Первым побуждением Рэймонда было бежать куда глаза глядят, подальше от дома и любопытных взглядов его обитателей. Он был раздавлен и не знал, что делать, чувствуя себя, как человек, который, выжив после землетрясения, вдруг увидел, что дом его разрушен, и все, над чем он трудился всю жизнь, пошло прахом. Рэймонд уже собрался выйти в сад, когда его остановил Рубен:

– Если вы уже разобрались с отцом, то, может, займетесь теперь Тайдфордом. Он уже минут двадцать дожидается вас в конторе.

Рэймонд, взявшийся за железное дверное кольцо, растерянно уставился на Рубена. Сейчас он был так далек от повседневных забот, что визит арендатора не имел для него никакого значения.

– Тайдфорд? – переспросил он.

– Что на вас нашло? – сурово проговорил Рубен. – Хорошенькое дело! Теперь, если хозяин вдруг умрет, мы будем знать, чьих это рук дело.

Рэймонд провел рукой по глазам, словно хотел стереть красный туман, застилавший его взор.

– Прекрати болтать! О Тайдфорде я совсем забыл.

Отпустив кольцо, Рэймонд двинулся по широкому коридору в контору. Теперь он вспомнил, что сам назначил Тайдфорду время. Какие бы катаклизмы ни сотрясали его жизнь, от повседневных дел никуда не денешься. Он немного постоял у двери конторы, чтобы оправиться от пережитого кошмара и вспомнить, по какому делу к нему явился Тайдфорд. Сев за стол, Рэймонд удивился своему спокойствию – руки больше не тряслись, и голос звучал твердо. Беседуя с Тайдфордом, он чувствовал, как к нему возвращается его прежняя уверенность, и когда через полчаса проводил посетителя из конторы, то был вполне готов заняться хозяйством. Но мысли постоянно возвращались к той страшной тайне, которая перевернула его жизнь. Рэймонд отказывался верить в нее, словно скованный какими-то незримыми цепями. Ему по-прежнему хотелось бежать из дома, подальше от людских глаз, забиться в какой-нибудь угол и пережить там свое несчастье в одиночестве. Покончив с делами, он двинулся на конюшню, где приказал седлать своего любимого коня. Пока Рэймонд ждал, Уинс успел пожаловаться ему на одного из конюхов, и он без промедления решил проблему. Когда лошадь выводили из стойла, в конюшню явился Барт и попытался обсудить с Рэймондом проблему неправильно растущей щетки за лошадиным копытом, но тот не стал слушать и, вскочив в седло, поскакал в сторону конезавода.

Но там он не остановился, а стал подниматься к реке.

Воздух был прозрачен и чист, дул легкий восточный ветерок, высоко в небе плыли кудрявые белые облака. В долине было жарко, но от реки тянуло прохладой. Вдали темнели горы в окружении острых пиков скал. Свернув с дороги, Рэймонд пустил коня в легкий галоп. Обогнув старые торфоразработки, он переехал через ручей, впадавший в реку Мур, и через две-три мили его взору открылась тихая гладь озера Дозмери с его низкими пустынными берегами. Рэймонд с детства любил это место и теперь приехал сюда, чтобы посидеть на заросшем тимьяном берегу рядом с таинственными водами и спокойно подумать о том, что с ним произошло. Но, стреножив коня, он почувствовал, что не сможет усидеть на месте, и стал ходить, пощелкивая кнутом. В ушах до сих пор звучал глумливый голос отца. Прошло довольно много времени, прежде чем Рэймонд немного успокоился. Теперь он стал припоминать множество случаев и мелких деталей, которые ничего не значили сами по себе, но, собранные вместе, складывались в картину, от какой сжималось сердце.

Этот слепящий калейдоскоп незначительных фактов, свидетельствовавших о его незаконном рождении, быстро угас, сменившись растерянностью и отвращением. До него наконец дошел истинный смысл отцовских слов. Если старик сказал правду – а в глубине души Рэймонд все еще не мог в это поверить, – он никогда не станет настоящим владельцем Тревеллина, даже если Пенхаллоу вдруг соизволит унести эту тайну в могилу. Но сам-то он будет помнить об этом всегда. Его страстная любовь к Тревеллину, гордость своим происхождением в один миг превратились в пустой звук. Он лучше любого из братьев может управлять поместьем, а теперь ему придется испытывать постоянный страх, что кто-нибудь случайно разоблачит обман и низвергнет его с пьедестала. Да и сам Пенхаллоу, раз нарушив многолетнее молчание, вряд ли удержится от того, чтобы лишить его права наследовать поместье. Будет тянуть время, чтобы держать сына в рабском повиновении. Ведь ему нужен управляющий, который не только разбирался бы в хозяйстве, но и безропотно терпел все его сумасбродства и расточительство. А незаконный сын, как никто, годится на подобную незавидную роль. Однако Рэймонд не сомневался, что в итоге на его месте окажется Ингрэм.

Мысль, что Ингрэм станет хозяином поместья, ранила его в самое сердце. Хотелось броситься на землю и корчиться там от боли, царапая ногтями сладко пахнущий торф, словно это могло облегчить душевные муки. Рэймонд снова погрузился в ночной кошмар, в котором Ингрэм, заняв его место, наслаждался плодами своего экономного хозяйствования, а он влачил жалкое существование прихлебателя, живущего на выделенное ему пособие. Однако извивы человеческого сознания бывают столь непредсказуемы, что отвращение, с которым он взирал на этот образ, развеяло туман его больных фантазий. Рэймонд начал смеяться, сначала тихо, потом все громче, и наконец его смех превратился в сумасшедший хохот, от которого его мирно пасущийся конь поднял голову, испуганно прядая ушами.

Однако истерический смех пошел Рэймонду на пользу. Вытерев слезящиеся глаза, он почувствовал облегчение, словно из груди у него вынули кусок железа. Вернулась способность здраво рассуждать и смотреть в будущее без безотчетного ужаса, лишавшего его разума. Рэймонд начал искать противоречия в чудовищных воспоминаниях отца, которые ставили бы под сомнение их правдивость. Вскоре пришел к выводу, что подтвердить или опровергнуть данную историю может лишь один человек, и недолго думая вскочил в седло и помчался в Бодмин.

Прискакав в «Азалию», он отдал своего коня на попечение садовника, подстригавшего траву на главной аллее, а сам побежал к дому и нажал кнопку звонка. Дверь открыла пожилая горничная, провела Рэймонда в гостиную и отправилась искать мисс Оттери.

Прежде Рэймонд, потрясенный тем, что он не имеет к Рейчел Пенхаллоу никакого отношения, совершенно не думал о женщине, которая, вероятно, являлась его матерью. Но теперь, когда он стоял в душной, заполненной мебелью комнате в окружении кошек, канареек и застекленных шкафчиков с фарфором, его вдруг пронзила мысль, что Делия имеет полное право называть его своим сыном. Мысль эта была столь невыносима, что Рэймонд чуть не обратился в бегство. Однако справился с собой и, пробравшись между пуфиками, тонконогими столиками и кошачьими корзинками к эркеру, стал смотреть на ухоженный садик за окном.

У него за спиной открылась дверь, и Делия произнесла:

– Милый Рэймонд! Какой сюрприз! Так неожиданно – нет, ты не подумай, мы всегда рады тебя видеть, дорогой! Я помогала Финису мыть его фарфор. Это большая честь для меня, он никому не позволяет притрагиваться к своей коллекции. Извини, что я в халатике, хотя мужчины и не придают значения таким вещам.

Рэймонд вздрогнул. Повернувшись, он стал напряженно изучать ее внешность. Она была довольно плачевна. Взлохмаченные волосы, с которыми не могли совладать многочисленные шпильки, причудливо торчали в разные стороны. Цветастый халат не соответствовал ее возрасту и увядшей внешности. Делия обожала кружева и даже к халату ухитрилась пришить какое-то жалкое кружевце. Она была настолько похожа на высохшую старую деву, что Рэймонд готов был в голос кричать, что это не его мать.

Делия двинулась к нему. Рэймонд стоял спиной к свету, и она не сразу заметила, насколько он бледен. Она мило болтала, называя свернувшуюся на стуле кошку «противной киской», а поющую в позолоченной клетке канарейку «моей драгоценной Тимми» и призывая Рэймонда обратить внимание на парочку волнистых попугайчиков, воркующих по соседству с ним. Приблизившись к нему, она подставила щеку для поцелуя, но так и не дождалась его. Рэймонду потребовалась выдержка, чтобы не оттолкнуть Делию подальше от себя.

– Я приехал поговорить с тобой, – глухо произнес он.

Делия по-прежнему не замечала, что с ним творится. Он всегда отличался резкими манерами, и она не заподозрила ничего дурного.

– Как же я рада видеть тебя! Ты уже сто лет у нас не был. Не считая того раза, когда ты подвез меня на машине. Но я прекрасно понимаю, что у тебя много дел и времени в обрез. Но я хочу рассказать тебе о Дики! Ты помнишь, я советовалась с лавочником – такой милый человек – относительно его здоровья?

– Я приехал поговорить с тобой, – повторил Рэймонд. Нижняя губа у него задрожала. – Не знаю, как начать.

Он в отчаянии оглядел комнату со всеми этими попугайчиками и кошками.

– Теперь, когда я здесь… Нет, не могу!

Делия близоруко прищурилась, и на лице ее отразилась тревога. Теперь она наконец обратила внимание, каким измученным он выглядит, и невольно отступила.

– Конечно, дорогой! Конечно! Хотя я не представляю, о чем… Давай я принесу тебе чего-нибудь выпить! Стаканчик хереса и печенье. Финис будет счастлив увидеть тебя! Он только на днях спрашивал… Ой, я даже не предложила тебе сесть!

– Спасибо, не надо. Я приехал из-за того, что мне рассказал отец. Ему я не очень верю – он может наболтать чего угодно. Но я должен выяснить правду, и ты единственная, кто ее знает… Ах нет, еще Марта, пропади она пропадом!

Делия смертельно побледнела и отшатнулась от Рэймонда. В глазах ее мелькнул ужас.

– Не знаю, о чем ты! – вскрикнула она. – Дорогой мой, тебе нехорошо? Ты сам не свой. Сядь, прошу тебя. Я позову Финиса. Ты, наверное, очень устал. Выпей стаканчик хереса!

Рэймонд продолжал стоять, пристально глядя на нее. Он заметил, что нос у Делии блестит, а на волосах висят шпильки. Ему казалось, будто все это происходит с кем-то другим. Испуганное лицо Делии было достаточно красноречиво. Никакого другого подтверждения уже не требовалось, но он не мог заставить себя уйти. Ситуация была столь нелепой, что он просто не знал, как себя вести, и продолжал стоять, как некий чужеродный предмет в комнате, полной женских безделушек. Горло сдавило словно обручем, и Рэймонду пришлось пару раз сглотнуть, чтобы произнести хоть слово. В груди у него бушевал пожар, однако голос прозвучал бесстрастно:

– Так, значит, это правда. Ты моя…

Почувствовав, что не может произнести это слово, он изменил фразу:

– Ты мне не тетка.

Закрыв лицо руками, Делия разрыдалась.

– О, Рэймонд, Рэймонд!

Он смотрел на нее и думал, что у нее нет особых причин для отчаяния. Это ведь его жизнь пошла под откос, и вряд ли она сейчас оплакивает ее. В его всепоглощающем горе не было места для сочувствия к женщине, которая сорок лет назад пережила драму и все эти годы влачила жалкое существование. Рэймонд не чувствовал к ней ничего, кроме ненависти.

Делия упала в кресло, продолжая всхлипывать и тереть опухшие глаза. Посмотрев на Рэймонда, она снова залилась слезами:

– Мне так жаль! Прости меня, дорогой!

Ее пустые слова разозлили его еще больше.

– Простить тебя? – бросил он. – Поздновато просить прощения.

– Я не знала… не хотела… я всегда тебя любила!

Рэймонд сжал хлыст, который держал в руках. С его губ были готовы сорваться горькие обидные слова, но он сумел сдержаться.

– Прекрати! – сказал он.

– Если бы ты знал… я сделала все, что смогла…

– Нет, – возразил Рэймонд. – Ведь женщины умеют избавляться от нежеланных детей? Можно задавить ребенка своим телом в постели или придумать что-нибудь еще. Разве трудно было от меня избавиться?

Делия с ужасом уставилась на него.

– Как у тебя язык повернулся? Это грех… Ты не должен так говорить!

– Грех? А подсунуть меня своей сестрице – не грех? Чтобы я вырос в неведении… Господи, что же ты наделала!

– Но Рейчел же обещала! – с отчаянием воскликнула Делия. – Это она все устроила! И дала слово, что никто никогда не узнает. Адам не имел права рассказывать тебе!

В голове у нее мелькнула ужасная мысль. Испуганно всхлипнув, она забилась в угол кресла.

– Зачем он это сделал? Почему?

– Какая разница?

– Так что у него на уме?

– Не знаю.

Делия вскочила, зацепившись ногой за ковер.

– Но как он мог? Он не должен был говорить! И это после стольких-то лет! Адам же обещал!

Делия сделала несколько шагов, протягивая к Рэймонду трясущиеся руки. Но он быстро отгородился от нее столиком с безделушками. Его передернуло от мысли, что эта женщина может прикоснуться к нему.

– Я не знаю, что он задумал. Да это и не важно. Достаточно того, что теперь мне все известно. Нам не о чем говорить. Я приехал, чтобы узнать правду. И я ее узнал. Вот и все.

Рэймонд двинулся к двери.

– Не уходи! Я не представляю, что теперь делать!

– Я тоже не представляю, – жестко ответил он. – Возможно, когда я привыкну к мысли, что я лишь один из отцовских ублюдков, мне будет легче сориентироваться.

– О нет, нет! – растерянно шептала Делия, протягивая к Рэймонду руки.

Но он вышел, не оглянувшись, и через минуту она услышала удаляющийся топот копыт.