Глава 30

Летом Фульк и Мод присутствовали еще на одном бракосочетании. И какой же это был контраст по сравнению со свадьбой ле Вавасура, которую они посетили исключительно из чувства долга. Это торжество принесло им неподдельную радость. Барбетта выходила замуж за молодого валлийского дворянина, сына Мадога ап Риса – того самого, который остановил Фулька и его братьев, когда они в поисках принца Лливелина впервые отправились в Уэльс.

Хотя у самой Мод живот был уже большой, она настояла на том, чтобы сопровождать Барбетту на церемонию в замок Долвидделан. В конце концов, рассуждала она, сейчас еще только середина июля, а ребенок должен появиться на свет в сентябре.

На путешествие в пятьдесят миль Фицуорины выделили два дня, чтобы Мод могла отдыхать по дороге. Так что у них было время полюбоваться на величественные уэльские пейзажи: темно-пурпурные холмы и узкие бурные водопады, прорезавшие себе путь по отвесным склонам гор. Грейсия, новая служанка Мод, с открытым ртом глазела на вершину горы Мойл-Шабод, нависающей над башнями замка Долвидделан. Девушка родилась и выросла в Восточной Англии, в одном из поместий Хьюберта Уолтера, и горы видела впервые.

Фулька забавляло ее изумление.

– Погоди, то ли еще будет, – объявил он. – В Уэльсе есть гора Ир-Уитва, вершина которой возвышается над облаками. Недаром валлийцы называют эти горы Эрери, что в переводе обозначает «Орлиные».

– По мне, так в Уиттингтоне лучше, – сказала Грейсия с присущей ей монотонной интонацией и угрюмо-недоверчиво глянула на гору, словно ожидая, что та вот-вот обрушится ей на голову.

– Рада это слышать! – воскликнула Мод. – Если тебе больше нравится в Уиттингтоне, то, надеюсь, ты не бросишь меня, чтобы сбежать с валлийцем, как это сделала Барбетта. – И она улыбнулась своей новой служанке, давая понять, что это всего лишь шутка.

Свадебный пир получился хоть куда, все повеселились от души. Три дня спустя Мод и Фульк собрались обратно домой, в Уиттингтон. Мод обняла Барбетту, а та напоследок всплакнула у нее на плече. Как-никак они целых одиннадцать лет провели вместе, выросли из девчонок во взрослых женщин и стали близкими подругами. Так что расставание казалось мучительным.

– Я пришлю тебе весточку, как только ребенок родится, – пообещала Мод.

Барбетта улыбнулась сквозь слезы:

– Да благословит вас Бог, миледи…

Погода благоприятствовала путешествию, и к полудню Фульк и Мод, преодолев приличное расстояние, остановились в Корвене – перекусить и дать лошадям отдохнуть. Мод втайне радовалась передышке. Последнюю милю ее мучили боль в спине и тяжесть в низу живота, но когда муж спросил, все ли в порядке, она кивнула и выжала из себя улыбку.

В поселении имелся постоялый двор, где им подали мед и пенистый золотой эль с ячменным хлебом и сыром из овечьего молока. Обедали на улице, во внутреннем дворике, под раскидистыми ветвями яблони. Мод не слишком проголодалась, но сделала вид, что ест с аппетитом. Хависа, как обычно, быстро и с азартом умяла свою порцию, а вот Ионетта изящно откусывала маленькие кусочки: можно было подумать, что она брала уроки этикета у придворных дам.

Наблюдая за дочерьми, Фульк дивился тому, насколько они разные. «Принцесса и крестьянка» – так он их называл. Хависа оставила отца и решительно взобралась на колени к дяде Филипу. Из-за одинакового цвета волос их частенько принимали за отца и дочь.

– Ну и аппетит у моей племяшки, – усмехнулся Филип. – Ну прямо как у Ричарда.

– Будем надеяться, что до его габаритов она не дорастет, – хохотнул Фульк.

С Фульком и Мод на свадьбу поехали только Филип и Уильям, трое младших братьев охраняли сейчас стены Уиттингтона. Толстяк Ричард вообще не слишком любил путешествовать. А Иво с Аленом очень дружили и старались всегда держаться вместе.

Мод прижала руки к раздувшемуся животу, скрытому плотной тканью синего сюрко, и подумала, что если кто сейчас и напоминает Ричарда, то это она сама. И снова, в который уже раз, поймала на себе взгляд хозяина постоялого двора. Они с женой исподтишка наблюдали за гостями на протяжении всего обеда. Сперва Мод подумала, что это объясняется элементарным любопытством: в такой глуши каждый новый человек – событие. Но теперь она призадумалась. Да, безусловно, было на что поглазеть: богатая одежда, кольчуги и оружие – но все равно хозяева разглядывали их слишком уж пристально. Мод даже стало немного не по себе.

И тут трактирщица что-то проговорила мужу на ухо. Он покачал головой и быстро скрылся в доме. Воинственно скрестив руки и явно приготовившись к сражению, женщина последовала за супругом.

– Мне жаль этого бедолагу. Говорить, что Глава семьи – мужчина, может только неженатый человек, – усмехнулся Фульк. – На самом деле всем заправляют женщины.

– Это тебе по собственному опыту известно? – язвительно поинтересовалась Мод. Она тоже не сомневалась, что трактирщица своего добьется.

Несколько минут спустя та вышла на улицу, сжимая в руках метлу, и принялась остервенело мести двор. Мужа ее видно не было.

– Наверное, отходила беднягу до смерти, – прокомментировал Фульк.

– Небось он это заслужил! – отрезала Мод, начиная злиться.

– Все вы, женщины, одинаковы, – горестно вздохнул Фицуорин.

Тут хозяйка трактира перестала мести двор, коротко глянула через плечо в проем двери, а затем стремительно подошла к Фульку.

– Милорд, вам следует знать, что здесь некоторое время назад проезжали вооруженные люди, – быстро сказала она, на уэльский манер склеивая слова вместе. – Я их обслуживала, и, судя по разговору, они собираются устроить засаду на дороге, примерно в миле отсюда. Лучше бы вам ехать другой дорогой.

Трактирщица посмотрела на двух девочек, а затем перевела взгляд на их мать. И выражение лица у хозяйки было при этом такое, что Мод инстинктивно прикрыла живот рукой.

Фульк моментально подобрался, от его веселости не осталось и следа.

– Сколько их? – спросил он. – Как давно это было?

– Больше часа назад, и их по меньшей мере дюжина, – ответила женщина. – Речь шла о группе путешественников с двумя маленькими детьми, которая должна появиться здесь со стороны Долвидделана. Муж считает, что, мол, это не наше дело. – Она метнула взгляд в сторону двери трактира, а потом снова посмотрела на Фулька. – Может, и не наше, но если я вас не предупрежу, грех навечно останется на моей совести – я про детей говорю. У меня, знаете ли, у самой двое маленьких внуков, и дочка опять на сносях.

– Спасибо, хозяйка! – Фульк достал из кошеля серебряное пенни. Трактирщица сперва отказывалась, но он настаивал: – Это не вам, а вашим внукам.

После этого женщина все-таки взяла монету и, поджав губы, продолжила с преувеличенным усердием мести и без того безупречно чистый двор.

– Наверняка один будет нас выслеживать, а остальные залягут где-нибудь в укрытии, – мрачно сказал Фульк. – Притаятся в каком-нибудь подходящем месте по дороге на Уиттингтон и нападут из засады.

– А мы их всех уложим! – рявкнул Уильям, яростно рубанув рукой воздух. – Нас же пятнадцать человек!

– Пятнадцать бойцов, – кивнул Фульк, – две навьюченные лошади, две женщины (одна из которых беременная) и двое маленьких детей.

– Женщины и дети могут подождать тут. – Уильям кивнул на постоялый двор.

– И с ними должны остаться несколько мужчин, – добавил Фульк, – а значит, бойцов будет меньше. Только не говори мне, что можно обойтись без охраны. Слишком уж много желающих захватить в заложники моих жену и дочерей. – (Уильям нахмурился и стал грызть большой палец.) – Возьми Стивена и Ральфа. Поезжайте на разведку, – приказал Фульк. – Мне нужно знать, где именно наши преследователи находятся и куда движутся… а также кто они такие.

Мод проводила взглядом Уильяма и его товарищей, которые сели на коней и ускакали. Она вдруг почувствовала, что на глаза наворачиваются слезы. Невыносимо болела спина, и Мод сейчас хотелось только одного: обрести тихое пристанище, где можно лечь и отдохнуть, не заботясь об опасностях. Но пока что эта перспектива была столь же далекой, как и луна.

Фульк прикрыл ладонью руку жены и сжал ей пальцы. Потом встал и пошел за лошадьми. Мод следила за ним глазами, и сердце ее ныло от любви и страха.

Вместо того чтобы поехать по дороге, ведущей на Лланголлен, где можно было остановиться на вечерний отдых, Фульк повел свой отряд на северо-восток, вдоль реки Авон-Морвинион. Мод стискивала зубы и мужественно терпела тряску, когда лошадь пробиралась по узкой тропке. Ноющая боль в спине стала режущей. Мод приказала себе не обращать на это внимания. Она пела девочкам песни и качала на руках Ионетту, чтобы та не капризничала. Утроба была натянутой, как барабан, боль становилась все сильнее, и Мод закусила нижнюю губу и сжала поводья так крепко, что побелели костяшки пальцев.

Сзади их нагнал скачущий галопом всадник. Заслышав приближающийся звук копыт, Фульк напрягся, и рука его потянулась к мечу. Но, узнав во всаднике Ральфа Граса, он расслабился.

– Какие новости? – спросил Фицуорин, разворачивая коня.

– Преследователи залегли в чаще у дороги на Лланголлен, милорд! – сообщил Ральф, сверкая глазами из-под края шлема. – А ведут их Генри Фернел и Гвин Фицморис.

Фульк тихо выругался, хотя приблизительно этого и ожидал. Ну разумеется, Фернел и Фицморис. Чтобы свалить его, они воспользуются любой подвернувшейся возможностью. Фульк настороженно посмотрел на Ральфа:

– А где Уильям?

Рыцарь отвел глаза в сторону и кашлянул:

– Он решил, что пара лишних лошадей не помешает. Сказал, мол, наутро догонит вас в Уиттингтоне.

Фульк со стоном повернулся к жене:

– Мой братец никогда не переменится! Уильяму мало выследить врагов и уйти, ему надо еще и украсть их лошадей!

Но Мод сейчас было не до Уильяма.

– Сколько еще нам ехать, чтобы оказаться в безопасности? – спросила она, потирая спину.

– Что случилось? – насторожился Фульк.

– Ничего страшного. Просто устала от седла, и ребенок кувыркается в животе.

Увидев, как встревожился муж, Мод тут же пожалела о своих словах.

– Мы поедем на монастырскую ферму в Каррег-и-Нанте, – ответил Фульк. – А утром вернемся той же дорогой и поедем в Уиттингтон. До фермы недалеко.

Он взял у жены Ионетту, пару раз подкинул малышку, пока та не засмеялась, а потом передал Грейсии.

Отряд снова двинулся в путь, но через четверть мили Мод поняла, что дальше ехать не может. Боль в животе стала просто невыносимой. Когда лошадь, выбирая дорогу по берегу реки, споткнулась о незаметную выбоину, Мод не сумела сдержать крик.

Фульк немедленно оказался рядом:

– Что такое?

Мучительные схватки пронзили все ее тело, и Мод отчаянно вцепилась в поводья, не воспринимая ничего, кроме боли.

– Милый, – выдохнула она, когда ее отпустило, – похоже, у меня начались роды!

Фульк в ужасе посмотрел на жену. Она заметила его панику и, как бы тяжко ей в этот момент ни было, не смогла сдержать улыбку. Забавно все-таки, как пугаются в таких случаях мужчины, даже самые отважные и мужественные из них.

– До Каррег-и-Нанта всего ничего – меньше пяти миль, – сказал он.

– Хоть пять миль, хоть пять тысяч – для меня это сейчас одинаково далеко.

В животе снова сжалось, и Мод стиснула зубы.

– Насколько я помню, девочкам требовалось почти по полдня, чтобы появиться на свет. Ты никак не можешь подождать? – неуверенно поинтересовался Фульк.

– Я бы с удовольствием, – проговорила Мод, собирая последние остатки разума, пока боль снова не вгрызлась в нее, – ребенок не может.

И тут, словно в подтверждение своих слов, на самом пике схватки Мод испытала какое-то странное ощущение: почувствовала, как будто внутри ее что-то рвется, и вдруг ее платье, седло и лошадь окатило жидкостью: это отошли воды.

Фульк разразился потоком богохульств. Спрыгнув с коня, он бросил поводья одному из рыцарей.

– Отведи мужчин в сторону, – приказал он. – Разожгите костер и вскипятите речной воды.

Потом повернулся к Мод и осторожно снял ее с седла.

Она слышала, как Фульк говорит с Грейсией, смутно чувствовала, что ее несут к воде и кладут на одеяло.

– Не надо, – задыхаясь, проговорила Мод, – прибереги одеяло. Тебе оно потом понадобится.

Фульк убрал одеяло. Грейсия подоткнула намокшие юбки Мод и посмотрела на своего господина.

– Встаньте на колени, милорд, и держите ее. Родильного кресла нет, так что вам придется помогать жене. Это не совсем прилично, но иначе никак.

Сквозь красную пелену боли Мод поняла, что он выполнил указания Грейсии. Мод почувствовала, как Фульк поддерживает ее. Она завела руки назад, нащупала предплечья мужа и вцепилась в него изо всех сил.

Грейсия не была повитухой, но как старшая из десяти детей прежде не раз присутствовала при родах и запомнила, что в таких случаях положено делать. Да и у самой роженицы был опыт. Вот только обе девочки Мод родились в положенный срок, в теплом доме, где было множество слуг. А тут ребенку предстояло появиться на свет на два месяца раньше, среди дикой природы. Если даже младенец и не родится мертвым, то, скорее всего, умрет через несколько часов.

Позывы тужиться были непреодолимыми. Боль сдавливала утробу. Мод сквозь зубы стонала. Фульк застыл за спиной жены, чтобы она могла за него держаться.

– Господи! – дрогнувшим голосом проговорил он, безуспешно пытаясь поднять себе настроение шуткой. – Да это почище любого сражения.

– Это и есть сражение! – охнула Мод. – Сражение женщины, которое редко доводится видеть мужчинам.

Бедняжка опять вскрикнула, новая схватка сотрясла все тело.

– Тужься! – закричала ей Грейсия. – Я вижу головку!

Мод выругалась. Она верещала, как лисица, и царапала Фулька ногтями, оставляя у него на предплечьях глубокие полумесяцы.

– Почему мама кричит? – послышался со стороны разбитого мужчинами лагеря тоненький испуганный голосок Хависы.

В ответ донеслось неразборчивое бормотание: кто-то успокаивал малышку.

Мод крепко закусила нижнюю губу: нельзя пугать девочку. Облегчить душу в крике – даже этого она не могла себе позволить. Следующая схватка захлестнула ее с неистовством мощного прилива.

– Тужься! – наперебой заставляли роженицу Фульк и Грейсия.

Мод крепко зажала в горле крик: сейчас-сейчас, осталось уже совсем немного. И вот она наконец почувствовала, как ребенок, вместе с внезапно хлынувшим потоком, горячим и скользким, выскользнул из утробы. И тут же послышался тоненький плач.

«Значит, живой», – подумала Мод, оседая на Фулька и тяжело дыша от напряжения.

– Мальчик, – робко сообщила Грейсия, размотав пуповину между ног ребенка. – Милорд, у вас сын!

Обе старшие девочки родились здоровенькими и крепенькими. По сравнению с ними этот новый человечек был на диво слабеньким и маленьким. Он тихо и жалобно плакал и между выдохами легонько икал.

– На освежеванного кролика похож, – заметил Фульк и, взяв одеяло, которое Мод велела ему приберечь, завернул новорожденного в один из углов.

– Если позволите, ваш нож, милорд, я перережу пуповину, – сказала Грейсия.

Оторопевший Фульк безропотно вручил ей оружие. Служанка пошарила под одеялом, резанула и перевязала пуповину.

Фульк вернул младенца Мод. Она осторожно приняла сына. Он был очень маленький и невероятно легкий. «И правда, – подумала она, – смахивает на освежеванного кролика».

– Мальчика надо окрестить, – сказала она и проглотила комок в горле. – Если он… Если он вдруг умрет, я хочу, чтобы на нем была благодать Божья.

– Наш сын не умрет! – решительно заявил Фульк, словно усилием воли мог сохранить младенцу жизнь.

– Миледи, где же взять священника? – горестно вздохнула Грейсия. – Тут я вам ничем помочь не могу.

– Я хочу, чтобы его немедленно окрестили… – У Мод дрогнул голос.

Это было самое большее и самое меньшее, что она могла сделать сейчас для своего ребенка. Она прижала малыша к себе покрепче, чтобы согреть. Все его крохотное тельце покрывал блестящий, похожий на воск сероватый налет, отчего младенец казался бледным, как труп. На глазах у Мод от изнеможения блестели слезы. Утроба болезненно сжималась, и Мод почувствовала, как между ног у нее соскользнул послед.

– Роджер де Уолтон готовился в священнослужители, но рукоположен не был, – сказал Фульк. – Думаю, он сойдет за священника, никого лучше у нас все равно нет.

И, оставив женщин, Фицуорин пошел к костру, а через пару минут вернулся в сопровождении молодого рыцаря. Де Уолтон опасливо взял ребенка на руки, а Фульк тем временем наполнил рог водой из реки.

– Как вы его назовете? – спросил де Уолтон, и его лоб под копной светлых волос пробороздили тревожные складки. Роджеру казалось, что он держит в руках туго надутый шарик из свиного пузыря, и этот шарик каждую секунду может лопнуть.

– Как и его отца, – прошептала Мод.

Фульк кивнул и дал знак де Уолтону.

Когда холодная речная вода закапала малышу на лоб, хныканье превратилось в оглушительный негодующий рев. Роджер де Уолтон смущенно пробормотал слова обряда и отдал ребенка обратно Фульку.

– Надо же, как вопит! Этот явно намерен цепляться за жизнь, – заверил Фульк жену. – Посмотри только, какой сильный!

Мод уловила в его голосе радость и гордость. Оттого, что малыш кричал с такой мощью, и оттого, что обряд крещения свершился, страхи Мод поутихли. Может, она просто неправильно подсчитала сроки? Их сын был, конечно, маленький и щуплый, но все равно слишком активный для младенца, родившегося на два месяца раньше срока. Однако к облегчению примешивалась тревога: они застряли неизвестно где, им грозила погоня, и до ближайшего приюта оставалось еще несколько миль. Кажется, самую густую чащу отряд уже миновал, но вокруг еще росло много деревьев. А Мод вымоталась просто до изнеможения.

Утром они медленно, с остановками, доставили Мод на ферму в Каррег-и-Нант. Для молодой матери соорудили носилки из веток и одеял, поскольку ехать верхом, даже в дамском седле, ей было слишком опасно. Хотя роды прошли быстро, она потеряла много крови и была бледной, как беленый лен, а под опухшими от усталости глазами залегли черные круги. Перевезти жену на следующий же день в Уиттингтон, как намеревался Фульк, не представлялось возможным. Он тревожно вглядывался в лицо супруги, когда они въезжали в ворота фермы. Большую часть пути она была молчалива и на все его попытки заговорить отвечала односложно. Ребенок уже пару раз прикладывался к материнской груди и, несмотря на то что родился маленьким и щуплым, был явно намерен бороться за жизнь. Так что Фулька гораздо больше беспокоила Мод. Ему невыносима была мысль, что он может потерять ее. Он знал, что женщины часто умирают, рожая детей, – если не во время самих родов, то вскоре после этого.

Монахи выделили Мод крохотную гостевую комнату с тюфяком и жаровней. Ее напоили горячим медом, накормили бараниной и густым ячменным супом, после чего она еще раз дала ребенку грудь и заснула.

– Она поправится, милорд! – тихо сказала Грейсия, желая обнадежить Фулька. Он неподвижно смотрел на спящую жену и бессознательно грыз костяшку большого пальца. – Что ей сейчас нужно, так это покой и сон.

– Покой! – Фульк выговорил это слово, как ругательство. – Думаю, покоя бедняжка не видела с того дня, как умер Теобальд.

Он обвел взглядом голые беленые стены, на которых висели только простое деревянное распятие и омбрий – шкафчик для священных сосудов, с деревянной дверцей и на металлических петлях. Да, здесь Мод был обеспечен покой. Единственными посетителями монахов бывали пастухи. Правда, в редких случаях братия принимала и путешественников – таких, как Фульк.

– Если я убил ее… – еле слышно заговорил он и резко оборвал себя.

– Во имя Христа, Фульк! Перестань терзаться понапрасну, – пробормотала Мод, не открывая глаз. – Меня так просто не убьешь. Я знала, на что шла, когда выходила за тебя замуж. Все будет хорошо! А теперь уходи, бык здоровенный, не мешай мне спать.

– Вот видите, – сказала Грейсия, разводя руками.

Не до конца успокоившийся, но приободренный, Фульк наклонился, поцеловал жену в лоб и вернулся к своим воинам в маленькую трапезную. Оказалось, что в его отсутствие прибыли еще гости. Если раньше ферма была переполнена, то теперь людей здесь стало как в сельдей в бочке. Сходство с рыбой увеличивал и блеск кольчуг, напоминающих чешую, не говоря уже о так и бьющей в нос вони большого количества немытых тел.

– Сир! – Фульк встал на одно колено перед принцем Лливелином, который протолкался вперед, держа в руке кубок меда.

– Встаньте! – велел Лливелин. – Здесь даже дышать места нет, не то что на колени становиться.

– Это точно, сир.

У Фулька упало сердце при мысли, что ему с отрядом придется уехать, чтобы на ферме могла разместиться свита принца. Мод в любом случае надо было здесь остаться. Как бы она ни бодрилась, ей сейчас не проехать и сотни ярдов.

Но Лливелин развеял его опасения:

– К счастью, мы остановились только пообедать и напоить лошадей. Как я понимаю, Фицуорин, вас можно поздравить с рождением сына?

– Благодарю вас, сир!

От Фулька не укрылась настороженность во взгляде принца.

– Мод хорошо себя чувствует?

– Да, сир, правда сильно устала. Роды были быстрыми, но трудными. Ребенок появился на свет слишком рано, но ему это вроде бы не повредило.

– Рад слышать. – Тон Лливелина был натянутым, и Фульк начал беспокоиться уже не на шутку. – Как удачно, что я вас встретил, – продолжил принц. – Это избавляет меня от необходимости вызывать вас к себе. Видите ли, Фицуорин… произошли определенные перемены, и нам надо их обсудить. – Он оглядел забитую народом комнату, поморщился и стал пробираться к выходу. – Полагаю, снаружи нам будет удобнее.

Терзаемый дурными предчувствиями, Фульк последовал за ним. «Произошли определенные перемены» – это звучало несколько зловеще.

По сравнению с душной, насквозь пропахшей потом маленькой трапезной, воздух снаружи казался чистым и свежим, хотя и здесь от загончика с овцами веяло животным духом.

Лливелин глубоко вдохнул, задержал воздух, выдохнул и спросил:

– Вам известно, что я вел с Рёгнвальдом, королем острова Мэн, переговоры относительно женитьбы на его дочери?

– Да, сир.

Фульк недоумевал, какое это имеет к нему отношение: ну возьмет Лливелин в жены дочь Рёгнвальда, и что с того?

– Так вот, переговоры эти закончились ничем, потому что я получил иное предложение: я имею в виду, более выгодное для меня и вдобавок такое, отказаться от которого я не смогу, даже если для этого ужина потребуется самая длинная ложка.

У Фулька начало неприятно покалывать в затылке.

– Король Иоанн предложил мне в жены свою дочь Джоанну, – сказал Лливелин. – Она уже вступила в брачный возраст, и в качестве приданого король намерен отдать мне Эллсмир. Свадьба должна состояться в Шрусбери, накануне дня святого Мартина.

– Поздравляю, сир.

Фульку казалось, что слова душат его, как только появляются во рту. Лливелин, конечно, прав. От такой возможности не откажется ни один человек в здравом уме, и не важно, какой длины ложка ему при этом понадобится. Подобный брак гарантировал безопасность и Лливелину, и Уэльсу. А вот положение самого Фулька в Уиттингтоне делал шатким.

Принц мрачно смотрел на собеседника:

– Я вел с представителями Иоанна долгие переговоры. Между нами будет заключено перемирие. Я не стану совершать набеги на его земли, а он не станет посягать на Уэльс – по крайней мере, некоторое время.

У Фулька на скулах заходили желваки.

– А что же будет со мной, милорд? Вряд ли я стану желанным гостем на вашем бракосочетании.

– Иоанн попросил меня не привечать у себя при дворе его врагов, – вздохнул Лливелин. – А что касается вас… Он даже пообещал увеличить размер приданого, если я представлю ему труп Фулька Фицуорина.

Теперь уже у Фулька похолодела спина.

– Я верой и правдой служил вам, милорд, – срывающимся от сдерживаемой ярости голосом сказал он. – Я верил вам. Так неужели вы собираетесь предать меня и довериться капризу человека, который ни разу в жизни не сдержал обещания?

– Все не так просто, Фицуорин. Я надеюсь сохранить преданность и доверие своих людей, в полной мере платя им преданностью. Но что касается Уиттингтона… Пожалуйста, постарайтесь понять меня правильно. Я не могу позволить себе жертвовать миром и безопасностью всего моего народа ради одного приграничного участка земли, лежащего на самом краю моих владений. Просто не имею права ставить все на карту ради одного человека.

– Я думал, вы другой, – сказал Фульк, чувствуя, как в груди поднимается горечь.

– Я и есть другой. Я наотрез отказался арестовывать или убивать вас. И прямо сказал Иоанну, что вы его враг, а не мой. Но ничем больше я вам помочь не могу. У меня связаны руки.

– И не кем-нибудь, а Иоанном, – бросил Фульк. – Сначала вы говорите о свободе, а потом подставляете руки, чтобы вам их связали!

– Фицуорин, хватит! – предостерегающе возвысил голос Лливелин. – Я изложил свои резоны, и они представляются мне вполне здравыми. Успокойтесь, раздражение ни к чему хорошему не приведет.

– Да уж, точно так же, как и верная служба вам не привела ни к чему хорошему. – Фульк презрительно поднял верхнюю губу. – Мне нет необходимости отказываться от вассальной клятвы, ибо вы уже сами разорвали ее в пользу моего врага. Вы еще пожалеете об этом, милорд. Думаете, вы вступаете в союз? Ничего подобного – вы шагнули в ловушку!

Один из слуг Лливелина открыл дверь и бдительно выглянул наружу, явно обеспокоенный тем, что беседа шла на повышенных тонах. Фульк умолк и опустил кулаки.

– Вы правы, – проскрежетал он, едва сдерживаясь. – Вы изложили свои резоны, и мне остается лишь успокоиться.

Фицуорин развернулся и стремительно зашагал прочь, чтобы не поддаться стремлению выплеснуть негодование.

Вот так, в один миг, он снова стал бездомным разбойником. Теперь Лливелин отдаст Уиттингтон на милость Иоанна, и валлийские горы больше не придут на помощь Фульку и его родным и не защитят их. Придется снова привыкать жить в лесу, полагаясь на поддержку сочувствующих или врагов Иоанна. В горле стоял горький комок. Он потерял родовое поместье в тот самый день, когда у них родился сын. Битву надо было начинать сначала, а у него больше не оставалось сил.

Прошел целый час, прежде чем Фульк в достаточной степени успокоился, чтобы вернуться в гостевой дом к детям и Мод. Она спала на кровати. Косы поблескивали на грубой, набитой папоротником подушке. Спеленутый младенец лежал рядом с нею, в импровизированной колыбельке, сплетенной из ветвей ивы. Фульк посмотрел на лицо жены, на темные круги под глазами, на хрупкий лоб, скулы и подбородок. Он знал, что по большей части хрупкость эта мнимая: вообще-то, Мод крепкая, как лошадь, однако рождение одного за другим троих детей, особенно если принять во внимание обстоятельства последних родов, лишили бедняжку сил. Разве может он предложить супруге жить разбойничьей жизнью, когда сейчас ей нужны отдых и уют? И как потащит он за собой троих маленькие детей, младший из которых родился раньше срока? Подобная безответственность, скорее всего, обернется трагедией. Фульк вновь принялся грызть палец, который уже и так натер зубами, и, отвернувшись от кровати, посмотрел на дочек, игравших в углу с Грейсией. Нет, он просто обязан обеспечить жене и детям нормальную жизнь.