда Питера Уимзи добавить пару примечаний к разгадке, присланной мистером Энтони Беркли. – М.К.

I

– Секретарь, вышеупомянутый Миллс, получил распоряжение его не тревожить, но…
– Дорогой мой Чарлз! – капризно прервал молодой человек с моноклем. – Опять вы за свое. Я раз за разом вам твержу, что без толку. «Она ни слова о своей любви не проронила, тайну берегла, и тайна, как червяк, сокрытый в почке, питалась пурпуром ее ланит». Нам не интересно.
– Впервые вижу, что вас не волнует преступление, – проворчал старший инспектор Паркер.
– Но это же не убийство. Бросьте, Чарлз, нельзя считать истребление подобных Комстоку убийством. Если вам так хочется знать, я чертовски рад, что кто-то его пристрелил наконец. Давно надо было это сделать. Он же был оскорблением общественному вкусу. Requiescat in pace. Спи спокойно, милый принц-торговец, и пусть ангелы баюкают тебя. Пью за того, кто тебя к ним отправил. – И одним достойным сожаления глотком молодой человек с моноклем опустошил свой бокал «Шевалье Монтраше» 1915 года.
– Разве вы не понимаете, Питер, что ваш долг – просто и очевидно – взяться за это дело? – не унимался Паркер.
– Разве не ваш долг – просто и очевидно – есть икру, даже если вы ее не любите?
– Ничего не имею против икры, – отозвался старший инспектор Паркер.
Лорд Питер Уимзи посмотрел огорченно, но героически воздержался от ответа, однако кивком подозвал официанта. Официант сумел убрать икру главного инспектора и представить на одобрение лорда Питера филе камбалы в грибной подливе.
– Освежите нёбо оливкой, Чарлз, – предложил Уимзи, пододвигая собеседнику тарелку, пока официант подавал рыбу и убирал лишь наполовину выпитую бутылку «Монтраше». – Кто знает? Возможно, это освежит ваши мысли, изгнав из них такую печальную тему, как мертвые миллионеры. Слишком много мертвых миллионеров портят обед, согласны? Конечно, de mortuis nihil nisi bonum, нет, мы никогда о них не говорим, их имен никогда не услышишь. Съешьте оливку.
– Почему вы настаиваете, чтобы я съел оливку? – с подозрением спросил Паркер.
– Просто стараюсь сделать вам приятное, старина. Хочу смыть у вас изо рта нездоровый привкус трупов. Через пару минут нас ждет весьма незаурядный рейнвейн, а нельзя должным образом оценить вино, когда на уме другие ароматы.
Паркер усмехнулся. Лорд Питер проглотил пару кусочков камбалы, и черты его лица разгладились.
– Знаете, Чарлз, чтобы объяснить вам, каким типом был Комсток, расскажу, что собственными глазами видел, как однажды он по окончании обеда схватил и затолкал себе в рот кусок маринованного имбиря. Перед первым глотком портвейна шестьдесят третьего года! Маринованный имбирь! Разве я не говорил, что он оскорбление общественному вкусу? А в частной жизни – и частному тоже, что гораздо хуже. Быть застреленным – мирный конец для человека, способного объедаться маринованным имбирем.
– Так вы знали Комстока? – произнес Паркер.
– Кого только нынче не встретишь, – скорбно промолвил лорд Питер. – И достаточно на сегодня о Комстоке. Не хочу испортить себе пищеварение. Пусть Комсток с присными ложатся на крыло, их не воспоет мое перо.
– Перестаньте дурачиться, Питер! Вы прекрасно знаете, что возьметесь за данное дело. Учитывая решение министра внутренних дел, вам просто ничего другого не остается. И вообще мне велели сначала изложить вам факты, а потом руководить вашими неуклюжими шагами, и будь я проклят, если упущу подобную возможность. Но если хотите, то подожду с фактами до десерта.
– «О рыцарь, вашу доблестную печень хочу разжечь и в ярость привести», – простонал Уимзи. – Ладно, будь по-вашему. Но предупреждаю: десерта не будет, поэтому даже не знаю, как вы без него обойдетесь.
За камбалой последовали потрошки по-кайенски. Рейнское было отличное, и Уимзи смягчился. Паркер строго придерживался запрета на убийства и внезапные смерти, но Уимзи сам упомянул дело Литл-Кэдбери.
– Зацепка с ржавой пилой оказалась пустышкой? Разумеется. Я предупреждал Черчилля, что он попадет впросак с продавцом из скобяной лавки. А я уже советовал проверить алиби мясника? Не такое уж оно железное, как полагают. Черчилль запорет дело, если не поостережется. А он срашивал мусорщика, что тот нашел в мусорном баке за коттеджем на следующее утро? Да, конечно, тот увильнул от ответа, но Черчилль мог бы выбить из него что-нибудь, если бы пригрозил обратиться в муниципалитет за разрешением обыскать свалку. Нет, я знаю, на свалке ничего такого нет, но это показало бы мусорщику, что Черчиллю о многом известно. Так или иначе, ему следует попытаться.
За сыром Паркеру наконец было позволено, не прерываясь, изложить факты. Ужин состоялся в вечер убийства лорда Комстока, и пока публике сообщили о нем лишь в общих чертах. Даже статья в «Горне», пусть и пространная, скорее взывала к отмщению, нежели излагала факты.
По мере рассказа Уимзи все больше отбрасывал напускное безразличие, с которым начал слушать историю. Факт, что три столь заклятых врага Комстока собрались в доме, где совершилось преступление, показался ему особенно любопытным. Когда Паркер объяснил, как архиепископ вылетел из кабинета, лихорадочно бормоча про «расплату за грех», Уимзи даже воодушевился.
– «Ах, вздор, – рек достойный епископ и его укокошил, как на картине». Только, к несчастью, в этом деле нет картины. Оно начинает меня затягивать, Чарлз. Я не предполагал, сколько тут возможностей. Конечно, я знал, что те трое находились там, но мне и в голову не пришло, что ужасный поступок совершил скорее всего кто-то из них. Даже старый добрый «Горн» и намеком не обмолвился. Сейчас я бы поставил на архиеписка. (Понятия не имею, откуда у меня взялось это вульгарное сокращение, видимо, явилось результатом чтения Комстоковых газет, которые пестрят американским журналистским сленгом и называют членов королевской семьи и звезд тенниса по именам, без указания ранга или семейного положения. Но я как будто отклоняюсь от темы. Я знаком со многими прелатами англиканской церкви, и нет ничего более далекого от их воистину закоснелых умов, чем искренняя вера в антихриста. – П.У.). Очень уж зловеще звучит его скороговорка. Почему бы и нет? Без сомнения, он видел в Комстоке прямого посланника антихриста. И если добрый епископ Одо в тысяча шестьдесят шестом году мог проламывать головы врагам церкви дубинкой, то почему бы современному прелату не приканчивать их равно джентльменским пистолетиком со скачек? «И эхо вопрошает “почему”»? Расскажите еще, Чарлз.
Паркер рассказал еще.
– Знаете, – произнес Уимзи, когда уже было задано множество вопросов и получено множество ответов и употреблено много больше одного бокала восхитительного старого бренди, – знаете, я думаю, вы с самого начала были правы. Меня сейчас переполняет внутреннее злорадство, которое никогда не подводило. Клянусь покалыванием в больших пальцах, нас ждет грандиозное расследование. «Беда! Проклятье ждет меня», – сказала Волшебница Шалот.
– Я знал, что без вас тут не обойдется, – самодовольно промолвил мистер Паркер.
– И вы правы, и я прав, и правды кругом столько, сколько возможно в нашем лучшем из миров. Хорошо, возьму с собой ваши записи и буду изучать их до жемчужной зари. Кстати, Чарлз, очень любезно со стороны полиции заранее подготовить полное досье. В общем, завтра и приступлю. Полагаю, – задумчиво протянул Уимзи, – начну я с архиепископа. Не знаю почему, но архиепископ привлекает меня. Как, по-вашему, Чарлз, он действительно мог это совершить, в его-то годы? «О дикий архиеписк на склоне дней твоих!» Кажется, мама хорошо знакома с ним, посмотрим, что тут можно устроить. И если уж на то пошло, с Хоуп-Фэрвезером тоже.
– Да, и не забудьте про майора, – сказал Паркер с таким едким сарказмом, что подбежал взбудораженный официант, решивший, будто в счет вкралась ошибка.
– Нет, нет, – кивнул Уимзи, – майора Литлтона я не забуду.
Паркер немного помолчал, а потом поинтересовался:
– Как вы собираетесь взяться за архиепископа?
– Стану смотреть на него плотоядно, когда он пройдет мимо, и если вы, Чарлз, окажетесь поблизости, пожалуйста, запомните гримасу, какую он мне скорчит. «Довольно, сказал он, подвязывая уши кепи и открывая прославленный подбородок. Я сыщик Хокшоу, и у меня свои методы».

II

Выйдя из ванной в пурпурном шелковом халате, лорд Питер позвал Бантера.
– Милорд?
– Бантер, что бы вы посоветовали для визита к архиепископу, которого подозревают в совершении убийства?
– Сожалею, милорд, но в последних веяниях моды нет ничего, призванного произвести впечатление на склонных к убийству архиепископов. Я бы предложил любой костюм, в котором вы будете выглядеть одновременно и скромным, и активным.
– Сомнительно, – возразил Уимзи, – что у меня имеется костюм, способный создать именно такое впечатление.
– Тогда могу посоветовать светло-серый в узкую лиловую полоску. Это деликатно намекнет на траур. А с галстуком и носками приглушенно аметистового цвета, полагаю, донесет до архиепископа нотку осторожного сочувствия и понимания.
– С мягкой шляпой, разумеется?
– С мягкой шляпой. Котелок привнесет определенный диссонанс.
– И, надо думать, без трости.
– Хочу добавить, что, сжимая набалдашник, можно добиться весьма красноречивого побеления костяшек пальцев. Возможно, в определенные моменты это послужит вам лучше слов, подобрать которые в данных обстоятельствах, несомненно, затруднительно.
– Вы, как всегда, правы, Бантер, – кивнул Уимзи.
– Вы очень добры, милорд, что сделали подобное наблюдение. Завтрак будет подан, как только пожелаете.
– Ранний бекон и ранний Бэкон! – с энтузиазмом откликнулся Уимзи.

 

Час спустя, позавтракав, закончив туалет и задумчиво выкурив сигарету, Уимзи вызвал из гаража свой «Даймлер», прозванный Миссис Мердл, и направил его к городскому дому вдовой герцогини Денверской.
Вдовая герцогиня приветствовала сына в своей обычной манере.
– Как ты рано, Питер! Впрочем, ты, полагаю, взялся за ужасное дело Комстока! Такой странный он выбрал титул, хотя, пожалуй, ничего странного, если вспомнить, как он выглядит. Но сомневаюсь, что он выбрал его по такой причине, потому что люди часто не сознают, как выглядят, разве нет? Я прекрасно помню, что твой дядя Адольф всегда, даже в юности, напоминал моржа, но сомневаюсь, что понимал, насколько на него похож, а я ему никогда не говорила. Люди ведь так обидчивы в подобных вещах.
Лорд Питер взял за локоть вдовую герцогиню.
– А как выгляжу я, матушка? Полезно было бы знать на случай, если мне потребуется маскировка.
– Ты, милый? Когда ты был младенцем, мне казалось, что ты похож на соню, но теперь ты скорее журавль, правда? Или нет?
– Наверное, раз ты так говоришь, – рассмеялся Уимзи. – И ты совершенно права. Я работаю над делом Комстока и хочу, чтобы ты черкнула для меня архиепископу или позвонила ему и сказала, что я приеду. Я с ним не знаком, а учитывая заседание синода, попасть к нему будет непросто. Хочу задать ему пару вопросов.
– Разумеется, дорогой, напишу, – кивнула вдовая герцогиня, подходя к секретеру. – Но не спрашивай, почему он это сделал, поскольку ему придется все отрицать, а потом его замучает совесть. Непросто быть духовным лицом: нельзя лгать и приходится быть дома для любых посетителей. Боже ты мой, нельзя не посочувствовать бедному Уилли – сам понимаешь, милый, я про архиепископа, хотя я никак не привыкну к мысли, что Уилли стал архиепископом, он так поливал себя маслом для волос, когда был мальчиком, – помня о том, каким человеком был Комсток. Хотя, полагаю, убийство – это преступление, даже если стреляют из совсем маленького пистолетика, и, в конце концов, так странно для епископа, хотя, помнится, Уилли всегда был старомоден. Как, по-твоему, дорогой, его повесят? Очень надеюсь, что нет, потому что нельзя вешать архиепископов – это кощунство и вообще исключительное неуважение к церкви. Но если вдуматься, он станет мучеником, а мучеников у нас давно не было. Вот твоя записка, милый. Тебе, правда, уже пора? Хорошо. Будь помягче с бедным Уилли и не обвиняй его ни в чем открыто, поскольку ему это не понравится. Он же был учителем и директором школы, а ты знаешь, что они собой представляют. До свидания, милый. Приезжай поскорее.
Нежно поцеловав мать, Уимзи развернул щегольскую Миссис Мердл полированным медным радиатором к Ламбетскому дворцу.

III

– Если не считать того, что ему мнится, будто он мог наткнуться на что-то, выходя из кабинета, – обиженно говорил лорд Питер, – я не вытянул из старикана ничего нового.
– Разумеется, это объяснило бы опрокинутый стул у двери, – кивнул Паркер.
– И первый грохот, – резко добавил Уимзи.
– Да, возможно.
– Вы ведь никогда не рассматривали всерьез этот шум, мой дорогой Чарлз? Не думаете же вы, что кто-нибудь способен назвать хлопок от крошечного пистолетика «грохотом»? Внемлите мне, Чарлз Паркер и Скотленд-Ярд, я пришел пристрелить Цезаря, а не подорвать его.
– Архиепископ, случайно, не признался вам в преступлении? – поинтересовался Паркер.
– Нет. А я не стал спрашивать. По правде говоря, Чарлз, едва увидев старикана, я понял, что старая традиция воинствующих епископов себя не изжила. Я ужом вертелся, подыскивая убедительный предлог, почему задаю ему вопросы. У меня просто не хватило духу объяснить, что на сей раз я ради разнообразия работаю на полицию – совершенно официально. Говорю вам, когда он стрельнул в меня глазами из-под кустистых бровей, я задрожал. Нисколько не удивился бы, если бы он взял меня за шкирку, бросил себе на колено и основательно отшлепал бы. И кажется, я бы ему позволил! Интересно, не случилось ли с Комстоком то же самое? Тогда Комсток со стыда застрелился. О смерть, где твое жало, жало, жало… ну сами знаете. Съешьте еще молодого картофеля. Бантер чудесно умеет подать картофель, правда?
Паркер поблагодарил и согласился, что картофель у Бантера безупречный.
– Должен сказать, – произнес Уимзи, – что настоящий стейк с кровью бывает порой облегчением. От ресторанных блюд устаешь.
– Да, – кивнул Паркер, которому не доводилось от этого уставать. – Если архиепископ отпадает, кем собираетесь сегодня заняться, Питер? У вас ведь времени только до завтрашнего вечера.
– К завтрашнему вечеру Брэкенторп получит своего злодея в кандалах и наручниках, клянусь честью детектива. А сегодня? Ну, я думал, осмотреть то, что газеты называют местом преступления. Но сначала мне бы хотелось, чтобы вы прочитали заметки, которые я набросал вчера вечером. Возможно, для вас они на что-то прольют свет, потому что, разрази меня гром, я блуждаю в потемках.
Покончив с ланчем, они перешли в соседнюю комнату. День выдался теплым и солнечным, и окна были открыты, впуская шум Пикадилли. Льющиеся в них лучи мягким сиянием ложились на пергаментные переплеты книг, занимавших все стены, и танцевали на крышке рояля розового дерева. Вазы с ярко-красными розами привносили веселую нотку в затененные углы. Усадив гостя в глубокое кресло, Уимзи примостился на подлокотнике огромного кожаного дивана, заваленного подушками. Бантер поставил поднос с кофейным прибором на изысканный шератоновский столик у дивана и удалился бесшумнй походкой камердинера, который знает свое дело.
Налив кофе, Уимзи положил Паркеру на колени стопку бумаг.
– Надеюсь, эти каракули немного проясняют дело, – объяснил он, – но в остальном я не слишком продвинулся. Самое интересное тут – расписание. Оно показывает кое-что, чего я не замечал, пока его не составил, а именно: по меньшей мере семь минут прошло между уходом архиепископа и обнаружением тела Литлтоном. Если, конечно, можно полагаться на слова Литлтона. Имеются показания других свидетелей. В общем, есть недурной шанс, что это сделал кто-то другой, а не старикан.
– Мы пока не решили относительно архиепископа, – заметил Паркер, изучая расписание. – Да, выглядит вполне аккуратно.
– Конечно, аккуратно! Будь оно все проклято, Чарлз, вы должны бы получше меня знать. Жаль, что сами вы не всегда на высоте! Аккуратность! Само слово – как набат, призывающий меня назад к одиночеству, Чарлз!
Расписание выглядело следующим образом:
11.35 Комсток беседует с архиепископом.
11.50 Фаррент докладывает о приезде Хоуп-Фэрвезера.
11.55 Миллс застает Хоуп-Фэрвезера в холле.
11.58 Прибывает Литлтон.
12.00 Литлтон в гостиной; Литлтон выглядывает из окна.
Хоуп-Фэрвезер в приемной.
Архиепископ в кабинете с Комстоком.
Миллс в конторе.
Комсток жив.
12.08 Первый шум в кабинете.
12.09 Архиепископ выходит.
12.12 Миллс открывает дверь гостиной.
12.13 Второй шум.
Миллс бежит в контору, застает там Х.-В.
12.16 Литлтон заходит в кабинет. Комсток мертв.
12.17 Миллс провожает Х.-Ф. до входной двери.
12.18 Миллс заходит в гостиную и видит, что там никого нет; дверь в кабинет закрыта.
12.19 Х.-Ф. заводит машину.
Литлтон еще в кабинете.
12.20 Автомобиль Х.-Ф. исчезает из виду.
Литлтон бежит через лужайку.
12.22 Миллс возвращается в контору.
– Все так, если предположить, что каждый из четверых говорит правду, – произнес Уимзи, перелистывая страницы полицейского отчета. – Один, скорее всего, лжет, так что придется сделать допущение. Но вот интервал в семь минут интересен, правда? И вероятно, на многое проливает свет.
– Да, – согласился Паркер. – Признаю, я упустил, что он был таким долгим.
Уимзи все еще небрежно вертел полицейское досье, но внезапно напрягся.
– Эй! А это что? «Глаза меня обманывают иль это призрак Банко?» Забавно, Чарлз, как можно десяток раз на что-то смотреть и не замечать.
– Что же вы увидели?
– Да то, что мы зря теряем время на архиепископа. Он был светом моих очей, Чарлз, но, к сожалению, лишь призрачным, фантомом, присланным расцветить нашу маленькую драму. Вордсворт писал: «Невинность, привилегией сочтя, его смешливым взором одарила». Те семь минут снимают его с крючка. Литлтон утверждает, что, когда обнаружил труп, рана еще кровоточила. Ни одна подобная рана не может кровоточить по меньшей мере целых семь минут после нанесения. Значит, одним меньше, – продолжил Уимзи. – Интересно, сможем ли мы исключить кого-нибудь еще? Переверните, Чарлз, на страницу, озаглавленную «Подтверждения». Тут тоже много полезного.
Паркер кивнул.
– Возьмем, к примеру, Миллса. В двенадцать десять он находился с архиепископом, с двенадцати тринадцати до двенадцати шестнадцати – с Хоуп-Фэрвезером. У него остается только две минуты без алиби. Сходным образом Хоуп-Фэрвезер получает алиби от Миллса на три минуты с двенадцати тринадцати до двенадцати шестнадцати, неподтвержденными остаются только три минуты с двенадцати десяти до двенадцати тринадцати. Любой мог заглянуть в кабинет и пристрелить Комстока, но проблема в том, что в обоих случаях его смерть наступает не позднее двенадцати двенадцати. Кровоточила бы рана, когда Литлтон нашел его в двенадцать шестнадцать? Уверен, что нет. А поскольку, как вы говорите, дворецкий на все это время получает алиби от кухарки…
– Что?
– Ну, прозвучит гадко, но вы понимаете, о чем я.
– Майор Литлтон?
Уимзи кивнул.
– Никуда от этого не деться, он наиболее вероятный подозреваемый. Он единственный, чьи показания вообще никто не подтверждает. И опять-таки удобная дверь между гостиной и кабинетом. Нет, нет, по-моему, не следует придавать большое значение утверждению Миллса, что дверь в гостиную он открыл в двенадцать минут первого, а после думал, будто комната пуста. Если Литлтон находился в то время в кабинете, Миллс непременно услышал бы голоса. Вряд ли Литлтон вошел в кабинет и молча всадил пулю в Комстока. И вообще, если Литлтон говорит правду, мол, в шестнадцать минут первого рана кровоточила, то можно утверждать, что выстрел был произведен незадолго до двенадцати четырнадцати. Узкие у нас рамки! Понимаете в чем подвох, Чарлз? И мы не можем закрывать на него глаза. Если Комстока убили между четырнадцатью и шестнадцатью минутами первого, а наиболее вероятным кажется, что так и было, ни Миллс, ни Хоуп-Фэрвезер не могли этого сделать. Более того, они были слишком заняты друг другом, чтобы услышать что-либо, происходившее в кабинете.
– Да я скорее поверю, что сам это сделал! – воскликнул Паркер.
– Несомненно.
– Если майор Литлтон застрелил Комстока, – продолжил после паузы Паркер, – отметины на пуле совпадали бы с теми, какие оставляет пистолет, который он передал вчера Истону. А они не совпадают.
– Нет. И с отметинами от пистолета самого Комстока тоже. Полагаю, следует считать, что Комстока застрелили не из них. Шансов подделать отметины на пуле мало, разве только в каком-нибудь детективном романе. Нет, существует третий пистолет, который пока не попал в руки полиции. Не хочу излишне подчеркивать, Чарлз, но кто наиболее вероятный кандидат на роль владельца пистолета довольно редкого типа? В обычных обстоятельствах?
– Нет ни малейших доказательств того, что у майора было два таких пистолета, – быстро возразил Паркер.
– Да, – кивнул Уимзи. – Это, пожалуй, единственное светлое пятно на темном горизонте.
– В конце концов вы не доказали ничего, кроме возможности, а про нее мы и так знали.
– Возможность и мотив – мощная комбинация. Будь я проклят, Чарлз, не хмурьтесь! Я не хочу доказывать, что Литлтон застрелил Комстока. Всем сердцем надеюсь, что это не он. Однако пока вы должны признать, что он самый вероятный подозреваемый из четверых.
– Хоуп-Фэрвезер все время, что находился в доме, не снимал перчаток, – угрюмо заметил Паркер. – Почему, черт бы его побрал?
– Может, у него руки мерзли, – улыбнулся Уимзи.
– Он не снял их, даже когда Миллс застал его за собиранием бумаг в конторе.
– Ложная версия. Если он постоянно был в перчатках, чтобы, как вы считаете, не оставлять отпечатков пальцев на орудии убийства, то снял бы их, как только в них отпала бы надобность. Он не захотел бы привлекать к ним внимание. Факт, что он их не снял, свидетельствует в его пользу.
– В пистолете на столе Комстока была стреляная гильза.
– Да, к тому же ствол был чистым. Если вы предполагаете, что у Хоуп-Фэрвезера хватило времени застрелить Комстока, обыскать ящик и почистить ствол пистолета за три минуты, то скажу вам прямо, дорогой Чарлз, это невозможно. То же самое верно для Миллса. И вообще, это к делу не относится, поскольку Комстока застрелили не из этого пистолета. Мы не знаем, как была отстреляна гильза, но бьюсь об заклад, сделал это не убийца Комстока. Нет, если хотим очистить от подозрений Литлтона, надо смотреть на проблему шире. Например, вас не удивило, как шофер с ходу назвал номер машины Хоуп-Фэрвезера? Наблюдательный малый этот водитель!
– Почему бы и нет? Он профессионал.
– Вы думаете, он не только замечает, но и запоминает номера всех машин, которые подъезжают к дому его работодателя? Ну, возможно, и так. Скажу лишь, что на его месте я бы не заметил, а у меня глаз наметанный.
– Мы не сбрасываем шофера со счетов, – произнес Паркер.
– Если хотите вытащить Литлтона из этой передряги, то нельзя сбрасывать со счетов никого. Но Миллс и Хоуп-Фэрвезер… По-моему, их уже можно вычеркивать из списка подозреваемых. У них алиби, если только они не соучастники, но мне в это не верится. Нет, Миллс и Хоуп-Фэрвезер сходят со сцены, сходят, так сказать, через дыру в расписании – болтают, танцуют, поют и смеются, нектар пожирают, в общем, как в «Микадо» Гилберта и Салливана. И вообще, я предпочитаю придерживаться фактов. Давайте еще раз проанализируем их. Поищите в стопке страницу, озаглавленную «Факты». Я вытащил их, как изюмины из пудинга отчета ваших людей. Кстати, а что такое пудинг? Звучит омерзительно. «Джеки-дружок сел в уголок, сунул в пирог свой пальчик, изюминку съел и громко пропел: “Какой я хороший мальчик!”» Вот этот изюм – суть проблемы, и любая версия, какую мы придумаем, должна включать их все. Зачитайте их вслух, Чарлз, пожалуйста.
Паркер начал читать вслух:
ФАКТЫ:
«Тело между столом и окном; сверху – кресло».
«Пулевое ранение в левый висок».
«Никаких следов пороха вокруг пулевого отверстия».
«В 12.16 рана еще кровоточит».
«Пистолет, одна пуля выпущена, но ствол чист, лежит на столе, на дальней – от окна и кресла – стороне».
«На пистолете нет отпечатков пальцев».
«Пистолет не типичного образца; таких в стране немного».
«Пистолет был в кабинете накануне вечером. (Но где? Расспросить дворецкого.)»
«Все окна в кабинете распахнуты».
«Опрокинут стул у двери в холл. Вероятно, архиепископом».
«Один ящик письменного стола выдвинут до отказа; документы в беспорядке; Миллс думает, что один-два исчезли».
«Попасть с огорода на лужайку практически невозможно».
«Некая леди остановилась и наблюдала за садовником, неспешно вышла на лужайку, потом вернулась “быстрее, чем ушла”».
– Спасибо, Чарлз, – произнес Уимзи. – «Мелодичный глас с небес пропел: вставайте мертвецы». Кстати, а с леди забавно получается, вы не находите?
Паркер резко поднял голову.
– Истон с самого начала решил, будто Комстока застрелил кто-то извне.
– Нет, я не про то. Литлтон заявил, что стоял у окна гостиной и смотрел в сад, однако в его показаниях нет ни слова про леди, а ведь она стояла напротив окна гостиной, причем две или три минуты. Интересно, почему Литлтон не видел ее?
– Он видел садовника.
– Да, но его он мог видеть, когда подъезжал. Так, так… Слишком уж много в этом деле вопросов. Например, где ужинал накануне Комсток? Никто не знает.
– Можно спросить шофера.
– По моему мнению, шоферу известно гораздо больше, но поделится ли он информацией. Что ж, идемте. Миссис Мердл заждалась.
Паркер со вздохом, но поднялся.
– И еще одно, – добавил, пока они спускались, Уимзи. – Мне бы хотелось выяснить кое-что у Хоуп-Фэрвезера, но, боюсь, это будет лишь потерей времени.
– Что именно?
– Так, ничего.
Паркер, однако, узнал мелодию, которую он мурлыкал себе под нос: «Кто дама вашего сердца?»

IV

Восемнадцать миль до Хорсли-лодж Миссис Мердл одолела за двадцать девять минут, что, как указал Уимзи, делая скидку на лондонское движение, очень даже хорошо. По бормотанию Паркера, пока тот выбирался из автомобиля, можно было предположить, что он не согласен. Паркер как будто думал, что ничего хорошего тут нет.
В дверь Уимзи звонил с обиженным видом.
– Вы считаете меня плохим водителем, мой дорогой Чарлз. Хотя я опытный. Мы ведь живы, верно? Чего еще вам надо?
Дверь открыл дворецкий Фаррент. Паркер спросил Миллса, и их провели в гостиную – длинную низкую комнату с большими окнами, выходившими в сад и на подъездную дорожку. Выглянув из окна, Уимзи покачал головой.
– Жаль, что Литлтон не заметил леди, Чарлз. Но кто знает, возможно, он видел нечто другое, весьма интересное. Жаль, что он ее проглядел, вы не находите?
Паркер усмехнулся. Он хотел что-то сказать, но в гостиной появился секретарь. Уимзи сразу узнал Миллса по описанию в досье. Пухлые руки, любезная улыбка – в общем, подхалим. Паркер, не видевший его прежде, предъявил свое удостоверение и попросил позвать Фаррента.
– Не самый приятный молодой человек, – заметил Уимзи, когда Миллс пошел за дворецким. – И если его спровоцировать, способен превратиться в весьма неприятного. Уверен, он в любой момент готов начинить свинцом своего хозяина. Однако сомневаюсь, что это сделал он.
– Кстати, помимо Фаррента вы кого-нибудь еще хотите видеть?
– Нет, – откликнулся Уимзи. – Вряд ли мы узнаем у садовника что-либо новое, а что касается Миллса, то единственный способ выудить у него информацию – напугать его так, чтобы сведения сами из него выпрыгнули. Однако нам нечем напугать его. На мой взгляд, Фаррент – самое то. Не вдаваясь в подробности, он – мое солнце в окошке и единственная радость. У меня гениальная идея по поводу Фаррента.
Не успел Паркер спросить, что это за идея, как появился Фаррент.
– Фаррент, я, как вам известно, из Скотленд-Ярда, – строго произнес Паркер. – А этот джентльмен – лорд Питер Уимзи. Мы хотим задать вам несколько вопросов.
Тот сдержанно поклонился. Паркер подверг его допросу по пунктам, уже пройденным в отчете полиции, затягивая время, пока Уимзи не даст знать, зачем ему понадобился дворецкий.
Однако Уимзи как будто потерял интерес к происходящему. Более того, ему явно становилось скучно. Он прислонился к стене у окна, засунув руки в карманы, и даже не потрудился подавить зевок. Наметанный взгляд дворецкого уже переместился с темно-синего костюма Паркера к дорогой одежде Питера Уимзи, но выражение его лица не изменилось.
Уимзи вынул руки из карманов и потянулся.
– Послушайте, Чарлз, – капризно протянул он, – а нельзя нам заглянуть в кабинет? Вы же обещали. Сказали, мы сможем осмотреть его.
Паркер уловил подсказку.
– Да, конечно, – кивнул. – Отведите нас в кабинет, Фаррент.
Тот отодвинул стенную панель и отступил на шаг, давая гостям пройти.
– Ага, – довольно произнес Уимзи, – потайная дверь. Изобретательно. Продолжайте, Чарлз.
Паркер и Фаррент прошли в кабинет, однако Уимзи за ними не последовал, и когда Паркер оглянулся, потайная дверь была снова закрыта. Он возобновил допрос Фаррента, и вскоре объявился Уимзи.
– Дверь закрылась, – объяснил он, – и я не сразу нашел защелку. Так это и есть место преступления? Кресло перевернуто, как при обнаружении тела? Жутковатое чувство возникает, верно, Чарлз? Но, полагаю, вы к такому привыкли. – И он принялся осматривать кабинет. – Продолжайте, Чарлз, – добавил Уимзи. – Не обращайте на меня внимания, если хотите продолжать расспросы. Клянусь Иовом, это тот самый стол, на котором нашли пистолет. Любопытно.
Сопровождавшее эти слова подмигивание подсказало Паркеру, что от него требуется. Он начал расспрашивать Фаррента о пистолете и о том, как он был обнаружен накануне.
Фаррент не сумел бы объяснить, как пистолет попал к лорду Комстоку; без сомнения, какие-то сведения могут быть у мистера Миллса. Да, впервые он увидел пистолет вчера вечером. Да, оружие лежало на столе.
– На столе? – резко повторил Паркер.
– Да, сэр.
– Вы уверены, что видели его не в каком-нибудь ящике?
– Совершенно уверен, сэр, – невозмутимо ответил Фаррент.
– Что вы с ним сделали?
– Я его немного протер и оставил на прежнем месте.
– Вы оставили его…
– Много шуму от выстрела было? – добродушно поинтересовался Уимзи.
Вид у Фаррента сделался потрясенный.
– Что?
– Когда вы стрельнули из него тем вечером и выдрали кусок вон из той декоративной накладки для картин, шум получился серьезный?
– Н… нет, милорд. – Фаррент постарался успокоиться. – Почти никакой, – добавил он тоном человека, который, нырнув в воду, обнаружил, что она не такая холодная, как он ожидал.
– Просто эдакий резкий хлопок, не громче, чем от ломающейся ветки?
– Немного громче, милорд.
С довольным видом Уимзи повернулся к Паркеру:
– Вот, Чарлз. Я же вам говорил, что шум от пистолета нельзя назвать грохотом. Любопытная информация, Фаррент. Большое спасибо, что рассказали.
Сделав строгое лицо, Паркер повернулся к дворецкому:
– Почему вы не сообщили об этом раньше?
– Видимо, его никто не спрашивал! – весело воскликнул Уимзи. – Вас спрашивали, Фаррент? Нет? Так я и думал. Может, вы сообщите нам, что случилось и почему вы выстрелили? Бархотка от пыли запуталась в спусковом крючке?
– Именно так оно и было, милорд, – вздохнув, ответил Фаррент. – Пистолет лежал на столе. Я взял его, чтобы убрать в верхний ящик, решив, что подобные вещи не следует держать на виду, и вдруг заметил на нем немного смазки. Я просто протер его бархоткой, а он неожиданно выстрелил, и из вон того угла полетела штукатурка. Это было легкомысленно с моей стороны, милорд, ведь я умею обращаться с оружием. В общем, я вычистил ствол, но не мог перезарядить пистолет, поскольку к нему не нашлось патронов, и я оставил его с пустой гильзой.
– Ну конечно, оставили, – кивнул Уимзи. – Разумно с вашей стороны. Вот видите, Чарлз! Кстати, Фаррент, а вы не расскажете нам про документ, будто бы исчезнувший из ящика, который вы нашли открытым? Знаю, вы не стали бы открывать личные ящики лорда Комстока, но в тот или иной момент могли по чистой случайности заметить, что в них. Полагаю, у вас имеются какие-нибудь соображения, что за документ пропал?
Однако лицо Фаррента приняло обычное для него замкнутое выражение.
– Я думал, что никакие документы не пропадали, – ответил он.
– Но Миллс же сказал, мол, что-то исчезло.
– В какой-то момент мистер Миллс полагал, будто что-то могло пропасть, – но теперь он считает, что ошибся.
– Вот как? – задумчиво протянул Уимзи. – В таком случае вам больше нечего нам сообщить.
Фаррент слегка поклонился:
– Я уже рассказал полиции все, что мне было известно в связи с преступлением.
– Тогда нам незачем вас больше задерживать. Вы не хотите у Фаррента что-нибудь спросить, Чарлз? Вы свободны, Фаррент.
Тот удалился.
– Очень ловко, Питер, – сказал Паркер.
– У меня мелькнула догадка, что он о чем-то умалчивает, и мне показалось, что это может быть как-то связано со странной историей с пистолетом. Конечно, это был выстрел наугад, однако дело выгорело. И теперь нам известно, откуда в барабане взялась стреляная гильза, почему нет отпечатков пальцев и собственный пистолет Комстока не имеет отношения к его смерти. Но мы не знаем, какую роль Фаррент сыграл в загадке исчезнувшего документа.
– Думаете, ему про это что-то известно?
– Какие-то соображения у него определенно есть. Вы заметили, что взгляд у него застыл, как у змеи, едва я затронул данную тему? Это скользкий тип, Чарлз, советую вам держать с ним ухо востро.
Уимзи стоял в эркере лицом к комнате. Закончив фразу, он повернулся и посмотрел в сад, потом начал выворачивать голову и тело.
– А что с вами? – усмехнулся Паркер.
– Будь вы опытным сыщиком, Чарлз, вы бы поняли, что я пытаюсь определить угол, с которого был произведен выстрел. Пуля попала в левый висок, что усложняет дело. Черт бы побрал окно! Слишком много углов получается.
– Думаете стреляли не из дома?
– Да. Если вы меня слушали, то я уже сказал вам, что маловероятно, будто стрелял кто-то из находившихся в доме. Значит, остается сад. И не забывайте, все створки были нараспашку. Жаль, что не наоборот, тогда в стекле была бы симпатичная дырочка. Комсток ведь, скорее всего, стоял? Если бы он сидел, то просто упал в кресло или повалился на стол, а не рухнул бы на пол, потащив за собой кресло. Поэтому я бы сказал, что его тело было развернуто к окну, а голова повернута вправо. Или он мог стоять вот так и смотреть в правую створку окна, подставляя левый висок преступнику, стрелявшему через левую створку. Это нам что-нибудь дает? Насколько я понимаю, ничего. Что ж, я намерен прогуляться по саду, а вы пока разыщите Миллса и спросите у него, какого черта, он хитрит по поводу пропавшего документа. Он вам, конечно, не объяснит, но все равно спросите.
В саду Уимзи прохаживался явно без всякой цели. Побродил по лужайке, осмотрел стены, отделявшие участок от дороги и лужайку от огорода, и подергал запертую калитку. Затем прошелся по подъездной дорожке и наконец добрел до гаража.
Шофер мыл машину, и на ум Уимзи пришли уместные соображения относительно незначительности человеческой жизни и неизбывности мелких работ.
– Отличная вещь, – заметил он, взглядом знатока осматривая автомобиль.
Водитель, высокий мужчина в темно-зеленых бриджах и подтяжках, выпрямился и провел рукой по лбу. Однако он уже настолько привык, что его расспрашивают незнакомцы, что даже не вздрогнул, когда кто-то обратился к нему.
– Да, – согласился он. – Машина что надо. Никаких хлопот с ней не было с тех пор, как она у нас появилась.
Несколько минут они обсуждали достоинства автомобиля, затем Уимзи мягко перевел разговор на смерть Комстока. Легкой болтовней он постарался расположить к себе шофера и только потом задал вопросы, ради которых разыскал его.
– Кстати, Скотни, полагаю, полиция спрашивала вас, куда вы возили лорда Комстока вечером накануне убийства? На обед, наверное?
– Нет, сэр, полицейские не спрашивали. Они вообще со вчерашнего дня больше не появлялись. Но вот один джентльмен сегодня утром вопросы задавал.
Уимзи удивился. Кто же из собратьев-сыщиков опередил его?
– Да, и вы ему сказали…
– Что отвез лорда Комстока в ресторан «Маджоли» на Дин-стрит. Он велел мне вернуться к одиннадцати часам, и я доставил его домой.
– Понятно. – Уимзи хорошо знал ресторан «Маджоли», который славился своей кухней и отдельными кабинетами. – И еще одно, Скотни, – добавил он и небрежным тоном задал самый важный вопрос: – Майор Литлтон, ну, знаете, помощник комиссара полиции. Вы ему назвали номер машины, что стояла на подъездной дорожке. Хорошо, что вы запомнили его. Видимо, вы наблюдательный человек. Наверное, узнали бы леди, которая сидела в автомобиле?
В последний момент Уимзи переформулировал вопрос, не спросив, видел ли вообще водитель леди.
Предосторожности Уимзи оказались излишни, поскольку шофер ответил без заминки:
– Разумеется, узнал бы. Такую красотку не скоро забудешь.
Перейти к описанию леди было нетрудно.
Она была высокой и худощавой, по-настоящему красивой. Нет, не молоденькая, лет тридцати пяти, на взгляд Скотни, но сегодня, кто их разберет, и это факт. Во что она была одета? Ну, на ней была красная шляпа, в этом Скотни уверен, и какое-то платье – может, синее или черное. Волосы темные или светлые? Не Скотни судить, но, кажется, темноватые, во всяком случае не светлые, но из-под шляп нынче и волос-то не видно, верно? И вообще Скотни не хотелось бы ничего утверждать.
– Большое спасибо, – произнес Уимзи и отблагодарил Скотни общепризнанным способом.
Уже собираясь уходить, он задал последний вопрос:
– Кстати, как получилось, что вы запомнили номер машины? За день вы ведь видите много автомобилей.
– Привычка у меня такая, – с гордостью объяснил Скотни. – Лорд Комсток не любил быстрой езды, а когда кто-нибудь обгонял нас на повороте или, не дай бог, подрезал, он непременно желал сообщить об этом ближайшему автоинспектору. Всю душу из меня вынимал, если я не запоминал номер, поэтому я стал запоминать номера всех машин, какие вижу.
– Понятно, – кивнул Уимзи, словно разъяснились какие-то сомнения, и ушел.
Паркер ждал его на крыльце.
– Закончили? – уныло спросил он.
– «Что плачешь, мой мальчик, по приливам, у воды грустишь бесконечно?» Я же говорил, что мистер Миллс вам не по зубам. Ладно, не важно. Но мистера Миллса надо было заставить поволноваться.
– Если он и заволновался, – ответил Паркер, садясь в автомобиль, – то никак этого не проявил. Миллс, Фаррент, Хоуп-Фэрвезер – мы словно кругами ходим.
Уимзи завел мотор.
– То есть убийца не один из них? Нет, «о, мой бравый собрат, не желай нам новых мужей». Ибо она там побывала…
– Кто она?
– Надежда моя, радость моя, моя милая Женевьева. Куда поворачивать на Уинборо, налево или направо?
– Направо. Что нам делать в Уинборо?
– Навестим недужного. Я подумал, что будет любезно осведомиться о констебле, которого сбил Литлтон. Наезд ведь был совершен где-то тут?
Они выехали за ворота, и, остановившись на обочине, Уимзи внимательно осмотрел дорогу по обе стороны от предполагаемого места аварии.
– Что ищете? – спросил Паркер.
– «Рыскал он по небу, рыскал он по низу, рыскал повсюду вокруг». Кишки и кровь, Чарлз. Место, где было найдено тело, отмеченное кровью. Но крови нет, поэтому ничего оно нам не дает.
Выйдя из машины, Уимзи медленно прошелся по обочине.
– Вы действительно ищите кровь? – спросил Паркер, когда тот вновь вернулся в салон.
– Хотелось посмотреть, где случилась авария. Будь я проклят, но я никак не соображу, почему констебль очутился не на своей полосе.
– Сельские полицейские! – усмехнулся Паркер.
Уимзи тронулся с места.
В Уинборо выяснилось, что злополучный констебль пока без сознания. Уимзи попросил, чтобы его известили, как только он придет в себя и сможет дать показания.
Суперинтендант Истон в участке отсутствовал. Полным ходом шли довыборы, и его вызвал к себе главный констебль. Уимзи и Паркер внимательно осмотрели пистолет и прочие улики, но ничего нового из них не почерпнули.
– Надо полагать, пуля была выпущена из пистолета именно этого образца? – сказал Уимзи по пути в Лондон. – Я не большой знаток огнестрельного оружия. Нет никакого другого, из которого можно выпустить пулю такого размера?
– Из винтовки едва ли, – с сомнением произнес Паркер. – Пуля тут гораздо меньше двадцать второго калибра. Если хотите, могу спросить у нашего эксперта.
– Да, спросите. Скорее всего из этого ничего не выйдет, но я не могу объяснить, как в тот день в Хорсли-лодж очутилось второе такое оружие, если вы говорите, что во всей Англии их не более десятка. И вообще очень многое в данном деле ставит меня в тупик. Пора бросить частный сыск и обзавестись фермой. Увы, что толку беспрестанно влачить опороченное ремесло частного сыщика, придирчиво созерцая неблагодарные трупы? Не лучше ли было бы, Чарлз, подобно другим «резвиться под сенью дерев с Амариллис»? Клянусь, иногда мне кажется, что Мильтон был прав. Выходит через скрытый люк детектив Хокшоу; на сцене появляется пастух Коридон, напевая и приплясывая, весь в соломе. Какая поэзия!
Обратный путь в Лондон лежал мимо Хорсли-лодж. К удивлению Паркера, Уимзи снова остановил машину, на сей раз у отделяющей сад от шоссе стены, и долго, внимательно разглядывал лужайку и дом.
– Хочу еще раз проверить углы, – объяснил он. – «Один любовный взгляд, потом прощай». А просматривается отсюда неплохо. «О, ради взгляда, ради орлиного глаза!» Хотя орлиный глаз тут не требуется. Странная штука планы, а? Никогда не дают представления о том, как в действительности выглядит то или иное место. Я вот принимал за данность, что лужайка футов эдак сто, а на самом деле не многим более тридцати. По плану это, конечно, было видно, но не внял я его мольбам. «Прошепчи, и я не услышу» – вот девиз всех планов.
От Хорсли-лодж до Пикадилли Уимзи открыл рот лишь однажды. Между двух трамваев на Митчэм-стрит он вдруг жестом триумфа воздел руки и воскликнул:
– Понял!
Паркер с содроганием отвел взгляд от надвигающейся и неминуемой смерти.
– Что именно?
– Кого мне напоминает Миллс! – откликнулся Уимзи, хватаясь за руль, чтобы увернуться из-под передней дуги приближающегося трамвая. – Отравителя Уильяма Палмера!

V

– Вопрос в том, – уныло промолвил Уимзи, – можно ли оправдать женщину, застрелившую шантажиста?
Он сидел в маленькой гостиной мисс Кэтрин Климпсон. Поставив в гараж автомобиль и пообщавшись с Паркером, Уимзи сделал два телефонных звонка, и один из них был мисс Кэтрин с вопросом, нельзя ли прийти и выпить у нее позднюю чашку чая, и это предложение было встречено с энтузиазмом.
– Лично я, – добавил он, – считаю, что да. Очень даже.
Прежде чем ответить, мисс Климпсон угостилась еще одним полупрозрачным кусочком хлеба с маслом. Множество мелких подвесок на цепочке у нее на шее звякнули в унисон с многочисленными браслетами на тонких, укрытых кружевом запястьях.
– Это ведь трудная проблема? – сказала она, прямо сидя в кресле. – Нас учат, что убийство – зло, но и шантаж тоже. Право же, лорд Питер, как вам известно, я не одобряю насилия, но когда я слышу о горе, какое причиняют шантажисты, у меня просто кровь вскипает. Мне даже кажется, – при этих словах землистое лицо мисс Климпсон чуть порозовело, – я могу сделать с ними что угодно. Но следует ли стрелять в шантажиста или нет, зависит от обстоятельств, разве не так?
– Естественно. Предположим, негодяй заслуживает смерти, а какой-нибудь пронырливый сыщик-любитель выясняет, что она его застрелила, и это ей сойдет с рук, если он промолчит. Но ее повесят, если он заговорит… Вот черт! Прошу меня извинить.
– Ничего! – откликнулась мисс Климпсон. – Мужчине можно выругаться, если он считает, что обстоятельства этого требуют. Это прерогатива мужчин. Пока они держатся в рамках приличия, разумеется, и я знаю, лорд Питер, вы никогда их не преступите. Помнится, один мой дядя в сильном волнении неизменно восклицал: «Асуан», а это, как вам известно, самая большая плотина в мире – или была на тот момент, – а он был ризничим.
– Когда ругается ризничий, можно и мне, – улыбнулся Уимзи.
– Боюсь, дорогой лорд Питер, – продолжила мисс Климпсон, и подвески у нее на цепочке зазвенели, – вы тоже взволнованы. Позвольте налить вам еще чашечку чая? Чай утешает в минуту душевного расстройства. Я всегда так считала, хотя мужчины делают вид, будто презирают его. А виски у меня нет. Вам не кажется, что лучше рассказать мне все? – вдруг выпалила она. – Говорят ведь, разделенные горести уменьшаются вдвое.
– Мисс Климпсон, – произнес Уимзи, принимая чашку чая, – я все вам расскажу. Согласно моей версии, она застрелила Комстока, стоя под окном кабинета, пока Комсток стоял, глядя в комнату, лицом к двери в контору мистера Миллса. Ей ничего не грозило. Садовник работал, повернувшись к ней спиной, а от пистолета было шума не больше, чем от ломающейся ветки, ведь именно такой звук ожидаешь услышать в саду.
– Вы спросили садовника, слышал ли он, как ломается ветка, после того как она прошла мимо? – поинтересовалась мисс Климпсон.
– Нет, не спрашивал. Не хочу знать, слышал садовник такой шум или нет. Не забывайте, это всего лишь версия. Я не могу подтвердить или опровергнуть. Но проблема в том, что я – будь все проклято! – почти доказал Паркеру, что стрелявший находился вне дома, и не нужно быть инспектором Скотленд-Ярда, чтобы по направлению движения пули и по расстоянию от окна до земли (Литлтон ведь сам назвал свое падение «адским») догадаться: стреляли почти у самого подоконника. И уж конечно, не надо быть инспектором Скотленд-Ярда, чтобы понять: единственным, кто стоял почти у самого окна, была подруга Хоуп-Фэрвезера.
– Понимаю. Бедняжка! Как ужасно она себя, наверное, чувствовала, если отважилась на подобный страшный поступок. Но, лорд Питер, давайте поищем светлую сторону, как говаривал мой дорогой папа. Возможно, она этого не совершала. Мы ведь не знаем наверняка. И я всегда считала, что лучше быть не вполне уверенным в истинности чего-либо поистине ужасного. Благословенны невежественные. Хотя в данном случае о благословении речь не идет.
– Брошу это дело! – пылко воскликнул Уимзи. – Плевать мне на министра внутренних дел! Только так может поступить порядочный человек.
– Вы убеждены, что это был шантаж?
Уимзи рассказал ей о пропавшем документе.
– Любопытно то, – добавил он, повеселев, – что Миллс считает, будто документ у Фаррента, а Фаррент – что он у Миллса. Они сейчас оба подстраховывают друг друга, надеясь использовать документ сообща и поделить выручку, но каждый из них все еще верит, что бумага у другого.
– Так у кого же документ? – спросила мисс Климпсон.
– У Хоуп-Фэрвезера!
Она намазала маслом вторую булочку.
– Знаете, что я бы сделала? Пошла бы к сэру Чарлзу Хоуп-Фэрвезеру и поговорила бы с ним.
– Мисс Климпсон, – с чувством сказал Уимзи, – у вас никогда не бывает головной боли, эдакой распирающей головной боли от того, что вы всегда правы?

VI

Мысль о том, чтобы поговорить с сэром Чарлзом, разумеется, уже посещала Питера Уимзи. Он отмахивался от нее, не желая вытягивать из несчастного правду, которую предпочел бы оставить без подтверждения. Теперь он осознал, что все-таки надо действовать. Лучше всего было бы навестить сэра Чарлза, намекнуть на то, что ему известно, и упомянуть о своем решении устраниться от вопроса, а потом сказать, что он сам сделал бы на месте сэра Чарлза. Ведь Уимзи сочувствовал не только сэру Чарлзу, но также и леди, которую назвал подругой сэра Чарлза. Если люди берутся за шантаж, то должны ожидать, что их пристрелят, и Уимзи и пальцем не собирался пошевелить, чтобы помешать расправе.
Уимзи был не настолько откровенен с мисс Климпсон, чтобы допустить бестактность. Он не рассказал ей практически ничего такого, что она вскоре, несомненно, узнает из газет. Не позволил ей догадаться, что имя подруги сэра Чарлза ему прекрасно известно, как, собственно, и сама леди.
По описанию шофера он уже кое-что заподозрил. Второй звонок, который он сделал, вернувшись к себе домой, превратил подозрения в уверенность. Звонил он в ресторан «Маджори». Его владелец славился предупредительностью и тактом, но сдержанность не всегда окупается, и успех приносит знание не о том, когда проявлять тактичность, а о том, когда ее не проявлять. Хозяин ресторана хорошо знал лорда Питера Уимзи и сообщил его светлости – строго по секрету, – что дамой, с которой накануне своей смерти ужинал в отдельном кабинете лорд Комсток, являлась миссис Арбетнот. А миссис Арбетнот не только приходилась племянницей сэру Чарлзу Хоуп-Фэрвезеру, но и была своячницей Фредди Арбетнота, и если первое можно было сбросить со счетов, то второе решало дело.
С сэром Чарлзом Уимзи встретился тем же вечером, когда тот вернулся из парламента. Уимзи ждал в просторной библиотеке дома на Итон-плейс уже около часа, и с каждой минутой ему все более неприятна становилась предстоящая беседа. Но мисс Климпсон правильно говорила: некоторые вещи просто необходимо сделать.
Сэр Чарлз прибыл незадолго до полуночи. Выглядел он усталым, и Уимзи показалось, будто морщины у него на лице стали глубже, чем при прошлой их встрече. Было очевидно, что он не слишком рад гостю.
– А, Уимзи! Хотели меня видеть? Надеюсь, не очень долго ждали? Вам предложили выпить? Полагаю, вы по делу Комстока?
Тот кивнул:
– Боюсь, что так, сэр Чарлз. Жаль вас тревожить, однако…
– Я понемногу привыкаю, – вздохнул сэр Чарлз, наливая себе виски с содовой и садясь в кресло. – Оставив формальности, буду говорить прямо. Брэкенторпу пришла в голову дурацкая мысль отозвать полицию и привлечь вас и прочих дилетантов. Ладно, задавайте свои вопросы.
– Я пришел не задавать вопросы, сэр Чарлз, – мягко возразил Уимзи. – Я не жду ответов.
– Вот как? – поднял брови сэр Чарлз. – Я вас не понимаю.
– Я устраняюсь от дела.
– Неужели?
Воцарилось молчание. Уимзи мелкими глотками пил коктейль и смотрел прямо перед собой.
– Не объясните ли почему? – невозмутимо спросил сэр Чарлз.
– Мне ведь незачем, верно? Хотите объяснений? Я предпочитаю не докапываться до правды.
– Вот как?
– Но вполне вероятно, что до нее докопается кто-нибудь другой. Пришел же я для того, чтобы сообщить, если могу что-либо сделать…
И опять возникла пауза. Уимзи сказал все, что намеревался, и быстрее, чем сам того ожидал. И если собеседник хочет остановиться на этом, Уимзи готов последовать его примеру.
– Насколько я понимаю, вы считаете, будто мир стал лучше, освободившись от Комстока? – спросил, тщательно подбирая слова, сэр Чарлз.
– То, что я выяснил, вызывает у меня желание не узнавать больше.
Сэр Чарлз отпил виски с содовой.
– Вы думаете, я застрелил Комстока? – светским тоном произнес он.
– Нет. Напротив, я уверен, что вы этого не совершали.
– Тогда к чему недомолвки?
Уимзи рассмеялся:
– Прошу прощения за свою театральность. Входит Уимзи, Злодей в маске, переодетый частным сыщиком, все открылось. Сэр, поймите меня правильно, я не хочу лезть не в свое дело, но очень надеюсь, что документ благополучно уничтожен.
– Какой документ?
– Письмо или другая бумага, какую вы извлекли из ящика письменного стола Комстока. Ловкий трюк!
– А! – Сэр Чарлз раскурил сигару. – Вы стараетесь выудить у меня какие-то сведения?
– Нет. Я же сказал, что устранился от дела.
– У вас есть какие-нибудь соображения, кто застрелил Комстока? Если да, то мне бы хотелось их послушать. Сам я ничего не понимаю.
– Совсем ничего?
– Вы мне не верите?
– Не важно, во что я верю, верно? – уклонился от ответа Уимзи. – Суть в том, что я не знаю.
Сэр Чарлз переменил позу.
– Послушайте, Уимзи, вы что-то вбили себе в голову, а я уверен, что вы ошибаетесь. И вообще это официальный разговор или нет?
– Если вы про то, передам ли я кому-нибудь ваши слова, то нет. Но последуйте моему совету, сэр, не говорите ничего.
– А я, пожалуй, скажу. Сообщу вам кое-что, что намеренно утаил от Брэкенторпа. А утаил я это потому, что сомневался, поверит ли он мне, и вообще считал, что к делу это не относится. Правда в том, что я оказался в неловком положении. Я поделюсь с вами тем, что видел на самом деле, и если вы способны в этом разобраться, буду только рад. Разумеется, если не выдадите меня.
– Я вас не выдам, – серьезно пообещал Уимзи, – и миссис Арбетнот тоже. Вам лучше знать, что мне это известно, – добавил он.
– Я опасался, что это всплывет, – произнес сэр Чарлз, сильно сжав пальцами сигару.
– Пока эти сведения есть у меня одного, – успокоил Уимзи.
– Будем надеяться, так оно и останется. У Бетти было достаточно проблем, не хватало еще, чтобы ее втянули в эту историю, – заявил сэр Чарлз.
Уимзи молчал, ждал продолжения.
– Вот что случилось. Я поехал туда, чтобы правдой или неправдой добыть у Комстока те письма. Мне незачем вдаваться в подробности, но в том, что касается женщин, Комсток был последним подлецом. Он раздобыл письма… одного человека, чье имя не хочу называть. Она пришла ко мне накануне поздно ночью и поведала всю злополучную историю. Она была в отчаянии, только что ужинала с ним, и он выложил карты на стол. Я знал, что нельзя терять времени, поэтому поехал утром же. Она настояла, что тоже поедет. С ее слов я знал, где находятся письма, думаю, он сам ей сообщил или она их видела. Я был готов даже попытаться оглушить Комстока, чтобы добраться до них. Затруднения начались уже с попытки встретиться с ним. Я постарался избавиться от секретаря, послав его с сообщением к машине, но не получилось… Как выяснилось, к счастью. Потом, услышав, как провожают архиепископа, я подумал, что мне надо проникнуть в кабинет и взяться за Комстока прежде, чем вернется Миллс. Я хорошо помнил расположение комнат в Хорсли-лодж и мог попасть в кабинет, не показываясь в коридоре. Я подождал, когда голоса стихнут, и проник туда. Комсток стоял у окна. Когда я входил со стороны конторы, он повернулся и посмотрел на меня удивленно, но вежливо поздоровался со мной. Я заявил, что он мерзавец и мне нужны те письма. Комсток начал насмехаться, и я уже был готов наброситься на него, когда внезапно он стал крениться на сторону и сполз на пол по креслу, так что оно упало на него. Я подумал, с ним случился удар, но мне было наплевать, поскольку это давало шанс забрать письма. Даже ящик был приоткрыт, и пакет лежал сверху. Я схватил его, выглянул в сад, убедился, что никто не видел меня через окно, и быстро вернулся в контору секретаря. Хотел попасть в приемную, но зацепился рукавом за поднос для бумаг, и он с грохотом упал на пол. Пока я собирал бумаги, вошел секретарь. К счастью, я успел закрыть за собой дверь кабинета. Остальное вам известно. Но могу вам сказать, Уимзи, когда в кабинете Брэкенторпа я услышал, что Комстока застрелили, то испытал истинное потрясение. Я понятия не имел, что там произошло.
– Будь я проклят! – воскликнул Уимзи. – Знаете, сэр Чарлз, это очень интересная история. Вы сказали, что выглянули в сад менее чем через минуту после падения Комстока. Кто там находился?
– Там никого не было! Скорее всего, Комстока застрелили из сада. Все указывает на это. Пуля ведь вошла в левый висок? Что ж, все сходится: он стоял боком к окну, лицом ко мне, его левый висок был обращен к саду. Но клянусь, когда я выглянул, то не увидел никого, кроме садовника и Бетти, которая пересекала подъездную дорожку.
– Миссис Арбетнот пересекала подъездную дорожку? – невинно повторил Уимзи. – Интересно, может, она что-нибудь видела или слышала?
– Нет. Я спрашивал. Бетти говорит, что нервничала и, чтобы успокоиться, прогулялась по лужайке, а потом решила, что было бы лучше, если бы ее никто не видел, и поспешила к машине. Она тоже клянется, что в саду больше никого не было. Но, выходя на дорожку, она слышала приглушенный треск. Бетти обернулась и посмотрела на садовника, решив, что он сломал грабли.
– Когда вы ее видели, она шла прочь от дома?
– Да.
Если Бетти Арбетнот пересекала подъездную дорожку через четверть минуты после того, как застрелили Комстока, а между ней и домом работал садовник, то выстрелить она никак не могла. Разумеется, сэр Чарлз может ее покрывать, но похоже, он говорит правду.
– И пребудут здесь тайны, – пробормотал Уимзи.
– Вот что я думаю. Комстока застрелил некто из известных нам лиц, из тех, кто находился в доме или около него в то утро. Преступление было тщательно спланировано, и преступник прятался в саду. Он не оставил улик, никто ни малейшего понятия не имеет, кто он, и его не найдут. И лично я ничуть не расстроюсь.
Уимзи задал еще несколько вопросов, но не выяснил ничего полезного. Теперь, когда его первую версию как будто опровергли, в нем снова проснулся азарт сыщика. Он сказал сэру Чарлзу, что устраняется от расследования, и официально так оно и будет. Но, возможно, неофициально сохранит к нему интерес.
– Удачно получилось, – заметил Уимзи, – что вы так быстро вышли из кабинета. В противном случае письма были бы для вас потеряны. Bis rapit quo cito rapit.
– Так уж вышло, что Хорсли-лодж мне был по пути. Я в любом случае собирался в то утро в Уинборо. Дополнительные выборы, сами понимаете. На тот день назначили собрание, где должен был выступать Брэкенторп, а после важные переговоры за ланчем. Мне следовало выехать чуть раньше. Единственную проблему представлял собой Брэкенторп. У него заболел шофер, и он хотел, чтобы я его подвез. Брэкенторп терпеть не может сам садиться за руль. Однако мне удалось отвертеться.
– И к лучшему, – заметил Уимзи, вставая. – Могу вам обещать, сэр Чарлз, что ничего из этого дальше не пойдет, и очень благодарен за оказанное доверие. Я согласен, что человек, застреливший Комстока, был слишком для нас ловок. Сомневаюсь, что его схватят. Нет, больше коктейля не надо, спасибо.
Был уже час ночи, когда Уимзи добрался домой, но Бантер появился в маленьком холле, не успел еще повернуться ключ в замке.
– Бантер, – сурово произнес Уимзи, – сколько раз я говорил вам не дожидаться меня, если я возвращаюсь поздно. Почему вы не слушаетесь? Это ставит меня в неловкую ситуацию.
– Могу я осведомиться, сэр, вы разгадали тайну Комстока?
– Не говорите заголовками детективных романов. У меня была версия, но она оказалась несостоятельной.
– Вот как, милорд?
– Да. Никогда мне не нравилась. И мисс Климпсон тоже. У вас есть своя мисс Климпсон, к которой можно идти с разными бедами? Следовало бы обзавестись.
– Я тоже всегда так считал, милорд, – откликнулся Бантер, смешивая виски с содовой на шератоновском столике.
Уимзи удобно устроился на диване.
– Возможно, вам будет интересно узнать, что я доказал: Комстока застрелил кто-то извне дома, но и в саду никого не было. Следовательно, есть только одно место, с которого в него могли стрелять, а именно с дороги. Вы изучили план местности? Тогда вы, в отличие от меня, поняли бы, что от дома до дороги не более тридцати футов. Сегодня я остановил там машину и заглянул через стену. Стреляй я хорошо из пистолета, чего не умею, то смог бы попасть в любого, кто стоит у окна. Что вы об этом думаете?
– Должен признать, милорд, эта возможность уже пришла мне в голову после того, как я воспользовался планом.
– Конечно, – усмехнулся Уимзи. – Мне-то пришлось ехать за город и бегать, уткнувшись носом в землю, чтобы увидеть нечто столь очевидное. А вы – как австрийский профессор криминалистики, который раскрывает преступления, не выходя из кабинета. Никогда не подумывали эмигрировать в Австрию, Бантер? Вам там хорошо платили бы.
– Боюсь, милорд, жизнь на чужбине мне не подошла бы.
– Ну да, и в гнездо родное Бантер к нам летит. На мой взгляд, именно так убийца и поступил. Он остановил машину у стены, подождал, пока Комсток не встанет поудобнее, стрельнул в него и был таков. Ха! – воскликнул Уимзи. – Интересно, а не из-за этого ли констебль ехал не по своей стороне дороги? Я чувствовал: тут что-то не так! Если бы мы только могли понять, что именно. Эта возможность вам в голову приходила?
– Нет, милорд. С сожалением признаю, что столь очевидный вывод я пропустил.
– Не портите игру только потому, что я на очко впереди. Будьте великодушны, Бантер, и предоставьте выиграть тому, кто умнее. Из Уинборо не звонили? Я опасаюсь, что к тому времени, когда констебль придет в себя, никакой загадки Комстока уже не будет. Если я прав и стреляли действительно с дороги, то он наверняка все видел. Остается лишь ждать. Впрочем, я устранился от дела.
– Неужели, милорд?
– Да, мне безразлично, кто застрелил Комстока. Я просто рад, что кто-то это сделал.
– Я всегда полагал, что лорд Комсток не самый приятный джентльмен.
В четыре часа утра Уимзи проснулся – его уважительно, но непреклонно тряс за плечо Бантер.
– Прошу прощения, милорд, но на проводе полиция Уинборо. Хотя вы дали мне понять, что устранились от расследования, я предположил, что для вас не лишено будет интереса то, что они сообщат.
– Да, – кивнул Уимзи, зевая. – В конце концов, они же не знают, что я устранился, верно?
Новости из Уинборо были интересными. Констебль пришел в себя и смог дать показания.
– Надеюсь, я не ошибся, позвонив вам в такое время, – произнес грубоватый, но извиняющийся голос, – но вы просили сообщить в любой час дня и ночи, а нам приказано оказывать вам всяческое содействие.
– Констебль сообщил что-нибудь полезное?
– Боюсь, по делу лорда Комстока ничего. Он сказал, что ехал на велосипеде и впереди на обочине стояла машина. Он направился к середине дороги, чтобы обогнуть ее, но неожиданно машина тронулась с места и уехала. Не успел констебль вернуться на свою сторону, как из-за ворот Хорсли-лодж вырулил еще автомобиль, – он двигался не по своей стороне, – и промчался мимо него.
Машина Хоуп-Фэрвезера, подумал Уимзи с уколом профессиональной совести, поскольку забыл расспросить сэра Чарлза про констебля.
– Констебль снова попытался вернуться на свою сторону дороги, когда с подъездной дорожки на огромной скорости вылетела вторая машина, за рулем которой, как мы теперь знаем, находился майор Литлтон, и, разумеется, в него врезалась.
– Понимаю, – ответил Уимзи, – но ведь это мало чем нам помогает. Констебль не заметил номера припаркованной на обочине машины? – небрежно спросил он. – Водитель мог бы подтвердить значительную часть его истории.
– Номера он не заметил, но думает, это был синий седан. Констебль еще молодой и пока не очень наблюдательный.
– Водителя он не разглядел?
– Машина была крытая, милорд. Сомневаюсь, что он вообще его видел. Но в любом случае к моменту аварии машина уже уехала, поэтому водитель все равно ничем нам не помог бы, верно?
– Да, – произнес Уимзи и вернулся в кровать.
«И никому про третий пистолет как будто не известно, – думал он, натягивая простыню на голову. – Интересно, как Брэкенторп раздобыл его?»

VII

Питер Уимзи сидел в кабинете сэра Филиппа в министерстве внутренних дел.
– Я пришел сообщить вам, сэр, – сказал он, – что устраняюсь от расследования.
– Вот как? – равнодушно промолвил сэр Филипп. – Могли бы послать записку.
– Боюсь, вы очень заняты. Простите, что отнимаю у вас время, но мне хотелось задать один вопрос.
– Да?
– Не сочтите, что лезу не в свое дело, но… вы уверены, что с пистолетом все в порядке? То есть сейчас от него благополучно избавились? Извините, что вмешиваюсь.
Сэр Филипп резко поднял голову:
– С каким пистолетом?
– Ну как же, – с невинным видом произнес Уимзи, – с тем, из которого вы застрелили Комстока.
Сэр Филипп взял листок бумаги. Отметив на нем три точки, он аккуратно соединил их линиями. Когда получился треугольник, он с секунду рассматривал его, а потом принялся превращать в квадрат.
– Следует ли мне понимать, что вы, Уимзи, вообразили, будто я застрелил Комстока?
– Боюсь, что так, – кивнул Уимзи.
– Возмутительно, – рассеянно заметил сэр Филипп и попробовал изобразить вокруг круга квадрат. И обиженно нахмурился, когда у него ничего не получилось.
– Версия у меня такая, – признался Уимзи. – Во всяком случае, по мнению Паркера. Но его работа опровергать предположения. Любой может выдвигать дурацкие версии. Как эта, понимаете? Может, озвучить ее Паркеру, пусть опровергает? Я передам, если хотите, сэр Филипп.
– Что навело вас на подобную мысль, Уимзи?
Уимзи объяснил.
– Всего лишь догадки, – усмехнулся сэр Филипп.
– В настоящий момент. Впрочем, ведь любая версия такова. Но если она верна, полагаю, многое можно доказать.
– Вы даже не выяснили ничего про пистолеты!
– Нет, – признал Уимзи. – Тут, разумеется, проблема. – На его лице появилось заинтересованное выражение. – А как вы его раздобыли?
– Мы ерундой занимаемся, – поморщился сэр Филипп.
Откинувшись на спинку стула, Уимзи проговорил:
– Знаете, а у меня с самого начала были подозрения на ваш счет.
– Вот как?
– Да. Когда вы отозвали Скотленд-Ярд и пустили по следу дилетантов. Уже это мне показалось сомнительным. Но это был умный ход. Но вам не следовало выдавать тот факт, что вы знакомы с Комстоком. Знакомство, конечно же, всплыло бы, но вам незачем было о нем трубить, потому что быть с ним знакомым, полагаю, равнозначно питать к нему отвращение. Кстати, а как вы раздобыли пистолет?
Сэр Филипп молча посмотрел на него.
– Я спрашиваю ради вашего же блага, – добавил Уимзи. – Просто хочу удостовериться, что вы не совершили какой-нибудь глупости.
– Я думал, – медленно произнес сэр Филипп, – вы пришли сказать, что устраняетесь от расследования.
– Да. Единственный вопрос в том, передаю я его теперь Паркеру или нет.
Воцарилось молчание. Сэр Филипп начал рисовать очень сложный узор на основе ромба.
– Пистолет был прислан мне полностью заряженным, – сказал он, поднимая голову от рисунка, – анонимным корреспондентом, с запиской: «Это лишь один из многих, которые заставят вас пожалеть, что вы вообще родились на свет». Я часто такие получаю.
– И где он теперь?
– На дне моря.
– Кому-нибудь известно, что он у вас был?
– Нет. Его доставили, когда я собирался ехать в Уинборо. Пакет был помечен: «Лично в руки. Срочно», поэтому мой дворецкий передал его не с остальной корреспонденцией моему секретарю, а мне самому. Вскрыл я его уже в машине. Никто, кроме меня, пакет не видел.
– Тогда вам, пожалуй, ничего не грозит, – радостно откликнулся Уимзи.
Сэр Филипп продолжил одну из сторон ромба, которой предстояло стать основной равнобедренных треугольников.
– В чем-то это даже убийством не назовешь, – заметил он.
– Совершенно верно, – любезно согласился Уимзи. – Это было законное исполнение ваших служебных обязанностей. Немного нетрадиционное, но от того ничем не хуже.
– По пути туда… – Сэр Филипп немного помолчал. – Я подумал, не заехать ли мне в Хорсли-лодж, чтобы самому поговорить с Комстоком. Ущерб, который он нанес нашей стране как внутри, так и за рубежом, огромный. Ради блага страны его следовало заставить замолчать. Я предполагал что-то в духе личных увещеваний, подкрепленных угрозами, прежде чем дойдет до более суровых мер. Решил, что, если Комсток нас вынудит, то мы предъявим ему обвинение в государственной измене. Однако меня тревожила необходимость держать наш разговор и любой возможный его исход в тайне, даже мой приезд должен был остаться без свидетелей. А потому, как вы догадались, я поставил автомобиль на обочине, забрался на капот и заглянул через стену, чтобы определить, есть ли кто-то в доме. Увидел стоящего у окна Комстока, он находился совсем близко. Пистолет лежал у меня в кармане. Этот человек вызывал у меня сильные эмоции, настолько сильные, что я едва сознавал, какое безумие совершаю. Достав пистолет, я выстрелил. Не погрешу против истины, сказав, что ни в коей мере не ожидал, что попаду в него. Эта мысль даже не пришла мне в голову. Я не просто скверно стреляю из пистолета, я никогда в жизни не стрелял из такого оружия. Но я в него попал, и будь я человеком религиозным, то искренне бы поверил, что ту пулю направило божественное провидение. Я увидел, как Комсток падает, и замер от ужаса. Потом, к своему изумлению, я узнал человека, склонившегося над телом, – это был Литлтон. Вид полицейского привел меня в чувство, я сел в автомобиль и уехал. Я вообще не видел упомянутого вами констебля.
– С его стороны вам ничего не грозит, – заверил Уимзи. – Пожалуй, смерть Комстока с той машиной свяжут еще не скоро, а тогда уже след остынет.
Сэр Филипп слабо улыбнулся:
– Знаете, я не могу сожалеть о содеянном…
– Сожалеть? Простите мне такие слова, сэр Филипп, но это лучшее, что вы сделали в жизни. Жаль, что нельзя сообщить миру, чтобы вы вошли в историю и стали легендой. Потомки заздравную станут петь, горланя что есть сил, как храбрый министр взялся за плеть, как сэр Филипп злодея сразил. Но, увы, придется держать рот на замке. К тому же большой опасности для вас нет. Ведь если дойдет до худшего и вас все-таки схватят за убийство, вы всегда можете выписать себе помилование, верно? Или не можете? Любопытный юридический казус. Надо будет предложить его Мерблсу, когда его увижу.
Назад: Глава 2 Глэдис Митчелл Сэр Джон выходит на сцену
Дальше: Глава 4 Дороти Л. Сэйерс Заключение мистера Роджера Шерингема